1 Действие вещи и бытие вещи в корне различаются между собой, ибо «ткань» бытия не измеряется и не определяется степенью вовлечённости вещи в каузальные процессы и пространственно-временные оси. Само бытие вещи – вне той множественной обусловленности, которую привносят причинность, время, пространство, динамика и движение. Иначе говоря, «быть» не значит «действовать», или «не действовать», или «действовать и не действовать»: быть значит быть. «Ткань» бытия, рассматриваемая в строгом познавательном смысле, чужда внешним объективациям. Для познающего Я великий гносеологический соблазн счесть данность вещи за её истинное бытие. На самом же деле вещь, данная нам в каузальных цепях, в пространственно-временной динамике, в наших ощущениях, не вполне существует: такая – данная – вещь явлена нам не в своём бытии, а в модусе своего бытия. Вокруг нас нет ни одной вещи в беспримесном состоянии, – и это наводит на мысль о том, что окружающие нас вещи даны нам не в своём «чистом» виде, не в своём подлинном бытии, а в модусе своего бытия, маскирующегося своими внешними (и потому несущественными) объективациями. Бескомпромиссное философское вопрошание о бытии вещи должно учитывать то трагическое размежевание, которое имеет место между, с одной стороны, «бытием-как-таковым» вещи, а с другой – бытием вещи, обусловленным данностью вещи во времени, пространстве, причинности и ощущениях. Это не значит, что окружающих нас вещей нет, – они есть, но есть вторичным (неполноценным) образом. Перед нами – вещи, данные тем или иным способом, данные в каузальном контексте, каждый изгиб, каждая грань которого настойчиво твердят нам: «Я – не бытие! Я – модус бытия, его опредмеченная и конечная манифестация, утерявшая из-за своей конкретности беспримесную, чистую и незамутнённую «ткань» бытия!»
2 Одним из доказательств идеи того, что окружающее нас со всех сторон в эмпирике бытие – не вполне бытие, – является тезис о том, что такое бытие не имеет нижнего порога делимости: деля и расщепляя такого рода бытие арифметическим образом, мы не находим нижней единицы, ибо бытийствующее вокруг нас размытое «бытие» не обладает внутренней арифметической структурой. На примере отсутствия нижнего порога делимости – той чёткой единицы, за которой следует ноль небытия, – мы можем смело утверждать о том, что окружающие нас бытийные образования в силу отсутствия у них числовой структуры и математического каркаса не могут определяться и выражаться недвусмысленным понятием «бытие».
3 Ещё одним веским доказательством идеи неполноценности окружающего нас в эмпирике бытия является тот факт, что такое «бытие» дано во временной плоскости, которая в корне парадоксальна, ибо один мельчайший промежуток, «фрагмент» времени, рассматриваемый обособленно и непредвзято осмысляемый в своей единичности, как выясняется, никак и ничем не связан с иными мельчайшими единицами времени. Между мельчайшими единицами времени нет и не может быть никакого «связующего звена», ибо меньше мельчайших единиц времени ничего нет. Допущение же обратного в корне отрицает идею деления времени на единицы. Не говоря о том, что присутствие вещей в нашем мире, рассматриваемое темпорально, несовершенно, несовершенно хотя бы потому, что конечная вещь обладает – как своим необходимым условием – небытием, ибо она не существовала в прошлом и не будет существовать в будущем, – сама данность вещи во времени – свидетельство о недействительности действительности вещи, свидетельство о нереальности реальности вещи, отторгнутой от истинного (то есть от вечного, бесконечного, незыблемого) бытия своим предшествующим небытием и небытием грядущим. «Как бы существующее» следует из небытия через квазибытие (недобытие, псевдобытие) в небытие; и самообнаружение «как бы существующего» (существующего здесь и сейчас) в силу своей нестабильности и неполноценности не способно дать чёткую дефиницию «чистому бытию», ибо квазибытие «как бы существующего» построено на укоренённых в ускользающем и изнутри парадоксальном времени предпосылках.
4 Принимая во внимание вышесказанное, надлежит задаться вопросом: а откуда же у человека, собственно, появилась идея бытия – бытия чистого, беспримесного, «незамутнённого», бытия абсолютного, подлинного, истинного, бытия безотносительного и необусловленного? Человек, несомненно, обладает некоторым знанием о таком бытии? Откуда же оно у него? Если окружающее нас мироздание – сложная и противоречивая конгломерация ущербных и смешанных между собой частей, то могут ли такие части указать и навести на мысль о бытии подлинном – бытии истинном и бесконечном, монолитном и статичном, вечном и нетленном? Мир вещей – это такая система, каждый элемент которой до бесконечности отсылает к иному элементу и на него указывает. Казалось бы, конечное не может полноценно свидетельствовать о бесконечном, но, соглашаясь с этой мыслью, можно признать правоту и иной мысли: конечное в силах косвенно указать на бесконечное. Рассматриваемое изолированно, независимо от причинной динамики, расторгающей какое бы то ни было единство, конечное самим фактом наличия в нём пределов и границ (то есть ограниченной структуры) способно косвенно навести на мысль о существовании такого нечто, которое чуждо каких бы то ни было пределов, границ и форм, форм внутренних и внешних. Опредёлённое в силах косвенно указать своей определённость на беспредельность беспредельного. Конечное в силах косвенно указать своей конечностью на бесконечность бесконечного. Предел – косвенный указатель беспредельности; граница не может не навести на мысль о безграничности.
