Она ушла с балкона продрогшая, посмотрела на часы – восемь вечера. В отеле было шумно, туристы собирались окунуться в ночную жизнь Рио, которая только начиналась в это время. Валя вбежала в комнату, как всегда наполненная впечатлениями до краев.
– Куда сегодня пойдем? – выпалила она и распахнула платяной шкаф.
– Побродим где‑нибудь.
– У тебя ноги еще не болят? Может, лучше посидим в ресторане?
– В ресторане мы едим каждый день благодаря нашему турагентству. Мы в Рио, детка, нам завидуют даже покойники.
– Это кто же? – Валя обернулась, держа в руках платье из шифона.
– Остап Бендер.
– А! Я уж испугалась. Ирка, пошли в ресторан. В какой‑нибудь шикарный. Лобстеров поедим.
– На какие шиши?
– Вот! – Валя подняла палец к люстре, хоть это движение и помешало ей надевать платье. – Нас пригласили.
– И кто же благодетель?
– Женя.
– Какая Женя?
– Не какая, а какой. Мужчина. Ты его, наверное, заметила. Симпатичный блондин, челка у него еще такая длинная.
– Ага, вспомнила, он, кажется, менеджер.
– Именно. Мы с ним разговорились, я ему пожаловалась на тебя. Измучила, говорю, меня подружка моя, все ей гулять надо, красотами любоваться. Он и предложил поужинать втроем. Все расходы, говорит, беру на себя.
– Ага, а потом предложит секс втроем.
– Не боись. Ему, судя по всему, я понравилась, а я расплачусь по полной программе. Так что собирайся!
Ирка поплелась к шкафу. Парня она действительно заметила, запомнила из‑за его дурацкой челки, но имя забывала постоянно, хотя он и подходил к ней периодически, всегда в отсутствие Вали, и очень робко напрашивался в гости. Ирка неизменно отвечала вежливым отказом. Причин этому было много, но первая – блондинистый менеджер не привлекал ее как мужчина, а просто дружить с представителями сильного пола она так и не научилась. И вот теперь пострел решил действовать через Валюшу. Удивительная прыть для такого скромняги!
|
|
Ирка выбрала для вечера черное мини‑платье и босоножки того же цвета. Нечего рядиться для какой‑то посредственности.
Зашел за ними Женя ровно в девять. Он был элегантен: безукоризненно одет, причесан, выбрит, и от него хорошо пахло. Отужинали они в рыбном ресторане на набережной, элегантном и довольно дорогом. На протяжении всей трапезы вели милую беседу, кавалер был очень внимателен к обеим дамам, но предпочтение все же выказывал Ирке.
Когда подруги около полуночи вернулись в номер, Валя заговорщицки подмигнула:
– А ведь одуванчик на тебя глаз положил.
– Я знаю, – засмеялась Ирка. Женя и впрямь походил на одуванчик: на голове светлый пушок, сквозь который проглядывает розовая кожа.
– Ну и давай, крути.
– Не нравится он мне.
– Совсем? – Валя деловито села, настроенная вести беседу хоть до утра.
– Не совсем. Он мне просто приятен. Да и как такой милашка может не нравиться? Но я один раз себя уговорила на отношения без любви и страсти, с Аланом, как ты понимаешь, и чем все кончилось?
– Сравнила. Женя – серьезный, послушный, обычный парень. Тебе именно такой и нужен.
– Теперь я доверяю своей интуиции: если мне человек с первого взгляда не приглянулся, значит, нечего с ним завязывать серьезные отношения.
– Глупости!
– К тому же у Жени челка подозрительная. Не может нормальный мужик ходить с таким чубчиком.
– Сбрендила ты совсем, Ирка, – резюмировала Валя и отправилась на боковую.
|
|
Следующий день был посвящен водопадам. Вся группа отправилась на автобусе за город. Там они наслаждались экзотикой, купались, бродили под пальмами и пугались каждого шороха – гид предупредил их, что в зарослях водятся змеи. Ирка, осмотрев предварительно периметр, устроилась под большим деревом, назвав его про себя баобабом, и, запрокинув голову к небу, приготовилась медитировать.
