Руки у него были суровы, но наклонился он ко мне как для нежнейшего поцелуя. Это наложение суровости и нежности вызывало у меня противоречивую реакцию, растерянность. Потом его язык лизнул меня, и конфликт исчез, оставив только ощущения.
Он впился пальцами в пространство между бедрами, так резко, что я вскрикнула, и он еще раздвинул мне ноги, а Натэниел меня поднял, я ощущала его плечи и грудь, они вдруг согнулись, и я оказалась на земле. Джейсон еще шире развел мне ноги, просто силой пальцев.
И всадил в меня язык, резко, коротко. Я вскрикнула, и он отодвинулся взглянуть на мое тело.
Я будто ощутила тяжесть его взгляда, потому что он заставил меня посмотреть вниз, пока он смотрел вверх.
– Господи, ну и вид! – восхитился он.
– Какой вид? – сумела я сказать, но Натэниел сдавил сильнее, и мне дыхания на разговор не хватило.
– А вот этот, – прошептал Джейсон и припал ко мне губами, целовал так, как целовал когда‑то много раз в губы.
Многие мужчины не целуют там так, как в губы, но у Джейсона получилось – так же тщательно, полностью, умело. А потом стал делать такое, чего не сделаешь при поцелуях в губы, и при этом реагировал на мои стоны и судороги.
Он не просто нашел точку, чтобы давить на нее как на кнопку: он каждый дюйм прошел, покусывая мне бедра изнутри.
Натэниел все это время держал меня крепко, иногда так, что дыхание перехватывало, иногда чуть отпуская и давая вздохнуть, а потом стиснул так, что пистолет врезался в ребра, будто хотел их сломать. Когда можно было дышать, я вскрикивала, а потом только извивалась.
Джейсон отодвинулся спросить:
– Это я делаю или ты?
– Я, – ответил Натэниел и чуть отпустил меня, давая перевести дух.
– Как сильно! – сумела я выдохнуть.
– Надо и мне сильнее, – сказал Джейсон, приспустил чулок и укусил в ляжку – сильно, не любовно.
Я вскрикнула.
Он вдвинул рот между ногами, резче на этот раз, я забилась, закричала, а он прижался зубами к немыслимой интимности. Я не велела ему прекратить, и он стал ртом теребить меня, зубами, языком. Начала нарастать лавина наслаждения, подобно давлению или жару, и первые языки разгорающегося оргазма заплясали во мне.
Натэниел сдавил меня сильнее, а Джейсон столкнул с обрыва. Оргазм накатывал волнами, одна за другой, и Джейсон присасывался, и меня подбрасывало на них, я билась в четырех руках, кричала, когда Натэниел давал дышать или затихала, когда невозможно было издавать звуки.
Джейсон закончил широким движением языка сзади наперед, и я снова заорала.
– Отлично получилось, – сказал он, не вставая с колен.
Натэниел чуть переменил позу.
– Засади ей, – сказал он.
– Это пока ты ее держишь?
– Да.
В голосе Натэниела чуть пророкотала басовая нотка.
Джейсон поднял голову. Свет из кухонной двери блеснул на мокром лице, и от этой влажности у меня еще раз свело там, где только что было так весело, и меня бросило в новую волну судорог.
Джейсон держал меня за бедра, Натэниел – сверху. Когда я затихла, Джейсон засмеялся очень‑очень мужским смехом.
– Анита, ты согласна?
– Давай, – попросила я. – Давай, давай…
– Нет, – перебил Натэниел. – Сегодня я верхний, и у меня ты должен просить разрешения.
Джейсон помедлил, будто ожидал моих возражений.
Были времена, когда я возразила бы, но я научилась понимать представление Натэниела о сексе. И оказалось, что бондаж и подчинение вполне меня устраивают – иногда.
– Ты командуешь нами обоими? – спросил Джейсон.
– Мы оба командуем Анитой.
