– О, – голос Беатрис звучал заметно более подавленно, когда она произносила: – Полагаю, вы навестите Пруденс.
Кристофер издал неопределённый звук. В кармане сюртука лежало измятое письмо, которое он всегда носил при себе.
«Я не та, за кого вы меня принимаете…
Возвращайтесь, пожалуйста, возвращайтесь и отыщите меня.»
Да, он отыщет и узнает, почему она написала эти запавшие ему в память слова. А затем он женится на ней.
– Теперь, когда не стало вашего брата, – сказала Беатрис, – вам придётся научиться управлять Ривертоном.
– Помимо всего прочего, – резко бросил он.
– Ривертону принадлежит большая часть Арденнского леса[26].
– Мне это известно, – спокойно заметил Кристофер.
Она, казалось, не заметила сарказма.
– Некоторые помещики вырубают чересчур много деревьев, чтобы поставлять древесину местному производству. Надеюсь, вы не станете так поступать.
Кристофер промолчал, надеясь, что продолжения разговора не последует.
– Вы хотите унаследовать Ривертон? – Вопрос его озадачил.
– Не имеет значения, хочу я или нет. Я следующий в роду и сделаю, что потребуется.
– Но это важно, – настаивала Беатрис, – поэтому я и спросила.
– Ответ – нет, – произнёс Кристофер, теряя терпение, – не хочу. Всегда предполагалось, что эта участь уготована Джону. Я чувствую себя проклятым самозванцем, пытающимся занять его место.
Если бы речь шла о другом человеке, подобный взрыв эмоций положил бы конец вопросам. Но Беатрис не отступила.
– Что бы вы делали, если бы он был жив? Всё равно подали бы в отставку?
– Да. Я сыт армией по горло.
– А затем? Что бы вы стали делать?
– Не знаю.
– А что вы умеете? Какими талантами обладаете?
Подойдя к лесу, они замедлили шаг. Его таланты… он умел пить, обыгрывать человека в карты или на бильярде, соблазнять женщин. Он был метким стрелком и превосходным наездником.
Затем Кристофер подумал о том, за что его хвалили больше всего, за что осыпали медалями.
– У меня один талант, – сказал он, забирая у Беатрис поводок. Он заглянул сверху вниз в её округлившиеся глаза. – Я хорошо умею убивать.
Не произнеся больше ни слова, он ушёл, оставив её стоять на краю леса.
Глава 9
Спустя неделю после возвращения Кристофера в Гэмпшир разлад между ним и его матерью стал настолько очевидным, что им было трудно находиться в одной комнате больше нескольких минут. Бедная Одри прилагала все усилия, выступая в роли миротворца, однако без особого успеха.
У миссис Фелан появилась привычка – постоянно выражать своё недовольство. Она не могла пройти по комнате без того, чтобы не отпустить едкие замечания, словно цветочница, разбрасывающая полные пригоршни лепестков на свадьбе. Её нервы стали особенно чувствительными, вынуждая каждый день тихо лежать в тёмной комнате в середине дня. Целый букет болезней удерживал её от того, чтобы зорко наблюдать за всем, что творилось в доме, и в результате ничто из происходившего вокруг не заслуживало её одобрения.
Во время ежедневного отдыха миссис Фелан реагировала на позвякивание тарелок в кухне так, словно в её тело впивались невидимые ножи. Приглушённые голоса или тяжёлая поступь шагов на верхних этажах были мукой для её нервов. Всем домашним приходилось действовать весьма осмотрительно, чтобы не потревожить её.
– Я видел мужчин, только что потерявших руки и ноги, – они жаловались намного меньше моей матери, – как‑то сказал Кристофер Одри, чем вызвал у нее унылую усмешку.
Она рассудительно ответила:
– В последнее время матушка так привыкла к своей ритуальной скорби... словно её печаль в той или иной степени удерживает Джона рядом с ней. Я рада, что твой дядя завтра приедет за ней. Необходимо разорвать цепочку однообразных дней.
