Все они содержатся в каждой из 46 хромосом, расположенных слева в геометрическом порядке 3 глава

В мире людей эти защитные меры не столь активны, как у самок в мире животных. Мы видим, например, как кошка прячет котят по темным углам и как она беспокоится, когда кто-то к ним приближается. У матери защитный инстинкт не такой сильный и поэтому легче утрачивается. Не успеет ребе­нок родиться, как кто-то его уже забирает, моет, одевает, под­носит к свету, чтобы посмотреть цвет его глазок, обращаясь с ним скорее как с неодушевленным предметом, нежели с живым существом. Управляет этим процессом уже не природа, а человеческий разум, причем неправильно, поскольку делает это без должного понимания и исходя из привычной мысли, что у ребенка нет психической жизни.

Это очевидно, что период рождения, или, скорее, этот краткий момент рождения, должен рассматриваться отдельно.

Он не касается психической жизни ребенка в целом. Это один эпизодов, его первая встреча с внешним миром. Исто­рия жизни показывает, как хорошо природа позаботилась

Впервые это выражение было употреблено в 1923 г. Отго Франком, одним из пер­вых учеников Фрейоа, в его теории «Травма рождения». Хоть эта теория и не получила широкого признания, понятие страха рождения, или ужаса, нашло свое законное место в области психологии бессознательного.

о млекопитающих в этот период жизни. Перед тем как детеныши появятся на свет, мать изолирует себя от стада и еще некоторое время после их рождения держится с ними в стороне. Наиболее заметно это у некоторых видов животных, которые живут стада­ми или стаями, таких как лошади, коровы, слоны, волки, олени и собаки. Все они ведут себя одинаково. Во время периода изо­ляции у детенышей-зверей есть время адаптироваться к своему окружению. Они живут одни со своей матерью, которая окружа­ет их своей любовью, присматривая за ними и защищая. В этой фазе детеныши-животные постепенно начинают вести себя как другие представители их видов. Во время этого короткого перио­да изоляции происходит непрерывная психологическая реакция со стороны детеныша на стимулы окружающей среды, и эти ре­акции следуют общему плану поведения, присущему данному виду. Таким образом, когда мать воссоединяется с остальными, детеныш может войти в это сообщество уже подготовленным к тому, чтобы стать его частью, и не только в физическом плане, но и психологическом; при этом детеныш ведет себя как жеребе­нок, волчонок, теленок и т. д.

Хотелось бы отметить, что даже прирученные млекопита­ющие сохраняют свои типичные старые инстинкты. Мы ви­дим, как домашние собаки и кошки прячут детенышей, за­крывая их своим телом. Это продолжение инстинктов дикой природы, и таким образом сохраняется близость между ново­рожденным и его матерью. Можно сказать, что детеныш по­кинул тело матери, но все равно остается с ним вместе. Луч­шей практической помощи для постепенного перехода от пер­вого образа жизни к следующему и не придумать.

Поэтому сегодня мы должны охарактеризовать эту жиз­ненную фазу следующим образом: видовые инстинкты живот­ного пробуждаются в первые дни его жизни.

Трудные обстоятельства жизни не просто вызывают или стимулируют инстинктивные ответные реакции, уместные для ситуации и ограниченные ею, так, наблюдаемые нами дейст­вия являются частью самого плана творения.

Если это происходит с животными, то что-то подобное долж­но происходить и с человеком. То, с чем мы имеем дело,— это не просто трудный момент, это решающий момент для всего буду­щего. Происходит своего рода пробуждение потенциальных спо­собностей. Их задачей будет руководство огромной творческой работой, которую предстоит проделать ребенку, этому «духовно­му эмбриону». И поскольку природа отмечает очевидными фи­зическими знаками каждое важное изменение в развитии психи­ки малыша, то мы видим, как пуповина, с помощью которой ре­бенок был прикреплен к матери, отпадает через несколько дней после рождения. Эта первая фаза необычайно важна, ибо во время этой фазы происходит подготовка таинственных сил.

