Все они содержатся в каждой из 46 хромосом, расположенных слева в геометрическом порядке 6 глава




Как бы ни была поразительна вся эта картина, отдельные ее детали впечатляют еще больше. Одна из них заключается в том, что у всех народов произношение передается из поколе­ния в поколение. Другая — в том, что сложные языки усваи­ваются с такой же легкостью, как и простые. Ни один ребенок не испытывает усталости, овладевая родным языком; «его язы­ковой механизм» вызывает к жизни язык как единое целое, каким бы сложным или простым он ни был.

Это впитывание языка ребенком наводит на мысль об ана­логии, которое в некоторой степени может помочь нам полу­чить представление о том, что происходит в сознании ребенка.

Представьте, что мы хотим получить какое-то изображе­ние. Мы можем или сделать его сами при помощи карандаша и красок, или мы можем сделать фотографию, и тут дейст­вует уже совсем иной принцип. В последнем случае изобра­жение записывается на светочувствительную пластинку, и нет никакой разницы, будь там десять человек или один. Делается это все за мгновение, и сделать снимок тысячи человек не представляет большой проблемы. Объем работы остается прежним, будь то титульный лист книги или стра­ница мелким шрифтом на иностранном языке. Химикаты реагируют на все, простое или сложное, за доли секунды. Но нам понадобится время, чтобы нарисовать человеческую фигуру, и чем больше фигур нам надо нарисовать, тем боль­ше времени нам понадобится. Если нам надо сколько-то времени, чтобы скопировать титульную страницу книги, то еще больше времени нам потребуется, чтобы скопировать страницу, набранную мелким шрифтом.

На этом различия не заканчиваются. Фотоизображение за­писывается на пластинке в полной темноте, процесс проявки пленки тоже происходит в темноте, изображение фиксируется в темноте, и только потом его можно показывать открыто. Но к тому времени его изменить уже невозможно.

То же самое и с психическим механизмом изучения языка у ребенка. Его работа начинается в самых глубоких слоях бессознательного разума, там происходит развитие, и резуль­тат закрепляется. И только после этого он проявляется вовне. Вне всяких сомнений, это работа определенного ме­ханизма.

Теперь, поскольку мы в этом убедились, естественно по­интересоваться, что же в точности происходит, и сегодня налицо большой энтузиазм относительно технической сто­роны исследования проблемы развития речи у детей. Но одну часть исследования, наблюдательную, мы можем выполнить сами — ведь, в конце концов, мы можем быть уверены толь­ко в том, что мы видим. Такие исследования требуют боль­шой точности. Со всей возможной аккуратностью они про­водятся сегодня на детях от рождения до двух лет и старше. Наряду с происходящим каждый день фиксируются периоды, в которых никаких изменений нет. И в этих пометках вер­стовыми столбами стоят некоторые факты. Может происхо­дить громадная работа во внутреннем мире ребенка, но внешние ее проявления будут достаточно скромные. Это оз­начает большую диспропорцию между средствами выражения и внутренней работой, выполняемой ребенком. Также было открыто, что внутренний процесс развития речи идет не по­степенно, а скачками. В определенное время, например, по­является способность произносить слоги, и потом в течение нескольких месяцев ребенок произносит только слоги. На­блюдая со стороны, кажется, что он не прогрессирует, но внезапно ребенок произносит слово. Затем в течение дли­тельного времени ребенок употребляет только одно или два слова и не торопится двигаться дальше. Между тем другие формы деятельности ребенка свидетельствуют о том, что внутренняя жизнь его стабильно и успешно растет.

Разве не о том же говорит наш собственный опыт? Мы читаем о примитивных народах, которые в течение веков ос­таются на очень низком уровне развития, будучи, по всей видимости, не способными к прогрессу; но это лишь внешняя видимость, то, что видит историк. На самом же деле проис­ходит постоянный внутренний рост, который внезапно про­является в серии открытий, ведущих к быстрому изменению. За этим следует еще один период спокойного и медленного развития, предваряющий очередной сильный взрыв.