По крайней мере, четыре дня в неделю по утрам миссис Фелан ходила к фамильному склепу на кладбище возле церкви в Стоуни‑Кросс и проводила целый час у могилы Джона. Так как она не желала выходить одна, обычно она просила Одри сопровождать её. Однако вчера миссис Фелан настояла на том, чтобы её проводил Кристофер. В течение часа он ждал её в мрачной тишине, пока она стояла на коленях у могильного камня и, не стесняясь, роняла скупые слёзы.
Когда же миссис Фелан, наконец, подала знак, что хочет подняться, и Кристофер подошёл, чтобы помочь ей встать, она заявила, что и он тоже должен преклонить колени и помолиться, как до этого делала она.
Кристофер просто не мог выполнить её пожелание даже для того, чтобы доставить матери удовольствие.
– Я буду скорбеть своим собственным способом, – сказал ей Кристофер, – и в то время, которое выберу сам.
– Это непристойно, – гневно заявила миссис Фелан, – такое неуважение к Джону. Твой брат заслуживает того, чтобы его оплакивал или, по меньшей мере, делал вид, что оплакивает, человек, который так много выиграл от смерти брата.
Кристофер уставился на мать, не веря своим ушам.
– Я выиграл? – повторил он тихо. – Вы знаете, что мне всегда было наплевать, кто унаследует Ривертон. Я бы отдал всё, что имею, если бы это помогло вернуть мне брата. Если бы я мог пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти его, я бы так и поступил.
– Как бы я хотела, чтобы это было возможно, – колко бросила миссис Фелан, и обратную дорогу до дома они молчали.
И всё это время Кристофер задавался вопросом, сколько часов она провела, сидя у могилы Джона и всем сердцем желая, чтобы один сын оказался на месте другого.
Джон был идеальным сыном, ответственным и надёжным. В то время как Кристофер – необузданным и грубым, чересчур эмоциональным, безрассудным, и беспечным. Как и его отец, Уильям. Каждый раз, когда Уильям оказывался замешан в очередном лондонском скандале, часто связанном с чьей‑либо женой, миссис Фелан вела себя с Кристофером холодно и сдержанно, словно его объявили преемником её неверного мужа. Когда Уильям Фелан умер в результате падения с лошади, в Лондоне шептались, что удивительно, как его до этого не застрелил негодующий муж или отец одной из женщин, которых он обольстил.
В тот момент Кристоферу было двенадцать. В отсутствие отца он постепенно вжился в свою роль – роль сумасбродного шалопая. Казалось, от него ждали именно этого. Правда заключалась в том, что Кристофер действительно наслаждался всеми городскими развлечениями, независимо от того, что подобное времяпровождение было скоротечным и пустым. Служба в армии в чине офицера стала для Кристофера отличным занятием... она доставляла ему удовольствие во всех отношениях. До тех пор, пока его на самом деле не отправили на войну, подумал Кристофер и мрачно, еле заметно улыбнулся.
Кристофер сражался намного лучше, чем он сам или кто‑либо другой от него ожидал. И чем более искусным он становился в убийстве других людей, тем более мёртвым ощущал себя внутри.
Но у него была Пруденс. Единственная оставшаяся порядочная часть Кристофера, часть его самого, которая любила её. При мысли о поездке к ней Кристофером овладевало сильное волнение.
Он всё ещё испытывал трудности со сном, часто резко просыпался посреди кошмара, вытягиваясь в струнку на кровати. А днём у Кристофера бывали моменты, когда он вздрагивал от внезапного звука и пытался нащупать винтовку, которой не оказывалось под рукой. Но Кристофер не сомневался, что всё это пройдёт со временем.
Должно пройти.
Глава 10
Очевидно, что не было причины надеяться на что‑то, если дело касалось Кристофера Фелана. Беатрис постоянно напоминала себе об этом. Его привлекала Пруденс Мерсер. Прелестная, золотоволосая, благопристойная Пруденс.
