Все они содержатся в каждой из 46 хромосом, расположенных слева в геометрическом порядке 7 глава

Черные треугольники обозначают имена существительные (названия предметов), черные кружки — глаголы, а остальные части речи отмечены условными обозначениями, приведенны­ми под рис. 8. Поскольку теперь мы знаем, что в определенном возрасте ребенок пользуется двумя—тремя сотнями слов; спо­соб, который я предлагаю, позволяет изобразить это графиче­ски, так чтобы можно было с одного взгляда понять, как разви­вается язык ребенка, будь то английский, тамильский, гуджарати, итальянский или испанский. Части речи везде обозначены одними и теми же символами.

На левом краю диаграммы показаны пятна неопределен­ной формы, обозначающие первые попытки ребенка загово­рить: восклицания, междометия и т. д. За ними следует стадия, на которой две буквы объединяются в слог; затем три звука, объединение которых приводит к образованию слова. Далее, двигаясь по направлению к правой стороне диаграммы, мы видим различные группы слов. Они состоят из определенных существительных, часто используемых ребенком. За ними сле­дуют фразы, каждая из которых состоит из двух слов, фразы с размытым смыслом, поскольку каждое слово в них обозна­чает сразу несколько слов¹. Вскоре после этого происходит «взрыв», в результате которого в оборот вводится множество

^[1] См. главу 11.

новых слов. Я привожу здесь реальные цифры, полученные психологами.

Как раз перед этим мы видим на диаграмме группу слов, главным образом существительных, а рядом с ними другие части речи, разбросанные в случайном порядке; но непосредст­венно после двух лет показана вторая стадия, в которой слова образуют упорядоченные группы. Это «взрыв» фраз. Таким об­разом, первый взрыв связан со словами, а второй с мыслями.

Но прежде чем эти взрывы смогут произойти, должна быть проведена соответствующая подготовка. Она может быть скрытой и тайной, но факт ее проведения не является догад­кой или гипотезой, поскольку мы можем судить по достигну­тому результату, какие усилия предпринимал ребенок для вы­ражения своих мыслей! Из-за того что взрослые не всегда могут понять, что пытается сказать маленький ребенок, имен­но в этот период с ним случаются приступы раздражения и гнева. Мы уже упоминали об этом. В этом возрасте досада является частью жизни ребенка. Любые его усилия, не увен­чавшиеся успехом, вызывают в нем гнев. Хорошо известно, что глухонемые часто бывают крайне сварливыми, и это мож­но объяснить их неспособностью себя выразить. Огромное внутреннее богатство ждет своего внешнего выражения, и нормальный ребенок находит способы сделать это, но лишь с огромным трудом.

Это сложный период для ребенка, поскольку все препят­ствия, стоящие на его пути, носят внешний характер или вы­званы ограниченностью его собственных сил. Второй раз в своей жизни ребенок находит адаптацию трудной. Первый был, когда сразу же после рождения он был вынужден функ­ционировать самостоятельно, ведь до этого его мать все делала за него. Мы наблюдали затем, что шок, испытываемый ребен­ком при рождении, и связанные с ним ментальные травмы и регрессии являются угрозой для него при отсутствии должной заботы и понимания. Мы видели также, что некоторые дети сильнее других, или их обстоятельства складываются более удачно, и как эти дети прямо идут к своей независимости, которая является основой для нормального развития. Этому можно найти параллели и в данной ситуации. Поиск языка — трудный путь к предоставляемой речью все большей незави­симости, на котором также таятся опасности регрессии.

Есть еще одна черта этого творческого периода, о которой должен помнить читатель: и впечатления, получаемые созна­нием ребенка, и вызываемые ими эмоциональные последствия запечатлеваются в сознании навсегда. Это оказывается полез­ным относительно разговорной речи и грамматики, но по­скольку дети в этот период сохраняют в памяти то, что узнали, до конца своей жизни, они сохраняют и неблагоприятные эффекты воздействия препятствий. Каждая стадия творческой жизни имеет эту двойственную природу. Борьба, страх, какая-то неудача могут иметь неисчислимые последствия, поскольку реакция на эти препятствия впитывается сознанием в той же мере, что и позитивные результаты прогресса. Это напоминает отпечаток на фотографической пластине, получающийся в ре­зультате рассеивания светового потока, которое проявляется в каждом последующем снимке. Таким образом, в этот период мы сталкиваемся не только с обычным становлением харак­тера, но и с возможным формированием определенных поро­ков развития или «девиаций» личности, которые окажутся важными на последующих стадиях роста.

В этот весьма созидательный период формируются ходьба и речь. Он не заканчивается после двух с половиной лет, но его интенсивность и продуктивность начинают снижаться. Но вместе с дальнейшим развитием способностей ребенка раз­виваются и недостатки и проблемы, возникшие в тот же пе­риод. Утверждение о том, что причину большинства умствен­ных расстройств взрослых можно обнаружить в их детстве, стало общим местом психоанализа. Трудности, связанные с нормальным развитием, попадают на общую орбиту «вытеснения в подсознание» (термин, ис­пользуемый в общей психологии, и особенно в психоанализе). «Вытеснение в подсознание», о котором сегодня слышал каж­дый, коренится в младенчестве. Многочисленные примеры этого можно обнаружить в речи, хотя они во множестве встре­чаются и в других сферах человеческой деятельности. Когда начинается «взрыв слов», вся эта масса слов должна найти себе выход. То же самое должно случиться и с предложениями, когда на следующей стадии ребенок начнет облачать свои мысли в грамматическую форму. Сегодня образовательная¹ теория придает большое значение свободе выражения, связы­вая это не только с сиюминутными потребностями речевого механизма, но и с последующей жизнью индивидуума. Быва­ют случаи, когда обычный взрыв не происходит в нужном возрасте. Например, ребенок трех трех с половиной лет может использовать лишь несколько слов, что характерно для значительно более младшего возраста. Или же он может ка­заться совершенно немым — при наличии нормальных орга­нов речи. Такая немота называется «внутренней», поскольку ее причины коренятся в сознании, это психопатологическое состояние.

Другие типы психических расстройств, изучаемые психо­анализом, ставшим признанной областью современной меди­цины, также начинаются в это время. Немота может пройти неожиданно, как по волшебству. Неожиданно ребенок начина­ет говорить, хорошо и спокойно, и совершенно правильно грамматически. Совершенно очевидно, что внутри него все это было уже подготовлено, но какие-то препятствия мешали ему.

У нас в школе были дети трех—четырех лет, от которых раньше никто не слышал ни единого слова. Они даже не пользовались упрощенными и обобщенными словами, кото­рые дети произносят уже в два года. Но благодаря обретенной ими свободе и стимулам окружающей их обстановки они не­ожиданно демонстрировали, что могли разговаривать все это время. Как такое возможно? Вероятно, какая-то серьезная психологическая травма или некая постоянная преграда пре­пятствовали свободному выходу того языкового богатства, ко­торым они обладали.

Сколько взрослых испытывают трудности в разговоре! Они делают это с большим трудом, словно бы постоянно думая о том, что сказать. Эта неуверенность принимает разные формы:

• не хватает смелости говорить;

• не хватает смелости в формировании слов;

• трудности с построением предложений;

• речь медленнее обычной и пересыпана восклицаниями, та­кими как я, э, мм и т. д.

Эти внутренние проблемы теперь стали непреодолимыми. Они являются формой постоянного чувства неполноценности, и их приходится терпеть всю жизнь.

Другие препятствия психологического характера мешают четкой артикуляции, жертва заикается или имеет дефекты произношения. Эти дефекты восходят к периоду формирова­ния речевого механизма. Поэтому очевидно, что каждому пе­риоду обретений присущ свой вид регрессий.

Первый период. Приобретаются механизмы формирования слов.

Соответствующая регрессия: плохое произношение, за­икание.

Второй период. Приобретаются механизмы составления предложений (выражения мыслей).

Соответствующая регрессия: неуверенность в составлении предложений.

Эти формы регрессии связаны с сенситивностью ребенка. Поскольку ребенок обладает повышенной восприимчивостью для того, чтобы творить и умножать свои способности, а также и отношении чрезмерного противодействия, то результатом помех раскрытию творческих способностей является форми­рование дефектов на всю оставшуюся жизнь. Мы должны всегда помнить о том, что восприимчивость ребенка превос­ходит все наши представления.

Именно мы зачастую препятствуем ребенку и таким обра­зом становимся ответственными за пожизненную аномалию в нем. Наше обращение с ребенком должно быть как можно более мягким, лишенным насилия, поскольку часто мы не отдаем себе отчет в том, насколько мы жестоки и суровы. Мы должны следить за собой самым внимательным образом. Под­линная подготовка к обучению заключается в изучении своей личности. Подготовка учителя, который призван помогать жизни, выходит далеко за рамки обычного усвоения идей. Она включает воспитание характера, это — подготовка духа.

Дети обладают самыми разными формами восприимчивости, но все они схожи в своей чувствительности к травмам. Их так легко ранить! Но они также остро чувствуют холодность и безжалостную невозмутимость взрослых: «Помни, до­рогой, что тебе говорила мама». Родители, которые до сих пор следуют обычаю оставлять ребенка с няней, должны быть осо­бенно обеспокоены той холодной авторитарной манерой, в которой няни обычно разговаривают с детьми. Именно из-за этого у аристократов возникают проблемы — они говорят робко, запинаются или заикаются, при том, что на физическом уровне уверенности в себе этим людям не занимать.

Иногда я и сама была слишком сурова с ребенком, и в одной из своих книг я привожу следующий пример. Ребенок поставил уличную обувь на красивое шелковое покрывало своей кровати. Я решительно убрала эту обувь и энергично рукой почистила покрывало, чтобы показать ему, что это со­всем не место для обуви. Потом в течение двух или трех ме­сяцев, увидев где-то пару обуви, ребенок сначала куда-нибудь ее переставлял, а затем искал покрывало или подушку, чтобы их отряхнуть. Другими словами, ответом на мой утрированный урок были не обида или бунт. Ребенок не сказал: «Не надо так со мной обращаться, я буду ставить обувь туда, куда захо­чу!» Его ответом на мой ошибочный урок стало аномальное поведение. Часто бывает так, что дети не выказывают ярост­ной реакции. Возможно, лучше бы они делали это, поскольку ребенок, который сердится, открывает для себя способ само­защиты и затем может развиваться нормально. Но когда он отвечает изменением своего характера или находит убежище в аномальном поведении, это наносит вред всей его жизни. Взрослые не осознают этого и думают, что если ребенок не сердится, то беспокоиться не о чем.

Еще одна группа встречающихся у взрослых аномалий принимает форму беспричинных страхов и нервных икот. Большая их часть восходит к насилию над повышенной

^[1] См. «Секрет детства».

чувствительностью ребенка. Некоторые являются отражени­ем неудачного опыта общения с животными, такими как кошки и цыплята, другие — результат детской боязни быть запертым в комнате. Ни рассуждения, ни убеждения не могут помочь жертвам этих страхов, известным в медицине как фобии. Некоторые из них так распространены, что получили специальные названия, например «клаустрофобия» боязнь закрытых дверей или замкнутого пространства.

Можно привести гораздо большее число примеров из ме­дицинской практики, но я упоминаю эти просто для того, чтобы показать тип детского мышления в этом возрасте и настоять на том, что любое наше обращение с ним принесет свои плоды не только в настоящий момент, но и в жизни человека, которым ему суждено стать.

Чтобы понять разум малыша, очень важно идти по пути наблюдений и поиска. Мы должны делать нечто сходное с работой психоаналитика, когда тот проникает в разум взрос­лого до уровня подсознательного. Это никоим образом не про­стая задача, поскольку наше знание «детского языка» редко оказывается на высоте, или же мы можем не уловить тот осо­бый смысл, который пытается донести до нас ребенок в своих словах. Иногда нужно знать всю жизнь ребенка или, по край­ней мере, изучить его ближайшее прошлое, прежде чем мы сможем успокоить это маленькое существо перед лицом тех трудностей, с которыми оно сталкивается. Как часто мы меч­таем о переводчике, способном передать нам, что ребенок имеет в виду!

Я сама долгое время работала над этим, стараясь стать детским переводчиком, и я с удивлением заметила, что, если вы стараетесь делать это для детей, они начинают бегать и искать вас, словно понимая, что есть кто-то, кто может им помочь.

Привязанность детей к тем, кто их просто ласкает и балует, находится на совершенно ином уровне, чем этот высокий эн­тузиазм. Единственная надежда ребенка — это его переводчик. Вот тот, кто отопрет дверь в сад открытий, которую захлопнул мир. Помощнику ребенка позволена близость, превосходящая простую привязанность, ибо помощь — более ценный подарок, чем утешение.

В доме, где я жила, у меня была привычка вставать и начинать работать очень рано утром. Однажды маленький мальчик, не старше полутора лет, пришел ко мне в комнату в этот неурочный час. Я участливо спросила его, не голоден ли он. Он ответил: «Червяки». Выказывая свое удивление, я переспросила «Червяки, червяки?» Увидев, что я не понимаю, он попытался мне помочь, добавив еще одно слово: «Яйцо». Я сказала себе: «Наверное, речь идет не об утреннем напитке. Что же он имеет в виду?» Тогда он сказал: «Нина, яйцо, червяки», — и я поняла, поскольку вспомнила (и здесь я повторяю, насколько важно знать всю подноготную жизни ребенка), что за день до этого его сестра Нина раскрашивала цветным мелком яйцеобразный контур. Он тоже захотел мелок, но она рассердилась и прогнала его. А теперь смотрите, как работает разум ребенка. Вместо того что бы противопоставить себя ее воле, он дождался этой возможности (и ведь с какой настойчивостью и терпением) сделать еще одну попытку. Я дала ему мелок и овальный металлический вкладыш, и его лицо засияло, однако он не смог нарисовать контур яйца, и мне пришлось сделать это за него. Тогда он принялся заштриховывать его волнистыми линиями. Его сестра делала это обычными прямыми штрихами, но он придумал кое-что получше и использовал волнистые линии, похожие на червяков. То есть этот ребенок дождался, пока заснут все, кроме его переводчицы, и пришел к ней, уверенный в том, что она поможет.

Не гнев и насилие, а терпение отмечает этот период в жизни детей, терпение дождаться подходящего момента. Только когда ребенок не может себя выразить или находит внутренние препятствия к осуществлению своего желания, он демонстрирует ожесточенность и раздражение (вспышки гнева). Описанный пример также показывает, как эти крохи стараются подражать в своем поведении детям постарше. Если трехлетний ребенок начнет выполнять какую-нибудь работу, полуторагодовалый малыш тоже захочет это сделать. Возможно, для него это окажется трудным, но он будет пытаться это делать.

В нашем доме малыш старался подражать своей трехлет­ней сестре, разучивавшей шаги нового танца. Учительница уже задала нам вопрос, как можно научить балетным па такую маленькую девочку. Мы умоляли ее не волноваться о том, сколько выучит ребенок, а просто попробовать. Понимая, что мы хотим помочь ребенку в развитии, учительница снизошла до урока. Сразу же с криком «Я тоже!» прибежал маленький полуторагодовалый мальчик.

На это учительница никак не хотела соглашаться, возра­жая, что это совершенно невозможно и что ее достоинство балетного педагога не позволяет ей взять ученика такого маленького возраста. Тем не менее, мы уговорили ее забыть о гордости и отнестись с юмором к нашему капризу. Она села играть марш, и малыш немедленно пришел в ярость и отказался двигаться. Она увидела в этом подтверждение сво­их опасений. Но он беспокоился вовсе не о танце. Его гнев вызвала шляпа учительницы, лежавшая на диване. Не говоря ни «шляпа», ни «учительница», он продолжал яростно по­вторять два слова: «прихожая» и «крючок». На самом деле он хотел сказать: «Этой шляпе здесь не место. Она должна быть на крючке в прихожей». Он позабыл об удовольствии от танца, словно услышал высший призыв создать порядок из хаоса. Как только шляпу повесили на крючок, он успо­коился и приготовился танцевать. Очевидно, что основная потребность в порядке превосходит в маленьком ребенке над всеми прочими социальными призывами, которые посылает ему мир.

Изучение речи и детской восприимчивости позволяет нам проникнуть в такие глубины в душе ребенка, куда редко уда­стся заглянуть психологам.

Примеры детского терпения в первом случае и стремле­ния к порядку во втором дают нам много интересного ма­териала для размышления. Если добавить к этому рассказ о ребенке, который понял весь разговор, но не согласился с выводом последнего из говорящих о счастливом конце обсуждавшейся истории, то мы увидим, что помимо фак­тов, показанных на диаграмме (см. рис. 7), в сознании ребенка разворачивается целая жизнь, целая психологическая драма, из которой мы исключены.

Всякое открытие в области разума ребенка этого возраста должно быть опубликовано, поскольку оно может пролить свет на то, как помочь малышам лучше адаптироваться к ус­ловиям, в которых они находятся. Каким бы скучным нам это ни казалось, все, что помогает человеческой жизни, имеет первостепенное значение. Перед помощником младенца стоит благородная задача. Она заключается в том, чтобы положить начало и помочь развиваться будущей науке, которая впослед­ствии станет основой для ментального развития и формиро­вания характера. Пока же мы вынуждены взвалить на себя эту ношу, дабы не позволить отклонениям и изъянам изувечить личность ребенка и привести к появлению неполноценных взрослых. С этой целью мы должны помнить:

• Первые два года жизни влияют на все остальные.

• Ребенок обладает огромными умственными способно­стями, которым уделяется мало внимания.

• Он крайне восприимчив, и по этой причине любое на­силие вызывает не только немедленную реакцию, но и при­водит к изъянам, которые могут стать постоянными.

^[1] См. «Секрет детства».

13. Важность движения для общего развития

Подошло время рассмотреть движение с новой в обра­зовательной теории точки зрения. Мы не верно понимаем природу движения, особенно в детский период, и ряд оши­бочных теорий заставляет нас считать его менее значимым, чем оно является в действительности. В школьном обуче­нии, когда приоритет отдавался умственному развитию, роль движения, к сожалению, всегда принижалась. Если оно и присутствовало в школе, то только под вывеской «упраж­нений», «физкультуры» или «игр». Но это значит — не об­ращать внимания на тесную связь движения с развива­ющимся разумом.

Попробуем рассмотреть нервную систему человека во всей ее поразительной сложности. Главное место в ней при­надлежит мозгу (или «центру»). За ним следуют различные органы чувств, которые собирают ощущения и передают их в мозг. В-третьих, есть мускулы. А нервы? Что делают они? Подобно кабелям, они передают нервную энергию в муску­лы. А эта энергия управляет движениями мускулов. Итак, у этой структуры есть три основных составляющих: мозг, ор­ганы чувств и мускулы. Движение является конечным ре­зультатом, к которому приводит функционирование всех этих тонких механизмов. Фактически индивидуум может выразить себя лишь посредством движения. Величайшие из философов должны использовать речь или письмо для выражения своих идей, а это связано с движением мускулов. Чего стоили бы их идеи, если бы они не могли их выразить? А это можно сделать только с помощью мускулов.

При наблюдении за животными нам в первую очередь бро­сается в глаза тот факт, что они могут выразить себя только с помощью движений. Так что едва ли покажется логичным при обращении к жизни человека полностью игнорировать эту сторону жизни.

Психологи считают мускулы частью центральной нервно системы, утверждая, что она функционирует как единое целое, с тем, чтобы обеспечить взаимодействие человека с окружающей средой. Фактически весь аппарат, включающий мозг, органы чувств и мускулы, часто называют системой взаимоотношений, имея в виду, что он обеспечивает связь человека с окружающим миром, живым и неживым, и, соответственно, с другими людьми. Без его помощи человек не мог бы контактировать с тем, что его окружает, и своими собратьями.

По сравнению с этим аппаратом все другие системы человеческого тела являются, если можно так выразиться, эгои­стичными, поскольку обслуживают только самого человека. Они поддерживают в нем жизнь, или, как мы обычно говорим, «способность вести вегетативное существование», и поэтому они называются «вегетативными органами и системами». Ве­гетативные системы лишь помогают своему владельцу расти и существовать. Контакт человека с миром устанавливает систе­ма взаимоотношений. Вегетативная система обеспечивает физическое благополучие человека и дает ему возможность наслаждаться пре­красным здоровьем. Но воспринимать нервную систему сле­дует совершенно иначе. Она дарит нам красоту впечатлений, совершенство мысли. Она — источник всякого вдохновения. Поэтому неправильно принижать ее до вегетативного уров­ня. Если нормы, которых мы придерживаемся, связаны лишь с нашим самосовершенствованием, с восхождением к духовным высотам, то это приводит нас в царство ду­ховной гордыни. Это серьезная ошибка, возможно, самая большая из всех, что может совершить человек. Поведение животных не приводит их исключительно к обладанию кра­сивыми телами и грациозностью движений, оно имеет дру­гие, гораздо более далеко идущие цели. Аналогичным образом и человеческая жизнь служит определенной цели. Не­достаточно постоянно стремиться к более высоким уровням духовной изощренности и внутренней красоты. Естественно, человек может и всегда должен стремиться к более высоким уровням физического и духовного совершенства, но его жизнь была бы пустой и бесполезной, если бы его желания на этом и заканчивались. И в самом деле, какая польза была бы от его мозга и мускулов? В мире нет ничего, что не было бы включено в структуру Вселенной, и если мы наделены духовными богатствами, чувством прекрасного и высокой моралью, это не для себя, а для того, чтобы эти дары использовались для всеобщего блага и заняли свое место в общей структуре духовной жизни.

Духовные способности являются формой богатства. Они должны быть выпущены в обращение, с тем, чтобы другие могли ими пользоваться. Они должны найти свое воплоще­ние, использоваться, чтобы замкнуть круг человеческих вза­имоотношений. Даже высшая степень духовности, если стре­миться к ней ради нее самой, совершенно бесполезна, и стремиться к ней одной значит пренебрегать большей час­тью жизни и ее целей. Если бы мы верили в реинкарнацию и говорили бы себе: «Живя правильно сейчас, я добьюсь большего благополучия в следующей жизни», — это означало бы, что в нас говорит только эгоизм. Мы бы низвели духов­ное до уровня вегетативного. Если мы будем всегда думать о себе, только о себе, даже перед лицом вечности, мы ос­танемся эгоистами навсегда. Вместо этого мы должны при­нять другую точку зрения не только в повседневной жизни, но и в образовании. Природа наделила нас многими способ­ностями, которые нужно не только развивать, но и пользо­ваться ими.

Может быть полезной следующая аналогия. Мы знаем, что для хорошего здоровья необходимо, чтобы сердце, легкие и желудок работали сообща. Почему бы не применить то же правило к системе взаимоотношений, то есть к центральной нервной системе? Если у нас есть мозг, органы чувств и мускулы, они должны взаимодействовать. Все составляющие системы должны работать, и ни одна не должна выпадать. Например, мы хотим добиться интеллектуальных успехов за счет способностей мозга, но чтобы преуспеть в этом, необ­ходимо задействовать и другие составляющие. Для того

Рис. 8. Развитие языка от стадии небулы до осознанного выражения в грамматической форме

чтобы совершенствовать любой вид активности, на послед­нем этапе цикла понадобится движение. Другими словами, более высокий духовный уровень может быть достигнут толь­ко с помощью движения. Именно с этой точки зрения не­обходимо оценивать движение. Оно связано со всей деятель­ностью центральной нервной системы, и в этом качестве не может быть проигнорировано. Система взаимоотношений яв­ляется единым целым, несмотря на то, что она состоит из трех частей. Будучи единым целым, она может стать совер­шенной, лишь работая как единое целое.

Рис. 8. Развитие языка от стадии небулы до осознанного выражения в грамматической форме

Одна из самых больших ошибок нашего времени — думать о движении как таковом, как о чем-то оторванном от высших функций. Мы относимся к своим мускулам как к органам, кото­рые можно использовать только для поддержания здоровья. Мы «делаем упражнения» или занимаемся гимнастикой, чтобы быть «и форме», чтобы лучше дышать, есть или спать. Это ошибочное отношение переняли и школы. В мире физиологии это так же, как могущественного принца сделать слугой пастуха. Принц — мускульная система — используется только для того, чтобы спо­собствовать вегетативной жизни.

Такая серьезная ошибка не может не привести к вредным последствиям — ее результатом является разделение между миром движения и миром мысли. Поскольку у ребенка есть не только разум, но и тело, мы понимаем, что в его курс обучения необходимо включить игры с тем, чтобы не прене­бречь ничем из того, чем одарила его природа. Но постоянно заботиться, с одной стороны, о теле, а с другой стороны — о разуме означает нарушить неразрывную связь между ними. Это изолирует движение от мысли. Но ведь истинная цель движения гораздо выше, чем улучшение аппетита или укреп­ление легких, она заключается в том, чтобы служить целям существования, вселенской и духовной структурам бытия.

Для того чтобы занять надлежащее место, движения чело­века должны быть согласованы с центром, то есть с мозгом. Мысль и действие не только являются двумя составляющими одного процесса, но именно в движении проявляет себя вы­сокоорганизованная жизнь. Предположить обратное — озна­чает уподобить тело человека массе мускулов без мозгов. В этом случае может происходить вегетативное развитие, но оно не сопровождается взаимодействием между разумом и мускулами. Способности принимать решения не хватает мы­шечного контроля, с помощью которого она только и может быть выражена. Таким образом, достигается не независимость, а лишь разъединение того, что природа в своей мудрости за­думала как единое целое.

При обсуждении умственного развития многие говорят: «При чем тут движение? Мы говорим о разуме». А когда мы говорим об интеллектуальной деятельности, мы всегда пред­ставляем людей, сидящих спокойно и неподвижно. Однако умственное развитие должно быть связано с движением и за­висеть от него. Жизненно важно, чтобы теория и практика образования прониклись этой идеей.

До сих пор практически все педагоги считали движение и мышечную систему вспомогательными по отношению к ды­ханию, кровообращению или средством развития физической силы. Но в нашей новой концепции мы придерживаемся той точки зрения, что движение является крайне важным для самого умственного развития — при условии, что совершае­мое действие связано с умственной деятельностью. Это стиму­лирует и интеллектуальное и духовное развитие, без которых (если говорить о разуме) невозможны ни максимальный про­гресс, ни абсолютное здоровье.

В природе существует множество доказательств этому. Это становится неоспоримым, если мы внимательно и заботливо проследим за развитием детей. При наблюдении за ребенком становится очевидным, что развитие разума происходит через движение. При развитии речи, например, мы видим, что раз­витие способности к пониманию идет рука об руку с увели­чением работы мышц, участвующих в произнесении звуков и слов. Наблюдения за детьми, проводившиеся по всему миру, подтверждают, что ребенок использует движения для развития своего понимания. Движение помогает развитию разума, ко­торый в свою очередь выражает себя в движении и активно­сти. Получается, что мы имеем дело с определенным циклом, поскольку разум и движение являются частями единого цело­го. В этом также принимают участие органы чувств, и ребе­нок, обладающий меньшими возможностями сенсорной ак­тивности, остается на более низком уровне умственного раз­вития.

Мускулы, управляемые мозгом, называются мышцами произвольных движений. Это означает, что их контролирует воля, а сила воли является одним из высших проявлений ра­зума. Едва ли интеллектуальная жизнь могла бы существовать при отсутствии энергии воли. Таким образом, если мышцами произвольных движений управляет воля, то они должны об­разовывать своего рода орган разума.

Мускулы, представляющие собой плоть тела, составляют большую его часть. Скелет и кости просто поддерживают мышцы и поэтому являются частью той же системы. Внеш­нюю форму, которую мы наблюдаем у человека и животных, создают кости и мышцы. Форма мышц произвольных движе­ний бросается в глаза более всего. Их количество практически не поддается исчислению, и крайне интересны различия между ними. Некоторые — крупные, другие — очень тонкие, одни довольно коротки, другие — длинные и похожи на лен­ты, и все служат разным целям. Если одна тянет в заданном направлении, всегда найдется другая, тянущая в противопо­ложную сторону, и чем энергичнее и точнее эта игра проти­водействующих сторон, тем точнее будут исполняемые движе­ния. Если мы длительное время повторяем, «тренируем» новое движение, стремясь добиться наибольшего совершенства, то это будет упражнением, направленным на достижение удиви­тельной гармонии между противодействующими силами. Ре­зультат — не столько согласование, сколько гармонизирован­ное противодействие, согласованное несогласие.