– Беатрис, – воспользовавшись тем, что на мгновение подруга осталась в одиночестве, к ней подошла Одри и мягко отвела в сторону. – Пойдём со мной, я хочу кое‑что тебе отдать.
Они направились в заднюю часть дома к лестнице, которая вела в комнату странной формы на втором этаже. В этом заключалось одно из очарований Рэмси‑Хауса. Здесь были комнаты и странные помещения без определенного назначения, которые, казалось, органично возникали из основной части поместья.
Беатрис и Одри по‑дружески уселись на ступеньках.
– Ты уже так много дала Кристоферу, – сказала Одри. – Когда он только вернулся с войны, я думала, что он уже никогда не сможет быть счастливым. Но сейчас он, кажется, отчасти примирился с самим собой. Не так сильно погружён в свои мысли, не настолько напряжён, как раньше. Даже его мать заметила разницу, и она признательна тебе за это.
– Она была добра ко мне, – ответила Беатрис. – Даже несмотря на тот очевидный факт, что не о такой невестке она мечтала.
– Верно, – усмехнувшись, согласилась Одри. – В любом случае она намерена извлечь всю возможную выгоду из вашего брака. Ты единственная надежда на то, что Ривертон сохранится в нашей ветви семьи. Если у тебя и Кристофера не будет детей, поместье перейдет к её кузенам, которых она терпеть не может. Думаю, если бы я смогла забеременеть, она бы лучше ко мне относилась.
– Мне жаль, – прошептала Беатрис, беря подругу за руку.
Та ответила горькой улыбкой:
– Этому не суждено было случиться. Именно такой урок я должна была выучить. Некоторым вещам просто не суждено быть, и человек может либо протестовать против этого, либо смириться. Почти перед самой смертью Джон сказал мне, что по мере того, как его жизнь подходит к концу, он начинает видеть всё очень четко. И что нам следует быть благодарными за отпущенное нам время. И это приводит меня к тому, что я хотела тебе передать.
Беатрис выжидающе смотрела на подругу. Та осторожно вытащила из рукава аккуратно сложенный лист бумаги. Это оказалось незапечатанное письмо.
– Прежде чем ты прочтёшь его, – сказала Одри, – я должна объяснить. Джон написал это письмо за неделю до своей смерти. Он настоял, что сделает это сам, и велел передать письмо брату, когда – если – тот вернётся. Но, прочтя его, я не была уверена, что с ним делать. Когда Кристофер вернулся из Крыма, его настроение так легко менялось, а сам он был таким измученным, что я подумала – лучше подождать. Потому что знала, важнее всего не причинить Кристоферу ещё большего вреда. Особенно после всего, через что он прошёл. И неважно, о чём просил меня Джон.
Глаза Беатрис удивленно распахнулись:
– Ты думаешь, письмо может повредить ему?
– Не уверена. Несмотря на то, что мы родственники, я недостаточно хорошо его знаю, чтобы судить, – Одри беспомощно пожала плечами. – Ты поймёшь, о чём я говорю, когда прочтёшь письмо. Я не хочу передавать послание Джона Кристоферу, пока не буду уверена, что оно пойдёт ему на пользу и не причинит невольно новых страданий. Оставляю письмо тебе, Беатрис, и уповаю на твою мудрость.
Глава 24
Свадьба состоялась месяц спустя в один из солнечных сухих октябрьских дней. Венчание должно было пройти в приходской церкви на деревенской лужайке в соответствии со всеми старинными деревенскими традициями – к удовольствию всего Стоуни‑Кросс. Жених, невеста и сопровождавшие их родственники и гости вышли из экипажей, не доезжая до церкви, и оставшуюся часть пути прошли по дорожке, густо усыпанной цветами и травами, по поверью способствующими женской плодовитости. По дороге к ним без конца присоединялись другие люди, пока, наконец, шествие не перестало быть свадебной процессией и не превратилось в развесёлое сборище.