Так что мы должны помнить не только о травме рождения, но и о вытекающей отсюда возможности или невозможности той деятельности, которая неизбежно должна последовать за рождением. Потому что, хотя в ребенке и нет никаких опре­деленных предустановленных форм поведения (как у живот­ных), между тем он должен иметь способность формировать свое поведение. Ребенок не обладает атавистической памятью, которая направляла бы его, но тем не менее он будет ощущать туманные побуждения, не имеющие формы, но заряженные по­тенциальной энергией, предназначенной для направления и воплощения в нем такой формы человеческого поведения, которую он находит в своем окружении. Эти бесформенные побуждения мы назвали «небула» (туманность)¹. Когда рожда­ется животное, заложенная в нем наследственность будет управлять его движениями, подскажет ему нужные пищу и формы защиты, свойственные его виду.

Человеку приходится вырабатывать все это в процессе жизни в своем социуме, так что ребенку после рождения приходится организовывать свою жизнь в соответствии с обычаями своей со­циальной группы. Он не рождается с ними, ему приходится впи­тывать их извне. Важнейшей задачей младенчества является

^[1] Пробуждение туманности «небулы» соответствует пробуждению того, что мы на­звали «поведенческими инстинктами» у животных, и происходит оно в первые дни жизни, к которым ментальная гигиены должна относиться как к самым важным. См.: The Formation of Man: Nebulae and World Illiteracy, автор — Maria Montessori, T. P. H., Adyar. — Madras, 1995.

работа по адаптации, замещающая собой наследственные «шаблоны поведения», присутствующие у животных эмбрионов.

Так, с учетом той особой роли, которую выполняет ребенок, мы можем приступить к изучению развития ребенка как «главного механизма» жизни человечества. Это очень интересно.

Этот малыш, далеко не завершенный даже в физическом плане, должен развивать себя до тех пор, пока не станет тем сложным существом, каким является человек. У него отсутствуем «пробуждение инстинктов», которое существует у новорожден­ных животных на первом этапе их контакта с миром. Однако, невзирая на то, что он уже родился, он продолжает вести эмбрио­нальную жизнь, посредством которой формирует то, что кажется! похожим на «систему человеческих инстинктов».

И поскольку в его случае ничего заранее не предустанов­ленно, ему придется создавать для себя всю ментальную жизнь человека и все моторные механизмы, являющиеся средством ее выражения.

Это неповоротливое существо еще не может держать свою голову на весу, но уже готово вести себя как тот ребенок, которого воскресил Иисус. Сначала, говорится в Евангелии, ребенок сел, потом встал, и «отдал его Иисус матери его». Точно так же и неподвижный ребенок будет в конце концов «возвращен человечеству» для активной жизни на земле.

Мускульная инертность ребенка напоминает нам об от­крытии Когхила (Coghill) — органы формируются после обра­зования нервных центров, уже готовыми к работе. Также в ре­бенке уже заложены психические шаблоны поведения, еще до того, как он начинает двигаться. Таким образом, исходная точка младенческой подвижности не моторика, а психика.

Самая важная сторона человеческого развития - психика. Потому что движения человека должны быть организованы в соответствии с установкой и под руководством его ментальной жизни. Разум — это то, что отличает человека от животных, и формирование разума должно происходить прежде всего. Все остальное является результатом.

Кода ребенок рождается, его органы еще не вполне сфор­мированы, скелет не отвердел, двигательные нервы не покры­ты оболочкой из миелина, которая изолирует их друг от друга и позволяет передавать команды мозга. Поэтому тело остается инертным, как если бы это был грубый макет тела.

Поэтому человеческое существо прежде всего растет ин­теллектуально, а остальное развитие принимает свою форму и образ действия полностью из жизни его разума.

Это наилучшим образом показывает важность первого года жизни и приоритет разума в развитии индивидуума как харак­терную черту сынов человеческих.

