Невзоров, Александр Глебович 5 глава

И те и другие оценивались по формальному факту «недостаточ­ности мозговой массы», хотя общая анатомическая разница меж этими двумя категориями «малоголовых людей» была, как правило, очень существенной.

Первым, кто обратил внимание на этот факт, был профессор С. С. Корсаков (1854-1900): «Микроцефалия значит буквально “малоголовие”. Но не всякое малоголовие может быть названо микроцефа­лией. У карлика голова очень мала, но это будет не микроцефалия, так как у него голова пропорциональна другим частям его тела; у настоя­щего же микроцефала голова необыкновенно мала именно по отноше­нию к его телу» (Корсаков С. К психологии микроцефалов, 1894).

Примеры откровенного слабоумия, которые так любили приво­дить в своих трудах И. Мержеевский, К. Фогт, Р. Вагнер, относились исключительно к натуральным микроцефалам. Причём и в этом слу­чае фиксация идиотии не была вполне корректной. Субъекты иссле­дований, как правило, с момента своего рождения воспринимались как «обуза и уроды» и не получали ни воспитания, ни образования.

Более того, практически все случаи микроцефальной идиотии описаны на примерах «социально ничтожных» персонажей (бед­нейших солдатских сирот, пастушат, скотниц, сборщиков хвороста, храмовых попрошаек, пожизненных пациентов психиатрических лечебниц et cetera), т.е. обитателей тех сред, где воспитание и об­разование было негарантированно и при церебральной полноцен­ности, а зримое врождённое увечье (микроцефалия) сразу перево­дило человека в разряд «бросового, убогого», которого не имело смысла учить ни речи, ни алфавиту, ни счёту.

Разумеется, большая часть микроцефалов, вероятно, имела серьёз­ные патологии мозга, но установить с точностью, когда идиотия (или её видимость) была следствием структурных изменений моз­га, а когда — простого одичания, необученности речи и банально­му этикету, уже не представляется возможным.

Увы, в истории микроцефалов всё перемешано и обобщено са­мым нелепым образом.

Безусловно, есть примеры, когда мозг микроцефала был тщательно и квалифицированно описан.

И. Мержеевский (1838-1908) оставил не только описание мозга не­коего Мотея Воронежского (ум. 4 мая 1870, объём мозга 369 см³, рост 154 см), но и приложил к нему рисунки, свидетельствующие о фан­тасмагорических патологиях обоих полушарий Мотея (илл. 13).

(Даже беглого взгляда достаточно, чтобы заметить общую атрофацию извилин. Нижняя лобная (к примеру) не образует двух дуг, как это типично для развитого мозга homo, pars orbitalis ужасающе плоска, sulcus orbitalis едва обозначена, кзади от gyrus angularis — странное углубление, похоже на кистозную каверну.)

 

 

Илл. 13. Мозг Мотея Воронежского (по Мержеевскому) А — дорзо-латеральная поверхность; В — дорзальная поверхность

 

С. Корсаков (1854-1900) вкратце описал мозг микроцефалки Ма­рьи Петровой из села Губино Можайского уезда и снабдил описа­ние фотографиями (Корсаков С. Избранные труды, 1954. С. 243).

Такие случаи, увы, единичны.

Доктора Маршалл и Тейле, И. Мюллер, Ю. Зандер снабдили свои изыскания формальным топографированием микроцефального мозга, но рисунками себя не утрудили, что сделало проверку их на­блюдений невозможной.

К. Фогт (1817-1895), так любивший обобщать, изучал мозг ми­кроцефалов исключительно по гипсовым слепкам, что исключило точность выводов о наличии (или отсутствии) структурных патоло­гий. При этом ни Фогт, ни Мюллер, ни даже Вирхов никогда не за­трудняли себя подробным биографическим «портретом» микроце­фала или окружавшего его социума. Основным и категорическим критерием была только масса мозга.

Следует отметить, что в тех случаях, когда «малоголовый» появ­лялся на свет в семье, способной обеспечить его развитие, мы име­ем разительный контраст с описанной Вагнером и Фогтом «неиз­бежностью идиотии».

