– Подлость – понятие межполовое, – уперлась я. И рассказала ему про мужа. И про Катерину. И про то, как теперь вынуждена с ними сталкиваться у подъезда. – Ну и как? – спросила я под конец. – Что скажешь? Каков подлец?
– Ты, Диана, только не обижайся, но разве в твоей истории не сыграла ключевую роль женщина?
– Но… – растерялась я.
– Вот тебе и «но». Все зло – оно от женщин.
– От мужчин.
– Ладно, сойдемся на том, что все зло от любви, – предложил он, снимая майку. – Я, пожалуй, окунусь еще разок.
– Давай, – задумчиво кивнула я.
После того разговора я подумала, что как ни странно, между нами с Владимиром действительно много общего. Я не стала ему этого говорить, вообще больше не стала акцентировать внимание на этой теме, но про себя продолжала думать об этом. И по дороге на работу, и на работе, и уже после работы – думала о том, как мы с Владимиром на самом деле одинаково видим мир. Каждый из нас обвиняет противоположный пол, но в этом ли разница? Мы ненавидим и не хотим больше любить. И в этом мы совершенно похожи.
На следующий день, когда мы снова бежали по тротуарам и переулкам нашего района, я вдруг поймала себя на мысли, что мне с Владимиром легко и приятно, легче и приятнее, чем с кем‑нибудь другим. И говорить, и даже бегать. И что я действительно чувствую какую‑то странную близость, возникшую между нами. Как будто мы с ним одной крови, как звери в мультике про Маугли. Однако в контексте этого всего имелась одна большая проблема. Если Владимир так похож на меня, если он так же сильно, как и я, боится отношений и бежит от них – а бегает он куда лучше, чем я, – то как же я, спрашивается, смогу его совратить? Это вопрос вопросов. Ведь мне‑то от него, по сути, что нужно? Только одно, причем то, что обычно нужно мужикам от женщин. И больше ничего. Самое противное, что в каком‑то смысле я как раз собираюсь провернуть с ним то, за что он и презирает всех женщин. Собираюсь сделать подлость, собираюсь использовать его в своих целях. И хочу сделать это тайно, не ставя его в курс. Разве я – не достойная представительница своего женского племени? И как я потом буду смотреть ему в глаза?!
«А никак, – ответила я сама себе, тихонько взглянув на Владимира, стоящего по правую руку от меня и выполняющего упражнение «наклон вбок». – Почему это я вообще должна потом смотреть ему в глаза?»
«Ну, как же. Вдруг мы все‑таки будем продолжать встречаться, дружить».
«Дружить? – фыркнул мой внутренний голос. Моя циничнейшая часть. – Сейчас было бы лучше сконцентрироваться на том, как его получше и побыстрее совратить!»
«Да уж», – взгрустнулось мне. Как его совратить, я вообще не понимала. Ну, бегаем мы. Ну, отжимаемся. Скоро перейдем к водным процедурам. Ну, рассказывает он мне о своей системе питания, о том, что полезно для мозга и памяти, а что нет. Ну, думает он, что я не курю и хочу помереть здоровенькой. Это меня никак не приближает к цели. Как забраться в его постель, если он там никого не хочет видеть, кроме собственной подушки? Ортопедической!
«Делай, как я скажу, и перестань думать, что вы с ним дружите, – снова прошептал мой циничный внутренний голос. – Скажи ему, что никогда не встречала никого умнее его».
«Опять?» – испугалась я.
«Не опять, а снова. И добавь, что без его помощи ты бы пропала!»
«По‑моему, это глупо!» – покачала головой я.
– Ты идешь купаться? – спросил вдруг внутренний голос голосом Владимира. Я вздрогнула, вынырнула из своих мыслей и осмотрелась вокруг. Владимир стоял напротив и с интересом меня разглядывал.
– Что? – переспросила я.
– Ты так глубоко задумалась, – удивился он. – Просто ушла в себя.
– Главное, чтобы из себя не вышла, – усмехнулась я. – Ты что‑то спрашивал?
