Материалистическое понимание истории.

Это — центральный философский пункт учения Маркса — особенно большое внимание привлекал к себе и со стороны Пле­ханова. Русский марксист показывает, что великое открытие Маркса было подготовлено долгим и диалектически сложным развитием философской мысли Нового времени, особенно — французским материализмом и классической немецкой фило­софией (Гегелем). В свете Марксова открытия глубокое преоб­ражение должны получить все общественные науки: филосо­фия, история, эстетика. Оно же должно перестроить стратегию и тактику социалистического и социал-демократического движения, раскрыть, обнажить подлинные, глубинные интересы общественных классов и групп, определить их место в жизни современного общества.

Материалистическое понимание истории Плеханов противопоставляет субъективному методу в социологии, широко пропагандировавшемуся народниками. Народники отрицали объективный характер законов истории, а поэтому отрицали и непреложность капитализации России, идеализируя докапита-диетические формы жизни. Такая критика капитализма была ненаучной, романтической. Позиция Плеханова была прямо противоположной: капитализм в России, как и в Европе, выполняет прогрессивную, цивилизующую роль, поскольку вы-корчевывает архаические — феодальные и патриархальные — порядки и открывает путь для современных, более цивилизо-ванных форм общественной жизни. Развитие капитализма на исторически обозримый срок — в интересах не только бур­жуазии, но и пролетариата, который может и должен играть все более заметную роль в политическом развитии страны, в ее постепенной подготовке к социализму. Но предстоящая рево­люция в России, подчеркивал Плеханов, может быть только буржуазной.

Историко-философские взгляды.

История философии, по Плеханову, не есть простая филиация идей, когда движение мысли осуществляется само по ссбе без связи с историей общества. Философские споры, философские проблемы на своем собственном, утонченном языке воспроизводят сложные противоречия и коллизии жизни, за ними стоят интересы людей и гигантские усилия человека во всех многообразных сферах деятельности. Прослеживая историй многочисленных философских идей и направлений, Плеханов не скрывал своих мировоззренческих пристрастий, а они явно были на стороне материализма, на стороне Локка, Гольбах. Гельвеция, Маркса. (Из русских философов — на стороне Герцена и Чернышевского). Из великих философов-идеалистов Плеханов делал исключение для Гегеля: ему идеализм «про- щался» за исключительные заслуги в разработке диалектики (особенно — диалектики исторического процесса).

Материализм и идеализм — основные, противоположные направления в философий. Их синтез или даже сближение не возможны. Сила марксистской философии, по Плеханову, органическая связь в ней материализма и диалектики. Именно диалектика позволяет понять, выразить в логике понятий внут­реннюю противоречивость мира, найти «законное» место для со­циальных революций — наряду с развитием постепенным, эво­люционным. Для Плеханова была несомненной связь между материализмом и социалистическим учением: если внешний мир первичен по отношению к миру духовному, то надо так организовать, устроить общество, чтобы человек чувствовал в нем себя достойно. Русский философ-марксист убедительно вы­ступил против недооценки материалистической традиции в на­шей отечественной мысли. Перу Плеханова принадлежат вы­дающиеся исследования творчества русских революционеров-демократов (В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышев­ского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева). Эти темы были обобщены автором в большом труде «История русской обще­ственной мысли» (1912—1916).

Эстетика.

Вершину домарксистской эстетики Плеханов видел в тру­дах русских революционных демократов: Белинского и Черны­шевского. Особенно высоко ценил Плеханов мысль Чернышев­ского о том, что у различных классов общества различные иде­алы красоты. Важнейшую задачу марксистской эстетики Пле­ханов усматривал в отыскании жизненных корней искусства, в выведении его из общественного бытия. Из материалистичес­кой теории искусства вытекала и защита, отстаивание Плеха­новым художественного реализма. Проблемам эстетики посвя­щены труды Плеханова: «Письма без адреса» (1899—1900), «Ис­кусство и общественная жизнь» (1912—1913 гг.), а также ста­тьи о литературно-художественных взглядах русских и фран­цузских материалистов.

Художник, писал Плеханов, воспроизводит явления дей­ствительности в свете своих классовых воззрений. Но тожде­ства его художественных и социально-политических взглядов может и не быть. Художественная правда нередко берет верх над политическими пристрастиями писателя (как это было, например, у Бальзака). В русской литературе о том же говорит анализ творчества талантливых писателей-народников (сочине­ний Гл. Успенского).

Интересным было обращение Плеханова к первобытным формам искусства, где с наибольшей наглядностью выраженасвязь искусства с трудовой деятельностью людей, с образом их жизни. Эстетическое, показывает Плеханов, вырастает из ути-литарного. Но по мере дальнейшего развития искусства его связь с трудовой деятельностью человека становится все более и более сложной, опосредованной. Движущей силой искусств выступают общественные отношения. Но вместе с тем усиливается и обратное воздействие искусства на жизнь человека.

В «Письмах без адреса» Плеханов рассматривает вопрос специфике художественного изображения действительности Эту специфику он видит в образном постижении действитель-ности. С этих, реалистических позиций он критиковал формализм и мистицизм, становившиеся модой в художественны опытах декадентов на рубеже XIX и XX веков. По Плеханову хотя и нет абсолютного критерия «прекрасного» (это понятие развивается вместе с развитием культуры), но критерий художественности есть — он состоит в соответствии формы содержанию. А это значит, что у художника исполнение должно соответствовать замыслу. Высокое искусство — это искусство высокой идеи. Ложная же идея в искусстве сковывает кругозор и возможности художника, снижает эстетический уровень его произведения. Эпоха революций, обновления жизни — благодатная эпоха и для развития искусства.

В. И. Ленин

Владимир Ильич Ленин (1870—1924) известен всему миру Но известен прежде всего не своими книгами, а своими дела-ми — как создатель большевистской партии, вождь социалис-тической революции в России, создатель советского государства Пожалуй, нет сегодня людей равнодушных к Ленину. Есть его горячие сторонники и не менее решительные противники.

Научно-публицистическая деятельность Ленина началась 1893—1894 годах, его полемическими выступлениями против идеологов либерального народничества — К. Н. Михайловского и др. В этой полемике (ее начал до Ленина Плеханов) речь шла о применимости или неприменимости к России социально-экономического учения марксизма: пойдет ли Россия по пути к капитализму? Это было продолжение старой темы, давне спора западничества и славянофильства, но в новых условия Роль западников теперь на себя взяли марксисты, наследниками славянофилов выступили народники. (Вскоре к этой поле­мике, как более подробно будет показано в следующем пара­графе, присоединились и «легальные марксисты».)

В отличие от Плеханова, у которого в молодости был под­готовительный — домарксистский — этап духовного и интел­лектуального роста, Ленин почувствовал себя марксистом уже в гимназические годы, когда впервые ознакомился с «Капита­лом» и другими произведениями Маркса и Энгельса. С юных лет Ленин обладал огромной волей и целеустремленностью, не давая себя «сбить» никакими другими идеями, которые он мар­ксистскими не считал. В этом, безусловно, была сила Ленина, но и определенная его ограниченность. В полемике со своими оппонентами, тем более идеологическими и политическими противниками (если он их признавал таковыми) Ленин был крайне резок, даже груб и прямолинеен.

К 1898—1899 годам Ленин был уже автором крупных со­циально-экономических трудов, из которых следует особо выделить большую книгу «Развитие капитализма в России». Вли­яние на автора этой книги «Капитала» Маркса несомненно. В этой и других работах 90-х годов Ленин собственно философ­ские темы еще не затрагивает. Ими он вплотную занялся деся­тилетием позже — после поражения первой русской революции, т. е. в 1908—1909 годах. В мае 1909 г. под псевдонимом Вл. Иль­ин выходит книга Ленина «Материализм и эмпириокрити­цизм» — основной его труд по философии (не считая «Фило­софских тетрадях» — ленинских конспектов философской ли­тературы, для печати не предназначавшиеся).

В центре «Материализма и эмпириокритицизма» — пробле­мы теории познания (гносеологии). Марксизм, настаивает Ле­нин, имеет свою философию — диалектический материализм. Попытки «дополнить» марксизм другими философскими построениями отвергаются Лениным как теоретически несо­стоятельные и политически реакционные. Непосредственным объектом ленинской критики является эмпириокритицизм — философская теория, ставившая себя «над» противоположно­стью материализма и идеализма, но в действительности явля­ющаяся одной из разновидностей субъективного идеализма.

Буквально эмпириокритицизм означает «критика опыта». Под такой «критикой» сторонниками эмпириокритицизма пони­малось «очищение» опыта (данных органов чувств) от признания объективной реальности, т. е. реальности, находящейся вне сознания и независимой от него. Материализм, с точки зрения такой философии, страдает «метафизикой»: он ищет за непос­редственной данностью ощущений еще какой-то мир, отличный от чувственно-воспринимаемого, т.е. «удваивает» действитель­ность — на чувственную и сверхчувственную. В критике мате­риализма эмпириокритики пытались опереться и на новейшие (для того времени) открытия естествознания, на проникнове­ние научной мысли в область атома, атомного ядра и околосве­товых скоростей движения.

Это была подлинная революция в науке, в корне изменив­шая человеческие представления о веществе, энергии, простран­стве и времени, об их взаимосвязи друг с другом. Но эта же революция обернулась и противоположной своей стороной — глубоким методологическим кризисом. Естественнонаучный материализм, стихийно господствовавший в естествознании на протяжении последних столетий, уже стал слабой, ненадежной опорой для того, чтобы выдержать напор новых, совершенно непривычных идей и открытий, явно не укладывающихся в старую, классическую картину мира. А так как другого матери­ализма, кроме естественнонаучного (метафизического) естество­испытатели, в массе своей, не знали, крушение этой, истори­чески ограниченной и преходящей формы материалистической философии, было принято многими учеными-естественниками, прежде всего физиками (эпохальные открытия в науке того времени были сделаны именно в этой отрасли знания), как опро­вержение материализма вообще. Сама наука якобы требовала отказа от материализма в пользу идеализма — в этом и была сущность «физического идеализма», анализу и критике которого автор «Материализма и эмпириокритицизма» посвятил значи­тельную часть своей книги.

Гносеологический корень методологического, философского кризиса в физике Ленин видит в незнании учеными диалекти­ки, в неумении перейти от одного уровня знаний к другому, более глубокому. Метафизика, рассуждающая по формуле или-или, знает только две крайности: догматизм и релятивизм. Релятивизм (взгляд на научное знание только как на знание вре- менное, относительное, условное, субъективное) неминуемо вел к субъективному идеализму и агностицизму — отрицанию в наших знаниях объективного содержания вообще, к отрицанию объективной реальности — материи.

Долгие века и даже тысячелетия под материей понималась либо «возможность вещей» (Аристотель), либо инертное веще­ство, которому еще надо придать движение. Всякие иные фор­мы проявления материи (энергетические поля, излучения), с которыми столкнулась новейшая физика, истолковывались физическими идеалистами как «исчезновение» материи, «дематериализация» мира и, тем самым, как «научное» опроверже­ние материализма. Раскрывая несостоятельность подобных рас­суждений, Ленин указывал на его истоки: сведение философ­ского понятия материи к естественнонаучному представлению о ее свойствах.

Материя и каждая ее частица — неисчерпаемы, и по струк­туре, и по свойствам. Процесс познания физических, химичес­ких, биологических свойств материи бесконечен. У материи нет неизменных свойств, кроме одного: быть объективной реаль­ностью, существовать независимо от сознания и быть познава­емой сознанием. Но это свойство — не физическое и не хими­ческое, а гносеологическое, и оно не может «исчезнуть». По­этому, заключает Ленин, с расширением границ познания, с открытием наукой новых, ранее неизвестных свойств матери­ального мира исчезает не материя, а тот предел знаний о мате­рия, который у нас был раньше. Передвигаются, изменяются границы познанного. Вместе с ними передвигаются границы между субъектом и объектом, свободой и необходимостью.

Интересным и глубоким является замечание Ленина о том, что кризис, реакционные поползновения в науке — это оборот­ная сторона самого научного прогресса. Выход из кризиса Ле­нин видит в сознательном усвоении естествознанием (в лице своих творцов — естествоиспытателей) марксистской диалекти­ки. Но это проблема уже не только философская (гносеологи­ческая), не и социальная, так как она предполагает широкую перестройку сознания. Но последнее невозможно без преобра­зования общественного строя, общественного бытия. Буржуаз­ное сознание не способно, по Ленину, «справиться» с объектив­ной диалектикой мира, оно антидиалектично, так как страшит­ся, сопротивляется социальной революции. Буржуазные фило­софы скрывают, маскируют свой узкий, классовый интерес, под видом мировоззренческой «нейтральности» проповедуют реакционные (в том числе и «поповские») идеи. Все они, по харак­теристике Ленина, — «ученые приказчики», «лакеи» правящего класса — буржуазии.

Основной философский труд Ленина (как и другие его тео­ретические труды) несет яркий отпечаток личности автора, от­нюдь не кабинетного мыслителя. Ленин — партийный вождь и революционер. В этом сила его пера. Но в этом же и издерж­ки ленинского стиля. У современного читателя ленинских книг и статей поневоле складывается впечатление, что Ленин смот­рел на вещи глубоко, но видел мир как бы без оттенков, в чер­но-белом измерении. Или-или: или революционер или реакци­онер, или воинствующий материалист и атеист или мракобес или прислужник буржуазии. С таких же, максималистских позиций Ленин давал оценку трудов и идей выдающихся пред­ставителей русской культуры — Л. Н. Толстого, Ф. М. Досто­евского, А. И. Герцена.

В статье, написанной специально к 80-летию Л. Н. Толсто­го — «Лев Толстой как зеркало русской революции» (1908 г.), Ленин жестко противопоставляет Толстого-художника и Тол­стого-мыслителя: как художник Толстой велик, как христиан­ский моралист — жалок и убог. «Юродивой проповедью» назы­вает Ленин учение Толстого (но в действительности это учение Христа) о непротивлении злу насилием, относя самую гуман­ную идею, которую выстрадало человечество на протяжении тысячелетий, к числу наиболее глубоких и непростительных; заблуждений идеолога патриархального крестьянства.

В 1909 г. Ленин гневно выступил против «отступников» от, марксизма (каковыми он считал авторов сборника «Вехи») — против молодых русских философов, действительно бывших «легальных марксистов», увидевших «изнанку» революции 1905 года и не принявших ни теории, ни практики политического ра-дихализма.

Нередко Ленин в своей критике политических и теоретичес­ких оппонентов не останавливался перед откровенной грубостью, заменяя ею необходимые аргументы. Такова, например, статья Ленина «Пролетарская революция и ренегат Каутский» (1918г.).

Сегодня мы видим, что Ленин не был прав во многом: ни в огульном презренье к немарксистской философии (XX век явил миру великих мыслителей Запада и России — отнюдь не «ученых приказчиков буржуазии»), ни в осмеянии идей ненасилия (вспомним М. Ганди и М. Л. Кинга — практикой ненасиль­ственных действий достигнуто многое, в том числе и обрете­ние национальной независимости Индией, расового равенства в США), ни в перепалке с Каутским по вопросу о классовой дик­татуре и демократии — прав был Каутский: любой террор, в том числе и «пролетарский», не имеет никаких оправданий. Не сбыл­ся и главный ленинский прогноз — об историческом превосход­стве социализма над капитализмом.

Но ошибки Ленина — это и «ошибки» истории, которая в XX веке (точнее — во второй половине его) избрала для себя непростой и нелегкий, но единственно возможный в условиях глобального «сжатия» социального пространства, реально гро­зящих военных и экологических катастроф путь, — конверген­ции, сближения, вольного или невольного взаимного перепле­тения и, как следствие, — выравнивания социального уровня жизни внутри общества, образование и рост «среднего класса» как основного субъекта современной истории. Все это суще­ственно, качественно отличает социальную картину нашего времени от эпохи классического классового противостояния не только времен Маркса, но и времен Ленина. Но и все это было за пределами ленинской мысли. Более того, всех западных социал-демократов (видных деятелей II Интернационала), ста­вивших еще на рубеже веков под сомнение оправданность жес­тких идей классовой борьбы, диктатуры, гражданской войны, Ленин клеймил как «ревизионистов» и «ренегатов», злейших врагов рабочего класса, и т. д.

Накануне Октябрьского восстания, в августе—сентябре 1917 го­да, Ленин написал книгу, которую ценил едва ли не выше всех других своих произведений, — «Государство и революция». В этой книге ее автором изложена классическая Марксова концеп­ция социализма (низшей фазы коммунизма) — концепция, ко­торую в это время полностью разделял Ленин и от которой он через несколько лет фактически отказался. В «Государстре и революции» социализм рисуется как нерыночный, нетоварный способ хозяйствования. Социалистическое государство Ленин сравнивает с хорошей фабрикой или хорошей мастерской: все работают, все вносят свой трудовой вклад в общую «копилку», а потом все из этой «копилки» получают — по формуле: от каж­дого — по способности, каждому — по труду. (Предполагается. что уровень сознательности и морали у всех людей достаточно высок, чтобы трудиться с полной отдачей сил.) Но все же, под­черкивает Ленин, социализм — это «контроль и учет». Ясно, что такой общественно-экономический строй означает максималь­но централизованную систему распределения, сосредоточение его монопольно в руках государства (в действительности — в руках государственных чиновников — контролеров и учетчиков). «Опробованием» такой социально-экономической модели на практике и был «военный коммунизм» — главная причина граж­данской войны в России, вогнавший страну во «мглу» (по изве­стному вьфажению Г. Уэллса).

Страна должка была пережить трагедию величайшей меж­доусобицы и величайшего кровопролития, прежде чем жизнь заставила отойти от ортодоксии марксизма и отказаться от «без­рыночного» социализма в пользу таких будничных, нероман-тичсских вещей, как цена, прибыль, хозрасчет. В 1921 году, после Тамбовского восстания крестьян и Кронштадтского вос­стания матросов Ленин вынужден был отступить, надеясь, од­нако, что ненадолго. Но как теоретик он признал, что с введе­нием НЭП приходится произвести «коренную перемену всей, точки зрения нашей на социализм»*.

В марте 1922 года, т. е. в конце жизни, Ленин написал статью «О значении воинству ющего материализма», справедливо считающуюся ленинским философским завещанием. (Несколькими месяцами раньше им было написано политическое заве­щание — письмо XII съезду партии.) В русской философской и общественной мысли, считает:

Ленин, есть солидная материалистическая традиция. Крупные философы-материалисты могут быть и из некоммунистов. И те и другие (коммунисты и некоммунисты) должны объединить свои силы «в борьбе с философской реакцией и с философски ми предрассудками так называемого «образованного обще-ствa»** — под последним Ленин подразумевает общество бур­жуазное. Такое общество, как и его культура, насквозь реакци­онны, что особенно видно, по Ленину, по той поддержке, кото­рую буржуазия как правящий класс оказывает религии и рели гиозной философии. Идеалистической реакции Ленин требует

* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 376. •* Там же. С. 24.

противопоставить философию воинствующего материализма, т. е. материализма активного, наступающего. Таким материа­лизмом может быть только марксистский, т. е. диалектичес­кий, материализм, органически слитый и с воинствующим атеизмом.

Другой пункт программы (Завещания) Ленина — союз ма­териалистической философии с современным естествознанием, без чего «воинствующий материализм не может быть ни в коем случае ни воинствующим, ни материализмом»*. Но философия нужна естествознанию не меньше, чем естествознание фило­софии: «... без солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления бур­жуазного миросозерцания»**. Это необходимо потому, что «ес­тествознание прогрессирует так быстро, переживает период такой глубокой революционной ломки во всех областях, что без философских выводов естествознанию не обойтись ни в коем случае»***.

В этих высказываниях — весь Ленин. Он глубок, когда го­ворит о взаимопроникновении науки и философии, о свершив­шихся и новых, назревающих переворотах в естествознании. Но монополию на философскую истину Ленин сохранял за собой. В те самые дни, когда Ленин-теоретик писал свою статью для журнала «Под знаменем марксизма», Ленин-политик изгонял из России инакомыслящих философов, элиту русской культу­ры. Теория не только проверялась, но и «дополнялась» практи­кой.

Легальный марксизм»

На рубеже XIX—XX веков марксизм в России привлек к себе внимание и интерес не только леворадикальной, но и либераль­ной интеллигенции, выступившей с обоснованием и изложе­нием своих взглядов в легальной печати (отсюда и название этого течения). Эта интеллигенция (совсем еще юная по возра­сту) была заражена общей атмосферой своего времени — духом

* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45, С. 29.

** Там же. С. 29—30.

***Тамже. С. 31.

приближающейся революции, которую она себе тогда представ­ляла в идеализированном, романтическом облике. В 90-е годы народничество, с его утопической верой в небуржуазный путь развития России, потерпело окончательное поражение. Эту веру сменила вера в общественный прогресс, который — теперь это уже было видно многим — нес с собой капитализм, создавая промышленность и перестраивая сельское хозяйство.

Революционные марксисты (Плеханов, особенно Ленин) в капитализации России выше всего ценили социально-классо­вый процесс — становление, самовоспитание пролетариата; развитие капиталистического хозяйства для них не имело са-модавлеющего значения. Для «легальных» же марксистов — Н. А. Бердяева (1874—1348). С. И. Булгакова (1871—1944), П. Б. Струве (1870—1944) — развитие капиталистической про­мышленности, т.е. буржуазная цивилизованность, были само­ценны, а «революционно-классовая сторона марксизма отходи­ла на второй план»*. Для этих мыслителей «легальный марк­сизм» был только этапом их интеллектуальной и гражданской биографии, пришедшимся на 1894—1900 годы. Но уже в 1901— 1902 гг. они резко меняют свои взгляды — от марксизма к иде­ализму, как достаточно ясно сформулировал суть такой эволю­ции взглядов Булгаков. В то же время все «легальные маркси­сты» (в особенности Бердяев) до конца жизни продолжали це­нить Маркса как гениального, великого мыслителя и ученого, глубоко проникшего в сложную диалектику своего времени, но безосновательно абсолютизировавшего свои выводы.

Но и в период своей марксистской юности Бердяев относил себя к «критическим марксистам»: он разделял социальные идеи Маркса (их масштабность, широту исторических перспектив), оставаясь идеалистом, религиозно настроенным человеком в философии**. Свой идеализм русский философ защищал бес­компромиссно, с пафосом. Самая высшая ценность мира — сво­бода, только она может оправдать и революцию. Но если под флагом борьбы за свободу выступают силы тоталитаризма, по­давляющие свободу личности, Бердяев отказывался быть рево­люционером. Подлинная революция — революция духа, откры­вающая безграничный простор для творчества. Истина, добро

* Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 84. ** См.: Бердяев Н. А. Самосознание. М., 1990. С. 108, 115.

и красота, писал Бердяев, не зависят от социальной среды или борьбы классов. Не может быть классовой истины: истина одна. Но может быть классовая ложь: классы, как и люди, могут лгать по-разному. Бердяев отказывался мыслить «как все» (а такую тенденцию в марксистской идеологии он уже разглядел). Это находило свое отражение и на политической позиций филосо­фа. «Я не согласовался и не сливался ни с какими социальны­ми группами»*, — писал он.

Разрыв «легальных марксистов» с революционным (боль-шевистско-ленинским) марксизмом, происшедший накануне, углубился в разгар первой русской революции, с ее кровью и насилием. Вину за разинско-пугачевский, бессмысленный и же­стокий путь в пропасть, который представлял собой разгул низ­менных страстей человеческих (именно так теперь оценивают Бердяев, Булгаков, Струве, Франк реальный лик событий 1905— 1907 годов), русские философы, в недавнем марксисты, во многом возложили на радикальную, нигилистическую интел­лигенцию, которая уже на протяжении нескольких десятилетий шумно и агрессивно пропагандировала в массах народа вседоз-воленность, аморализм в выборе средств для достижения со­мнительных целей. Свою позицию по этому вопросу группа молодых русских философов изложила в сборнике статей «Вехи» (1909 г.), вызвавшем далеко не однозначное отношение к себе со стороны различных общественно-политических сил общества. Так, Ленин отозвался о «Вехах» резко отрицательно, охаракте­ризовав книгу как «энциклопедию либерального ренегатства», увидев в ней «отречение от освободительного движения недав­них лет»**. И не один Ленин так тогда думал.

Не один Ленин, а почти вся демократическая публицисти­ка выступила против основной идеи бывших «легальных марк­систов». А эта идея заключалась в том, что путь народников и революционеров-демократов ведет и приведет Россию к гибе­ли, ибо только к гибели может привести идеология зла и наси­лия. Но в России были не только Бакунин и Ткачев, Черны­шевский и Нечаев. Россия — это страна еще и Чаадаева, Дос­тоевского, Вл. Соловьева. Русская интеллигенция должна осо­знать всю меру ответственности перед своим народом, своей

* Бердяев Н. А. Самосознание. М., 1990. С. 117. ** Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 19. С. 168.

страной. Она должна сделать выбор — между жизнью и смер­тью, между духовным просветлением и самоубийством (физи­ческим и моральным).

Но с каким бы пафосом ни провозглашали Бердяев и его единомышленники примат общечеловеческих ценностей над соблазнами и искушениями ближайшей минуты, будучи реа­листами, они понимали, что их голос вряд ли будет услышан в массах, жаждущих немедленного равенства и перераспре­деления земных благ. Уже в начале века Бердяев предсказы­вал победу именно большевикам — прямым наследникам не только Желябова и Перовской, но и Пугачева и Разина. Но в отличие от прошлых веков, когда массовые движения были стихийны, в XX веке массовое, стихийное сознание «соприкос­нулось» с сознанием интеллигентским, теоретическим, каковым в то время выступил марксизм, вышедший «из берегов» тео­рии в непосредственную практику идеологической и социаль­но-политической жизни. Такое сложное духовно-психическое образование обладало огромной взрывной силой, хотя сам мар­ксизм был изменен почти до неузнаваемости: из науки он пре­вратился в... религию! Массам предлагалось в него просто ве­рить.

Такую же точку зрения на марксизм (и на самого его осно­воположника — К- Маркса) высказывал и Булгаков, опублико­вавший в 1906 г. статью с весьма характерным названием: «Карл Маркс как религиозный тип». Уважая и ценя стремление Мар­кса к защите обездоленных в классово-антагонистическом об­ществе, перестроить само общество на началах равенства, спра­ведливости и свободы, Булгаков не закрывает, однако, глаза и на «теневую сторону Марксова духа» — человекобожие, т. е. низвержение святынь, высших идеалов и ценностей для того, чтобы на их место поставить «самого себя»*.

В теоретическом отношении критика марксизма его бывши­ми сторонниками интересна и поучительна тем, что это есть критика философских идей как бы «изнутри» самих этих идей, т.е. их самокритика.

· Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. М., 1992. С. 105.