Далее развитие ребенка состоит из многих этапов, следу­ющих в определенном порядке, потому что они подчиняются общему закону. Детальное исследование постнатального эмб­рионального развития показывает, когда завершается форми­рование черепа, когда сходятся хрящи, постепенно закрывая роднички, когда стираются некоторые швы, в частности лоб­ный, и как затем меняются относительные пропорции струк­туры всего тела, и, наконец, начинается отвердение конечно­стей. Также известно, когда покрываются миелином спинно­мозговые нервы и когда мозжечок, который отвечает за равновесие тела и имеет при рождении очень малые размеры, вдруг начинает бурно расти, пока не достигает своих нормаль­ных пропорций относительно полушарий головного мозга. И наконец, когда видоизменяются эндокринные железы и же­лезы, принимающие участие в пищеварительном процессе.

Эти факты, хорошо известные уже на протяжении продол­жительного времени, показывают последовательность стадий «зрелости» физического развития, идущих параллельно с со­ответствующими изменениями в физиологии нервной систе­мы. Так, например, если нервы и мозжечок еще не достигли должного уровня зрелости, то ребенок не сможет удерживать равновесие и поэтому не сможет сидеть и стоять.

Ни обучение, ни упражнения не могут ничего поделать с этими ограничениями. По мере своего созревания органы, отвечающие за моторику, начинают мало-помалу подчиняться командам разума, что обусловливает поначалу некоординиро­ванное движение. Так во взаимодействии с окружающей средой приобретается необходимый опыт.

Благодаря этому опыту и упражнениям постепенно движения ребенка становятся координированными, и наконец он уже полностью подчиняет их своей воле.

В отличие от животных у человека нет врожденной координации движений, ему приходится их оттачивать и координировать самому. У него нет даже определенной цели, он должен найти ее для себя. Конечно, это сильно отличает его от детенышей большинства млекопитающих, которые с рожде­ния ходят, бегают и прыгают, как это свойственно их виду. Почти сразу они могут выполнять самые сложные маневры: например, лазать, если того требует их наследственность, перепрыгивать через препятствия или быстро взлетать.

Человек же, напротив, никаких навыков с собой в этот мир не приносит, однако имеет непревзойденный талант овладения разнообразными достижениями, в том числе требующими спе­циальных навыков, как-то: движения ремесленника, акробата, танцора, музыканта, чемпионов в разных видах спорта.

Но все это приходит не просто в результате созревания органов движения. Это всегда вопрос практического опыта, иначе говоря — обучения. Каждый формирует свои навыки самостоятельно, хотя исходное физическое строение у всех одинаково. Человек самосовершенствуется.

Вернемся к детям. Нам важно различать некоторые сторо­ны природы ребенка.

Мы должны прежде всего осознать, что, хотя дети и начи­нают двигаться, когда их физическое тело в достаточной сте­пени для этого подготовлено, и хотя это происходит в силу достижения ими необходимой зрелости, тем не менее состо­яние их психики от этого не зависит. Ибо в человеке, как мы видели, сначала развивается психическая сторона. Органы ждут, сколько необходимо, когда произойдет это развитие, и тогда разум начинает их использовать. Но когда органы начи­нают действовать, начинает происходить дальнейшее менталь­ное развитие, но ему всегда помогают движения, совершаемые в ходе взаимодействия с окружающей средой. Поэтому полу­чается, что если не дать ребенку возможности двигаться, когда он к этому готов, то его умственное развитие будет затруднено.

Хотя умственное развитие не имеет ограничений, оно в боль­шой степени зависит от способности пользоваться инструмен­тами действия, преодолевая таким образом свое собственное бессилие. Но все это время разум развивается самостоятельно.

Ментальный рост несет в себе одну тайну, невидимый секрет своего будущего предназначения. Каждый индивидуум имеет свои скрьггые способности, которые еще не могут быть исследо­ваны, пока ребенок находится на психо-эмбриональной стадии.

В этот период мы можем наблюдать только удивительную похожесть всех малышей в мире. Это можно сформулировать так: «Все дети при рождении похожи, они раскрываются одина­ково и по тем же законам». В их разуме происходит примерно то же, что и в эмбриональном теле. Там сегментация клеток всегда проходит через одинаковые стадии так, что с трудом можно уви­деть разницу между одним эмбрионом и другим. Однако из кле­ток со временем появляются такие разные существа, как ящери­ца, птица или кролик. Каждое из них поначалу выстраивает себя одинаково, хотя позднее появляются глубокие различия.

