Испытывая трепет и облегчение одновременно, Фелан приехал в лондонский дом семьи Мерсер, чтобы попрощаться. Когда он попросил разрешения поговорить с Пруденс наедине, её мать оставила их в гостиной вдвоём на несколько минут, умышленно оставив дверь комнаты открытой.
– Но... но... – испуганно начала Прю, когда Кристофер объявил ей о том, что уезжает из города, – вы ведь не уедете, не поговорив прежде с моим отцом, не так ли?
– Поговорив с ним о чём? – спросил Крис, хотя уже знал ответ.
– Я думаю, вы хотели бы попросить его разрешения официально ухаживать за мной, – возмущённо ответила Пруденс.
Он посмотрел в её зелёные глаза:
– В данный момент я не свободен в своих поступках.
– Не свободны? – так и подскочила Пруденс, вынудив Криса тоже подняться с места, и посмотрела на него озадаченно, яростно. – Конечно же, свободны. У вас ведь нет другой женщины, не так ли?
– Нет.
– Ваши дела улажены, а наследство в порядке?
– Да.
– Тогда нет причин ждать чего‑либо. Вы определённо дали понять, что я вам небезразлична. Особенно когда мы встретились в тот вечер, после вашего возвращения – вы мне столько раз говорили, как мечтали увидеть меня, как много я для вас значила... Почему ваши чувства остыли?
– Я полагал – надеялся, – что вы будете больше похожи на женщину, которой предстали в письмах, – Кристофер замолчал, внимательно глядя на Прю. – Я часто задавался вопросом... вам кто‑нибудь помогал писать эти письма?
Несмотря на то, что у Пруденс было лицо ангела, ярость в её глазах была полной противоположностью ангельскому спокойствию.
– О! Почему вы всегда спрашиваете меня об этих глупых письмах? Это были всего лишь слова. Они ничего не значат!
– Вы заставили меня понять, что слова – это самое важное в нашем мире... Ничего, – повторил Крис, уставившись на Пруденс.
– Да, – казалось, Прю немного смягчилась, увидев, что полностью завладела его вниманием. – Я здесь, Кристофер. Я настоящая. Теперь вам не нужны какие‑то глупые письма из прошлого. У вас есть я.
– А как же насчёт эфира? – спросил Фелан. – Это тоже ничего не значило?
– Эфи… – Прю, покраснев, смотрела на него, не моргая. – Я не помню, что имела в виду.
– Пятый элемент согласно Аристотелю, – тихо напомнил Крис.
Краска сошла с лица Пруденс – девушка побледнела, став похожей на призрак. Прю выглядела, как ребёнок, пойманный во время претворения в жизнь очередной проделки.
– Какое отношение это имеет к нам? – воскликнула она, пытаясь защититься, прикрываясь гневом. – Я хочу разговаривать о реальных вещах. Кому есть дело до Аристотеля?
– Но мне нравится думать, что в каждом из нас есть частичка звёздного света...
Она никогда не писала этих слов.
На мгновение Кристофер застыл, не в силах противиться буре эмоций. Одна мысль следовала за другой, чётко связывая воедино цепочку событий, словно руки атлетов в эстафете по передаче факела. Ему писала абсолютно другая женщина... с согласия Пруденс... Его обманули... Одри, должно быть, знала об этом... Кристофера заставили влюбиться... а затем письма перестали приходить. Почему?
«Я не та, за кого вы меня принимаете...»
Фелан почувствовал, как в груди у него всё сжалось, горло перехватило, а затем услышал скрежет, похожий на изумлённый смех.
Прю тоже засмеялась, но явно от облегчения. Она ни черта не поняла в том, чем вызвано его горькое веселье.
Неужели они хотели сделать из него дурака? Не было ли это местью за проявление пренебрежительного равнодушия в прошлом? Крис поклялся, что найдёт того, кто так поступил с ним, и выяснит, почему.
Кристофер полюбил ту женщину, которая предала его, имени которой он не знал. И он всё ещё любил её – такое нельзя было прощать. И эта женщина заплатит за всё, кем бы она ни была.