Джейсон улыбнулся, но глаза у него остались серьезными:
– Я так и думал, что тут меньше чем вдвоем не справиться. Скажи, что мне делать.
– Презерватив возьми, – ответил Натэниел.
Глава третья
Джейсон схватил меня сзади за ляжки, развел пошире. Натэниел одновременно с этим сжал меня крепче, будто хотел руки в тело вдавить, и я беспомощно постанывала. Джейсон чуть меня приподнял, поставил под нужным углом и вдвинулся. Ничего в этом движении не было нежного, но я и отсырела так, что ничего нежного и не надо было.
Ощущение этого движения внутрь, сильного и быстрого, вырвало у меня из горла звук, но не тот, который был ему нужен. И низким голосом, с придыханием, он произнес:
– Не под тем углом.
– Как тебе надо? – спросил Натэниел у меня из‑за спины. Без придыхания, но низким голосом.
Джейсон остановился, я снова могла думать.
– Новую позу, – сказала я и тоже с придыханием.
– Ага, – ответил Джейсон. – Раз ты еще разговариваешь, значит, я своего дела не делаю.
И он перешел от слов к делу, медленно вдвигаясь и выходя.
Это было чудесно, но Джейсон был прав: чтобы столкнуть меня с обрыва, нужен был другой угол. Посмотрев ему в глаза, я сказала:
– Ты прав. В этой позе не получится.
Джейсон рассмеялся, поцеловал меня, и не будь он мокрый от моих соков, я бы назвала этот поцелуй дружеским.
– Другой мужчина бы обиделся.
– Ты не другой мужчина. Ты любишь получать реакцию.
Натэниел перестал меня стискивать, скорее просто обнимал. Это тоже помогло думать.
– Хочешь в другой позе?
Это Натэниел не у меня спросил.
– Да, – ответил Джейсон.
– Только перед сменой я хочу сделать одну вещь, – заявил Натэниел.
– Мне что делать? – спросил Джейсон.
– То, что только что делал.
Джейсон секунду на него посмотрел, потом снова начал входить и выходить. Не такой твердый, как был в начале – слишком много разговоров и колебаний, – но достаточно, чтобы выполнить просьбу Натэниела. А я – я просто была довольна, что Натэниел взял руководство на себя. Радовалась, сдаваясь этой цветущей силе, и он владел своей сексуальностью так, как никогда раньше. Я с Ашером работала над тем, чтобы помочь Натэниелу удовлетворить его потребности в БДСМ, и от этого Натэниел был так глубоко внутренне счастлив, как я и предвидеть не могла. Не догадывалась, что в нем это есть.
Джейсон продолжал толкаться в меня между ног, а Натэниел задрал мне юбку окончательно, обнажив зад, и я ощущала на себе его наготу. И от этого ощущения одновременно с ощущением бьющегося во мне Джейсона у меня голова запрокинулась, закрылись глаза, вырвался стон из горла.
– Ты что там делаешь? – спросил Джейсон.
– Трусь. Тебе какую позицию?
– Она спиной на диване.
На этот раз он меня не спросил. Наверное, знал, что ответит ему Натэниел, и не было плохих вариантов. Вопрос только в том, насколько выбранный вариант будет хорош.
Натэниел прижался ко мне сильнее, и от этого я снова забилась. Ашер и Натэниел научили меня, что им не надо для такой моей реакции быть у меня внутри. Что‑то есть такое в том, когда ты зажата между двумя мужчинами, когда они по тебе елозят, что вызывает у меня реакцию.
Джейсон стал во мне тверже, увереннее. Ему нравилось, что я корчусь, но такое всем мужчинам нравится. Это с моей стороны реакция непроизвольная, но мне нравится, какой отклик она вызывает у мужчин, и тот эффект, который вызывает у меня этот отклик. Мое тело подстегивало, одобряло их каждым своим движением, и их тела на это одобрение отвечали.
Вперед, команда!