– Ты будешь еще купаться? – переспросил он. Я кивнула и схватилась за протянутую руку. Владимир помог мне встать и пошел к воде. Он не боялся перепада температур и легко зашел в прохладную воду, хотя я долго стояла и щупала ступнями воду. Разогрелась на уже припекающем солнышке. Удивительно, как жарко этим летом, просто не Москва, Россия, а какая‑то Сахара, Каир.
– Ну что ты там маешься? Иди уже! – усмехнулся Владимир.
– Не торопи меня. Мне надо привыкнуть, – отмахнулась я и плеснула водички на руки.
– Тоже мне, Аленький Цветочек, – усмехнулся Владимир и вдруг подскочил, схватил меня, поднял на руки и, игнорируя мои вопли о правах человека и нарушении всех норм морали, бросил в воду.
– Ну какого хрена! – заорала я, вынырнув, а он только рассмеялся и крикнул:
– Поплыли.
– Не поплыву я с тобой!
– Поплыли давай. Ну же, я жду! – и махнул рукой. Я засмеялась и поплыла за ним с криками и обещаниями, что я его утоплю, как только догоню. И действительно, попыталась это исполнить, только перевес силы был не на моей стороне. Я постаралась, конечно, навалиться всем своим весом (немаленьким, между прочим) и придавить, чтобы этот заносчивый паразит ушел под воду, но он только лихо вывернулся, схватил меня и принялся болтать по воде, хохоча и спрашивая, все ли это, на что я способна. Мы резвились и плескались, как школьники, видимо, так уж на нас сказалась эта ненормальная жара. Я хохотала и пыталась вырваться, а Владимир, не без удовольствия демонстрируя всю силу своих накачанных рук, держал меня и не давал от него отплыть. И было нам ужасно хорошо, честное слово. Так хорошо, что я чуть было не начала всерьез подумывать о том, чтобы отказаться от своего плана совращения малолетних (или многолетних), как вдруг Владимир неожиданно схватил меня еще крепче и…
– Что это ты делаешь? – изумленно спросила я, таращась на него.
– Да так, ничего особенного, – хитро улыбнулся он.
– Но твои губы. Они что, поцеловали мои?
– Что‑то вроде того, – подтвердил он и повторил это снова.
– Но… зачем? – еще больше изумилась я, с трудом заставив себя прервать странное в этих обстоятельствах занятие.
– Не знаю, – честно признался он. – Еще будут какие‑то вопросы?
– Нет! – ахнула я, а он, кивнув, снова склонился надо мной, прижал к себе и поцеловал. И еще разок, только сильнее и обхватив меня за плечи. Я дрожала, то ли от страха, то ли от прохладной воды, то ли от чего‑то еще и никак не могла унять эту дрожь. Я не целовалась вот так ни с кем уже очень давно. Нет, вру. Я целовалась, и даже много, за последнюю пару лет. Какие‑то случайные люди периодически приходили в мою жизнь. То на вечеринке, куда меня вытаскивали Танечка или Ленка с работы, то на каком‑нибудь корпоративном мероприятии. Как правило, тогда я была пьяна и склонна творить глупости, чтобы потом о них жалеть. Я целовалась с незнакомцами, часто даже не зная имени того, с кем целуюсь. Часто в моей руке так и продолжала дымиться сигарета. Иногда эти поцелуи имели продолжение, но все это было не то, не со мной и неправда, а только от одиночества и полного отчаяния, от желания снова почувствовать это самое желание, которое покинуло меня вместе с моим бывшим мужем. Но оно не возвращалось, ни разу, никогда. А тут меня затрясло просто по полной программе. Наверное, от холода. Или от неожиданности. Или оттого, что все мои планы, которые до этого момента были не больше чем просто мечтами, вдруг в одно мгновение, за одну минуту стали реальностью. Стали осуществимы. И еще больше оттого, что объятия этого мужчины, его губы, его руки, его плечи – все это нравилось мне, и целоваться с ним – нравилось, и смотреть на его лицо, такое загорелое, красивое, и его глаза – мне нравилось это все. У этого всего могло быть будущее. Пусть не в виде свадебного марша, платья и поздравления молодым. Но что‑то могло получиться, я чувствовала. Я ощутила на секунду – что‑то будет, обязательно будет.
