Повернувшись, когда девочка предложила мне дымящийся напиток, я забрала у неё кружку чуть резче, чем следовало, и прикусила губу.
«Проще показать тебе», - послала Тарси, заставив меня повернуться.
Она поднялась так тихо, что я её не услышала, и теперь она стояла позади меня. Если она и заметила что-то, то никакого намёка на это не отразилось в её ясных глазах.
«Можно мне?» - послала она.
Я поколебалась лишь на секунду.
- Конечно.
«Тебе лучше снова сесть, Мост».
Я опустилась обратно на молитвенный коврик, подвинув ноги ближе к огню. Девочка мгновенно встала на колени позади меня, держа в одной руке расчёску. Она подняла её, смущённо показывая на мои волосы. Мысленно вздохнув (в основном потому, что не могла отделаться от чувства вины из-за того, что она мне прислуживает), я кивнула. Я заснула с мокрыми волосами, так что наверняка моя голова выглядела так, словно там два кота предавались любовным утехам.
- Ладно, - сказала я Тарси, когда девочка начала аккуратно распутывать мои волосы пальцами и расчёсывать. - Я готова.
Как только я сказала это, все вокруг потемнело.
Меня никогда не выкидывало в Барьер так быстро, совершенно без предупреждения или переходного периода...
... И я все ещё стараюсь дышать, когда темнота окружает меня.
Я неподвижно вишу в черноте безлунной ночи в яме в три утра. Я стою, сижу или падаю - здесь невозможно определить, что происходит на самом деле. Здесь нет звёзд, угольков или остатков огня. Я не могу видеть себя в световой форме или во плоти. Я существую как самое глубинное, самое безмолвное ничто, какого я никогда в жизни не знала.
В центре этой темноты концентрируется свет.
Он парализует меня.
Поразительное белое кольцо стягивается внутрь, затем, после мгновения, в которое время замирает... оно вновь взрывается наружу. Фонтан столь изумителен, столь полон изобилующим присутствием, что я не могу отвернуться. Я смотрю, как он расцветает вверх и в стороны вздымающимися крещендо света.
Цвет вливается в черноту.
С орбиты он напоминает вулкан - высокий, мерцающий туман в беззвёздном океане.
Я смотрю туда, где рядом со мной плывёт Тарси.
Её силуэт ярок, наполнен таким количеством вращающихся геометрических фигур тоньше волоска, что я с трудом не теряю концентрацию, когда сосредотачиваюсь на ней. Поначалу я думаю, что её появление - тоже часть светового шоу.
Затем я осознаю, что это просто её aleimi - то, как она выглядит внутри Барьера.
Фонтан раскручивается наружу, распространяя облака энергии и формы.
Некоторое время спустя расплавленные куски пролетают мимо нас в темноте. Я вздрагиваю, когда облако продолжает расти, питаясь тем, что взрывается в его сердце.
Сотрясаемые гигантскими взрывами газа, мы начинаем вращаться по направлению наружу вместе со всем остальным, бездыханно двигаясь сквозь космос. Я вижу, как искорки образуют более глубокие бассейны. Спирали превращаются в небольшие часы, двигаясь в отчётливых индивидуальных ритмах. Я вижу формирование сотен, тысяч таких спиралей. Своего рода чудо прорывается сквозь события былых дней, недель, месяцев, и я знаю, почему Тарси начинает здесь.
Она начинает с рождения.
Это - первая вещь.
Теперь мы ближе - ближе к одной из тех спиралей света, и я ощущаю знакомость этого вращательного движения, словно оно живёт где-то в коде моей ДНК. Я смотрю, как звезды формируют вспышки в кружащих потоках расплавленного пламени, и я знаю, что нахожусь дома, или по крайней мере в непосредственной близости к дому, в галактике, где жило все и вся, что я когда-либо знала.
Мы скользим глубже в это место внутри места.
Изумление вновь омывает меня - в этот раз изумление малостью всего, что мне известно.
«Это было ловко», - говорю я ей.
Она не отвечает словами, но я чувствую её улыбку.
Здесь, глядя, как свет формируется внутри этой пустоши жидкой черноты, я как минимум начинаю понимать, что я никогда не пойму.
... Пещера материализуется.
Это происходит быстро - быстрее, чем я осознаю, что звезды меркнут и превращаются в угольки.
Это не её пещера.
