Модуль начал стрелять лишь с десяти метров, подобравшись максимально близко, раз уж противник это позволял. Судя по его скупым выстрелам, боезапас у него был на исходе и он растягивал его, как мог.
Я зашел в помещение и пошел напрямик к столу.
– Я тут заплутал, короче, – сказал Богослов из рации. – Давай, бери что можешь и убирайся оттуда, две минуты. Ждать нас никто не будет.
– Понял, справлюсь, – ответил я и поменял направление.
Желтый огонек волновал меня сейчас больше, чем то, что находилось на столе. Они явно паковались, думали, что успеют уйти. Или не думали, а лишь делали что‑то по приказу. Но это – всего лишь деньги, или бриллианты, или еще какой‑то мусор. Все равно.
Я подошел к человеку, подвешенному на дыбе, снял звено цепи с костыля, за который его зацепили, и, стараясь быть острожным, опустил парня на пол. Развязал руки.
И тут же оказался отброшен в сторону мощнейшим ударом. Призванным меня убить, между прочим. Вот и делай людям добро после этого. Если бы не стекло шлема, которое хоть как‑то замедлило его руку, он точно сломал бы мне челюсть. Мне и так прилетело совсем неслабо, но хотя бы я еще мог говорить.
– Стоять! – крикнул я, для верности отступив еще на пару шагов и нацелив на него автомат. – СБ корпорации! Стоять!
Плакали мои карты местности. Плакал видеопоток с модулей. Картинка снизу стекла сменилась трещинами, одним выбитым куском и мерцающим изображением, лишь мешающим смотреть. Я поднял забрало. О видеоподдержке можно было забыть.
– Кто ты? – спросил я.
Парень свалился обратно на бетонный пол. Похоже, его пыла хватило лишь на один удар. Видимо, он очень давно к нему готовился, даже плохо соображая, что творится вокруг. Только теперь я понял, что одна из его ног сломана во многих местах. Поэтому вообще непонятно, как он на ней простоял даже несколько секунд.
|
|
– СБ корпорации, – эхом ответил он. – «Генная логика». Группа специальных операций. Мы попали в ловушку. Всех положили, сразу. Лучше бы всех. Трое выжило. Нам что‑то начали вкалывать, что‑то из этих, из ботов для этих киборгов из «Наноздоровья».
Похоже, он посчитал, что я работаю на «Генную логику». Тоже корпорация. Поправлять его я не стал.
– Эти… Один умер сразу. Второй изменился. Совсем изменился. Стал как зомби. Я думал, что это зомби‑бланк, но нет. Он дышал, ходил, нормально ел. И убивал по приказу, меня рвал на куски по приказу. На мне не сработало. На этих… – Экзо мотнул головой, показывая на висящие еще в нескольких местах тела, на аккуратно сложенный на льду штабель с трупами, – …тоже. Но те, на которых у них получалось, менялись. Сильно. Все помнили. Даже что мы друзья, он помнил. И рвал из меня куски.
С противоположной стороны зала послышался шум. Я увидел там еще одну дверь, и кто‑то бежал, видимо, по второй, неучтенной, лестнице прямо сверху.
– Они начали эвакуацию с полчаса назад. Кейс на столе, там все. Забери и уходи. Дай мне оружие.
– Заберу и тебя, – полувопросительно‑полуутвердительно сказал я.
– Не жилец. – Он мотнул головой. – Дай хоть кого‑то еще порву за то, что со мной сделали.
Добежать до стола я успел. Забрать чемоданчик, набитый упаковками с вензелем «НЗ». Стандартная упаковка «Наноздоровья», что пугало. Еще я успел смахнуть лежащее на столе оружие в сторону переломанного парня, кинуть вибромину поближе к дверям, к которым приближались чужие, и отдать спецназовцу пару своих гранат.
|
|
– Убей их всех, – пожелал я ему.
– Поднимаюсь наверх, – крикнул Богослов. – Наши уже уходят. Давай, у тебя минута, иначе пойдешь один.
Мне пришлось чуть ли не подпинывать модуль на обратном пути. И тащить его наверх по лестнице. Я смог оставить умирающего экзо в этом подвале и даже не почувствовал почти ничего. Чувства притупились. Но оставить здесь модуль – это было уже слишком.
Хоть модуль я отсюда вытащу.
Богослов дождался меня, хоть я и опоздал на тридцать секунд.