То же самое происходит и с «духовным эмбрионом», из которого в дальнейшем могут возникнуть гениальный худож­ник, общественный деятель, святой или обычный человек. И эти обычные люди могут иметь разные склонности и вкусы, которые и обусловливают их разное положение в социуме. Ибо понятно, что не предначертано всем «делать одно и то же», «вести себя одинаково», как это бывает у низших тварей, чья активность ограничена их наследственностью.

Но мы не можем предугадывать это дальнейшее развитие, эти различные направления, равно как и не можем учитывать их формирования духовного эмбриона в постнатальный пери­од, в котором происходит формирование человека.

В этот период мы можем только помогать жизни раскрыться, и происходит это для всех одинаково. Для всех существует пер­вый адаптационный период, и для всех именно духовная сторона инициирует развитие жизни. И если в этот период оказывается помощь в соответствии с потребностями человеческой жизни, то польза от этого будет огромна, потому что каждый сможет потом лучше развить свои индивидуальные способности.

Следовательно, может быть только один способ обучения и обращения с крохотным младенцем. Если обучение должно на­чинаться с рождения, то это может быть обучение только одно­го вида. Нет смысла говорить о разных технологиях для индий­ских малышей, китайских малышей или европейских малышей, или делать различия для социальных классов. Мы можем гово­рить только об одном методе — том, который следует естест­венному раскрытию человека. У всех малышей одни и те же психологические потребности, и они проходят через одну и ту же череду событий на пути к становлению человека. Все мы должны пройти через одни и те же фазы роста.

И поскольку тут ничего не зависит от личного мнения, то и никакой философ, мыслитель или исследователь, работа­ющий в лаборатории, не может ничего предложить или пред­писать то или иное обращение.

Только природа, установившая определенные законы и оп­ределившая потребности человеческого существа на разных этапах его развития, может диктовать метод обучения, кото­рому мы должны следовать, ибо он устанавливается своей целью — удовлетворять потребности и законы жизни.

Эти законы и эти потребности ребенок сам должен ука­зывать своими спонтанными проявлениями и своим разви­тием. Его спокойствие и счастье, интенсивность его усилий и постоянство свободных реакций будут служить их свиде­тельством.

Единственный наш долг — учиться у него без промедления и служить ему как можно лучше.

Сегодня медицинская психология выделяет момент рож­дения как короткий, но решающий период из последующего периода развития. И хотя его интерпретация в настоящее время основывается только на фрейдистских взглядах, тем не менее там приводятся реальные данные и проводится ценное разграничение. Речь идет о «симптомах регрессии», имеющих непосредственное отношение к травме рождения, и «симпто­мах подавления», связанных с обстоятельствами, которые могут произойти во время последующего периода роста. Ре­грессия не является подавлением. Она означает своего рода бессознательное решение новорожденного — решение идти назад, а не вперед в своем развитии.

«Травма рождения», как теперь понимают, ведет к чему-то гораздо более худшему, чем крики и протесты ребенка, она приводит к аномалиям в развитии. Результатом оказывается психическое изменение или, скорее, девиация психических сил. Вместо того чтобы идти той тропой, которую мы назы­ваем нормальной, развитие ребенка отклоняется в нежелатель­ном направлении.

Вместо того чтобы прогрессировать, те, кто переживает негативную реакцию по поводу послеродового шока, похоже, испытывают привязанность к своему состоянию до рождения. Существует несколько симптомов регрессии, но у всех общим является следующее: кажется, что страдалец подумал о насто­ящем моменте и сам себе сказал: «Пойду-ка я туда, откуда пришел». Если маленький ребенок много спит, это считается нормальным, но слишком долгий сон ненормален даже для новорожденного, и Фрейд считал такой сон своего рода убе­жищем, в которое уходит ребенок, выражая неприятие по от­ношению к жизни и к миру.