Возглавлял процессию маленький мул Беатрис Гектор, на спине у которого были закреплены две большие корзины с цветами. Он шествовал весьма степенно, не торопясь, что позволяло окружавшим его женщинам опускать руки в корзины и горстями бросать на землю бутоны и нежные лепестки. На голове у Гектора красовалась украшенная цветами соломенная шляпа, по бокам которой специально проделали дырки, откуда торчали, сгибаясь, уши мула.
– Боже мой, Альберт, – сочувственно заметил Кристофер псу, шедшему рядом, – в сравнении с мулом ты ещё легко отделался.
Альберта недавно помыли, подстригли и нацепили ошейник, увитый розами. Судя по его настороженному виду, собаке окружавшая их плотная толпа нравилась ещё меньше, чем Кристоферу.
Женщины шли по одной стороне дороги, мужчины – по другой, и Кристофер видел Беатрис лишь мельком. Её окружали деревенские девушки в белых одеждах. По‑видимому, цвет их нарядов должен был сбить с толку тех злых духов, которые могли вынашивать недобрые замыслы в отношении невесты. Самого Кристофера сопровождал почётный караул, состоящий из его друзей из стрелковой бригады и нескольких товарищей того кавалерийского подразделения, в котором он начинал свою службу.
Наконец, они подошли к церкви, к тому моменту уже заполнившейся. Лёгкие звуки скрипки поплыли в воздухе.
Пока Кристофер шёл к алтарю, чтобы поджидать там невесту, Беатрис оставалась вместе с Лео позади у входа в церковь.
– Беатрис, – спросил её брат, – что ты сделала с Гектором?
– Он – цветочный мул, – рассудительно ответила она.
– Надеюсь, ты не станешь расстраиваться, когда узнаешь, что он жуёт свою шляпу.
Беатрис подавила хихиканье.
Склонив к ней голову, Лео прошептал:
– Я хочу, чтобы ты помнила одно. Когда около алтаря я отдам тебя Кристоферу, я отдам тебя ему не насовсем. Я просто предоставлю ему шанс любить тебя также сильно, как это делаем мы.
Глаза Беатрис наполнились слезами, и она прижалась к брату.
– Он любит меня, – тихонько сказала она.
– Я тоже так думаю, – прошептал в ответ Лео. – Иначе я бы не позволил ему на тебе жениться.
Оставшееся утро и день пролетели в счастливом тумане. Обменявшись клятвами, новобрачные вышли из церкви и, пройдя под аркой из шпаг, которую построили участники почётного караула Кристофера, обнаружили, что входные ворота закрыты. Это была ещё одна традиция Стоуни‑Кросс – ворота открывались только после того, как жених уплатит дань. Вытащив из бархатного мешочка пригоршню золотых, Кристофер швырнул их в толпу. Денежный дождь вызвал крики ликования. Ещё три горсти были брошены в воздух, и бόльшую часть сверкающих монет поймали ещё до того, как они упали на землю.
Подобрав последние монетки, собравшиеся хлынули на деревенскую лужайку, где уже были установлены длинные столы с громоздящимися на них грудами пирогов, приготовленными жителями Стоуни‑Кросс. Беатрис и Кристофер скормили друг дружке по куску, пока остальные осыпали их хлебными крошками. Таким образом обеспечивалась плодовитость пары.
После этого жители деревни продолжили праздновать, а новобрачные, их родственники и гости отправились в Рэмси‑Хаус, где их ждал обильный свадебный завтрак с бесконечными пространными тостами и весельем.
Когда затянувшееся празднование наконец‑то закончилось, Беатрис с облегчением поднялась наверх, чтобы с помощью Амелии и одной из горничных снять свой многослойный подвенечный наряд. Все трое начали смеяться, когда на пол посыпались хлебные крошки.
– Этот свадебный обычай Стоуни‑Кросс я люблю меньше всего, – уныло заметила Беатрис, смахивая с рук несколько прилипших крошек. – С другой стороны, он, вероятно, сделал счастливой не одну птицу.
