Все они содержатся в каждой из 46 хромосом, расположенных слева в геометрическом порядке 1 глава

Разумеется, научное осознание истины было достигнуто не только с помощью микроскопа, но и благодаря тому, что человеческий разум наделен способностью к творчеству. Он не просто хранит впечатления, подобно множеству фотосним­ков, а превращает впечатления в стимулы для воображения. Именно с помощью воображения или благодаря прозорливо­сти, способной «видеть то, что находится за объектами вос­приятия», человек может строить догадки относительно про­исходящего, и именно благодаря этой способности человече­ского разума вся наука и все открытия получают импульс, который двигает их вперед. Если поразмыслить над этими открытиями в области генезиса всего живого, нельзя не заме­тить, сколько мистического в этих сугубо научных положени­ях. Ибо зародышевая клетка, настолько микроскопическая, что ее не видно, хранит в себе наследие всех прошедших эпох.

В этой крошечной частице воплощены весь человеческий опыт, вся история рода человеческого.

Прежде чем изменения в первичной клетке станут замет­ными, прежде чем в ней начнется процесс деления, гены уже приходят к соглашению друг с другом. Между ними идет свое­го рода конкурентная борьба, результатом которой становится селекция. Ибо не все хранящиеся в данной клетке гены могут играть роль в формировании нового существа. На это способ­ны только гены, одержавшие верх в соперничестве. Они несут в себе «доминантные признаки».

Остальные, напротив, остаются скрытыми. Они называют­ся «рецессивными признаками». Это любопытное явление в подготовке зародышевой клетки к созиданию было впервые отмечено Менделем и сформулировано в виде научной гипо­тезы, основанной на знаменитых и новаторских опытах по скрещиванию растений из одного семейства, одного с крас­ными, а другого с белыми цветами. Посадив скрещенные се­мена, он получил три растения с красными цветами на одно растение с белыми. Доминантные «красные» гены вытеснили рецессивные «белые» в трех случаях из четырех. Очевидно, что соотношение, возникающее в результате борьбы между кон­курирующими признаками, должно с неизбежностью следо­вать закону математических комбинаций.

Последующие исследования, основанные на математиче­ских расчетах возможных комбинаций генов, были гораздо более сложными, но сводились к тому же — при заданных условиях любой зародыш может превратиться в более или менее красивого, более или менее сильного индивида в зависимости от преобладания в нем тех или иных генов.

Именно благодаря этим варьирующимся комбинациям люди и отличаются друг от друга. Поэтому мы наблюдаем у детей из одной семьи, рожденных от одних родителей, бес­конечное разнообразие красоты, силы и интеллекта.

Особый интерес вызывало изучение условий благоприят­ных для появления наиболее совершенного генетического типа человека, что привело к появлению новой науки — ев­геники.

Тем не менее эта глава в истории науки (науки о генах и их комбинациях) была основана на множестве гипотез и не сыграла большой роли в непосредственном изучении того, что происходит после комбинирования генов.

Именно в этот момент начинается процесс непосредствен­ного формирования тела. В его основе лежит механизм деле­ния клетки, настолько явный и легко отслеживаемый, что даже Вольф, наблюдавший его в микроскоп впервые, смог описать последовательные этапы, которые проходит развива­ющийся эмбрион.

Сначала клетка делится на две одинаковые клетки, оста­ющиеся соединенными. Две превращаются в четыре, четы­е—в восемь, восемь — в шестнадцать и так далее. Этот процесс продолжается до тех пор, пока не появятся сотни клеток. Это похоже на умелую подготовку к стройке, когда для строительства дома сначала запасается достаточно кирпи­чей. В положенное время клетки выстраиваются в три слоя, имеющих четкие границы, подобно кирпичам в стене (срав­нение принадлежит Хаксли). Дальнейший процесс происходит одинаково у всех животных. Сначала клетки образуют подобие пустой сферы, похожей на стенки каучукового мяча (морула). Затем оболочка прогибается внутрь, образуя две стенки, одна напротив другой. В заключение между двумя слоями просачи­вается третий. Так образуются три стенки, из которых разо­вьется конечная структура (см. рис. 3).