То же самое в детстве происходит с человеческим языком. Тут нет спокойного и медленного прогресса, когда сначала появляется одно слою, потом другое, но здесь мы тоже встречаем феномен взрыва, как его называют психологи, ко­торый никоим образом не спровоцирован действиями учи­теля, а происходит сам по себе без всякой на то видимой причины. Каждый ребенок в определенный период жизни осваивает сразу несколько слов, причем с прекрасным про­изношением. В течение трех месяцев ребенок, до этого прак­тически немой, начинает с легкостью употреблять разные формы имени существительного, суффиксы, приставки и глаголы. И каждый ребенок проходит через это в конце вто­рого года жизни.

Так что пример ребенка вдохновляет нас самих и дает нам силы ждать. Мы всегда можем надеяться, что периоды стаг­нации приведут к прогрессу общества. Возможно, человече­ская глупость на самом деле меньше, чем кажется. Возможно, много чудесного ожидает своего часа — взрыва из внутренней жизни, которая скрыта от нас.

Эти взрывные явления и проявления, происходящие в способностях ребенка к выражению, продолжаются и после достижения двухлетнего возраста. Ребенку предстоит еще освоить простые и сложные предложения, глагольные вре­мена и наклонения, в том числе сослагательное. Также не­ожиданно появляются в его речи сложносочиненные и слож­ноподчиненные предложения. Так формируются ментальная организация и языковые механизмы самовыражения, свой­ственные расе или социальному классу, к которому принадлежит ребенок. Это наследие, подготовленное на бес­сознательном уровне, затем передается на сознательный уро­вень, и ребенок, полностью овладев своей новой способ­ностью, говорит и говорит без умолку.

После двух с половиной лет (возрастной границы в ум­ственном формировании человека) начинается новый период в организации языка, который теперь развивается без взры­вов, но весьма живо и спонтанно. Этот второй период длится где-то до пятого-шестого года, и в это время ребенок вы­учивает много новых слов и совершенствует навыки фразо­вой речи. Однако если обстоятельства таковы, что ребенок слышит слишком мало слов или только диалект, то и сам он начинает говорить так же. Но если он живет среди куль­турных людей, имеющих большой словарный запас, тогда он все замечательно усваивает. Поэтому окружение играет очень важную роль, хотя язык ребенка в этот период в любом случае становится богаче.

Бельгийские психологи обнаружили, что ребенок двух с половиной лет обладает запасом слов только около двух- сот-трехсот, а в шесть он уже знает тысячи. И все это без учителя. Это его спонтанное приобретение. А мы, после того как ребенок все это сделал сам, отправляем его в школу и в качестве великого подарка учим его алфавиту.

Мы всегда должны помнить о двойственности этого пути: бессознательной деятельности, которая подготавливает речь, и о следующей за ней сознательной, которая медленно про- Оуждается и забирает у бессознательной то, что она может предложить.

А окончательный результат? Это человек. Шестилетний ре- Пенок, который научился правильно говорить, зная и приме­ним правила родного языка, никогда не сможет описать ту Осссознательную работу, из которой все это получилось. Тем но менее именно он, человек, является творцом речи. Он де­лает все это сам, а если бы у него не было этой способности и если бы он не мог спонтанно овладеть языком, то в мире людей никогда не совершалось бы никакой эффективной ра­боты. А цивилизация просто бы не существовала.

Именно в этом свете мы должны смотреть на ребенка. В этом его важность. Он все делает возможным. На его дея­тельности основывается цивилизация. Вот почему мы должны предложить ребенку помощь, в которой он нуждается, и быть к его услугам, чтобы ему не пришлось идти одному.

 

11. Как язык взывает к ребенку

Позвольте мне привести примеры многочисленных чудес самого языкового механизма. Хорошо известно, что централь­ная нервная система снабжает живое существо механизмом для приспосабливания к внешнему миру и что различные ор­ганы чувств, нервы и нервные центры, а также мускулы дви­жения или передвижения играют в этом свою роль. Но суще­ствование языкового механизма в известном смысле предпо­лагает нечто большее, чем простое наличие материальных факторов. Наличие связи между областями нервных клеток, или «центрами», в коре головного мозга и языком было дока­зано еще в конце прошлого века. В первую очередь для про­изнесения слов необходимы два из таких центров — один от­вечает за восприятие речи (центр слуховой рецепции), а дру­гой — за ее продуцирование, за движения, необходимые для артикуляции. Поэтому первый является сенсорным центром, а второй — моторным.