Антония Гордони (к примеру) была блестящей танцовщицей, музицировала, говорила, ориентировалась в персоналиях вокруг и географических названиях. Примечательно, что Антония явля­лась своего рода «рекордисткой» даже среди микроцефалов. Объём её головного мозга составлял всего 289 см³. (Приводится по: Корсаков С. К психологии микроцефалов, 1894; Ireland W. W. Micro­cephaly // A Dictionary of Psychological Medicine, 1982. Vol. II)

И. Могилянский (1915) описывает жившую в начале XX века в Пол­тавской губернии Устинью Ялеху.

Судя по антропометрическим данным, которым И. Могилянскому удалось снять с У. Ялехи (высота лба: назион — 45 мм, офрион — 27 мм; межглазничный диаметр — 28 мм, «горизонтальная окружность» головы — 370 мм)¹¹, объём её мозга примерно равен 350-450 см³.

Устинья практически не говорила, но досконально понима­ла все нюансы общепринятой речи и была предельно точна в вы­полнении сложных вербальных наставлений: «Ей можно поручить маленького ребёнка и она бережно перенесёт его повсюду, даже по бревну через речку и возвратится с ним домой». Могилянский от­дельно отмечает исключительно добродушный нрав девушки, полное отсутствие конфликтности и ещё ряд своеобразных черт: «Узнаёт знакомых, чувство вкуса развито, половой инстинкт отсут­ствует, менструаций никогда не было» (Могилянский И. Случаи ми­кроцефалии, 1915).

Стоит отметить, что в истории натуральных микроцефалов прецедентов, подобных Ялехе, предостаточно, а вот Антония Гордони является редким исключением.

С карликами, т.е. с «маленькими людьми», дело обстоит совсем иначе. Среди них так же трудно найти примеры слабоумия, как сре­ди «больших» микроцефалов — относительную умственную полно­ценность.

Причём речь идёт не о неких исключениях и строго частных слу­чаях, а об отчётливо прослеживающейся закономерности на при­мерах поэта и мемуариста графа Йозефа Борувлаского, врача Ио­ганна Фридриха Швейцера (Гельвеция), дуэлянта, крайне искусного вора и придворного интригана Джеффри Хадсона (Лорда Минимуса), ювелира Вибранда Лока и множества других, не менее знамени­тых гипофизарных карликов, которые имели полноценный интел­лект при массе мозга от 350 до 650 см³.

Конечно, сохранились условно достоверные сведения о параметрах мозга этих маленьких людей, но лучше всегда проверять эти данные с помощью методов самой простой «песочной» краниометрии.

Рост, вес и объём мозга карликов часто умышленно занижался, так как именно предельная «маленькость» была предметом гордо­сти их опекунов или владельцев. Это касалось и живых, и мертвых «карликов».

Личные свидетельства маленьких людей о своём росте и весе вообще всегда следует ставить под сомнение. Для «гипофизария» его миниатюрность была козырной особенностью. Именно она его кормила, одевала и распахивала пред ним ворота дворцов.

Маленькие люди XVII-XVIII веков, свидетельствуя о самих себе, в минимизации своих параметров доходили до абсурда.

Впрочем, о некоторых «гипофизариях» сохранились и относи­тельно достоверные сведения:

Вибранд Лок, поэт и ювелир (1730-1800): рост 64 см, вес около 10 кг, объём мозгового черепа 600 см³; Роберт Скиннер, гадатель (умер в 1765 г.): рост 63 см, вес 9 кг, объём мозгового черепа 580 см³; Тере­за Сувре: рост 76 см, вес 12 кг, объём черепа 650 см³; Алупий Алексан­дрийский, логик и философ: рост 43 см, объём черепа и вес неизвестны; Борувлаский, граф, мемуарист (умер в 1837 году): рост около 78 см, вес 14 кг, объём черепа около 720 см³.

Мы можем убедиться в реалистичности этих старинных данных, сравнив их с относительно современными антропометрическими показателями карликов XIX-XXI веков.

Хагендра Тапа Магар (род. в 1992 г.): рост 67 см, вес 7 кг; Хэ Пинпин (1988-2010): рост 74 см, вес 13 кг; Яйя Бин Яйя Аль-Гхадера: рост 80 см, вес 15 кг; Эдвард Ниньо Фернандес: рост 70 см, вес 10 кг; Полин Мастерс (1876-1895): рост 58 см, вес 8 кг; Кларенс Честерфилд Хавертон (1913-1975): рост 66 см, вес 9 кг.