Впервые в жизни Беатрис пожалела о том, что не может стать кем‑то другим, не тем, кем являлась на самом деле.
«Думаю, вы можете оказаться моим единственным шансом вновь стать частью мирной жизни....»
Возможно, Пруденс самый подходящий человек, который мог помочь Кристоферу. Она свободно держалась в обществе, как никогда не сможет вести себя Беатрис. Ну и отлично. Если так лучше для него, то в сердце Беатрис не может быть места для упрёков. Этот мужчина испытал достаточно боли и лишений – девушка не хотела, чтобы у него из‑за неё возникли ещё какие‑либо затруднения.
Кроме одного... она не могла перестать думать о Кристофере. Это походило на болезнь. Ей было невыносимо трудно вести себя как обычно. Беатрис всё время хотелось плакать. Она чувствовала себя беспокойной, уставшей и совсем не хотела есть. На самом деле Беатрис стала такой печальной, что Амелия настояла на том, чтобы заварить для нее укрепляющий настой из щавеля.
– Ты сама не своя, – заметила Амелия, – обычно ты такая жизнерадостная.
– Почему я должна радоваться жизни, если для этого нет причины? – угрюмо спросила Беатрис.
– А разве есть причина быть несчастной?
Беатрис отчаянно хотелось признаться во всём сестре, но она ничего не ответила. Амелия никак не могла помочь ей в этой ситуации. И, кроме того, даже если бы она рассказала обо всём сотне, тысяче человек, от этого ей не стало бы легче. Она тосковала по мужчине, который никогда не станет её, и Беатрис не хотелось, чтобы все говорили о том, как это нелепо. Беа даже не желала прекращать тосковать по нему. Отчаянная сила её желания служила единственной хрупкой связью с Кристофером.
Она была настолько одержима им, что серьёзно размышляла о том, чтобы поехать в Лондон и оставаться там до конца сезона. Тогда она могла бы навещать Одри и получить возможность видеть Кристофера. Но в этом случае ей придется наблюдать, как он везде появляется с Пруденс... танцует, флиртует, оказывает знаки внимания... и Беатрис была уверена, что не сможет этого вынести.
Нет, она останется в Гэмпшире, где ей самое место.
Одри сказала, что это мудрое решение.
– Он изменился, Беа, и не скажу, что к лучшему. Когда Кристофер только вернулся с Крымского полуострова, меня так и подмывало рассказать ему всю правду об этих письмах. Что это ты писала ему, а не Пруденс. Но теперь я рада, что не сделала этого. Мне бы не хотелось поощрять привязанность, возникшую между тобой и Кристофером. Он сам на себя не похож. Он пьёт больше, чем следовало бы. Вздрагивает от малейшего шума. Иногда ему мерещится что‑то, чего на самом деле нет. Ещё я знаю, что он почти не спит – я часто слышу, как он бродит по ночам по дому. Но когда я пытаюсь поговорить с ним, Кристофер отмахивается от меня, словно я какая‑нибудь глупышка. А иногда простой вопрос – особенно касающийся войны – приводит его в ярость, которую он с трудом подавляет. Хотела бы я знать...
– Что? – прошептала Беатрис, не находя себе места от беспокойства.
Одри посмотрела на неё откровенным взглядом.
– Хотела бы я знать, удастся ли Пруденс справиться с ним. Он так решительно настроен быть с нею... но Кристофер не тот мужчина, каким был раньше. А у Пруденс не хватит здравого смысла, чтобы понять это. Я даже иногда думаю, а не опасен ли он для неё.
Обдумывая мрачные слова Одри, Беатрис направлялась в дом Феланов с определённой миссией. Хотя она ничем не могла помочь Кристоферу, но могла многое сделать для Альберта. Вполне вероятно, что злобный пёс кого‑нибудь покусает, и его лишат так необходимых ему любви и заботы. Собаки по своей сути общительные животные, поэтому пса следовало научить, как ладить с другими живыми существами.