– Говоря о птицах, дорогая… – Амелия подождала, пока горничная не отошла, чтобы притащить ванну. – Ты мне напомнила строчки из стихотворения Сэмюэля Кольриджа о весне[31]. «Спешат к работе улитки, пчёлы – птицы на крыле…»
Беатрис в недоумении посмотрела на сестру:
– Почему ты заговорила об этом? Сейчас осень, не весна.
– Да, но именно в этом стихотворении упоминается о том, как птицы составляют пары. Я подумала, что у тебя могут быть вопросы ко мне по этому поводу.
– Про птиц? Спасибо, но о птицах я знаю намного больше тебя.
Вздохнув, Амелия оставила попытки быть деликатной:
– Забудь о чёртовых птицах! Я говорю о твоей первой брачной ночи. Ты хочешь меня о чём‑нибудь спросить?
– О! Но Кристофер уже… ээээ… разъяснил мне.
Амелия приподняла бровь:
– Разъяснил?
– Да. Хотя он использовал другой эвфемизм – не птиц и не пчёл.
– Действительно? Тогда на кого же он ссылался?
– На белок, – ответила Беатрис и отвернулась, чтобы скрыть ухмылку, появившуюся при виде выражения лица её сестры.
Утром следующего дня новобрачные должны были уехать в Котсволдс на две недели, и Беатрис подумала, что свою первую брачную ночь они проведут в Фелан‑Хаусе. Она отправила туда чемодан с кое‑какой своей одеждой, туалетными принадлежностями и ночной сорочкой. Однако, к её невероятному удивлению, Кристофер сообщил, что приготовил нечто совсем другое.
Попрощавшись с Хатуэйями, Беатрис и Кристофер вышли из дома на подъездную дорожку. Он успел сменить свой мундир с рядами сверкающих и звенящих наград, на более простой костюм из твида и тонкого сукна, с самым обычным белым галстуком. Беатрис намного больше нравилось, когда он одевался так – просто и небрежно. В военной форме его великолепие было настолько ослепительным, что его почти невозможно было вынести.
Ярко‑оранжевое солнце, какое бывает только осенью, уже начало опускаться за чёрные верхушки деревьев.
Беатрис ожидала увидеть на подъездной дорожке экипаж, но там была только одна лошадь – огромный гнедой Кристофера.
Обернувшись, Беатрис вопросительно посмотрела на мужа:
– А мне лошадь не полагается? Повозка с пони? Или я должна бежать за тобой?
У Кристофера дёрнулись уголки губ:
– Мы поедем вместе, если ты не возражаешь. У меня для тебя сюрприз.
– Это очень необычно.
– Да, я подумал, он тебя порадует, – Кристофер помог Беатрис сесть на лошадь, а затем с лёгкостью вскочил на скакуна позади неё.
Неважно, в чём заключался сюрприз, подумала она, прижимаясь к мужу и принимая его бережные объятия, но вот сейчас, вот этот момент – это был миг блаженства. Она наслаждалась ощущением его тела, тем, как его сила окружала её, как легко он реагировал на каждое движение лошади. Когда они въехали в лес, Кристофер попросил её закрыть глаза. Расслабившись и прижавшись к его груди, Беатрис так и сделала. Прохладный лесной воздух, наполненный запахами смолы и черноземья, казался невероятно сладким.
– Куда мы едем? – спросила она, не отнимая лица от его сюртука.
– Мы почти приехали. Не смотри.
Вскоре Кристофер, натянув поводья, соскочил с лошади и помог Беатрис спуститься. Оглядевшись, она в растерянности улыбнулась. Они стояли около тайного домика в поместье лорда Уэстклиффа. Открытые окна ярко светились.
– Почему мы здесь?
– Поднимись наверх и посмотри, – сказал Кристофер и пошёл привязывать лошадь.