Зная основные параметры, вычислить приблизительный объём головного мозга не представляет особого труда.

Стандартным для пропорционально сложенного человека явля­ется соотношение массы мозга к массе тела 1:50.

При среднем весе человека 65-75 кг мы получаем массу мозга около 1350 г, что и соответствует средним значениям массы мозга современного полнорослого человека. Учитывая тот факт, что сред­ний вес одного кубического сантиметра мозгового вещества — примерно 1 грамм, то мы получаем возможность говорить о мозге в единицах не веса, а объёма.

При среднем весе пропорционально сложенного гипофизарно­го карлика от 7 до 15 кг, применив индекс соотношения 1:50 и до­бавив т.н. фактор опережающего роста мозга, мы получим средний объём мозга от 350 до 600 см³.

Впрочем, абсолютные и бесспорные величины останутся лишь мечтой.

Как я уже сказал, препятствием на пути к этим бесспорным вели­чинам будет хаос и подтасовки в патанатомическом документиро­вании объёмов мозга маленьких людей.

Я говорю как об умышленном «уменьшательстве», так и о не­вольном увеличении, когда объём мозга вычислялся по объёму вы­чищенного черепа.

Вычисление производилось простейшим, по сути своей почти верным способом, практикуемым, кстати, и по сей день.

Через большую затылочную форамину в черепную полость за­сыпалась песчаная субстанция, имеющая соотношение 1 грамм = 1 см³, которая затем высыпалась и взвешивалась. Получался реаль­ный объём черепной коробки (илл. 14).

Но!

При итоговом документировании цифр, как правило, не учиты­валось, что объём мозгового черепа и объём действующего мозго­вого вещества — это далеко не идентичные понятия.

Дело в том, что помимо рабочих анатомических структур мозга в черепной коробке помещаются твердая мозговая оболочка, серп большого мозга, намёт мозжечка, серп мозжечка, диафрагма сед­ла et cetera. И это только плотные образования. Не слишком значи­тельные по весу и объёму, они в совокупности дают весьма внуши­тельные (в масштабе церебральных измерений) цифры.

К примеру, только твердая мозговая оболочка (полнорослого человека), полностью отпрепарированная от мозга и черепа, может весить от 30 до 60 граммов, т. е. занимать от 30 до 60 см³ общего объёма. А вот латеральные и прочие желудочки мозга веса, естественно, не имеют никакого, будучи пустотами, но имеют собственный объём, который может варьироваться от 15 до 40 см³, увеличиваясь с возрастом.

Полагаю, что в сумме все эти «вспомогательные» и пустотные струк­туры занимают не менее 5% объёма черепа. (Очень усреднённо.)

Помимо плотных и пустотных, пространство черепа занимают и жидкостные образования, т.е. кровь и ликвор.

По догме нейроанатомии, ликвор (цереброспинальная жид­кость) занимает не менее 10% краниального объёма, и ещё десять процентов занимает кровь (процентовка объёма ликвора и крови приводится по классическому труду «Неврология и нейрохирургия», статья 2.7 — «Внутричерепные объёмные взаимоотношения и их нарушения», 2009).

Иными словами, для вычисления верного объёма действующего мозгового вещества необходимо вычесть не менее 20-25% внутреннего объёма черепной коробки. Это будут очень примерные данные, но всё же более верные, чем попытка исчисления объёма мозга по обще­му объёму мозгового черепа.

Илл. 14. Определение объёма черепа

 

Здесь необходимо уточнение: согласно точке зрения академиков В. Спе­ранского и С. Блинкова, «разница между объёмом мозга и объёмом черепа увеличивается с возрастом; у новорождённого она состав­ляет 5,7 % от объёма черепа, а к 20 годам увеличивается до 20 %» (Сперанский В. Основы медицинской краниологии, 1988). «В пожилом и старческом возрасте эта разница возрастает до 25-27 %» (Блин­ков С., Глезер И. Мозг человека в цифрах и таблицах, 1964).