В смысле, это не та же пещера, в которой моё физическое тело сидит на замысловато сплетённом коврике, где мои волосы терпеливо расчёсывает до прямых прядей женщина, которая заслуживает лучшего. Женщина, чьё лицо огрубело из-за ветра и солнца, чьи прозрачные глаза смотрят вдаль и привыкли к снегу.
Эта новая пещера значительно крупнее.
Я не вижу никакого убранства, помимо ямы для костра, и толстого прямоугольного ковра, который покрывает большую часть пола пещеры. Я смотрю на замысловатый орнамент ковра, потерявшись в рыбках, китах, анемонах, осьминогах, мечехвостах, морских звёздах.
Я не поднимаю взгляда, пока Тарси не дёргает мою световую руку, увлекая за собой глубже в пещеру.
Освещённые пламенем стены переходят в такую просторную пещеру, что у меня перехватило бы дыхание, если бы здесь я дышала. Пространство такое высокое, что я не вижу потолка вопреки кольцу горящих факелов и костру в яме, который напоминает мне о пляжных вечеринках в школе.
«Где мы?» - спрашиваю я.
«Памир. Пещеры наших предков».
Я под впечатлением. Я никогда не бывала в Памире, даже в Барьере.
«Это все ещё находится здесь? - спрашиваю я, глядя по сторонам и впитывая габариты этого пространства. - Сейчас, имею в виду? В физическом мире?»
Она склоняет голову, как птица, выполняющая вираж в полете - этот жест в языке жестов видящих означает «более или менее»... более или менее. Она ведёт меня к ровной плоскости стены пещеры, обтёртой множеством рук и инструментов. На вулканическом камне видна поразительно детальная картина.
Я осознаю, что смотрю на эти образы и чувствую себя почти так, словно уже видела их прежде.
Некоторые я видела.
Наверху полыхает белый меч, пересекающий центр бледно-голубого солнца. Солнце представляет собой нечто среднее между индейскими и тибетскими образами. Почти японское, я думаю, пока не осознаю, что пытаюсь отнести к человеческой категории то, что явно относится к видящим. Я смотрю на другие фигуры, прорисованные с поразительной детальностью вокруг изображения Земли, которое мог бы создать Босх под воздействием болеутоляющих препаратов.
Пожилая женщина показывает вверх, на центральное изображение над планетой.
Это старик. Его посох поднят к небесам, описывая белую арку струящегося света, который тянется от Земли до мерцающего, глубокого золотого моря. Он одет во все белое и стоит в ночном небе, держа свет между обоими мирами. Его лицо выглядит серьёзным, немного пугающим.
Одна из его ног балансирует на Земле.
«Мост», - говорит она.
Её глаза словно звезды, такие яркие, что я не могу прямо смотреть в них.
Я поднимаю взгляд на старика.
«Почему мужчина? - спрашиваю я. Для меня это своеобразный камень преткновения. - Это всегда мужчина?»
Она усмехается и показывает на другое изображение - женщины, держащей облако, которое походит на молнию во фрагменте чёрного неба. Фигура женщины одета тоже в белое, и одна из её босых ног тоже касается Земли.
«Тоже Мост», - говорит Тарси.
Я со странным умиротворением изучаю изображение, хотя её глаза такие же пугающие, как у мужчины.
В рисунок вплетается бесчисленное множество других фигур.
«Кто они все? - спрашиваю я. - Они не могут все быть Мостами?»
«Нет, - соглашается она. - Эта фреска служит изображением созданий-посредников. Тех, о которых нам известно, - она вновь улыбается. - Они - твоя семья, Мост Элисон. Твоя истинная семья. Последние из твоего рода олицетворены здесь».
Я кошусь на неё, вновь поражаясь яркости её света.
«В каком смысле - моего рода? Что это за род?»
«Ты же знаешь миф, верно? Миф о Трёх?»
Я киваю. Однако мне неловко. Я на самом деле не знаю его. Правильнее будет сказать, что мне известно об его существовании. Миф - одна из тех вещей, которые отделяют меня от других видящих. Они воспитывались на Мифе, а я - нет, и никакое количество пересказов не сделает этот Миф частью моей повседневной реальности, которой он является для них.
Тарси улыбается так, словно понимает. Ну, или хотя бы так, словно она меня слышит.
Она начинает пересказывать.
В её сознании Миф - это поэзия.
Даже больше. Это живое сознание.
Фразы наполняют меня светом, резонируют с тонкими структурами в моем aleimi. Музыка разворачивается изнутри смятых кармашков смысла, раскрываясь, словно бутоны цветов, рисуя интимные образы прошлого, настоящего, будущего.
