NANDORIAN EMPIRE rg – архив постов 2018 - 2019 15 глава

Лисиа Олкион:

Кровь отхлынула от лица, стоило девушке осознать, что у их разговора был свидетель. Лисия обеспокоено смотрела в сторону женщины, пытаясь разгадать намерения незнакомки. Однако, к собственному сожалению, разобраться так и не смогла: женщина была образцом спокойствия и невозмутимости.
- Извините нас за беспокойство, - смущенно произнесла Олкион, слегка склонив голову, - Я не думала, что в столь позднее время кто-то есть в храме. Мы ни в коем случае не хотели никого потревожить.
Лисия была на грани того, чтобы взвыть из-за сложившейся ситуации. Мало того, что она убила стражника, покинула Рэйнхолл, так ещё и посторонний человек был посвящен в ее прегрешения. Смятение и страх за собственное будущее, вынуждали девушку относиться с подозрением к сестре Хэдвиг. Внимательно наблюдая за ее движениями, Олкион отметила, насколько легко и уверенно женщина подняла клинок.
Возражать против слов Стайни, девушка не стала: отдых ей был действительно необходим. Она просто проигнорировала их и подошла поближе к сестре Хэдвиг. Покосившись в сторону неприметной лестницы, уходящей во тьму, Лисия обратилась к женщине:
- Благодарю вас, надеюсь мое пребывание здесь не станет обременением, - голос звучал устало. Дорога и впрямь утомила Олкион, будто кто-то высосал все силы оставив бренную оболочку пустой. Переживания и беспокойства последних дней отошли на второй план, потребности брали над ними верх.

Хэдвиг Торхильд:

Прихожанин вел себя почтительно, и это вызывало уважение. Хэдвиг нередко встречала тех, кто пытался вытереть грязные сапоги о гобелены Храма, принимая ее спокойствие за слабость. Только вот они не знали самого основного: женщина отнюдь не просто так занимала высшие позиции в Храме, кресло в судебной коллегии. Ее рука была тверда, слова - не только лишь ветер.
- Добрых тебе снов, Кэр, - коротко кивнула сестра Хэдвиг мужчине, который уже все решил и за нее, и за себя, и за свою спутницу. Что ж, раз она не против... А может, слишком испугана, чтобы самостоятельно принимать решения.
И тогда, покинув зал, женщина повела прихожанку вверх на третий этаж по узкой лестнице. Такую гораздо легче оборонять в случае чего - об этом знали еще в незапамятные времена основания Храма, когда о грядущей войне были осведомлены только пророки.
Крутые ступени освещались редкими факелами - в Храме экономили огонь. Несмотря на то, что горы дышали жаром из своих недр, даже здесь зимы были холодны. Что же говорить про восстание, которое скрывалось в лесах... Нетрудно догадаться, что оставшееся после долгих ночей Хэдвиг передавала им.
- Вот здесь, - произнесла служитель, толкая тяжелую деревянную дверь на железных петлях. После этого она сняла со стены факел, освещавший коридор, и вошла внутрь, чтобы оставить его в комнате для девушки.
Комната оказалась скромной и совсем небольшой: кроме двуспальной кровати со свежими простынями и шерстяным одеялом, тут располагался письменный стол и сучковатый табурет. И этим интерьер ограничивался.
- Я не буду мешать тебе,...
Сказала она и запнулась на мгновение, словно что-то вспоминая.
- Прошу прощения, я совсем забыла, - ласково улыбнулась женщина, - я совсем забыла спросить, как могу тебя называть. Впрочем, это совсем не важно, ведь ты очень устала, вижу. Добрых снов и тебе.
И затем она удалилась, оставив прихожанку наедине с собой.
А наутро к каждому из гостей - чуть забрезжил свет - были посланы адепты. К Кэру - девчонка лет тринадцати, с тонкими рыжими косичками, к его спутнице - пятнадцатилетняя толстушка, чьи волосы полностью скрывал платок. Будто под чеканку, каждая из них произнесла одну и ту же фразу:
- Вы уже выспались? Сестра Хэдвиг приглашает Вас в свою келью на завтрак. Прошу, пойдемте.
Уж очень они боялись передать слова женщины неверно.

Лисиа Олкион:

Темная узкая лестница вела в темноту верхних этажей. Слишком покатые ступени не внушали доверия, поэтому приходилось сосредотачивать все внимание, чтобы ненароком не оступиться и не полететь вниз с внушительной высоты. Такое падение не закончится ничем хорошим. Мрак, прогоняемый изредка встречавшимися факелами, поглощал все вокруг. Приходилось полагаться не на собственное зрение, а на остальные чувства. Лисия шла, придерживаясь рукой стены. Холод, исходящий от камня, проникал под кожу. Впрочем, девушка не обращала на это внимания: падение пугало больше, чем обморожение. В те моменты, когда лестница была освещена пламенем факелов, Олкион вглядывалась в спину сестры, гадая, что она сделает с известной ей информацией.
Когда препятствие в виде лестницы осталось позади, Хэдвиг повела девушку по не менее темному коридору, пока они наконец не остановились перед внушительной дверью.
Скрытая за ней комната не блистала размерами и убранством, но Лисие это было не нужно, достаточно того, что здесь была кровать. Скромная обстановка помещения почему-то напомнила девушке домик в лесах Раздола, где она провела детство.
Легкая задумчивая улыбка промелькнула на лице Лис. В те времена все было просто и понятно, а сейчас...
Отмахнувшись от печальных мыслей, девушка отозвалась на слова сестры Хэдвиг:
- О, где моя вежливость?! Это моя вина, сестра, - тихо сказала Лисия, - Меня зовут Лисия Олкион. Ещё раз спасибо за предоставленные кров и постель.
Лишь только притворилась дверь, девушка бросилась к ней и приставила вплотную стул. Теперь, кто попытается войти не останется незамеченным. Скинув мокрый от снега плащ, девушка перекинула его через спинку стула, на который тут же села сама. Руки потянулись к волосам. Сейчас они больше напоминали птичье гнездо, нежели прическу. Вынув десяток шпилек из них, Лисия пропустила светлые прядки сквозь пальцы.
Минут пятнадцать пришлось возиться с платьем, пытаясь развязать тугие шнурки корсета. В конце концов девушка решила оставить эту безуспешную затею. Спать, конечно, будет отнюдь не удобно, но сейчас у неё не было ни сил, ни желания продолжать борьбу с этим предметом одежды. Забравшись под одеяло, Лисия сию же минуту оказалась в царстве Морфея.
***
Грохот упавшего стула выдернул Олкион из сна. Подскочив на кровати, Лис увидела в дверях смущённую и немного испуганную толстушку. Она явно не ожидала, что наделает столько шума.
- Все в порядке, - сонно пролепетала Лисия на извинения девушки. - Что ты хотела?
Выслушав приглашение за завтрак к сестре Хэдвиг, Олкион попросила кувшин с водой и гребень, чтобы хоть немного привести себя в порядок, на отрез отказавшись выходить без этого из комнаты. Когда толстушка принесла все, что попросила Лис, девушка быстро умылась и расчесала длинные светлые волосы. Заплетя косу, Олкион безуспешно попыталась расправить помятое после дороги и ночи платье.
- Я готова, - сказала Лисия, улыбнувшись девушке. - Мы можем идти.
Путь в келью сестры, был не таким сложным, как их ночная прогулка по храму. Из окон лился хоть по-зимнему тусклый, но все же солнечный свет. Девушка, провожавшая Лисию, за всю дорогу не вымолвила ни единого слова, что было довольно странно. Все толстушки, которых прежде знала Олкион, были наредкость болтливыми особами. Это не то, чтобы расстраивало, скорее настораживало. Проведя Лис, девушка молча указала на дверь и удалилась.
- Доброе утро, сестра, - поприветствовала женщину Лисия, Прошу прощения за задержку.

Кэрридан Стайни:

В эту ночь Кэрридана мучил неспокойный сон, он просыпался от любого шороха и первым делом по старой привычке хватался за оружие. И даже сейчас когда к нему подошла девочка с рыжими волосами, первым делом он вскочил на ночи и схватился за рукоять меча, но не успел обнажить клинок, когда его зрение прояснилось, он тут же успокоился и присев на колено улыбнулся девчушке, и узнав, что он него хотела маленькие рыже-волоска, он встал и отправился в келью к храмовнице, хоть и делал это без особо желания, так как понимал, что там будет присутствовать и Лис, а встречи с ней он хотел избежать, но если он не явиться на завтрак, то тем самым покажет своё неуважение к человеку который дал им кров, без лишних вопросов, о том, что произошло.
Добравшись до кельи Стайни толкнул тяжёлую дверь, и та поддалась, перед его взором предстал, стол, за которым сидела Сестра Хэдвиг, и его спутница Лис волосы которой были собраны в косу.
-Всем доброго утра и здравия, простите меня за то, что так долго шёл сюда- после этого Стайни поклонился сидящим за столом, и направился к свободному стулу, совместно отстёгивая свой пояс с оружием, и снимая свою портупею с топорами, со спины, повесив своё оружие на спинку стула, так чтобы всегда можно было его быстро достать, Кэрридан опустился на стул. Но к еде даже и не думал притрагиваться, он помнил из рассказов матери, что если ты остановился в храме, и тебя позвали за стол, всегда нужно читать молитву одному из богов, и дождаться разрешения от главы стола к началу трапезы. Кэрридан не знал не одной молитвы, и даже не собирался их учить, так как был уверен, что грех можно смыть только кровью, а он пролил крови ни мало, и поэтому его не ждёт ничего, хорошего, ни в этом ни в загробном мире.

Хэдвиг Торхильд:

Прихожане не заставили Хэдвиг ждать слишком долго. Первой в келье появилась Лисия - кажется, немного отдохнувшая и уже не такая испуганная. Ее платье было измято, и Сестра подумала о том, что стоит предложить девушке временные одежды, чтобы выстирать его как следует.
- Доброе утро, Лис, - обратилась женщина. - Прошу, присаживайся.
Помещение, в которое завели прихожанку, отнюдь не напоминало спальню. Никаких намеков на личные вещи не наблюдалось. Это, скорее, был рабочий кабинет. И стол, на котором расположились тарелки, скорее всего, письменный. Огромное окно, занимавшее едва ли не пол-стены, подтверждало догадки.
В дальнем углу находилась невзрачная низкая дверь, и она была чуть приоткрыта. Но там, в следующей комнатке, было настолько темно, что разглядеть что-либо представлялось просто невозможным.
Выбор блюд был не слишком велик. Гостям предложили немного козьего сыра, серый хлеб и овощной бульон с клецками - и это, по правде, было большим, чем обычный завтрак женщины.
- Нэн не слишком разговорчива, верно? Она нашла свой приют в Храме после того, как осиротела. Нандорианцы вырвали язык ее отцу за лжесвидетельство в пользу повстанцев и вывесили на площади рядом с ним. Нетрудно догадаться, отчего дитя столь немногословно. С тех пор минуло уж зим эдак семь, но… - Хэдвиг покачала головой и улыбнулась прихожанке. - Семья - это наша наибольшая сила, равно как и наша наибольшая слабость.
Что же было делать много лет назад юной Хэдвиг после открытия этой истины? Она вдруг поняла, что не знала ни отца, ни матери, ни даже их имен - и едва не повесилась. Ей казалось, в ней - в серой храмовой мыши с серыми глазами - нет ни капли силы, нет и слабости. Но время шло. Старик-наставник вечно требовал внимания, и некогда было затянуть узел на шее. А потом пришло новое осознание: ее семьей всю жизнь был этот Храм. И тогда улыбка женщины стала поистине непринужденной, а взгляд - бесстрастным.
- Доброе утро, Кэр, - сказала она, когда дверь отворилась. - Я вижу, твой порез затянулся за ночь. Если он станет докучать тебе - только скажи. Я попрошу целителей нашего Храма присмотреть за тобой.
Мужчина опустился за стол, но к еде не притронулся.
- Прошу, угощайтесь, - ласково произнесла Хэдвиг, разливая горячий травяной чай по кружкам. - Я пригласила вас отнюдь не для того, чтобы испытывать искушением. У меня есть к вам несколько вопросов.
Но задавать их, кажется, Сестра не спешила. Она непринужденно поднесла ложку ко рту. Затем еще, и еще раз. Прошло несколько тихих томительных мгновений перед тем, как женщина, наконец, заговорила снова:
- Вчера я ненароком услышала обрывки вашего разговора... Прошу простить мне мое любопытство.
И снова замолчала, будто уже сказала все, что хотела. Ей так важно было одно: увидеть реакцию прихожан на такие слова. И при этом - а для кого-то это удивительно - женщина отнюдь не стремилась к тому, чтобы выведать мельчайшие подробности.
Только тогда, когда Хэдвиг сочла увиденное достаточным, она продолжила:
- Вы оба приехали издалека, так ведь? Верно, устали от дорог. Прошу вас, окажите мне честь остаться здесь на некоторое время.
Женщина поднесла глиняный стакан к тонким губам и сделала небольшой глоток. Волна тепла растеклась по телу от груди до самых кончиков пальцев.
- Храм - это последняя гавань, где каждый отыщет кров. Сюда не имеет права ступить власть, армия, война - таков закон. Никто на свете не вправе упрекать служителей и прихожан. К тому же, все, кто находятся здесь, остаются под моей защитой.
Ступая под своды Храма, люди отрекаются от всего, что связывает их с внешним миром. И мир обещает забыть о них на это время. Таков контракт. И каждый предпочитает использовать это время по-разному: кто-то находит успокоение в работе или молитвах от рассвета до заката, а кому-то необходимо место, где шум не будет заглушать его собственных мыслей. Ведь способен ли кто-то жить в гармонии, если у него нет возможности услышать самого себя?

Лисиа Олкион:

Тяжелая деревянная дверь скрывала за собой весьма просторную и светлую комнату. Первое, на чем задерживался взгляд – был вид заснеженной местности, открывающийся из большого окна. В пути Лисиа была не в состоянии наслаждаться красотой природы Бэйна, зато сейчас, как истинный художник, она старалась запечатлеть в памяти малейшие детали зимнего пейзажа, чтобы потом отразить на бумаге. Мысленно одернув себя, девушка перевела взгляд на сестру Хэдвиг, надеясь, что ее внимание было отвлечено не слишком долго.
Мелкими шажками Олкион пересекла комнату и присела за стол. Расположившаяся на нем посуда с едой занимала практически всю поверхность столешницы, что свидетельствовало о том, что он предназначен для иного, нежели прием пищи. От запахов, разносившихся по келье, Лис почувствовала насколько голодна. Однако, воспитанная в благородной семье, она не могла сразу накинуться на предложенную еду. Взяв в руки салфетку, Олкион принялась укладывать ее на колени, но услышав слова Хэдвиг, замерла.
- Люди жестоки вне зависимости от принадлежности к какому бы то ни было народу, - тихо, но твердо сказала Лисиа, сжимая салфетку настолько сильно, что побелели костяшки пальцев, - Раздольцы совершают не меньше неоправданного зла, чем нандорианцы.
Девушка бросила взгляд на сестру, но тут же отвела глаза, боясь как бы та не заметила едва проступившую на них влагу. Старый невидимый рубец на душе Лис был задет сказанной невзначай фразой. Сколько бы ни прошло лет, а забыть ту ночь, когда отец не вернулся из Стормвуда, у девушки никогда не получится. Впрочем, какими бы болезненными не были воспоминания, Лисиа предпочитала помнить о них.
Когда отворилась дверь, девушка уже взяла себя в руки. Общаться с Кэрриданом после вчерашней стычки не хотелось от слова совсем, однако от нее ничего не зависело, поэтому оставалось только отстраненно вести светскую беседу, чтобы хоть немного реабилитировать себя в глазах служительницы храма, которая стала свидетельницей их спора.
Аппетит пропал моментально, словно его не было и в помине. Обижать хозяйку не хотелось, к тому же, Лис понимала, что прием пищи ей необходим, поэтому девушка съела пару ложек овощного бульона.
- Спасибо за оказанное гостеприимство сестра, но я не смогу остаться. Отправиться в столь дальнюю дорогу было опрометчивым решением. Как вы могли слышать…, - Олкион запнулась, - Я была в шоковом состоянии от произошедшего и не могла мыслить трезво. Дома меня ждет семья. Они, наверное, сейчас изводят себя, гадая, что со мной случилось.

Кэрридан Стайни:

-Спасибо за угощение сестра Хэдвиг, но я не голоден, а про обрывки нашего разговора, скажу так, на торговой площади произошла потасовка между нами и стражниками, как вы уже наверное догадались, эта потасовка закончилась, летальным исходом для троих стражей порядка. И из-за этого Лис меня терпеть теперь не может вроде как, но кроме того разговора, мы ведь так больше и не разговаривали, вот так вот все и произошло.
Не обращая внимания на реакцию девушки, Кэрридан пристально стал смотреть, на сестру будто пытаясь смотреть и на неё и сквозь неё, ожидая ответной реакции, но пока ожидал, взял со стола лишь бокал с какой-то жидкостью и ломтик хлеба, так как считал, что нужно съесть хоть что-нибудь ради приличия.
- Лис, нам нужно будет потом поговорить, если ты не против конечно же, хотя можем и не разговаривать, через несколько дней, я подумываю отсюда уехать, чтобы не доставлять неудобства послушникам, и настоятельницам храма. Если хочешь могу довести тебя до города, но только до ворот.
- Сестра, простите за вопрос, но позвольте поинтересоваться, вы раньше когда-нибудь держали в руках оружие, или сражались, так как вчера вы подняли мой клинок, и держали его так как будто он как продолжение, вашей руки, похоже вы давно служите храму, но старые привычки остались?

Хэдвиг Торхильд:

- Каждый из послушников Храма, - отвечая на вопрос Кэрри, начала женщина, - с ранних лет воспитывается, как его часть. И - тут нечего скрывать - детей обучают не только молитвам. Ведь Храм - пристань для каждого не только в радости, но и в горе. Ни меча, ни болта тут не боится никто. А война - если она захочет протянуть сюда свои черные щупальца - пройдет только через мой труп. Многие будут готовы положить свои жизни на алтарь.
В глиняной миске Хэдвиг не осталось ни капли бульона. Еды в Храме было слишком мало, и женщина просто не могла позволить выбросить хоть крошку. Она не хотела есть уже несколько месяцев - хоть и ела ничтожно мало. Быть может, даже несколько лет. Но, так или иначе, женщина прекрасно знала, что не сможет питаться солнечным светом, особенно зимой, когда и света не шибко много.
- Находясь в Храме, каждый принимает решение - так или иначе. Кто-то остается здесь навсегда, в вечной молчаливой молитве. Кто-то продолжает свой путь, неся в сердце тот огонь, который зажгли в нем Пятеро. А кто-то… - Сестра вздохнула, но не горестно, а, скорее, переводя дух и собираясь с мыслями. - Кто-то отрекается от Пятерых навсегда. Он честен с собой и с ними, как никогда, в этот момент. Он не может требовать покровительства от тех богов, чьи контракты он нарушил.
Взгляд женщины был направлен на гвоздь в стене - едва ли не единственным украшением кельи был он. На тонких серебряных цепочках, на льняных жгутах или безобразных проволоках там висели амулеты-обереги Пятерых, оставленные в Храме навечно. Одним из таких был и серебряный символ Правого на длинном кожаном шнуре, который оставил на алтаре пугающий мужчина с водянистыми глазами. Это было всего несколько месяцев назад, но Хэдвиг казалось - будто вечность.
- И если вы все же решите остаться, пусть даже на несколько дней… - Сказала она, подымаясь из-за стола. -...В Храме не много правил, лишь одно: ни словом, ни делом не рань ближнего своего. Никто здесь не будет спрашивать вас о прошлом - и вы должны отплатить служителям тем же. Оставьте воспоминания за порогом, а оружие - в своих кельях. Кем бы послушники ни были раньше, кем бы вы ни были раньше - теперь вы гости Пятерых.
Женщина подошла к тому самому гвоздю. Взяла в ладонь один из крестов, задумчиво посмотрела. Сколько людей бывало здесь… Когда Хэдвиг удавалось забыться в болезненном сне, все они мелькали перед глазами. Быть может, она даже знала каждого по имени - вот только не хотела вспоминать. Отчего-то было страшно: вспомнить имя и осознать, что видела его в Бэйне на столбе в списке предателей или погибших. Сестра всегда думала, что была к этому готова. Но оказалось, что подготовиться к такому невозможно.
- А теперь я вынуждена попросить прощения, - произнесла женщина, оборачиваясь к прихожанам. - Мне нужно присутствовать на утреннем Благословении… Нет, не спешите уходить! Закончите эту трапезу не спеша. Кажется, вам есть о чем переговорить. Когда захотите отыскать меня - Храм подскажет.
После этих слов она ласково улыбнулась, приглашающе указала рукой на стол и вышла вон.

Лисиа Олкион:

Сестра, спасибо за гостеприимство и доброе отношение, - улыбнувшись отозвалась Олкион, - Мы будем чтить порядки заведенные в Храме, это меньшее, что от нас зависит. Еще раз прошу прощения за беспокойство и то, что вчера потревожили ваш покой.
Девушка сидела, не поднимая глаз от тарелки с бульоном. И, если снаружи она выглядела совершенно спокойной и безмятежной, то внутри нее шел бурный диалог с самой собой. Лисиа понимала, что вчера она не самым лестным образом общалась со Стайни и подобное поведение недостойно леди, но в тоже время, девушка чувствовала, что ее слова были правдивы. В конце концов, воспитание взяло верх над уязвленной гордостью.
- Я согласна, что разговор необходим. И, прежде, чем мы начнем, я хотела бы принести свои извинения. Мне не стоило срывать свои эмоции на тебе. Ты прав в том, что вина за убийство стражника лежит целиком и полностью на мне. Даже больше, - девушка на секунду запнулась, но потом продолжила, чуть понизив голос, - Я причастна ко всем смертям, произошедшим в тот день на площади, ведь, если бы не моя горделивость, не оборвались бы три жизни.
Олкион сидела нарочито прямо и смотрела куда-то сквозь стену позади Кэрридана. Казалось, что девушка никогда не избавится от этих воспоминаний и, они камнем будут тянуть ее душу в пучину сожаления и раскаяния.

Кэрридан Стайни:

-Спасибо, сестра, но на этом я с вами прощаюсь, больше мы с вами не увидимся, это оружие я хочу оставить вам, может быть оно вам пригодиться. Прощайте сестра Хэдвиг, теперь осталось только попрощаться с Лисией.- Произнес это Кэрридан уже встав из-за стола и подходя к Лис, когда сестра ушла, Кэрридан впервые за несколько дней вновь услышал голос Лис.
Подойдя к ней с боку, Кэрридан слушал, что девушка винит себя в смерти стражников, и просит прощение за то, что произошло вчера, но он не держал на нее зла, а просто привстал перед ней на колено, что уравновесить их разницу в росте.
-Лис ты не виновата, я не держу на тебя никакого зла, и поговорить я хотел по другому поводу, я понимаю, что я подпортил тебе репутацию, но тебя наверняка не запомнили, а вот со мной дело другое, меня наверняка казнят, и я тебе благодарен, за то что ты принесла небольшой мне небольшой лучик света в мою жизнь, и хочу сделать тебе несколько последних подарков. Всю вину за содеянное я беру на себя, а второй у меня в Рэйнхоле есть дом, в нем много книг, и оружия, теперь этот дом твой приходи туда когда захочешь, тренируйся, но пожалуйста запомни меня и не держи зла.
После этого Кэрридан обнял девушку, и кратко произнес –Прощай, я больше не вернусь, не лей по мне слёзы, просто навещай мой дом- и оставив Лиссию одну Кэрридан направился к выходу и отправился в Рэйнхолл.

Лисиа Олкион:

Как только дверь затворилась за Стайни, девушка опустила голову на руки, спрятала в них лицо. Смертельная усталость давила не нее в последнее время, слишком многое взвалилось на хрупкие девичьи плечи. Угрызения совести иссушили ее душу, оставив только звенящую пустоту. Лисиа была в растерянности и не знала, что ей предпринять, чтобы последствия были как можно мягче.
Единственное, что приходило в светлую голову Олкион — это вернуться под крышу родного дома. Родные, наверное, сходят с ума, гадая что же произошло с ней, и чем дольше затягивать с этим, тем тяжелее будет встреча.
Поднявшись с места, девушка смахнула со лба прилипшие прядки и немного прошлась по комнате. Нужно было выдвигаться сегодня же. Решив не терять больше времени, Лисиа бродила по коридору до тех пор, пока не наткнулась на сестру. Попрощавшись с женщиной, Олкион покинула стены храма.

У меня всегда были ярко выраженные мотивы кого-то убить, пристрелить, растерзать, оторвать голову. И так было хорошо воспринимать это, зная, что убитые тобой виновники не являются частью твоей семьи. Но что делать, если врагом является собственная фамилия?

— Тор! Я пришла поговорить, а не тренироваться, - бархатный женский голос раздался на всё каменное помещение, и заставило хозяина этого места лишь самодовольно усмехнуться. Девушка брела аккуратно, осматриваясь вокруг себя, но при этом всем видом пыталась показать человеку, что она пришла с миром. Её душа не желала сегодня боя, а руки не чесались в попытке отнять у кого-нибудь жизнь. В этот день Сиф, старшая дочь вождя племени Волков, хотела открыть свои чувства человеку, которого любила больше отца. Небольшой скрип доски из спины заставил светловолосую обнажить меч и сузить небесно-голубые глаза. Её шаг стал медленнее, а взгляд стал быстрее пробегать по всем углам, дабы не пропустить ни одного движения. Учитель, который был старше девушки всего лишь на 3 зимы, устроил очередную ловушку, из которой можно выбраться лишь одним способом – победить, — я серьезно, Тор. Нужно обсудить…

Но не успела девушка договорить, как мужчина, который скрывался за небольшим горным выступом, напал на неё из спины. Тор действовал тихо, но, к счастью, Сиф знала всего его повадки и все его способы напугать её, поэтому была готова заранее. Повернувшись, дочь вожака встала в стойку, дабы защититься, и в ту же секунду дала отпор, не позволяя Тору вонзить нож ей прямиком между лопатками.

— Неужели ты запомнила, — мужчина самодовольно улыбается и смотрит на скрещенные в крестообразной форме мечи, а после девушке в глаза, немного расслабляя напор, — в чем дело, Сиф? Соскучилась?

— Конечно, Тор, куда я без тебя и твоих уроков, — девушка сверкнула своими белоснежными зубами, отошла в сторону и сделала глубокий вдох. Внутри неё образовался непонятный ком, а сердце стало бешено колотиться. Под кожей, словно что-то пекло, а на устах сплетались воедино мысли, которые пожирали воительницу не одну ночь. Она то открывала рот, то прикрывала его, не понимая, нужно ли Тору знать её тайну, или лучше промолчать. Сиф из рода Волков только произнесла краткое: «Я те….», как на улице раздался чей-то звонкий, пугающий до самых костей крик. Её фраза: «Я люблю тебя» тут же улетучились, а разум словно покрылся туманом. В её голове крутилась мысль: «Только не младшие, только не младшие», а руки тряслись. Сжав сильнее меч и выбежав на улицу с такой скоростью, словно у неё жар, девушка громко закричала и упала на колени.

Перед ней открылась картина: Этайн, младшая сестра, которая устало шагала к народу, опустив голову вниз, и отец, чей лик был наполнен болью и разочарованием. Для начала Сиф решила, что младшая пошутила над кем-то и не смогла исправить последствия, и была готова бежать ей на помощь, но когда она не увидела рядом Эребора, воительница снова закричала. Это выражение отца, испуг, изображенный на лиц жителей Юга, говорило об одном – единственный наследник погиб. А смерть ребёнка означала, что грядут тяжелые времена для племени Волков, прибудет буря и солнце больше не улыбнется им. Откинув оружие, Сиф и Тор подбежали к Этайн и Хутарху, после чего осмотрелись вокруг. Единственное, что слетело с губ старшей дочери вопрос, на который она так и не получила ответа: «Как?». Она не сдерживала свои слёзы и рыдала вместе с Этайн, крепко прижимая её к себе. В те годы Сиф любила своих сестёр, но после этого… После смерти самого младшего, сердце воительницы разбилось на несколько осколков. Она и без того с вечной болью в груди переживала смерть матери, которая в отличие от других женщин смогла на свет породить 4-х детей, а теперь ещё и Эребор.

Тело сына вожака принесли буквально через пару минут, что ещё сильнее подавило все чувства Сиф. С каждой секундой её сердце обрастало льдиной и тьмой, небесно-голубые глаза прекращали сиять, а улыбка раз и навсегда сползла с лица. Она чувствовала внутри поглощающую пустоту. Ничего не оставалось на душе. Последний вой счастливого внутреннего мира скрылся в собственной тени, оставляя огромную рану, кровоточащую от каждого взгляда на сестёр и отца.

«Отныне никаких слабых тренировок. Никакой дружбы между тобой, Тор, и Сиф. Мне больше не нужна старшая дочь, мне нужен беспощадный воин» - и отобрав этими словами у девушки ещё и любовь, она окончательно провалилась в мрачную бездну. Потеряв все чувства, все яркие эмоции и радости жизни, Оружие смерти превратилось в монстра с оскаленными клыками и желанием убивать всех подряд. Принято считать, что именно в тот день золотистые локоны Сиф превратились в пепел былого внутреннего огня. В день, когда собственные родные стали единственными врагами.

— Вокруг тебя, Сиф из рода Волков, я вижу лишь кровь и смерть. Ты беспощадна, таковой тебя сделали Боги. Их помыслы нам не ясны, но всегда помни: настанут времена, когда племя пойдёт против своих, когда сестра захочет убить свою же плоть. Волки возненавидят самих себя. Война унесёт много жизней. И виной этому будешь ты, дитя Зимы, — шаман Эйбл, представитель Богов в династии Волков, сказал эту фразу старшей дочери вожака Хутарха, когда ей исполнился 9 год от зимы. В этом возрасте девушка получила свою особенную татуировку под шеей, говорящей о её старшинстве в семье, после чего услышала первое предсказание. Тогда Сиф и не понимала, что речь идёт о её сёстрах и отце, ведь шаман говорил загадками, но теперь, сидя рядом с главой семьи у костра, наблюдая за всеми племенами, девушка осознавала всю суть пророчества. Она с холодным ликом слушала пение старцев, поправляла на руках длинные браслеты из кольчуги и порой усмехалась. Голубоглазая особа изучала повадки всех, ведь с момента смерти брата, каждый проходящий мимо неё считался врагом. Отец научил Сиф ненавидеть всех, в том числе его, дабы вырастить беспощадное оружие, а Тор отнял последние живые уголки сердца, чтобы за всё отвечал исключительно разум. Так оно и свершилось. Спустя годы волчица с белыми волосами стала чудовищем, чей взгляд избегал каждый. Ей не смотрят в очи, ей не переходят дорогу, её не молят о пощаде. Каждый знает, что Сиф — свирепый волк, чьи движения непредсказуемы, а сила несравнима с другими.