Кроме того, разве не во сне находится царство подсознатель­ного? Когда нас сильно что-то тревожит, прибежищем нам слу­жит сон, потому что во сне мы видим сны, а не реальность, во сне есть жизнь, в которой не надо бороться. Сон — место, куда мы уходим от мира. Примечательно также положение тела во сне. Естественное положение новорожденного малыша — ру­ки возле лица, ноги подтянуты. Иногда эта позиция сохраняется и у взрослых и, можно сказать, показывает возвращение к поло­жению тела в утробе матери. Еще одним симптомом регрессии могут быть и приступы плача у ребенка при пробуждении. Он ка­жется испуганным, как если бы ему пришлось пережить заново тот ужасный момент, который принес его в этот неприятный мир. Маленькие дети часто страдают от кошмаров, и это немало добавляет им неприятия жизни.

Позднее регрессия может проявиться как тенденция цеп­ляться за других, как будто боясь остаться в одиночестве. Такое поведение — знак не привязанности, а страха. Ребенок робок и всегда хочет находиться с кем-нибудь рядом, желательно с матерью. Он не любит никуда ходить и предпочитает дом и изоляцию от внешнего мира. Все, что, казалось бы, должно радовать его в этом мире, наполняет его тревогой, и ему отвра­тительна мысль о новых экспериментах. Окружающая его об­становка, вместо того чтобы казаться привлекательной, как должно это быть для ребенка, отталкивает его, и если с самого младенчества ребенок чувствует отвращение к окружению, от которого он зависит в своем развитии, то это не даст ему нор­мально вырасти. Также не захочет этот ребенок покорить мир, и не для него будет впитывание мира, чтобы сделать его своей частью. Впитывание всегда будет для него сложным, и он его никогда не завершит. Он будет ходячей иллюстрацией к изре­чению «Человек рожден для скорби». Его все утомляет. Каждый вдох стоит ему усилий, и что бы он ни делал, все противно его наклонностям. Людям такого тапа требуется больше отдыха и сна, чем другим. Часто у них плохое пищеварение. Легко можно представить, какое будущее ждет таких детей, потому что эти симптомы долговременные и могут остаться у них на всю жизнь. Такие дети плаксивы, постоянно требуют помощи, ка­жутся ленивыми, грустными и подавленными. Вырастая, они по-прежнему чувствуют отвращение к миру, не любят новых знакомств и остаются очень робкими. В борьбе за существова­ние эти люди оказываются слабее других. В социальной жизни им не хватает радости, храбрости и счастья.

Это жестокая месть со стороны бессознательной психики. Можно забыть то, что есть у нас в сознательной памяти, но бессознательная, которая, кажется, ничего не чувствует и ни­чего не помнит, делает кое-что похуже, потому что впечатления, созданные на этом уровне, передаются мнеме. Они запечатлеваются в самой личности.

В этом большая опасность для человечества. Ребенок, ко­торый не обеспечен условиями для нормального формирова­ния, позже отомстит за себя обществу через того взрослого,, которого он сформирует в себе. Наша слепота не вызывает сопротивления, как это было бы со взрослыми, но способст­вует формированию людей, которые слабее, чем должны быть.

Она производит внутренние изменения, которые становят­ся помехой в жизни индивидуума, и формирует людей, меша­ющих мировому прогрессу.

Выше я подчеркнула то важное значение, которое специа­листы придают сейчас моменту рождения для развития пси­хической жизни человека. Но до сих пор мы говорили только о более ранних наблюдениях, тех, которые указывают на опас­ность регрессии. В связи с этим мы должны сейчас рассмот­реть защитные меры, существующие у всех млекопитающих по отношению к своим детенышам. Натуралисты давно уже пришли к выводу, что в первые дни после рождения материн­ская Забота тесно связана с пробуждением в новорожденном общих инстинктов вида, из чего мы можем сделать опреде­ленные выводы, очень полезные для более глубокого понима­ния психологии маленького ребенка.