В том, что касается внешних аспектов, речевой аппарат имеет органы, в которых прослеживается то же самое разде­ление. Органический центр уха улавливает звуки речи, а ор­ганические центры языка, горла, носа и т.д. производят их. Эти два центра развиваются по отдельности, как с психологи­ческой, так и с физиологической стороны. Органы слуха не­которым образом связаны с непостижимым обиталищем пси­хической жизни, где в глубинах бессознательного развивается язык ребенка. Что касается моторики, о ее активности можно сделать вывод по поразительной сложности и точности дви­жений, необходимых для произнесения слов.

Совершенно очевидно, что эта последняя составляющая развивается медленнее и проявляется позднее других. Почему? Это можно объяснить лишь тем, что звуки, которые слышит ребенок, вызывают искусные движения, необходимые для воспроизводства речи.

Это, по всей видимости, в высшей степени логично, ибо, если человеку не дарован врожденный язык (фактически он должен создавать свой собственный),.ребенок должен услы­шать звуки, используемые его народом, прежде чем он сможет их повторить. Следовательно, движения, необходимые для произнесения слов, должны основываться на совокупности звуков, запечатленных в его мозгу, поскольку совершаемые им движения зависят от звуков, которые он слышал и которые сохранил его мозг. Это легко понять, но мы должны помнить, что речь производится с помощью естественного механизма, а не логических умозаключений. Логична сама природа. При изучении природы происходит следующее: прежде всего мы замечаем факты, а затем, осознав их, мы говорим, насколько они логичны, и это естественным образом приводит нас к мысли: «Должно быть, эти события направляет некая разум­ная сила!» Очевидное влияние такого разумного руководства, действующего творчески, зачастую более заметно в психолог гических явлениях, чем в чисто физиологических, хотя даже в последних оно в достаточной степени впечатляет, — пред­ставьте себе цветы во всей красоте их оттенков и форм. Оче­видно, что, когда ребенок рождается, он не обладает ни слу­хом, ни речью. Что же тогда у него есть? Ничего, но все готово появиться.

Есть два центра, в плане конкретного языка совершенно свободные от любых звуков и любого наследственного влия­ния. Тем не менее они обладают способностью приспосабли­ваться к языку и вырабатывать движения, необходимые для произнесения слов. Они являются частью того механизма, ко­торый природа использует для развития языка во всей его полноте.

Если мы заглянем еще глубже, то станет очевидным, что, помимо этих двух нервных центров, должны существовать особая восприимчивость и готовность к действию, также цент­рализованные. Таким образом, действия ребенка следуют за его слуховыми ощущениями; все это тщательнейшим образом отлажено, так что с самого рождения ребенок может начать свою работу по адаптации и подготовке к речи.

Сами органы просто составляют еще одну часть этих слож­ных приготовлений. Наблюдая их, мы видим механизм не менее удивительный, чем тот, что происходит в психологиче­ской области. Ухо (орган восприятия речи), формируемый природой в таинственных условиях внутриутробной жизни, является таким тонким и сложным инструментом, что напо­минает изобретение музыкального гения. Центральная часть уха напоминает арфу, струны которой могут вибрировать, ре­агируя на различные звуки в зависимости от долготы послед­них. Арфа нашего уха снабжена шестьюдесятью четырьмя струнами, расположенными в определенном порядке, и, в си­лу большой ограниченности пространства, они располагаются по спирали, словно в морской раковине. Несмотря на огра­ниченное пространство, природа предусмотрела все необходи­мое для рецепции музыкальных звуков. Но что заставляет струны вибрировать? Ведь, если по ним ничем не ударять, они будут оставаться беззвучными годами, как вышедшее из упот­ребления пианино. Однако перед арфой есть резонирующая мембрана, подобная натянутой коже барабана, и каждый раз, когда звук ударяет по этой барабанной перепонке, струны арфы вибрируют, и наш слух улавливает музыку речи.