К слову, ещё в 1543 г. А. Везалиус подметил разницу меж объёмом черепа и объёмом мозга, установив размерное несоответствие по­следнего с размером твердой мозговой оболочки. В главе XVIII (Способ вскрытия частей мозга) он предлагает следующий эксперимент: «Те­перь надо с какой-нибудь стороны прорезать ножичком твердую оболочку мозга и, введя в отверстие стиль, трубочку или сифон, какой мы применяем для извлечения мочи, прижать к нему паль­цами стороны сечения, чтобы потом, надув сифон, ознакомиться с тем, насколько твердая оболочка шире массы мозга; но доста­точно будет сделать такое отверстие в одной только стороне, так как обилие вдуваемого воздуха отовсюду растягивает и вздувает твердую оболочку мозга» (Vesalius A. De Humani Corporis Fabrica, 1604).

По счастью, черепа маленьких людей частенько сохранялись как сувениры или как анатомическая экзотика и сегодня вполне при­годны для исследований и вычислений реального объёма их моз­га (илл. 15).

Для нас, впрочем, не так важна абсолютная точность, как понима­ние того, что в любом случае мы будем иметь дело с головным моз­гом, объём которого находится значительно (порой вдвое) меньше т.н. рубикона Валлуа.

Илл. 15. Сравнение черепа нормального человека и гипофизария

 

Иоганн Фридрих Швейцер (1631-1709), более известный как Гель­веций, имел мозг не самый маленький среди гипофизариев, но и не самый большой — около 550 см³ (т.е. значительно ниже низше­го возможного значения).

Известность в литературе он получил благодаря странной исто­рии с тиглем, золотом и Спинозой и почти мифологизировался, чуть не растворившись в этой алхимической ахинее.

Однако Гельвеций был вполне реальным персонажем.

Более того, Гельвеций был современником и другом анатома Фредерика Рюйша (1638-1731), очень известным врачом, коллекци­онером и автором трактатов «Обезоруженная чума в склянке териака» и «Vitulus Aureus».

Гельвеций, впрочем, не только дружил с великим Рюйшем, но и сам недурно анатомировал. Именно он выпрепарировал и пре­поднёс Рюйшу тот эмбрион человека, что был Рюйшем забальзами­рован и описан как «человеческое существо ростом не больше ржа­ного зёрнышка с плацентой и пуповиной».

(Т.е., судя по размеру эмбриончика, — это вторая неделя. Препарация, произведённая Гельвецием, сложна, требует архипедантизма и кро­хотности пальчиков.)

Впрочем, авторитет его как учёного и литератора был не слиш­ком велик.

О Гельвеции и его литературно-медицинских экзерсисах сохрани­лись отзывы его современников: «Знаю я этого докторишку и знаю, что он не очень-то достоверный автор» (Переписка Людевика Гюйгенса с братом. НАМ Snelders, De geschiedenis van de scheikunde in Nederland).

Гельвеций был свидетелем при знаменитом споре Де Билса и Рюйша о клапанах лимфатических сосудов, причём свидетелем не безмолвным. Люк Койманс пишет о Гельвеции: «Его регулярно бранили, над ним смеялись. Разумеется, поводом для шуток часто служил его внешний вид. Когда он зимой надевал меховую шапку и шубку, то про него говорили, что это “чучело павиана, размером с британского петуха”. Мальчишки кричали ему вслед: “Куда идёт этот бархатный камзол с человечком внутри”?» (Койманс Л. Худож­ник смерти. Анатомические уроки Фредерика Рюйша, 2008).

 

Илл. 16. И. Ф. Швейцер (Гельвеций)

 

То, что Гельвеций (по мнению учёных-современников), скорее всего, был жуликом от медицины, меня менее всего волнует. Бо­лее того, чем более он был жуликоват, тем лучше, т.к. его жуликова­тость напрямую свидетельствует о полноценности его мышления. Современники отмечали, впрочем, обаяние крохотного доктора и даже «красоту лица».

Внешность «гипофизариев», кстати, как правило, характери­зовалась без всякой брезгливости или критики.

Более того, Йозеф Борувлаский, о котором пойдёт речь чуть ниже, при своём малюсеньком росте обольстил несколько вполне полномерных девиц и дам, а Вибранд Лок, имея рост 64 см, много лет был любимой игрушкой (во всех смыслах этого слова) самых из­вестных красоток Англии середины XVIII столетия.

Стоит отметить, что здесь мы видим и ещё одно, строго анато­мическое отличие от «больших микроцефалов». Оно не принципи­ально, но достойно упоминания.