– Я тебе не помешаю?
Ирка открыла глаза – перед ней, пропуская сквозь свою шевелюру солнце, стоял Женя.
– Нет, конечно. Присоединяйся.
Женя сел. Долго молчал, мялся, набирал в грудь воздуха, потом выдыхал. Ирка давилась от смеха, наблюдая за мучениями парня. В итоге не выдержала.
– Ты с мамой живешь? – спросила она первое, что пришло в голову.
– Один. Я купил себе квартиру недавно.
– Да? – Ирка была удивлена, она считала Одуванчика маменькиным сынком.
– Да. Я очень хорошо зарабатываю… И я не женат.
– Что так?
– Не встречал женщину, с которой захотелось бы прожить всю жизнь. – При этих словах Женя красноречиво посмотрел на Ирку.
А та сразу же поспешно встала, сослалась на жару и побежала искать Валю. Отыскав подругу на большом сером валуне в компании молодоженов по фамилии Керн, оттащила ее в сторону и поведала о своем несчастье.
– Чего страдать‑то? – удивилась Валя. – Парень в тебя втрескался, жениться хочет, а ты…
– А я не хочу замуж.
– Совсем?
– За него не хочу. Я его не люблю! И челка у него дурацкая.
– Да чего ты привязалась к его прическе? Отведешь к парикмахеру. Ты лучше подумай, что жить ты будешь не в съемной квартире со взбалмошной подружкой, а с мужем. Я бы на твоем месте не раздумывала.
|
|
– Вот сама его и забирай.
– Я‑то всегда пожалуйста, но, надеюсь, ты еще передумаешь. Тебе раньше замуж предлагали?
– Нет.
– И не предложат. Ты меня, конечно, извини, но ты ведь не москвичка.
– И что?
– Временная прописка, отсутствие родственных связей. Труба! Короче, не брыкайся пока, может, у тебя еще проснется чувство к нему…
– Ты неисправима! – Ирка развернулась и ушла за валуны.
Возвращались с экскурсии вечером. Пока ехали в автобусе, договорились с супругами Керн посетить местную дискотеку – не ту, что для туристов, а самую настоящую: с румбой, живыми музыкантами, танцорами‑аборигенами. Женя вызвался девушек сопровождать.
Народу на дискотеке оказалось много, причем всех возрастов. Кто‑то пил за столиками, кто‑то танцевал, кто‑то беседовал у стойки. Преобладали мужчины, но в отличие от российских они были хоть и не трезвыми, однако во вменяемом состоянии. Звучала негромкая, но заводная музыка. На столбах горели фонарики.
Они заказали жареного на углях мяса и пиво. Сидели долго. Ели, разговаривали. Первой надоело Ирке. Захмелев немного от крепкого бразильского пива, она потащила всех танцевать. Отказался только Женя, а остальные с удовольствием к ней присоединились.
Протанцевав пару танцев, Ирка нисколько не устала, но Валя то и дело дергала ее за руку и указывала носом на пригорюнившегося Женю. Тут кстати зазвучала мелодичная композиция. Валя мигнула Одуванчику – типа, не тушуйся, приглашай даму. Женя встал, одернул рубашку.
Ирка оглянулась. Несколько пар уже прижимались друг к другу. Народу на площадке поубавилось, и она увидела ЕГО. Того самого мачо, каких снимают в кино и чьи фото помещают на обложки журналов. Жгучий брюнет, волосы короткие, волнистые, черные миндалевидные глаза, густые прямые брови, крупный правильный нос, смуглые небритые щеки и чувственные губы. Ирка открыла рот, как морской окунь. Парень тем временем ее тоже заметил и двинулся навстречу. Стройный, грациозный, одетый в обтягивающие джинсы и тонкую шелковую рубашку.
Они встретились взглядом, потом соприкоснулись телами – она обхватила руками его шею, он ее талию – и начали извиваться в знойном танце под волшебные звуки гитары. Женя растерянно стоял посреди площадки, Валя удивленно моргала, потом, придя в себя, пригласила на танец Одуванчика.
Когда гитара смолкла, Ирка замерла. Красавец не выпустил ее из объятий. Улыбнулся, а потом сказал: «Анжело», что означало, скорее всего, его имя. Ирка ответила: «Ирэн». Больше красавцу ничего не надо было, он удовлетворенно кивнул, прижал ее покрепче и сделал бедрами такое движение, что у Ирэн задрожали колени.
Музыка продолжала звучать, народ, который все прибывал, не прекращал толкаться, Валя дергала за руку, Женя сверлил взглядом, Керн посмеивались, но Ирка не обращала на все посторонние шумы и прикосновения никакого внимания – она видела только глаза цвета горького шоколада и слышала биение собственного сердца.
Ровно три ночи и два дня она была с Анжело. В тот вечер, когда они встретились на танцплощадке, она, не раздумывая, ушла с ним, забыв об осторожности, друзьях, скромности и принципах. Ее истосковавшееся по настоящей ласке тело жаждало наслаждения, ее душа требовала любви, пусть всего на пару дней. Они прошли пешком до его дома, останавливаясь под каждой пальмой, для того чтобы слиться в поцелуе. Небо над ними было черным и звездным, воздух теплым, ветер ласковым, каждый его порыв приносил с собой помимо прохлады еще и ароматы то моря, то цветов.
Когда они оказались на круглой кровати совершенно голые, Ирка отдалась мужчине с такой страстью и естественностью, будто для нее это было привычным делом. Анжело не разочаровал – ненасытный и нежный, умелый и иногда робкий. А его тело она готова была ласкать часами.
Утром он повез ее на мотоцикле в Леблон, и там, на диком пляже, они вновь занялись любовью. Их поцелуи были солоны, а тела присыпаны серебряной песчаной пудрой.
Ирка не знала, чем ее новый знакомый зарабатывает на жизнь, он пытался объяснить, но она так ничего и не поняла. Анжело любил ходить голым, напевать грустные песни и втыкать в ее волосы цветы. А еще он обожал золотые украшения. Но они так ему шли, что массивный крест, теряющийся в курчавой растительности на груди, вызывал в Ирке не раздражение, как обычно, а очередной приступ желания.
В аэропорт он привез ее на своей «Хонде». Помог донести вещи. Сверкнул зубами в сторону Вали (и та сразу простила и его, и свою легкомысленную подругу), обнял Ирку, прижал к себе, запустил пальцы в ее волосы, грустно кивнул, а потом поцеловал. В губы. Жарко и требовательно. Кто‑то захлопал, кто‑то засмеялся. Ирка закрыла глаза, отдаваясь в последний раз этим мягким губам, а когда открыла их, Анжело уже испарился, словно и не было его.
Самолет взмыл в воздух. Горы, океан, песчаный пляж – все осталось далеко внизу вместе с теплом, бризом, румбой и безудержной чувственностью. Прощай, Бразилия. Здравствуй, серая, холодная, суетливая Москва!
Часть 3
(недалекое прошлое или за два месяца до…)
Глава 1
Ирка влетела в квартиру и, не раздеваясь, бросилась к Леле:
– Мама, где моя записная книжка?
Та недоуменно воззрилась на дочь.
– Книжка с адресами и телефонами, где она? – нетерпеливо переспросила Ирка.
– В твоем письменном столе…
Ирка кивнула и помчалась в свою комнату. Леля заспешила за ней.
– Зачем она тебе? – требовательно воскликнула Леля. – И что ты несешься как на пожар?
– Надо найти телефоны моих друзей и всем позвонить, – выпалила Ирка и, вытащив книжку, принялась ее лихорадочно листать. – Надеюсь, номера не изменились…
– Зачем ты собралась им звонить? – строго спросила Леля.
– Как зачем? Надо ж сообщить, что я…
– Они о тебе за пять лет ни разу не вспомнили! Даже твоя разлюбезная Валя ни письмишка не черкнула…
– Перестань, мама!
– Хорошо, я перестану, – обиженно поджала губы Леля. – Делай, как считаешь нужным. Но хочу тебе напомнить, что гордость в человеке обязательно должна быть!
Выдав последнюю назидательную фразу (или упрек?), Леля ушла, хлопнув дверью.
Ирка, оставшись одна, плюхнулась на кровать, взяла телефонную трубку и принялась набирать номер Вали. В принципе она была согласна с матерью: гордость в человеке определенно должна быть. И в любом другом случае Ирка не стала бы напоминать о себе тем людям, которые вычеркнули ее из жизни, но сейчас она готова была наступить на горло любым принципам, лишь бы достигнуть цели. Но пока не стоит посвящать мать в свои планы. Ирка не раз говорила Леле: придет время, когда она докажет всем, что невиновна, но та не воспринимала ее слова всерьез. Наверное, потому, что так же, как и остальные, не верила в непричастность дочери к смерти Бэка. Она считала, что Ирка убила мужа в состоянии аффекта и не понимала ее упрямого нежелания признаться в содеянном…
– Алле! – закричала Ирка в трубку после того, как на том конце провода откликнулись. – Валя? Валя, ты?
– Вы не туда попали, – строго ответила ей какая‑то женщина.
– Мне нужна Валентина Семенова…
– Здесь такая не проживает, – отрезала собеседница и отсоединилась.
Ирка немного расстроилась, но не отчаялась. У нее было еще два Валиных номера – мобильный и рабочий – и оставалась надежда на то, что по одному из них ответит Валя. Или хотя бы тот, кто сможет сказать, где ее найти.
Иркины надежды не оправдались! Мобильный оказался заблокированным, а по рабочему ответил грубый дядька, не знавший не только о Вале, но и об агентстве «Профи‑ТВ», которому номер некогда принадлежал.
Но на том неприятные сюрпризы не закончились. По имеющимся у нее телефонам Ирка не смогла отыскать ни Себровского, ни Машуню, ни Алана. Люди, которые так были ей необходимы, как в воду канули. Подавленная неудачей, Ирка выползла в кухню, где кашеварила Леля: несмотря на то что после вчерашнего ужина осталась куча продуктов, она решила нажарить еще мяса и картошки – ей хотелось побаловать дочь. Да и откормить ее не мешало, уж больно исхудала та за пять лет заключения.
Уловив по выражению Иркиного лица ее настроение, Леля ворчливо проговорила:
– Что, не нужна никому из так называемых друзей?
– Я никого из них не смогла найти, – призналась Ирка. – Все до единого сменили место жительства, телефоны.
– Ну а что ты хочешь? Москва, это тебе не Ольгино… Мы где выросли, там и помрем, а в столицах люди за пять лет не то что жилье, жизнь свою в корне меняют…
– Вот они, судя по всему, и поменяли, – вздохнула Ирка, рассеянно откусив от буханки ржаного хлеба уголок. – «Профи‑ТВ», детища Себровского, теперь не существует. Как и компании «Стар‑Медиа». А Машуня, видимо, свои магазины продала…
Леля, только что заметив, как дочь грызет ржаную горбушку, отобрала у нее буханку, а вместо нее сунула ей в руку «корзиночку» со сгущенкой. Ирка откусила от пирожного, но, кажется, не поняла, что у еды другой вкус.
– Об Алане ничего не слышно было в последнее время? – спросила она у матери.
– Нет.
– То есть никаких новых работ? Ни фильмов, ни клипов?
– Ничего! Даже в скандальной хронике больше не мелькает, – отмахнулась Леля. – В первый год твоего заключения о нем нет‑нет да и писали. Вроде он Любку свою все никак в покое оставить не мог. В больнице даже лежал! Но потом вроде оклемался и снял какую‑то короткометражку, да только вышла такая муть, что ее и показывать нигде не стали… – Леля тяжко вздохнула: – Профукал, дурак, свой талант!
– Н‑да… – протянула Ирка. – И как же мне их теперь искать?
Но тут же, спохватившись, перевела разговор на другую тему, и они принялись болтать о всякой ерунде: обсуждать общих знакомых, местные новости, цены на продукты и прочее, прочее, прочее. К обеду явилась бабушка, к ужину – Люська, так и день пролетел. А утро следующего Ирка начала с серьезного разговора с Лелей:
– Мам, у тебя есть деньги? – спросила она напрямик.
– Есть немного, – осторожно ответила Леля. – А зачем тебе?
– Мне в Москву надо.
– Зачем? – ахнула мать. – Опять там жить будешь?
– А ты что мне предлагаешь? Тут остаться?
– А чем тут плохо?
– Может, и не плохо, но… – Ирка бодро улыбнулась: – Я ж столичная штучка, ты не забыла? Я здесь уже не смогу!
– Ира, детка, – умоляюще заговорила Леля, – ну какая теперь тебе Москва? Ты ведь… уж извини меня бога ради… теперь не столичная, а тюремная штучка. – Мать шмыгнула носом. – У тебя судимость, Ирочка! К тому же ты уже не так молода… Да и здоровье у тебя не то! Что тебе в Москве сейчас делать? Тебя ж теперь только посудомойкой возьмут…
– Ты перестала верить в меня? – тихо спросила Ирка. – Думаешь, я не смогу подняться?
– Честно? – сурово спросила Леля, разом перестав плакать. – Да, именно я так и думаю. Прости за правду, но кто тебе ее скажет, если не мать!
– То есть денег ты мне не дашь?
Леля тяжело вздохнула и после долгой паузы ответила:
– Дам, конечно. Но у меня их так мало, что тебе хватит только на дорогу и аренду комнатенки, да и то на короткий срок. Ты же знаешь, что все твои украшения и дорогие вещи я продала, чтобы оплатить адвоката… На передачи тоже много уходило…
– Я буду рада любой сумме.
Мать горестно покачала головой и пошла к шкафу, где под выглаженным постельным бельем лежала ее «заначка».
Глава 2
В Москву Ирка поехала только через неделю. Срываться сразу от родных, которые ее так ждали, ей совесть не позволила. К тому же ей нужно было время, чтобы хоть как‑то привести себя в порядок. Ирка вылечила зубы – денег на стоматолога ей ссудила бабуля, – коротко подстриглась, покрасила волосы в непривычный «жемчужный» цвет (темная краска быстро сходит с седины), купила кое‑что из одежды. А по истечении семи дней она вошла в плацкартный вагон поезда «Н‑ск – Москва» и отправилась навстречу неизвестности.
По приезде она сразу нашла себе жилье – убогую комнатенку в панельном доме на окраине. И работу – с восьми вечера до трех утра она мыла посуду в закусочной «У Ашота». Потом с четырех до девяти спала на продавленном диване, а с десяти до ужина занималась поисками своих бывших друзей.
По прошествии двух недель она вышла на след Вали – отыскала адрес, по которому проживала ее мать, а та дала дочкины координаты. Оказалось, давняя подружка с четырехлетней дочерью (с мужем она развелась) обитает на окраине, в Люберцах. Ирка незамедлительно отправилась туда, но по указанному матерью адресу ей сообщили, что Валя съехала в прошлом месяце, а куда – неизвестно…
Новая неудача заставила Ирку всерьез призадуматься. Теперь стало совершенно очевидным, что без помощи ей не обойтись. Но обратиться было совершенно не к кому – тех друзей, что у нее были, растеряла, а новыми не обзавелась… Вернее, появилась у Ирки на зоне новая подруга, Мила, но разве она, тоже бывшая зэчка, могла как‑то помочь? Тем более что они давно не связывались друг с другом. Кстати, Ирка не поручилась бы, что та опять не загремела за решетку. Мила освободилась два года назад, Ирка с ней переписывалась, но дела у подруги шли неважно, и весточки от нее стали приходить все реже. Ответов на два своих последних письма Ирка не получила и больше не стала донимать Милу посланиями. А вот теперь решила попробовать позвонить ей (Мила присылала номер мобильного телефона). Если Мила ответит, так хоть поболтает с ней, проблемами поделится, а коль нет… Что ж, значит, и на простую дружескую поддержку можно не рассчитывать…
Полная грустных мыслей, Ирка набрала номер. К ее удивлению, уже после третьего гудка в трубке раздался знакомый голос. Ирка радостно поздоровалась. Мила, сразу узнав подругу, вскричала:
– Ирка, черт тебя дери! Вышла?
– Почти месяц назад…
– А почему мне не сообщила, дурища?
– Хотела сначала разобраться со своими делами, – уклончиво ответила Ирка.
– Ну как? Разобралась?
– Честно говоря, нет… – Она вздохнула тяжело. – Так что звоню, чтобы поплакаться…
– Нечего по телефону плакаться, надо увидеться. Приезжай в Москву!
– Да я, собственно, тут…
– Класс! Тогда немедленно тащи свою задницу к метро. Доедешь до «Третьяковской», позвонишь, я объясню, как найти кофейню, где буду тебя ждать…
– Не «Эспрессо» называется? – уточнила Ирка, знавшая кофейню с подобным названием. Когда‑то она была в ней частым гостем, но в своем теперешнем положении не могла себе позволить такую роскошь, как посещение заведения, где чашка кофе стоила около пятисот рублей.
– Точно! – подтвердила подруга. – Капучино тут отменный. И пирожные вкусные. Давай, подгребай… Ну, все, до встречи, целую! – Послышался смачный чмок, и Мила отсоединилась.
Наскоро собравшись, Ирка отправилась на встречу с подругой.
Войдя в помещение, она обвела глазами зал. Ей было интересно посмотреть на тех, кто нынче может себе позволить кофе за пятьсот рублей, да еще с пирожным за триста (или цены сейчас еще выше поднялись?). Народу оказалось немного – всего две пары. Одна из пар не привлекла ее внимания, а вот на второй Ирка остановила взгляд: за столиком сидели сногсшибательная блондинка и такой же великолепный брюнет. Они так замечательно выглядели и так великолепно друг с другом смотрелись! Первые мгновения Ирка просто любовалась мужчиной и женщиной, но тут в блондинке узнала Милку и глазам не поверила – подруга выглядела столь роскошно, что никто не смог бы признать в ней недавнюю зэчку.
Хотя и раньше, облаченная в фуфайку и платок, Мила нисколько не походила на среднестатистическую осужденную…
Ирка обратила на нее внимание сразу, как оказалась на зоне. Да и нельзя было не обратить! Мила было не просто привлекательной женщиной, она была поистине шикарной – высокая, статная блондинка с небесно‑голубыми глазами и настолько правильными чертами лица, что им бы позавидовала любая супермодель. Точеное ее лицо было чисто, кожа белая, на щеках румянец, брови и ресницы темны от природы. Без макияжа, без прически, одетая в серую робу, Мила была фантастически хороша!
Но даже не это поражало больше всего, а то, что внешность тюремной королевы была без малейшего налета испорченности или вульгарности. Эдакая благородная дама с прекрасной родословной и отличным образованием, попавшая в тюрьму по нелепой случайности! Ирка поначалу так и подумала о ней. Но однажды, поймав ее восхищенный взгляд, красавица рявкнула грубо:
– Че вылупилась, курва? – И сплюнула сквозь зубы.
Ирка, услышав эти слова от небесного создания, потеряла дар речи. А Миледи (такая у «благородной дамы» была на зоне кликуха) скривила безупречный рот и хрипло засмеялась:
– Еще одна полизуха, что ли?
Не очень хорошо знакомая с тюремным жаргоном, Ирка не сразу поняла, о чем речь, но когда до нее дошло, что ее приняли за одну из тех зэчек, которые с удовольствием удовлетворяют других орально, передернулась и торопливо забормотала:
– Извините… вы меня не так поняли… я совсем ничего не хотела…
– Че?
– Я работала ассистенткой у Алана Ку… Знаете такого режиссера? – Богиня вновь сплюнула, еще более смачно. – Но неважно… Так вот, в нашем агентстве я видела огромное количество красивых женщин: актрис, моделей. Но вы… Таких, как вы, не было!
Миледи на комплимент никак не прореагировала. Не улыбнулась, не кивнула, просто развернулась и ушла по своим делам. Спасибо, хоть не обозвала больше никак! И не харкнула на штанину. Ирка поняла – вообще‑то, с нее станется…
После этого Миледи к Ирке больше не цеплялась. Но и внимания на нее не обращала. Скользила равнодушным взглядом и проходила мимо. Ирке, с одной стороны, было так спокойнее, но с другой – очень хотелось с тюремной королевой пообщаться. Ей было жутко любопытно, что за жизненные обстоятельства довели такую красавицу до криминала. О том, что сидит Мила за убийство любовника, Ирка узнала от сокамерниц, но они же ей сообщили, что ходка у нее не первая, Миледи была осуждена дважды, но за менее тяжкие преступления. Выходило – рецидивистка. Воровка и убийца. А посмотришь на нее – прямо ангел небесный…
Шанс сблизиться с Милой выпал Ирке спустя три месяца, когда начальница тюрьмы решила организовать на зоне театральную студию и назначила Ирку режиссером. Ирка долго отнекивалась, но все же согласилась. И взялась набирать «труппу».
Труппа подобралась довольно быстро – среди зэчек оказалось много талантливых женщин. Но не было ни одной, которая смогла бы потянуть роль Снежной королевы (начальница повелела ставить именно эту сказку: и не сложно, и позитивно, и в тему – был канун Нового года). На нее подошла бы только Миледи, но та категорически отказалась участвовать в «балагане». Тогда Ирка пошла к начальнице и упросила ту снять с Милы «нарекания» в случае, если она возьмется за роль. Начальница согласилась – на спектакль были приглашены нужные люди и даже региональное телевидение. И Миледи, которой без «нареканий» можно было надеяться на условно‑досрочное освобождение за хорошее поведение, приняла предложение Ирки.
Так Миледи попала в труппу. Во время работы над спектаклем «прима» и «режиссер» подружились. И Ирка наконец смогла узнать историю Милиной жизни.
Глава 3
Мать Милочки была малолетней бродяжкой. В двенадцать она сбежала из дому и начала вольную жизнь. Колесила по стране в товарных вагонах, подворовывала. Когда стала чуть постарше, подалась в «плечевые» – скрашивала жизнь дальнобойщикам, за что те ее кормили и дарили ей кое‑что из одежды. Периодически девчонку забирали в милицию, потом отправляли в приемник, но Катя (так звали девушку) неизменно сбегала и возвращалась к своей вольной жизни. Она ей нравилась больше, чем пусть и сытое, но такое скучное существование под крышей приюта. К тому же ей очень нравился секс, а в интернате заняться им было не с кем – ровесников она не воспринимала как достойных партнеров, а привлекательных педагогов она вообще в глаза не видела.
К семнадцати годами Катя исколесила все страну и обслужила такое количество мужчин, что вспомнить каждого уже не могла. Она стала много пить и выкуривала по две пачки «Примы» в день. Конечно, такая жизнь ее не красила. Собственно, Катя никогда не была красавицей, но свежесть юности придавала ей очарования, теперь же она стала просто потасканной девицей, чья помятая физиономия уже мало кого привлекала. И если раньше она еще выбирала, с кем отправиться в «вояж», то теперь была рада любому предложению. Неизвестно, что стало бы с ней еще через пару лет, если бы не Борис, отец Милы, который выиграл бродяжку в карты.
Борис не был дальнобойщиком. Как и каталой. Он был квартирным вором. Худой, маленький, уже немолодой мужичонка с обширной лысиной жутко Кате не понравился, но деваться ей было некуда – пришлось идти с ним в его квартиру и отрабатывать «долг». Удовлетворив Бориса, Катя еще и квартиру ему прибрала, и суп сварила. Тот оценил хозяйственность девицы и предложил пожить у него. Катя, подуставшая от романтики дорог, согласилась.
Поначалу отношения между сожителями были прохладными. Борис относился к Кате как к прислуге: много требовал, а кроме крова и денег, на хозяйство ничего не давал. Но со временем пожилой вор привязался к молоденькой бродяжке, а в конечном итоге по‑настоящему полюбил. И тогда, едва столь светлое чувство поселилось в очерствевшем сердце Бориса, его как подменили. Был хмурым, суровым, строгим, скупым – стал нежным, добрым, щедрым. Он покупал (а порой и воровал, это уж как получится) своей девочке косметику, меха, золото. Катя стала хорошеть на глазах. От спокойной жизни она округлилась телом, разгладилась лицом. По просьбе Бориса девушка отрастила волосы и сделала «химию». Новая прическа шла ей чрезвычайно, как и новая красивая одежда. Катя, почувствовав свою привлекательность, стала кокетливой. Она флиртовала с мужчинами напропалую, а иной раз позволяла себе и большее. Но изменяла она Борису аккуратно, так что он и не подозревал о неверности любимой, поэтому любил ее с прежним пылом.
Спустя два года Катя родила Борису дочь. Счастью пожилого вора не было предела! Он впервые стал отцом, да еще в таком зрелом возрасте! Кроме того, девочка уродилась удивительной красавицей. Похожая чем‑то на маму, чем‑то на папу, Милочка была чудо как хороша! Глазки Катины – голубые, а ресницы папины – темные, длинные. Волосики светлые, мамины, а кожа смуглая, папина. В общем, девочка взяла от родителей все лучшее. Лишь потом выяснилось, что сие касалось только внешности, а что до характера и дурных пристрастий – как раз наоборот. От мамы Мила унаследовала «шлюховатость» и необузданность, от отца – мстительность и преступные наклонности. Но никто из них троих до поры не знал о таком наследстве, и все были счастливы.
Милочка росла очень здоровым ребенком. Она ходила в детский сад без пропусков, давая матери время на личную жизнь. Пока Борис «работал», а Милочка находилась в садике, Катя отрывалась. Она никогда не питала к мужу каких‑то серьезных чувств, ее бесила его старость, не привлекала его внешность, а его мужские качества оценивались на два с плюсом, вот и тянуло ее к сильным, молодым и красивым (эту страсть Мила, кстати, тоже унаследует). Катя знакомилась с такими на улице, на рынке, в транспорте и без долгих ломаний отправлялась с ними в постель. Поначалу она соглашалась блудить только на территории любовников, но потом обнаглела и стала тащить их к себе. Несколько лет ей все сходило с рук. Но в один далеко не прекрасный день Борис все же ее застукал.
– Шлюха! Неблагодарная тварь! – тихо произнес он, увидев жену в постели с мускулистым грузчиком соседнего гастронома. И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Катю его реакция удивила. Зная жестокость мужа, она ждала скандала, драки, а то и поножовщины. А тут такая сдержанность! Глупышка, она не догадывалась, что Борис просто ждет, когда ее любовник удалится. И вот когда парень, на ходу натягивая штаны, убежал, Борис вошел в спальню, схватил жену за волосы, запрокинул ей голову и резанул по горлу острым ножом.
Катя умерла мгновенно. А Борис бесконечно долго стоял над трупом и плакал. Не от жалости – от обиды…