Она поёт:
«Дыхание любви разгорается в бассейнах золота, но это не первое...
...Не последнее, и даже не начало. Люди плывут на поверхности Muuld, в мире, размеченном садами для избранных. Мы проламываем простоту плоскими хвостами и пальцами ног, похожими на пальцы рук, кутим в яркости молодого света.
Наши ряды множатся, наши конечности простираются, источая нежные волны. Мы завоёвываем миры тревожно быстро. Мы охватываем созидание нашими работами, одновременно уродливыми и изумительными. Когда время приносит новое, когда каждый круг рождения и хаоса начинается...
Это не может длиться. Первая раса поглощает себя внутри себя. Она взывает к Смерти, и Смерть слушает. Но Смерть нельзя оставить в его одиночестве, только не первым в нашей боли. Сострадание приносит слезы, изумительный Мост касается неба. Они смотрят, страшатся.
С ней Смерть оставляет кости, дабы питать новых. Любовь смягчает Смерть, привносит меж них надежду. Приходят другие, чтобы сплести следующих, и...
Те из нас, что остаются, должны расти или сгинуть. Мы творим магию за пределами того, что видит любой после. Но боги закрыли двери в те другие миры, и им остался лишь один, и он одинок. И в этом мире рождена Вторая раса, из деревьев и из-под камней.
Они вырастают по нашему подобию, и все же верят, что одиноки. Их работы заполоняют тот одинокий мир, пока они не встречаются с нами и не страшатся. Огни выгорают дочерна во второй раз, во второй жизни. Смерть слушает, пока Мост спускается вниз, освещая путь на небеса.
Песнь любви сияет маяком, оставляет их одних. Золотой океан покрывает все раны.
Вторая раса следует путём первой, а те, что остались позади, обречены смотреть, как огни вновь горят. Время ускоряется, и все истории складываются внутри самих себя.
Что касается первых, самых молодых и самых глупых, самых магических и самых ребяческих, боги вызывают нас из камня. И когда боги говорят, великий плач доносится от двери до того другого места, что должно быть потеряно, и те, что по другую сторону, забыты.
Когда приходит Третья Раса, они приносят с собой звезды. Мы оставляем их, наших Стражей Середины. И Мост раскручивает свой свет...
...Пока мы не перестаём жить здесь».
Глава 18. Элерианцы
Когда её слова обрываются, внутри Барьера воцаряется тишина.
В этой конструкции пещеры я осознаю, что никогда прежде не слышала Миф вот так.
Несколько секунд я могу лишь стоять там, пока строки продолжают отражаться в моем aleimi как дрожь живых разрядов электричества. Сами слова содержат какой-то свет, который не кажется мне светом; я ощущаю его как присутствие, сопровождаемое эмоциями и образами. Я позволяю им омывать меня, ожидая своеобразного... даже не знаю.
Понимания, возможно.
Что-то, что заставит меня почувствовать, словно я знаю то, чего не знала прежде.
Но этого нет. Не в той манере, которая кажется логичной моему разуму.
Тарси нарушает эту торжественность и усмехается.
«Видишь? - говорит она. - Женщина. В старых мифах Мост - всегда «она», никогда не «он».
Но сейчас я прокручиваю в своей голове другие слова. «Миф. Он вроде как намекает, что я не являюсь, то есть, на самом деле не являюсь...»
«Ты не Сарк», - соглашается она.
Её слова звучат буднично, точно она излагает малозначительный факт.
«Не вторая раса, - подтверждает она ещё раз. - Ты - первая раса. Все создания-посредники - первая раса. Мы называем их Элерианцы. Вторая раса - это Sarhacienne, «Вторые»... Сарки. Третья раса называет себя людьми. Древние имена для них теперь не имеют значения».
Я слышу лишь часть из этого. Я повторяю её слова как говорящий скворец, словно если Тарси услышит их вновь, то она может поменять своё мнение относительно сказанного.
«Я первая раса, - посылаю я. - То есть, на самом деле другой вид? Биологически другой?»
Когда Тарси приподнимает световую бровь, я вижу красные и оранжевые искры, курсирующие по венам моего aleimi.
Я спрашиваю её снова. «Я не только не человек, я даже не Сарк?»