Большую часть «малоголовых» объединяла особенность, кото­рую подметили ещё первые анатомы и антропологи: «На голове микроцефалов замечаются иногда странные явления, касающие­ся кожного покрова головы. Вирхов, Мержеевский и др. констати­ровали, что в некоторых случаях кожа на голове лежит складка­ми, как если бы она выросла тогда, когда череп имел нормальные размеры, и легла складками, чтобы улечься на маленьком черепе. Для Вирхова — это не редкое, но вторичное явление, которое, по его мнению, лишь доказывает, что нарушающая причина не лежит извне. Кожа развивается нормально и не находит достаточно ме­ста на маленьком черепе, так что ей не остается ничего другого, как лечь в виде борозд и валиков» (Могилянский И. Случаи микроцефа­лии //Арх. ИЭМ, 1915).

Теперь рассмотрим пример Йозефа Борувлаского (1739-1837).

«...Было нетрудно судить о том, что мне уготован исключительно малый рост с самого момента моего рождения, так как в то время он равнялся всего восьми дюймам (28 см). И всё же, несмотря на столь не­большой размер, я не был слабеньким или хилым, напротив, моя мать, которая кормила меня грудью, часто утверждала, что ни один из её де­тей не доставлял ей меньше хлопот.

<...>

...Вскоре после моего прибытия в Лондон там появился настоящий гигант. Он был восьми футов четырёх дюймов росту. (Далее Борувлаский долго и хорошо описывает, как "лондонские покровители" повезли его в гости к гиганту. — Прим, автора.) <...> Я отправился с ними, и думаю, что мы были одинаково потрясены. Гигант на некоторое время поте­рял дар речи. Потом он очень низко наклонился и протянул мне руку, в которую, я думаю, поместилась бы дюжина моих» (Boruwlaski J. The Memoirs, 1792).

 

Илл. 17. Й. Борувлаский

 

Я очень не случайно привёл здесь строчки из мемуаров Йозефа Борувлаского, написанных им собственноручно.

Этот человечек, имевший объём мозга около 450 см³, писал впол­не профессионально, более того, умел соблюдать ту простоту и яс­ность слога, что выдают интеллектуально самостоятельного автора. Помимо славы мемуариста, карьеры придворного (он находился под покровительством принца Уэльского и получил дворянский ти­тул от короля Польши) маленький человечек был известен как пре­восходнейший скрипач.

Полагаю, что этих примеров достаточно, хотя история знает мно­жество удивительных и очень разных гипофизарных карликов и карлиц, мозг которых даже уступал в размере и мозгу Гельвеция, и мозгу Борувлаского, что не мешало им знать языки, писать дол­говые расписки, гранить бриллианты, гадать, стреляться на дуэлях, картёжничать, быть поэтами, философами и интриганами... или ти­хими деревенскими дурочками.

Естественно, далеко не каждый случай гипофизарной карликовости и, как следствие, формальной микроцефалии, непре­менно привязан к интеллектуальной полноценности, но достовер­ных прецедентов откровенного слабоумия среди маленьких людей практически нет. (При получении ими должного воспитания и обра­зования.)

(Ни в коем случае не следует отказываться от версии, что полная и оче­видная осмысленность большинства «гипофизариев» связана с тем, что каждый «маленький человечек» имел безусловную «товарную ценность». Пик свидетельств о крайне «интеллектуальных» гипофизариях приходит­ся на XVI-XVIII века, т.е. на ту эпоху, когда практически каждый «карлик» мог найти место при цирке, королевском или ином «дворе» либо театре. Соответственно, рождение миниатюризированных младенцев восприни­малось почти любой семьей как финансовая удача. Вне зависимости от продолжительности жизни карлика и вызываемых им чувств, в его воспи­тание и образование имело смысл «вкладываться».)

Карлики и карлицы новейшего времени (см. выше) отметились как превосходные авиамоделисты, актёры кинематографа, танцов­щицы, кулинары, шахматисты, фокусники и политики.

К примеру, Яйя Бин Яйя Аль-Гхадера (рост 80 см) баллотиро­вался на пост президента Йемена.

Да, если очень постараться, то в интеллекте этих маленьких лю­дей можно порой подметить девиантные черты, дефекты мышле­ния, речи и пр. Но подобное мы часто наблюдаем и у обладателей полноразмерного мозга.

