За этим занятием его и застала дочь. Ее, шестилетнюю, забрала из сада соседка, привела к дверям квартиры и дождалась, пока девочка откроет ее своим ключом и войдет.
– Папочка, а что с мамой? Почему она вся в краске? – услышал Борис звонкий голосок Милочки. Девочка сделала шажок к кровати. – И что у нее с горлышком?
Борис медленно обернулся и задумчиво проговорил:
– Мама умерла.
– Умерла? – распахнула свои лучистые глаза Милочка. Она еще была слишком мала, чтобы осознать то, что увидела. – Тогда почему она не в гробике лежит?
– А мы ее сейчас переложим… – Борис поманил девочку, обнял ее за плечи. – Ты поможешь папочке?
Милочка растерянно кивнула.
Последующие два часа Борис с дочерью были очень заняты. Сначала они перетаскивали мертвую Катерину, потом отец заворачивал тело в старый ковер, а Мила собирала окровавленное белье и отмывала квартиру. Девочка очень старательно драила линолеум, стену, мебель, не пропуская ни одного пятнышка. Она была так сосредоточена, что никакие мысли, в том числе о страшной маминой смерти, ее не посещали.
Когда все дела были завершены, Борис взвалил на плечо завернутый в палас труп жены и ушел из дома. Куда именно он понес мертвую маму, Милочка не знала. Папа сказал – хоронить, но где именно он будет это делать, не растолковал. Девочка, напрямую не сталкивавшаяся в своей короткой жизни со смертью, решила, что среди кладбища стоят гробики, в которые покойников кладут и тут же закапывают, и хотела пойти с ним, но Борис велел ей сидеть дома и дверь никому не открывать. И Милочка сидела. Весь вечер и всю ночь. А когда папа вернулся, грязный и вусмерть пьяный, она уложила его на кровать, раздела, разула и, забравшись к нему под бочок, уснула.
На следующее утро Милочка в садик не пошла. Ходил туда один папа, сказал заведующей, что они семьей уезжают в другой город и что Милочку запишут в другой садик. Затем Борис на самом деле увез дочь из Москвы. Но не в город, а в деревню, к своей старой тетке. Там девочка прожила пять месяцев, пока отец не забрал ее. Они снова стали жить вместе. Только не в старой квартире. И не в Москве. Борис сдал столичную «двушку», а сам перебрался в пригород, где снял такую же двухкомнатную квартиру. Своим соседям он отрекомендовался вдовцом. Сообщил, что имеет вторую группу инвалидности, потому и не работает. Все поверили!
Милочке исполнилось семь, ее пора было отдавать в школу, но Борис боялся. А вдруг, когда у нее появится какая‑нибудь закадычная подружка или любимая учительница, дочка проболтается? Ляпнет, как умерла ее мамочка, и тогда…
Все месяцы, прошедшие с момента убийства, Борис ждал: его вот‑вот придут арестовывать. Он боялся, что труп найдут, хотя он и зарыл его очень глубоко, или кто‑то из знавших Катю людей (тот же грузчик из гастронома) что‑нибудь заподозрит и пойдет в милицию. Но зря Борис волновался! Его гражданскую супругу, бывшую бродяжку, безработную, не имеющую ни родственников, ни коллег, ни подруг, а только экс‑любовников, никто не хватился. Никому до Кати дела не было, особенно экс‑любовникам. Только соседи пару раз спросили, почему ее не видно давно, но Борис ответил, что жена уехала с дочкой на юг (Мила уже в деревне к тому времени жила), а потом и сам сменил место жительства.
Преступление сошло ему с рук. Пока сошло. Но Борис все равно опасался. Поэтому дочь в школу решил пока не отдавать. А чтоб она в его отсутствие не болталась по улицам, стал брать ее с собой «на дело».
В самый первый раз Милочка только присутствовала, но после начала помогать: когда на разведку сходит, когда на стреме постоит… Подельник из Милочки вышел замечательный. Красивая маленькая девочка в школьной форме (Борис специально ее купил, чтоб выдавать дочь за собирающего макулатуру октябренка) ни у кого не вызывала подозрений. Ее даже в квартиры пускали без всякой опаски! И это было очень на руку ее папе, потому что Милочка таким образом могла не только обстановку разведать, но и, например, запасной ключ стащить. А потом, не ломая замков, попасть вместе с отцом в пустую квартиру и вынести оттуда самое ценное.