Глава четвертая
Меня уложили спиной на диван, руки за голову, на подлокотнике. Натэниел держал их, но не так, будто фиксирует меня к дивану – скорее так, будто меня подбросили в небо, а он протянул руки меня поймать, и я знала, что эти руки на месте. Руки, не дающие упасть. Руки, держащие тебя в воздухе. Джейсон нашел позу сверху, ударяя в меня изо всех сил, как только мог быстро. Поскольку он куда сильнее среднего человека, это было очень сильно и очень быстро.
Он приподнялся надо мной на руках, оторвав от дивана почти все тело, касаясь меня только нижней его частью, и я увидела, как он входит в меня и выходит. От одного только зрелища у меня запрокинулась голова и вырвался из горла крик наслаждения. Я пыталась вырваться из рук Натэниела, вырваться и коснуться тела Джейсона, впиться ногтями в гладкую кожу, но Натэниел держал крепче любой цепи.
Тело Джейсона выдало последний сильный толчок, и я открыла глаза. Видела, как он содрогается надо мной, видела, как он бьется с собой, чтобы удержать руки на диване, себя надо мной, удержался еще для одного, последнего содрогания, от которого я забилась под ним. А потом он свалился, будто кто‑то ниточки перерезал, свалился на меня, дыша прерывисто, и сердце стучало так, что я через блузку его чувствовала.
– Моя очередь, – сказал Натэниел.
Джейсон, лежа на мне, засмеялся:
– Еще не могу шевельнуться.
– Шевельнись так, чтобы я шевельнул Аниту, – приказал Натэниел. Именно приказал, как не мог бы ни за что еще месяц назад.
Джейсон скатился с дивана на пол. Натэниел подхватил меня под мышки и переволок через подлокотник. Он не пытался поставить меня на ноги – знал, что не надо. Подхватив меня на руки, Натэниел отнес меня в спальню, швырнул на кровать, содрал с плеч пиджак и швырнул на пол.
Лицо у него было напряженное, нетерпеливое, выражающее едва контролируемый жар. Ему пришлось расстегнуть ремень, чтобы снять с меня и юбку, и наплечную кобуру. Я пыталась помочь, но он шлепком отбил мне руки в стороны. Я сегодня была на роли нижней, а это значит – пассивной или послушной. Послушной у меня вряд ли получится – не моя роль. Значит, пассивной.
Раздев меня, он положил руки мне на талию и сдвинул к изголовью, чуть меня приподняв. Голос у него был с придыханием, нетерпеливый и полный недавно обретенной силы.
– Хочу тебя в наручниках.
Он сейчас был доминантом, но все равно не приказал, а попросил. Почему? Потому что наручников я никогда не надевала. Недавно появились мягкие наручники, закрепленные на спинке кровати, но они из нейлона и застегиваются на липучки. От настоящих наручников – и от всего, чего не могла бы снять сама, – я отказалась наотрез. А такие вот манжеты – это самое то. Можно быть реально связанной и все же знать, что всегда можешь освободиться, если захочешь. Ага, я – и доверие другому. Ну‑ну.
Натэниел не раз использовал эти наручники на нашей кровати. Даже Мика их надевал, хотя, мне кажется, чтобы доставить нам удовольствие, а не потому что сам хотел. А я – никогда.
Я посмотрела на него внимательно. Это желание, эта дерзость просьбы – все было написано у него на лице. Я бывала связана в сеансах с Ашером и Натэниелом и – надо себе сознаться – мне понравилось. Почему тогда не это вот? Только из‑за каких‑то моих тараканов?
Я посмотрела в лицо любимого мужчины и ответила:
– О'кей.
За одну только улыбку, озарившую его лицо, стоило это сказать.
Он застегнул липучки у меня на руках, мягко и плотно. Я потянула цепь на себя – не могла не потянуть. Всегда должна проверить границы своей свободы.