Более того, отчётливая или слабая дефектность мышления, если она хорошо диагностируется традиционными нейропсихологиче­скими тестами, является лишним и бесспорным доказательством наличия этого самого мышления.

Т.е., грубо говоря, дырки в сыре возможны только при наличии сыра.

Игнорация наукой факта наличия полноценного интеллекта у людей, вес головного мозга которых находится значительно ниже всяких «предельно низких значений», сама по себе впечатляет.

Этот факт можно на первый взгляд отнести к разряду «загадок». Можно просто перечеркнуть его диагнозом «микроцефалия» и от­нести к разряду патологий, как это сделал Джакомини (1876), К. Фогт (1867), Л. Мануврие (1895).

Впрочем, в этом случае перечеркнуть придётся и мемуары Бо­рувлаского, и алхимические опыты Гельвеция, и его беседы со Спинозой, и ещё много всего другого. Часть исследователей так и поступает, но часть оставляет безусловный интеллектуализм об­ладателей сверхмалого мозга в разряде загадок.

Впрочем, загадка не так уж и сложна.

Дело в том, что всегда недостаточно внимания уделялось той призрачной, мерцающей, подвижной и совершенно не реальной, но очень важной и объективно существующей демаркационной ли­нии, которая в головном мозге млекопитающих разделяет обеспе­чение мозгом сомато-физиологических функций организма от функ­ций непосредственно сознания и разума.

Я прекрасно понимаю, сколь сложно (даже умозрительно, о лан­цете не может идти и речи из-за динамичности, переплетённости и инсталлированности друг в друга различных областей и отделов) провести эту линию сквозь структуры мозга.

Впрочем, сложность ещё никогда не отменяла необходимости.

Несомненно, это разделение способно разъяснить очень многое. Такая «линия», при всей её условности, наглядно показывает, на­сколько фатально преобладает над интеллектуальной «долей» та масса мозгового вещества, что отвечает за обеспечение сомато-физиологических функций.

У меня получилось соотношение примерно 8:2. (То есть если, максимально грубо, у полнорослого человека всего лишь 200-250 грам­мов мозгового вещества заняты непосредственно образами, ассо­циациями, способностью писать, читать и пр. «прямыми» проявле­ниями «интеллекта».)

Теперь берём «гипофизария» и, желая найти отгадку полноцен­ности его «ничтожного» мозга, рассмотрим все последствия проис­шедшей с ним миниатюризации.

В качестве инструмента возьмём самую простую логику пропор­ционального уменьшения.

Естественно, с радикальным сокращением массы всего тела — пропорционально может быть уменьшена и масса мозга, ко­торая обеспечивает физиологические и соматические процессы.

Понятно, что для регулировки этих процессов в небольшом ор­ганизме масса церебрального вещества потребуется меньшая, чем для обеспечения оных в большом организме.

«Объём работы» уменьшился (из-за общего уменьшения тела), и пропорциональное уменьшение мозговой массы никак не сказа­лось на полноценности её выполнения.

Но если мы последуем этой логике и дальше, то будем обрече­ны признать, что в режиме общего пропорционального уменьше­ния мозга пропорционально уменьшилась и та его часть, что обе­спечивает генерацию разума и сознания.

Но разум-то не может быть «уменьшен пропорционально».

Его «объём работы» неизменен что для полнорослого человека, что для великана, что для самого маленького человечка.

Если мы начнём пропорционально, на треть или на четверть «уменьшать разум», то наш гипофизарный карлик будет понимать только треть (четверть) букв алфавита, распознавать треть (чет­верть) звуков и пр.

Или воспринимать все буквы и звуки, но неполноценно.

Более того, его ассоциации становятся конечными, коль скоро и они могут сократиться на треть. Сам же факт возможности сокра­щения ассоциаций на треть предполагает некую конечность ассо­циативного ряда, что полностью исключено, т.к. принцип мышле­ния основан как раз на бесконечности ассоциаций.

Тем не менее часть гипофизарных карликов, отметившихся в истории человечества и в ней задокументированных, имели пол­ноценный, а порой и выдающийся интеллект.

Из этого вполне возможен вывод, что обеспечение интеллек­туальных полноценных процессов возможно чрезвычайно малой (шокирующе малой) массой вещества коры головного мозга, а сама величина головного мозга обусловлена лишь масштабом организ­ма, который необходимо обеспечить сверхсложной регулировкой физиологических и соматомоторных процессов.