Ухо не реагирует на все звуки во Вселенной, поскольку для этого у него недостаточно струн, но имеющиеся в наличии могут резонировать на сложную музыку, и весь язык может быть передан во всей его сложности и изощренности. Инстру­мент уха создается в прекрасный дородовый период. Если ре­бенок рождается семимесячным, его ухо уже сформировано и готово к работе. Как же этот инструмент передает звуки, ко­торые до него доходят, посылая их по тончайшим нервным подокнам в ту точку мозга, где расположены специальные центры для их восприятия? Это еще одна из тайн природы.

А как формируется речь после рождения? Психологи, спе­циально изучавшие новорожденных, утверждают, что слух раз­им вается медленнее всех других чувств. Он настолько неакти­вен, что некоторые утверждают, что дети рождаются глухими. Они не реагируют ни на какой шум, если только его не застав­ляют. На мой взгляд, в этом скрыт мистический смысл. Мне кажется, здесь стоит предполагать не отсутствие чувствитель­ности, а скорее глубокое вбирание в себя звука, концентрацию чувствительности в языковых нервных центрах, особенно в тех, которые накапливают слова. Я полагаю, что эти центры специ* ально созданы для овладения языком, словами, так что, воз­можно, этот мощный слуховой механизм реагирует только на звуки определенного рода — звуки речи. В результате звуки, которые слышит ребенок, приводят в действие сложный меха­низм, с помощью которого он совершает движения, необходи­мые для воспроизведения звуков. Если бы не существовало осо­бой изоляции чувствительности, управляющей этим процессом, и если бы центры могли свободно реагировать на звук любого рода, ребенок начал бы издавать самые ошеломительные звуки. Он стал бы подражать всем звукам, характерным для того места, в котором он оказался, включая нечеловеческие. Только благо­даря тому что природа создала и изолировала эти центры для языковых нужд, ребенок в принципе может научиться говорить. Известны случаи «детей-волчат», оставленных в лесу, из кото­рого им впоследствии удавалось чудесным образом спастись, и эти дети, хотя они и жили среди криков животных и птиц, журчания воды, шелеста листьев, оставались совершенно не­мыми. Они не издают никаких звуков, поскольку никогда не слышали человеческой речи, которая одна только обладает спо­собностью приводить в действие речевой механизм1.

Я делаю на этом акцент, чтобы указать на существование особого механизма для овладения языком. Не обладание самим языком, а обладание этим механизмом, который по­зволяет людям создавать собственные языки, — вот отличие рода человеческого. Слова, таким образом, представляют собой продукцию, производимую ребенком с помощью на­ходящегося в его распоряжении механизма. В загадочный период, следующий непосредственно за рождением, ребенок, который является психическим существом, наделенным тон­чайшей формой чувствительности, может рассматриваться как спящее эго. Но внезапно он пробуждается, слышит восхитительную музыку, и все его фибры начинают вибри­ровать в ответ. Ребенок, возможно, думает, что никакие дру­гие звуки не достигали его ушей, но на самом деле так было потому, что его душа была невосприимчива к другим звукам. Только человеческая речь смогла расшевелить его.

[1] Интересен пример «дикаря из Авейрона». См. примечание в конце главы 8.

 

Если мы вспомним о тех непреодолимых силах, которые создают и оберегают жизнь, то сможем понять, что сформи­рованное этой музыкой должно остаться навсегда и почему средством поддержания непрерывности языка являются новые существа, продолжающие приходить в этот мир. То, что фор­мируется во мнеме ребенка, обладает способностью становить­ся вечным.