Мы понимаем необходимость уделять внимание адаптации ребенка к своему миру и в то же время помнить о шоке в момент его рождения, потому что это показывает нам, что он также, не в меньшей степени, чем мать, нуждается в особом обращении. Мать и ребенок подвергаются разного рода опас­ностям, и им обоим приходится преодолевать серьезные труд­ности. Однако для ребенка опасность для его телесной жизни, хотя и очень большая, менее серьезна, чем угроза его менталь­ной жизни. Если бы единственной причиной регрессивных симптомов была травма рождения, тогда симптомы были бы у всех детей. Вот почему мы предпочитаем более содержательную гипотезу, которая основывается и на человеке, и на животных. Понятно, что в первые дни жизни происходит нечто крайне важное. Если в животных просыпается наследственное поведе­ние, то что-то подобное (как мы говорили выше) должно про­исходить и в ребенке, потому что, хотя у него и нет никаких наследственных моделей поведения, которым он должен следо­вать, тем не менее у него есть «потенциал», способный вызвать его развитие, и происходит это через контакт с внешним миром.

На основании этого мы сформировали концепцию «небул», уподобляя творческие энергии, которые позволяют ре­бенку впитывать окружающий мир, звездным туманностям,

из которых берут происхождения небесные тела. Частицы в небесных туманностях находятся так далеко друг от друга, что последняя практически не имеет плотности, но все равно они создают нечто видимое, что с большого расстояния кажется спутником звезд. Так же как эта туманность с течением вре­мени меняется на что-то более позитивное, так и мы можем представить медленное возникновение чего-то ненаследствен­ного, но производимого инстинктивной тенденцией, которая является наследственной. Например, ребенок получает из небулы языка подходящие стимулы и руководство по формиро­ванию в себе родного языка, который у него не является врож­денным, но есть что-то, что он находит в своей окружающей среде и впитывает согласно непреложным законам. Благодаря туманной энергии языка ребенок начинает отличать звуки раз­говорной речи от других звуков и шумов, которые до него доносятся все вперемешку. Благодаря этому он может вопло­щать тот язык, который слышит, так совершенно, как если бы это было чертой его расы. Аналогичным образом он прини­мает социальные роли и обычаи, которые делают его челове­ком, принадлежащим конкретно его месту жизни.

Небула языка не содержит язык особого вида, который ребенку предназначено развить, но из нее может родиться любой язык, который при рождении обнаруживает ребенок в своем окружении, и каждый ребенок разовьет свой язык за один период времени и следуя той же процедуре, во всех детях во всех странах мира.

Здесь мы видим существенное различие между человеком и животными. Новорожденное животное производит почти сразу особые звуки, своего рода модель которых является час­тью его наследственности, тогда как ребенок остается немым очень продолжительный период времени, после чего говорит на том языке, на котором говорят вокруг него. Так что гол­ландский ребенок, растущий среди итальянцев, будет говорить по-итальянски, а не по-голландски, несмотря на длинную гол­ландскую родословную своих родителей.

Понятно, что ребенок не наследует определенную модель языка, но наследует способность конструировать язык через не­осознанное впитывание. Эта потенциальность, которую можно уподобить потенциальности генов зародышевой клетки, контро­лирующих рост тканей так, чтобы они образовали точный и сложный орган, и есть то, что мы называем «небула языка».

Точно так же небулы, которые имеют отношение к спо­собности ребенка адаптироваться к своей окружающей среде и к появлению в нем соответствующего социального поведе­ния, не воспроизводят в нем через наследственность ранние модели поведения, через которые прошла эта раса на своем пути к современному уровню цивилизации, но дают ребенку после рождения способность впитывать те конкретные моде­ли, которые он находит в своем окружении. И это в равной степени верно для остальных его ментальных приобретений. Как справедливо заметил Каррель¹, «сын ученого не наследует никаких знаний своего отца. Оставьте его на необитаемом острове, и он будет не лучше наших кроманьонских предков».

Давайте на этом остановимся и проясним один момент. У читателя могло создастся такое впечатление, что когда мы говорим о небулах, то имеем ввиду разные инстинктивные способности, существующие независимо друг от друга, и тогда читатель мог бы возразить, что это затмевает неотъемлемую целостность разума. Но аналогия с туманностью проводится здесь только в целях описания и совершенно не подразумевает атомистической концепции строения разума. Для нас менталь­ный организм является динамическим целым, которое транс­формирует свою структуру благодаря опыту освоения окружа­ющего мира; при этом им управляет энергия (орме)², особыми видоизмененными стадиями которой являются эти небулы.