– Я так ведь и утонуть могу, – добавила я, так как целовались мы, продолжая болтаться в воде.
– Я не дам тебе утонуть, поверь мне, – прошептал он, оторвавшись от меня и посмотрев мне в глаза.
– Ты уверен?
– Я – нет. Не уверен. Пожалуй, ты права. Нам стоит причалить к берегу, – вдруг посерьезнел он. И разжал руки, отчего мне вдруг сразу стало как‑то ужасно одиноко и грустно. Мы вышли на берег и сели на солнышке – греться и приходить в себя. Он молчал, и я молчала, хотя ужасно хотелось спросить – и что теперь? Что дальше? Но он сидел суровый, погруженный в себя, и хранил гробовое молчание. Потом встал и начал одеваться, все так же не глядя на меня и сохраняя этот обет молчания. Я тоже встала и принялась натягивать на себя вещи из маленького рюкзачка. С этими пробежками у меня не хватало времени заходить домой, так что я приводила себя в порядок, надевала деловой костюмчик (чуть помятенький после рюкзака, но что поделаешь) и шла на работу. Благо, у нас в офисе можно было умыться, переобуться и накраситься в туалете.
– Ну что, до завтра? – спросила я, уже стоя одетая и просто не зная, что еще сказать. Владимир оторвался от зашнуровывания своих кроссовок и резко повернулся ко мне. Он просто стоял и смотрел на меня, и молчал. Потом кивнул и коротко бросил:
– До завтра.
– Отлично, – пожала плечами я и пошла в сторону дороги. Обернулась пару раз, но Владимир продолжал стоять на месте и смотреть на реку. Может, надо было вернуться, но я не решилась. Мне вдруг стало страшно – вдруг он решит, что нам не стоит больше видеться? Вдруг испугается и вообще посчитает лучшим прервать наше короткое знакомство? Что вообще случилось с ним в реке? Какая муха его укусила? Может, он просто перегрелся? В любом случае, я решила оставить пока все как есть и не трогать его. Завтра будет видно. А вдруг он не придет? А вдруг он больше не придет?! И не позвонит? И не ответит на мои звонки? Или я паникую и надо просто сделать вид, что ничего не случилось? Вот если бы мне с кем‑то посоветоваться! Но с кем я могу посоветоваться в такой вот нелепой ситуации?
– Диана? Это ты, дорогая? – вдруг раздался откуда‑то странно знакомый голос. Я оглянулась и радостно заулыбалась. На меня из открытого окна черного автомобиля смотрела и улыбалась Елена Станиславовна, бывшая свекровь. Вот уж, действительно, мир тесен!
Глава седьмая,
где я в который раз убеждаюсь, что один ум – хорошо, а два – просто прекрасно!
– Не знаешь, чем можно убрать синяки под глазами? Может, чайными пакетиками?
– Лучше, дорогая, не подставляй больше глаза под кулаки!