То же самое происходит с ритмичными песнями и танца­ми. Любое человеческое сообщество любит музыку. Каждое создает свою музыку, так же как и свой собственный язык. Каждая группа реагирует на свою музыку физическими дви­жениями и сопровождает ее словами. Человеческий голос — это музыка, слова — ее ноты, которые сами по себе ничего не означают, но которым каждое сообщество придает особый смысл. В Индии люди разделены на группы сотнями языков, но музыка объединяет их всех — это еще одно доказательство остаточного эффекта детства. Давайте задумаемся о том, что это означает: ни у каких животных нет музыки и танцев, но все люди во всех концах света знают и создают танцы и песни. Звуки речи закрепляются в подсознании. Мы не можем видеть того, что происходит внутри живого существа, но внешние проявления дают нам некоторые объяснения. Сначала в под­сознании ребенка фиксируются отдельные звуки речи, это ба­зовая часть родного языка: мы можем называть ее алфавитом. За ними следуют слоги и слова, но они используются без понимания (так иногда случается, когда ребенок читает вслух букварь). Но как толково проводится вся эта работа! Внутри ребенка есть крошечный учитель, работающий как те старо­модные учителя, которые привыкли сначала заставлять детей повторять вслух алфавит, а затем произносить слоги и слова. Зи тем исключением, что они делают это не вовремя, когда ребенок уже сделал все это для себя сам и полностью владеет языком! Внутренний учитель, напротив, делает это в нужное время. Ребенок сначала усваивает звуки, а затем слоги, следуя последовательному процессу, такому же логичному, как и сам язык. За ними следуют слова, и, наконец, мы вступаем в об­ласть грамматики. Здесь в первую очередь запоминаются на­звания предметов, существительные. Мы видим, каким заме­чательным образом природа показывает нам, как нужно пре­подавать. Она — педагог, и по ее наказу ребенок усваивает то, что нам взрослым представляется скучнейшими частями речи. Однако ребенок проявляет огромный интерес, который сохра­нится и в течение всего следующего периода развития, с трех до пяти лет. Она методически преподает существительные и прилагательные, союзы и наречия, глаголы в инфинитиве, спряжение глаголов и склонение существительных, префиксы и суффиксы и все исключения из правил. Это похоже на школу, и в конце ее мы сдаем экзамен, на котором ребенок на практике демонстрирует, что он может пользоваться всеми частями речи. И лишь тогда мы замечаем, какой прекрасный учитель над ним поработал, каким прилежным учеником он был и насколько умным, чтобы выучить все это правильно. Но никто не останавливается, чтобы полюбоваться этой пре­красной работой, лишь когда ребенок начинает ходить в шко­лу, мы начинаем интересоваться и гордиться его учебой. Но если мы, старшие, искренни в своих заверениях в любви к детям, нас должно поражать чудо их побед, а не их так называемые изъяны.

Ребенок воистину чудесное существо, и воспитатель должен глубоко это чувствовать. Эта кроха изучила все за два года. В пе­риод первых двух лет мы видим, как в нем, все в более быстром темпе, просыпается сознание, пока его словно бы не подхваты­вает попутный ветер, и оно не начинает господствовать надо всем. В четыре месяца (некоторые утверждают, что раньше, и я склонна с этим согласиться) ребенок начинает осознавать, что эта загадочная музыка, которая окружает его и трогает так глубо­ко, исходит из человеческого рта. Ее порождает движение губ и рта. Редко кто замечает, как пристально ребенок наблюдает за губами говорящего. Он смотрит на них самым внимательным об­разом и пытается повторить их движение.

Затем в этой работе начинает играть активную роль его сознание. Движения, разумеется, были подготовлены бессо­знательно. Еще не завершена полная координация мускуль­ных волокон, необходимых для выработки речи, но уже про­будился сознательный интерес, и это усиливает внимание ре­бенка, ведущее к множеству живых и разумных пробных попыток.

После наблюдения за ртом говорящего в течение двух ме­сяцев ребенок* которому к этому времени исполнилось шесть месяцев, начинает произносить слоговые звуки. Будучи до этого не способным издать ни единого звука, однажды утром он просыпается раньше вас, и вы слышите, как он говорит «па... па... ма... ма...» Он произнес слова «папа» и «мама». Некоторое время он продолжает произносить только эти два слога, и тогда мы говорим: «Это умеют делать все дети». Но мы должны помнить, скольких трудов ему это стоило. Это цель, поставленная его «я», которое сделало открытие и теперь осознает свою силу. Перед нами маленький человек, а не ма­шина, личность, которая может пользоваться механизмом, на­ходящимся в ее распоряжении.