5 Конечное, данное в конечном, – конечная вещь, явленная во времени и пространстве, – вовсе не опровержение идеи бесконечности. Экзистирование в модусе, в обусловленной данности, – не преграда для экзистирования бесконечного, беспредельного, вечного и не обусловленного пространством и временем. Бытность в конечном не может не навести на мысль о бытии бесконечном. Ум, мыслящий конечное бытие, не может – в силу своей отстранённости от конечного бытия – не осознавать свою потенциальную бесконечность. Несопоставимость самостоятельного – бесконечного! устремлённого в бесконечное! – мышления и, с другой стороны, конечного бытия косвенно свидетельствует о том, что нестатичное и преходящие бытие – это бытие неподлинное. Мышление не признаёт свою конечность и ей, в сущности, противится, – тело же постоянно и непрерывно ощущает свою конечность. Противоречие. И нет никакого повода истолковывать такое противоречие «в пользу аргументов» тела.
6 Вопрошание о бытии, – о бытии «чистом» и беспримесном, статичном и незыблемом, вечном и нетленном, подлинном и абсолютном, – вопрошание в высшей степени закономерное, ибо дольняя – эмпирическая – данность своим непостоянством, своей нестройной организацией, своей глубинной, имманентной и перманентной ущербностью ввергает человека (человеческое «Я») в состояние тревожного недоумения о его настоящем и его грядущем. Радикальное вопрошание об абсолютных формах бытия предуготовлено неабсолютными – и потому, в сущности, неполноценными – формами бытия, среди которых бытийствуют люди. Окружающая нас телесная эмпирика дана так, что человек, отождествляющий себя с телом, не может не чувствовать своих границ, ощущение же своих границ подводит его к мысли о несуществовании. Телесность неотделима от частичности, главный закон которой – наличие границ, преград, ограничений. Человек телесен, телесен как тело; тело – это часть всеобщей телесности. Человек-тело-часть ввергнут в тотальную частичность универсума и не может не видеть, что так данное (телесное) бытие – не вполне бытие: тело, телесное не есть, а определяется, овеществляется модусом своей телесной данности. Телесное бытие – не бытие в его чистом виде, а опредмеченная и ограниченная модальность бытия, его «эпизод», способ его присутствия, способ его проявления. Задаться на уровне телесного бытия бескомпромиссным вопросом о бытии, значит, выйти за рамки построившейся частями телесности. Вопрошая из глубин телесности о вечном и незыблемом бытии, человек отрицает тем самым свою телесность, ибо находит в самом себе понятие о бестелесном. В человеке живёт мысль о бестелесном, значит, человек содержит в себе отрицание самого себя. Где же содержится такого рода отрицание? – в уме? – в душе? Бестелесность души, бестелесная деятельность ума – иная – более высокая – сфера человеческого «Я», нежели тело. И сама способность человека критически взглянуть на конгломерацию телесности ясно свидетельствует о том, что человеческое «Я» телесностью не исчерпывается.
7 Бытие дано человеку дискретно, мобильно и диахронически, дано в изменчивом и нетождественном виде, – и соприкосновение с таким бытием рождает недоумение и недопонимание. Единое (а значит, не приемлющее никакой множественности, бесконечное, беспредельное «Я») человека не может не видеть и не осознавать своей инородности тому бытию, с которым это «Я» имеет дело в телесной и укоренённой во времени эмпирике; инородность же «Я» и его несопоставимость с окружающим его телесным миром наглядно проявляются в единстве первого и множественности второго. Отсюда и берёт начало свойственное «Я» недовольство «своим земным уделом», который представляется «Я» ничтожным и незначительным, – недовольство, порождающее вопрошание о бытии подлинном, о бытии, «бытийствующем» по ту сторону времени и дискретности, по ту сторону «враждебной» множественности, по ту сторону изменчивости и косности, тлена и праха.
8 Так как в эмпирике бытие дано человеку в искажённом, сомкнутом и разомкнутом виде, дано фрагментарно и контекстуально, то есть дано неабсолютным образом, то человеческое «Я», сознавая и конечность своего собственного бытия, и конечность окружающего «Я» бытия, и ограниченность всех экзистенциальных структур реальности, ищет с конечным бытием такого контакта, который не имеет ничего общего с экзистенциальным осознанием сущего. «Я»-фрагмент зрит окружающие его тела-фрагменты и не может не понять того, что при такой повсеместной и тотальной фрагментарности говорить об истинном, подлинном, вечном и бесконечном бытии нельзя. «Я»-фрагмент – не вполне бытие; тела-фрагменты – тоже не вполне бытие. «Общение» между «Я»-фрагментом и телами-фрагментами не может – в силу их ущербности – быть отношением бытийным, ибо ни «Я», ни тела не вполне есть. Заложенный в корне их квазисуществования отнологический диссонанс (диссонанс конечности) заставляет их, приспосабливаясь, выходить за рамки экзистенциальных отношений. И в этой, в сущности, каверзной ситуации «Я» способно обрести вне-экзистенциальный взгляд на вещи, на реальность. Низший «вариант» такого взгляда – взгляд утилитарный (взгляд с точки зрения пользы); высший же – взгляд эстетический (взгляд с точки зрения красоты).
9 Если рассматривать бытие как клубок противоречий, которые, изменяясь, не разрешаются, а образуют новые противоречия, то, учитывая непрестанную изменчивость этого «клубка», следует признать, что по ту сторону всех противоречий пребывает некая Причина, и эта причина двойственна: во-первых, она ничему не противоположна, ибо в силу своего уникального метафизического статуса она обособлена от всего; и, во-вторых, такую Причину – как первое, главное динамическое Начало всего – можно счесть противоположностью всем остальным противоположностям. Изменчивость клубка противоречий требует особого – внешнего – динамического принципа, который, будучи единым, не должен сводиться ко множественности, заложенной во всяком противоречии. Основание реальности, трактуемой как клубок противоречий, трансцендентно, сверхбытийно, едино и пребывает по ту сторону всякого противоположения, противопоставления.
10 Человек наделён телом. Тело – часть всеобщей телесности. Устремляя свой разум в недра телесности, пытаясь осознать своё место в ней, человек не может не прийти к выводу о том, что он, человек, – наибольшая «концентрация бытия», то есть, иными словами, что он – более высокая (по сравнению с другими) степень существования. Это убеждение вызвано мыслью об автономности человеческого разума и некоторой автономности человеческого тела во всеобщей системе телесности. Разум человека независим, тело человека тоже до некоторой степени независимо, и это – достаточное основание для искреннего убеждения человека в том, что он, человек, – уникальное, самобытное, самостийное, неповторимое бытие – высшая степень бытия, само бытие. Таким образом, на уровне телесности вопрошание о «чистом» бытии, принимающее во внимание уникальную специфику телесного существования каждого человека, вселяет в каждого человека убеждение в том, что он – чистое бытие, бытие как таковое. Это – одна из иллюзий телесности, ввергающей человека в обман с помощью, казалось бы, неоспоримой мысли о его сингулярности и несопоставимости со всем сущим. На самом же деле множественность, делимость и фрагментарность телесной реальности – не основание для полноты истинного бытия, отвергающего в силу своей абсолютной «чистоты» сложность, частичность и качественную предметность.
11 Если рассматривать окружающую нас действительность как совокупность телесного сущего, то невозможно не согласиться с правотой очевидной мысли о том, что некоторая часть такого – телесного, чувственно воспринимаемого – сущего красива. Присутствие красоты в сущем – более высокий уровень сущего, его более важная, с метафизической точки зрения, ступень. Она – шаг навстречу «чистому», истинному, подлинному бытию. Восприятие красоты в телесном сущем – это обретение более глубокого измерения сущего. Но одного восприятия красоты мало, ибо такого рода восприятие может быть холодно-нейтральным, безразличным, индифферентным. Ещё более высокая ступень сущего, ещё более высокий уровень бытия, существования открывается в любви к красоте, то есть в эмоциональном акте сопереживания красоте. Таким образом, разыскание «чистого бытия» на уровне телесности обнаруживает лестницу, первой ступенью которой является красота, а второй – любовь к красоте. С онтологической точки зрения, они – двери, ведущие к бытию как таковому, к бытию истинному, исконному, «чистому», подлинному. Иными словами, телесностью телесное сущее не исчерпывается и не ограничивается, и присутствие в телесности красоты просто и ясно указывает на её, телесности, неоднородность и на то, что телесность, в сущности, «преддверие» более высоких бытийных уровней реальности.
12 Любая интерпретация событийных рядов сомнительна, ибо вопрос о границах вселенной и поныне остаётся открытым. Конечна ли вселенная? Или же она бесконечна?.. Если вселенная безгранична, бесконечна, то причинные ряды, очевидно, исходят из бесконечных недр бесконечности, точнее говоря, безначальности, – и потому судить о них невозможно, ибо каждое событие, как выясняется, предуготовлено беспредельным числом предшествующих причин, уходящих в безначальность, не допускающую существования беспредпосылочного основания, с которого берёт начало каузальность… Следовательно, каузальный взгляд на реальность – взгляд заведомо односторонний, а причинная интерпретация действительности – это такая интерпретация, которая изначально обречена на неудачу.
* * * * *