Приподняв юбку своего голубого платья, Беатрис начала подниматься по винтовой лестнице, которая освещалась лампами, развешенными по стенам в тех местах, где это было наиболее необходимо. Раньше, в старину, здесь крепились факелы. Добравшись до круглой комнаты на втором этаже, Беатрис переступила порог.
Комната преобразилась.
Небольшой огонь пылал в прежде тёмном камине, золотистый свет лампы заливал всё вокруг. Выщербленные деревянные полы были вычищены и застелены роскошными турецкими коврами. Гобелены с цветочным узором смягчали суровость старых каменных стен. Остатки прежнего ложа были заменены на большую кровать из каштанового дерева, с резными панелями и витыми колоннами. На кровати лежал высокий матрац, застеленный великолепным постельным бельём и одеялами, с пухлыми белыми подушками, сложенными горкой. Столик в углу, покрытый сиреневым дамастом, ломился от серебряных подносов с крышками и корзин, переполненных едой. Капельки влаги поблёскивали на стенках серебряного ведёрка, в котором охлаждалось шампанское. И здесь же, рядом с разрисованной ширмой, стоял её чемодан.
Потрясённая, Беатрис шагнула вперёд, пытаясь вобрать всё это в себя.
Кристофер, войдя в комнату, встал позади своей молодой жены. Беатрис повернулась, и он принялся изучать её лицо, его взгляд был полон мягкого лукавства.
– Если тебе нравится, то мы можем провести нашу первую брачную ночь здесь, – сказал он. – Но если этот дом не подходит, мы отправимся в Фелан‑Хаус.
– Всё это ты сделал для меня? – Беатрис едва могла говорить.
Кристофер кивнул.
– Я спросил у лорда Уэстклиффа, можем ли мы остаться здесь на ночь. И он не возражал против незначительного украшения комнаты. Ты…
Он замолчал, когда Беатрис подбежала к нему и крепко обняла за шею.
Кристофер прижал её к себе, его руки медленно гладили девичью спину и бёдра, а губы, покрыв поцелуями нежную кожу щёк, подбородок, встретились наконец с её мягкими податливыми губами. Сквозь окутавшее её невесомыми покровами наслаждение Беатрис слепо ответила ему, а, почувствовав, как его длинные пальцы обхватили её подбородок, судорожно вздохнула. Их губы слились, язык Кристофера нежно искал её язычок. На вкус её супруг был таким мягким, нежным, мужским. Пьянящим. И ей нужно было больше. Она попыталась ещё теснее прижаться к нему, поцеловать его ещё крепче. Тихонько рассмеявшись, Кристофер воспротивился.
– Подожди. Постой… любовь моя, есть ещё один сюрприз, и я не хочу, чтобы ты его пропустила.
– Где? – выдохнула Беатрис в истоме, её рука скользнула к застёжке его брюк.
Издав сдавленный смешок, Кристофер взял жену за плечи и отстранился. Глядя на неё сверху вниз своими сверкающими серыми глазами, он прошептал:
– Слушай.
И когда её собственное сердце перестало стучать так оглушительно, до Беатрис донеслась музыка. Но то были не звуки инструментов, а человеческие голоса, гармонично слившиеся вместе. Ошеломлённая, она подошла к окну и выглянула на улицу. Её лицо озарилось улыбкой.
Несколько однополчан Кристофера, по‑прежнему в мундирах, стояли под окном в ряд и пели медленную, запоминающуюся балладу.
Пускай в Гренландию навек
Меня сошлют с моей красоткой –
Покажется мне тёплым снег,
А ночь полярная короткой.
Тебя б ласкал я в час ночной
Да и по целым дням,
Когда бы ты пошла со мной
По весям и по городам.[32]
– Наша песня, – прошептала Беатрис, когда, поднимаясь выше, ближе к ним, в воздухе поплыли сладкие напевы.
– Да.
Опустившись на пол, она положила сцепленные руки на подоконник… на то самое место, где столько раз зажигала свечи для солдата, сражающегося в далёкой земле.
Встав на колени рядом с женой, Кристофер обнял её. Когда песня закончилась, Беатрис послала воздушный поцелуй офицерам.
– Благодарю вас, джентльмены, – сказала она. – Воспоминание о вашем пении станет одним из самых драгоценных для меня.
Один из мужчин выступил вперёд:
– Возможно, вы не знаете, миссис Фелан, но одна из свадебных традиций стрелковой бригады состоит в том, что в день свадьбы каждый участник почётного караула жениха получает поцелуй от невесты.
– Какая чушь, – любезным тоном возразил Кристофер. – Я знаю одну единственную свадебную традицию стрелковой бригады – прежде всего вообще избегать женитьбы.
– Ну, ты не очень‑то ей следовал, дружище, – рассмеялись товарищи Кристофера.
– Не могу сказать, что виню его, – добавил один из них. – Вы – видение, миссис Фелан.
– Прекрасны, как лунный свет, – вторил другой.
– Спасибо, – вмешался Кристофер. – А теперь прекратите заигрывать с моей женой и убирайтесь.
– Мы начали дело, – сказал один из офицеров, – а тебе предстоит его закончить, Фелан, – и, мешая пожелания всего наилучшего и радостный свист, стрелковая бригада удалилась.
– Они забрали с собой лошадь, – заметил Кристофер, в его голосе послышалась улыбка. – Теперь ты окончательно застряла здесь со мной, – повернувшись к Беатрис, он приподнял её лицо, заставляя посмотреть на себя. – Что такое? – его голос смягчился. – В чём дело?
– Ни в чём, – ответила Беатрис, глядя на него сквозь дрожащую пелену слёз. – Правда, всё в порядке. Просто… я провела здесь так много времени, мечтая, что когда‑нибудь буду с тобой. Но я никогда не осмеливалась поверить, что это на самом деле может случиться.
– Должно быть, ты всё‑таки поверила, хотя бы чуть‑чуть, – прошептал Кристофер. – Иначе этого не случилось бы, – притянув Беатрис к себе, так, что она оказалась между его расставленных ног, он успокаивающе обнял её. Так, слившись в объятиях, они долго стояли. Наконец, он тихонько шепнул, не отнимая губ от её волос: – Беатрис, одна из причин того, что я не занимался с тобой любовью после того полудня заключается в том, что я не хотел вновь злоупотребить твоим доверием.
– Но ты и не делал этого, – запротестовала девушка. – Я сама отдалась тебе.
– Да, я знаю, – Кристофер поцеловал её в макушку. – Ты была так щедра, прекрасна и полна страсти, что теперь я и не посмотрю на других женщин. Но я не хотел, чтобы твой первый раз был таким. Сегодня я собираюсь загладить свою вину.
Услышав чувственное обещание в его голосе, Беатрис задрожала.
– В этом нет необходимости, но если ты настаиваешь…
– Я и правда настаиваю, – погладив её по спине, он ещё какое‑то время не размыкал объятий, чтобы дать ей почувствовать себя в безопасности, а затем начал покрывать горячими неторопливыми поцелуями её шею, и Беатрис уже не чувствовала себя в такой уж безопасности. Её дыхание сбилось, когда он остановился на особенно чувствительном местечке.
Ощутив, как она конвульсивно сглотнула, Кристофер поднял голову и улыбнулся.
– Стоит ли нам сначала поужинать? – с лёгкостью вскочив на ноги, он потянул Беатрис за собой.
– После нашего грандиозного свадебного завтрака, – ответила она, – я вряд ли когда‑нибудь снова проголодаюсь. Однако… – её лицо осветила сияющая улыбка, – я бы не отказалась от бокала шампанского.
Обхватив любимое лицо ладонями, Кристофер быстро поцеловал её.
– Своей улыбкой ты заслужила целую бутылку.
Беатрис прижалась щекой к его ладони.
– Ты не расстегнешь сначала платье? – она повернулась спиной, и Кристофер принялся трудиться над рядом спрятанных крючочков, соединявших платье на её спине.
Ему пришло в голову, что расстёгивать платье жены – это именно то, что должен делать муж: действие было одновременно и успокаивающим, и доставляющим радость. Обнажив её шею, он поцеловал нежную кожу, а затем задержался чуть дольше на верхней части спины, лаская её губами.
– Мне расстегнуть корсет? – шепнул он Беатрис на ушко.
В глубине души девушка была поражена тем, что ноги всё ещё держали её.
– Нет, спасибо, с корсетом я справлюсь сама, – она бросилась к ширме, обещающей уединение, и затащила за неё чемодан. Откинув крышку, Беатрис обнаружила свои аккуратно сложенные вещи и муслиновый мешочек с завязками, в котором были убраны зубная щетка, шпильки и некоторые другие необходимые мелочи. Также в чемодане находился свёрток в бледно‑голубой бумаге, обвязанный подходящей по цвету ленточкой. Развернув небольшой листок, который был сложен и подсунут под ленточку, Беатрис прочла:
Подарок для твоей первой брачной ночи, дорогая Беа. Эта ночная рубашка сшита самой популярной лондонской модисткой. Она несколько отличается от тех ночных рубашек, которые ты обычно носишь, но зато сильно порадует жениха. Поверь мне.
Поппи
Развернув и подняв подаренное одеяние, Беатрис увидела, что оно было сшито из тончайшей чёрной прозрачной ткани и застёгивалось на крошечные гагатовые пуговицы. Так как все ночные рубашки, которые она когда‑либо носила, шились из скромного белого батиста и муслина, это одеяние казалось достаточно шокирующим. Но если именно это нравится мужчинам…
Сняв корсет и бельё, Беатрис надела рубашку через голову, и та скользнула по её телу медленно, даря ощущение прохлады и нежности. Тонкая ткань, плотно облегая её плечи и грудь, застёгивалась на талии и стекала вниз прозрачными полотнищами. Разрез на боку доходил до бедра и, когда Беа двигалась, выставлял на показ ногу во всей её красе. Сзади также был глубокий вырез, из‑за которого спина оказывалась совершенно неприличнейшим образом обнажена.
Вытащив шпильки и гребни, Беатрис положила их в муслиновый мешочек, а затем нерешительно вышла из‑за ширмы.
Кристофер только что закончил наполнять бокалы шампанским. Держа их в руках, он повернулся и застыл. Только его взгляд, обжигая, медленно прошёлся по всему её телу.
– Боже милостивый, – пробормотал он и, осушив залпом свой бокал, отставил его в сторону. Пальцы другой его руки ещё крепче сжались вокруг ножки второго бокала, словно он боялся, что тот выскользнет у него из рук.
– Тебе нравится моя ночная сорочка? – спросила Беатрис.
Всё также не отрываясь глядя на неё, Кристофер кивнул.
– А где вся остальная часть?
– Это всё, что я смогла найти, – не в силах противиться искушению поддразнить его, Беатрис повернула голову и попыталась рассмотреть спину. – Не уверена, что не надела её задом наперед…
– Дай‑ка мне взглянуть, – Беатрис развернулась, открывая его взгляду свою обнажённую спину. Кристофер резко втянул воздух и тихонько ругнулся себе под нос. Она услышала это, но не стала обижаться, заключив, что Поппи была права насчёт этой ночной рубашки. А когда он выпил и второй бокал шампанского, совершенно позабыв, что тот предназначался ей, Беатрис безжалостно подавила ухмылку. Направившись к кровати, она взобралась на неё, наслаждаясь пышной мягкостью одеял и простыней. Вытянувшись на боку, она даже не попыталась прикрыть свою ногу, которая из‑за высокого разреза обнажилась до бедра.
Кристофер, расстёгивая на ходу рубашку, шагнул к кровати. От всего его вида, вида всех этих перекатывающихся мышц и кожи, обласканной поцелуями солнца, перехватывало дыхание. Он был красивым мужчиной. Покрытый шрамами Апполон. Любовник из фантазий. И он был её.
Беатрис потянулась к нему, и стоило ей только положить ладонь мужу на грудь, как она перестала дышать. Кончики её пальцев пропутешествовали по шероховатой блестящей поросли. Кристофер склонился над ней, его глаза были полуприкрыты, рот напряжён – как всегда, когда он был возбуждён.
Преисполненная любви и желания, Беатрис едва смогла вымолвить, задыхаясь:
– Кристофер…
Он провёл пальцем по её губам, лаская дрожащие изгибы, и кончиком большого пальца раздвинул их, а затем принялся целовать её, исследуя все потаённые уголки её рта. И каждый его поцелуй сильно и сладко отзывался во всём её теле, разжигал огонь, не давал ей ясно мыслить. Руки Кристофера скользили легко и нежно, скорее обещая, чем принося удовлетворение. Её соблазняли и соблазняли очень умело.
Беатрис почувствовала, как он лёг на неё, вжимая в матрац, как его нога раздвинула её бёдра, а пальцы, поглаживая грудь, нашли ноющий сосок, скрытый под шёлком. Большой палец потёр бугорок, легко покружил вокруг, нежно погладил, заставив её извиваться от возбуждения. Зажав сосок между большим и указательным пальцами, он легонько сжал его сквозь ткань, вызвав в её теле новый всплеск желания. Тихонько застонав прямо ему в губы, Беатрис прервала поцелуй и попыталась сделать вдох.
Кристофер наклонился к её груди, его дыхание проникало сквозь переливающуюся ткань и разгорячённую кожу. Его язык, увлажняя шёлк, коснулся пика, легко прошёлся вокруг в едва заметной ласке, возбуждая, вызывая одновременно и восторг, и чувство неудовлетворённости, желание получить больше. Дрожащими руками Беатрис потянулась вниз, собираясь сдвинуть мешающую ночную рубашку.
– Не торопись, – прошептал Кристофер, лаская языком её кожу и почти не касаясь того места, которое больше всего жаждало прикосновения.
Пальцы Беатрис скользнули по его щекам и подбородку. Уже появившаяся на его лице щетина на ощупь показалась ей необработанным бархатом. Она попыталась направить его рот, и он, сопротивляясь, тихонько рассмеялся.
– Не торопись, – повторил он, покрывая поцелуями нежную ложбинку между грудей.
– Почему? – спросила она, прерывисто дыша.
– Так лучше для нас обоих, – он обхватил ладонью её грудь и нежно сжал пальцы. – Особенно для тебя. Так удовольствие будет сильнее… слаще… позволь мне показать тебе, любовь моя…
Его язык принялся играть с её плотью, и голова Беатрис беспокойно заметалась по подушке.
– Кристофер… – выдохнула она дрожащим голосом. – Мне бы хотелось…
– Чего?
Это было ужасно, ужасно эгоистично, и всё же она не смогла сдержаться и выпалила:
– Мне бы хотелось, чтобы не было никаких других женщин до меня.
Кристофер посмотрел на жену, и у него стал тот самый взгляд, от которого она чувствовала себя так, словно таяла в меду. Затем его губы прижались к её, лаская с нежным настойчивым пылом.
– Моё сердце принадлежит только тебе, – прошептал он. – Раньше я никогда не занимался любовью. Для меня это в первый раз.
Глядя в его ясные лучистые глаза, Беатрис задумалась над тем, что он сказал.
– Получается, это совсем другое, когда любишь?
– Беатрис, драгоценная моя, это превосходит всё, что я когда‑либо знал. Превосходит все мои мечты, – его рука скользнула по её бедру, пальцы стали нежно отодвигать тончайшую ткань, стремясь коснуться кожи. Беатрис почувствовала это соблазняющее уверенное прикосновение, и внутри у неё всё сжалось. – Ты причина того, что я жив. Если бы не ты, я бы никогда не вернулся домой.
– Не говори так! – мысль о том, что с ним могло что‑то случиться, была непереносимой.