Натэниел наклонился, стоя у меня между ногами, но не касаясь телом. Волосы его рассыпались вокруг теплой живой завесой. Про другого я сказала бы, что это получилось удачно, но Натэниел использовал волосы в своих выступлениях как дополнительную часть тела, которой можно ласкать и дразнить. Он знал, как рассыпать их вокруг женщины, чтобы они обрамляли ее и развевались. Натэниел наклонился так, чтобы они обрамляли его лицо, наши тела, ласкали мне бока своим прикосновением. И поцеловал меня – ласково, нежно, бережно.
Не такого я ожидала поцелуя. Наверное, это было написано у меня на лице, потому что он улыбнулся и сказал:
– Я тебе задвину, но сперва хочу, чтобы ты знала, как я тебя люблю. А когда ты почувствуешь, я тебе вынесу мозг.
И он улыбнулся снова.
Я не могла не улыбнуться в ответ:
– Натэниел, я хочу, чтобы ты был во мне. Прошу тебя, пожалуйста.
Связанная, я знала, что ему это «пожалуйста» понравится куда сильнее обычного. Я усваивала правила нижнего не хуже, чем правила верхнего.
Он посмотрел на меня так, что у меня мурашки побежали по коже. Таким темным взглядом, полным такого потенциала, что я потянула на себя руки в наручниках – не смогла удержаться. Было в этом взгляде что‑то… опасное. Один из тех волнующих моментов БДСМ, напоминающих о возможности катастрофы и боли. Не той боли, которой жаждешь – а боли, когда партнер заходит слишком далеко. У нас были свои стоп‑слова, и я глубоко доверяла Натэниелу – иначе я бы вообще не позволила себя связать, но все‑таки… это входит в игру: когда смотришь в глаза партнеру и даешь ему понять, что видишь в этих глазах темноту. Видишь возможность… зла, пожалуй, но веришь, что он этого не сделает. Веришь настолько, что позволяешь сделать себя беспомощной. Это колоссальное доверие – большее, чем бывало у меня к кому бы то ни было. Странное доверие.
Он перебросил волосы через плечо, как сбрасывают плащ. Обнажилась линия его тела, и он опустился на меня. Не надевая презерватива. Я принимаю таблетки, но все же заставляю почти всех своих мужчин надевать презерватив. Мика стерилизован, так что ему не надо. А вот с Натэниелом последнее время мы перестали их использовать. Годами у меня был секс только на таблетках, и без проблем, но все же…
Я чувствовала разницу между сексом в презервативе и без него. И Натэниел тоже.
Что‑то было в этом проникновении без защиты в меня связанную такое, что усиливало иллюзию. БДСМ немного похоже на стриптиз. Там – иллюзия, что клиент может получить исполнителя для реального секса. БДСМ – иллюзия, что можно нанести партнеру реальный вред. Тот самый, который изображается в игре.
Натэниел вдвинулся как можно глубже – и остановился. Я уголком глаза уловила движение: в дверях стоял Джейсон. Уже без презерватива – ходил помыться.
Натэниел стал делать то, что обещал – меня иметь. И почти тут же у меня из горла стали вырываться стоны удовольствия, но я еще успела спросить:
– Ты ждал Джейсона?
– Да, – ответил он, мощно входя и выходя.
По нужной точке у меня внутри Натэниел умеет попадать почти из любой позиции, и сегодня тоже получалось. По точке у входа он попадал все время, но еще и по той точке, что в глубине, потому что знал, что я на обе реагирую.
Оргазм от точки «джи» нарастает медленно, мощно, а от шейки не нарастает, а возникает вдруг. Только что меня уносило ритмом его тела, а в следующий момент я натягиваю цепи, грохоча ими, пытаясь руками ухватить его, оставить след наслаждения ногтями на гладкой коже.
Когда я затихла, Натэниел отодвинулся, уже не доставая глубоко, а мелко и быстро касаясь у самого входа. В той позе, в которой был Джейсон, но дотрагиваясь до меня еще меньшей площадью тела, самым кончиком снова и снова проходясь по чувствительной точке.