«Житейская мудрость»
Есть на белом свете такой оригинальный стиль, называется «эклектика» – очень модный и популярный у творческого люда. А популярен он столь сильно потому, что удобен до невероятности. Суть этого стиля в смешении жанров, цветов, вариантов, вкусов, запахов и любых других стилей. И вообще всего. Вот раньше, если ты, к примеру, готовила обед из трех блюд и пришло тебе в голову смешать рыбу с вареньем, а котлету с печеньем, то это означало, что кухарка ты аховая и гнать тебя надо из семейной жизни в три шеи. И руки повырвать за такую кулинарию. А сейчас на все вопросы и удивленные взгляды следует набрать побольше воздуха в грудь и гордо так ответить:
– А что вы, собственно, хотели?! Эклектика! – и все. Дело сделано, люди с недоумением пробуют селедку в тесте и жареные ананасы в соевом соусе. Пожимают плечами и говорят:
– До чего нынче дошла буржуазная лженаука кулинария! – а ты им в ответ:
– Эклектика нынче – это самый писк. Кушайте‑кушайте! – И если будешь уверенно ляпать и держать подбородок высоко, а нос по ветру, то успех тебе обеспечен. И помните, что эклектика – это не только ценный мех, но и… в смысле, не только на кухне, но и в любой другой части жизни – самый правильный стиль, позволяющий объяснить что угодно. Обои в горошек и викторианскую люстру (в одном и том же помещении), ярко‑красную помаду и ядовито‑зеленые тени (на одном лице). И, конечно, кроссовки, надетые под тонкий бежевый деловой костюм – юбочный. Плюс за спиной рюкзак. И мокрые после купания волосы. Эклектика!
– Дианочка, как ты… изменилась! – задумчиво глядя на меня, подчеркнула свекровь. Но из ее слов и, в особенности, из тона отнюдь не следовало, что изменилась я в лучшую сторону.
– Елена Станиславовна! – ахнула я, узнав бывшую свекровь.
– Как интересно нынче одевается современная молодежь! – добавила она. И, подумав секундочку, уточнила: – Ты домой идешь?
– На работу, – улыбнулась я.
– На работу? – окончательно изумилась она. – Вот так? В таком вот виде?
– Ах, это! – наконец до меня дошло, что ее так сильно удивило. – Я переобуюсь и накрашусь в офисе.
– Но… странно, – задумчиво продолжала она. – Ладно, Диночка. А как вообще дела? Может, тебя подвезти?
– Спасибо, – кивнула я и с удовольствием запрыгнула к ней в машину. Во‑первых, я действительно была очень рада видеть бывшую свекровь. Мы не встречались уже больше года, с тех самых пор, как Катерина умудрилась‑таки разродиться Сергеевым отпрыском. Внук перевесил нелюбовь к снохе, и Елена Станиславовна перекочевала в стан врага. Без всякого удовольствия, как она мне клялась и божилась. Хотя, какая мне, к черту, разница. А во‑вторых, у нее в машине работал кондиционер. Хоть и утренние часы, а погоды стояли такие, что нырнуть под кондиционер каждый бы согласился. Я удобно расположилась рядом со свекровью, на пассажирском сиденье, и мы покатили. До работы ехать было пять минут, но я просто отдыхала душой под прохладными воздушными струями.
– Нет, все‑таки спрошу. А не проще ли одеваться и краситься дома? Все же эти кроссовки – это как‑то уж слишком, – повернулась ко мне свекровь.
– Я бегаю по утрам, – пояснила я. – Собственно, поэтому я в кроссовках. Нет времени забегать домой.
– Ах, это! – облегченно выдохнула она. – И поэтому у тебя такой румянец? А вообще, ты выглядишь ничего. Отлично. Молодец. Взялась за себя?
– Да, конечно, – пробормотала я, мучительно соображая, стоит или не стоит мне… вываливать свои проблемы. Но, с другой стороны, кому ж еще, как не ей, в самом деле. Ведь даже сама идея родить для себя и тем самым заткнуть за пояс всех (в том числе Катерину) родилась в моей голове именно с ее подачи!
– Нет, правда. Эта дурацкая Катя, новая Сергеева жена, ей бы тоже не помешало побегать по утрам. А то у нее, по‑моему, недостаток витамина Д. Или еще чего‑то. Какая ж она нервная.
– Нервная? – удивилась я.
– И скандальная.
– Скандальная? – еще больше удивилась я. – Не знала этого за ней.
– А, ладно, – махнула рукой Елена Станиславовна. И кивнула на светофор: – Посмотри, когда зеленая стрелка загорится.
– Загорелась, – ответила я, и автомобиль плавно двинулся дальше сквозь пышущие жаром московские пробки. Машин уже скопилось прилично, но все они по большей части стояли закрытые, затонированные, застегнутые на все пуговицы, и каждый (если он, конечно, не «Жигули») создавал себе отдельный кондиционированный рай в отдельно взятой жестянке. Мы, собственно, делали то же самое.
– Знаешь, а я по тебе даже скучаю, – вдруг поделилась моя супербывшая свекровь. – И что это ты совсем перестала звонить? Не заезжаешь? Может, приедешь к нам на дачу? Мамуля моя до сих пор вспоминает, как мы коньяк пили.
– А Катерина же…
– Ну и что? Катерина же – и что теперь Катерина? Все вокруг этой Катерины! Она даже не дает Сергею шагу без нее ступить, – фыркнула Елена Станиславовна. Я про себя только усмехнулась. Да уж, если Катерина во что‑то вцепится, она никому не позволит ей мешать. Раньше она в таких же ежовых рукавицах держала меня. Я была только ее, и никто не мог без ее разрешения заполнять меня чем‑то еще. Пока, соответственно, не появился Сергей. Иногда мне кажется, что и сам Сергей понадобился Катерине, чтобы я больше не смела никого любить. Кроме нее. Но только, после всего, ее‑то я любить тоже больше не могла никак. Да, люблю я свою бывшую свекровь, но вот результат – стоило ей появиться, как на меня повалили воспоминания.
– Что‑то ты какая‑то грустная, – моментально отреагировала она. – А как у тебя вообще… жизнь?
– Собственно… я тут… – мялась и решалась, сказать или не сказать, я. – В целом все хорошо. И знаете, я ведь действительно решилась.
– Решилась? – нахмурилась свекровь. – На что?
– Ну… помните, мы с вами говорили? Когда Катерина вернулась из роддома.
– Не очень, – поморщилась она. – Напомни.
– Ну, чтобы родить для себя, – наконец выдавила я. Елена Станиславовна на секунду даже потеряла дар речи и как‑то резко дернула машину. Видимо, от удивления.
– Ты серьезно? Так что, ты беременна, что ли? Или уже? Нет, ты бы не успела.
– Нет‑нет, я не беременна! Я об этом же и говорю! – в замешательстве запричитала я. Ну как вот это все можно рассказать! Особенно про Владимира.
– Не беременна?
– Нет. Я встретила человека.
– Ты не любишь его? – сразу сориентировалась она. – Или…
– Не люблю. И он тоже, он вообще никого не любит. Но при этом целуется… ох, как же сложно все это объяснить! В общем, я бы хотела, чтобы вы дали мне совет. Я вообще ничего в этом не смыслю. Что мне делать? Он меня сегодня пытался поцеловать, прямо после пробежки.
– Так ты с ним бегаешь? – дошло наконец до нее. Видимо, я от природы напрочь лишена дара доходчиво изложить суть вопроса. Говорю, говорю, а туман только сгущается.
– Ну вот именно!
– Ладно! – кивнула она. – Давай я сейчас довезу тебя до работы, а вечерком приезжай‑ка ты ко мне домой.
– Договорились, – радостно улыбнулась я.
– Нет! Черт, сегодня как раз Сергей с дачи ко мне заедет, смородину завезет. Давай‑ка я лучше к тебе на работу приеду. Вы во сколько заканчиваете? В кафе посидим. Идет?
– Конечно, идет! – радостно согласилась я, и весь день, сидя в своем уютном (главное, кондиционированном) кабинете, составляла план – что именно у свекрови спросить. И вообще, что делать, чтобы все получилось. Хотя бы наполовину. Хотя бы как‑то. И еще, хотелось бы при этом все‑таки не слишком задеть чувства самого Владимира. Все‑таки мне почему‑то казалось, что он не самый плохой человек на свете. Хоть и тоже мужчина, это факт. Особенно, если судить по тому, что произошло с утра.
– Динка, щеки как картинка! – подскочил ко мне Димон в обеденный перерыв. – Ты, что ли, и вправду теперь бегунья?
– Да, а что?
– Да так, ничего, – ревниво пожал он плечами. – И охота тебе, в такую жару?
– Бегом от инфаркта, – бодренько продекламировала я и сделала соответствующий жест рукой. – И тебе, между прочим, тоже бы не помешало.
– У меня теща купила беговую дорожку. Так что, если что – я могу бегать прямо перед телевизором, – гордо заявил он.
– Ага, – подошла ко мне Танечка‑администратор. – Прямо с пивом и сигаретами. Так ты далеко убежишь, Димочка.
– Вредные вы, – обиделся он. – Обедать идете?
– Да, сейчас, – сказала Танечка, выключая монитор. Ленка еще заканчивала операции, но банк уже был закрыт. Люди, конечно, подходили все равно, дергали дверь, потом видели наше расписание и уходили, раздраженные тем, что не успели до перерыва. Так бывало каждый день, мы привыкли и в сторону дергающихся дверей даже не смотрели. Чтобы ненароком не зацепиться глазами и не застрять в офисе лишние десять минут, потому что «девушка, мне просто до зарезу надо оплатить всего одну бумажку, ну пожалуйста, ну ведь еще только 13 часов 59 минут и 59 секунд, откройте!». Обед – дело священное. Но тут я боковым зрением увидела, что за офисную дверь дернул не кто‑то там, а Владимир.
– Все‑все, закрыто! – строгим тоном продекламировал Димон, но я пролетела мимо него и, быстро повернув ключ, выскочила на улицу, игнорируя удивленные взгляды охранника. Да, за это мне еще придется ответить, но сейчас, особенно после нашего утреннего ЧП, надо обязательно выяснить, что его привело в наш банк. Ох, думается мне, что не баланс своего счета он пришел проверить, нет.
– Володя? – окликнула его я.
– Дина? – обернулся он. Он тоже уже успел переодеться, хотя не так формально, как я. Футболка‑поло, только белоснежная, и такая же бейсболка, но вместо шорт – бежевые льняные брюки. Как же он смотрится в этом, к тому же с загаром! Просто рожай и рожай.
– Ты что‑то хотел?
– Да. То есть нет, – запутался он. Взгляд у него был недобрый, какой‑то колючий. Я вдруг испугалась, что он сейчас скажет, что был не прав, что бес попутал и все такое, и что во искупление совершенного греха решил отбыть в Бессарабию (интересно, где это?) на вечное поселение. И уж точно больше бегать со мной по утрам не будет.
– Ничего себе погодка, – от полной безнадеги заговорила я, уводя тему в сторону, подальше от Бессарабии хотя бы. – Жара просто невероятная. Ты как, нормально? Давление? Пульс?
– Что? – вытаращился он. Я и сама поежилась – что я несу, люди добрые.
– Слушай, а я вот тут нервничаю. Мне кажется, что у меня давление скачет. Может, что‑то выпить?
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет! Что ты! – тут же сдала назад я. Нет, все‑таки экспериментировать я не умею.
– Я хотел спросить, а что ты делаешь сегодня вечером? – вдруг ни с того ни с сего ляпнул он. Отчего уже я вытаращилась на него в немом изумлении. Не снится ли это мне, в самом деле?
– Я? Ничего, – через несколько секунд пробормотала я. И зачем‑то добавила: – До пятницы я совершенно свободна.
– Что?
– Ну… это из мультика. Как Пятачок, – пояснила я, но, кажется, Владимиру от моих пояснений легче не стало.
– Так я за тобой зайду? – деловито и как‑то даже сухо спросил он. Меня так и подмывало спросить, а какие у нас планы на вечер, но его хмурый вид исключал вероятность нормального ответа. Да к тому же я вдруг вспомнила про свекровь, которая тоже должна зайти за мной. Вернее, заехать. Черт, они как сговорились случайно появляться ни с того ни с сего! Просто день случайных встреч какой‑то.
– Давай я сначала только домой схожу, мне надо… кое‑что сделать надо, – заюлила я. – А потом я могу к тебе подъехать.
– Если ты занята…
– Нет! – выкрикнула я. – Просто заскочу на пять минут, и все.
– Ладно, – еще более хмуро кивнул он. Кажется, идея встретиться со мной его больше огорчала, чем радовала.
– Отлично. Я приду.
– Давай я тебя буду ждать на нашем месте.
– На нашем месте? – я не сразу поняла, о чем это он. НАШЕ место у меня было только с Сергеем, я до сих пор не могу смотреть спокойно на ту остановку. Но она, слава богу, далеко.
– В конце бульвара, – пояснил он. – Ты перегрелась?
– Ах, там! – обрадовалась я. Да, действительно. Вполне ничего себе «наше» место. И от дома близко. К пятиэтажке я Владимира не подпускала ни разу и даже не показывала, где я живу. Во‑первых, он мог бы нарваться на папочку, а тот бы потом донес о моем новом знакомом мамочке. Объясняй ей потом, что я решила рожать для себя. Нет уж, она мне все мозги снесет – что ребенку нужен отец, нужен отец… А где я при прочих равных возьму ребенку отца? Владимир, как ни крути, на эту роль не подходит. Он из тех, кто больше всего на свете ценит одиночество и свободу. И вообще, я мужчинам больше не верю и не доверяю. А во‑вторых, я не хотела, чтобы Владимир встретился с Сергеем. Тоже удовольствие за гранью добра и зла. И, в‑третьих, просто не хотелось, чтобы Владимир видел, в какой жуткой дыре я живу. Так он может думать обо мне что угодно. Наш райончик – та еще эклектика, в нем намешано все – от полуразвалившихся пятиэтажек до двадцатиэтажных монолитных элитных особняков. И даже в нашей пивной, то есть в «стекляшке», с другого торца здания открыли элитную клинику. Забавно, то есть теперь все, кто спился и посадил печень с одной стороны дома, может, не отходя от кассы, так сказать, подлечиться с другой его стороны. В международной клинике, а не хухры‑мухры. Сдать, к примеру, бутылки и на вырученные деньги пойти, подремонтироваться. Н‑да. Хватит только на первичный осмотр, наверное. В общем, где и как я живу – Владимиру знать незачем.
– Да. Давай встретимся в семь на нашем месте, – согласилась я, и тогда Володя кивнул и ушел восвояси, еще более хмурый, чем приходил. Интересно, что меня вечером‑то ждет? Какой‑то он невеселый совсем. Может, все‑таки Бессарабия? Ладно, поживем – увидим. Я быстро вернулась в банк, схватила из сумки телефон, набрала номер свекрови и лихорадочно затрещала:
– Еленочка Станиславовна! Мне с вами срочно надо посоветоваться. Только… у меня после работы будет всего час. Вы не могли бы чуть пораньше приехать?
– Да что за спешка?
– Ох, долгий разговор. Но вы мне очень, очень нужны. Я же ничего не знаю, совершенно. А у меня тут, возможно, намечается свидание. Как раз с ним.
– Да с кем же?
– Да с ним же! О ком я вам говорила. С кем я бегаю по утрам.
– Ах, даже так! Ладно. Отпросись‑ка ты, я подъеду к пяти.
– Ох, отлично, – выдохнула я. Да, судя по списку, вопросов у меня много. Ладно, это решили.
– Интересное кино. И с кем это ты бегаешь по утрам? – спросила меня Танечка, которая так и не ушла, оказывается, на обед. И наблюдала с интересом за всеми моими метаниями.
– Танечка!
– Говори! – выступила из‑за ее спины Леночка. – А то расстреляем. Что у тебя происходит?
– Ничего особенного! – попыталась увернуться я.
– Ничего? А не померещилось ли мне, что там к тебе наш велосипедист приходил? Только не надо говорить, что он что‑то уточнял по нашим процентным ставкам по вкладам! – добавила Танечка.
– Да? – расстроилась я. – Не проканает?
– Нет! – хором ответили они. – Даже не думай.
– Жаль. Ну, ладно. В общем, тут такое дело…
– Ничего себе! – восхищенно присвистнули обе мои подружки, после того как я вкратце ввела их в курс дела.
– И ты из‑за этого тогда хромала? – поразилась Леночка. – Нет, ну вы только гляньте! В тихом омуте чертей‑то просто полный омут!
– И ты бросилась к нему под велосипед?
– Не совсем так, но что‑то в этом духе.
– И теперь ты хочешь родить ребенка? – еще раз переспросили обе. – А ему ничего не скажешь?
– А зачем ему знать? – нахмурилась я. – Он живет прекрасной, обеспеченной и свободной жизнью. Что изменится, если я ему скажу? Он только убежит от меня через пять минут, как узнает, чего мне нужно. Разве вы не знаете, какие нынче мужчины пошли?
– Это уж точно. Дай им понять, что над ними нависает хотя бы тень ответственности, – пиши пропало. Не успеешь чихнуть, как его уже и рядом нет.
– Вот именно! – подняла указательный палец я. – А мне надо, чтобы он беззаботно встречался со мной, не думая ни о чем плохом, пока я не залечу. А там уж… он сам как‑нибудь исчезнет из моей жизни.
– Даст денег на аборт и исчезнет, – со знанием дела добавила Леночка, причем по ее злобному лицу стало ясно, что лично с ней такое уже бывало.
– Это в лучшем случае, – грустно добавила Танечка.
Я уже не стала спрашивать, что бывает в худшем. У меня были свои планы, и мужское вероломство очень даже в эти планы вписывалось. Я на него, можно сказать, даже некоторым образом рассчитывала. Так что, когда без пятнадцати пять за мной заехала свекровь на черной кондиционированной машине, вопросы у меня были конкретные. К примеру, можно ли выпивать, если планируешь забеременеть, и если уж совсем нельзя, то сколько можно, чтобы не вызвать подозрений? Один бокал не нанесет вреда? Сколько времени может пройти, прежде чем все получится? Как бы извернуться и получить хоть какую‑то информацию о здоровье Владимира? И что надо есть, чтобы увеличить вероятность зачатия? Елена Станиславовна – мудрая женщина, она жизнь прожила, все видела, все знает. Но вопросов из серии «а что, если вдруг это все‑таки любовь» и «что делать, если он признается в любви и предложит руку и сердце» у меня не было. Не верила я в эти вопросы, так что и ответы на них искать было бы глупо и смешно. Я уже один раз выглядела смешно, да так смешно, что до сих пор весь двор угорает. Нет уж. Теперь мне интересно только, какие витамины лучше пить.
Глава восьмая,
в которой я коварна как никогда
Мужские инстинкты – это что‑то! Разве женщине придет в голову подглядывать за мужиками в бане?
«Риторический вопрос»
Мыслить надо глобально. Нельзя идти на войну, вооружившись стихами и вздохами. А ля гер ком а ля гер, как говорили незабвенные мушкетеры. Вот и свекровь была того же мнения, и, узнав подробнее, в чем заключается суть моего… м‑м‑м… дела, она воспылала желанием оградить меня от перекрестного огня и быстренько, за один вечер обучить правилам ведения ближнего боя в условиях, когда даже шпильку спрятать будет негде из‑за наготы.
– Думаете, все так сложно? – хмурилась я, слушая ее.
– А ты думала! – вздыхала она. Оказалось, что ее личный опыт несколько отличался от моего о нем представления. Совсем немного. Я‑то все это время думала, что свекровь родила ребенка вообще сама по себе, без помощи мужчин. Но оказалось, что нет. Что она в свое время тоже попала в жернова большой и светлой любви. Ее «благовредный» в свое время все‑таки осыпал ее обещаниями, окутал цитатами, и, по ее же собственным словам, от этого у нее прибавилось только проблем. Которые она решала несколько лет, потеряв на время покой и здоровый сон.