Она улыбается. «Ты знала, что отличаешься от нас. Свет в твоих глазах - он виден для людей. Твоя кровь не похожа на нашу. Есть и другие вещи. Ты телекинетик. Это не свойственно Саркам. Ты достигла физической зрелости слишком быстро для Сарка. Ты смогла адаптировать ранний цикл роста под людей, чтобы остаться незамеченной. Sarhaciennes не могут изменять свою биологию, чтобы адаптироваться под окружающую среду. Воспитываемые среди людей, они продолжают походить на человеческих детей, пока не станут намного старше двадцати лет».
Она всматривается в мои глаза.
Я внезапно осознаю, что она адаптировала нашу внешность, чтобы та совпадала с нашими физическими телами. Это происходит так плавно, что я почти не замечаю.
Она добавляет: «Скорее всего, у тебя есть и другие отличия, которых мы не осознаем. Многие знания о твоей расе утеряны».
Но я застряла в ментальной петле, из которой, кажется, не могу выбраться.
В моей голове повторяются слова, которые некогда сказал мне Ревик.
«Нелогично иметь мнение о том, к какому виду принадлежит кто-либо».
Конечно, когда он сказал это, я думала, что он говорил о своём виде.
«Но кто меня родил?» - спрашиваю я.
Она пожимает одним плечом в манере видящих.
«Разве это не важная деталь?» - спрашиваю я.
«Говорят, что Элерианцы производят на свет потомство иначе, нежели Сарки и люди. Говорят, что они способны из Барьера передавать своих отпрысков в физические эмбрионы других существ. Также говорится, что некоторые из них всегда живут среди нас, но сохраняют своё существование втайне. Некоторые говорят, что они могут появиться здесь ровно настолько, чтобы произвести потомство, а потом умирают. Возможно, что твои родители пошли каким-то из этих путей. Также возможно, что ты сама произвела себя на свет из Барьера... или же рождена от Сарка, а разница заключается в твоём aleimi».
«Это полная бессмыслица», - посылаю я, подавляя злость.
Она вновь пожимает плечами. «Я не могу сказать тебе того, чего не знаю».
«Подожди, - говорю я, поднимая ладонь. - Ревик сказал, что моя группа крови существует среди Sarhaciennes. Он говорил, что такая группа редка, но встречается».
Её улыбка терпелива.
«Разве так важно быть одной расы с нами? - она невинно вскидывает бровь. - Или ты так решительно настроена быть схожей с ним?»
Отведя взгляд от этих неподвижных как камень глаз, я заставляю себя сделать паузу, подумать.
«Может быть, - признаю я. - А может, для меня немного чересчур думать, будто я знаю, кто я такая... дважды... и обнаружить, что я оба раза ошибалась. То есть, вот как старейшины определили, что я - Мост? Через эти биологические штучки?»
Она делает очередной жест «более-менее».
«Маркеры в твоём aleimi ещё более красноречивы, - посылает она. - Если бы ты привыкла больше смотреть на людей через их aleimi, и не обращать внимания на их физическую внешность, ты бы осознала, что в твоём свете есть некоторые существенные отличия».
«То есть, Ревик знал?»
Она показывает утвердительный жест. «Он определённо знает. Он предоставил последнее подтверждение».
«Подтверждение? Что это значит?»
«Тесты твоего aleimi, - посылает она, небрежно взмахнув рукой. - Тогда ты бы не смогла заметить те тесты. Но они отчасти послужили причиной, почему ты смогла так легко образовать связь с ним, - она улыбнулась. - В некотором смысле вы уже знали друг друга. Куда лучше, чем ты, наверное, осознаешь».
Я чувствую себя так, словно вернулась на корабль и опять узнаю все то, что он делал у меня за спиной. Даже теперь он держит меня в неведении относительно того, сколько ему известно.
На корабле, выведав это буквально под дулом пистолета, я узнала, что он неоднократно вторгался в моё личное пространство, пока защищал меня для Семёрки.
Он побывал в каждой комнате моей квартиры в Сан-Франциско, а также в доме моей матери, моего брата, Джейдена, квартирах и домах моих друзей. Он хранил оружие, деньги и гарнитуры у меня дома, у моей мамы и Джона. Он создал тайник в моем потолке на случай, если ему когда-нибудь придётся вытаскивать меня оттуда, не используя дверь. Он читал мой разум и разумы практически всех, с кем я регулярно контактировала.
Он просматривал мои рисунки, медицинские данные, школьные данные, полицейские отчёты, все мои аккаунты онлайн. Он имел открытый доступ ко всему, что я делала в сети, к любым виртуальным порталам, которые я посещала - к любому порно, которое я смотрела или читала. Он установил наблюдение за моей работой и школой, моими начальниками, моей семьёй, всеми, с кем я спала, работала или дружила.