Давайте представим, что по каким-то неизвестным причи­нам небула языка не будет функционировать. Тогда не будет развиваться речь. Эта аномалия, которая не столь уж редко

^[1] Алексис Каррель (28.06.1873—05.11.1944 гг.) — французский хирург, биолог, пато­физиолог и евгинист, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1912,г. Издание «L'Hormne cet Inconnu», Paris, 1947.

^[1] Слово «орме» (horme), от греч. 'Орцаси, — возбуждать, в нашем употреблении озна­чает силу или жизненным стимул. См. также первую сноску к гл. 8.

встречается, вызывает форму немоты у детей, имеющих абсолютно нормальные органы речи и слуха и чей мозг также в норме. В моей практике было несколько подобных случаев, которые поставили в тупик отоларингологов и невропатологов и оказались для них полной загадкой. Было бы интересно изучить эти случаи и выяснить, что произошло в первые дни жизни этих несчастных.

Эти идеи смогут объяснить многие факты, остающиеся се­годня непонятными в других областях жизни, например связанные с адаптивностью человека к обществу. Они могут представлять собой даже большую научную ценность, чем факты, свидетельствующие о предполагаемых последствиях родовой травмы. Я считаю, что многие регрессивные тенденции обусловлены от­сутствием жизненного стремления, который вел бы ребенка к социальной адаптации. В этих случаях ребенок ввиду недостатка необходимой чувствительности ничего не впитывает из окружающей его среды или впитывает неправильно. У него не полу­чается развить то, что называется «любовью к окружающей среде», потому что эта среда его не только не привлекает, а даже отталкивает, а ведь благодаря именно этой среде он должен об­рести свою независимость.

В этом случае не происходит обычного впитывания харак­терных особенностей своего народа, его обычаев, религии и т. д., и в результате возникает настоящая моральная аномалия, человек не на своем месте, изгой, демонстрирующий многие из вышеупомянутых регрессивных симптомов. Если принять, что человек имеет творческую чувствительность вместо наследст­венных моделей поведения, и адаптация к окружающей обста­новке происходит благодаря ей, то становится понятно, что вся психическая жизнь индивидуума стоит на фундаменте, заложен­ном в самые ранние годы жизни. Но тогда следует задуматься над вопросом, не существует ли каких-либо причин, в результате ко­торых пробуждение этой творческой чувствительности может произойти с задержкой или не произойти вовсе? На этот вопрос до сих пор нет ответа, и искать его надо в жизни тех несчастных, состояние которых ставит науку в тупик и заставляет ее говорить о нерешенных загадках.

В настоящее время мне известен только один случай, ко­торый может подсказать направление исследования. Речь идет о молодом человеке, недисциплинированном и не желающем учиться, — трудном мальчике с тяжелым характером, обрек­шим его на изоляцию. Он был красив, здоров и при этом неглуп. Однако в первые пятнадцать дней жизни ребенок сильно страдал от недоедания, что привело к такой потере веса, что он стал похож на скелет, особенно лицом. Нанятой для него кормилице он показался отвратительным, и она стала называть его «кожа да кости». После первых двух недель и всю оставшуюся жизнь он развивался нормально. Он рос крепким ребенком (иначе он бы тогда умер), однако, когда он стал юношей, он стал преступником.

Однако хватит еще не подтвержденных гипотез. Есть один факт первостепенной важности. Небула чувствительности на­правляет духовное развитие новорожденного так же, как гены обусловливают развитие тела из оплодотворенной яйцеклетки. Так что давайте окружать новорожденных детей такой же осо­бой заботой, как та, которую проявляют высокоразвитые жи­вотные по отношению к своим детенышам в короткий период сразу после их рождения, когда пробуждаются психические особенности вида. В данный момент мы говорим не только о заботе о ребенке в первый год или первые месяцы жизни, и более того, мы не ограничиваемся областью только телес­ного здоровья. Но целью нашей является сформировать под­ход, важный для сознательных матерей и для всей семьи: дол­жен появится особый свод правил, точных и четких, по обра­щению с детьми как в момент рождения, так и в последующие несколько дней.