– Вертолет видели, ушел с крыши? – бурчал кто‑то в эфире. – Вот наверняка самый главный козел все‑таки смылся. Всегда так – стреляешь‑стреляешь, а главный все равно улепетывает.
– Мозги потому что надо иметь, – буркнул кто‑то другой. – Что, Призрак не мог хоть одну ракету приберечь?
Мы отступали в сторону фабрики «Генной логики», огрызаясь от переставших быть согласованными попыток боевиков нас остановить.
– Призрак не мог. Призрак едва сумел своих людей приберечь. И раненых вынести. Призрак не всесилен. – В голосе Призрака слышалась металлическая вежливость человека, который даже и не думает оправдываться, лишь поясняет для полноты картины.
– Ну ничего, почистили мы их знатно. Солдафоны как? – Гот.
– Ругаются на чем свет стоит. Три минуты назад поступил приказ от корпорации сворачивать лавочку. Через девять минут после того, как мы ее и так свернули. Не верят они, похоже, в наши силы, дали нам еще и люфт по времени. Вот мы и выполняем приказ. Армия сюда не полезет. Побоится. Побоится или наших или своих. Местное командование явно подкуплено, но не подкупили же они всех! Могут появиться вопросы, а теперь, после того как защищать им уже некого, они не полезут.
|
|
Оператор помолчал, а потом добавил:
– Так что давайте, вперед. До фабрики минут десять бегом. Они нас ждут. Поглядим, как выглядит гостеприимство экзотиков.
Глава 3
Оператор задумчиво посмотрел на чемодан, набитый футлярами «Наноздоровья», потом повертел мой многострадальный шлем в руках. Сказал:
– Повтори‑ка все еще раз. Помедленней, чтобы ничего не упустить.
– Да два раза рассказал же! Данные со шлема посмотри, командир, – начал я психовать. – Чего нового ты надеешься услышать?
– Да‑да, данные со шлема. Передняя защита повреждена, два касательных удара в затылок – видимо, шрапнель. Пули выбивают осколки из стен, а достается вечно шлемам, да? Данным с такого шлема нельзя верить, понимаешь? Если, как ты говоришь, твой экзо просто кулаком раздробил тебе это стекло, то и остальному нельзя верить. Это стекло пулю может удержать.
– Да знаю я. – Оператор мне не верил, и это меня очень сильно злило. – Но зачем мне врать? Все дословно рассказал.
– И с прочим сходится, – поддержал меня напарник, до этого сидевший в сторонке и соблюдавший нейтралитет. – Организованность, новейшие бланки мышечных усилителей, и еще неизвестно, что там они себе ввели из остального, чего взглядом не определишь. Удивительное упорство. Просто чрезвычайное для гражданских. Именно упорство, а не желание умереть за идею, как у сектантов.
– Кто‑то очень грамотно командовал операцией, до поры до времени, пока мы не отрубили камеры и не выбили большинство из боевиков. – Это говорил уже Тоско. – У всех неплохое оружие, разное, но неплохое, и никакого недостатка в гранатах, гранатометах, дымовых шашках. Их экипировали воевать. Им вводили бланки, чтобы воевать. Но при этом уровень персональной подготовки… слабенький. Такой сразу после учебки бывает. Тощий и то себя лучше показал.
«Ну спасибо», – подумал я.
– И что нам теперь делать? – задал странный для командира вопрос Оператор.
– Доложить и расслабиться, – ответил Бронза. – Какие варианты?
– Ну да, – кивнул Оператор, поднимаясь и подходя к столу. – Кому вот только?
– Не думаю, что у нас куча народу к ним пристала. Может, кто и скурвился, но, наверное, все же только в этом секторе, да и то несколько человек, не больше. Иначе бы давно все просочилось. Да и действовали бы они иначе, – высказался Призрак. – Продали бы эту дрянь вместо кровяных пловцов в магазинах, и дело с концом. Когда делаешь себе укол, никогда не знаешь, что ты на самом деле колешь. Ношпу или цианистый калий. Кровяных пловцов – или вот такое вот дерьмо.
– Ну да, – повторил Оператор, – ну да.
Одновременно он вынул один из футляров и принялся сдирать с него пластиковую упаковку, призванную доказывать конечным потребителям, что товар не вскрывался где‑то в пути. Туфта, конечно. Даже мне не верилось, что подобные культуры ботов могут производить на заводах корпорации.
