– Понятно. Значит, ум Беатрис – своеобразный, а ум Пруденс – оригинальный и глубокий.
– Именно так.
Одри медленно покачала головой.
– Есть кое‑что, о чём бы я хотела тебе рассказать. Хотя со временем это и так станет более очевидным. Но ты бы не поверил этому или, по меньшей мере, тебе бы не захотелось в это верить. Это одна из тех вещей, о которых человек должен догадаться сам.
– Одри, о чём, чёрт побери, ты говоришь?
Скрестив на груди тоненькие руки, его невестка мрачно разглядывала Кристофера. И всё же странная слабая улыбка тронула уголки её губ.
– Если ты настоящий джентльмен, – наконец, произнесла она, – то завтра же нанесёшь визит Беатрис и извинишься за причинённую обиду. Отправляйся вместе с Альбертом. Уж его‑то она точно будет рада видеть
Глава 8
На следующее утро Кристофер пешком отправился в Рэмси‑Хаус. Не потому, что ему действительно этого хотелось. Однако планов на день у него не имелось, и если он не желал сталкиваться с суровым взглядом матери или, что ещё хуже, молчаливым стоицизмом Одри, нужно было куда‑то уйти. Тишина комнат, воспоминания, гнездившиеся в каждом уголке и в каждой тени, – это больше, чем он мог вынести.
Ему ещё предстоит спросить Одри, какими были последние дни жизни Джона… его последние слова.
Беатрис Хатауэй оказалась права, когда предположила, что он, Кристофер, до возвращения домой по‑настоящему не осознавал, что Джон умер.
Кристофер в компании Альберта шёл через лес; Альберт носился туда‑сюда, продираясь сквозь папоротник. Капитан пребывал в мрачном и тревожном настроении, представляя, как его встретят – или не встретят – в Рэмси‑Хаусе. Без сомнения, Беатрис рассказала семье о его неджентльменском поведении. Они будут злиться на него, и совершенно справедливо. Известно, что члены семьи Хатауэй очень близки, по‑настоящему сплочены и яростно защищают друг друга. Иначе и быть не могло, ведь у них два зятя‑цыгана, не говоря уже о том, что самим Хатауэйям не достало ни благородной крови, ни приличного воспитания.
|
|
Лишь титул, унаследованный Лео, лордом Рэмси, обеспечил семье хоть какое‑то положение в обществе. К счастью для них, им покровительствовал лорд Уэстклифф, один из наиболее влиятельных и уважаемых пэров страны. Эта связь предоставила Хатауэйям возможность войти в такие круги общества, из которых их исключили бы в любом другом случае. Однако – и это раздражало аристократию – положение на социальной лестнице, казалось, совсем не заботило семью Хатауэй.
Приближаясь к Рэмси‑Хаусу, Кристофер спрашивал себя, какого чёрта он делает, являясь к Хатауэйям незваным гостем. Возможно, у них не приёмный день, и уж конечно, сейчас неподходящее время для визита. Но в то же время он сомневался, что они обратят на это внимание.
Поместье Рэмси было небольшим, но прибыльным. Оно насчитывало три тысячи акров пахотной земли и двести процветающих ферм арендаторов. Вдобавок к поместью примыкал огромный лес, который ежегодно давал много приносящей прибыль древесины.
Показался красивый и необычный скат крыши главного особняка, в центре – мансарда в духе средневековья, по краям – стены с островерхими зубцами; конёк крыши, выполненный в стиле эпохи короля Якова, ажурная отделка и опрятная квадратная пристройка слева, напоминавшая о временах короля Георга. Смешение архитектурных деталей было привычным явлением. Множество старых домов имели пристройки в самых разнообразных архитектурных формах. Но поскольку здесь речь шла о семействе Хатауэй, дом лишь подчеркивал их странность.
|
|
Кристофер взял Альберта за поводок и проследовал к входу в дом, испытав лёгкий укол страха.
Если повезёт, его не смогут принять.