Это подводит нас к концу первого года жизни ребенка; но еще раньше, в десять месяцев, ребенок делает другое открытие: у музыки, исходящей из человеческого рта, есть цель. Это не просто музыка. Когда мы ласково с ним раз­говариваем, ребенок понимает, что слова предназначены для него, и начинает осознавать, что мы говорим их с какой-то целью. Таким образом, к концу первого года жизни ребенка происходят две вещи: в глубине своего подсознания он по­нял, а на достигнутом им уровне сознания он создал речь, хотя в этот момент это не более чем лепет, простое повто­рение и комбинирование звуков.

В возрасте одного года ребенок произносит первое слою намеренно. Он лепечет, как и раньше, но теперь у этого лепета есть цель, и эта преднамеренность является доказательством его способности к пониманию. Что же в нем произошло? Тщатель­ные исследования убеждают нас в том, что в самой глубине этого существа есть нечто гораздо большее, чем можно заметить по скромным проявлениям его способностей. Ребенок начина­ет еще в большей степени осознавать, что язык имеет отноше­ние к его окружению, и в нем появляется еще большее желание овладеть языком сознательно. И в этот момент в нем начинает­ся великая битва. Это борьба сознания с машиной. Это первый конфликт в человеке, первая война между его сторонами! По­звольте мне использовать свой собственный опьгг для иллю­страции происходящего. Я человек, которому хочется выразить множество идей, и я хочу — как это часто бывает в чужой стра­не — выразить их не на своем родном языке, чтобы они дошли до сердец моих слушателей. Но на иностранном языке мои слова — бесполезный лепет. Я знаю, что мои слушатели умны,1 я хочу обмениваться с ними мнениями, но я лишена этого пре­имущества, поскольку мне не хватает средств выражения.

Время, когда разум переполняют мысли, которыми хочется поделиться с другими, но невозможно выразить их ввиду ог­раниченности языка, является крайне драматичным периодом жизни ребенка и приносит ему первые разочарования. Под­сознательно и без посторонней помощи он изо всех сил стре­мится учиться, и эти усилия делают его успех еще более по­разительным.

Человек, который стремится выразить себя, отчаянно нуж­дается в учителе, который бы отчетливо произносил для него слова. Почему бы этим не заняться его семье? Вместо этого мы, как обычно, не делаем ничего. Мы только сами подражаем дет­скому лепету, и не будь у ребенка собственного внутреннего учителя, он не мог бы ничему научиться. Именно этот учитель побуждает его слушать разговоры взрослых друг с другом, даже когда они не думают о ребенке. Это побуждает его овладеть языком с такой точностью, которую мы не стремились ему дать.

Тем не менее можно найти способных людей, как мы делаем это в наших школах, которые разговаривали бы с годовалыми детьми разумно. Трудности, с которыми ребенок сталкивается между первым и вторым годами жизни, еще не в достаточной степени осознаны. Также мы не понимаем, насколько важно дать ему возможность учиться в идеальных условиях. Мы должны прийти к пониманию того, что ребе­нок самостоятельно овладевает знанием грамматики, но это совершенно не дает нам повода не разговаривать с ним в соответствии с правилами грамматики или не помогать ему конструировать фразы.

Новые «Домашние помощники»1 для детей в возрасте от рождения до двух лет должны обладать научными знаниями о развитии языка. Помогая ребенку, мы становимся служи­телями и помощниками созидающей его природы и обнару­живаем, что вся программа обучения уже заложена в нем.

Вернемся к моему примеру. Как бы я повела себя, если бы хотела сказать что-нибудь особенно важное, при этом плохо владея иностранным языком? Возможно, я вышла бы из себя, разозлилась и даже кричала. То же самое происходит с ребенком одного—двух лет от роду. Когда он пытается сказать нам что-то с помощью только одного слова, а мы не можем понять его, он приходит в ярость. У него начи­нается приступ гнева, который кажется нам беспричинным. Зачастую мы говорим: «Ну вот! Сами можете теперь убедить­ся во врожденной порочности человеческой натуры!»

