– Почему ты так страстно их защищаешь?
– А почему ты так страстно их обвиняешь?
– Потому что у человека, плывшего на челноке по озеру, были светлые волосы! Потому что его следы говорят о том, что именно он убил китенка!
– Но почти у всех людей из морских племен светлые волосы! И кроме того, ты сама сказала, что слышала, как постукивает его весло о борта лодки! Если ты хоть что‑нибудь знаешь о племени Тюленя, тебе должно быть известно, что они плавают совершенно бесшумно! А тот человек, которого ты видела, мог быть из какого угодно племени, хоть из племени Большого Баклана. Может, даже одним из твоих друзей – из племени Морского Орла!
– Но только не одним из твоих друзей – из племени Тюленя! – с горечью воскликнула Ренн.
– Они мне не друзья, – возразил Торак. – Они мои сородичи.
Ренн только глазами захлопала.
Торак холодно на нее глянул, поднял охапку собранного ими топлива и сказал, отводя глаза:
– Мне пора возвращаться.
– Ты что, меня совсем не слушал? – в ужасе воскликнула Ренн.
– Ренн, день летнего Солнцестояния на носу. А нам еще нужно добраться до стоянки.
– ПО МОРЮ? Но вот‑вот грянет буря, а Охотник, жаждущий мщения…
– Ничего. Тенрис применит чары, которые скроют нас от него. Он говорит…
– А Тенрис, разумеется, всегда прав!
Торак не ответил.
– Если я правильно тебя поняла, – сказала Ренн, – ты так или иначе намерен туда вернуться – навстречу неминуемой опасности, рискуя благополучием всех лесных племен! – но слушать меня не желаешь.
Торак резко повернулся и пошел прочь.
Через некоторое время птицы устроили на скалах настоящий переполох. Многие снимались с гнезд и улетали вглубь острова. Было ясно: идет сильный шторм.
Короткий сон не принес Тораку желанного отдыха. А вскоре ему уже предстояло выйти в Море вместе с Тенрисом и Бейлом. Согласно их плану, Асриф и Детлан должны были остаться здесь, а остальные поскорее плыть на стоянку и постараться добраться туда до того, как разразится гроза, чтобы Тенрис успел в положенный срок приготовить лекарство.
По ту сторону костра крепко спали Детлан – благодаря приготовленному Тенрисом снотворному зелью – и вконец измученные Асриф и Бейл. Сам же Тенрис сидел у костра, покуривая свою трубку из крабьей клешни.
Торак потер лицо, прогоняя остатки сна. Он чувствовал себя бесконечно усталым, но понимал, что больше ему не заснуть. После ссоры с Ренн в душе у него образовалась странная пустота – точно выжженное пепелище. Они и раньше ссорились, но никогда так яростно. Торак чувствовал, что словно отсек себя от нее – и не только из‑за того, что они наговорили друг другу, но главным образом из‑за того, что он пережил под водой, когда был тюленем. Тогда он слышал и чувствовал такие вещи, какие дано слышать и чувствовать только тюленю. И все же одновременно он оставался Тораком!
Тенрис выбил трубку о камень, и этот негромкий звук заставил Торака подпрыгнуть.
Колдун чуть приподнял в улыбке уголок рта, и Торак попытался улыбнуться в ответ. Они никак не ожидали прибытия Тенриса, а тот ничего объяснять не стал, сказав просто: «Я почувствовал, что нужен вам». Торак тогда несказанно обрадовался его появлению. И теперь он смотрел, как колдун снова набивает трубку, держа ее в изуродованной руке, а здоровой рукой уминая ароматные листья.
– Бейл рассказал мне, что случилось в Море, – сказал Тенрис. Неторопливо раскурив трубку с помощью головешки, он сделал несколько затяжек, щуря от дыма глаза, и спросил: – Почему же ты не рассказал мне остальное? Откуда ты знал, что Охотник идет сюда?
Торак колебался.
– Я не могу объяснить… Я сам этого не понимаю.
Тенрис удивленно поднял бровь:
– Но ты знаешь больше, чем рассказал Бейлу. Расскажи мне, может быть, я смогу помочь тебе в этом разобраться?
Торак подобрал ноги и уткнулся подбородком в колени, глядя в жаркие недра костра.
– Тюлени… – пробормотал он. – Тюлени с помощью своих усов издалека слышат любые звуки, что разносятся под водой… – Искоса глянув на Тенриса, он заметил, как тот напрягся. – Рядом со мной там был хранитель вашего племени, – продолжал Торак. – И он услышал… нет, почуял Охотника. Издалека. – Он судорожно сглотнул и закончил: – Так я и узнал, что Охотник плывет сюда.
Поскольку Тенрис не произнес ни слова, Торак поднял голову и посмотрел на него.
Колдун племени Тюленя сидел, совершенно забыв о зажатой в руке трубке. Казалось, он потрясен до глубины души.
– В чем дело? Что это означает? – испуганно прошептал Торак.
Трубка выпала из неподвижных пальцев колдуна и скатилась в костер, но Тенрис даже не пошевелился, чтобы достать ее. Он вскочил и, шатаясь, побрел к воде, а потом долго стоял там спиной к Тораку. Когда он наконец снова вернулся к костру, Тораку показалось, что он внезапно сильно постарел, но глаза его возбужденно блестели, когда он сказал:
– А теперь расскажи мне все.
Торак глубоко вздохнул и рассказал ему все.
Это, впрочем, принесло ему огромное облегчение. Ему давно хотелось рассказать кому‑нибудь все. Слишком тяжелым для него оказалось бремя этой тайны. Его тревожило, даже пугало одно: слишком уж напряженным показалось ему лицо колдуна, пока тот слушал его рассказ.
Когда Торак умолк, Тенрис некоторое время тоже молчал, потом пригладил здоровой рукой бороду. Торак заметил, как дрожит его рука, и спросил:
– Такое раньше с тобой случалось?
– Да… наверное…
– Наверное? – со странной резкостью переспросил Тенрис. – Что значит «наверное»?
– Я… когда я запутался в сети для ловли тюленей, вокруг меня кружила стая мойвы… И я тоже почувствовал себя мойвой. Но лишь на мгновение!
– На мгновение? И долго это мгновение длилось?
– Ну… сердце несколько раз ударить успело… я не знаю…
Серые глаза колдуна так и впились в него, казалось, Тенрис хочет проникнуть в самые глубины его существа.
– Что… что? – заикаясь, спросил Торак. – Что это со мной?
Тенрис ответил не сразу:
– С тобой… Во всяком случае, ничего плохого. – Он быстро глянул в сторону остальных, чтобы убедиться, что все еще спят, и придвинулся к Тораку поближе. – Просто у тебя… – Он запнулся, качая головой.
– Что у меня? Скажи!
Тенрис вздохнул.
– Как бы тебе объяснить?.. – Взяв палку, он задумчиво поворошил головни, и к небу столбом взвились искры. – У всего в мире есть душа, – начал он наконец. – Это тебе известно. Душа есть и у охотника, и у его жертвы, у реки и у дерева. Не все существа, обладающие душой, могут говорить, но все они могут слышать и думать. Ты, конечно же, знаешь и об этом.
Торак молча кивнул, ожидая, что колдун скажет дальше.
– Три основные души каждого существа – те, что составляют его сущность, – живут в его теле. – Тенрис снова поворошил палкой костер. – Иногда, правда, телесная душа ускользает из тела – например, когда человек болен или спит, – но она редко уходит далеко и вскоре возвращается. – Отбросив палку, Тенрис протянул руки к огню, словно черпая в нем силы. – Но один раз в тысячу лет рождается существо… отличное от всех прочих.
Несмотря на теплый вечер и жарко горевший костер, Тораку стало холодно.
– Души такого существа, – продолжал Тенрис, – способны покидать его тело на сколь угодно долгое время – такого не может добиться ни один колдун, даже когда впадает в транс, исцеляя больного. Его души могут странствовать где угодно. Они также способны проникать в тела других существ. При этом их хозяин начинает видеть, слышать и чувствовать все то, что видит, слышит и чувствует существо, в тело которого его души проникли, но одновременно остается самим собой. – Нервно стиснутые кулаки Тенриса наконец разжались; он спокойно положил руки на колени, повернулся к Тораку и посмотрел прямо в его испуганные глаза. – Это существо, – прошептал он, – обладает блуждающей душой.
У Торака перехватило дыхание.
– Нет… – только и сумел вымолвить он.
Но серые глаза упорно смотрели на него.
– Нет! – воскликнул Торак. – Этого не может быть! Если души покидают тело, значит, тело мертво! И я давно уже должен был бы умереть, потому что расставание с душой и называется смертью!
Тенрис посмотрел на него с жалостью и пониманием.
– Нет, Торак. У того, кто обладает блуждающей душой, тело никогда не покидают все его души: Нануак – его внешняя душа, воплощение его жизненной силы – всегда остается при нем. Она покидает его лишь в миг смерти. Странствуют же лишь душа телесная и душа племенная.
Торак весь дрожал. Он никогда прежде не слышал о странствующих душах. И не желал иметь с этим ничего общего.
Тенрис здоровой рукой коснулся его плеча и слегка встряхнул.
– Ты прав, что боишься. Блуждающая душа – это великая тайна, и мы почти ничего не знаем об этом. И все те малые знания, которые удалось собрать о блуждающих душах, передавались от одного колдуна к другому, и каждый рассказчик постоянно искажал их, понимая в лучшем случае лишь наполовину. – Тенрис снова умолк, словно решая, способен ли Торак воспринять еще хоть что‑нибудь из его объяснений. – Однако мы совершенно точно знаем: даже для человека с блуждающей душой очень опасно, когда некоторые души покидают его тело. Очень опасно! И очень тяжело.
«И очень больно!» – подумал Торак, вспомнив то дурнотное болезненное ощущение, когда ему казалось, что внутри у него что‑то рвется в клочья….
Вдруг в голову ему пришла мысль, возродившая у него некоторую надежду.
– Но это же ко мне совсем не относится! – с жаром сказал он. – И никакая у меня не блуждающая душа, я могу доказать это! В Лесу на меня напал кабан. Он чуть не убил меня, и я ужасно испугался – но ничего не произошло! У меня не возникло ни того противного ощущения, ни боли, и я ни секунды не чувствовал и не понимал того, что чувствовал он!
Колдун покачал головой:
– Торак, Торак, все бывает совсем не так. Подумай! Ты достаточно много знаешь о магических искусствах, чтобы понимать: даже обычным колдунам, если они хотят вылечить больного, необходима помощь, чтобы высвободить их души. Для этого есть немало различных способов. Транс. Особое зелье, высвобождающее души. Иногда помогает даже голодание или задержка дыхания. Вот и с теми, кто обладает блуждающей душой, бывает по‑разному. Для тебя, например, оказалось недостаточно просто испугаться – как в случае с тем кабаном, – чтобы выпустить души на свободу.
Торак вспомнил другие случаи, когда с ним это происходило. Во время исцеляющего обряда – Саеунн тогда использовала особые курения. Когда он попал в сеть и чуть не утонул. И во второй раз он уже тонул – когда вдруг превратился в Хранителя племени Тюленя. Все эти, как ему казалось, случайности начинали обретать строгий порядок и вполне определенный, но такой ужасный смысл…
– Кроме того, – сказал Тенрис, и Торак с удивлением увидел, что губы у него вновь изогнулись в той же полуулыбке, – тебе просто повезло, что души твои не проникли в тело того кабана. Его души очень сильны и, вполне возможно, одержали бы над тобой верх. И ты, оказавшись в этой ловушке, мог навсегда остаться в кабаньем теле.
Торак вскочил, спотыкаясь, отошел к самой воде и долго стоял там, весь дрожа. Он не хотел быть иным! И все же – не потому ли его отец старался не подпускать его к людям? И почему он сказал, умирая: «Я столь многого не успел тебе рассказать»?
– Это проклятие! – пробормотал Торак, стуча зубами. – Я не хочу быть другим, я хочу быть таким же, как все! Это проклятие!
– Нет! – Тенрис подошел и встал с ним рядом. – Это не проклятие, а дар! Сейчас ты, возможно, так не считаешь, но со временем непременно это поймешь!
– Нет, – сказал Торак. – Нет.
– Послушай меня, Торак, – сказал колдун, и его звучный голос дрогнул от избытка чувств. – То, что ты сделал так легко, не учась этому, без проб и предварительных попыток, составляло цель жизни многих мудрейших магов и колдунов. Они мучительно, порой долгие годы стремились достигнуть этого умения – и не достигали. Я знал колдуна, очень хорошего колдуна, который в течение целых шести лет пытался заставить свои души странствовать свободно. Шесть лет он непрерывно разными способами погружался в транс, принимал всякие зелья, постился… Наконец ему это удалось, но… всего на несколько мгновений! И он считал себя счастливейшим из людей!
– Я не хочу этого, – твердо заявил Торак. – Мне никогда…
– Но, Торак, это ведь и есть главная цель магического искусства! – Изуродованное лицо Тенриса в эти мгновения было прекрасно; оно светилось вдохновением и страстью. – Мы изучаем магию не для того, чтобы обманывать глупцов цветными языками пламени! Мы хотим обрести глубинные знания! Хотим познать души других существ! – От волнения у Тенриса перехватило дыхание. – Подумай только, на что ты был бы способен, научившись пользоваться своим даром! Какие великие тайны ты мог бы открыть! Ты мог бы узнать языки всех охотников и их жертв. Ты мог бы обрести такую власть…
– Но мне ничего этого не нужно! – крикнул Торак, и по ту сторону костра шевельнулся во сне Бейл. – Мне ничего этого не нужно! – гораздо тише повторил Торак.
Он никогда еще не чувствовал себя настолько испуганным и сбитым с толку. Всю жизнь он был просто Тораком, а теперь Тенрис уверяет его, что он кто‑то совсем другой!
Глядя на холодные бурные волны, Торак страстно мечтал оказаться сейчас рядом с Волком, поведать ему обо всем. Вот только как сделать, чтобы Волк его понял? Вряд ли он сумеет объяснить ему по‑волчьи, что такое блуждающая душа. И в данной ситуации это казалось Тораку самым худшим – ибо, не сумев объяснить Волку столь важную вещь, он окажется полностью от него отрезан.
– Что же мне теперь делать? – спросил он холодное Море.
И снова Тенрис положил руку ему на плечо и спокойно сказал:
– Тебе следует поступить так, как мы и собирались. Я сейчас разбужу Бейла, мы подготовимся к отплытию и отвезем корень на стоянку племени. И в канун летнего Солнцестояния – а значит, завтра ночью – мы отнесем корень на Утес, и ты поможешь мне приготовить лекарство. Вот, собственно, и все, что тебе пока предстоит сделать.
Голос его казался Тораку столь же неколебимым, как мощный дуб, что не гнется даже в бурю. И, чувствуя, что черпает в этом голосе силы, Торак сказал:
– Хорошо. Это верно: ничто не может изменить того, что я поклялся сделать. Верно, Тенрис? – Он повернулся и посмотрел колдуну прямо в глаза.
– Верно, – подтвердил Тенрис, – этого уже ничто изменить не может.
Глава двадцать девятая
Наконец‑то Волк загнал голод в его Логово и освободился от него! Теперь пора было искать бесхвостую самку и Большого Брата.
Но пока он жадно глотал вкуснейшие куски уже чуть подгнившей черной рыбины, наступила тьма. Не настоящая Тьма, а та темнота, что спускается сверху, когда Большой Гром на что‑нибудь сердится. Только теперь Гром сердился не на Волка. Теперь опасность грозила бесхвостым.
Волк быстро бежал по горячей черной земле, потом вверх по склону, потом снова вниз – к тем валунам, за которыми бесхвостая самка ждала Большого Брата. След сказал ему, что Большой Брат тоже приходил сюда и сердито спорил здесь с самкой. Да: сердито спорил! Волк просто собственному чутью поверить не мог! Они тут рычали, показывали друг другу зубы…
Быстро отыскав Яркого Зверя, Который Больно Кусается, Волк обнаружил возле него двух спящих подростков со светлой шерстью на голове и на загривке и, к ужасу своему, понял, что опоздал: Большой Брат уже уплыл отсюда по Великой Воде на одной из этих плавучих шкур.
Скуля от огорчения, Волк карабкался вверх, следуя за запахом бесхвостой самки. А вот она повела себя умно! Она вернулась к Тихой Воде, где ей гораздо меньше грозила опасность со стороны Большого Грома, и там спустила на воду плавучую шкуру. Шла она против ветра, и Волк прекрасно чуял ее след. Теперь он знал, что делать. Он должен последовать за ней. Она ведь тоже очень хочет найти Большого Бесхвостого!
Загремел Большой Гром. Засвистел ветер в долине. Сверху обрушились потоки воды, посланной Большим Громом. Деревья пригибались к самой земле, птиц‑рыболовов сбивало ветром со скал, точно листья с деревьев. И все же Волк умудрялся бежать довольно быстро, прыгая, петляя, пролетая над скалами и маленькими сердитыми водопадами, струившимися с вершин.
На бегу его настиг еще один знакомый запах, он резко затормозил и остановился. Подняв морду, несколько раз сильно втянул ноздрями воздух и убедился окончательно.
Когти его так и вцепились в камень. Шерсть встала дыбом.
Это был запах того злого духа.
– Хватай меня за руку! – кричал Тенрис, опасно перегнувшись через борт и протягивая Тораку руку.
Торак, стараясь не захлебнуться и держать голову над водой, пробовал ухватиться за руку Тенриса и уже коснулся ее, но вдруг стеной поднялась новая волна, накрыла его с головой и потащила в темную глубину.
Волна все крутила, крутила его, не давая ни видеть, ни дышать, а потом, словно играя, выбросила его на поверхность. Куртка из тюленьих кишок надулась пузырем, помогая Тораку держаться на воде, и он безвольно болтался на волнах, хватая ртом воздух.
Тенрис исчез. Бейл тоже. Над ним висело черное, как базальт, небо. Трескучие вспышки молний освещали лишь беснующееся Море…
– Тенрис! – изо всех сил заорал Торак. – Бейл! – Но буря мгновенно отнесла его крики вдаль и погасила их.
В мутной пелене брызг Торак заметил перевернутый челнок, качавшийся на волнах, и поплыл к нему. Море так швыряло лодку, словно хотело утопить ее вместе с Тораком, но он успел все же обеими руками ухватиться за борт.
– Тенрис! – крикнул он снова.
Но ответа не было.
Вдруг челнок как‑то странно подпрыгнул, и Торака вместе с ним швырнуло на скалы. Едва соображая, Торак одной рукой вцепился в первый же выступ, но челнок не выпустил, хотя Море упорно тянуло челнок к себе, пытаясь и Торака отодрать от скалы. Решать пришлось мгновенно.
Торак разжал руку, отпустил челнок и заполз на скалу. Челнок тут же исчез в темных волнах.
Дрожа всем телом, избитый и исцарапанный, Торак прижимался к камню, не зная, куда выбросили его волны: если на берег острова, то у него еще есть возможность спастись. Если же это всего лишь одинокий риф, то ему грозит неминуемая гибель.
Ощупью он обследовал спасительную скалу и вскоре понял, что она вряд ли намного больше тех жилищ, какие строят в племени Тюленя. И вокруг не было видно ничего, кроме волн.
Паника овладела его душой.
Бейл исчез. Тенрис исчез. А он выброшен на какую‑то скалу посреди огромного бушующего Моря.
Буря улеглась столь же внезапно, как и началась.
К тому времени, как Ренн добралась до восточного края озера и опустила наконец весло, вода уже вполне миролюбиво лизала прибрежные скалы, слабо шурша в тростнике.
Ренн даже подумать было страшно, каково пришлось Тораку в открытом Море. Ну почему, почему он ее не послушался! Почему не пошел по суше, а вышел в Море вместе с этим подозрительным колдуном и долговязым мальчишкой!
Она выволокла челнок на берег, вытащила оттуда свой ранец и спальный мешок и спрятала их за валуном. Она не знала, что ее ждет на стоянке, но сомневалась, что там ей понадобится что‑то еще, кроме лука и стрел.
Покончив с делами и выпрямившись, Ренн с удивлением заметила, что небо совсем не такое ясное, каким должно быть после грозы. Грязно‑белые облака клубились над пиками, языки густого тумана стекали по склонам в ущелье. Над озером уже висел туман. Туман после грозы? Такого ей еще видеть не приходилось!
Ренн чуть ли не бегом бросилась вверх по склону, стремясь поскорее попасть на тот маленький белый пляжик. Взобравшись на вершину холма, она даже охнула от неожиданности: Море совершенно скрылось за желтоватой стеной тумана, и эта стена угрожающе надвигалась прямо на нее.
«Этого не может быть, – подумала Ренн. – Этого просто НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!»
И вспомнила: ведь сегодня канун летнего Солнцестояния, так что возможно все.
Измученная, мокрая, испуганная, она наполовину сползла, наполовину просто скатилась по скользкому склону и, упав на колени, ощутила под ними крупный белый песок.
В канун Солнцестояния возможно все…
Возможно даже, что этот колдун из племени Тюленя прав: Торак действительно обладает блуждающей душой.
Там, на Орлиных Высотах, притаившись среди валунов, она слышала все, но тут же решительно отмела это, как сущую бессмыслицу. Слова этого колдуна не могли быть правдой. Это наверняка какая‑то хитрая уловка, решила она.
Но, преодолевая долгий и трудный путь по озеру, Ренн все время думала о том, что услышала, и наконец поняла: это правда.
Торак обладает блуждающей душой.
Блуждающей душой!
О людях с блуждающей душой Ренн слышала и раньше, но только в старинных преданиях, которые ей иногда зимними вечерами рассказывал Фин‑Кединн. В этих историях говорилось, как первый Ворон научился парить на ветру, как возникло Первое Дерево, и первое племя людей, и первый человек с блуждающей душой…
Стоя на коленях на жестком белом песке, согнувшись в три погибели и дрожа от холода, Ренн чувствовала – не понимала, а именно чувствовала, – что неким образом именно Торак со своей блуждающей душой оказался причиной всех последних событий – появления токоротов, болезни, поисков лекарства. Вот только она пока что никак не могла уловить связь между всеми этими вещами…
Торак по‑прежнему льнул к спасительной скале. Он замерз, промок и страшно хотел есть. Буря унеслась прочь с поразительной внезапностью, но ее тут же сменил густой туман, и Торак чувствовал себя точно в ловушке, не имея ни малейшего представления, где находится. Такой туман может провисеть над Морем несколько дней, но у него, Торака, этих нескольких дней просто нет!
И тут он вспомнил о куске вяленого китового мяса, который Детлан дал ему перед отправкой на Орлиные Высоты. Мясо довольно противно пахло, и его сплошь покрывали пятна морской соли. К тому же, если он это мясо съест, то ему нечего будет принести в дар Матери‑Морю. Но он все‑таки его съел.
И сразу почувствовал себя лучше. А потом в голову ему пришла одна мысль, которая еще больше взбодрила его. Хотя волшебного корня у него теперь нет – он отдал его Тенрису, – но вполне возможно, что Тенрису все‑таки удалось добраться до суши. И тогда еще есть надежда спасти племена от болезни…
Волна ударила с такой силой, что чуть не смыла Торака со скалы.
«Сосредоточься! – велел он себе. – Тебе необходимо как можно скорее убраться с этой скалы и вернуться на остров. Но особого выбора у тебя нет: так или иначе, а плыть все равно придется».
Но сейчас Торак чувствовал себя настолько измученным, что понимал: долго на воде ему не продержаться и, чтобы остаться на плаву, нужна какая‑то поддержка.
Итак, челнока нет, нет и весла; есть только мокрая одежда, отцовский нож и материнский рожок с охрой, надежно спрятанный в мешочек с лекарствами. В рожке охры как раз хватит, чтобы нанести Метки Смерти… Впрочем, об этом думать пока рано.
На скалу обрушилось еще несколько высоких волн, и Торак постарался заползти как можно выше и поплотнее запахнуть куртку из тюленьих кишок.
Он вдруг вспомнил, как эта прозрачная парка не дала ему утонуть во время шторма; потом – ребятишки из племени Тюленя плескались на мелководье и учились управлять челноками, укрепленными дополнительной перекладиной, к которой с обоих концов были подвешены наполненные воздухом пузыри из тюленьих кишок…
Решение пришло само собой. Торак стянул с себя парку, срезал ремешки, стягивавшие ее горловину, и использовал их, чтобы плотно завязать одно из отверстий для рук, горловину и низ парки. К отверстию для второй руки он прильнул ртом и стал что было сил надувать получившийся мешок.
Это оказалось непросто, у Торака даже голова закружилась, но в итоге его тяжкие усилия все же увенчались успехом: мешок, правда, получился довольно мягкий, но на воде держался вполне прилично – в этом Торак предпочел убедиться заранее. Теперь он был почти уверен: если привязать этот мешок с воздухом к поясу, это, по крайней мере, не даст ему сразу пойти ко дну, когда у него не хватит сил плыть дальше.
Вокруг бушевало Море, кипели валы тумана. Где‑то там, среди волн, за туманом, лежал остров Тюленей. Но где именно?
Куда ни глянь – всюду лишь безжизненная черная поверхность вод. Ни морских птиц, ни плавучих водорослей, ни серебристых течений – ничего, что могло бы указать, в какой стороне земля. И солнца видно не было, так что Торак никак не мог определить, где север и юг. Единственное, в чем он не сомневался, – что его вполне может вынести прямо в открытое Море.
Откуда‑то издалека до него вдруг донесся волчий вой.
Торак затаил дыхание.
Вой прозвучал снова. Знакомый протяжный вопль, за которым следовало несколько коротких, резких взгавкиваний. «Где ты?» – спрашивал Волк.
Торак приложил руки ко рту и провыл в ответ: «Я здесь!» И услышал ответ – слабый, но ясно различимый! Голос Волка летел к нему сквозь туман над этим безбрежным Морем!
«Зови меня, брат мой! Зови!» – громко попросил Торак, мгновенно забыв о голоде, холоде, усталости. Теперь ему не страшен был даже Сломанный Плавник – ведь Волк, его Волк, его провожатый, звал его и показывал ему путь к спасению! Он не даст ему пропасть!
От ледяной воды перехватило дыхание, но Торак, не давая себе времени на раздумья, решительно оттолкнулся от скалы и поплыл с привязанным к спине воздушным пузырем, сделанным из парки, – сквозь туман и волны, в которых рыскал Охотник‑одиночка.
Скорчившись на белом песчаном пляже и чувствуя себя ужасно одинокой, Ренн услыхала волчий вой, и внутри у нее все похолодело.
Но голосов было два… да, два! Значит, это переговариваются Волк и Торак! Уж вой‑то Торака она бы узнала где угодно! И этот их разговор означал только одно: Торак жив!
Наверное, он уже пробирается к стоянке. У Ренн сразу прибавилось сил и мужества, путь туда уже не казался ей таким трудным и опасным.
Сквозь густой туман она ничего не видела и в двух шагах, так что брела сквозь березовую рощу, точно слепая, протянув перед собой обе руки.
Наконец роща кончилась. Но залива Тюленей по‑прежнему видно не было. И стоянки тоже. И звуки тоже все смолкли, только где‑то рядом слышался шорох набегавших на каменистый берег небольших волн. Волчий вой прекратился.
Выйдя из рощи, Ренн, неуверенно ступая, поплелась в ту сторону, где, как ей казалось, должна быть стоянка.
Вдруг совсем близко послышался скрежет вытаскиваемой на берег лодки, чей‑то приглушенный вздох, и – прежде чем Ренн успела отпрянуть назад – из тумана выдвинулась высокая фигура. Незнакомец бросился прямо к ней. Тот высокий мальчишка из племени Тюленей! – узнала его Ренн.
И они тут же с испуганными криками отпрыгнули друг от друга.
– Ты кто? – крикнул мальчишка.
– Где Торак? – не отвечая ему, крикнула Ренн.
Оба тяжело дышали и не сводили друг с друга глаз.
– Да кто же ты?! – снова спросил мальчишка, как‑то нехорошо прищуриваясь.
– Я – Ренн, – спокойно сказала Ренн, хотя чувствовала себя совсем не так уверенно. – А Торак где? Что вы с ним сделали?
Глаза мальчишки скользнули по ее луку, потом он снова посмотрел ей в лицо. Взгляд его стал виноватым, плечи поникли.
– Это все буря… – пробормотал он. – Нас разнесло в разные стороны, и я… Я видел, как его лодка перевернулась…
– И что дальше? – холодея, спросила Ренн.
Он потер глаза, и она поняла, что он очень устал.
– Тенрис пытался до него дотянуться. И я тоже. Но не смогли… Тенрис, наверное, все еще его ищет. – Мальчишка, похоже, был искренне огорчен, и если бы он не принадлежал к племени Тюленя, Ренн, наверное, даже пожалела бы его. – Я слышал какие‑то странные завывания, – сказал он как‑то неуверенно. – Я ничего подобного никогда раньше не слышал.
Ренн хотелось объяснить ему, в чем дело, но она сдержалась. Нет, ему все же не стоит пока доверять, пусть думает, что Торак погиб. Сама‑то она в это ни за что не поверит! Она же слышала, как они переговаривались с Волком! Нет, с ними, конечно же, все в порядке.
Еще одна лодка вынырнула из тумана, из нее вылез мужчина и принялся втаскивать лодку на берег. Ренн узнала его: это был колдун племени Тюленя.
Страшно расстроенный, колдун подбежал к ним и только тут заметил Ренн. От удивления он замер как вкопанный, но взял себя в руки и повернулся к мальчику.
– Я не смог его найти, – сказал он. Похоже, он тоже был искренне этим огорчен, и Ренн уже начинала сомневаться в том, что правильно оценила этих Тюленей.
– А это кто ж такая? – спросил у мальчишки колдун и повернулся к Ренн.