Экономка семьи Фелан, миссис Клокер, поприветствовала Беатрис на входе и сказала, что Одри нет дома, но скоро она должна вернуться из поездки в деревню.
– Вы не хотите дождаться её, мисс Хатауэй?
– Собственно говоря, я бы хотела обсудить с капитаном Феланом особое дело, – Беатрис еле заметно улыбнулась, увидев вопросительный взгляд экономки. – Я хочу предложить свою помощь и заботиться об Альберте, пока капитан будет находиться в Лондоне.
Экономка широко открыла глаза от удивления.
– Хозяин собирается оставить пса здесь, чтобы слуги присматривали за ним, – наклонившись к Беа, миссис Клокер прошептала: – Это адское создание, мисс. Сам дьявол не захотел бы иметь такую собаку.
Беатрис сочувственно улыбнулась.
– Я надеюсь, что смогу изменить Альберта в лучшую сторону. Если капитан Фелан позволит, я сегодня же заберу Альберта к себе и избавлю вас от обязанностей по присмотру за ним.
Миссис Клокер явно испытала облегчение.
– О, это так мило с вашей стороны, мисс Хатауэй! Я немедленно сообщу капитану Фелану, – экономка поспешно удалилась, словно боялась, что Беатрис может передумать и уйти.
Когда высокая фигура Кристофера появилась в комнате для приёма гостей, Беатрис тотчас покрылась румянцем с ног до головы. «Прекрати сейчас же, Беатрис Хатауэй! – строго приказала она себе. – Если ты продолжишь вести себя как идиотка, тебе придётся пойти домой и выпить целую бутылку укрепляющего настоя из щавеля».
– Мисс Хатауэй, – произнёс Кристофер, кланяясь ей с формальной вежливостью.
Тёмные круги под глазами от недосыпа делали Кристофера ещё более привлекательным, если такое вообще возможно, придавая человечность резким чертам его лица.
Беатрис умудрилась легкомысленно улыбнуться.
– Доброе утро, капитан Фелан.
– Сейчас день.
– О, неужели? – она взглянула через плечо Кристофера на часы, стоявшие на камине. Половина первого. – В таком случае, добрый день.
Одна из бровей капитана Фелана поползла вверх.
– Я могу вам чем‑нибудь помочь?
– Надеюсь, что наоборот. Я хотела бы взять Альберта к себе, в Рэмси‑Хаус, на то время, пока вы будете находиться в Лондоне.
Кристофер сузил глаза.
– Зачем?
– Я очень хочу помочь ему привыкнуть к новой жизни. Альберту будет обеспечен лучший уход, а я стану заниматься с ним, тренировать его... – голос Беатрис становился всё тише и тише по мере того, как на лице Кристофера появлялось выражение непринятия. Беа не приходило в голову, что он может отказаться от её предложения.
– Спасибо, мисс Хатауэй. Но думаю, для Альберта будет лучше всего, если он останется здесь, со слугами.
– Вы... вы сомневаетесь, что я могу ему помочь? – сумела задать вопрос Беатрис.
– Пса легко взволновать. Ему нужны абсолютная тишина и покой. Я вовсе не хочу обидеть вас, говоря, что обстановка в Рэмси‑Хаус слишком шумная для Альберта.
Брови Беа взметнулись вверх.
– Прошу прощения, капитан, но вы глубоко ошибаетесь. Это как раз та обстановка, которая нужна Альберту. Понимаете, с точки зрения пса…
– Я не нуждаюсь в ваших советах.
– Нет, нуждаетесь, – импульсивно возразила Беатрис. – Как вы можете быть так уверены в своей правоте? По меньшей мере, вы могли бы послушать меня хоть немного – осмелюсь сказать, что знаю о собаках больше, чем вы.
Кристофер сверлил девушку тяжёлым пристальным взглядом человека, не привыкшего, чтобы его решения обсуждались.
– Вне всякого сомнения. Но об Альберте я знаю больше вас.
– Да, но…
– Вам пора уходить, мисс Хатауэй.
Беатрис захлестнула волна горького разочарования.
– Как вы думаете, что с ним будут делать слуги в ваше отсутствие? – спросила она и сразу же продолжила, прежде чем Кристофер смог ответить: – Они запрут Альберта в сарае или в комнате, потому что боятся его, а это приведёт к тому, что пёс станет ещё более опасным. Он зол, обеспокоен и одинок. Альберт не знает, чего от него ожидают. Ему нужны постоянное внимание и забота, а я единственный человек, у которого есть время и желание заниматься этим.
– Альберт был моим товарищем два года, – отрезал Кристофер, – последнее место, куда бы я его отправил, – это в семейный бедлам. Псу не нужен беспорядок. Он не нуждается в шуме и неразберихе…
Речь Кристофера была неожиданно прервана диким лаем, сопровождаемым оглушительным грохотом падающего металла. Альберт мчался через холл и столкнулся с горничной, которая несла поднос с отполированным столовым серебром.
Беатрис заметила блеск от вилок и ложек, рассыпавшихся у дверного проёма, как раз перед тем, как её толкнули и она упала на пол гостиной. От удара у Беа перехватило дыхание.
Она испытала потрясение, когда поняла, что прижата к ковру тяжёлым мужским телом.
В изумлении Беатрис попыталась разобраться в происходящем. Кристофер прыгнул на неё. Своими руками он прикрывал её голову... действуя инстинктивно, защищая Беатрис собственным телом. Они лежали на полу, их руки и ноги переплелись, одежда пришла в беспорядок, а дыхание сбилось.
Подняв голову, Кристофер осторожно осмотрелся по сторонам. На мгновение неприкрытая свирепость на его лице испугала Беатрис. Так, поняла она, капитан Фелан выглядел во время битвы. Именно таким видели его враги перед тем, как он убивал их.
Альберт бросился к ним, бешено лая.
– Нет, – тихим голосом приказала Беатрис, вытягивая руку, чтобы указать псу на место. – Сидеть.
Собачий лай перешёл в недовольное рычание, и Альберт медленно опустился на пол. Пёс не отрывал глаз от хозяина.
Беатрис снова направила своё внимание на Кристофера. Он с трудом дышал и сглатывал, отчаянно пытаясь обрести прежнее самообладание.
– Кристофер, – осторожно позвала Беатрис, но он, казалось, не слышал её. В этот момент ни одно слово не дошло бы до его сознания.
Беа обняла его, положив одну руку на плечо, а другую – на талию. Он был крупным, великолепно сложенным мужчиной, его мощное тело дрожало. Чувство нестерпимой нежности охватило Беатрис, и она позволила себе пальцами погладить затылок Кристофера.
Альберт тихо и жалобно заскулил, глядя на них двоих.
Над плечом Кристофера Беатрис заметила горничную, нерешительно стоявшую у двери с охапкой поднятых с пола вилок в руке.
Хотя Беатрис совершенно не заботило, как вся эта ситуация выглядит со стороны и не приведёт ли это к скандалу, девушку очень беспокоил вопрос, как ей защитить Кристофера, пребывавшего в таком уязвимом состоянии. Капитан Фелан не захотел бы, чтобы кто‑нибудь увидел его, когда он был не в силах держать себя в руках.
– Оставьте нас, – тихо приказала Беа.
– Да, мисс, – благодарная служанка поспешно убежала, закрыв за собой дверь.
Беатрис вновь посмотрела на Кристофера, который, казалось, не заметил этого короткого диалога. Она бережно опустила его голову себе на грудь и прижалась щекой к его блестящим светлым волосам. И стала ждать, позволив Кристоферу чувствовать ровный ритм её дыхания.
От Кристофера пахло чистотой и летом, горячим солнцем и шафраном. Беатрис закрыла глаза, ощущая, как его тело давит на её с интригующей настойчивостью, а колени запутались в ворохе юбок.
Прошла минута, ещё одна. До конца жизни Беатрис не забыла бы, как лежала с Кристофером наедине в ярком квадрате солнечного света, проникавшего в комнату через окно... его приятный вес на её теле, сокровенное тепло его дыхания у её шеи. Беатрис жила бы в этой минуте вечно, если бы это было возможно. «Я люблю тебя, – подумала она, – безумно, отчаянно, навечно – я люблю тебя».
Кристофер поднял голову, взгляд недоумевающих серых глаз опустился на Беа.
– Беатрис, – его прерывистый шёпот привёл девушку в трепет. Кристофер обхватил её лицо ладонями, его длинные пальцы нежно зарылись в её спутанные тёмные локоны. – Я не причинил вам боль?
Желудок Беа сжался. Она покачала головой, не в силах говорить. О, то, как он смотрел на неё, именно на неё... это был Кристофер из её грёз. Мужчина, писавший ей. Такой заботливый, настоящий и великолепный, что ей захотелось заплакать.
– Я думал... – Кристофер остановился на полуслове и провёл большим пальцем по горячей щеке Беатрис.
– Я знаю, – прошептала она, от его прикосновения её нервы натянулись, словно струны.
– Я не хотел этого делать.
– Я знаю.
Пристальный взгляд Кристофера опустился на полуоткрытые губы Беатрис и надолго задержался там, пока она не ощутила, как он ласкает её взглядом. Сердце Беа сильно забилось, разгоняя кровь к онемевшим конечностям. Каждый вздох заставлял её тело прижиматься к телу Кристофера, чувствовать дразнящее трение твёрдой плоти и тёплой льняной одежды.
Беатрис оцепенела, заметив неуловимые изменения в выражении его лица, потемневшие серые глаза. Возможное развитие событий проникло в тишину, как солнце пробивается сквозь листву деревьев в лесу.
Девушка гадала, поцелует её Кристофер или нет.
И одно‑единственное слово промелькнуло в её сознании.
Пожалуйста.
Глава 11
Кристофер напряг дрожащие мышцы. Сердцебиение отдавалось в ушах. Изо всех сил он старался понять, как произошло, что он совсем растерялся в этой ситуации. Громкий звук напугал его, и он действовал, не раздумывая. И ничего не осознавал, пока не обнаружил, что лежит на Беатрис, пытаясь защитить её… защитить их обоих. А когда в ушах затих шум, пришло понимание того, что он натворил.
Сбил беззащитную леди с ног! Бросился на неё, как ненормальный! Господи! Кристофер чувствовал себя потерянным, слегка помешанным. Возможно, он даже ушиб её.
Следовало бы помочь леди встать и принести ей искренние извинения. Вместо этого кончики его пальцев легли на её шею, лаская пульсирующую жилку. Боже, что он делает?
Прошло много времени с тех пор, как его обнимала женщина. Это было так приятно, что Кристофер никак не мог заставить себя освободить её. Мягкое тело баюкало женской силой, тонкие нежные пальчики продолжали поглаживать его по затылку. Ему никогда не приходилось видеть таких голубых глаз – прозрачных и тёмных, как бристольское стекло[27].
Кристофер старательно вспоминал причины, почему не следовало хотеть эту женщину. Он даже попытался вызвать образ Пруденс, но не преуспел. Закрыв глаза, он ощутил на своем подбородке дыхание Беатрис. Он чувствовал её всем телом: её запах проник в нос и горло, тепло просачивалось сквозь кожу.
Казалось, за все долгие месяцы и годы желание копилось для этой секунды, для этого прижатого им стройного тела. Он боялся того, что мог бы сделать с нею. Нужно было откатиться подальше, чтобы между ними появилось расстояние, но всё, что он мог, это продолжать накапливать ощущения соблазнительно поднимающейся и опадающей груди, разведённых ног под тяжелыми юбками. Её поглаживания пальцами по его шее одновременно вызывали приятную прохладу и заставляли гореть жаркой потребностью его плоть.
Он с отчаянием нащупал нежные руки и прижал над её головой.
Стало лучше.
И хуже.
Её взгляд бросал вызов, приглашал к ещё большей близости. Кристофер чувствовал силу и жар её желания, и всё в нём отвечало на этот призыв. Как зачарованный, он следил за расползавшимся по атласной коже румянцем и хотел бы последовать за ним пальцами и губами.
Но вместо этого он встряхнул головой, чтобы прояснить мысли.
– Простите, – сказал он с глубоким вздохом. – Простите, ради бога, – повторил он. Из горла рвался невесёлый смех. – Мне все время приходится перед вами извиняться.
Она расслабила руки.
– Это не ваша вина.
Кристофер не мог понять, как, дьявол, ей удавалось оставаться такой невозмутимой. Кроме румянца на щеках, ничто не указывало на её смущение. Появилось раздражающее чувство, что им умело манипулируют.
– Я толкнул вас на пол.
– Не специально.
Попытки девушки успокоить Кристофера вызвали обратное действие.
– Причины не имеют значения, когда на вас падает некто вдвое тяжелее.
– Причины всегда имеют значение, – не согласилась Беатрис. – Кроме того, я привыкла, что меня сбивают с ног.
– И часто с вами это случается? – язвительно уточнил он, освобождая её руки.
– Да, часто. Собаки, дети... все на меня прыгают.
Это Кристофер мог понять. Прыгнуть на неё оказалось самым приятным из того, что он делал за многие годы.
– Не будучи ни ребёнком, ни собакой, у меня нет оправдания.
– Служанка уронила поднос. Ваши действия вполне объяснимы.
– В самом деле? – скатываясь с неё, с горечью спросил Кристофер. – Будь я проклят, если понимаю.
– Конечно, объяснимы, – продолжила Беатрис, поднимаясь с пола. – Долгое время вы учились падать ради спасения жизни при каждом выстреле и взрыве снаряда. Возвращение домой не означает, что вы легко забудете о многолетних привычках.
Кристофер не мог не задуматься над тем, смогла бы Пруденс так же быстро его простить и повести себя с подобным самообладанием.
Когда Кристофер осознал новое направление мыслей, его лицо помрачнело. Имеет ли он право отправиться к Пруденс, если ведёт себя настолько непредсказуемо? Не опасно ли это для неё? Сначала надо бы взять себя в руки. Но как? Привычки глубоко укоренились, и ответные действия были слишком стремительными.
Пока Кристофер молчал, Беатрис подошла к Альберту и наклонилась, чтобы погладить. Собака перевернулась на спину, подставляя живот. Мужчина поправил одежду и сунул руки в карманы брюк.
– Вы не пересмотрели свое решение насчёт того, чтобы отдать мне Альберта? – спросила Беатрис.
– Нет, – резко ответил Кристофер.
– Нет? – повторила она, как будто отказ был немыслимым делом.
– Не стоит о нём беспокоиться. Я дал особые распоряжения слугам. О псе хорошо позаботятся, – хмуро заверил он.
– Уверена, вы в это верите. – Лицо Беатрис напряглось от негодования.
– Очень сожалею, мисс Хатауэй, что не испытываю такого же удовольствия, выслушивая ваше мнение, как вы, высказывая его, – съязвил Кристофер.
– Я остаюсь при своём мнении, когда знаю, что права, капитан Фелан, тогда как вы остаётесь при своём из чистого упрямства.
– Я вас провожу, – с каменным видом предложил Кристофер.
– Не стоит беспокоиться. Я знаю дорогу.
Расправив плечи, Беатрис направилась к двери. Альберт увязался за ней, пока хозяин не скомандовал псу вернуться. У порога девушка остановилась, обернулась и окинула Кристофера странным настойчивым взглядом.
– Пожалуйста, передайте заверения в моей искренней привязанности Одри. Удачной вам обоим поездки в Лондон, – она заколебалась, но продолжила: – Если у вас нет возражений, при встрече передайте Пруденс мои наилучшие пожелания и несколько слов.
