Беатрис тоже поднялась и села.
– Вы не способны на это.
– Ты не можешь этого знать. Ты такая наивная, – Кристофер замолчал, сделав резкий глубокий вдох. – Боже. Я не могу избавиться от этого. И я не могу с этим жить.
– С чем именно? – мягко спросила Беатрис, понимая, что его мучило что‑то конкретное, какое‑то невыносимое воспоминание.
Кристофер не ответил ей. Его мысли бродили в другом месте, он видел призраки прошлого. Когда она двинулась в его сторону, он поднял руку, с ладонью, развёрнутой в её сторону, будто защищаясь. Короткий жест, сделанный такой сильной рукой, резанул Беатрис прямо по сердцу.
Она почувствовала сокрушительную потребность быть ближе к нему, коснуться его, словно желая спасти его от падения с обрыва. Но вместо этого её руки продолжали лежать на коленях, а сама она уставилась на то место, где кончики его волос лежали на загорелой шее. На его спине выступали мышцы. Если бы она только могла разгладить своей ладонью эту напряжённую спину. Если бы она только могла утешить его. Но он должен найти свой собственный выход.
– Мой друг погиб под Инкерманом, – сказал наконец Кристофер, запинающимся и хриплым голосом. – Один из моих лейтенантов. Его звали Марк Беннет. Он был лучшим солдатом в моём полку. Он всегда был честен. Умел пошутить, когда наступали тяжёлые времена. Если его просили что‑то сделать, неважно насколько это было трудно или опасно, он делал это. Марк рискнул бы своей жизнью ради любого из нас.
– Русские установили огневые точки в пещерах и старых каменных домишках, стоящих на холмах. Они стреляли точно по нашим осадным батареям. Генерал решил, что позиции русских должны быть непременно взяты. Для этой цели были выбраны три стрелковые роты.
Гусарскому полку отдали приказ прикрывать нас, на случай если противник попытается атаковать с фланга. Этим полком командовал человек, которого я ненавидел. Подполковник Фенвик. Его все ненавидели. Он возглавлял кавалерийский полк, в котором я начинал служить, когда получил своё первое офицерское звание.
Кристофер замолчал, погрузившись в воспоминания. Его полуопущенные ресницы отбрасывали на щёки тонкие тени.
– За что его так ненавидели? – спросила в конце концов Беатрис.
– Фенвик бывал часто жесток безо всякой на то причины. Наказывал просто ради собственного удовольствия. Он подвергал порке и лишениям за самые незначительные проступки. И когда он придумывал предлоги, чтобы наказать солдат, я вступался. Он обвинил меня в неподчинении и меня почти привлекли к военному суду. – Кристофер сделал медленный, неровный выдох. – Фенвик был главной причиной, по которой я согласился на перевод в стрелковую бригаду. И затем, в Инкермане, я узнал, что мне придётся зависеть от помощи его кавалерии.
Прежде чем добраться до окопов, мы остановились в ущелье, позволяющем укрыться от редких выстрелов. Наступала ночь. Мы разделились на три группы и открыли огонь. Русские ответили, и мы точно определили позиции, которые нам нужно занять. Мы продвигались вперёд, стреляя из ружей... уничтожая столько противников, сколько могли... затем перешли в рукопашный бой. Мы с Беннетом разделились во время боя, и я потерял его из виду. Русские оттеснили нас назад, когда прибыло их подкрепление... и затем на нас обрушился град артиллерийского огня. Он не прекращался. Рядом со мной падали солдаты... их тела покрывали рваные раны. Мои руки и спину обожгло шрапнелью. Я никак не мог найти Беннета. К этому времени уже стемнело, и нам пришлось отступить.
Альберт остался ждать меня в овраге. Я позвал его и он прибежал. Прямо через весь этот адский огонь, вопреки всем природным инстинктам. Альберт пошёл со мной, чтобы найти раненых в темноте. Он привёл меня к двум солдатам, лежащим у подножья холма. Один из них был Беннет.