Как хорошо было снова ощутить, что у него есть цель в жизни, выслеживать кого‑то, чтобы затем сокрушить. Это чувство было таким знакомым. Это был он сам.
Улыбка Фелана, тонкая, словно лезвие ножа, появившись на лице, скрыла бушевавшую внутри него холодную ярость.
Пруденс неуверенно смотрела на Криса.
– Кристофер? – заикаясь, выдавила она. – О чём вы думаете?
Он подошёл к ней и положил ладони ей на плечи, мимолётно подумав о том, как просто будет, скользнув ладонями по шее девушки, задушить её. Фелан изобразил приветливую улыбку.
– Только о том, что вы правы, – ответил он. – Слова не имеют значения. Вот что важно. – Кристофер целовал Пруденс неторопливо, искусно, пока не почувствовал, что её стройное тело расслабилось рядом с его телом. Прю издала еле слышный стон удовольствия, обвив руками шею Криса. – Прежде чем я уеду в Гэмпшир, – пробормотал Крис, склонившись к её щеке, на которой проступил румянец, – я попрошу у вашего отца официального разрешения ухаживать за вами. Это вас обрадует?
– О, да, – с сияющим лицом воскликнула Пруденс. – О, Кристофер... ваше сердце теперь принадлежит мне?
– Да, моё сердце принадлежит вам, – невыразительным тоном подтвердил Крис, притягивая девушку ближе к себе, в то время как его холодный взгляд остановился на отдалённой точке где‑то за окном.
Только вот он не мог подарить Пруденс того, чего у него уже не осталось.
– Где она? – первым делом спросил Кристофер у Одри в тот же момент, как вошёл в дом её родителей в Кенсингтоне. Он отправился к ней сразу же после того, как уехал от Пруденс. – Кто она?
Его невестка, казалось, совсем не испугалась такого яростного допроса.
– Прошу тебя, не смотри на меня так хмуро. О чём ты говоришь?
– Пруденс передавала тебе письма прямо в руки или кто‑то ещё приносил их тебе?
– О, – Одри выглядела абсолютно спокойной. Сидя в гостиной на диване, она взяла в руки небольшие пяльцы для вышивания и посмотрела на вышитый участок. – Так ты, наконец, понял, что Прю не писала этих писем. Что её выдало?
– Тот факт, что она знала содержание моих писем, но не тех, что посылала сама. – Кристофер навис над Одри, сердито глядя на неё. – Это ведь одна из её подруг, верно? Скажи мне, которая.
– Я ничего не могу подтвердить.
– Беатрис Хатауэй как‑то с этим связана?
Одри закатила глаза:
– С чего бы Беатрис захотела участвовать в подобном деле?
– Месть. За то, что я однажды сказал, будто её место в конюшне.
– Ты же отрицаешь, что говорил такое.
– Ты сказала, что я так сказал! Убери этот обруч, или, клянусь богом, я надену его тебе на шею. Уясни для себя кое‑что, Одри: я весь в шрамах с головы до пят. В меня стреляли, меня кололи кинжалами, штыками, в меня попадала шрапнель, меня лечили настолько пьяные доктора, что они едва могли стоять на ногах. – Последовала зловещая пауза. – И ничто из этого не ранило меня настолько сильно.
– Мне жаль, – подавленно отозвалась Одри. – Я бы никогда не согласилась на то, что, по моему мнению, принесло бы тебе несчастье. Вся эта история началась как проявление доброты. По крайней мере, я в это верю.
Доброты? Кристофера возмутила сама мысль о том, что его рассматривали как объект для выражения жалости.
– Ради всего святого, почему ты помогала кому‑то обманывать меня?
– Я просто не знала ни о чём, – возмутилась Одри. – Я была похожа на призрак, потому что сутки напролёт присматривая за Джоном – я не ела, не спала – и у меня не осталось сил. Я вообще не вспоминала об этих письмах, просто решила, что не будет никакого вреда, если кто‑то будет тебе писать.
– Но мне нанесли вред, чёрт возьми!
– Ты хотел верить, что это писала Пруденс, – упрекнула Криса Одри. – Иначе тебе стало бы ясно, что ей не принадлежит ни строчки.
– Я был на чёртовой войне. У меня не было времени рассматривать причастия и предлоги, пока я перетаскивал свою задницу от окопа к окопу…
Кристофера прервал голос, раздавшийся в дверях.
– Одри, – это был один из её высоких, плотного телосложения братьев, Гэвин. Он небрежно прислонился к косяку, бросив на Кристофера предупреждающий взгляд. – Невозможно не услышать, как вы двое ругаетесь – ваши голоса разносятся по всему дому. Тебе нужна помощь?
– Нет, спасибо, – решительно ответила Одри. – Я могу с этим справиться и сама, Гэвин.
Её брат еле заметно улыбнулся.
– Вообще‑то я спрашивал Фелана.
– Он тоже не нуждается в помощи, – с большим достоинством заверила брата Одри. – Пожалуйста, позволь нам несколько минут поговорить наедине, Гэвин. Нам нужно разобраться в важном вопросе.
– Хорошо. Но я буду поблизости.
Вздохнув, Одри проводила взглядом своего чересчур заботливого брата и вновь сосредоточила внимание на Кристофере.
Тот упёрся в неё тяжёлым взглядом.
– Мне нужно её имя.
– Только если ты поклянёшься, что не причинишь вреда этой женщине.
– Клянусь.
– Поклянись могилой Джона, – настаивала Одри.
Воцарилось долгое молчание.
– Я так и знала, – непреклонно заявила девушка. – Если ты не можешь поклясться, что не причинишь ей вреда, несомненно, я не могу назвать тебе её имя.
– Она замужем? – охрипшим голосом спросил Кристофер.
– Нет.
– Она в Гэмпшире?
Одри помедлила в нерешительности, прежде чем осторожно кивнуть.
– Скажи ей, что я найду её, – заявил Фелан. – И она пожалеет о своём поступке, когда это случится.
В наступившей напряжённой тишине он подошёл к порогу и бросил взгляд через плечо.
– А пока ты можешь первой поздравить меня, – сказал Крис. – Мы с Пруденс скоро обручимся.
Лицо Одри стало пепельно‑бледным.
– Кристофер... в какую игру ты играешь?
– Увидишь, – последовал его неприветливый ответ. – Тебе и твоей загадочной подруге она должна понравиться – вам же обеим, кажется, нравятся игры.
Глава 14
– Какого дьявола вы там едите? – Лео, лорд Рэмси, стоял в семейной гостиной в Рэмси‑Хаус, наблюдая за своими детьми – темноволосыми близнецами Эдвардом и Эммелин, игравшими на ковре.
Его жена, Кэтрин, помогавшая малышам строить башни из кубиков, посмотрела на него с улыбкой.
– Они едят печенье.
– Вот это? – Лео взглянул на тарелку с маленьким коричневым печеньем, стоявшую на столе. – Оно выглядит до отвращения похожим на то, которым Беатрис кормит собаку.
– Потому что это оно и есть.
– Оно и... Чёрт побери, Кэт! О чём ты только думаешь? – присев на корточки, Лео попытался вытащить влажное печенье у Эдварда изо рта.
Попытка Лео была встречена негодующим воплем.
– Моё! – закричал Эдвард, вцепившись в печенье ещё сильнее.
– Оставь, пусть грызёт, – заявила Кэтрин. – У близнецов прорезываются зубки, а это печенье очень твёрдое. В нём нет никакого вреда.
– Откуда ты это знаешь?
– Его испекла Беатрис.
– Она не умеет готовить. Насколько я знаю, Беатрис едва ли может намазать хлеб маслом.
– Я не готовлю для людей, – весело подтвердила Беатрис, входя в гостиную, следом за ней вбежал Альберт. – А для собак готовлю.
– Этого и следовало ожидать, – Лео взял один из коричневых комочков из тарелки, чтобы внимательно его рассмотреть. – Не могла бы ты рассказать, из чего приготовила это отвратительное печенье?
– Овёс, мёд, яйца... оно очень питательное.
Словно для того, чтобы подчеркнуть сказанное Беатрис, ручной хорёк Кэтрин, Доджер, стремглав бросился к Лео, выхватил у него из руки печенье и скользнул под ближайшее кресло.
Кэтрин рассмеялась грудным смехом, увидев выражение лица Лео:
– Это печенье сделано из тех же продуктов, что и печенье для прорезывания зубов, милорд.
– Ну, хорошо, – угрюмо сказал Лео. – Но если близнецы начнут лаять и закапывать свои игрушки, я знаю, кто будет в этом виноват. – Он опустился на пол рядом с дочкой.
Эммелин улыбнулась ему перепачканным ртом и поднесла к его рту своё собственное промокшее от слюны печенье.
– На, папа.
– Нет, спасибо, дорогая. – Почувствовав, как Альберт тычется ему в плечо, Лео обернулся, чтобы приласкать пса. – Это собака или уличная метла?
– Это Альберт, – ответила Беатрис.
Пёс тотчас же сел, шумно и часто стуча хвостом по полу.
Беатрис улыбнулась. Ещё каких‑то три месяца назад такую картину было даже трудно представить. Альберт был так враждебно настроен и вселял в окружающих такой ужас, что она бы не осмелилась показать его детям.
Но терпение, любовь и дисциплина – не говоря уже о неоценимой помощи Рая – помогли сделать из Альберта абсолютно другого пса. Постепенно он привык к постоянной суете в доме, включая присутствие других животных. Теперь Альберт встречал всё новое с любопытством, а не со страхом и враждебностью.
Пёс, помимо прочего, набрал так необходимый ему вес и теперь выглядел холёным и здоровым. Беатрис старательно ухаживала за его шерстью, регулярно подстригая её и приводя в порядок, но оставляя при этом очаровательные метёлочки, которые придавали мордочке Альберта такое необычное выражение. Когда Беатрис брала пса с собой в деревню, вокруг него собирались ребятишки, и Альберт покорно принимал все их ласки. Ему нравилось играть, ловить и приносить разные предметы. Он утаскивал туфли и пытался закопать их, когда никто этого не видел. Одним словом, Альберт был совершенно нормальным псом.
И хотя Беатрис всё ещё тосковала по Кристоферу, всё ещё отчаянно любила его, она сделала открытие, что лучшее лекарство от душевной боли – это попытаться стать полезной для других. Всегда находились люди, которые нуждались в помощи, включая арендаторов и тех, кто жил в коттеджах на землях лорда Рэмси. И, так как её сестра Уин находилась в Ирландии, а Амелия занималась хозяйством, Беатрис осталась единственной из сестёр, у кого были время и возможность для участия в благотворительных делах. Она приносила еду больным и бедным в деревню, читала книги старушке с плохим зрением и участвовала в общественной работе местной церкви. Беатрис обнаружила, что такая работа сама по себе являлась наградой: меньше вероятности, что впадёшь в уныние, если ты постоянно занята.
Теперь же, глядя на Альберта и Лео, она задавалась вопросом, как поведёт себя Кристофер, когда увидит, как изменился его пёс.
– Это новый член семьи? – спросил Лео.
– Нет, всего лишь гость, – ответила Беатрис. – Он принадлежит капитану Фелану.
– Мы иногда сталкивались с Феланом в течение сезона, – заметил Лео. И улыбнулся. – Я сказал ему, что, если он настаивает на том, чтобы выигрывать в карты каждый раз, как мы садимся играть, мне придётся избегать его в будущем.
– А как себя чувствовал капитан Фелан, когда вы с ним виделись? – спросила Беатрис, стремясь казаться застенчивой. – Он был в хорошей форме? У него было хорошее настроение?
Кэтрин задумчиво ответила:
– Мне показалось, что он здоров и, несомненно, весьма обаятелен. Его часто видели в компании Пруденс Мерсер.
Беатрис почувствовала болезненный приступ ревности. Она отвернулась.
– Как мило, – отозвалась она приглушённым голосом, – уверена, они будут красивой парой.
– Ходят слухи об их помолвке, – продолжила Кэтрин. Она послала мужу дразнящую улыбку. – Может быть, капитан Фелан, наконец, сдастся ради любви к достойной женщине.
– Определённо, он достаточно поддавался любви иного рода, – ответил Лео таким самодовольным тоном, от которого Кэтрин разразилась смехом.
– Горшок над котелком смеётся, а оба черны, – заявила она, лукаво глядя на мужа.
– Это всё дело прошлого, – заверил её Лео.
– А что, грешные женщины более интересны? – спросила его Беатрис.
– Нет, милая. Но они нужны для сравнения.
Беатрис была подавлена весь вечер, становясь несчастной при мысли о том, что Кристофер и Пруденс вместе. Помолвлены. Женаты. Носят одну фамилию.
Делят одну постель.
Прежде она никогда не испытывала ревности, и чувство это оказалось таким мучительным. Это походило на медленную смерть от яда. За Пруденс всё лето ухаживал красивый солдат, герой войны, тогда как Беатрис провела лето с его псом.
И вскоре капитан Фелан вернётся, чтобы забрать Альберта, и у неё не останется даже его собаки.
Сразу же по возвращении в Стоуни‑Кросс Кристофер узнал, что Беатрис Хатауэй украла Альберта. Слуги даже не пытались придерживаться правил приличия, чтобы выглядеть расстроенными этим фактом, – они поведали ему нелепую историю о сбежавшем псе и о Беатрис, настоявшей на том, чтобы оставить Альберта у себя.
Несмотря на то, что Кристофера утомило двенадцатичасовое путешествие из Лондона в Гэмпшир и он проголодался, был весь в дорожной пыли и в необычайно дурном настроении, он вскочил на коня и поскакал в Рэмси‑Хаус. Пришла пора положить конец вмешательствам Беатрис в его дела раз и навсегда.
К тому времени, как Фелан подъехал к Рэмси‑Хаус, начало темнеть, и тени подкрались от леса к деревьям, напоминающим раздвинутые занавеси, открывающие вид на дом. Последние лучи заходящего солнца придавали розоватый оттенок кирпичной кладке и заставляли ярко блестеть стёкла английских окон[28]. Со своей очаровательной неправильной линией крыши и торчащими то тут, то там дымовыми трубами, дом, казалось, вырос из плодородной земли Гэмпшира, словно он был частичкой леса, живым существом, которое пускало корни и тянулось к небу.
Перед Рэмси‑Хаусом царила привычная суета – лакеи, садовники и конюхи возвращались в дом после целого дня работ. Животных загоняли в сарай, лошадей вели в конюшню. Кристофер задержался на подъездной дорожке всего на одно мгновение, но успел за это время оценить ситуацию. Он почувствовал себя лишним в этой обстановке, незваным гостем.
Решительно настроенный на то, чтобы его визит был кратким и закончился именно так, как он предполагал, Кристофер подъехал к парадному входу, позволил лакею забрать поводья и широким шагом направился к двери.
К Фелану подошла экономка, чтобы поприветствовать его, и он сказал, что хотел бы увидеть Беатрис.
– Сейчас вся семья ужинает, сэр… – начала экономка.
– Меня это не волнует. Или приведите ко мне мисс Хатауэй, или я найду её сам.
Он уже решил для себя, что домочадцы Хатауэйев не станут отвлекать его внимание или направлять по ложному пути. Вне всякого сомнения после лета, проведённого с агрессивной собакой Кристофера, они без колебаний отдадут ему Альберта. Что касается Беатрис – Фелан даже надеялся на то, что она попытается его остановить, и тогда он выскажет всё, что думает.
– Вы не хотите подождать в гостиной, сэр?
Кристофер молча покачал головой.
Встревоженная экономка ушла, оставив его в холле.
Не прошло и минуты, как появилась Беатрис. На ней было белое платье, сшитое из тонкой ткани, струящейся ниспадающими складками, лиф замысловатым образом облегал округлые формы её груди. Полупрозрачная ткань в области декольте и на плечах придала Беатрис такой вид, будто она сама была из этого белого шёлка.
Для женщины, укравшей его собаку, Беатрис держалась удивительно спокойно.
– Капитан Фелан.
Она остановилась перед ним и присела в грациозном реверансе.
Кристофер зачарованно уставился на девушку, пытаясь не дать остыть своему праведному гневу, но тот ускользал, словно песок, просачивающийся сквозь пальцы.
– А где ваши бриджи? – услышал Фелан свой охрипший голос.
Беатрис улыбнулась.
– Я подумала, что вы можете вскоре приехать к нам за Альбертом, и мне не хотелось оскорблять вас своим мужским одеянием.
– Если вы так заботились о том, чтобы не оскорбить меня, вам следовало бы дважды подумать, прежде чем насильно уводить моего пса.
– Я не уводила его насильно. Он пошёл со мной добровольно.
– Кажется, я говорил вам держаться от Альберта подальше.
– Да, я знаю, – в голосе её звучало раскаяние. – Но Альберт предпочёл остаться здесь на лето. Кстати говоря, ему это пошло на пользу. – Беатрис сделала паузу, разглядывая Фелана. – Как вы себя чувствуете?
– Мои силы на исходе, – резко ответил Кристофер. – Я только что вернулся из Лондона.
– Бедняга. Должно быть, вы голодны. Поужинайте с нами.
– Спасибо, но я откажусь. Всё, чего я хочу, – забрать своего пса и уехать домой. – «И напиться до потери рассудка». – Где Альберт?
– Он сейчас будет здесь. Я попросила нашу экономку привести его.
Кристофер моргнул от удивления:
– Она его не боится?
– Альберта? Конечно же, нет, его все обожают.
Саму идею о том, что кто‑то – хоть кто‑нибудь – мог обожать невыносимого питомца Кристофера, было трудно принять. Приготовившись получить список с перечислением предметов, которым нанёс ущерб Альберт, Фелан озадаченно посмотрел на Беатрис.
А затем вернулась экономка, и рядом с ней трусила послушная, ухоженная собака.
– Альберт? – удивлённо сказал Кристофер.
Пёс посмотрел на него, подёргивая ушами. Выражение на усатой морде изменилось, глаза заблестели от возбуждения. Не колеблясь, Альберт бросился к хозяину со счастливым повизгиванием. Кристофер опустился на колени, схватив в охапку довольно извивающуюся собаку. Альберт беспрестанно вытягивался, чтобы лизнуть Кристофера, скулил и вновь садился.
Кристофера поразили чувства родства и облегчения, которые он испытал. Притянув ближе к себе тёплое, небольшое тело пса, Фелан пробормотал его имя и от избытка чувств слишком сильно приласкал Альберта, и тот завыл и начал дрожать.
– Я скучал по тебе, Альберт. Хороший мальчик. Хороший, – не в силах сдержаться, Кристофер прижался лицом к жёсткой шерсти пса. Фелана мучило чувство вины, тот факт, что даже несмотря на то, что он оставил Альберта одного на всё лето, пёс встретил его с такой неподдельной радостью. – Меня не было слишком долго, – пробормотал Кристофер, глядя в карие глаза, в которых отражались сильные эмоции. – Я больше не оставлю тебя одного. – Он поднял взгляд на Беатрис. – Было ошибкой уехать без него, – резко сказал Крис.
Беатрис улыбнулась ему.
– Альберт не будет таить на вас обиду. Заблуждаться присуще человеку, а собаке – прощать.
Не веря сам себе, Кристофер почувствовал, что уголки его рта складываются в ответную улыбку. Он продолжил гладить пса, который был здоров и ухожен.
– Вы хорошо о нём заботились.
– Альберт ведёт себя намного лучше, чем прежде, – отозвалась Беатрис. – Теперь вы можете брать его с собой, куда угодно.
Поднимаясь на ноги, Кристофер посмотрел на неё сверху вниз.
– Почему вы это сделали? – мягко спросил он.
– Он стоит того, чтобы ему помочь. Это каждому ясно.
Понимание, возникшее между ними, вдруг стало невыносимо пронзительным. Сердце Кристофера билось сильными, неровными ударами. Как привлекательна была Беатрис в этом белом платье! В ней чувствовалась женщина – настоящая, здоровая женщина, чего нельзя было сказать о лишённых внутреннего живого содержания, выхолощенных, лондонских светских львицах.Фелан подумал, каково это будет – находиться с ней в одной постели, наслаждаться её телом, и будет ли она такой же откровенной в своих желаниях, как была во всём остальном.
– Останьтесь на ужин, – попросила Беатрис.
Крис отрицательно замотал головой.
– Я должен ехать.
– Вы уже поужинали?
– Нет. Но я что‑нибудь найду дома, в кладовой.
Альберт сел и стал внимательно наблюдать за ними обоими.
– Вам нужно как следует поесть после такого долгого путешествия.
– Мисс Хатауэй…
Но тут голос его прервался, поскольку Беатрис взяла обеими руками его за руку, – одной за запястье, другой за локоть. И мягко потянула за собой. Он ощутил растущее желание, его тело с готовностью отозвалось на её прикосновение. Раздосадованный и возбуждённый, Кристофер посмотрел в тёмно‑голубые глаза Беатрис.
– Я не хочу ни с кем разговаривать, – попытался воспротивиться он.
– А вы и не будете. Это совершенно нормально. – Ещё один небольшой приглашающий рывок. – Пойдёмте.
И неожиданно Кристофер обнаружил, что идёт следом за Беатрис через холл, а затем по коридору, на стенах которого висят картины. Альберт трусил следом за ними, не издавая ни звука.
Беатрис отпустила руку Криса, когда они вошли в столовую, ярко освещённую множеством свечей. На столе была расставлена посуда из серебра и хрусталя, в которой подали много разных блюд. Фелан узнал Лео, лорда Рэмси, и его жену, и Роана с Амелией. Также за столом сидел темноволосый мальчуган, Рай. Задержавшись в дверях, Кристофер поклонился и, чувствуя себя неловко, сказал:
– Прошу простить меня. Я всего лишь приехал…
– Я пригласила капитана Фелана составить нам компанию за ужином, – заявила Беатрис. – Он не хочет ни с кем разговаривать. Не задавайте ему никаких вопросов, только если это не будет действительно необходимо.
Вся семья встретила такое необычное заявление, и глазом не моргнув. Лакею приказали подготовить место для гостя.
– Проходите, Фелан, – непринуждённо сказал Лео. – Нам нравятся молчаливые гости – это позволяет нам разговаривать ещё больше. Пожалуйста, садитесь и молчите в своё удовольствие.
– Но, если вы с этим справитесь, – с улыбкой добавила Кэтрин, – постарайтесь выглядеть впечатлённым нашим остроумием и интеллектом.
– Я постараюсь принять участие в разговоре, – решительно заявил Кристофер, – если смогу вспомнить что‑нибудь подходящее.
– Нас это никогда не останавливало, – заметил Кэм.
Кристофер сел на свободный стул рядом с Раем. Перед ним поставили тарелку с изрядной порцией съестного и бокал с вином. Только когда Фелан начал есть, он понял, насколько голоден. Пока Кристофер отдавал должное отличному ужину – запечённому палтусу, картофелю, копчёным устрицам, завёрнутым в поджаренные до хрустящей корочки ломтики бекона, – за столом шёл разговор о политике и недвижимости, и иногда затрагивались происшествия в Стоуни‑Кросс.
Рай вёл себя как маленький взрослый человек. Он вежливо слушал разговор, изредка задавая вопросы, на которые остальные охотно отвечали. Насколько Кристофер знал, это было довольно необычно – позволять ребёнку сидеть вместе со всеми за обеденным столом. Большинство семей из высшего общества следовали традиции, по которой дети ели отдельно, у себя в детской.
– Ты всегда ужинаешь со всей семьёй? – вполголоса спросил Фелан у мальчика.
– Почти всегда, – прошептал в ответ Рай. – Старшие разрешают мне кушать с ними, если только я не разговариваю с пищей во рту или не начинаю играть с картофелем.
– Постараюсь этого не делать, – серьёзно заверил его Кристофер.
– И вы не должны кормить Альберта объедками со стола, даже когда он просит. Тётя Беатрис говорит, что для Альберта подходит только простая пища.
Фелан взглянул на своего пса, который мирно лежал в углу.
– Капитан Фелан, – обратилась к нему Амелия, заметив, куда он смотрит, – что вы думаете об изменениях в характере и внешности Альберта?
– Это не укладывается у меня в голове, – ответил Кристофер. – Я долго думал, возможно ли будет, забрав его с полей сражений, приучить к тихой, мирной жизни.
Он посмотрел на Беатрис и серьёзно добавил:
– Я перед вами в долгу.
Беатрис покраснела и, улыбнувшись, опустила глаза, глядя в тарелку:
– Вовсе нет.
– Моя сестра всегда умела отлично ладить с животными, – сказала Амелия. – Я иногда задавалась вопросом, а что случится, если Беатрис взбредёт в голову заняться перевоспитанием мужчины.
Лео ухмыльнулся:
– Предлагаю найти по‑настоящему отвратительного, аморального бездельника и вручить его Беатрис. Ручаюсь, она сделает из него человека всего за две недели.
– У меня нет желания переучивать двуногих, – отозвалась Беатрис. – Четыре ноги – это абсолютный минимум. Кроме того, Кэм уже запретил мне сажать в сарай новых животных.
– Это с размерами‑то нашего сарая? – спросил Лео. – Только не говори, что там больше нет места.
– Когда‑то приходится подводить черту, – отозвался Кэм. – И мне пришлось, после того как в сарае появился мул.
Кристофер настороженно посмотрел на Беатрис:
– У вас есть мул?
– Нет, – тотчас же отозвалась она. Возможно, то была всего лишь игра теней, но Крису показалось, что девушка побледнела. – Ничего такого. То есть да, у меня есть мул. Но я не люблю про него рассказывать.
– А я люблю, – ничего не подозревая, с готовностью вставил Рай. – Гектор – очень хороший мул, но у него слабая спина и кривые ноги. Когда Гектор родился, никто не захотел его купить, поэтому тётя Беатрис отправилась к мистеру Кейрду и сказала…
– Его зовут Гектор? – переспросил Кристофер, пристально глядя на Беатрис.
Она не ответила.
Странное, тяжёлое чувство овладело Кристофером. Он ощущал, как каждый волосок на теле поднимается, как каждый удар сердца гонит кровь по венам.
– Его отец принадлежит мистеру Модсли? – спросил Фелан.
– Как вы догадались? – донёсся до него голос Рая.
Ответ Кристофера был очень тихим:
– Мне кто‑то написал об этом в письме.
Поднося бокал с вином к губам, Фелан отвёл взгляд от бледного лица Беатрис.
Он не смотрел на неё до конца ужина.
Он просто не мог, иначе потерял бы всё своё самообладание.
Беатрис почти задыхалась от силы своих собственных переживаний всё то время, пока продолжался ужин. Она никогда ни о чём в своей жизни не сожалела так сильно, как о том, что уговорила Кристофера остаться на ужин. Какой вывод он сделал, услышав новость о том, что она купила мула у мистера Кейрда и дала животному то же имя, какое было у любимца‑мула у Кристофера в детстве? Он захочет услышать объяснения. Ей придётся убедить Фелана в том, что обо всём она услышала от Пруденс. «Полагаю, что это имя засело у меня в голове, когда Прю его произнесла, – так она могла бы сказать, когда представится возможность. – И это красивое имя для мула. Надеюсь, вы не возражаете».