Я, конечно, ее не идеализировал, но это казалось слишком.
Впрочем, вчера мне бы не верилось, что существование такого бланка вообще возможно. Где могли разработать подобное, если только не в корпорации?
– Но если это не бред умирающего мутанта, – выразил я свою мысль вслух, – то получается, что такую штуку могли придумать только в корпорации.
– Да почему? – удивился Оператор, открывая футляр. Это требовало времени, футляр открывался сам, секунд пять, проверяя предварительно внешние условия, целостность содержимого и лишь после этого начиная неторопливо вскрывать защитные блоки. – Кто угодно мог такую штуку придумать. Корпорация до сих пор скупает кучу патентов у независимых лабораторий. До двадцати процентов от общего числа новых продуктов разрабатывается частниками. Кто там из них что придумает, специально или случайно изобретет, покажет не тем людям… Это всегда непредсказуемо.
Оператор дождался открытия контейнера – и вынул из него стандартный десятимиллилитровый шприц корпорации. Одна инъекция, шприц был сделан так, чтобы после применения вся она оказалась в теле. Большинство из бланков рекомендовалось вводить в вену, кроме специальных локальных культур вроде мышечных усилителей.
Шприц, что достал командир, тоже нельзя было отличить от настоящего. По крайней мере, с того места, где я сидел. Выглядел он точно так же, как и наши. Один в один.
Оператор абсолютно неожиданно приложил шприц спереди к своему бедру и хлопнул по поршню. Когда поршень начинал двигаться, его уже нельзя было остановить. «Ван шот», говорили иногда. Кое‑кто даже так начал называть бланки – шоты, однако это название далеко не всем нравилось из‑за косвенных отсылок к наркоманам.
– Какого… – произнес Призрак, начиная подниматься со стула. Рядом с ним вставал Тоско. Бронза остался сидеть, как и Гот.
Я тоже начал вставать, еще даже точно не зная, для чего.
Удивительно, как много может сделать мозг в критические мгновения. Сколько вариантов предложить, сколько возможностей обдумать. Может, Оператор – тоже часть этого заговора? Вколол себе, скажет сейчас всем, что дрянь безвредна, и заставит уколоться всех? Глупость.
Может, он просто сошел с ума и решил так свести счеты с жизнью? Простое решение всех накопившихся проблем? Теперь наконец‑то кто‑то будет руководить им, а не он остальными? И не надо будет думать?
Может, у него просто дрогнула рука.
В любом случае его надо было нейтрализовать. Связать, приковать наручниками, пока боты не добрались до мозга. Пусть и медленней, чем при введении в вену, но все равно ведь доберутся.
Богослов придержал меня за руку, усаживая обратно.
– Сидите, сидите, – доброжелательно предложил Оператор остальным, небрежно бросая использованный шприц на стол.
– Ты сдурел, что ли? – спросил Тоско, усаживаясь при этом на место. Правда, сделал он это не потому что так его попросил командир, а лишь потому, что посмотрел на спокойно сидящего Бронзу.
– У него там… – шепнул мне Богослов, – …анализатор. Зачетная вещь, но, конечно, редкая. Только у него видел. Закрытая разработка. Целый участок мышечной ткани превращают в нечто вроде изолятора‑карантина‑лаборатории. Если через него вводить бланк, то сначала он проверит безвредность ботов, совместимость их с организмом носителя и лишь потом пропустит их дальше, к крупным сосудам.
– Так, может, он и не определит эти боты как зловредные? – спросил я, так же как и Богослов, шепотом.
– Смотри, – махнул головой напарник в сторону командира.
Оператор достал из кармана нечто, напоминающее короткую указку, зацепился пальцами и вытянул небольшой гибкий экран. Положил этот мини‑компьютер прямо на бедро, туда, где только что, прямо через одежду, ввел себе бланк.
– Боты, что отвечают за анализ и карантин, передают сигнал на небольшое расстояние. Проводят анализ, «советуются» между собой, – тихо пояснял мне Богослов. – Если инъекция вызывает у них подозрения, то могут отправить ее в отстойник. Или уничтожить, если выявится угроза. Но сейчас он задал команду на полную изоляцию и анализ. Так что бланк дальше не пойдет, только по дополнительной команде. Опасно, но не очень.
– А почему не у всех такая? – тут же спросил я.