– Что вы хотите передать?
– Скажите ей, что я не нарушила обещания, – тихо попросила Беатрис.
– Какого обещания?
– Она поймёт.
Спустя ровно три дня после отъезда Кристофера и Одри в Лондон Беатрис пришла в дом Феланов, чтобы осведомиться об Альберте. Как она и ожидала, пёс превратил жизнь слуг в настоящий ад бесконечным вытьем и гавканьем, рвал в клочья ковры и обивку, тяпнул лакея за руку.
– К тому же, – жаловалась девушке экономка, миссис Клокер, – он отказывается есть. Уже можно пересчитать все рёбра. Хозяин очень разозлится, если мы не справимся с собакой. Ох, это самый несговорчивый пёс, самое отвратительное существо, с которым мне доводилось сталкиваться в жизни.
Горничная, которая полировала перила, тоже не сдержалась:
– Он меня пугает. Я не могу ночью спать, потому что негодник так воет, словно хочет пробудить мёртвых.
– Да, жутко воет, – огорчённо согласилась экономка. – Однако хозяин наказывал никому не отдавать Альберта. И как бы мне ни хотелось избавиться от дурного животного, неудовольствия хозяина я боюсь больше.
– Я могу ему помочь, – мягко предложила Беатрис, – точно знаю, что могу.
– Хозяину или собаке? – вырвалось у миссис Клокер. Её голос был высоким и отчаянным.
– Начну с собаки, – приглушённо ответила Беатрис.
Они обменялись взглядами.
– Хотела бы я, чтобы у вас была такая возможность, – пробормотала миссис Клокер. – Этот дом не похож на место, где человеку становится лучше. Мне кажется, здесь всё угасает и приходит в упадок.
Эти слова подтолкнули Беатрис принять решение.
– Миссис Клокер, я бы никогда не предложила вам нарушить распоряжения капитана Фелана. Однако… если бы я случайно подслушала ваш разговор с горничной насчёт того, где сейчас находится Альберт, это не было бы вашей ошибкой, не так ли? И если бы псу удалось выскочить из дома и убежать, а некто неизвестный подобрал бы его и позаботился о нём некоторое время, не поставив вас немедленно в известность… Вас же за это нельзя было обвинять, правда?
– Вы, мисс Хатауэй, плутовка, – просияла экономка.
– Да, я знаю, – улыбнулась Беатрис.
Миссис Клокер повернулась к горничной:
– Нелли, – громко и отчётливо сказала она, – хочу напомнить тебе, что мы держим Альберта в маленьком синем сарайчике рядом с огородом.
– Да, мэм, – горничная даже не посмотрела в сторону Беатрис. – А я хочу напомнить вам, мэм, что его поводок лежит на полукруглом столе в холле.
– Очень хорошо, Нелли. Тебе лучше сбегать предупредить других слуг и садовника, чтобы они не обращали внимания, если кто‑то подойдёт к синему сарайчику.
– Слушаюсь, мэм.
Горничная поспешно удалилась, и миссис Клокер бросила на Беатрис благодарный взгляд.
– Я слышала, мисс Хатауэй, что вы творите чудеса с животными. Ничто другое не поможет приручить этого блохастого злодея.
– Никаких чудес, – улыбнулась Беатрис, – обыкновенная настойчивость.
– Да благословит вас Господь, мисс. Что за дикое животное! Если эта собака – лучший друг хозяина, то я за него опасаюсь.
– Как и я, – искренне согласилась Беатрис.
Через несколько минут она нашла синий сарай.
Предназначенное для хранения небольшого садового инвентаря строение сотрясалось от бросков животного на стены. Когда Беатрис приблизилась, к броскам добавился яростный лай. Хотя девушка нисколько не сомневалась, что справится с собакой, свирепого лая, звучавшего почти сверхъестественно, хватило, чтобы она ненадолго остановилась.