– «Всё сводится к надежде быть с вами»… ты помнишь, когда я написал тебе это?
Кивнув, Беатрис закусила губу, потому что его рука поднялась выше под прозрачным шёлком.
– Каждое слово было правдой, – прошептал он. – Я бы написал намного больше, но не хотел пугать тебя.
– Мне тоже хотелось написать больше, – отозвалась она дрожащим голосом. – Мне хотелось поделиться с тобой каждой своей мыслью, каждым... – задохнувшись, Беатрис замолчала. В этот момент его пальцы достигли уязвимого местечка между её бёдрами.
– Ты такая тёплая здесь, – прошептал он, лаская её в самой интимной ласке. – Такая нежная. О, Беатрис… я влюбился в тебя из‑за одних только слов… но должен признать… такой способ общения мне нравится намного больше.
Она едва могла говорить, её рассудок был затуманен чувственными ощущениями.
– Это ещё одно любовное письмо, – её рука скользила по его золотистому плечу. – Только в постели.
Кристофер улыбнулся.
– Тогда я постараюсь не ошибаться в знаках препинания.
– И не использовать обособленные причастные обороты, – добавила Беатрис, заставив его рассмеяться.
Но когда он начал поглаживать, ласкать, мучить её, ей стало не до смеха. Она испытывала слишком много ощущений, которые накатывали на неё со всех сторон. Охваченная всё более жарким пламенем, Беатрис изогнулась. Экстаз приближался слишком быстро, был слишком сильным, и Кристофер попытался успокоить её, нежно касаясь руками дрожащего тела.
– Пожалуйста, – прошептала она. Испарина покрыла всё её тело. – Ты нужен мне сейчас…
– Нет, любовь моя, подожди ещё совсем немного…. – он ласкал её бедра, едва касаясь большими пальцами влажных складок её лона.
И Беатрис обнаружила, что самое трудное в мире – это задержать наступление экстаза, что чем больше Кристофер просил её подождать, тем выше поднималась волна ощущений. И Кристофер – дьявол! – знал об этом. Его глаза поддразнивающе сверкали, когда он шептал:
– Ещё не сейчас, слишком скоро… – и всё это время его пальцы, не торопясь, ласкали её между ног, а рот не отрывался от груди. Всё тело Беатрис было полно отчаянной жажды.
– Не поддавайся этому, – выдохнул он, не отрывая губ от её подрагивающей кожи. – Подожди…
Тяжело дыша, Беатрис напряглась, пытаясь сдержать шквал чувств. Но тут Кристофер, открыв рот, принялся нежно тянуть за сосок, и она пропала. Вскрикнув, она выгнулась, прижимаясь к его рукам и губам, и позволила экстазу – такому сильному, что он почти причинял боль – нахлынуть на неё. Дёрнувшись, она застонала и ощутила, как чувственная судорога пробежала по её телу, а глаза наполнились слезами досады.
Глядя на неё, Кристофер начал бормотать какие‑то сочувственные слова, поглаживая успокаивающе руками её тело, и собирая губами катящиеся слезинки.
– Не расстраивайся, – прошептал он.
– Я не смогла помешать этому, – сказала она жалобно.
– Ты и не должна была, – ласково ответил он. – Я играл. Дразнил тебя.
– Но я хотела, чтобы всё продлилось дольше. Это наша первая брачная ночь, и она уже закончилась, – мгновение помолчав, Беатрис печально добавила: – По крайней мере, для меня.
Кристофер отвернулся, но она успела заметить, что он пытается сдержать смешок. Справившись с собой, он посмотрел на Беатрис с лёгкой улыбкой и убрал волосы с её лица:
– Я могу сделать так, что ты опять будешь готова.
Некоторое время Беатрис лежала молча, оценивая силы, оставшиеся в её расслабленном теле.
– Я так не думаю, – сказала она наконец. – Чувствую себя, как выжатая кухонная тряпка.
– Обещаю, я смогу сделать это, – голос Кристофера был полон веселья.