– Дорогая штука, очень. К тому же – один раз я видел, как она переработала у Оператора бракованный бланк. Он потом две недели ходил‑хромал. Я бы вот такую штуку ставить не стал.
– А я бы стал, – тихо откликнулся я. – Может оказаться полезной в будущем.
– Это да, – легко согласился напарник. – В том будущем, к которому мы идем, она может стать очень полезной. На вот, почитай пока. Анализ не за пять секунд идет.
«То, что видишь, напиши в книгу… итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего… ибо время близко… Иди и смотри… ибо пришел великий день гнева его, и кто может устоять?»[8]Фразы были написаны в разных местах экрана, разными шрифтами, даже разными цветами. От руки, прописными буквами, которые я, дитя компьютерной эпохи, с трудом понимал.
– Что это? – недоуменно спросил я.
Богослов посмотрел мне через плечо.
– Перелистни, – сказал он. – Это так, записи из разных устаревших источников. Честно тебе скажу, считаю, что пора их переписать. От корки до корки. Вместо Библии написать справочник по выживанию. Пригодится.
– Так вот почему тебя прозвали Богословом, – усмехнулся я и перелистнул страницу.
На следующей были лишь гиперссылки, читать которые было бессмысленно, пока я хотя бы не пойму, о чем идет речь. У Богослова, похоже, было весьма оригинальное представление о справочниках.
Я не глядя ткнул в одну из ссылок.
«„Песья радость“. В классификаторе корпорации „Наноздоровье“: инъектируемая нанокультура M12NF (‑1, ‑2, ‑3, ‑4). Четыре различных модификации различаются в основном по уровню благоприобретенной чувствительности объекта. Маркетинговое название „Острый нюх“ не очень прижилось. Однако есть сведения, что распространившееся название „Песья радость“ также было придумано в недрах корпорации, однако не появилось на рекламных плакатах ввиду неоднозначности толкования.
Бланк „Песья радость“ обеспечивает существенное увеличение обонятельных способностей. Рекомендуется для покупки поварам, парфюмерам и лицам других профессий, где непосредственно необходимо очень чуткое обоняние.
Относительно безопасен. В наследуемом варианте не продается, хотя есть несколько подтвержденных фактов спонтанного наследования по материнской линии. Наличие этого бланка в организме можно выявить с помощью простых проверок чувствительности носа, например, проверочной шкалой‑пробником или лабораторными методами. Однако при лабораторном исследовании необходимо учитывать, что боты бланка практически не циркулируют в крови объекта и могут быть обнаружены лишь непосредственно в слизистой оболочке носа…»
– Ничего не понял, – честно признался я. – Ты на досуге пишешь научно‑популярные статьи? И много корпорация тебе за это приплачивает?
– Ты ничего не понял, – подтвердил Богослов. – Ты такой же полуслепой, как и остальные. А время, как говаривали умные люди, время‑то близко. Ладно, позже.
Он замолчал, а Оператор поднялся со стола, на котором уселся в ожидании результатов.
– Ничего зловредного, – пожал он плечами. – Предварительный анализ показывает, что это действительно модификаторы высшей нервной деятельности, но направление модификаций неясно. Ладно, даю команду на уничтожение. Чемодан отдадим наверх, пусть там разбираются.
Фабрика так и оставалась в изоляции, несмотря на наши уверения в том, что остатки бандитов малочисленны и лишены командования.
Охранники не хотели рисковать. Тем более что они, похоже, сейчас больше боялись нас, чем любой внешней угрозы. Приказа не выполнить они не могли, но и ворота нам открыли с явной неохотой. И сейчас большую часть своих и так скудных ресурсов бросили на то, чтобы следить за нами.
Еще бы, банда головорезов‑убийц, механистов, киборгов, роботов, шотоголиков и как нас там еще называли, вооруженная до зубов, обвешанная оборудованием, – и внутри охраняемого ими объекта.
Им было тяжело. Мы для них были людьми с металлической кровью. Теми же врагами, что и снаружи, с той только разницей, что мы им помогали.
Но доверия это никак не прибавляло.
Поэтому они вздохнули с явным облегчением, когда вертолеты за нами наконец прилетели.
– Собираемся, – заявил Оператор. – В гостях хорошо, а дома лучше.
Сложно было спорить.
Об инциденте в подвале Оператор просил не распространяться, а местных мы вообще оставили по этому поводу в неведении.