С. Р. Кахаль прямо указывает, что «деятельность мозга зависит от разветвлённости нейронов головного мозга и качества синаптических связей. Общая масса мозга менее важна для обмена информацией, чем его внутренняя организация и богатство связей» (Cajal S. R. Histologie du Systeme Nerveux de I'homme et des Vertebres, 1909-1911).

Данная гипотеза, полагаю, не решает полностью вопрос идиотии «больших микроцефалов», но оставляет простор для нескольких рабочих версий.

Согласно первой, «индекс цефализации», конечно, не слишком существенный фактор, но всему есть предел. Всё же некий критиче­ский порог соотношения массы мозга и массы тела но существует.

При переходе этого порога — различные второстепенные и де­коративные функции мозга, вроде речи и мышления, «приносятся в жертву» соматомоторному и физиологическому обеспечению ор­ганизма.

Порог, в нашем случае, получается впечатляющим.

При нормальном индексе цефализации для обычного homo, ги­пофизарного карлика или палеоантропа 1:50—1:38, у микроцефа­лов соотношение массы мозга к массе тела составит 1:250 (по Мержеевскому), 1:140 (по Маршаллу), 1:220 (по Грациоле) et cetera.

Исходя из вышесказанного, у микроцефалов он подобен «индексу цефа­лизации» орла-могильщика (Aquila heliaca) или эфиопского шакала (Canis simensis).

Есть и вторая версия.

Она мне представляется более серьёзной; в большинстве слу­чаев неспособность микроцефалов к мышлению была обеспечена лишь тяжелыми структурными патологиями мозга и ничем иным.

Микроцефалия, при которой сохранялась относительная структур­ная и архитектурная целостность мозга, всё же не приводила к полной идиотии. (Не следует забывать о таких примерах, как Антония Гордони или тщательно описанная С. Корсаковым Мария Петрова (умерла в 1911 г.), которая имела относительную способность к речи.)

Более того, существуют и палеоантропологические данные, под­тверждающие возможность относительного интеллектуального прогресса при относительной массовости того, что обычно имену­ется микроцефалией и формально номинируется как патология.

На Флоресе (Индонезия), близ г. Рутенг, в пещере Лианг-Буа про­изошло обнаружение останков homo с «совершенно миниатюрным мозгом», сопоставимым с мозгом наших гипофизарных карликов, микроцефалов или с мозгом самых ранних австралопитеков (330-380 см³)¹².

Данная находка стала безусловным научным фактом, и в длин­ной галерее древних homo появился новый тип, получивший клас­сификацию homo floresiensis.

Данный вид не был бы ничем примечателен, кроме малого раз­мера мозга и роста (около 1 метра), если бы найденные каменные орудия труда не были бы подобны орудиям homo erectus, а по мне­нию некоторых исследователей, не были бы даже более совершен­ны, чем орудия палеоантропов того же периода.

Данный факт спровоцировал появление смелых, но не слишком корректных гипотез, вроде той, что была выдвинута И. Мосевицким:«Эволюция шла в сторону миниатюаризации, в том числе мозга, при одновременном повышении интеллекта» (Мосевицкий М. И., проф. Распространенность жизни и уникальность разума, 2008).

В противовес этой и ей подобным гипотезам — возникло и мне­ние о том, что homo floresiensis были обыкновенными микроцефала­ми, жертвами синдрома Ларона, редкого заболевания, при котором угнетается гормон роста.

В этой трактовке тоже были очень слабые места; прецедентов эпидемии данного синдрома не существует, а некий «внешний фак­тор», который мог бы спровоцировать массовость редчайшего за­болевания, так выявлен и не был.

К тому же микроцефалия, особенно «лароновская», имеет ряд характерных признаков, в частности, нарушения пространствен­ной геометрии полушарий и мозжечка, атрофацию извилин, заплощение оперкулярной части и, как следствие, тяжкие патологии.

Исследования У. Джангерса (Университет Стоуни-Брук, 2005), Д. Фольк (Университет Флориды, 2005) установили отсутствие каких-либо геометрических и объёмных аномалий развития голов­ного мозга homo floresiensis.

(Кстати, эндокраниумы многих иных обладателей «малого моз­га» свидетельствуют либо об отсутствии любых патологий такого типа, либо о спорности их наличия.)