Но это маленький человек, непонятый и борющийся за свою независимость. Не владея языком, он может лишь вы­казать свое недовольство. И все же у него есть способность конструировать язык, и его гнев вызван тщетными попыт­ками произнести нужное слово, форму которого он должен передать как можно лучше. И тем не менее ни разочарова­ние, ни непонимание не заставят его прекратить свои по­пытки, и слова, хоть как-то напоминающие те, которыми мы пользуемся, постепенно начинают появляться.

Примерно в полтора года ребенок делает еще одно откры­тие — у каждого предмета есть свое имя. Это означает, что из всех услышанных слов он смог отобрать существительные, и особенности те, что выражают конкретные понятия. Какой удивительный новый шаг! Он осознавал свое пребывание в

[1] Общество Монтессори в Риме организует специальные курсы обучения для тех «помощников», которые специализируются на работе с детьми данного возраста. (Mcuola. Assistenti Infanzia Montessoriane, 116 Coiso Vittorio Emanuele, Rome.)

 

Рис. 7. Развитие речи

мире предметов, а сейчас для каждого из них у него есть специальное слово. Правда, одними существительными все сказать невозможно, и поначалу он вынужден выражать всю мысль одним словом. Психологи уделяют большое внимание словам, которые дети употребляют вместо предложений. Они называются «обобщенными» словами или иногда «словами с расширенным смыслом» — «словами-предложениями». Видя, что ему готовят ужин, ребенок говорит «мамжин», имея в виду: «Мама, я хочу ужинать».

Особенностью такой сжатой речи является то, что изме­няются сами слова. Зачастую сокращенная форма соединяется с каким-нибудь звукоподражательным словом, например «гав- гав» для обозначения собаки, или слово просто изобретается. В результате возникает то, что у нас называется детским язы­ком, но заслуживает гораздо более тщательного изучения со стороны тех, чьей работой является забота о детях.

Язык — не единственное, что формирует ребенок в этом возрасте. Среди прочего он обретает чувство порядка. Оно ни в коей мере не является чем-то поверхностным или недолго­вечным, как это зачастую принято считать, и возникает из реальной необходимости. Проходя через фазу активного фор­мирования психики, ребенок часто испытывает глубокое же­лание упорядочить то, что, согласно его логике, находится в состоянии беспорядка.

Насколько легко его беспомощность может стать причиной психических страданий и насколько наше понимание его языка может помочь уберечь его от этого и успокоить его разум!

Хотя такие случаи происходят каждый день, мне вспо­минается уже упоминавшийся ранее1, поскольку он проли­вает особый свет на эту проблему. Это история об испанском ребенке, который обычно говорил «go» вместо «abrigo» (паль­то) и «palda» вместо «espalda» (плечо). Два этих слова — «go» и «palda» — появились в результате его внутреннего психи­ческого конфликта, заставлявшего его кричать и брыкаться. Мать ребенка сняла пальто и повесила его себе на руку.1 Тогда ребенок начал визжать, и ничто не могло его успоко­ить. Наконец я посоветовала матери снова надеть пальто.: Она сделала это, и ребенок сразу же перестал кричать и произнес довольным тоном «Go palda», что означало «Теперь все в порядке, пальто надо носить на плечах». Этот рассказ очень хорошо иллюстрирует стремление ребенка к порядку и антипатию к беспорядку. И я еще раз подчеркиваю, как важно иметь специальную «школу» для детей в возрасте от года до полутора лет, и считаю, что матери и все общество в целом, вместо того чтобы держать детей в изоляции, долж­ны позволять им жить в контакте со взрослыми и иметь возможность часто слышать прекрасную, отчетливо произ­носимую речь.

 

[1] Этот и другие примеры такого рода, показывающие, что ребенок может понимать днже целые разговоры, прежде чем научится разговаривать сам, можно найти в моей книге The Secret of Childhood, Orient Longmans, 1950.

 

12. Влияние препятствий на развитие

Полагаю, если мы на время прервем разговор о некоторых глубоких формах чувствительности, которыми обладает дет­ский разум, то сможем получить более ясное представление о скрытых в ребенке тенденциях. И здесь мы переходим к не­коей форме психоанализа разума младенца. На рис. 8 с помо­щью условных обозначений показана картина развития языка у ребенка. Это поможет яснее объяснить наши идеи.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: