Именно поэтому, последние несколько десятков минут женщина представляла собой уморительное зрелище. Слава всему зримому и невидимому - без зрителей. Прыгать по болотным кочкам, попутно сгорая от стыда, она бы точно не сумела.
Очередная кочка, принявшая на себя женский вес, опасно зашаталась под носками ботинок, и глухо булькнула, буквально рассыпаясь под ногами.
- Да чтоб тебя! - теперь вонючая жижа затекла и в сапожки и ногам неприятно похолодело. Морейн пришлось вдвойне резвее выпрыгнуть на относительно сухой пятачок глинистой землицы. Хотя какая теперь, в сущности, разница? Женщина придирчиво оглядела подол и неуверенно качнулась с пятки на носок. Сапожки отозвались унылым хлюпом.
- Чтоб тебя. - фыркнула, отставляя корзинку. Земля из-под ног вроде бы не уходила, но каблуки отчаянно вязли в промокшей почве - то и дело приходилось переступать ногами. Попутно чертыхаясь, Морейн сделала два шага в сторону, подтягивая перчатки. Маленький ножичек перекочевал из корзины в ладонь, и женщина в который раз взмолилась всему зримому, чтобы хватило сил дотянуться до проклятой травки и в буквальном смысле не шлепнуться лицом в грязь.
Армир Дортмунд:
Мужчина почти что в полубредовом состоянии брел по достаточно тернистой тропе в гущи леса, который на данный момент совершенно не казался ему знакомым. Как назло, будто бы все больше изводя путника, пекло солнце, то и дело ослепляя и без того помутненный взгляд путника. Он уже и не помнил того, как оказался на столь отдаленных, заболоченных местах, не помнил и того, как остался без коня, без которого, конечно же, ему грозила верная гибель среди дикого зверья или же от народа, живущего в этих недоброжелательных землях. Единственным, поистине верным домыслом мужчины было исключительно то, что его умудрились наглым образом «списать», ведь та информация, ради которой он отправился в столь глухие земли, была достаточно…. Несколько скользкой, чтобы без подтверждений сплавлять ее в чужие руки. Была ли это действительно спланированная засада или же исключительно на следопыта напали по ошибке – сейчас это не играло той существенной роли, как ранения, достаточно серьезные, которые он получил, чудом сумев вырваться из злостного капкана.
Стоило мужчине сделать один неверный шаг, как тут же под его ногами наимерзейшим образом хлюпнула земля, издавая столь зловонный запах, что у Армира перехватило дыхание. И сейчас организм,как никогда сильнее прибегал к инстинктам, просыпался, позволяя путнику двигаться вперед, не давая земле поглотить и без того едва живую плоть. Ноги становились все тяжелее, стоило только вновь и вновь ступать по шаткой, влажной земле вдоль болота. Конечно же, мужчина понимал, что здесь ни одно хищное животное не станет рассматривать его, как добычу, но он и осознавал тот факт, что однажды ему все же придется оступиться и тогда… Тогда он точно не сможет противиться природе, ее жестокости и жадности. Налетевшая неожиданно мошкара буквально начинала раздражать следопыта, заставляя того все чаще отмахиваться, едва ли при этом удерживая равновесие. Подол плаща все сильнее намокал, пачкаясь о сырую, вязкую землю, делая каждый новый шаг все более и более невыносимым. Как назло рана на груди начинала вновь кровоточить и беспощадно болеть, стоило только чуть сильнее надавить на ту область ладонью сквозь толщу одежды. Горячая кровь медленно стекала по грязным, худым пальцам мужчины, которые едва заметно дрожали. Начиналась горячка, рассудок буквально погружался в дьявольское пламя, лишая путника единственной возможности осознать всю безвыходность его положения. Он просто шел, не зная куда, не зная зачем, умоляя богов лишь об одном - дать ему сил найти пристанище.
Сколько он уже шел по болотистой земле, неизвестно, быть может весь день, а быть может лишь пару часов. Следопыт все сильнее слышал, как его сердце глухо, тяжко стучит в грудной клетке, как в висках начинает гудеть, а слух предательски подводит, заставляя думать, что неподалеку есть живая душа. Тонкий голос, что раздавался сквозь пелену, обуявшую его сознание - он уверенно думал, что это были последние отголоски безумства, но нет. Голос становился отчетливее, все больше давая понять одно – то была девушка. Но что ей нужно было в столь непроходимых, ужасных местах, извергающих лишь запах смерти. Неизвестно. Армир лишь шел на этот голос, словно на маяк, то и дело ломая сухие ветки перед собою. Земля под ногами становилась все мягче, сменяясь вскоре на топь, которая так мерзостно хлюпала под ногами, проникая сквозь кожу сапог и буквально обжигая и без того горящую кожу. Он видел лишь силуэт, едва видимый, едва различимый среди лучей света, проходящих сквозь толщу сухих веток и мха. Его легкие набирали панически воздух для буквально последнего сильного возгласа, который он произнес с излишне характерной хрипотой, - Прошу Вас, помогите…
Морейн Вентвуд:
Носки сапог снова опасно качнулись, но на этот раз Морейн удержалась на ногах, приседая на цыпочки. Волокнистый стебель нехотя поддавался лезвию ножа - его приходилось буквально перепиливать. Нож затупился, что ли? Вентвуд придирчиво оглядела лезвие, и не найдя на нем ничего, чтобы ее не устроило, вернулась к прерванному занятию.
Шррк-шркк... Еще несколько режущих движений и победа наконец-то восторжествовала на стороне женщины. Радостно вскрикнув, бережно запаковала нож в самодельные ножны, засовывая его за пояс - еще пригодится - и сгребла свою добычу в ладонь, внимательно разглядывая на предмет повреждений. Несколько жухлых листьев отправились под ноги - в отварах они все равно не пригодятся, только мусора больше будет.
Не найдя больше ничего, что ее бы смущало, отвернулась, протягивая руку за корзинкой - пора складывать вещи и выбираться в более сухую местность, не то у нее тут скоро жабры отрастут.
«Помогите»... Чужой хрип застал как раз в этот момент, столь неожиданно, что Морейн дернулась, едва не подпрыгнув на месте. Первая секундная мысль поразила своей нелепостью - все, надышалась мол, болотных газов, дорогая, уже мерещится всякое...
Но когда женщина обернулась, то идея о галлюцинациях приказала долго жить. Морейн не считала себя настолько сумасшедшей, чтобы увидеть призраков или болотных чудовищ, хоть на последних как раз и был больше всего похож незнакомец. Испачканный, бледный, словно мертвец, что не нашел себе упокоения в местных водах... Но, кстати, старательно пытавшийся это исправить.
- Стой! - незнакомец ломился прямиком в топкую жижу, и потревоженные пузырьки болотного газа уже радостно хлопали у его сапог. Вытащить такую махину - это надо будет постараться.
«Не усугубляй.»
- Там вода. - не так резко, как первый оклик, но все еще достаточно громко, чтобы постараться пробиться сквозь бредовое состояние человека и обратить на себя хоть каплю осмысленного внимания.
На сей раз не отвернулась, пальцами подгребая корзинку за ручку к себе. Взглядом все еще блуждала по мужчине, не веря, что кому-то, кроме нее, понадобилось сюда забредать. Он болен, это видно сразу, но как часто раненые люди отправляются в чертовы топи? Обычно все происходит с точностью до наоборот.
Морейн на мгновение поджала губы, уже понимания, что все равно она никуда отсюда не денется - пусть до роли болотной ведьмы ей еще далеко, но человек здесь истекал кровью - капающая с пальцев мужчины жидкость не нравилась женщине на интуитивном уровне. Рана такой силы, в таком месте... Видать, боги забыли повернуться к мужчине лицом.
- Смотри... на... меня... - пришлось преодолеть еще несколько кочек, прежде чем она оказалась рядом. Присутствие чужого несколько коробило, и Морейн подняла руки, показывая, что не желает зла, но и не давая пошатывающемуся телу упасть на нее. Еще чего!
- Я помогу. - пришлось говорить, и скорее всего, еще придется говорить много - отключаться незнакомцу сейчас ну совсем нельзя. - Только не дергайся, ладно? Кто ты?.
Армир Дортмунд:
Мужчина уже снова ощутил тот самый удушающий запах, смрад, исходящий от земли, будто говоривший о том, что здесь обретет свою погибель каждый, стоит лишь ошибиться в одном малейшем действии. Казалось, что от последнего возгласа силы стаей вырвались следом за словами, оставляя путника совершенно изможденным, обреченным, не имеющим никакого другого выбора. Но он боролся, упрямо, зная, что не такова должна быть его смерть. Нет, он не жаждал быть погребенным заживо в столь смрадных топях, будучи забытым и обреченным. Он надеялся, верил искренне, что его мольба все же будет услышана, а силуэт был и вправду не болезненным плодом его помутненного, лихорадочного сознания. Он слышал ответные возгласы, которые, будто бы рефлекторно заставляли телу дать слабину. Мышцы расслаблялись, а любой неверный шаг и вправду мог привести его к гибели. Он боролся с лихорадочным разумом, но все же имел и толику здравого смысла – если он позволит себе хоть на мгновение дать слабину, то его жизнь обречена. Пусть он был и достаточно худощав, но все же достаточно массивен даже для самой неслабой женской натуры.
Пальцы рефлекторно искали хоть какую-то опору, вскоре натыкаясь на одну из ветвей, которая еще не была готова преломиться под весом следопыта. За нее он и схватился, осторожно, с едва слышимым завыванием подтягивая всего себя и наконец-то опираясь ослабленными ногами о твердую землю. В сапогах уже слишком предательстки хлюпала вода, которая, на первый взгляд, совершенно не была ледяной. Н, быть может, это снова был плод его болезненного сознания. Слышал ли он дальнейшие слова девушки – сложно было понять, да и сам Армир не хотел об этом думать, скорее, он просто даже и не мог. Он просто старался держаться, держаться за последние отголоски живучего разума, ища хотя бы малейший шанс на спасение.
- Я…. Я должен выбраться отсюда.. - только и мог произносить следопыт своим донельзя хриплым, осевшим голосом, начиная все более жадно, словно рыба на суше, хватать воздух. Рана начинала все более адски болеть, а все тело становилось не менее ватным, непослушным, превращаясь в один лишь большой и донельзя тяжелый «мешок». Он слышал слова девушки и старался хоть на секунду остановить свой взор на представшей перед ним фигуре. И он едва различал черты лица - чуть более светлые волосы, необычайные черты лица и, конечно же, глаза… Армир смог буквально на секунду уловить их блеск, пусть даже сквозь лучи раздражающего солнца, но он их все же увидел. В них не было ни частицы ненависти или страха, лишь волнение… как показалось ему на тот момент. И мужчина был осторожен, собирая последние силы и все же прислоняясь всей своей массой уже на ствол близстоящего дерева, стараясь хоть как то удержать себя в сознании.
- Мое имя Армир… Я из рода раздольцев… - последние слова донельзя тяжело давались следопыту и он, то и дело судорожно хватал воздух, которого все меньше становилось в собственных легких. Он то и дело сжимал пальцами влажную от крови ткань на ране, пытаясь на секунду, пусть и болезненно, вернуть здравый смысл своему бушующему сознанию. И ему это все же удавалось, пусть и с величайшим трудом. Пальцы свободной ладони судорожно тянулись к поясу, стараясь наконец зацепить злополучный кошелек с деньгами.
- Отведите меня в близлежащее поселение…У меня есть деньги - пусть это и было донельзя глупой речью, но сейчас Армир осознавал, что девушка была его единственным верным спасением. Она могла помочь ему или же убить. Любой из вариантов сейчас как никогда устраивал раздольца.
Морейн Вентвуд:
- Хорошо, Армир-раздолец, мы туда обязательно придем. - кое в чем мужчина был прав, волнение во взгляде женщины было. То самое беспокойство, что возникает у лекаря при виде пациента - несколько оценивающее, несколько тревожное - мол, ты не умри мне сейчас вот прям тут.
- Деньги не главное сейчас. - слегка ворчливо отозвалась, поддерживая диалог полуавтоматически. Венка в голове пульсировала вслед за мыслями, а они в свою очередь были не очень-то радостными. В таком состоянии гнать его еще до общины? Да он же кончится через пять шагов!
- Армир, слушай. - по руке словно пробежал разряд, когда Морейн взяла мужчину за запястье, осторожно отнимая его руку от раны. Старое, покалывающее чувство, Вентвуд лишь выдохнула сквозь зубы. Хоть разумом и понимая, что ничего страшного от одного касания не произойдет, от старых привычек просто так не избавишься.
- Сейчас ты сядешь, выпьешь воды и я осмотрю твою рану. Хорошо? - голос, тягучий и размеренный, удивительно спокойный в общей «смертной» ситуации, как и сама Морейн. Она поджала губы, хоть внутри нее все и трепетало - рана плохая, растревоженная его грязной рубахой и пальцами, да и сколько же он прошел в таком виде? Сейчас у нее мало средств под рукой, но, возможно получится облегчить боль, а там до общины уже как-нибудь доковыляют...
«Твоя доброта тебя погубит.»
С одной стороны, Морейн ничего не стоило взять кошель и уйти. Кто хватится очередной смерти на болотах? С другой... Женщина вздохнула, роняя корзинку наземь и доставая из нее платок. Так себе, подстилка, но все же не на голой земле. С другой стороны - он был пациентом. И бросить его здесь значило бы, с большей вероятностью, убийство. А их хватало последнее время.
- Садись, не бойся. - осторожно потянула мужчину вниз, стараясь не травмировать его больную конечность. - Не могу сказать, что ты в безопасности. Но сейчас ты можешь перестать бежать. - разговор требовался им обоим. Мужчину она боялась "отпустить", потерять тот легкий контакт, после которого усталое тело отключается вовсе, оставаясь только грудой мяса. Собственный же голос добавлял немного уверенности, и комментирование действий позволяло с горем пополам, планировать картинку в голове.
- Здесь есть вода. - полупустая фляга ткнулась в мужские колени. По мере возможности, Морейн избегала пустых касаний, отведя взгляд и занявшись раной. Зубами стянула перчатку со свободной руки - прохладные пальцы коснулись чужого лба, убирая пряди. Измазать еще и перчатки очень не хотелось, да и лезть грубой тканью в рану было бы не лучшим решением.
- Будет больно. - предупредила, опасливо покосившись на тело своего невольного собеседника, и оттянула край его рубахи, чтобы получше рассмотреть ранение. Холодные пальцы коснулись края открытого мяса, оттянули в сторону. Морейн цыкнула. Все-таки скверно.
Армир Дортмунд:
Мужчина ощущал всю ту неимоверную слабость, стоило лишь из его раненой груди вырваться хоть еще одному слову. Несмотря на всю его, весьма неплохую, физическую подготовленность, Армир все же отступал перед простейшими биологическими закономерностями, понимая важнейший факт - стоит ему дать слабину и больше он уже может не вернуться.
Пальцы все еще едва заметно сжимали кожаный кошелек с деньгами на поясе, несмотря на то, что его спасительница куда более уверенно отказалась от некой «помощи» с его стороны. Он ощущал прохладные пальцы спасительницы, сам невольно дергаясь от столь яркого контраста. Лихорадка все сильнее давала о себе знать, вскоре выдавая и достаточно ощутимую дрожь в теле, которой доселе и не было. Да и пальцы девушки, что касались безумно ноющей раны… Все это создавало для следопыта некую непреодолимую стену, через которую он был обязан перебраться.
- Я должен… Должен добраться - только и успевал шептать мужчина, вскоре послушно опускаясь на прохладную, сырую землю своим непослушным телом. Пальцы буквально на ощупь находили ту самую флягу, что ему протянула девушка, мысленно благодаря её, молчаливо шевеля губами. Быть может он и сумел что-то произнести, но скорее это был лишь молчаливый возглас сухими, обветренными губами. Мысли начинали все интенсивнее путаться в его голове, разум оказывался в необузданному огне и следопыту только и оставалось как тяжело хватать ртом и без того спертый, тяжелый и донельзя влажный воздух, что только и делал, как утяжелял и без того донельзя тяжелую грудную клетку с зияющей раной. Казалось, что лишь новые, прохладные и такие мягкие касания спасительницы не давали ему лишиться окончательно чувств. Он ощущал их на своем лбу, на ране, что то и дело отзывалась новыми, болезненными и резкими пульсациями нестерпимой боли.
Боль зачастую была способна отрезвлять и сейчас, от манипуляций с раной, Армир наконец мог урывками приходить в сознание, замечая чуть более четкие черты лица той, кто не отказала ему в помощи, той, кто все же решилась спасти его. Ее лицо излучало уверенность, заботу, она и вправду знала то, что делает, умело обрабатывая рану, в то время как сам следопыт боролся с треклятой болью, что так рьяно охватывала теперь уже все его тело. Пальцы все сильнее сжимали флягу со спасительной, на сей момент, водой, которую сам мужчина стал все более и более жадно поглощать, хоть и зная то, что сего делать и не стоило. Но зачастую любая жажда пересиливает разум, так что и данный случай не был исключением.
Армир не знал, сколько прошло времени с их встречи, как долго она обрабатывала его рану, но вскоре он мог ненадолго но возвращать свой здравый рассудок, наконец понимая и то, что за ним все же могли и прийти даже в столь мертвые земли. Колени невольно сгибались, напрягая все мышцы, будто бы готовясь к важному рывку. Так оно и было.
— Стоит уйти отсюда… Как можно быстрее — наконец и сам голос раздольца становился куда более уверенным, здравым, а его ладонь осторожно накрыла ладонь девы, что все так же продолжала возиться с его весьма недоброй раной. Взгляд до сих пор еще был помутнен, стоило ему взглянуть в глаза девушки, но следопыт собрался с последними силами и, спустя пару коротких попыток, поднялся, чуть более сильно пошатнувшись своим массивным телом. Он знал, что или сейчас он сможет уйти отсюда или же он уже окончательно лишится чувств. Пальцы, грязные от пота и крови, скользили по сухой коре дерева, в тот самый момент, когда сам Армир уже стал делать свои неспешные, тяжелые шаги в сторону, освещенной солнцем, чащи. Он знал, что солнце заканчивало свой долгий дневной путь, а это могло означать только одно – с приходом ночи их ждут куда более опасные враги, чем люди.
Морейн Вентвуд:
Когда Армир начал пить - Морейн выдохнула. Разговоры-разговорами, но выдавать слишком много информации за один раз для нее тоже было непросто - она никогда не отличалась говорливостью. Поэтому, увидев, что в ближайшее время мужчина не собирается вовсе лишаться сознания, Вентвуд и сама притихла, занялась его раной, периодически сухо поддакивая на слабый бред раненого.
Дырка, куда бы с легкостью поместились два ее пальца выглядела... Грязно. Растравленные мышцы буквально пульсировали под ее пальцами, и женщина машинально потянулась в свою корзинку. Помимо чертовой травки, за которой нелегкая занесла в топи, там притаился и небольшой пучок листьев птичьего горца. Морейн усмехнулась украдкой - как знала же! На самом деле, у нее просто заканчивалась мазь, и она хотела пополнить запасы в доме... Но, видимо, не в этот раз.
Пришлось пожертвовать и частью рукава от своей одежды - Морейн уже втихую коробило от негодования и вида Армира, и закладывать лекарства, прижимая их его же грязной одеждой ей не позволила бы совесть, не говоря уже о навыках. Поэтому пришлось без жалости вырезать из верхней части рукава полосу ткани, которую можно было бы использовать в качестве временной повязки. Забавно, подумалось Морейн, пока она забирала у раненого раздольца флягу и смачивала листья остатками воды, чтобы смыть с них пыль и грязь. Сейчас она вовсе не волновалась о качестве и виде собственного платья.
- Потерпи в последний раз... - рассеяно отмахнулась от рваных фраз мужчины, укладывая горец на ткань и складывая его в несколько раз. Следовало еще размять "компресс", дабы листья пустили сок и пропитали ткань.
- Не лучшее мое творение, но... - дождавшись зеленых пятен на сукне, обмотала его грудную клетку, стягивая повязку на плече. Она и так была коротковата, а тут еще раздолец оживился - Морейн шарахнулась от его руки, как от бешеного зверя, отчего последний узел затянулся излишне туго, вдавливая повязку в чужую плоть.
- Сойдет. - поджала губы, порывисто натягивая перчатки на ладони. Сердце тяжело ухнуло в висках, женщине пришлось сделать несколько лишних глубоких вздохов, прежде чем снова успокоиться и обернуться к Армиру - точнее уже к его спине.
"Ишь какой прыткий. Наспех залатали, а туда же." - хмыкнула, поднимая свою корзинку, куда секундой ранее отправились и нож, и фляга, и остатки рукава; забрала с земли накидку, отряхнув ее и чистой стороной накинув на голое плечо.
- Ну быстро сейчас не получится, но уйдем, Армир-раздолец. Уйдем. - бросила взгляд на солнце, чей диск уже начинал багроветь закатом. Да уж, они сейчас как доковыляют до общины - и вовсе ночь настанет.
| Локация:[Огненная земля] дом Морейн. Действующие лица: Армир Дортмунд (Nocturnus Caligo), Морейн Вентвуд (Марина Сорокун) Временной промежуток:25.07.18–03.08.18 |
Армир Дортмунд:
Несмотря на внешнюю прыткость Армира после столь заботливой возни с его раной, он все еще оставался достаточно слабым, сам же принимая эту истину лишь спустя несколько неуверенных шагов. Слишком глубокая, «вредная» рана была нанесена ему недругами и даже плотная повязка, да травы не могли улучшить сильно его наисквернейшее состояние.
Ладонь плавно скользнула по шершавой коре ближайшего дерева в тот самый момент, когда следопыт снова издал едва слышимый вой, стоило ему лишь сделать попытку выпрямиться во весь свой немалый рост. Глупость, да и только. Повязка все более резко вжималась в истерзанную кожу близь раны, придавая куда более неприятные ощущения, да что уж там, быль была невыносимая. Да и скорее всего, кровь снова начала сочиться из обработанной раны. Зачастую глупость играла злую шутку с Армиром, как и сейчас, стараясь хоть как то вновь выровнять свое наспех сбившееся, тяжелое дыхание, он наблюдал за спутницей, спасительницей, что неспешно уже шла впереди, указывая путнику дорогу. Постепенно и сам разум становился куда более ясным и мужчина мог осознать то, где он находился. Бесовьи болота - там он оказался, будучи совершенно обессиленным, потерянным, а главное, что скорее всего - преданным. Но и это было сейчас не столь главным. Постепенно в его голову приходило и осознание того, куда сейчас его вели - Огненная земля… Община. Все это постепенно снова и снова путалось в его голове, стоило лишь горячке снова дать о себе знать.
- Постой… - чуть более хриплым тоном шептал Армир, когда уже сквозь стволы деревьев стали виднеться огни. Они были совсем рядом с поселением червенов, там, где такому путнику, как он, уж точно не могли бы быть так уж и рады. Но девушка продолжала все же свой путь, а следопыту ничего не оставалось делать, как смиренно, но и с великим трудом следовать за ней.
Ноги постепенно становились ватными, казалось, будто бы его сапоги были выкованы из самого тяжелого металла, а поступь все более неуверенной, той, что со стороны можно было бы подумать о том, что парень весьма хорошо набрался. Это лишь и усугубляло положение - его спутница точно не сможет лично донести его до ближайшей ночлежки, а местные уж вряд ли без расспросов согласятся помочь путнику с такой недоброй раной. Кто знает, от чего или, что еще хуже, от кого он мог скрываться. И Дортмунд понимал это, собираясь вновь и вновь с силами, то и дело опираясь своей чуть дрожащей ладонью о близстоящие деревья.
Сколь долго они шли – уже и не вспомнить, но следопыт держался, до последнего, следуя за девой, давая знать ей о своем присутствии чуть более осипшим и тяжелым дыханием. Так они и оказались у небольшого деревянного дома на самой окраине поселения - достаточно неплохое местоположение в том случае, если все же кто-то, да решится искать в этих землях Армира. Вскоре деревянная дверь в жилище доброжелательно скрипнула, а путники неспешно прошли внутрь, скрывая свои тени в столь поздний час.
- Благодарю тебя…. - с достаточно тяжелым выдохом произнес мужчина прежде, чем обессилено усесться на лавку близ входа, тут же ощущая достаточно сильный, пряный запах лечебных трав. Они и впрямь еще сильнее начинали дурманить голову, расслабляя каждую мышцу изможденного тела. И только сейчас Дортмунд наконец осознавал, насколько он был уставшим, изможденным, совершенно обреченным. В груди все еще злостно саднило, а ладонь снова невольно сжимала ткань вместе с повязкой, стараясь хоть как то заглушить неприятные, донельзя болезненные ощущения. Он был бы рад помочь девушке, но он и вправду не мог - силы покидали его, а веки предательски слипались, погружая его в болезненный, лихорадочный сон.
Морейн Вентвуд:
Женщина старалась идти медленно, периодически поглядывая на мужчину, чтобы если он снова начал валиться - подхватить его. Но нет, обошлось, слава богам. Тащить его на себе было выше ее сил, при всем желании ему помочь, да она бы и не смогла. Поэтому ограничилась лишь краткими подбадриваниями, когда дорога становилась совсем уж тяжелой.
...И наверное никогда еще ранее путь к общине не был таким длинным! Морейн то и дело тревожно оглядывалась то на солнце, чей диск уже почти погрузился за горизонт, то всматривалась в улочки их маленького городка - не идет ли кто, не торчит ли чья голова из окна? Делиться новостями с «соседями» сейчас хотелось меньше всего, а ловить слухи о том, кого она притащила на этот раз. Вентвуд легко улыбнулась уголками губ, когда Армир попытался запротестовать.
- Оставь сказки сказителям, раздолец. Я же сказала - тебя не тронут. - эхом отозвалась на его протесты, меж тем сама раздумывая, насколько правильно она поступила. То есть, нет, конечно же, правильно - с ее точки зрения. А вот насколько это понравится жителям, если они все же прознают про ее незваного гостя.
«Вот и пригодится его кошелек. Когда деньги не решали проблем?»
Дверь наконец-то закрылась за ее спиной и Морейн облегченно выдохнула. В родных стенах и дышалось легче. Оставила корзинку в углу, туда же сбросила и платок, оголяя плечо с рваным рукавом. Украдкой глянула на раздольца - он уже валился в забытье, но здесь за него уже можно не переживать. Травы, где-то была у нее настойка и еще мазь... Взгляд остановился на полупустой бутыли самогона и Вентвуд нахмурилась. Парень и так уже настрадался, еще жечь его сейчас.
- Стоит благодарить судьбу. - обернулась на звук чужого голоса, крайне скептично осмотрела валящегося Армира и, все же, решила сжалиться. Самого был отставлен в сторону, а вместо него извлекла горшочек с медом. Стащила парочку чистых тряпок и сгрузив весь скарб на стол, направилась к мужчине.
- Ты гляди, уснул. - цокнула языком, подтянув с другого края лавки мягкую ткань, которую постаралась подложить мужчине под голову. Рубаху его, как и повязку, пришлось беззастенчиво вскрыть - использованный «рукав» отправился восвояси, а Морейн, промыв руки, принялась колдовать над раной, вычищая грязь и накладывая лекарства. С виду она не особо заботилась о том, как глубоко спит ее вынужденный пациент, но при более детальном наблюдении можно было бы заметить, как она порой наклоняется, слушая его дыхание, или вздрагивая, если мужчина пытался ворочаться в своем полусне. В таком виде мужчина нравился ей гораздо больше, как бы странно не звучала эта мысль в ее голове, ведь шанс его лихорадочных прикосновений сходил к минимуму.
Расчистив рану, в очередной раз про себя ужаснулась ее следу - такое не заработаешь, упав в поле на вилы, нет. Рана была оставлена скорее всего каким-то оружием, каким именно - травница затруднялась сказать, в этой стезе ее знания были не обширны. Но это точно был след оружия. Бой? Раздолец? Морейн вновь рассеяно цокнула языком, впервые по-другому взглянув на спящее тело.
- Армир-Армир, что же ты принес с собою? - спросила в пространство, накладывая на рану мед, смешанный с травами. Природный антисептик в комбинации с лекарством должен был бы наконец унять боль и раздражение у грудины, позволив ране подсохнуть. На сей раз женщина обошлась без повязки - как, по хорошему, и следовало бы сделать ранее, дав ране возможность дышать.
Закончив возиться с Армиром, с трудом встала - ноги задеревенели, пришлось сделать несколько неверных шагов, держась за край стола, чтобы не упасть. Усталость начинала подкрадываться тихим кошачьим шагом, поэтому Морейн наконец-то направилась к себе в комнату. Для начала - сменить одежду, а после, поставив котелок на огонь, заварить немного теплого свежего настоя с мятой и привести мысли в порядок.
Армир Дортмунд:
Редко когда мужчине снились сны, а уж если и снились, то куда более недобрые, зачастую отправлявшие его вновь и вновь в то мрачное прошлое, от которого он с таким рвением старался сбежать. Смерть его отца, а за ним и череда еще куда более мрачных, донельзя несправедливых событий. Слишком много крови пришлось повидать Армиру еще в юном возрасте, слишком рано он стал поистине взрослым, отчего и отчасти неумелым во многих отношениях с людьми. Месть была его единственным «блюдом», которое он с охотой поглощал, становясь все более жестоким, в частности и к самому себе. И сейчас, отдаваясь уже полноценно горячке, что охватывала не только обеспокоенный разум, мужчина снова оказывался в тот страшный день его жизни, когда он видел своего отца в последний раз. Окровавленные одежды, крик матери… И тот самый темный силуэт, который, будто бы ожидал самого следопыта, не спеша сбегать с место событий. Был это знак или снова болезненный образ его воспаленного разума? Но он следовал за ним, беспрекословно, замечая и то, как сам он, еще юный, остается там, рядом с бездыханным телом. Преследование, шепот, донельзя знакомый шепот… Армир урывками слышал голос его спасительницы, но так и не осознавал, взаправду ли был этот голос или же еще один плод его воображения. Но он слышал, сам невольно прислушиваясь, стараясь хоть как то пойти на некий зов, тем самым теряя ту злосчастную фигуру из виду. Все снова приобретало некие туманные черты, освещенный отблесками света от свечей, что, скорее всего, стояли на столе перед той самой скамьей, на которую обессилено упал Дортмунд.