Джейсон уже был возле кровати, опираясь на ее край. Он смотрел на нас, и я увидела, как Натэниел смотрит на него в ответ. Натэниел любит публику.
Но он снова обратил взгляд ко мне, борясь с собственным телом, чтобы сохранить неглубокий ритм. Я смотрела вдоль него, вдоль груди, живота, паха, бедер, сложившихся в эту атлетическую линию, в мускулистую собранность. И все это время нарастал оргазм, как давящая тяжесть, как накапливающийся между ног заряд. А потом между двумя движениями он выплеснулся наружу, и я взвизгнула от наслаждения, заорала в потолок, задрав голову, закрыв глаза, выгнув спину, вопила и вопила.
Натянула оковы, и они усилили наслаждение, заставили кричать громче. Не знаю почему, не могла бы объяснить, но мне нравилось, что я прикована. В сексе логика ничего не значит, главное – ощущения чтобы были правильные.
Натэниел подождал, пока мое тело перестало под ним биться, а потом вдвинулся в меня во всю свою мощь. Драл меня и драл, пока не вызвал еще одну волну оргазма, а тогда и только тогда отпустил еще и себя. Он дрожал надо мной и внутри меня, и я ощущала его разрядку, и снова кричала и не могла перестать.
Он нагнулся надо мной, покрытый росинками пота, и губы его раздвинулись в улыбке. И едва дыша, он сказал мне:
– Я люблю тебя, Анита.
– Натэниел, и я тебя люблю.
Джейсон стоял, опершись на спинку кровати, глядел на нас серьезными глазами. Он наслаждался представлением – это было написано у него на лице, читалось в положении тела, но что‑то было потерянное в выражении его глаз. Мы его друзья, может быть, лучшие друзья, но это не то же самое. И даже с сексом – все равно не то.
Глава пятая
Когда вернулись силы, мы пошли и помылись, а потом возвратились на кровать немного отдохнуть. Я оказалась в середине, как оно обычно и бывает. Джейсон сказал:
– У тебя столько неловкости вызывает секс, Анита. Но когда ты решишь им заняться, то выкладываешься до конца. Это потрясающе.
– Да и у тебя тоже хорошо получается, – ответила я, еще не до конца переведя дыхание.
Он засмеялся, и ради одного этого смеха стоило все это проделать. Даже такой неимоверный секс после этого смеха стал еще лучше.
– Папаша считает, что я гей.
Мы с Натэниелом обернулись к нему:
– Это почему же? – спросила я, помолчав.
– У меня в школе все друзья были девчонки, а лучший друг среди парней был геем. То есть он и сейчас гей. Еще я не любил играть в спортивные игры. Предпочитал танцы – от самого первого класса и до последнего.
– Одинокий парень в полном зале девчонок, – посочувствовала я.
Он кивнул, осклабясь:
– Только я мог их поднимать и вертеть, и это было здорово. Во всех школьных мюзиклах мне доставалась главная мужская роль.
– Я и не знала, что ты петь умеешь.
Он засмеялся:
– Танцую я лучше, чем пою, но я умею играть на сцене и умею петь и танцевать. Сочетание довольно редкое в маленькой частной школе, тем более среди ребят.
Вот об этой стороне личности Джейсона я ничего не знала.
– Я думала, что ты в колледже изучал бизнес, а не театр – когда мы познакомились.
– Мои родители не стали бы платить за диплом театрального отделения. Только за диплом школы бизнеса.
– А если тебе не надо было платить за обучение, зачем ты тогда нанялся стриптизером?
– Отчасти чтобы предков позлить. Но еще это было что‑то вроде театра, чем я мог заниматься по выходным, а остальное время посвятить колледжу.
– А прочие твои родственники тоже считают тебя геем? – спросила я.
– Старшая сестра точно, остальные не знаю. Наверное. Я стриптизер и живу у Жан‑Клода.
– Они думают, ты с ним спишь, как Перли думала, – сказал Натэниел.
– Ага, – ответил Джейсон.
Я погладила его по животу – не сексуальный жест, просто дружеский.
– Ее пунктики могли тебе напомнить родных.
– И в самые неудачные моменты.
Натэниел приподнялся на локте, положив руку мне на бедро.
– И что ты можешь сделать?
– Если не говорить о том, чтобы найти работу, которую мой папаша сочтет мужской, и завести семью, то ни хрена. – Он устроился среди подушек, положив на меня руку, прижавшись лицом мне к плечу. – Ты не поверишь, что мне предложила сделать мать.
– Что? – спросили мы с Натэниелом одновременно.
Я почувствовала, как он улыбнулся мне в плечо:
– Привести к ним свою подружку и показать отцу, что я не гей. Чтобы он умер успокоенный.
– Неудачный момент вы с Перли выбрали для расставания.
– Я бы все равно не мог ее привезти домой, Анита. Ты себе представить не можешь, насколько она стала ревнивой. Психовала сразу, стоило знакомой девушке со мной на улице поздороваться.
– Чертовски ревнивой, – согласилась.
Он кивнул, притиснулся поближе, будто я – плюшевый медвежонок в натуральную величину.
– Я ей сказал, что мы с Перли расстались. Она говорит: «Привези подругу. Я знаю, у тебя есть другие. Привези девушку, чтобы отец был доволен».
– Что она имела в виду, говоря, что у тебя есть другие? – поинтересовалась я.
– В школе и в колледже я был тот еще кобель. Спал с каждой девчонкой, которая была согласна. Весь город считал меня и моего лучшего друга парой. В лучшем случае считали бисексуальным, а большинство народу считало, что такого слова даже нету.
– То есть либо гей, либо нормальный, – сказал Натэниел. И что‑то в его голосе заставило меня на него посмотреть.
– У тебя были трудности с теми, кто придерживается другого мнения? – спросила я.
Натэниел пожал плечами:
– Были. Сейчас я знаю, кто я и каков, и меня это устраивает. Но в молодости все это труднее.
– Тебе двадцать один. Не такая уж старость.
Он улыбнулся и поцеловал меня:
– У меня было длинное тяжелое детство. Оно меня состарило.
Он оказался на улице, когда ему еще и десяти лет не было. Очень быстро скатился в детскую проституцию. В тринадцать приучился к наркотикам. К семнадцати годам сумел с ними завязать, но сказать, что у Натэниела было тяжелое детство – примерно так же, как сказать, что «Титаник» повредил себе обшивку.
Я тронула его за лицо, притянула к себе для поцелуя посерьезнее. Он отклонился со смехом:
– Анита, даже мне нужно больше времени на восстановление.
Я вспыхнула и сама почувствовала, как лицо горит:
– Я не это имела в виду!
Джейсон поднял голову, посмотрел на меня:
– Как это мило, когда ты краснеешь!
– Прекратите оба!
– Прости, – сказал Джейсон.
Натэниел только улыбнулся мне:
– Так ты хочешь привезти домой девушку и познакомить с отцом?
Джейсон нахмурился:
– Я был бы рад папашу ткнуть мордой в тот факт, что я люблю девушек. Будь я геем, мне было наплевать, но вот тот факт, что он мне не верит, это как‑то…
Он зарылся лицом в подушку.
– Раздражает, – подсказал Натэниел.
– Бесит, – предложила я.
Джейсон поднял голову:
– И более того. Мы с ним никогда не ладили. Я у него единственный сын после двух дочерей, единственный его шанс продолжить цепочку настоящих мужчин. Он же в колледже учился на футбольную стипендию.
– Я так понимаю, он повыше тебя будет, – сказала я.
– Больше шести футов. Я ростом в мать пошел.
– Не повезло.
– Да плевать мне, что я низкорослый, а папаша вот переживал. Если бы он так не напирал, может, я бы больше занимался спортом. Хотя на самом деле это не мое.
– Отчего тебе не взять с собой Аниту? – спросил Натэниел.
– Куда взять? – удивился Джейсон.
– Домой, с отцом знакомить. – Мы оба вытаращились на него. Смотрели долго и пристально, ему даже неловко стало. – Вы чего?
– Что «вы чего»? – спросила я.
– Поддерживаю Аниту, Натэниел. Слишком отдает дешевой комедией. Привезти домой девушку, с которой вы друзья, но она не твоя девушка, чтобы доказать отцу, что я не гей. Слишком отдает неделей телерейтинга.
Натэниел сел. Простыня сбилась у него на коленях, едва прикрывая.
– Вы с Анитой друзья?
– Да, – ответила я, переглянувшись с Джейсоном.
– Да, – ответил он.
– Вы с ней еще и любовники, верно?
Оба мы, помедлив, ответили утвердительно.
– Ты общаешься с нами. Смотришь с нами марафоны фильмов, ходишь по ресторанам. Ты с нами не так, как Мика, но проводишь с нами много времени.
– Да, но… – начал Джейсон.
– Так почему «но»? Она твой друг, она девушка, и вы любовники. Значит, она твоя девушка. Где же тут вранье?
Мы с Джейсоном переглянулись. Он пожал плечами. Я обернулась к Натэниелу:
– Я не думаю, чтобы его мама имела в виду дружеский секс, Натэниел.
– Вас связывает куда больше, и даже я это знаю.
На это я не знала, что сказать. Я потеряла дар речи – не потому что не знала, что сказать, а потому что ничего не могла придумать, как мне выпутаться. Понятно было, что есть причины этого не делать, и уважительные, вот еще минута – и соображу.
– Я не могу везти Аниту знакомить со своей семьей, – сказал Джейсон. – Это подразумевает вещи, которые не являются правдой.
Вот, он правильно сказал.
– Именно так, – подтвердила я.
– Но вы же не будете говорить, что вы помолвлены или что‑то в этом роде. Твоя мама хочет, чтобы ты привел домой подружку. Привел домой девушку. Если тебе все равно, что думает твой отец, тогда ну это все на фиг, а если нет – почему тебе не привезти Аниту?
Джейсон посмотрел на меня – и его взгляд мне не понравился.
– Ой, нет, – сказала я.
– Ты не обязана это делать, Анита. Слишком большое одолжение, чтобы кого‑нибудь о нем просить.
– Ты и правда думаешь, что мой приезд облегчит уход твоего отца?
Я старалась не говорить ни резко, ни язвительно, но вряд ли это получилось.
– Он, собака, мужик железный. Даже не разрешил маме мне сообщать, что он болен. Сказал, что если мне было наплевать и я не навещал его здорового, то жалость ему не нужна.
– Но… – начала я.
– Но врачи говорят, что ему остались считанные недели. До Рождества ему не дожить.
– Ты давно его не видел?
– Три года.
Я посмотрела на Натэниела.
– Я же не смогу долго питать ardeur от одного лишь Джейсона?
– Ты сама знаешь, что сейчас управляешь им лучше. Жан‑Клод может поделить ardeur между нами. Я помню, в последний раз получилось, потому что ты кормилась от публики в «Запретном плоде», но можем попробовать так тебя питать несколько дней, как было, когда ты была занята полицейским расследованием.
Джейсон посмотрел на меня:
– Ты и вправду готова согласиться?
– А ты и вправду считаешь, что это удачная мысль?
Он широко улыбнулся.
– Вероятно, весьма неудачная. Но видеть, как сойдетесь лицом к лицу ты мой родитель – это того стоит.
– Он умирает. Я думала, ты хочешь, чтобы я была с ним доброжелательна.