Привязав поводок к тонкой колонне крыльца, Кристофер постучал в дверь и стал напряжённо ждать.
Он отпрянул, когда экономка с перекошенным лицом распахнула дверь.
– Прошу прощения, сэр, мы тут… – она умолкла, когда где‑то в глубине дома раздался звук бьющегося фарфора. – Боже милостивый, – простонала женщина и указала в сторону гостиной. – Пожалуйста, подождите здесь и…
– Я её поймал! – послышался мужской голос, и затем: – Чёрт, упустил. Она бежит к лестнице.
– Не позволяй ей забраться наверх! – закричала женщина. Ребёнок разразился плачем. – О, это проклятое создание разбудило малыша. Где же горничные?
– Полагаю, прячутся.
Кристофер помедлил в дверях и недоуменно моргнул, услышав блеяние.
– Они что, держат здесь скот? – тупо спросил он экономку.
– Нет, разумеется, – поспешно откликнулась она, пытаясь оттеснить его в гостиную. – Это… плачет ребёнок. Да. Это ребёнок.
– А не похоже, – заметил Кристофер.
Он услышал, как на крыльце залаял Альберт. Трёхногая кошка пробежала по коридору, за ней по пятам нёсся ощетинившийся ёж, причём нёсся гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Экономка устремилась вслед за странной парочкой.
|
|
– Пандора, ну‑ка вернись! – раздался новый голос – голос Беатрис Хатауэй – и по нервам Кристофера пробежал заряд, когда он узнал его. Он беспокойно дёрнулся на звук суматохи, рефлексы побуждали его что‑то предпринять, хотя он до сих пор не знал, что же, чёрт побери, происходит.
Большая белая коза вприпрыжку проскакала по коридору, петляя на ходу.
А затем из‑за угла появилась и Беатрис Хатауэй. Её занесло на повороте, и она остановилась.
– Надо было попытаться её остановить, – воскликнула она, затем подняла глаза, и на её лице появилось сердитое выражение. – О, это вы.
– Мисс Хатауэй… – начал Кристофер.
– Подержите.
У него в руках оказалось что‑то тёплое и извивающееся, а Беатрис сорвалась с места и устремилась за козой.
Ошеломлённый, Кристофер посмотрел на существо в своих руках. Козлёнок кремового цвета, с коричневой шёрсткой на голове. Капитан неловко держал козлёнка, стараясь не выронить, глядя на удаляющуюся Беатрис, и только тут осознал, что на ней бриджи и сапоги.
Кристоферу доводилось видеть женщин в разной степени одетых и раздетых. Но он никогда не видел женщин, одевающихся, как конюхи.
– Я, должно быть, сплю, – сказал он ёрзающему козлёнку. – Очень странный сон о Беатрис Хатауэй и козах…
– Поймал! – раздался мужской голос. – Беатрис, я же говорил, что загон надо делать выше.
– Она ведь не перепрыгнула через заграждение, – запротестовала Беатрис, – а прогрызла в нём дыру.
– Кто запустил её в дом?
– Никто. Она сама открыла одну из боковых дверей.
Далее последовал неслышный диалог.
Пока Кристофер ждал, темноволосый мальчик четырёх‑пяти лет неслышно скользнул в переднюю дверь. Он держал в руках деревянный меч и повязал голову платком так, что стал похож на миниатюрного пирата.
– Они поймали козу? – без предисловий спросил он Кристофера.
– Полагаю, да.
– Гром и молния! Я пропустил всё веселье, – вздохнул мальчик и посмотрел на Кристофера. – А вы кто?
– Капитан Фелан.
В глазах ребёнка блеснул интерес.
– Где же ваша форма?
– Я не ношу её, ведь война закончилась.
– Вы пришли повидать отца?
– Нет, я… пришёл к мисс Хатауэй.
– Вы один из её поклонников?
Кристофер решительно отрицательно покачал головой.
– Вы один из них, – со знанием дела сказал мальчик, – просто ещё не знаете об этом.
Кристофер почувствовал, как улыбка – первая настоящая улыбка за очень долгое время – коснулась его губ.
– У мисс Хатауэй много поклонников?
– О да. Но никто не хочет жениться на ней.
– А почему, ты не знаешь?
– Не хотят, чтобы их подстрелили, – ответило дитя, пожав плечами.
– Прошу прощения? – Кристофер поднял брови.
– Прежде чем жениться, надо, чтобы в тебя попала стрела, и ты влюбился, – объяснил мальчик. Затем задумчиво помолчал. – Не думаю, чтобы потом было так же больно, как в начале.
Кристофер не смог скрыть ухмылку. В этот момент Беатрис вернулась в холл, таща за собой на верёвке козу.
Девушка внимательно посмотрела на Кристофера.
Его улыбка погасла, и он обнаружил, что смотрит в её голубые‑преголубые глаза. Их взгляд был поразительно открытым и ясным… глаза скитающегося ангела. Такое чувство, что какие бы грехи этого мира она ни увидела, глаза её не угаснут. Она напомнила ему о том, что вещи, которые он видел и делал, нельзя стереть, как пятнышко с фамильного серебра.
Беатрис отвела взгляд и посмотрела вниз.
– Рай, – произнесла она, протягивая мальчику верёвку, – не отведёшь Пандору в сарай? И козлёнка тоже. – Протянув руки, она забрала у Кристофера его подопечного.
Прикосновение её рук к его рубашке вызвало лишающий воли отклик и приятную тяжесть внизу живота.
– Да, тётя. – Мальчик вышел через переднюю дверь, каким‑то образом ухитряясь удерживать козу, козлёнка и свой деревянный меч.
Кристофер стоял, глядя на Беатрис и пытаясь не открыть рот в изумлении. И потерпел неудачу. Она с тем же успехом могла стоять перед ним в одном белье. По правде говоря, это было бы даже лучше, потому что в этом случае она хотя бы не выглядела столь подчёркнуто эротично. Он видел женственный контур её бёдер, затянутых в мужские бриджи. И она отнюдь не казалась смущённой. Проклятье, что же она за женщина?
Он боролся со своей реакцией на неё, смесью раздражения, очарования и возбуждения. С волосами, угрожающими вырваться из причёски, и щеками, порозовевшими от приложенных к поимке усилий, она являла собой пример цветущей здоровьем девушки.
– Зачем вы здесь? – спросила она.
– Я пришёл извиниться, – ответил Кристофер. – Я был… невежлив вчера.
– Нет, вы были грубы.
– Вы правы. Я действительно сожалею. – Не получив ответа, Кристофер попытался подобрать нужные слова. Он, который в своё время так бойко общался с женщинами. – Я слишком много времени провёл в грубом окружении. Вернувшись из Крыма, я обнаружил, что раздражаюсь даже без причины. Я… слова слишком важны для меня, чтобы относиться к ним небрежно.
Возможно, ему показалось, но он решил, что лицо Беатрис немного смягчилось.
– Не надо извиняться за то, что я вам не нравлюсь, – сказала она, – только за то, что вы были невежливы.
– Груб, – поправил Кристофер. – И это вовсе не так.
– Что именно? – нахмурившись, спросила Беатрис.
– Что вы мне не нравитесь. То есть… Я знаю вас недостаточно хорошо, чтобы вы мне нравились или не нравились.
– Я абсолютно уверена, капитан, – проговорила девушка, – что чем больше вы узнаете меня, тем меньше я буду вам нравиться. Следовательно, давайте покончим с этим и признаем, что мы друг другу не нравимся. Меньше беспокойства.
Она была так чертовски прямолинейна почти во всём, что это против воли позабавило Кристофера.
– Боюсь, не смогу оказать вам такую услугу.
– Почему?
– Потому что, как только вы это сказали, я понял, что вы начинаете мне нравиться.
– Вы придёте в себя, – бросила Беатрис.
От её решительного тона ему захотелось улыбнуться.
– Стало даже хуже, – сказал он, – теперь я абсолютно убеждён, что вы мне нравитесь.
Беатрис послала ему откровенно скептический взгляд.
– Как насчёт моей ежихи? Вам и она нравится?
Кристофер обдумал вопрос.
– Привязанности к грызунам нельзя добиться так же быстро.
– Медуза не грызун, она иглокожая.
Кристофер не смог удержаться от вопроса:
– Зачем вы взяли её на пикник?
– Потому что посчитала, что её компания будет предпочтительнее компании тех людей, которых я там встречу. – В уголках её рта заиграла улыбка. – Я оказалась права. – Она помолчала. – Мы собираемся пить чай. Вы не присоединитесь?
Кристофер покачал головой прежде, чем она закончила фразу. Они станут задавать вопросы, и ему придется давать осторожные ответы; одна мысль о продолжительной беседе утомляла и беспокоила его.
– Благодарю, но нет. Я…
– Только на этом условии я прощу вас, – сказала Беатрис. Тёмно‑голубые глаза с дерзким вызовом смотрели прямо в его.
Удивлённый и сбитый с толку, Кристофер спрашивал себя, как у неискушённой молодой девушки едва старше двадцати лет хватает дерзости отдавать ему приказы.
Однако день воистину оказался удивительно занимательным. Почему бы не задержаться? Его нигде не ждут. Неважно, как всё сложится, всё равно это лучше, чем возвращаться в мрачные комнаты родного дома.
– В таком случае… – он осёкся, вздрогнув, когда Беатрис подалась к нему.
– О, дьявол. – Девушка пристально разглядывала лацканы его сюртука. – Вы весь в козьей шерсти. – Она принялась решительно стряхивать волоски.
Кристоферу потребовалось полных пять секунд, чтобы вспомнить, как дышать.
– Мисс Хатауэй…
В стремлении смахнуть отдельные шерстинки она подошла совсем близко. А он хотел, чтобы ещё ближе. Каково это – обнять её и прижаться щекой к блестящим тёмным волосам?
– Не двигайтесь, – сказала Беатрис, продолжая похлопывать по сюртуку. – Я их почти стряхнула.
– Нет, я не… это не… – Выдержка Кристофера рухнула. Он перехватил тонкие запястья девушки, удерживая её руки на расстоянии. Боже, чувствовать её… гладкую кожу… кончиками пальцев ощущать как сильно бьётся жилка. Едва различимая дрожь прошла по телу девушки. Он хотел проследить её путь руками, погладить все изящные изгибы фигуры. Хотел, чтобы Беатрис обвила его своими ногами, руками, волосами.
Но, несмотря на её несомненную привлекательность, он никогда бы не стал ухаживать за женщиной, подобной Беатрис Хатауэй, даже если бы уже не был влюблен в Пруденс. Чего ему хотелось по‑настоящему, в чём он так отчаянно нуждался – это вернуться к нормальной жизни. К той жизни, которая снова восстановит его мир.
Беатрис медленно высвободила руки. Она настороженно и пристально смотрела на Кристофера.
Оба вздрогнули при звуке приближающихся шагов.
– Добрый день, – раздался приятный женский голос.
Это оказалась старшая из сестёр Хатауэй – Амелия. Она была ниже ростом и обладала более пышными формами, нежели её младшая сестра. Вокруг неё витал тёплый дух материнства, словно она была готова по первому же зову поделиться сочувствием и поддержкой.
– Миссис Роан, – пробормотал Кристофер и поклонился.
– Сэр, – ответила она с вопросительной ноткой в голосе. Хотя они встречались прежде, она его не узнала.
– Амелия, это капитан Фелан, – напомнила Беатрис.
Голубые глаза Амелии расширились.
– Какой приятный сюрприз, – воскликнула она, протягивая Кристоферу руку.
– Мы с капитаном Феланом не нравимся друг другу, – поведала ей Беатрис, – по правде говоря, мы заклятые враги.
Кристофер быстро взглянул на неё.
– Когда это мы успели ими стать?
Проигнорировав его, Беатрис сказала Амелии:
– Несмотря на это, он останется на чай.
– Чудесно, – спокойно ответила Амелия. – Почему вы стали врагами, дорогая?
– Я встретила его вчера на прогулке, – объяснила Беатрис. – И он назвал Медузу «садовым паразитом» и обвинил меня в том, что я принесла её на пикник.
Амелия улыбнулась Кристоферу:
– Медузу здесь называли словами и похуже, в том числе «больной подушечкой для булавок» и «ходячим кактусом».
– Никогда не могла понять, – заметила Беатрис, – почему у людей такая необъяснимая антипатия к ежам.
– Они роются в саду, – объяснила Амелия, – и отнюдь не милашки. Капитан Фелан прав, дорогая, – тебе следовало бы взять на пикник кошку.
– Не будь глупой. Кошки и вполовину так не любят пикники, как ежи.
Разговор вёлся так быстро, что у Кристофера практически не было возможности вставить слово. Каким‑то чудом ему это удалось.
– Я извинился перед мисс Хатауэй за свои замечания, – смущённо сказал он.
Последовал одобрительный взгляд.
– Прекрасно. Мужчина, который не боится принести извинения. Но, признаться, извинения в нашей семье – дело пустое: нам обычно нравятся вещи, которые другие сочли бы оскорблением, и наоборот. Входите, капитан, вы среди друзей.
Кристофера ввели в светлый оживлённый дом со множеством окон и стопками книг повсюду.
– Беатрис, – бросила Амелия через плечо, пока они шли по коридору. – Возможно, тебе стоит переодеться. Бедный капитан Фелан может найти твой наряд шокирующим.
– Он ведь меня уже видел в нём, – ответила Беатрис за спиной у Кристофера, – и я уже успела его шокировать. Какой смысл переодеваться. Капитан, вам будет спокойнее, если я сниму бриджи?
– Нет, – поспешно ответил он.
– Хорошо, тогда не буду. Правда, не понимаю, почему женщины всё время не могут так одеваться. Можно свободно ходить и даже прыгать. Как в юбках гнаться за козой?
– Над этим стоит подумать портным, – сказала Амелия. – Хотя мои заботы лежат больше в области погонь за детьми, чем за козами.
Они вошли в комнату, полукруглый ряд высоких окон которой выходил на весенний сад. Комната была удобная, с мягкой мебелью и вышитыми подушками. Горничная суетилась, расставляя на чайном столике фарфоровые тарелки. Кристофер поневоле сравнил эту милую сценку со вчерашним чопорным чаепитием в безукоризненно‑официальной гостиной Феланов.
– Тилли, пожалуйста, поставь ещё один прибор, – сказала Амелия, – у нас гость.
– Да, мэм. – Горничная была заметно взволнована. – Коза ушла?
– Насовсем, – последовал утешительный ответ. – Принеси чай, когда будет готов. – Амелия насмешливо сдвинула брови. – От этой козы сплошные неприятности. И ладно бы проклятое животное выглядело хотя бы живописно. Но козы больше всего напоминают облезлых овец.
– Это несправедливо, – не согласилась Беатрис, – у коз гораздо больше темперамента и ума, чем у овец, которые только идут, куда им скажешь. Сколько я таких видела в Лондоне.
– Овец? – тупо переспросил Кристофер.
– Сестра говорит образно, капитан Фелан, – вмешалась Амелия.
– Ну, я и обычных овец в Лондоне видела, – заметила Беатрис, – но да, я в основном имела в виду людей. Они пересказывают одни и те же сплетни, это так утомительно. Придерживаются моды и популярных в обществе взглядов, какими бы глупыми они ни были. В таком обществе нельзя стать лучше. Остаётся только встать в рядок и блеять.
У дверей послышался тихий смех, и в комнату вошёл Кэм Роан.
– Совершенно точно, что Хатауэйи – не овцы. Я годами пытался вас пасти – и безуспешно.
Из того, что Кристофер помнил о Роане, тот некоторое время работал в лондонском игорном доме, а затем сколотил состояние на вложениях в промышленность. Хотя преданность Кэма Роана жене и семье была хорошо известна в Стоуни‑Кросс, у него едва ли был вид степенного и уважаемого главы семейства. В длинных тёмных волосах, экзотических янтарных глазах и бриллиантовой серьге в ухе явно читалось цыганское наследие.
Подойдя к Кристоферу, Роан обменялся с ним поклонами и дружелюбно посмотрел на гостя.
– Капитан Фелан. Рад видеть вас. Мы надеялись на ваше благополучное возвращение.
– Благодарю. Надеюсь, моё присутствие не создаст неудобств.
– Ни в коем случае. Лорд Рэмси с супругой всё ещё в Лондоне, а мой брат Меррипен с семьёй уехал с визитом в Ирландию, так что здесь в последнее время стало слишком спокойно. – Он помолчал, в глазах появилась смешинка. – Несмотря на беглых коз.
Дамы уселись за стол. Принесли чаши для омовения пальцев и салфетки, затем – тяжело нагруженный чайный поднос. Пока Амелия разливала чай, Кристофер заметил, что она добавила несколько толчёных зелёных листьев в чашку Беатрис.
– Сестра предпочитает чай с мятой, – объяснила Амелия, заметив его интерес. – Не хотите ли и вы?
– Нет, спасибо, я… – Он умолк, глядя, как она размешивает в чашке ложку меда.
«Каждое утро и в обед я пью свежий чай с мятой, подслащенный мёдом …»
Напоминание о Пруденс всколыхнуло знакомое желание, но Кристофер поборол его. Он заставил себя сосредоточиться на окружающем, этих людях.
В последовавшей паузе он услышал, как снаружи лает Альберт. С отчаянным нетерпением Кристофер размышлял, умолкнет когда‑нибудь проклятая собака или нет.
– Он хочет защитить вас, – сказала Беатрис. – Ему интересно, куда я вас увела.
Кристофер напряженно вздохнул.
– Возможно, мне не стоило оставаться. Он будет лаять часами.
– Чепуха. Альберт должен научиться приспосабливаться к вашим планам. Я приведу его.
Её властная манера вести себя раздражала Кристофера, и не важно, что Беатрис права.
– Он может что‑нибудь испортить, – сказал он, поднимаясь на ноги.
– Хуже, чем коза, он не может себя вести, – ответила Беатрис, вставая лицом к лицу с ним.
Из вежливости Роан тоже поднялся, глядя на них.
– Мисс Хатауэй… ‑ продолжил спорить Кристофер, но умолк, недоумённо моргнув, когда она протянула руку и коснулась его груди. Кончики её пальцев на один удар сердца задержались там, где оно билось.
– Позвольте, я попробую, – мягко попросила она.
Кристофер отступил на шаг, дыхание у него перехватило. Тело отреагировало на её прикосновение с ошеломляющей силой. Леди никогда не дотрагивались ни до какого места на торсе мужчины, если только обстоятельства не были настолько чрезвычайными, что… нет, он даже не мог представить, что могло оправдать такой поступок.
Возможно, если бы на нём загорелся жилет, а она попыталась бы сбить пламя. Кроме этого, ему в голову не приходило ни одной веской причины.
И всё же, если уж говорить о брешах в этикете, делать замечание девушке было таким же проявлением невоспитанности. Взволнованный и возбуждённый, Кристофер только кивнул.
Когда Беатрис вышла из комнаты, мужчины снова сели на свои места.
– Простите нас, капитан Фелан, – пробормотала Амелия. – Вижу, моя сестра вас удивила. Мы правда старались привить ей лучшие манеры, но все мы мещане. И пока Беатрис не слышит, хочу вас заверить, что она не всё время одевается так странно. Однако она часто занимается тем, для чего длинные юбки не предназначены. Возвращает птиц в гнезда, тренирует лошадь и так далее.
– Более традиционное решение, – осторожно заметил Кристофер, – это запретить занятия, требующие ношения мужской одежды.
Роан ухмыльнулся:
– Одно из моих личных правил, связанных с Хатауэйями, – заметил он, – не запрещать им ничего. Ибо запрет не гарантирует, что они всё равно не будут делать то, что хотят.
– Боже, мы вовсе не так плохи, – запротестовала Амелия.
Роан выразительно посмотрел на жену, по‑прежнему улыбаясь.
– Хатауэйям нужна свобода, – обратился он к Кристоферу, – в особенности Беатрис. Обычная жизнь – салоны и гостиные – стала бы для неё тюрьмой. Она связана с миром нитями, гораздо более живыми и естественными, чем любая из гаджи, которых я когда‑либо знал. – Видя недоумение Кристофера, он добавил: – этим словом цыгане называют ваших женщин.
– Из‑за Беатрис, – в свою очередь сказала Амелия, – у нас здесь настоящий зверинец из брошенных созданий: коза, с выступающей вперед нижней челюстью, трёхногая кошка, толстый ёж, мул, страдающий отсутствием равновесия и так далее.
– Мул? – Кристофер пристально посмотрел на неё, но прежде, чем успел задать вопрос, вернулась Беатрис, ведя на поводке Альберта.
Кристофер поднялся и хотел забрать собаку, но Беатрис покачала головой:
– Благодарю вас, капитан, но я с ним управлюсь.
При виде Кристофера Альберт бешено завертел хвостом и с лаем рванулся к нему.
– Нет, – строго сказала Беатрис, потянув пса назад и слегка коснувшись его морды. – Твой хозяин в безопасности. Не надо шуметь. Идём. – Она подхватила подушку с канапе с низкой спинкой и положила её в углу.
Кристофер смотрел, как она подводит пса к подушке и снимает поводок. Альберт заскулил и отказался лечь на подушку, но послушно остался в углу.
– Стой здесь, – приказала ему девушка.
К удивлению Кристофера, Альберт не пошевелился. Пёс, которому ничего не стоило пробежать под артиллерийским огнём, буквально ел из рук Беатрис Хатауэй.
– Думаю, он будет хорошо вести себя, – сказала Беатрис, вернувшись к столу, – но лучше, если мы не станем обращать на него внимания. – Она села, положила на колени салфетку и потянулась за чашкой. Затем улыбнулась, заметив выражение лица Кристофера.
– Вольно, капитан, – мягко сказала она. – Чем больше вы расслабитесь, тем спокойнее будет и Альберт.
В последовавший за этим час Кристофер выпил несколько чашек горячего сладкого чая и принял участие в оживлённой беседе. Постепенно тугие холодные узлы в его груди начали ослабевать. Перед ним стояла тарелка сандвичей и пирожков. Он изредка бросал взгляд на Альберта, который устроился в углу, положив голову на лапы.
Хатауэйи предстали перед Кристофером в новом свете. Они оказались умными, забавными, их беседа текла, поворачиваясь в совершенно неожиданных направлениях. Ему стало ясно, что сёстры слишком умны для высшего общества. Единственным предметом разговора, которого не касались, был Крым, и за это Кристофер был искренне благодарен. Они, казалось, поняли, что тема войны – последнее, о чём бы ему хотелось говорить. Ещё и по этой причине, не считая остальных, они ему понравились.
Но Беатрис озадачивала его.
Кристофер не знал, как её понимать. Его смущала и раздражала дерзость, с которой она разговаривала с ним. И её вид в этих бриджах, со скрещёнными по‑мужски ногами беспокоил его. Она была странной. Не такой, как все, не укрощённой.
Когда чаепитие закончилось, Кристофер поблагодарил всех за приятный день.
– Надеюсь, вы скоро опять навестите нас, – предположила Амелия.
– Да, – ответил Кристофер, вовсе не имея этого в виду. Он был абсолютно уверен, что Хатауэйев, пусть они и приятные люди, необходимо принимать редко и в небольших дозах.
– Я прогуляюсь с вами до опушки леса, – объявила Беатрис, собираясь забрать Альберта.
Кристофер подавил приступ гнева.
– Это необязательно, мисс Хатауэй.
– Знаю, – ответила она, – но я так хочу.
Кристофер сжал зубы и потянулся за поводком Альберта.
– Я поведу его, – сказала Беатрис, не отдавая поводка.
Поймав удивлённый взгляд Роана, Кристофер проглотил резкий ответ и вслед за Беатрис вышел из дома.
Амелия подошла к окнам гостиной и смотрела, как две удаляющиеся фигуры направляются через сад в сторону леса. Вскоре Беатрис и Кристофер скрылись за яблонями, усыпанными светло‑зелёными почками и белыми цветами.
Амелия ломала голову над тем, как Беатрис вела себя с суровым солдатом. Она клевала его и оживлённо щебетала, как если бы пыталась напомнить ему о чём‑то, что он забыл.
Кэм подошел к жене и остановился у неё за спиной. Она прислонилась к нему, обретая спокойствие в его надежном сильном присутствии. Роан обнял жену одной рукой. Амелия вздрогнула от удовольствия и привычной чувственности, вызванной его прикосновением.
– Несчастный человек, – пробормотала Амелия, вспоминая тревожные глаза Фелана. – Сначала я его не узнала. Интересно, он сам понимает, насколько изменился?
Губы Кэма легонько коснулись её виска, и он ответил:
– Подозреваю, что теперь, когда он дома, он это поймёт.
– Прежде он был очень милым. А теперь кажется таким суровым. И иногда так смотрит, словно глядит прямо в…
– Он провёл два года, хороня друзей, – тихо ответил Кэм, – и ходил в штыковые атаки, а это превращает людей в сталь. – Он помолчал, задумавшись. – Такое нельзя забыть. Нельзя забыть лица убитых тобой людей.
Зная, что муж вспоминает определённый эпизод из собственного прошлого, Амелия повернулась и обняла его покрепче.
– Цыгане не верят в войну, – произнёс Кэм ей в волосы. – Ссоры, споры, драки – да. Но отнимать жизнь человека, к которому нет личной неприязни… Это одна из многих причин, по которой из меня не получилось бы хорошего солдата.
– Но по этим же причинам из тебя вышел прекрасный муж.
Кэм крепче обнял её и прошептал что‑то на цыганском. Хотя Амелия не поняла слов, их грубое, и в то же время мелодичное звучание заставило её затрепетать.
Она придвинулась ближе. Прижавшись щекой к груди Кэма, она размышляла вслух:
– Очевидно, что Беатрис очарована капитаном Феланом.
– Её всегда тянуло к раненым созданиям.
– Очень часто раненые – самые опасные.
Кэм успокаивающе погладил её по спине.
– Мы присмотрим за ней, monisha.
Беатрис легко шла в ногу с Кристофером в сторону леса. Его бесило, что кто‑то другой держит поводок Альберта. Уверенность девушки в себе раздражала, как камушек, попавший в ботинок. И всё же, когда она была рядом, невозможно было отстраниться от происходящего вокруг. У неё был талант связывать его с настоящим.
Он не мог не смотреть, как двигаются её ноги и бёдра, обтянутые бриджами. О чём только думает её семья, позволяя так одеваться? Даже в домашней обстановке это неприемлемо.
Горькая усмешка тронула его губы, когда он подумал, что у него и Беатрис Хатауэй есть, по крайней мере, что‑то общее – они не соответствуют остальному миру.
Он хотел отличаться от других. До войны это было так легко. Он всегда знал, что сказать и сделать. Теперь же перспектива снова войти в приличное общество напоминала скорее игру, правила которой он позабыл.
– Вы скоро подадите в отставку? – спросила Беатрис.
Кристофер кивнул:
– Я уезжаю в Лондон через несколько дней, чтобы всё подготовить.