«Почему он не сказал мне?» - говорю я наконец.
Она вздыхает. «Ты хочешь, чтобы расшифровала причуды разума моего племянника?»
Чувствуя, как нарастает моя злоба, она вновь щелкает языком, но уже мягче.
«Есть много возможных причин, - говорит она. - Чтобы не пугать тебя. Чтобы не потерять твоё доверие в самом начале ваших отношений. Открытия такого рода лучше проходят поэтапно. То, что ты единственный известный живой представитель своего вида... то, что ты не осознавала этого потому, что способна адаптироваться под своё окружение... это не самые приятные сведения и для того, кто их получает, и для того, кто их сообщает».
Подумав ещё, она сделала пренебрежительный жест одной рукой.
«И да, телекинез его немного встревожил».
В ответ на моё молчание её веселье возвращается.
«Скорее всего, он также не ожидал оказаться женатым на тебе через неделю после твоего пробуждения».
Она усмехается, и её веселье рябью прокатывается через Барьерное пространство.
«...Полагаю, большая часть его внимания была сосредоточена на решении, как донести до тебя именно эту часть информации, Мост Элисон».
Все ещё улыбаясь, она всматривается в мои глаза.
Однако я чувствую под её весельем беспокойство. Как и Чандрэ, она волнуется, что навредила моему восприятию Ревика. Это тоже раздражает меня по причинам, которые я поначалу не могу объяснить даже самой себе. Я осознаю, что мне немного кажется, будто все объединились против меня.
«Элисон, - посылает она прежде, чем я успеваю что-то сказать. - Мы просто понимаем, что учитывая твоё текущее состояние, вполне вероятно, что ты остро отреагируешь на любую новую информацию о твоём супруге. В данном случае это совершенно недопустимо. Он действовал по строгим приказам в отношении приближения и раскрытия информации. Он просил у нас - много раз просил - разрешения установить прямой контакт, чтобы он мог начать твоё обучение. И он много раз получал отказ. В основном потому, что мы не знали, насколько резким будет твоё пробуждение. Будучи слепой, ты находилась в безопасности. Говоря относительно».
Здесь я делаю паузу.
«Так почему Вэш не сказал мне? - спрашиваю я. - Как только я попала сюда?»
«Я говорю тебе теперь», - отвечает она.
Стараясь держать свой нрав в узде, я проделываю детский трюк, который я использовала, когда злилась на свою мать.
Поднимая ладонь, я утыкаюсь взглядом в реконструированную плоть.
Отчасти это работает. Я восхищена деталями - вплоть до пореза, который я заработала прошлым утром от двери вертолёта, а также до синяков на костяшках пальцев после драки с Мэйгаром.
Я гадаю, кто добавил эти детали - я или она.
«Это сделала ты, - посылает она. - Видишь? Это один из твоих даров... становиться как те, кто тебя окружает. В человеческом мире ты лишь отчасти преуспела в этом».
И вновь я вспоминаю слова Ревика.
«Как кровь на белой простыне. Они замечают тебя, а потом придумывают причину, почему».
Заметив улыбку Тарси, я поднимаю взгляд на картину на каменной стене, сосредоточившись на поразительно прорисованных фигурах. Я насчитываю двадцать пять, может, тридцать фигур на картине, помимо тех двух, которые по её словам являлись Мостом.
«Они все создания-посредники? - говорю я. - Все Элерианцы?»
Она показывает на отдельные образы.
Первый стоит под рисунком меча, пересекающего солнце. Он мальчик, держащий синее солнце в руках и смеющийся. Его глаза добры, поразительно невинны.
«Смерть, - говорит она. – Тебе он известен как «Меч» или «Меч Богов»... Syrimne d’ gaos» [5].
Её палец перемещается к другому силуэту - фигуре женщины в красном, которая вплетается и стоит за изображением меча и солнца.
«Война, - говорит она. - Также катаклизм». Её палец вновь перемещается к фигуре, сделанной из костей, но в форме похожей на ворону птицы.
«Шулер [6], - говорит она. - Его также называют голодом. Пожиратель душ, - она мельком смотрит на меня. - Это несовершенные переводы, конечно. Но твоё знание прекси в данный момент недостаточно, так что я перевожу на английский. Это лишь примерный эквивалент...»
«Я знаю эти имена», - говорю я, перебивая её.
Немного нервно осматриваясь по сторонам, я вспоминаю разговор с Ревиком, который состоялся как будто миллион лет назад - о Четырёх Всадниках Апокалипсиса и Мосте.
В то время я отмахнулась от него, думая, что он просто объясняет религию видящих.
Теперь, однако, я не без оснований уверена, что Тарси только что перечислила три их имени, одно за другим: Смерть, Война, Голод. Четвёртый - их лидер, скачущий на белой лошади. Тот самый, о ком вечно спорят, должен ли он быть злом или силой добра.
В первый раз, когда мы играли в шахматы, Ревик сказал мне, что я должна играть белыми. Это его версия шутки. Он сказал, что Мост всегда белый; он даже называл меня «белой всадницей».
Я смотрю на изображения Моста.
В обоих случаях фигура одета в белое.
«Все не так просто, как это изображают люди, - ласково посылает мне Тарси. - Давай пока что просто скажем, что многое потеряно при переводе, - она жестом руки показывает на картину. - Что ещё ты видишь, Элисон?»
Я вновь сосредотачиваюсь на образах перед собой.
«Это как шахматы, - признаю я и показываю на изображение кентавра в шлеме, вооружённого мечом. Он одет в кольчугу, лицо выражает свирепость. - Конь?» - спрашиваю я.
Она кивает. «Конь. Воин. Рыцарь [7] - тоже хороший вариант».
Я показываю на изображение пожилого мужчины в короне, похожего на Николая Чудотворца.
«Король? - спрашиваю я. Когда Тарси жестом отвечает «более-менее», я показываю на его двойника женского пола. - Королева?»
И вновь она делает рукой жест «более-менее».
«Мы называем Короля «Щитом», - говорит она. - Королева – «Стрела». Но по сути ты права. Они - стабилизирующие силы. Они обеспечивают структуру, когда она нужна».
«Щит? - я смотрю на королевский силуэт. - То есть, Галейт, верно?»
Она показывает согласие. «Верно».
«То есть, он был хорошим?»
Она делает небрежный жест. «Хороший, плохой... изначально он не был ни тем, ни другим. Он заключил союз с Дренгами, Элисон, так что нет, он не был хорошим».
Её световые глаза сосредотачиваются на моих, и их сложность заставляет меня уставиться на неё.
«Как и с Сайримном, - добавляет она. - Все необязательно должно было произойти таким образом. И он все же послужит своей цели... более или менее. Мрачные последствия вытекли из стабильности, которую создал Галейт - и их было намного больше, чем необходимо, строго говоря. Но он помог предотвратить ту раннюю попытку вызвать Смещение перед тем, как его завербовали Дренги».
Я смотрю на лицо этого существа.
Я представляю и почти могу видеть в нем Галейта.
«Он тоже твой брат, Мост Элисон, - говорит она. - Отчасти поэтому тебе было поручено обуздать его крайности».
Я одаряю её сухой улыбкой. «Если под «обузданием его крайностей» ты подразумеваешь провоцирование его смерти, что ж, полагаю, я достаточно хорошо выполнила свою задачу».
Пожилая видящая лишь пожимает плечами, её световые глаза вновь сосредотачиваются на фреске.
«Не все твои братья и сестры выбрались на человеческую шахматную доску, - говорит она. - Но многие проявились в других местах».
Она показывает на изображение танцующего кролика.
«Шут [8], - говорит она. – Трикстер [9] ».
Я показываю на изображение черепахи под Землёй. «Это тоже выглядит знакомым. Кто он?»
«Мудрость, - говорит Тарси. - И по традиции это «она», - она показывает на создание, которое я до сих пор не видела. Оно вплетено в материю океана. – «Дракон» - достаточно близкое слово в английском. Но не совсем то. Не совсем рыба. Возможно, точнее будет назвать его «Рождение». Он и Мудрость - созидание, мужчина и женщина. Ближе к китайскому значению дракона, нежели к тому, как его видят европейские люди» [10].
Её взгляд возвращается ко мне, её глаза бледны как звезды.
«Некоторые из этих созданий не реинкарнируют здесь в индивидуализированной форме, Мост Элисон. По крайней мере, не так, как появилась ты или Сайримн. Они в большей мере Барьерные существа, неспособные в стабильной форме существовать в данной плоскости».
Я обвожу взглядом остальные образы. Мы не охватили и трети.
«Теперь ты понимаешь?» - спрашивает она.
«Понимаю? - я смотрю на неё. - Понимаю что?»
Она улыбается, и её улыбка терпелива.
«Почему Смерть - это твоя ответственность», - говорит она.