Эти слои, «зародышевые листики», расположены в следу­ющем порядке: наружный — эктодерма, средний — мезодерма и внутренний — эндодерма. Вместе они образуют крошечное продолговатое тело, состоящее из клеток одного размера, прав­да меньшего, чем первая клетка, из которой они все появились.

Каждая из трех стенок формирует сложную систему органов. Внешняя дает начало коже, сенсорной и нервной системам. Ра­зумеется, этого следует ожидать, поскольку именно этот слой на­ходится в контакте с внешним миром, от которого его защищает кожа, в то время как органы чувств и нервная система соединяют его с миром. Из внутренней стенки развиваются органы, обеспе­чивающие функции питания, например кишечник, желудок, пищеварительные железы, печень, поджелудочная железа и легкие. Третья или средняя стенка формирует скелет, на котором дер­жится все тело, и мускулы. Органы нервной системы называются «органами взаимодействия», поскольку они управляют нашим взаимодействием с внешним миром. Органы пищеварительной и дыхательной систем называются «вегетативными органами», поскольку обслуживают только «растительную» или неактивную сторону жизни организма.

Лишь недавно последние исследования показали, как раз­виваются сами органы. Происходит следующее: в однородных слоях появляются точки, или центры, которые внезапно на­чинают проявлять высокую биологическую активность. Из пристеночных матриц образуются клетки и приступают к фор­мированию органа, или зачатков органа. Независимо от того, какой это орган, схема его возникновения всегда одинакова. Различные органы появляются из подобных центров повы­шенной активности, хотя последние могут быть никак не свя­заны и находиться на расстоянии друг от друга. Это открытие было сделано профессором Чайлдом из Чикагского универси­тета. Он назвал эти центры «градиентами»¹.

Практически одновременно с ним другой эмбриолог Дуг­лас, работавший в Англии независимо от Чайлда, совершил похожее открытие, его наблюдения ограничивались нервной системой. Он назвал активные точки «санглиа»², охарактери­зовав их как особо чувствительные.

В момент появления органов сами клетки, которые вна­чале были идентичными, начинают менять свой тип и пре­терпевают значительные изменения в зависимости от тех функций, которые будет выполнять тот или иной орган. Так возникает «специализация», благодаря которой смогут вы­полнять работу формируемые ими органы. Несмотря на то что эта тонкая специализация связана с определенной функ­цией, она складывается до того, как функция начнет ра­ботать.

^[1] Child С. М. Psychological Foundations of Behavior. — New Yyoric, 1924.

^[1] Douglas A C. The Physical Mechanism of the Human Mind. — Edinburg, 1925.

Рис. 3. (Вверху слева) исходный шар из клеток, морула, состоящий из одной стенки (вверху справа). (Внизу сле­ва) вогнутая гаструла с двойными стенками; (внизу спра­ва) третья стенка, формирующаяся между стенками га- струлы.

С помощью следующего рисунка, на котором изображены некоторые из подобных клеток, можно получить представле­ние о существенных различиях между ними. Клетки печени шестиугольной формы и прилегают друг к другу словно плит­ки на тротуаре. Они не имеют соединительной ткани. Костные клетки, напротив, овальные, немногочисленные и находятся на значительном расстоянии друг от друга, но при этом свя­заны тонкими волокнами. Но особенно важно для костей на­личие твердой соединительной ткани, вырабатываемой сами­ми клетками. Особый интерес представляет оболочка трахеи.

Крошечные чашечки, постоянно выделяющие клейковидное вещество, которое улавливает из воздуха пыль, размещены среди треугольных клеток с бахромой мерцательных ресничек, направляющих слизь наружу. Кожа состоит из особых плоских клеток, расположенных слоями. Клетки верхнего слоя посто­янно отмирают и замещаются клетками слоя, находящегося под ним. Эти клетки, защищающие внешнюю поверхность тела, напоминают солдат, готовых отдать жизнь за родину.

Нервные клетки являются наиболее развитыми и важными. Они не восстанавливаются. Они всегда на командном посту, а их длинные отростки тянутся на большие расстояния, подобно те­леграфным кабелям, связывающим континент с континентом.

Эти огромные различия между клетками представляют для нас особый интерес, поскольку каждая из них произошла из пер­вичного набора совершенно одинаковых клеток. Но в процессе подготовки к своей будущей миссии они изменились таким об­разом, что каждая из них в состоянии делать то, на что не была способна раньше! Однако, изменившись один раз, больше они уже измениться не смогут. Клетка печени никогда не превратит­ся в нервную клетку. Из этого следует, что они должны были не просто подготовить себя к выполнению определенного рода ра­боты, как мы считали прежде, а трансформироваться.

Но разве не нечто похожее происходит в человеческом обществе? Здесь мы тоже встречаем специализацию, сравни­мую с работой органов тела. В первобытном обществе каждый выполнял самую разнообразную работу. Один и тот же чело­век мог быть строителем, плотником, врачом, иными словами, кем угодно. Но по мере того как общество развивается, труд становится все более и более специализированным. Каждый выбирает себе один вид работы и становится психологически непригодным для другой. Овладеть профессией не означает просто приобрести соответствующие навыки. Посвятить себя ей означает претерпеть внутренние изменения, необходимые для достижения успеха на этом поприще. Выработка особых качеств, подходящих для данной работы, оказывается более важным, чем обретение мастерства. Это формирует идеалы человека и становится целью всей его жизни.

Рис.4. Типы клеток

Но вернемся к эмбриону. Каждый орган состоит из особых клеток и выполняет свои собственные функции, отличные от функций других органов. Тем не менее все эти функции не­обходимы для здоровья и благополучия организма. Поэтому каждый орган живет и работает на благо целого.

Развивающийся эмбрион не только формирует органы, но и обеспечивает необходимое взаимодействие между ними. На это работают две большие системы: кровеносная и нервная. По сложности они намного превосходят все другие органы. Кроме того, только эти системы, задействованные в соедине­нии всех остальных.

Первая из них, словно река, несет вещества ко всем частям тела. Но она также выполняет функцию коллектора. Факти­чески кровеносная система является транспортом, доставля­ющим питательные вещества в каждую клетку тела, и в то же время она забирает кислород из легких. Кровь также перено­сит некоторые вещества, вырабатываемые эндокринными же­лезами. Они называются гормонами и воздействуют на орга- ' ны, стимулируя их деятельность, главным образом контроли­руя их работу, с тем чтобы обеспечить необходимую системе согласованность действий.

Гормоны — это вещества, необходимые органам, удален­ным от тех, что вырабатывают гормоны. Насколько совершен­но кровеносная система выполняет свою работу! Каждый орган живет словно бы на берегу реки, из которой он черпает все необходимое для своей жизнедеятельности, а затем влива­ет обратно в нее продукты своей жизнедеятельности, некото­рые из которых необходимы другим органам.

Еще один большой организм, гармонизирующий всю дея­тельность тела, — это нервная система. Она осуществляет уп­равление, разместив в мозгу нечто вроде центра управления, или «диспетчерского пункта», из которого команды передают­ся в каждую часть тела.

Можно говорить о развитии кровеносной системы приме­нительно к жизни всего человечества. В обращение поступают вещи, созданные разными народами и государствами, и каж­дый берет из этого круговорота то, что ему нужно для жизни. Великая река торговли делает товары доступными другим людям и странам. Купцы и разъездные торговые агенты по сути своей не что иное, как аналоги красных кровяных телец. И разве в огромном человеческом сообществе товары, создан­ные в одном месте, не потребляются в другом?

В последние годы мы даже можем наблюдать рост числа организаций, выполняющих работу гормонов.

Это усилия больших государств по планированию охраны окружающей среды, контролю торговли, стимулированию, по­ощрению и руководству начинаниями всех стран с целью до­стижения большей гармонии и всеобщего процветания.

Можно даже сказать, что недостатки, которые весьма отчет­ливо проявляются в этих попытках, свидетельствуют о том, что эмбриональное развитие социальной кровеносной систе­мы еще далеко от совершенства.

Что же касается специализированных клеток нервной систе­мы, то соответствий им в человеческом обществе, к сожалению, не достает. Судя по тому, в каком хаосе пребывает сейчас мир, мы можем с уверенностью заключить: то, что должно осущест­влять их функцию, еще не развилось в полной мере. По этой причине у нас нет ничего, что одновременно воздействовало бы на все социальное тело и направляло бы его к гармонии. Самая высокоразвитая форма нашего управления, демократия, позво­ляет каждому голосовать и таким образом выбирать руководство. Было бы просто невероятно представить себе такое в эмбриоло­гии, ибо если каждая клетка должна иметь определенную специа­лизацию, то клетка, способная управлять другими, должна обла­дать ею в еще большей степени. Управление — самая сложная за­дача из всех и требует более тонкой специализации. Так что здесь нет проблемы выбора, но есть необходимость в достаточных на­выках и пригодности к данной работе. Тот, кто управляет други­ми, должен изменить себя. Никто не может быть лидером или предводителем, будучи не подготовленным к этой работе. Этот принцип, увязывающий специализацию с предназначением, до­стоин нашего самого пристального внимания, тем более что именно этот путь избрала природа и следует ему во всех своих начинаниях. Совершенно очевидно, какие чудесные возможнос­ти отвфывает этот принцип в живых организмах.

Так что эмбриология может указать нам путь. Она стано­вится источником вдохновения. Джулиан Хаксли прекрасно описал чудо эмбриона: «Переход от небытия к сложному ор­ганизму зрелого индивида — одно из извечных чудес жизни. Если нас и не поражает величие этого чуда, то только потому, что оно так часто происходит у нас на глазах в нашей повсе­дневной жизни».¹

^[1] Huxley J. S. The Stream of Life. —1926. Перевод цитаты осуществлен по итальянско­му тексту доктора Монтессори. (Примеч. перев.)

Какое бы животное мы ни изучали, будь то птица, или кролик, или любое другое позвоночное, мы обнаружим, что оно состоит из органов исключительной сложности. Еще более удивителен тот факт, что эти органы, будучи сами по себе такими сложными, находятся в тесной взаимосвязи друг с другом. Если мы изучим кровеносную систему, мы обнару­жим такую тонкую, сложную и совершенную форму циркуля­ции, что с ней не сможет сравниться никакая система, изоб­ретенная самой прогрессивной цивилизацией. Равным обра­зом орудие мышления — разум, который с помощью органов чувств собирает ощущения внешнего мира, так чудесен, что ни один современный механизм не может сравниться с ним ни в малейшей степени. Может ли какое-либо механическое приспособление сравниться с тайным чудом глаза или уха? А если рассмотреть происходящие в организме химические реакции, то следует признать существование в теле целых ла­бораторий, настолько хорошо оборудованных, что они могут производить вещества и удерживать от распада их компонен­ты, что пока не позволяют делать наши самые развитые тех­нологии.

Рядом с коммуникационной сетью нервной системы самые блестящие наши достижения — телефон, радио, телевидение, беспроводной телеграф и многие другие — выглядят неуклю­жими и неэффективными.

И если мы проинспектируем самое обученное в мире войско, мы не встретим такого повиновения, на которое способны наши мускулы, незамедлительно реагирующие на команды одного-единственного диспетчера и стратега. Ис­полнительные слуги, они обучаются особому ремеслу — быть всегда готовыми к точному исполнению полученных приказов. Если мы поразмыслим над этими фактами и осо­знаем, что все эти сложнейшие органы, связующие органы, мускулы и нервы, которые обеспечивают связь с каждой, самой крошечной клеточкой тела, появились из одной-един- ственной, первичной, круглой зародышевой клетки, то ощу­тим на себе действие колдовских чар природы и осознаем ее величие.

6. Эмбриология и поведение

Все фазы, которые мы наблюдали в развитии эмбриона, присущи всем высшим живым существам, включая человека. Более примитивные животные отличаются только в том смыс­ле, что их развитие неполно, оно останавливается на одной из более ранних стадий.

Например, вольвокс — это организм, не развившийся за пределы глобулярной стадии. Он остается крошечным полым шариком, кружащимся в океане. На внешней поверхности его единственного слоя клеток расположено покрытие из шевеля­щихся жгутиков, с помощью которых он вращается и пере­двигается.

Кишечнополостные — животные, находящиеся на следу­ющей стадии развития, которой присуще наличие двух кле­точных слоев. Поверхность их полой сферы выгибается внутрь, формируя два слоя клеток — эндодерму и эктодерму. Следующие за развитием трех слоев стадии настолько схожи у многих видов, что можно легко спутать зародыш одного вида с зародышем другого. Это хорошо видно на рис. 5.

Последний факт считается одним из самых веских доказа­тельств теории нисхождения через различные уровни живот­ного мира. Так, считается, что человек произошел от обезь­яны, млекопитающие и птицы — от рептилий, те в свою оче­редь — от земноводных, последние — от рыб и так далее, вниз, к простейшим организмам, состоящим из одной клетки. Поэтому благодаря наследственности каждый эмбрион вы­нужден был проходить через все стадии своих предшествен­ников таким образом, что в нем суммировалась или синтези­ровалась вся эволюция вида. Эта теория, согласно которой онтогенез повторяет филогенез, получила название «закона рекапитуляции».

По этой причине эмбриология была включена в теорию Дарвина и считалась одним из самых убедительных доказа­тельств последней. Однако позднее, после открытий Де Фриза, для того чтобы объяснить живые существа, эмбриоло­гии пришлось принять более широкие взгляды. Для написа­ния «Мутационной теории» Де Фриз¹ наблюдал разновидно­сти растений, выросшие из одинаковых парентных форм. Они вырастали без какого-либо воздействия, которое можно было бы приписать внешнему миру, что позволяло говорить о спон­танных видоизменениях. Если причины этих изменений не могут быть обнаружены в окружающей среде, то они должны быть во внутренней активности эмбриона, поскольку только там может иметь место быстротекущая эволюция.

Рис. 5. Формы эмбриона

^[1] Хуго Де Фриз, основатель экспериментальной генетики, в первую очередь извест­ный по цитируемой здесь работе «Die Mutations Theori», 2vols, Leipzig, 1902—3. Все его труды собраны в одном томе «Operate periodicis collata», Utrecht, 1918—27

Таким образом, стало возможным рассмотреть другие (по сравнению с медленными адаптационными трансформа­циями теории Дарвина, требовавшими бесконечно длитель­ных периодов времени) возможности. Это позволило мысли­телям более свободно выдвигать другие гипотезы, признать существование других проблем.

На самом деле развитие эмбриона, которое мы можем на­блюдать в микроскоп, представляет собой лишь механическую часть процесса, ибо живые существа не являются простым набором органов, совокупно работающих на пользу организ­ма. Однако самая большая загадка высших видов заключается в том, что в результате столь схожих процессов появляются рептилия, птица, млекопитающее или человек.

Ибо основное различие между этими животными заклю­чается в конечной форме, которую обретают их конечности, тела, зубы, и эта конечная форма никак не соотносится с их эмбриональным прошлым, а скорее связана с поведением в их среде обитания.

Это привело к идее одного-единственного созидательного плана природы: к единому способу строительства, почти как в аналогичной сфере деятельности человека, когда самые раз­ноплановые сооружения, простые или монументальные, начи­наются со сбора материала (камней и кирпичей), а затем скла­дывания из них стен. Но что делает наши здания непохожими на другие, как формой, так и отделкой? Не материалы, из которых они построены, а разные цели, для которых они пред­назначены.

Но, помимо этого, очень важно то, что эмбриология смог­ла подняться над уровнем абстрактного теоретизирования. Она не просто подводит нас к новым идеям, она открыла путь к экспериментальному исследованию. И помимо этого, мы достигли больших успехов в сфере практического применения этой науки.

Эмбрион, может быть подвержен такому воздействию, ко­торое способно вызвать в нем изменения. Это означает, что, воздействуя на эмбрион, можно опытным путем менять ход жизни. И это уже делается.

Используя гены и их комбинации, мы можем вмешиваться в наследственность растений, а затем и животных, получая чрезвычайно важные результаты. Открылась новая область широкого и разнообразного интереса, не только научного, но и практического. Значение эмбриона заключается в том, что он еще не полностью сформировал свои органы, и его можно сравнительно легко заставить трансформировать их. Сегодня человек раскрыл этот секрет.

Несколько лет назад в Америке был выдан первый патент в области эмбриологии. Была выведена новая разновидность пчел без жала, способных собирать гораздо больше меда, чем обычные пчелы. Таким же образом различные растения стали приносить больше плодов или обзавелись стеблями без ши­пов. Корневища других растений стали намного питательнее, а некоторые, представляющие ценность, перестали быть ядо­витыми.

Широко известны достижения в выведении улучшенных пород цветов. Более того, хотя этот факт не так хорошо из­вестен, воздействие человека на природу переместилось с су­ши на море и распространилось на подводный, животный и растительный миры. Мы можем сказать, что с помощью ра­зума человек смог украсить и обогатить землю. И если по примеру биологов мы будем изучать жизнь во всей ее полноте и исследовать взаимовлияние тех форм, которые она прини­мает, и ее результаты, мы сможем увидеть одну из целей су­ществования человека на земле и поймем, что сам человек является одной из великих космических сил вселенной.

Результаты деятельности человеческого разума позволяют отнестись к человеку как продолжателю миросозидания, слов­но бы (по выражению Хаксли) он был послан на землю, чтобы помочь процессу творения и ускорить его темпы. Управляя самой жизнью, он помогает ее совершенствовать.

Так что эмбриология не является более наукой абстракт­ной или бесплодной.

Если усилием воображения мы представим, что развитие разума идет по сходному пути, будет естественным предполо­жить, что человек, который сегодня может воздействовать живое для создания новых более развитых видов, должен быть также в состоянии способствовать развитию человеческого разума и контролировать его.

Ибо ментальное развитие человека, как и телесное, похо­же, следует все тому же творческому плану природы. Так же как тело начинается с одной элементарной клетки, не име­ющей очевидных отличий от других клеток, так и разум чело­века возникает из ничего или из того, что кажется ничем.

Так же как нет полностью сформировавшегося человека в изначальной зародышевой клетке, так же и в новорожден­ном, похоже, нет сформированной личности. Первое, что можно увидеть в плане ментального развития, — это накопле­ние материала, сравнимое с делением клеток, которое мы на­блюдали на физическом уровне. Это осуществляется тем, что я назвала впитывающим разумом, и на этом уровне также мы наблюдаем формирование психических органов вокруг появля­ющихся в свою очередь центров чувствительности. Они обла­дают такой высокой активностью, что взрослые не могут их воссоздать или вспомнить, какими они были. Мы уже упоми­нали об этом, когда говорили об овладении ребенком языком. Поскольку эти точки чувствительности создает не сам разум, а его органы. И здесь, аналогичным образом, каждый орган развивается независимо от остальных. Например, параллельно с развитием языковых навыков достаточно независимо разви­ваются чувство дистанции и ориентация в пространстве. То же самое происходит и со способностью удерживать равновесие, стоя на двух ногах, и другими формами координации.

Каждая из этих способностей дает особые преимущества, и эта форма чувствительности настолько активна, что приво­дит обладателя к способности выполнять определенный ряд действий. Ни одна из этих чувствительных способностей не охватывает весь период развития, но каждая из них продол­жается столько, сколько требуется для формирования органа. После его формирования чувствительная способность исчеза­ет, но период ее существования сопровождается выбросом энергии, совершенно невообразимым для тех, кто настолько перерос его, что даже не может помнить о его существовании.

По завершении строительства всех органов они объединяются, чтобы сформировать то, что мы называем психической це­лостностью индивидуума.

Существование проходящих чувствительных способностей, довольно схожих с этими, было открыто в жизненном цикле насекомых. Тот же Де Фриз, сформулировавший закон мута­ции, показал, как эти временные состояния начинают вести насекомое сразу после его рождения через изменяющиеся по­следовательности действий, каждая из которых необходима для выживания и развития насекомого. Это второе открытие Де Фриза послужило стимулом к многочисленным случаям биологического и психологического изучения других живот­ных. Эти исследования породили ряд теорий, горячо отстаи­ваемых разными группами ученых, пока американский психо­лог Уотсон не попытался проложить новый путь через хаотич­ную путаницу гипотез.

«Давайте отбросим все, что мы не можем проверить,— говорил он, — и будем придерживаться только того, в чем можем быть уверены. В настоящее время мы можем быть уве­рены только в одном, поскольку за этим можно наблюдать в поведении животных. Так что давайте положим его в основу нового направления исследования».

Таким образом, исходной точкой для Уотсона стали внешние случаи проявления поведения животных. Полагая, что это самый надежный способ углубить наши знания о жизни, он обратился к человеческому поведению и к детской психологии, то есть к тому, что мы можем наблюдать непо­средственно. Но он быстро обнаружил, что у ребенка нет следов предопределенного поведения. Он также подтвердил отсутствие инстинктов и психологической наследственности, утверждая, что действия человека определяются «условными рефлексами», накладывающимися один на другой в после­довательности уровней, ведущих ко все большей сложности. Так появился бихевиоризм¹, который был в большой моде

^[1] Watson John В. Psychology from the Standpoint of a Behaviourist (1919) и Behaviourism (1925).

в Америке, несмотря на нападки и критику тех, кто считал его непродуманным и поверхностным.

Тем не менее интерес, вызванный этим предположением, побудил двух других американских исследователей проверить и заново изучить поведение экспериментальными и лабора­торными методами.

Ими были Когхилл и Гезелл. Первый работал в эмбриоло­гии с целью прояснить проблему поведения, а Гезелл начал систематическое изучение развития ребенка, основав знаме­нитую психологическую лабораторию, за работой которой с интересом наблюдал весь мир.

Когхилл много лет в Филадельфии изучал развитие эмб­риона одного вида животного. Это была амблистома, по уров­ню эволюции стоящая ниже амфибий. Он выбрал ее за про­стоту строения организма, что особенно подходило для ясно­сти исследований. Выводы Когхилла не были опубликованы до 1929 года¹ — очень уж не соответствовали его наблюдения общепринятым в биологии взглядам. Но снова и снова повто­ряя свои эксперименты все с большей аккуратностью, он каж­дый раз приходил к выводу, что нервные центры мозга разви­ваются прежде, чем формируются органы, которыми им при­дется управлять. Зрительный центр, например, всегда появляется до зрительных нервов. Если бы эмбрион следовал предполагаемому порядку наследственности, согласно которо­му структуры, появляющиеся позже в истории вида, также развиваются в эмбрионе, тогда первыми можно было бы уви­деть органы, а затем, как результат их использования, нервные центры. Как же тогда появление зрительных центров может предшествовать не только появлению глаз, но даже и тех нер­вов, которые связывают их с глазами.

Исследования Когхилла послужили серьезным стимулом к изучению подлинных фактов в проблеме поведения животных. Кроме того, они вызвали к жизни поразительную идею: если органы развиваются после появления нервных центров, то они

^[1] Coghill G. Е. Anatpmy and the Problems of Behaviour. — Cambridge University Press, 1929.

должны быть способны принимать форму, соответствующую тем функциям, которые они должны осуществлять в окружа­ющей среде. Из этого не только следует, что поведение насле­дуется (что уже предполагалось в отношении инстинктов), но и порождает новую идею о том, что органы формируются в соответствии с циклом поведения животного в окружа­ющей среде.