Беатрис болезненно закрыла глаза, придя к верному заключению.
– А вторым был подполковник Фенвик, – сказала она.
Кристофер мрачно кивнул.
– Фенвик был выбит из седла. Его лошадь убежала. У него была сломана одна нога... и было пулевое ранение в бок... у него были неплохие шансы выжить. Но Беннет... на его груди зияла огромная рваная рана. Он лежал почти без сознания, медленно умирая. Я хотел быть на его месте. Я всегда играл с судьбой, рисковал жизнью. А Беннет был осторожен. Он хотел вернуться к своей семье и к женщине, которую он любил. Не знаю, почему на его месте не оказался я. В этом и заключается суть битвы – всё это дело случая, никогда не знаешь, будешь ли ты следующим. Ты можешь попытаться спрятаться, но пуля найдет тебя. И ты можешь идти прямо на врага, а ружье заклинит, но ты уцелеешь. Это как повезёт.
Он стиснул зубы, пытаясь унять дрожь в голосе:
– Я хотел забрать и спасти их обоих, но не было никого, кто бы мне помог. И я не имел права оставить там Фенвика. Если бы его взяли в плен, противник мог бы получить от него ключевые сведения. Он имел доступ ко всем главным депешам, он знал всё о планах действий и военном оснащении... всё.
Беатрис не сводила глаз с его профиля, слегка повёрнутого от неё в сторону.
– Ты был вынужден спасти Фенвика первым, – прошептала она, её грудь сдавило от жалости и сострадания, когда она наконец всё поняла. – Прежде чем смог бы спасти своего друга.
– Я говорил Марку: «Я вернусь за тобой. Я вернусь, клянусь тебе. Я оставляю Альберта с тобой». Его рот был полон крови. Я знал, что он пытался сказать что‑то, но не мог. Альберт остался сидеть рядом с ним, а я поднял Фенвика, погрузил его себе на плечо и отнёс обратно в ущелье.
– Когда я вернулся за Беннетом, небо было в огне, из‑за дыма невозможно было рассмотреть что‑либо дальше нескольких шагов. Выстрелы орудий вспыхивали словно молнии. Беннет пропал. Его и в самом деле не было там. Они забрали его. Альберт был ранен, кто‑то пырнул его штыком. Одно его ухо было наполовину оторвано. У него остался небольшой шрам после того, как его пришили должным образом, уже позже. Я остался возле Альберта со своей винтовкой, и мы сидели там, пока пехота не стала снова наступать. И, в конце концов, мы заняли позиции русских, и всё было кончено.
– Лейтенанта Беннета так и не нашли? – тихо спросила Беатрис.
Кристофер покачал головой.
– Его не вернули при обмене военнопленными. Он не смог бы выжить после того, как был взят в плен. Но, возможно, я мог спасти его. Я никогда не узнаю этого. Боже, – вытерев рукавом свои влажные глаза, он замолчал.
Казалось он ждал чего‑то... сочувствия, которое он не примет; осуждения, которого он не заслужил. Беатрис гадала, что мог бы сказать человек более умный или опытный, чем она. Она не знала. Всё, что она могла ему предложить, было правда.
– Вы должны послушать меня, – сказала она. – У вас не было выбора. И лейтенант Беннет... Марк... не винит вас.
– Я виню себя, – устало отозвался он.
«Как, должно быть, он пресытился смертью», – думала она сочувственно, – «и как он устал от горя и вины». Но она лишь сказала:
– На это нет никаких причин. Я знаю, вас мучает мысль, что он умер в одиночестве, или, ещё хуже, от рук врага. Но не важно то, как мы умираем, важно то, как мы живем. Пока Марк был жив, он знал, что его любят. У него были семья и друзья. А это самое главное.
Кристофер покачал головой. Бесполезно. Никакие слова не помогут ему.
Тогда Беатрис потянулась к нему, не в состоянии больше сдерживать себя. Она нежно скользнула рукой по тёплой золотой коже его плеч.
– Я не думаю, что здесь надо винить себя, – сказала она. – Но не важно, во что верю я. Каждый самостоятельно должен прийти к этому заключению. Нельзя винить себя в том, что пришлось столкнуться с убийственным выбором. Нужно дать себе время, чтобы пережить это.
– И сколько времени это займет? – спросил он горько.
– Я не знаю, – призналась она. – Но впереди целая жизнь.
У Кристофера вырвался язвительный смешок.
– Это чертовски долго.
– Я понимаю, что вы чувствуете себя ответственным за то, что случилось с Марком. Но вы уже были прощены, за всё, в чём бы не чувствовали себя виновным. Вы прощены, – настаивала она, когда он покачал головой. – Любовь прощает всё. И так много людей... – она замолчала, когда почувствовала, как вздрогнуло его тело.
– Что ты сказала? – услышала она его шепот.
Беатрис поняла, какую ошибку она только что совершила. Она быстро отдёрнула от него свои руки.
Кровь застучала у неё в ушах, и сердце забилось так бешено, что она почувствовала дурноту. Не думая ни о чём, она бросилась от него, вскочив с кровати, в центр комнаты.
Сделав резкий вдох, Беатрис повернулась к нему лицом.
Кристофер не сводил с неё взгляда, его глаза светились странным безумным светом.
– Я знал это, – прошептал он.
Беатрис гадала, может ли он попытаться убить её.
И решила, что выяснять не стоит.
Беатрис бросилась бежать со скоростью испуганного зайца. Она удрала раньше, чем он смог поймать её, распахнув дверь, выскочив в неё и сбежав по парадной лестнице. Её ботинки до нелепости громко стучали по ступенькам, как будто она прыгала по ним вниз.
Кристофер кинулся за ней до порога своей спальни, прокричав её имя.
Беатрис ни на секунду не остановилась, зная, что он погонится за ней, как только оденется.
Миссис Клокер стояла в холле, выглядя обеспокоенной и удивленной.
– Мисс Хатауэй? Что...
– Я думаю, что теперь он выйдет из своей комнаты, – бросила на ходу Беатрис, спрыгивая с последней ступеньки. – А мне пора.
– Он сделал... Вы...
– Если он попросит оседлать ему лошадь, – сказала девушка, задыхаясь, – пожалуйста, пусть это сделают медленно.
– Да, но...
– До свидания.
И Беатрис выскочила из дома, так словно за ней гнался сам дьявол.
Глава 17
Беатрис бежала туда, где, она знала, он не найдёт её.
Какая ирония – прятаться от Кристофера в том самом месте, которое ей больше всего хотелось с ним разделить. И она прекрасно понимала, что не сможет прятаться от него вечно. Час расплаты придёт.
Но увидев его лицо в тот момент, когда он понял, что именно она его обманывала, Беатрис желала отложить этот час настолько, насколько только возможно.
Она сломя голову верхом летела к тайному дому в поместье лорда Уэстклифа и, прискакав на место, привязала лошадь и поднялась наверх, в башню. Мебели в комнате почти не было – пара потрёпанных кресел, древний диванчик с низкой спинкой, ветхий столик, и остов кровати, прислонённый к стене. Беатрис содержала комнату в чистоте, подметала полы и вытирала пыль, а стены украсила не заправленными в рамки зарисовками пейзажей и животных.
На подоконнике стояло блюдо с остатками фитилей сгоревших свечей.
Впустив в комнату свежий воздух, Беатрис нервно зашагала из угла в угол, лихорадочно бормоча себе под нос:
– Он, наверное, меня просто убьёт. Ну и хорошо, это лучше, чем если он будет меня ненавидеть. Придушит быстренько, и дело с концом. Да когда б я могла, придушила бы себя сама и избавила его от хлопот! Может быть, мне стоит выброситься из окна. О, если б только я никогда не писала этих писем! Если бы я была честна! О, а вдруг он поедет в Рэмси‑Хаус и будет ждать меня там? Что, если...
Она резко остановилась, услышав шум снаружи. Лай. Подкравшись к окну, она обнаружила мохнатую фигуру Альберта, бойко бегущего вокруг здания. И Кристофера, привязывающего свою лошадь рядом с её.
Он её нашёл.
– О боже, – бледнея, прошептала Беатрис. Она отвернулась от окна и прислонилась спиной к стене, чувствуя себя, как узник перед казнью. Это был худший момент в её жизни... и, учитывая, с чем Хатауэям приходилось сталкиваться в прошлом, это кое о чём говорило.
Всего через несколько секунд в комнате появился Альберт и подбежал к ней.
– Это ты привёл его сюда, да? – яростным шёпотом обвинила Беатрис. – Предатель!
Альберт, приняв извиняющийся вид, отошёл к креслу, запрыгнул в него и, положив морду на лапы, задёргал ушами при звуках размеренных шагов по лестнице.
Кристофер вошёл в комнату – ему пришлось наклониться, чтобы не стукнуться головой о низкую средневековую притолоку. Выпрямившись, он быстро огляделся вокруг, прежде чем вперить пронзительный взгляд в Беатрис. Он воззрился на неё, едва сдерживая гнев, с видом человека, которому слишком много пришлось вытерпеть.
Беатрис пожалела, что она не из тех девиц, кто падает в обмороки. Потеря чувств казалась единственным подходящим ответом в её положении.
К сожалению, как бы она ни надеялась упасть в обморок, её сознание оставалось невыносимо ясным.
– Мне так жаль, – прохрипела она.
Ответа не последовало.
Кристофер приближался медленно, будто опасался, что она попытается снова сбежать. Подойдя, он крепко схватил её за плечи, так, что вырваться было невозможно.
– Скажите мне, почему вы сделали это? – спросил он голосом низким и подрагивающим от... ненависти? Ярости? – Да не плачьте, чёрт бы вас побрал. Это было игрой? Или всё только для того, чтобы помочь Пруденс?
– Нет, это не было игрой... – жалко всхлипнув, Беатрис отвернулась. – Прю показала мне ваше письмо, и сказала, что не собирается отвечать. А я... не могла не ответить. Казалось, будто оно написано для меня. Предполагалось, что так будет только однажды. Но потом вы написали ещё, и я не удержалась, ответила ещё раз... а потом ещё раз, и ещё...
– И сколько в них было правды?
– Всё, – выпалила Беатрис. – Кроме подписи Прю. Всё остальное было настоящим. Пожалуйста, поверьте этому, даже если вы не верите ничему больше.
Кристофер долго молчал. Дыхание его стало тяжёлым.
– Почему вы перестали писать?
Она почувствовала, как трудно ему было спросить. Но, помоги ей боже, отвечать казалось неизмеримо тяжелее.
– Потому что было слишком больно. Слова слишком много значили. – Она заставила себя продолжить сквозь слёзы: – Я влюбилась в вас, и знала, что вы никогда не будете моим. Я больше не могла притворяться Прю. Я слишком сильно любила вас, и не могла...
Ей не дали договорить.
Он целует её, поняла Беатрис как в полусне. Что же это значит? Чего он хочет? Что... но мысли разбегались, и она перестала пытаться понять что‑либо.
Руки Кристофера обхватили её, одна из ладоней легла сзади на шею. Потрясённая до глубины души, девушка прислонилась к нему. Ловя её всхлипы своим ртом, он целовал её глубоко, сильно, необузданно. Она, наверное, видит сон... но все органы чувств настойчиво твердили о том, что это наяву: его запах, его тепло, его сила окружали её. Он притянул её ещё ближе, так, что стало трудно дышать. Беатрис это не заботило. Удовольствие от поцелуя накрыло её, опьяняя, и, когда он поднял голову, она изумлённо застонала, протестуя.
Кристофер заставил девушку снова посмотреть на него.
– Любила? – хрипло спросил он. – Прошедшее время?
– Настоящее время, – кое‑как выговорила она.
– Ты просила меня отыскать тебя.
– Я не собиралась отправлять ту записку.
– Но отправила. Ты хотела меня.
– Да.
Снова полились слёзы, и у неё защипало глаза. Наклонившись, он прижался к ним ртом, пробуя соль печали. А потом в её глаза заглянули серые его – уже не обжигающие леденящим адским холодом, а мягкие, будто подёрнутые дымкой:
– Я люблю тебя, Беатрис.
Может быть, ей всё‑таки дано было падать в обмороки.
Во всяком случае, ощущения были сходные. Колени её подогнулись, а когда он опустил их обоих на вытертый ковёр, её голова скатилась на его плечо. Придерживая её за шею, Кристофер снова накрыл её рот своим. Беатрис беспомощно ответила, не в силах ничего удержать в себе. Ноги их переплелись, его бедро пристроилось меж её бёдер.
– Я д‑думала, ты возненавидишь меня... – её растерянный голос, казалось, доносится откуда‑то издалека.
– Никогда. Даже если бы ты убежала на самый край земли. Нет места, куда ты могла бы скрыться, чтобы я не любил тебя. Что бы ты ни предприняла, я бы нашёл тебя.
Она задрожала, почувствовав, что он делает, его руки расстёгивали её одежду и проскользнули внутрь. Грудь её горела, соски напряглись, когда он прикоснулся к ним.
– Я думала, ты готов убить меня, – едва выговорила она.
– Нет, – на его губах показалась едва заметная улыбка, – я хотел сделать кое‑что другое, – и он накрыл её рот своим, целуя с грубоватым, голодным пылом. Расстегнув её бриджи, он добрался до упругой поверхности её живота. Его рука прокралась дальше внутрь одежды и обхватила её голое бедро. Пальцы исследовали её с нежным, но настойчивым любопытством, заставляя её поёживаться, покрываться гусиной кожей.
– Кристофер, – прерывисто выдохнула Беа, пытаясь справиться с застёжкой его брюк, но он поймал её за запястье и отвёл руку.
– Я слишком долго воздерживался, и не доверяю себе сейчас.
Прижавшись горящим лицом к его шее, там, где рубашка была распахнута, Беатрис почувствовала, как комок прокатился под её губами – он сглотнул.
– Я хочу быть твоей.
– Ты моя, помоги тебе Боже.
– Тогда люби меня, – она горячечно поцеловала его горло, – люби меня...
– Шшш… – прошептал Кристофер. – Я и так еле сдерживаюсь. Я не могу заниматься с тобой любовью здесь. Это будет неправильно, – он поцеловал её спутанные волосы, продолжая ласкать её, поглаживая по бедру. – Поговори со мной. Неужели ты бы позволила мне жениться на Пруденс?
– Если бы казалось, что ты счастлив с ней. Если бы она была той, кого ты желаешь.
– Я желал тебя, – он поцеловал её, сильно, будто наказывая. – Я чуть не сошёл с ума, пытаясь найти в ней то, что я полюбил, и не находя. А позже стал находить всё это в тебе.
– Извини.
– Тебе нужно было сказать мне.
– Да. Но я знала, что ты рассердишься. И я думала, что ты хочешь такую, как она. Хорошенькую, весёлую....
– И ума меньше, чем у пичужки.
– Почему же тогда ты стал ей писать?
– Мне было одиноко. Я почти не знал её, но мне нужен был... кто‑нибудь. Когда я получил тот ответ, про осла Модсли и запах октября, и про всё остальное... Я сразу же начал влюбляться. Я подумал, что это другая сторона Прю, та, которую я не видел до того. Мне никогда не приходило в голову, что письма писал кто‑то совсем другой. – Он мрачно посмотрел на неё.
– Я знала, что ты бы не захотел получать письма от меня, – сокрушённо ответила Беатрис. – Знала, что была не из тех девушек, которых ты желал.
– Разве похоже на то, что я не желаю тебя? – перекатив Беатрис на бок, Кристофер прижал её к своему возбуждённому телу.
Твёрдость его, жар его тела одурманивали её... она будто опьянела... опьянела от звёздного света. Закрыв глаза, она прижалась лицом к его плечу.
– Ты думал, что я не такая, как все, чуднáя, – сказала она приглушённо.
Его губы скользнули по краешку её уха и остановились на впадинке внизу. Она почувствовала, что он улыбается.
– Милая моя... ты не такая, как все, ты чýдная.
В ответ её губы изогнулись в улыбке. Беатрис вздрогнула, когда Кристофер, переместившись, оказался над ней, снова повернув её на спину и раздвигая своим бедром ей ноги. Он завладел её ртом, целуя беспрерывно, глубоко и нетерпеливо, разжигая огонь в её крови. Сильные, мозолистые руки, руки солдата, начали ласкать её. Бриджи Беа соскользнули с бледных ног.
Они оба прерывисто задышали, когда его ладонь накрыла её тайное местечко. Он поглаживал её, тёплую, влажную, раскрывая и раздвигая, и его палец ласкал вход в её тело.
Она лежала, не сопротивляясь, тихо, только бешеный стук сердца отдавался во всём теле. Он трогал её внутри, мягко проталкивая палец к преграде невинности. Опустив голову, он прижался ртом к нежным изгибам её груди. Она не сдержала стона, ощутив, как его губы обхватили твёрдый бутон. Он начал посасывать её грудь, ритмично лаская языком. Палец внутри двинулся глубже, а основание ладони касалось невыразимо чувствительного местечка.
Беатрис начала извиваться, ничего не видя вокруг, отчаянное напряжение всё усиливалось и усиливалось, туго стягиваясь где‑то внизу. Она невольно застонала, когда волна невообразимого наслаждения накрыла её, а он вёл её всё дальше. Она ухитрилась потрясённо выговорить пересохшими губами:
– Кристофер... я не могу...
– Не сопротивляйся, – прошептал он, дыхание овевало её разгорячённую кожу, – позволь мне.
Он поглаживал её в чувственном, порочном ритме, увлекая всё выше. Сначала её мышцы сопротивлялись пугающему потоку ощущений, а потом тело само начало двигаться, кровь быстрее побежала по венам, обдавая плоть нарастающим жаром. Нащупав его голову, Беатрис запустила пальцы в волосы и потянула его рот к своему. Он тут же подчинился, ловя её стоны и вздохи, ловкие руки искусно успокаивали сотрясающие её судороги.
Восторг постепенно схлынул, волны его становились всё тише, оставляя её слабой и дрожащей. Беатрис пошевелились и, открыв глаза, обнаружила, что лежит на полу, полураздетая, в объятиях любимого мужчины. Чýдное, восхитительное, хрупкое мгновение. Она повернула голову, лежавшую на сгибе его руки, и увидела Альберта, заснувшего в кресле, совершенно равнодушного к их занятиям.
Кристофер ласкал её медленными движениями, пальцы гладили ложбинку меж грудей.
Отклонив голову назад, Беатрис взглянула на него. Выступивший пот придал его коже блеск полированного металла, строгие мужественные черты были будто отлиты из бронзы. Он смотрел на неё с таким поглощённым видом, словно её тело завораживало его, словно она была сделана из чего‑то драгоценного, никогда прежде не виданного им. Беатрис почувствовала мягкую волну его горячего дыхания, когда он наклонился, чтобы поцеловать внутреннюю часть её запястья. Кончик его языка задержался там, где бился пульс. Чувство близости с Кристофером было таким новым, и в то же время таким же необходимым, как биение её собственного сердца.
Она не хотела покидать его рук. Ей хотелось быть с ним всегда.
– Когда мы поженимся? – спросила она томным голосом.
Кристофер провёл губами по её щеке. Прижал её к себе чуть крепче.
И промолчал.
Беатрис удивлённо моргнула. Его колебания были ровно ушат холодной воды на голову.
– Разве мы не собираемся пожениться?
– Сложно сказать, – Кристофер поглядел в её раскрасневшееся лицо.
– Вовсе нет. Это очень просто сказать: да или нет.
– Я не могу жениться на тебе, – тихо проговорил он, – пока не буду уверен, что этот брак будет хорош для тебя.
– А почему ты в этом не уверен?
– Сама знаешь.
– Нет, не знаю!
– Приступы ярости, кошмары, странные видения, злоупотребление спиртным... – его рот скривился, – ну как, похоже я на человека, пригодного в мужья?
– Ты собирался жениться на Пруденс, – вознегодовала Беатрис.
– Нет, не собирался. Я не стал бы подвергать таким испытаниям ни одну женщину. Тем более ту, которую люблю больше жизни.
Беатрис откатилась и села, натягивая одежду.
– И как долго ты собираешься заставлять нас ждать? Разумеется, ты не без изъяна, но...
– «Не без изъяна» тот, у кого лысина или оспины. Мои проблемы посерьёзнее будут.
– В нашей семье все с недостатками, и их супруги тоже все с недостатками, – запальчиво возразила Беатрис. – Но, полюбив, каждый из нас не побоялся рискнуть.
– Я слишком сильно тебя люблю, чтобы рисковать твоей безопасностью.
– Тогда люби меня ещё сильнее, – взмолилась она. – Так сильно, чтобы жениться на мне, невзирая ни на какие препятствия.
– Ты не думаешь, что мне было бы легче взять, что я хочу, и наплевать на последствия? – рассердился Кристофер. – Я хочу быть с тобой каждую минуту днём, я хочу обнимать тебя каждую ночь. Я так хочу близости с тобой, что едва могу дышать. Но я не позволю, чтобы тебе был причинён вред – особенно моими руками.
– Ты не причинишь мне вреда. Твои инстинкты не дадут тебе.
– У меня инстинкты сумасшедшего.
– Ты готов разделить мои проблемы, – уныло сказала Беатрис, обхватив себя за согнутые колени, – но ты не готов позволить мне разделить твои. – Опустив голову, она спрятала лицо в ладонях. – Ты мне не доверяешь.
– Ты знаешь, что дело не в этом. Я не доверяю себе.
Она была так взвинчена, что не заплакать было трудно. Это было так несправедливо. До безумия.
– Беатрис, – Кристофер, опустившись на колени рядом, привлёк её к себе. Она замерла. – Позволь мне обнять тебя, – прошептал он ей в ухо.
– Если мы не поженимся, как же мы будем видеться? – жалобно спросила она. – Ходить в гости – обязательно с кем‑нибудь третьим для приличия? Кататься в открытых экипажах? Тайком, короткие мгновения?
– До сих пор у нас не было и этого, – Кристофер погладил её по волосам и посмотрел в полные слёз глаза.
– Этого мало, – руки Беатрис обвились вокруг него. – Я не боюсь тебя. – Схватив его сзади за рубашку, она встряхнула его, как бы для того, чтобы подчеркнуть свои слова. – Я хочу тебя, а ты говоришь, что хочешь меня, и единственное препятствие между нами – ты. И не говори мне, что ты выжил во всех этих битвах и столько перетерпел только для того, чтобы вернуться домой для этого…
– Тихо. Дай мне подумать, – он прижал палец к её губам.
– Что тут...
– Беатрис, – в голосе звучало предупреждение.
Она замолчала, не отводя взгляда от его сурового лица.
Кристофер хмурился, взвешивая возможности, споря сам с собой и, казалось, не в силах прийти к удовлетворительному решению.
Беатрис тихонько опустила голову ему на плечо. Ей было тепло и уютно, сильное мускулистое тело будто специально было создано для её удобства. Она поёрзала, чтобы прижаться теснее, пока не ощутила приятную твёрдость его груди под своей. Потом чуть изменила положение, чтобы чувствовать его давление и ниже. Её тело изнывало, желая стать ещё ближе. Украдкой она легко провела губами по солоноватой коже шеи.
– Перестань крутиться, – рука Криса крепко схватила её за бедро, а в его голосе прозвучали смешинки. – Мужчина не в состоянии думать, когда ты так себя ведёшь.
– А ты ещё не додумал?
– Нет, – но она чувствовала, что он улыбается, когда он поцеловал её в лоб. – Если мы с тобой поженимся, – в конце концов произнёс он, – я окажусь в положении человека, пытающегося защитить жену от самого себя. А твоё благополучие, твоё счастье – всё для меня.
Если... Сердце Беатрис, казалось, билось где‑то в горле. Она хотела было заговорить, но Кристофер, тихонько приподняв костяшками пальцев её подбородок, осторожно прикрыл её рот.
– К тому же, каких бы замечательных идей не было у твоей семьи по поводу супружеских отношений, – продолжил он, – я придерживаюсь традиционных взглядов. Муж – хозяин в доме.
– О, разумеется, – быстро сказала Беатрис, даже чересчур быстро. – Моя семья тоже в это верит.
Он скептически прищурился.
Пожалуй, она чуть‑чуть перестаралась. Надеясь отвлечь его, Беатрис прислонилась щекой к его ладони:
– Я могу взять с собой зверюшек?
– Конечно, – голос его смягчился. – Я бы никогда не лишил тебя чего‑нибудь столь важного для тебя. Хотя, не могу не спросить... как насчёт ёжика?
– Медузы? Ох, нет, она сама не выживет. Её совсем крохой бросила мать, и с тех о ней забочусь я. Наверное, я могу попробовать найти ей новых хозяев, но почему‑то люди предубеждены против ежей как домашних питомцев.
– И с чего бы это они? – улыбнулся Кристофер. – Хорошо, Медуза остаётся.
– Так ты делаешь мне предложение? – воспрянула духом Беатрис.
– Нет, – закрыв глаза, Кристофер тихонько вздохнул. – Но думаю об этом, хотя и знаю, что не стоило бы.
Глава 18
Они поехали прямиком в Рэмси‑Хаус, Альберт радостно бежал следом. Времени до ужина оставалось совсем немного, поэтому, скорее всего, и Лео, и Кэм уже закончили работать. Беатрис хотелось бы, чтобы у неё было время подготовить семью. Её несказанно радовало, что Меррипен всё ещё в Ирландии, потому что он с подозрением относился ко всем посторонним, и тогда Кристоферу было бы ещё труднее. И Лео может возражать. Лучший вариант – обратиться к Кэму, несомненно, самому разумному в семье мужчине.
Однако, когда Беатрис попыталась посоветовать Кристоферу, к кому подойти и что сказать, он прервал её поцелуем и заявил, что справится сам.
– Ладно, – неохотно сдалась Беатрис. – Но предупреждаю, они могут быть против нашего брака.
– Я тоже против, – сообщил Кристофер. – По крайней мере, в этом мы сходимся.
Войдя в дом, они прошли в общую гостиную, где Кэм с Лео были заняты разговором, а Кэтрин сидела за небольшим письменным столом.
– Фелан, – подняв голову, с улыбкой приветствовал Кэм, – уж не лесопилку ли вы пришли посмотреть?
– Благодарю, но причина моего визита в другом.
Лео, стоявший около окна, перевёл взгляд с помятой одежды Кристофера на взъерошенную Беатрис:
– Беатрис, дорогая, ты теперь и за пределы поместья выезжаешь в таком виде?
– Только в этот раз, – извинилась она. – Я спешила.
– Спешила к капитану Фелану? – пронизывающий взгляд Лео переместился на Кристофера. – Так что за причина?
– Личная, – тихо ответил Кристофер. – И она касается вашей сестры. – Он переводил взгляд с Кэма на Лео и обратно. В нормальной семье не возникло бы вопроса, к кому из них обращаться – естественно, к Лео, владельцу поместья. Однако, похоже, у Хатауэйев роли были распределены нетрадиционным образом.