В общем, из отца и дочки получился отличный криминальный дуэт. Жаль, «выступать» вместе им долго не дали. Через полгода они попались – их засекли соседи и вызвали ментов. Отца осудили, посадили, а Милочку отправили в детский дом.
Первое время девочка ни с кем там не общалась. Она шарахалась от детей и воспитателей, не желая ни дружить со сверстниками, ни подчиняться общим правилам. Она ненавидела детдом всей душой и очень хотела вернуться к папе. Но мечтам о встрече с отцом не суждено было сбыться – не отсидев и половины срока, Борис скончался. Милочка стала круглой сиротой. А потом ее удочерили.
Красивую девчушку взяла на воспитание весьма обеспеченная, но довольно странная семейная пара. Нинусик и Колюсик. Нюсик и Кусик. Два придурка, которые не разговаривали по‑человечески, а сюсюкали. И давали всем, не только себе, идиотские прозвища. Милу, например, нарекли Милли. И разговаривали с ней, ломая язык. «Будь холосой девотькой, скусай каску», – увещевала Милу Нинуся и совала, как грудничку, ложку с овсянкой прямо в рот. Идиотизм! Но «Милли» терпела, а все из‑за денег, которые вытаскивала у «родителей» из карманов и кошельков. Она наделялась набрать крупную сумму и сбежать. Но не набрала. И не сбежала. Ее застукали. Кусик, давно заметивший недостачу наличности в своем кармане, подстерег Милу и поймал за руку. Девочку вернули в детдом.
Вслед за Нюсиком и Кусиком ее «родителями» перебывали еще три пары. Но ни с кем Милочка не уживалась. В итоге ее кандидатуру перестали рекомендовать потенциальным опекунам, что, собственно, девочку даже порадовало. Жить она хотела только со своим папой, а коль он умер, то лучше в детдоме, чем с чужими людьми…
Рассказывая обо всем этом Ирке, Миледи не выказывала практически никаких эмоций. Бесстрастно поведала о смерти матери, о делишках отца, о своем детдомовском детстве. Без дрожи в голосе описывала, как ее избивали шесть одноклассниц за то, что Милочка нравилась мальчикам больше, чем они, как ее насиловали трое старшеклассников, как учительница физкультуры на сутки запирала в подвале, кишащем крысами. Так же спокойно говорила о своих преступлениях. Первое, за которое ее осудили, было разбойным нападением: на пару с другой детдомовкой они накинулись на одинокую прохожую в парке и сорвали с нее шапку. Но стоило ей дойти в повествовании до того момента, как она встретила Егора Солдатова, ее лицо изменилось. На нем отразилось так много чувств, что Ирка немного испугалась – на миг ей показалось, что ожил манекен…
Егор Солдатов был мелким воришкой. Трусоватым, глуповатым, невезучим, но… необыкновенно красивым. Мила заприметила его в троллейбусе, когда он неуклюже пытался вытащить у какой‑то тетки кошелек, и поразилась синеве его глаз. Мгновением позже, разглядев парня с головы до ног, Миледи вынуждена была констатировать, что природа не обошла своей милостью ни единой его черты. Егор был безупречно, завораживающе красив! А она так любила подобных мужчин. Понимала, что внешность – ерунда, но ничего не могла с собой поделать… Да и что поделаешь с дурной наследственностью?
Из троллейбуса они вышли вместе. Мила просто подошла к Егору, взяла за руку и вывела на первой остановке.
Он поселился у нее. В тот же день. Это был понедельник. И лишь в четверг они выползли на улицу, чтобы купить продуктов. Страсть между Егором и Милой вспыхнула такая, что искры летели. Никудышный вор оказался великолепным любовником. А как красив он был без одежды!
Прожили Егор с Миледи полгода. Днем занимались любовью, вечерами выходили «на дело» – Мила завлекала подвыпивших мужиков в подворотню, Егор наносил удар, и они вместе чистили их карманы. Миледи такая жизнь нравилась, ее любовнику – нет. Он боялся рисковать и не любил напрягаться. В итоге он все чаще отлынивал от работы, ссылаясь то на плохое самочувствие, то на дурное предчувствие. И влюбленная как кошка Мила оставляла Егорушку дома, а деньги добывала сама. Сама же их и тратила. На Егора! Она наряжала его, покупала ему дорогие украшения, парфюм. Он принимал все ее подарки с видом падишаха и вил из влюбленной Милы веревки.
Но еще через полгода Миледи, вернувшаяся домой раньше времени, узнала ужасную правду – Егор ей изменяет. Пока она, рискуя собой и своей свободой, добывает деньги, он тратит их. Не только на себя, но и на всяких шалав – у кровати стояли ваза с фруктами, бутылка хорошего коньяка и два фужера…
– Тварь! – тихо (так же тихо, как когда‑то ее отец) сказала Мила.
Но дольше в отличие от Бориса сдерживать свою ярость не смогла. Кинулась к шалаве, выволокла ее из кровати за волосы, вышвырнула голую в коридор. Когда девка оказалась за дверью, Миледи вернулась в спальню, где неспешно одевался уверенный в своей безнаказанности Егор, схватила со столика тяжелую бутылку и шарахнула ею любовника по голове. А потом отколовшимся горлышком истыкала его нагое тело и безупречно прекрасное лицо. Егор умер от потери крови спустя десять минут. А через двадцать за Милой приехали вызванные соседями менты…
Миледи отсидела семь лет и вышла на два года раньше Ирки.
И вот теперь они встретились.
Глава 4
Увидев Ирку, Мила вскочила из‑за стола и бросилась к ней через зал. Подлетев к подруге и едва не сбив ее с ног, она заключила в объятия и долго не выпускала.
– Как ты? – поинтересовалась Ирка после того, как Мила отстранилась. – Чем занималась все это время?
– Жила, – туманно ответила Мила.
– У тебя все хорошо?
– Все хорошо, – эхом повторила Мила, и ее счастливая улыбка была тому подтверждением.
– Новая любовь? – спросила Ирка шепотом и показала глазами на красавца‑брюнета.
Миледи утвердительно моргнула.
– Вор?
– Бизнесмен, у него сеть автомастерских, – с гордостью возразила Мила и потянула подругу за руку: – Пойдем за столик, я тебя с ним познакомлю.
Ирка не стала сопротивляться – дала себя подвести к столику. Мила познакомила ее со своим красавчиком, его звали Павлом, насильно усадила на свободный стул, заказала ей кофе и кучу пирожных и стала расспрашивать. Ирка при постороннем человеке стеснялась откровенничать, но, к ее огромному облегчению, Милин друг почти тут же их покинул (его звонком вызвали в офис), и она смогла без утайки поведать подруге о своих трудностях.
Внимательно выслушав ее, Миледи высказала свое мнение, которое один в один совпадало с Иркиным:
– Без помощи профессионала не обойтись.
– Сама понимаю, – с досадой протянула Ирка. – Нужен частный детектив. А лучше целая команда… – Она отхлебнула из чашки эспрессо и с наслаждением зажмурилась – кофе тут по‑прежнему готовили божественный. – Только с моими деньгами в агентства лучше не соваться…
– Туда вообще лучше не соваться, – отмахнулась Мила. – Будут дело затягивать, чтобы бабки тянуть… Знаю я, что за прощелыги там работают! Но я тебе могу порекомендовать одного своего знакомого. Он за умеренную плату… не волнуйся, денег я тебе дам… отыщет всех твоих дружбанов в наикратчайшие сроки…
– Что за знакомый?
– Его зовут Максом. Фамилию не знаю… – Мила нахмурила свои идеальные брови. – Я вообще мало о нем знаю. Но он поможет, я уверена.
– Частный детектив?
– Нет. Однако у него огромный опыт по розыску людей.
– Он что, редактором программы «Жди меня» работает? – усмехнулась Ирка.
– Нет, – без улыбки возразила Мила. – Макс бывший киллер.
– Киллер? – ахнула Ирка. – Какой кошмар! И ты предлагаешь мне обратиться за помощью к профессиональному убийце?
– К бывшему убийце, – поправила Мила. – Он уже шесть лет этим не занимается. После клинической смерти – его подстрелили на одном задании – он уверовал в бога, раскаялся и теперь живет в деревне, псарню держит…
– Как ты с ним познакомилась?
– Он мой крестный.
– Что я слышу? Ты окрестилась?
– Год назад, – гордо ответила Мила.
– Но ты же никогда не верила в бога!
– А теперь верю. И все благодаря Максу… – Видя недоумение на лице Ирки, Миледи разъяснила: – Я не знала, как жить, понимаешь? Освободилась, вернулась домой, а что делать дальше, чем заниматься, не могла решить. Посуду мыть? Уборщицей тряпкой махать? Я не рождена для такой жизни. А нормальную работу с моими тремя судимостями не найти.
– Мила, да с твоей внешностью работать и необязательно! – не смогла смолчать Ирка. – Достаточно подмигнуть какому‑нибудь богатенькому папику, и он засыпал бы тебя деньгами.
– Ты же знаешь, это не для меня. Не с моим характером в содержанки идти. Да и не могу я без любви… А любить я себе запретила! – Мила болезненно поморщилась. – Пришлось возвращаться к привычному ремеслу.
– Опять стала воровать?
– Да. Только кураж во мне пропал. И удача отвернулась. Ничего не получалось… Ну ничегошеньки! – Мила задумчиво посмотрела в окно. Глаза ее в то мгновение были похожи на два горных озера, такие же голубые и кристально чистые. – В городе кругом домофоны, решетки, коды, консьержи… Я в подмосковные поселки подалась. А спустя пару месяцев меня застукали хозяева дома, в который я пробралась. Их было двое. Отец и сын. Избили сильно, изнасиловали, а потом заперли в сарае, чтобы пользовать еще и еще… Но я умудрилась удрать! Чуть живая бежала по спящему поселку, потом ковыляла по бесконечному лесу, ползла по каким‑то мосткам… Добралась до какой‑то деревни и потеряла сознание на пороге самого первого дома. Это был дом Макса.
– Он приютил тебя?
– Да. Внес в дом, уложил в постель, обработал раны… Я пробыла у него около двух недель. Раньше уйти не могла: заболела – по лесу‑то босиком бежала, по снегу… Температура была под сорок, я бредила, и Макс, когда за мной ухаживал, конечно, мой бред слышал. Естественно, многое обо мне узнал. И вот когда я выздоровела, он подсел ко мне и сказал: «Все твои несчастья от грехов, а грехи от неверия». И начал о боге говорить, в церковь с собой звал, чтобы покаяться… Я ответила ему, что не крещеная и вообще не верующая. Да и грехов уж больно много – каяться замучаешься! Тогда он мне о себе в двух словах рассказал. О ремесле своем богопротивном, о клинической смерти, о переосмыслении всей жизни, о первом походе в церковь… «Вера не сразу придет, – закончил он свою речь. – Но когда придет, все у тебя наладится…»
– И ты пошла с ним в церковь?
– Пошла. Только чтоб отстал. Но когда батюшка Феофан меня крестил (согласилась, лишь бы Макса порадовать), ощутила в себе что‑то новое… Как будто душа у меня просветлела, честное слово! Не скажу тебе, что стала истово верующей, но и безбожницей себя теперь назвать не могу. – Мила немного смущенно улыбнулась. – И вот, хочешь верь, хочешь нет, только после крещения у меня на самом деле все стало налаживаться. Меня пригласили натурщицей работать. Потом приятели‑художники в картинную галерею на полставки пристроили. Там я с Пашей и познакомилась…
Ирка была так рада за подругу, что забыла о собственных проблемах. Но Мила сама о них вспомнила и поспешно свернула свой рассказ:
– Так, хватит обо мне. Теперь давай о твоих делах поговорим. Максу я позвоню прямо сейчас. Надеюсь, у него найдется свободное время… – Она выудила из изящной замшевой сумочки дорогой мобильный телефон и стала листать телефонный справочник. – Когда у Макса много дел на псарне, он отказывает клиентам (собаки для него важнее заработка), но если все более‑менее спокойно, он берет заказы… Дерет, правда, нещадно, но его работа того стоит – Макс отыщет любого!
– Дерет нещадно? – забеспокоилась Ирка. – Но ты же говорила…
– С меня он гонорара не возьмет, но на текущие расходы деньги потребуются, – ответила Мила и, резко оборвав разговор с подругой, поднесла телефон к лицу, бросила в трубку: – Привет, Макс, как дела?
Ее собеседник что‑то негромко ответил, и Мила стала быстро‑быстро объяснять Максу суть своей просьбы. Тот слушал, не перебивая, а когда Мила замолчала, сказал коротко: «Завтра в десять».