– Будь доброжелательна, если он будет. Но не давай ему на себя напирать. Он такой.
– Кажется, ты его и правда не любишь.
– Не люблю, – кивнул Джейсон.
– Он тебя бил? – спросил Натэниел.
Джейсон посмотрел на него незнакомым, почти пустым взглядом.
– Он всегда выдавал мне «случайно», когда старался закалить. Учил меня спорту, и я возвращался домой в синяках и в крови. Наконец он мне сломал руку, уча играть в футбол, и мама уже больше нас одних не отпускала. Он всегда тщательно следил, чтобы это не были побои. Ничего такого, за что его можно притянуть к ответу, но всегда что‑то слишком резкое, суровое, грубое для моего возраста и роста. В переходном возрасте школьный врач направил меня к психотерапевту, и там мне разъяснили, что все‑таки это были побои. Отец специально хотел сделать мне больно.
Я тронула его за щеку:
– Джейсон, я тебе сочувствую…
– Я сам себе сочувствую, – сказал он мрачно.
– И не хочешь ехать домой один, – добавил Натэниел.
– Не хочу. Позвал бы тебя, но показаться с тобой значило бы подтвердить отцу, что он прав и весь город тоже. – Он вдруг усмехнулся: – Весь, кроме тех, у кого были дочери моего возраста. Папочки меня ненавидели.
– Тогда твой отец, казалось бы, должен быть доволен, что ты так часто менял девчонок, – сказала я.
– Казалось бы, но за это он меня будто бы тоже ненавидел.
– Тому, кто хочет ненавидеть, ничто не помешает, – заметил Натэниел.
Джейсон кивнул.
– Папаша меня всегда терпеть не мог, сколько я себя помню.
– Ты мой лучший друг. Если хочешь, чтобы я поехал с тобой для моральной поддержки – я поеду, – сказал Натэниел.
Джейсон улыбнулся и покачал головой:
– Ничего личного, но ты вряд ли поможешь мне убедить папашу, что я нормальный мужик.
– Натэниел нормальный, – возразила я.
– Но не похож на представление моего отца о нормальных мужиках. Все дело во внешности.
Я набрала воздуху, выдохнула.
– Сколько времени тебе нужно будет там пробыть?
– Не знаю, но не меньше пары дней.
– Сама не знаю, как у меня язык поворачивается сказать такое, но если я тебе нужна, то я поеду.
– Ты серьезно? – вытаращился на меня Джейсон.
– Разве похоже, что я шучу?
– Да нет, – сказал он, садясь на пятки. Простыня была у него за спиной, так что не слишком он был прикрыт. И хотя только что мы занимались сексом, я поймала себя на том, что мне на него неловко смотреть. Иногда мои тараканы даже меня удивляют, – Но одолжение колоссальное.
– Это точно. Будешь мне обязан по гроб жизни.
У него по лицу пробежало выражение, которого я не уловила. И он посмотрел на меня так эмоционально, что мне снова стало неловко. Я заставила себя смотреть ему в глаза.
– Ты и правда готова для меня такое сделать? Глупейший поступок из дешевой комедии? На самом деле?
Мне все же пришлось отвернуться от этой пронзительной синевы в его глазах.
– Да, Джейсон. На самом деле.
– Но ты понимаешь, что придется лететь самолетом?
– Блин! – воскликнула я с досадой. – За это ты мне еще больше будешь должен.
– Но ты все равно согласна, хотя боишься летать?
Мрачно сложив руки под грудью, я буркнула:
– Я же сказала, что согласна. Сколько времени лететь?
Он с размаху сел возле меня, и от радости на его лице я почувствовала себя не такой уж все‑таки дурой.
– Я знаю, что ты не любишь меня так, как любишь Натэниела или еще кого‑нибудь. Но ведь я тебе тоже не безразличен, правда?
Я заглянула ему в лицо. Лицо моего давнего друга и уже год больше чем друга. И сказала единственное, что могла сказать: