Разумеется, научное осознание истины было достигнуто не только с помощью микроскопа, но и благодаря тому, что человеческий разум наделен способностью к творчеству. Он не просто хранит впечатления, подобно множеству фотоснимков, а превращает впечатления в стимулы для воображения. Именно с помощью воображения или благодаря прозорливости, способной «видеть то, что находится за объектами восприятия», человек может строить догадки относительно происходящего, и именно благодаря этой способности человеческого разума вся наука и все открытия получают импульс, который двигает их вперед. Если поразмыслить над этими открытиями в области генезиса всего живого, нельзя не заметить, сколько мистического в этих сугубо научных положениях. Ибо зародышевая клетка, настолько микроскопическая, что ее не видно, хранит в себе наследие всех прошедших эпох.
В этой крошечной частице воплощены весь человеческий опыт, вся история рода человеческого.
Прежде чем изменения в первичной клетке станут заметными, прежде чем в ней начнется процесс деления, гены уже приходят к соглашению друг с другом. Между ними идет своего рода конкурентная борьба, результатом которой становится селекция. Ибо не все хранящиеся в данной клетке гены могут играть роль в формировании нового существа. На это способны только гены, одержавшие верх в соперничестве. Они несут в себе «доминантные признаки».
Остальные, напротив, остаются скрытыми. Они называются «рецессивными признаками». Это любопытное явление в подготовке зародышевой клетки к созиданию было впервые отмечено Менделем и сформулировано в виде научной гипотезы, основанной на знаменитых и новаторских опытах по скрещиванию растений из одного семейства, одного с красными, а другого с белыми цветами. Посадив скрещенные семена, он получил три растения с красными цветами на одно растение с белыми. Доминантные «красные» гены вытеснили рецессивные «белые» в трех случаях из четырех. Очевидно, что соотношение, возникающее в результате борьбы между конкурирующими признаками, должно с неизбежностью следовать закону математических комбинаций.
Последующие исследования, основанные на математических расчетах возможных комбинаций генов, были гораздо более сложными, но сводились к тому же — при заданных условиях любой зародыш может превратиться в более или менее красивого, более или менее сильного индивида в зависимости от преобладания в нем тех или иных генов.
Именно благодаря этим варьирующимся комбинациям люди и отличаются друг от друга. Поэтому мы наблюдаем у детей из одной семьи, рожденных от одних родителей, бесконечное разнообразие красоты, силы и интеллекта.
Особый интерес вызывало изучение условий благоприятных для появления наиболее совершенного генетического типа человека, что привело к появлению новой науки — евгеники.
Тем не менее эта глава в истории науки (науки о генах и их комбинациях) была основана на множестве гипотез и не сыграла большой роли в непосредственном изучении того, что происходит после комбинирования генов.
Именно в этот момент начинается процесс непосредственного формирования тела. В его основе лежит механизм деления клетки, настолько явный и легко отслеживаемый, что даже Вольф, наблюдавший его в микроскоп впервые, смог описать последовательные этапы, которые проходит развивающийся эмбрион.
Сначала клетка делится на две одинаковые клетки, остающиеся соединенными. Две превращаются в четыре, четые—в восемь, восемь — в шестнадцать и так далее. Этот процесс продолжается до тех пор, пока не появятся сотни клеток. Это похоже на умелую подготовку к стройке, когда для строительства дома сначала запасается достаточно кирпичей. В положенное время клетки выстраиваются в три слоя, имеющих четкие границы, подобно кирпичам в стене (сравнение принадлежит Хаксли). Дальнейший процесс происходит одинаково у всех животных. Сначала клетки образуют подобие пустой сферы, похожей на стенки каучукового мяча (морула). Затем оболочка прогибается внутрь, образуя две стенки, одна напротив другой. В заключение между двумя слоями просачивается третий. Так образуются три стенки, из которых разовьется конечная структура (см. рис. 3).
Эти слои, «зародышевые листики», расположены в следующем порядке: наружный — эктодерма, средний — мезодерма и внутренний — эндодерма. Вместе они образуют крошечное продолговатое тело, состоящее из клеток одного размера, правда меньшего, чем первая клетка, из которой они все появились.
Каждая из трех стенок формирует сложную систему органов. Внешняя дает начало коже, сенсорной и нервной системам. Разумеется, этого следует ожидать, поскольку именно этот слой находится в контакте с внешним миром, от которого его защищает кожа, в то время как органы чувств и нервная система соединяют его с миром. Из внутренней стенки развиваются органы, обеспечивающие функции питания, например кишечник, желудок, пищеварительные железы, печень, поджелудочная железа и легкие. Третья или средняя стенка формирует скелет, на котором держится все тело, и мускулы. Органы нервной системы называются «органами взаимодействия», поскольку они управляют нашим взаимодействием с внешним миром. Органы пищеварительной и дыхательной систем называются «вегетативными органами», поскольку обслуживают только «растительную» или неактивную сторону жизни организма.
Лишь недавно последние исследования показали, как развиваются сами органы. Происходит следующее: в однородных слоях появляются точки, или центры, которые внезапно начинают проявлять высокую биологическую активность. Из пристеночных матриц образуются клетки и приступают к формированию органа, или зачатков органа. Независимо от того, какой это орган, схема его возникновения всегда одинакова. Различные органы появляются из подобных центров повышенной активности, хотя последние могут быть никак не связаны и находиться на расстоянии друг от друга. Это открытие было сделано профессором Чайлдом из Чикагского университета. Он назвал эти центры «градиентами»1.
Практически одновременно с ним другой эмбриолог Дуглас, работавший в Англии независимо от Чайлда, совершил похожее открытие, его наблюдения ограничивались нервной системой. Он назвал активные точки «санглиа»2, охарактеризовав их как особо чувствительные.
В момент появления органов сами клетки, которые вначале были идентичными, начинают менять свой тип и претерпевают значительные изменения в зависимости от тех функций, которые будет выполнять тот или иной орган. Так возникает «специализация», благодаря которой смогут выполнять работу формируемые ими органы. Несмотря на то что эта тонкая специализация связана с определенной функцией, она складывается до того, как функция начнет работать.
[1] Child С. М. Psychological Foundations of Behavior. — New Yyoric, 1924.
[1] Douglas A C. The Physical Mechanism of the Human Mind. — Edinburg, 1925.
Рис. 3. (Вверху слева) исходный шар из клеток, морула, состоящий из одной стенки (вверху справа). (Внизу слева) вогнутая гаструла с двойными стенками; (внизу справа) третья стенка, формирующаяся между стенками га- струлы.
С помощью следующего рисунка, на котором изображены некоторые из подобных клеток, можно получить представление о существенных различиях между ними. Клетки печени шестиугольной формы и прилегают друг к другу словно плитки на тротуаре. Они не имеют соединительной ткани. Костные клетки, напротив, овальные, немногочисленные и находятся на значительном расстоянии друг от друга, но при этом связаны тонкими волокнами. Но особенно важно для костей наличие твердой соединительной ткани, вырабатываемой самими клетками. Особый интерес представляет оболочка трахеи.
Крошечные чашечки, постоянно выделяющие клейковидное вещество, которое улавливает из воздуха пыль, размещены среди треугольных клеток с бахромой мерцательных ресничек, направляющих слизь наружу. Кожа состоит из особых плоских клеток, расположенных слоями. Клетки верхнего слоя постоянно отмирают и замещаются клетками слоя, находящегося под ним. Эти клетки, защищающие внешнюю поверхность тела, напоминают солдат, готовых отдать жизнь за родину.
Нервные клетки являются наиболее развитыми и важными. Они не восстанавливаются. Они всегда на командном посту, а их длинные отростки тянутся на большие расстояния, подобно телеграфным кабелям, связывающим континент с континентом.
Эти огромные различия между клетками представляют для нас особый интерес, поскольку каждая из них произошла из первичного набора совершенно одинаковых клеток. Но в процессе подготовки к своей будущей миссии они изменились таким образом, что каждая из них в состоянии делать то, на что не была способна раньше! Однако, изменившись один раз, больше они уже измениться не смогут. Клетка печени никогда не превратится в нервную клетку. Из этого следует, что они должны были не просто подготовить себя к выполнению определенного рода работы, как мы считали прежде, а трансформироваться.
Но разве не нечто похожее происходит в человеческом обществе? Здесь мы тоже встречаем специализацию, сравнимую с работой органов тела. В первобытном обществе каждый выполнял самую разнообразную работу. Один и тот же человек мог быть строителем, плотником, врачом, иными словами, кем угодно. Но по мере того как общество развивается, труд становится все более и более специализированным. Каждый выбирает себе один вид работы и становится психологически непригодным для другой. Овладеть профессией не означает просто приобрести соответствующие навыки. Посвятить себя ей означает претерпеть внутренние изменения, необходимые для достижения успеха на этом поприще. Выработка особых качеств, подходящих для данной работы, оказывается более важным, чем обретение мастерства. Это формирует идеалы человека и становится целью всей его жизни.
Рис.4. Типы клеток
Но вернемся к эмбриону. Каждый орган состоит из особых клеток и выполняет свои собственные функции, отличные от функций других органов. Тем не менее все эти функции необходимы для здоровья и благополучия организма. Поэтому каждый орган живет и работает на благо целого.
Развивающийся эмбрион не только формирует органы, но и обеспечивает необходимое взаимодействие между ними. На это работают две большие системы: кровеносная и нервная. По сложности они намного превосходят все другие органы. Кроме того, только эти системы, задействованные в соединении всех остальных.
Первая из них, словно река, несет вещества ко всем частям тела. Но она также выполняет функцию коллектора. Фактически кровеносная система является транспортом, доставляющим питательные вещества в каждую клетку тела, и в то же время она забирает кислород из легких. Кровь также переносит некоторые вещества, вырабатываемые эндокринными железами. Они называются гормонами и воздействуют на орга- ' ны, стимулируя их деятельность, главным образом контролируя их работу, с тем чтобы обеспечить необходимую системе согласованность действий.
Гормоны — это вещества, необходимые органам, удаленным от тех, что вырабатывают гормоны. Насколько совершенно кровеносная система выполняет свою работу! Каждый орган живет словно бы на берегу реки, из которой он черпает все необходимое для своей жизнедеятельности, а затем вливает обратно в нее продукты своей жизнедеятельности, некоторые из которых необходимы другим органам.
Еще один большой организм, гармонизирующий всю деятельность тела, — это нервная система. Она осуществляет управление, разместив в мозгу нечто вроде центра управления, или «диспетчерского пункта», из которого команды передаются в каждую часть тела.
Можно говорить о развитии кровеносной системы применительно к жизни всего человечества. В обращение поступают вещи, созданные разными народами и государствами, и каждый берет из этого круговорота то, что ему нужно для жизни. Великая река торговли делает товары доступными другим людям и странам. Купцы и разъездные торговые агенты по сути своей не что иное, как аналоги красных кровяных телец. И разве в огромном человеческом сообществе товары, созданные в одном месте, не потребляются в другом?
В последние годы мы даже можем наблюдать рост числа организаций, выполняющих работу гормонов.
Это усилия больших государств по планированию охраны окружающей среды, контролю торговли, стимулированию, поощрению и руководству начинаниями всех стран с целью достижения большей гармонии и всеобщего процветания.
Можно даже сказать, что недостатки, которые весьма отчетливо проявляются в этих попытках, свидетельствуют о том, что эмбриональное развитие социальной кровеносной системы еще далеко от совершенства.
Что же касается специализированных клеток нервной системы, то соответствий им в человеческом обществе, к сожалению, не достает. Судя по тому, в каком хаосе пребывает сейчас мир, мы можем с уверенностью заключить: то, что должно осуществлять их функцию, еще не развилось в полной мере. По этой причине у нас нет ничего, что одновременно воздействовало бы на все социальное тело и направляло бы его к гармонии. Самая высокоразвитая форма нашего управления, демократия, позволяет каждому голосовать и таким образом выбирать руководство. Было бы просто невероятно представить себе такое в эмбриологии, ибо если каждая клетка должна иметь определенную специализацию, то клетка, способная управлять другими, должна обладать ею в еще большей степени. Управление — самая сложная задача из всех и требует более тонкой специализации. Так что здесь нет проблемы выбора, но есть необходимость в достаточных навыках и пригодности к данной работе. Тот, кто управляет другими, должен изменить себя. Никто не может быть лидером или предводителем, будучи не подготовленным к этой работе. Этот принцип, увязывающий специализацию с предназначением, достоин нашего самого пристального внимания, тем более что именно этот путь избрала природа и следует ему во всех своих начинаниях. Совершенно очевидно, какие чудесные возможности отвфывает этот принцип в живых организмах.
Так что эмбриология может указать нам путь. Она становится источником вдохновения. Джулиан Хаксли прекрасно описал чудо эмбриона: «Переход от небытия к сложному организму зрелого индивида — одно из извечных чудес жизни. Если нас и не поражает величие этого чуда, то только потому, что оно так часто происходит у нас на глазах в нашей повседневной жизни».1
[1] Huxley J. S. The Stream of Life. —1926. Перевод цитаты осуществлен по итальянскому тексту доктора Монтессори. (Примеч. перев.)
Какое бы животное мы ни изучали, будь то птица, или кролик, или любое другое позвоночное, мы обнаружим, что оно состоит из органов исключительной сложности. Еще более удивителен тот факт, что эти органы, будучи сами по себе такими сложными, находятся в тесной взаимосвязи друг с другом. Если мы изучим кровеносную систему, мы обнаружим такую тонкую, сложную и совершенную форму циркуляции, что с ней не сможет сравниться никакая система, изобретенная самой прогрессивной цивилизацией. Равным образом орудие мышления — разум, который с помощью органов чувств собирает ощущения внешнего мира, так чудесен, что ни один современный механизм не может сравниться с ним ни в малейшей степени. Может ли какое-либо механическое приспособление сравниться с тайным чудом глаза или уха? А если рассмотреть происходящие в организме химические реакции, то следует признать существование в теле целых лабораторий, настолько хорошо оборудованных, что они могут производить вещества и удерживать от распада их компоненты, что пока не позволяют делать наши самые развитые технологии.
Рядом с коммуникационной сетью нервной системы самые блестящие наши достижения — телефон, радио, телевидение, беспроводной телеграф и многие другие — выглядят неуклюжими и неэффективными.
И если мы проинспектируем самое обученное в мире войско, мы не встретим такого повиновения, на которое способны наши мускулы, незамедлительно реагирующие на команды одного-единственного диспетчера и стратега. Исполнительные слуги, они обучаются особому ремеслу — быть всегда готовыми к точному исполнению полученных приказов. Если мы поразмыслим над этими фактами и осознаем, что все эти сложнейшие органы, связующие органы, мускулы и нервы, которые обеспечивают связь с каждой, самой крошечной клеточкой тела, появились из одной-един- ственной, первичной, круглой зародышевой клетки, то ощутим на себе действие колдовских чар природы и осознаем ее величие.
6. Эмбриология и поведение
Все фазы, которые мы наблюдали в развитии эмбриона, присущи всем высшим живым существам, включая человека. Более примитивные животные отличаются только в том смысле, что их развитие неполно, оно останавливается на одной из более ранних стадий.
Например, вольвокс — это организм, не развившийся за пределы глобулярной стадии. Он остается крошечным полым шариком, кружащимся в океане. На внешней поверхности его единственного слоя клеток расположено покрытие из шевелящихся жгутиков, с помощью которых он вращается и передвигается.
Кишечнополостные — животные, находящиеся на следующей стадии развития, которой присуще наличие двух клеточных слоев. Поверхность их полой сферы выгибается внутрь, формируя два слоя клеток — эндодерму и эктодерму. Следующие за развитием трех слоев стадии настолько схожи у многих видов, что можно легко спутать зародыш одного вида с зародышем другого. Это хорошо видно на рис. 5.
Последний факт считается одним из самых веских доказательств теории нисхождения через различные уровни животного мира. Так, считается, что человек произошел от обезьяны, млекопитающие и птицы — от рептилий, те в свою очередь — от земноводных, последние — от рыб и так далее, вниз, к простейшим организмам, состоящим из одной клетки. Поэтому благодаря наследственности каждый эмбрион вынужден был проходить через все стадии своих предшественников таким образом, что в нем суммировалась или синтезировалась вся эволюция вида. Эта теория, согласно которой онтогенез повторяет филогенез, получила название «закона рекапитуляции».
По этой причине эмбриология была включена в теорию Дарвина и считалась одним из самых убедительных доказательств последней. Однако позднее, после открытий Де Фриза, для того чтобы объяснить живые существа, эмбриологии пришлось принять более широкие взгляды. Для написания «Мутационной теории» Де Фриз1 наблюдал разновидности растений, выросшие из одинаковых парентных форм. Они вырастали без какого-либо воздействия, которое можно было бы приписать внешнему миру, что позволяло говорить о спонтанных видоизменениях. Если причины этих изменений не могут быть обнаружены в окружающей среде, то они должны быть во внутренней активности эмбриона, поскольку только там может иметь место быстротекущая эволюция.
Рис. 5. Формы эмбриона
[1] Хуго Де Фриз, основатель экспериментальной генетики, в первую очередь известный по цитируемой здесь работе «Die Mutations Theori», 2vols, Leipzig, 1902—3. Все его труды собраны в одном томе «Operate periodicis collata», Utrecht, 1918—27
Таким образом, стало возможным рассмотреть другие (по сравнению с медленными адаптационными трансформациями теории Дарвина, требовавшими бесконечно длительных периодов времени) возможности. Это позволило мыслителям более свободно выдвигать другие гипотезы, признать существование других проблем.
На самом деле развитие эмбриона, которое мы можем наблюдать в микроскоп, представляет собой лишь механическую часть процесса, ибо живые существа не являются простым набором органов, совокупно работающих на пользу организма. Однако самая большая загадка высших видов заключается в том, что в результате столь схожих процессов появляются рептилия, птица, млекопитающее или человек.
Ибо основное различие между этими животными заключается в конечной форме, которую обретают их конечности, тела, зубы, и эта конечная форма никак не соотносится с их эмбриональным прошлым, а скорее связана с поведением в их среде обитания.
Это привело к идее одного-единственного созидательного плана природы: к единому способу строительства, почти как в аналогичной сфере деятельности человека, когда самые разноплановые сооружения, простые или монументальные, начинаются со сбора материала (камней и кирпичей), а затем складывания из них стен. Но что делает наши здания непохожими на другие, как формой, так и отделкой? Не материалы, из которых они построены, а разные цели, для которых они предназначены.
Но, помимо этого, очень важно то, что эмбриология смогла подняться над уровнем абстрактного теоретизирования. Она не просто подводит нас к новым идеям, она открыла путь к экспериментальному исследованию. И помимо этого, мы достигли больших успехов в сфере практического применения этой науки.
Эмбрион, может быть подвержен такому воздействию, которое способно вызвать в нем изменения. Это означает, что, воздействуя на эмбрион, можно опытным путем менять ход жизни. И это уже делается.
Используя гены и их комбинации, мы можем вмешиваться в наследственность растений, а затем и животных, получая чрезвычайно важные результаты. Открылась новая область широкого и разнообразного интереса, не только научного, но и практического. Значение эмбриона заключается в том, что он еще не полностью сформировал свои органы, и его можно сравнительно легко заставить трансформировать их. Сегодня человек раскрыл этот секрет.
Несколько лет назад в Америке был выдан первый патент в области эмбриологии. Была выведена новая разновидность пчел без жала, способных собирать гораздо больше меда, чем обычные пчелы. Таким же образом различные растения стали приносить больше плодов или обзавелись стеблями без шипов. Корневища других растений стали намного питательнее, а некоторые, представляющие ценность, перестали быть ядовитыми.
Широко известны достижения в выведении улучшенных пород цветов. Более того, хотя этот факт не так хорошо известен, воздействие человека на природу переместилось с суши на море и распространилось на подводный, животный и растительный миры. Мы можем сказать, что с помощью разума человек смог украсить и обогатить землю. И если по примеру биологов мы будем изучать жизнь во всей ее полноте и исследовать взаимовлияние тех форм, которые она принимает, и ее результаты, мы сможем увидеть одну из целей существования человека на земле и поймем, что сам человек является одной из великих космических сил вселенной.
Результаты деятельности человеческого разума позволяют отнестись к человеку как продолжателю миросозидания, словно бы (по выражению Хаксли) он был послан на землю, чтобы помочь процессу творения и ускорить его темпы. Управляя самой жизнью, он помогает ее совершенствовать.
Так что эмбриология не является более наукой абстрактной или бесплодной.
Если усилием воображения мы представим, что развитие разума идет по сходному пути, будет естественным предположить, что человек, который сегодня может воздействовать живое для создания новых более развитых видов, должен быть также в состоянии способствовать развитию человеческого разума и контролировать его.
Ибо ментальное развитие человека, как и телесное, похоже, следует все тому же творческому плану природы. Так же как тело начинается с одной элементарной клетки, не имеющей очевидных отличий от других клеток, так и разум человека возникает из ничего или из того, что кажется ничем.
Так же как нет полностью сформировавшегося человека в изначальной зародышевой клетке, так же и в новорожденном, похоже, нет сформированной личности. Первое, что можно увидеть в плане ментального развития, — это накопление материала, сравнимое с делением клеток, которое мы наблюдали на физическом уровне. Это осуществляется тем, что я назвала впитывающим разумом, и на этом уровне также мы наблюдаем формирование психических органов вокруг появляющихся в свою очередь центров чувствительности. Они обладают такой высокой активностью, что взрослые не могут их воссоздать или вспомнить, какими они были. Мы уже упоминали об этом, когда говорили об овладении ребенком языком. Поскольку эти точки чувствительности создает не сам разум, а его органы. И здесь, аналогичным образом, каждый орган развивается независимо от остальных. Например, параллельно с развитием языковых навыков достаточно независимо развиваются чувство дистанции и ориентация в пространстве. То же самое происходит и со способностью удерживать равновесие, стоя на двух ногах, и другими формами координации.
Каждая из этих способностей дает особые преимущества, и эта форма чувствительности настолько активна, что приводит обладателя к способности выполнять определенный ряд действий. Ни одна из этих чувствительных способностей не охватывает весь период развития, но каждая из них продолжается столько, сколько требуется для формирования органа. После его формирования чувствительная способность исчезает, но период ее существования сопровождается выбросом энергии, совершенно невообразимым для тех, кто настолько перерос его, что даже не может помнить о его существовании.
По завершении строительства всех органов они объединяются, чтобы сформировать то, что мы называем психической целостностью индивидуума.
Существование проходящих чувствительных способностей, довольно схожих с этими, было открыто в жизненном цикле насекомых. Тот же Де Фриз, сформулировавший закон мутации, показал, как эти временные состояния начинают вести насекомое сразу после его рождения через изменяющиеся последовательности действий, каждая из которых необходима для выживания и развития насекомого. Это второе открытие Де Фриза послужило стимулом к многочисленным случаям биологического и психологического изучения других животных. Эти исследования породили ряд теорий, горячо отстаиваемых разными группами ученых, пока американский психолог Уотсон не попытался проложить новый путь через хаотичную путаницу гипотез.
«Давайте отбросим все, что мы не можем проверить,— говорил он, — и будем придерживаться только того, в чем можем быть уверены. В настоящее время мы можем быть уверены только в одном, поскольку за этим можно наблюдать в поведении животных. Так что давайте положим его в основу нового направления исследования».
Таким образом, исходной точкой для Уотсона стали внешние случаи проявления поведения животных. Полагая, что это самый надежный способ углубить наши знания о жизни, он обратился к человеческому поведению и к детской психологии, то есть к тому, что мы можем наблюдать непосредственно. Но он быстро обнаружил, что у ребенка нет следов предопределенного поведения. Он также подтвердил отсутствие инстинктов и психологической наследственности, утверждая, что действия человека определяются «условными рефлексами», накладывающимися один на другой в последовательности уровней, ведущих ко все большей сложности. Так появился бихевиоризм1, который был в большой моде
[1] Watson John В. Psychology from the Standpoint of a Behaviourist (1919) и Behaviourism (1925).
в Америке, несмотря на нападки и критику тех, кто считал его непродуманным и поверхностным.
Тем не менее интерес, вызванный этим предположением, побудил двух других американских исследователей проверить и заново изучить поведение экспериментальными и лабораторными методами.
Ими были Когхилл и Гезелл. Первый работал в эмбриологии с целью прояснить проблему поведения, а Гезелл начал систематическое изучение развития ребенка, основав знаменитую психологическую лабораторию, за работой которой с интересом наблюдал весь мир.
Когхилл много лет в Филадельфии изучал развитие эмбриона одного вида животного. Это была амблистома, по уровню эволюции стоящая ниже амфибий. Он выбрал ее за простоту строения организма, что особенно подходило для ясности исследований. Выводы Когхилла не были опубликованы до 1929 года1 — очень уж не соответствовали его наблюдения общепринятым в биологии взглядам. Но снова и снова повторяя свои эксперименты все с большей аккуратностью, он каждый раз приходил к выводу, что нервные центры мозга развиваются прежде, чем формируются органы, которыми им придется управлять. Зрительный центр, например, всегда появляется до зрительных нервов. Если бы эмбрион следовал предполагаемому порядку наследственности, согласно которому структуры, появляющиеся позже в истории вида, также развиваются в эмбрионе, тогда первыми можно было бы увидеть органы, а затем, как результат их использования, нервные центры. Как же тогда появление зрительных центров может предшествовать не только появлению глаз, но даже и тех нервов, которые связывают их с глазами.
Исследования Когхилла послужили серьезным стимулом к изучению подлинных фактов в проблеме поведения животных. Кроме того, они вызвали к жизни поразительную идею: если органы развиваются после появления нервных центров, то они
[1] Coghill G. Е. Anatpmy and the Problems of Behaviour. — Cambridge University Press, 1929.
должны быть способны принимать форму, соответствующую тем функциям, которые они должны осуществлять в окружающей среде. Из этого не только следует, что поведение наследуется (что уже предполагалось в отношении инстинктов), но и порождает новую идею о том, что органы формируются в соответствии с циклом поведения животного в окружающей среде.