Перед тем как мы отправились к вертолетам, меня подозвал командир:
– Ты это, отдельно говорю, не болтай. Наверх я инфу отправил, но только Петру Семеновичу. Если кому и верить, то только ему. Так что давай, двигай к вертолету и помни: язык за зубами.
Я кивнул и пропустил его вперед.
Странно, но он не хромал. Может, Богослов приукрасил свой рассказ?
– Меньше всего люблю летать, – ворчал Богослов. – На земле у нас хотя бы видимость, что от нас что‑то зависит. От нашей скорости там, реакции, от того, как хорошо мы работаем и как слаженно. А в вертолете… до первой ракеты.
Богослов выпрыгнул из машины, не дожидаясь полной остановки винтов. Я спрыгнул вслед за ним.
– Поэтому, – он многозначительно поднял палец, – я вожу с собой вот это.
Напарник махнул рукой с зажатым в ней двойным рюкзачком, который вроде как должен был вешаться на спину и на грудь одновременно.
– Парашют? Такой маленький? – удивился я.
– Нет. Система экстренного приземления. Ее вообще‑то для прыжков с многоэтажек используют, но и мы обычно невысоко летаем. Как только запускаешь, быстро выбрасывает ударные тормозные пленки. Те же парашюты, только много, и каждая действует всего долю секунды, лишь слегка тебя притормаживая. Пленки из наноматериала, очень тонкие, так что при активации в пятидесяти метрах от поверхности их срабатывает до сотни. Останавливая падение почти до нуля, но при этом относительно плавно. Полная жесть. И страшно до жути. Летишь к земле, активизируешь и вдруг начинаешь чувствовать, что замедляешься, но при этом тебе кажется, что тебя ничто и не держит. Каждая пленка сбрасывается сразу, ты видишь за собой лишь серебристый хвост. А потом подлетаешь к земле и встаешь на ноги.
– Мне дашь попробовать?
– Из вертолета спрыгнуть? – ухмыльнулся Богослов.
– Можно с высотки, если найдем. Или с вертолета. Только, может, для начала в воду?
– С высоты хоть в воду, хоть в бетон, разница невелика.
– Все ж как‑то спокойней.
– Да. Сейчас иди, сдавай модули. Только не забудь забрать управляющие блоки с выживших.
– С каких выживших? – не понял я. – Ты о двух моих машинках?
– Да, с них. Управляющие модули забери. Завтра собирались привезти новые модели, так что они тебе понадобятся.
– Зачем? Если новые модели?
– Ты хотя бы примерно себе представляешь, какой ИИ в этих дронах? Новичкам всегда дают стартовый, заводской. Если кто‑то… выбывает, то их дронов забирают друзья. Если дронов не берет никто, то они отправляются вместе с владельцем. В могилу, в крематорий или просто в тихий домик в деревне. Кому как повезет. Так вот. Эти ИИ саморазвиваются. Накапливают опыт в реальных схватках. Привыкают к твоей манере ведения боя. Ты и сам в них можешь потом кое‑что подкрутить, если захочешь. Поэтому все стараются забрать мозги дронов с собой, даже при переходе на новую модель. Там, конечно, бывают казусы, когда архитектуру сильно меняют, но вроде у всех современных моделей есть специальная система шлюзования. Так что забери, не забудь. За одного битого дрона двух небитых дают, знаешь ли.
– Ну хорошо. Заберу. – Я пожал плечами. Звучало это слегка странно. Ощущение у меня возникло такое, словно у каждого здесь была своя личная овчарня. И каждый своих собачек любил, холил и старался обучить как можно лучше. А потом, логично предположить, еще и свести поудачней.
Все‑таки у Богослова был какой‑то бланк, позволяющий читать мысли.
– Бывает, пытаются компилировать из нескольких ИИ один. Но в явном виде это не выходит. Зато у нас тут другая забава – обмен тактическим опытом после боев. Информацию о действиях чужого дрона можно купить, закачать своему, и тот сможет ею пользоваться словно военным справочником. Но будет действовать по своему алгоритму. Это я так, упрощаю.
– Купить? – Сегодня для меня был очередной день открытий. – Купить, извините, за что?
– За другую информацию, – пожал плечами Богослов. – Деньги у нас не в ходу, знаешь ли. Обобщенная боевая база все равно каждый раз дается всем. Правда, большинство заливает эпизоды лишь выборочно. Все боятся, что их дроны начнут портачить, и осторожничают. Но еще у нас есть игра. И твои два дрона в нее вступили, раз выжили. Теперь ты можешь продать их базу данных. Конечно, за невеликую цену, но они неплохо себя вели, и кто‑то вполне может решить, что готов дать тебе в обмен копию мозгов одного из своих дронов.
Мы уже подходили к оружейной, и Богослов начал на ходу стаскивать с себя жилет.
– И рейтинг, наверное, есть? – спросил я.
– Есть, – кивнул Богослов. – Один из моих дронов на пятом месте. Шестьдесят семь подтвержденных нейтрализаций, шестнадцать миссий с момента последней гибели. Я тогда решил его восстановить из резервной копии. И не жалею.
– Азимову бы это не понравилось, – буркнул я.
– Азимову? Это который три закона? Ну да. Законы хороши, когда они натуральны, то есть поддерживаются самой природой. Или если их неисполнение влечет за собой такой джихад, что даже самый сумасшедший не рискнет их нарушить. Или если все вокруг такие хорошие, высокоморальные, что соблюдают эти законы за просто так.
– Ну раньше же боевых роботов не делали? – попробовал я поспорить.
– Точно? А может, просто не умели? И потом, скажи мне, что такое робот? Револьвер – это не робот? Жмешь на кнопку – спусковой крючок, получаешь результат. Беспилотники с лазерным наведением – не робот? Ракеты‑то ведь на их указку летели. В чем разница? В наших процессоры появились, а в «Калашникове» их не было? И что? Раз процессор есть, то он сразу кинется три закона робототехники исполнять?
– Прошивка… – Я еще сопротивлялся.
– Давай без идеализма, а? Какая прошивка? Прошивку‑то кто придумывает? Пока мы не разучились убивать, любая наша машина тоже будет это уметь.
– Разучимся когда‑нибудь?
– Нет, – покачал головой Богослов. – Думаю, теперь уже нет. Вымрем раньше.
Глава 4
Когда мир сходит с ума, то поневоле кажется, что ты теряешь рассудок вместе с ним. В ином случае, глядя на то, что творится вокруг, любой нормальный человек сразу наложил бы на себя руки. Ну или сошел с ума. Тем самым считаем теорему доказанной.
Мы выполняли самую грязную работу для корпорации. Чистили переполненные нужники. Скоблили гноящиеся язвы. И там, где удавалось, перевязывали раны.
Но Оператор брал на удивление простые задания. Одно за другим. Словно ждал чего‑то серьезного и берег силы для наступающих событий. Заставляя нас вылетать на миссии только для того, чтобы потренироваться.
Мы только что вернулись с очередной такой «прогулки», когда нам объявили о прибытии новых дронов. Так себе прогулочка, даже не знаю, зачем Оператор за нее взялся. Выбить дверь, вломиться в квартиру в жилом доме, уложить на пол троих.
Даже никого не убили. Даже не сделали ни единого выстрела. Сдали пленных полиции – и все.
А станковый рюкзак с тактическим ядерным зарядом, захваченный в той же квартире, – спецподразделению армии. Тому городку на сорок пять тысяч жителей его бы хватило. В самый раз.
Спасли кучу жизней, но облегчения я не почувствовал. Чему радоваться после того, как увидел, насколько просто в любой из квартир любого города может оказаться устройство, способное разом решить все проблемы окружающих? Богослов как‑то показал мне сводку армейской разведки. Слегка устаревшую, но вряд ли ситуация сильно поменялась за пару лет. Может, лишь стала хуже. В этой сводке указывалось, что в мире сейчас находится до трех сотен неучтенных устройств. Неучтенных компактных ядерных зарядов.
Хватит, чтобы решить все проблемы не только отдельно взятого города, но и всех континентов.
Хотя, с другой стороны, нужно находить хорошее даже в мелочах. Один заряд теперь учтен обратно, и можно радоваться.
Не получалось. Двести девяносто девять оставшихся давили на психику. И оставалось только быть таким же сумасшедшим, как и этот мир. Быть в мейнстриме.
Новые тактические модули нам привезли немного позже, чем рассчитывал Богослов. Мне пришлось еще несколько раз вынимать и вставлять обратно мозги моих машинок. Двух выживших после первого боя и двух новеньких, лишь принюхивающихся к пороху. Хотя в последних миссиях им даже и по разу выстрелить не удалось.
На этот раз вместе с новым оборудованием приехали техники, что само по себе было экстраординарным. Во‑первых, на нашей базе вообще крайне редко появлялись чужие. А во‑вторых, обычно «подкрепление» просто присылали вертолетами. Распаковать новые модули, провести минимальные необходимые для их запуска манипуляции мы могли и сами.
– Модель коренным образом отличается от всего, что вам встречалось раньше, – словно объясняя причины своего появления, с ходу сказал техник. Нас собрали в зале – еще одна странность. Если и показывать новое оборудование, то на полигоне. Что мы можем интересного увидеть на учебной доске, когда речь идет о машине для убийства?
– Итак, хочу представить вам новейшую модель дрона боевой поддержки, произведенную на европейских заводах «Корпорации роботизированных систем». – Техник театрально повернулся и сдернул кусок материи с предмета, который все это время лежал на столе.
Нельзя сказать, что по залу пронеслась волна возгласов восхищения, как, похоже, ожидал техник. На столе лежал шар чуть больше полуметра диаметром. Явно металлический, хотя блестел он не сильно. Шар, абсолютно непохожий на боевую машину.
Ни колес, ни пулеметов – ничего, что могло бы выдать его военное предназначение.
Но мы стойко молчали. Никто не начал задавать умных вопросов. Даже усмехаться никто не стал. Конечно, пара колкостей наверняка вертелась на языке у каждого, но все предпочли подождать, что еще скажет техник. Если это был розыгрыш, то весьма странный.
Я уж точно не собирался задавать вопросов.
– Заводская маркировка модели – BSD‑01X.[9]У нас его прозвали «Шалун» – за весьма характерную манеру передвижения, – слегка разочарованный нашим молчанием, продолжил техник.
По поводу передвижения это он вовремя. Меня как раз интересовало, как, собственно, будет двигаться это чудо‑юдо. Не мне же его катить рядом с собой?
– Предвосхищая множество вопросов, которые могут у вас возникнуть в ходе полевых демонстраций, хочу показать вам ремонтную трансформацию дрона. Это поможет осознать, как реализованы некоторые из заложенных в устройство функций.
Техник нажал кнопку на своем пульте.
«Шар» изменился. Превратился в ежа, ощетинившись одновременно всей своей поверхностью и даже приподнявшись над столом повыше. Только вместо иголок у «шалуна» во все стороны выдвинулись куски его обшивки. Абсолютно хаотично, на разную длину, да и сами выступы были совершенно неодинаковы. Какие‑то поменьше, другие – побольше. Формы их варьировались от простых квадратов до сложных геометрических фигур.
Я бы сказал, что у этого ежа неожиданно обнаружилось несколько сотен тупых иголок.
– Надеюсь, – техник улыбнулся, видя, что наконец‑то привлек наше внимание, – эта демонстрация объясняет, как «шалуны» двигаются, где у них оружие и каким образом реализовано множество других функций, которые заложены в конструкцию. Мы продолжим на полигоне. Вы, я думаю, поверите в возможности этой машины, только если увидите ее в деле.
Уже через пару минут он проводил демонстрацию на открытом воздухе.
– Режим пассивного охранения. В этом режиме «шалуны» автоматически стараются двигаться по непредсказуемому маршруту, просто для того чтобы минимизировать вероятность попадания даже при внезапном нападении. Смотрим.
«Шалун», вынесенный техниками на улицу, зашевелился. Сначала просто закачался, словно в нем кто‑то спрятался и теперь раскачивал его изнутри. Потом моментально разогнался километров до сорока в час и так же неожиданно остановился. Скакнул в сторону, прямо с места. Вновь разогнался, резко сменил направление движения и через мгновение уже двигался в обратном. Приблизился к стене, резко подскочил вверх, ударился о стену, отскочил от нее, упал обратно на землю – и неожиданно прыгнул опять. Причем точно по той же траектории, по которой отлетал от стены, так что у меня на секунду закружилась голова, – настолько сильно этот дрон нарушал ожидаемую от обычного шара траекторию отскока. Я понимал, что в дело вступает его движущаяся, меняющая конфигурацию поверхность, но отсюда этого не было видно. И казалось, что шар ведет себя так, будто находится в каком‑то чужом пространстве с иными физическими законами.