– Но ведь был еще и пятый? – вспомнила девушка.
– Да.
– Это Билли Шей! – вдруг вскричала она.
– Нет, – покачал головой Кид.
– Похоже, вы не собираетесь сказать, кто он?
– Почему же, скажу! Именно поэтому я и рассказал вам всю эту историю.
– Так кто же он?
– Его имя – Джон Милман.
Джорджия вздрогнула и вскочила на ноги. Кид тоже встал и тут же быстро шагнул к ней, чтобы подхватить, заметив, как она покачнулась. Потом бережно ее усадил.
– Я не собираюсь свалиться в обморок! – пробормотала девушка, стиснув зубы. В лице ее не было ни кровинки. И вдруг с яростью произнесла: – Я не поддамся! – Кровь мгновенно прихлынула к ее щекам. Почувствовав это, она добавила: – Скверная шутка!
Малыш неохотно выпустил Джорджию из рук, все еще не уверенный, что она не рухнет в обморок.
– Уж не хотите ли вы сказать, что мой родной отец… что Джон Милман был в ту ночь среди тех людей? – не без злости промолвила девушка. А пока она говорила, ветер немного переменился, стал сильнее, и до них вдруг донесся непонятный, тоскливый звук.
– Да, ваш родной отец, муж вашей матери, Джон Милман. Да, он был одним из той пятерки, – подтвердил Кид.
– Вы это где‑то услышали, но это неправда! – закричала Джорджия. – Господи, да ведь это же должно было случиться уже после моего рождения… после того, как мы осели в этих местах… после… И вы рассчитываете, что я вам поверю?!
– Надеюсь, – выдохнул он.
– Трудную же вы взяли на себя задачку, – яростно заметила она. Да вы попросту искали, кого бы выбрать своей жертвой, а кого именно – вам плевать! Но на этот раз… – вдруг голос ее упал. – Ну скажите, почему вы решили, что я вам поверю?!
– Хорошо, постараюсь объяснить, – пообещал Малыш. – Конечно, все это случилось ночью. Я был болен, так что вы можете подумать, что мне не удалось хорошо разглядеть этих людей. Но все дело в том, что они ведь не особенно маскировались, знаете ли! В те далекие времена люди не очень‑то боялись нарушать законы. Поэтому им и в голову не пришло хотя бы надеть маски или отворачиваться, когда они прикуривали! Я до сих пор помню их лица, будто это случилось только вчера. Странная вещь – память, особенно когда речь идет о больном ребенке, верно? Но я до сих пор вижу, как смеялся Турок Реминг и как ослепительно сверкали его белоснежные зубы, когда он подносил зажженную спичку другому бандиту – парню среднего роста, с выпуклым лбом и приятными чертами лица. У этого человека была ямочка на подбородке, а на нижней челюсти с правой стороны – крохотная красная метка, вроде как след от пули или родинка…
Он умолк, а девушка, облизнув сухие побелевшие губы, впилась в него глазами. Она тяжело дышала. Сердце в ее груди стучало, словно молот.
– И что вы собираетесь делать? – поинтересовалась Джорджия.
– Не знаю, – ответил Кид. – Понимаете, они ведь не стреляли… Не стреляли ни в отца, ни в мать… Не стреляли даже в старую Рыжуху и Пятнашку. Вообще не стреляли.
– Но ведь у вас нет другого способа разделаться с ним?
– Может, и так, – неопределенно ответил Малыш.
– Можете ворошить его прошлое, сколько вам заблагорассудится, но вам никогда не удастся погубить его репутацию! – окончательно овладев собой, быстро заговорила девушка. – Слишком много лет он творил только добро. Господи, да ведь отец просто наводнил ранчо теми, кого он подобрал и пригрел! Не знаю и знать не хочу, что у вас за методы, но вам никогда не удастся погубить его так же, как вы погубили тех несчастных безмозглых идиотов!
– Конечно, я понимаю. В том, что вы говорите, много правды, – признался он. – Похоже, с той ночи Милман и впрямь вел честную жизнь. Да разве я об этом не думал? Именно поэтому‑то все откладывал и откладывал… – Глянув на девушку, Кид неожиданно отметил, что под ее глазами залегли синеватые тени.
– Хотите сказать, что следили за ним?
– Годами! – кивнул он. – Видите ли, именно ему принадлежал тот самый мул. И именно его дом я обнаружил первым.
Джорджия закрыла лицо ладонями, но руки ее бессильно упали.
Между тем Кид, не сводя с нее глаз, продолжал:
– Серый мул. То есть серым он был тогда, а к тому времени, когда я его разыскал, стал уже почти серебряным. На груди у него был старый шрам – след колючей проволоки. Такое не часто встретишь у мулов. Знаете, ведь они в общем‑то неглупые животные…
– Блистер! – ахнула девушка. – Так это вы о старике Блистере!
Он молча кивнул.
– Но если вы отыскали моего отца первым, почему вы медлили с ним? Не потому ли, что вопреки всему были уверены, что он хороший человек?
– Я все бросил и уехал… Из‑за вас.
– Из‑за меня?
– Вы ведь обычно ездили на старом Блистере, правда?
– Да, именно на нем я училась ездить верхом. Он был такой спокойный. Он…
– Однажды вы ехали на нем по тропе между холмами. Как раз через эти холмы, если не ошибаюсь. На тропе столкнулись с парнем, одетым в лохмотья. На одной ноге у него был сапог, на другой – мокасин. Он отдыхал у ручья, и вы посоветовали ему заглянуть на ранчо, мол, может, ему повезет и для него найдется работа.
– Кажется, у него были синие глаза, – подхватила Джорджия. – И… – Она осеклась и почти с ужасом взглянула на Малыша, прикрыв ладонью рот. – Так это были вы!
– Да, – подтвердил Кид. – Это был я. В тот вечер я спустился в долину, подошел к вашему дому и долго следил за вами. Вы сидели в комнате, где стоит рояль. Ваша мать играла, вы пели, а ваш отец дремал в кресле. Вы были еще подростком, но в тот вечер у открытого настежь окна пели любовную песню. А там, за окном, в темноте ночи, стоял я. – Он немного помолчал, воскрешая в памяти тот далекий вечер. Потом продолжил: – И с тех пор я не раз возвращался сюда. Каждый раз по ночам. Несколько раз еще слышал, как вы пели… С того самого дня, хоть мне и было всего лишь пятнадцать, вы остались в моей памяти как что‑то чудесное… Такое бывает только в детстве.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, – пробормотала девушка.
– Понимаете, – усмехнулся Кид. – Вы все понимаете, даже то, чего я не говорю. И хорошо знаете что.
Они стояли друг против друга. Откуда‑то издалека снова прозвучал тот же тоскливый, заунывный звук, и Джорджия вдруг заметила, что Малыш насторожился, прислушиваясь. Это у Харри‑Крик мычал измученный жаждой скот.
– Что бы ни случилось, – сказал он, – вы свидетель, что я играю честно. Карты на стол, так? И, думаю, будет лучше, если вы расскажете обо всем отцу.
Глава 29
СПАСИТЕЛЬ
Солнце клонилось к закату, когда серебряный жеребец и черная кобыла замерли рядом на склоне холма. Всадники вглядывались в глубокую расщелину, на дне которой бурлил Харри‑Крик. Выбравшись на волю из одного ущелья, он торопливо нес свои воды вперед, чтобы через некоторое время вновь исчезнуть в другом. Быстро темнело, но света было еще достаточно, чтобы Кид и Бад Трейнор могли разглядеть то, что происходило внизу.
Полоска земли вдоль Харри‑Крик казалась живой – она шевелилась, так что можно было подумать, будто берег дышит. Там метался измученный жаждой скот – тысячи голов. И, что было хуже всего, коров с каждой минутой становилось все больше – в конце дня к водопою пришли стада с самых отдаленных концов ранчо. Они все прибывали, поодиночке и группами, неторопливо трусили вперед давно знакомыми тропами. Даже до вершины холма, откуда оба приятеля сейчас разглядывали ручей, доносилось глубокое мычание озадаченных животных, пытающихся подобраться к воде, которая была для них источником жизни.
Часть из них замирала, с испуганным видом глядя на недоступную для них воду. Другие, разъярившись, кидались вперед, стараясь пробиться к ручью. Это было бессмысленно, но коровы того не понимали. За долгие годы безмятежной жизни на ранчо они обленились и разжирели, но сейчас, пожираемые изнутри огнем, который могла утолить только вода, совсем потеряли голову. Над ущельем стоял непрерывный стон. Звук этот, как шум прибоя, то, казалось, грозно рокотал где‑то вдали, то вдруг раздавался над самым ухом, будто обезумевшее от жажды стадо вдруг ринулось в ту сторону, где притаились приятели.
Всего в пятидесяти ярдах от Малыша и Бада Трейнора лежала подохшая корова, беспомощно раскинув в разные стороны ноги, будто чья‑то пуля сразила ее наповал, застав на бегу. Возле ее головы уже сидел канюк, напоминая в неверном свете сгущавшихся сумерек уродливого, сгорбленного ребенка‑калеку. Еще несколько отвратительных стервятников кружили в воздухе, хотя что‑то, скорее всего присутствие людей, отпугивало их, мешая присоединиться к сородичу, чтобы попировать на славу. Но еще больше зловещих черных птиц, плавно и беззвучно взмахивая огромными крыльями, летало над густым облаком пыли, вздымавшимся над землей, где в отчаянии бродили измученные коровы.
Сквозь это облако всадники могли видеть Харри‑Крик, вода которого в лучах заходящего солнца стала красной, точно кровь. На другой стороне ручья слышался шум и голоса, горел костер, разгоравшийся все ярче по мере того, как над землей сгущались сумерки.
Там люди Чэмпа Диксона устраивались на ночлег, шутили, смеялись, что выглядело особенно чудовищно рядом с царившим вокруг ужасом и мучениями ни в чем не повинных животных.
– Вот с подобными господами всегда так, – философски заметил Бад. – Человека легко можно втравить во что угодно! Можно заставить издеваться над животными. Можно собрать самых лучших, самых достойных и отправить их на войну, где они будут убивать всех и каждого. А многие ли могут устоять и остаться честными, если им предоставится шанс безнаказанно украсть? Или посмотри на меня! Я продал душу за тридцать сребреников.
– Бад, никогда не говори так, – поморщился Кид.
– Ты бы хотел, чтобы я навсегда забыл об этом? Но даже если я замолчу, это все равно всегда будет со мной, каждый день, каждую ночь моей жизни.
– Не валяй дурака! – буркнул Малыш.
– И не думаю. Но пока я жив, буду все время ждать случая вернуть тебе долг. Ладно, хватит об этом! Считай, это было последний раз, – процедил он сквозь зубы.
– Что такое убийство, если речь идет о человеке? – пожал плечами Кид. – У него есть голова на плечах, есть мозги. Он может придумать, как выкрутиться. У нас есть ружья, чтобы защитить себя. Но уничтожать стада бессловесных тварей – вот чего я не могу понять! Они же ни в чем не повинны, никому не сделали ничего плохого, потому что просто не знают, как это – творить зло! Ты только взгляни туда, Бад! Еще до восхода солнца там уже найдется, чем поживиться целой стае стервятников!
– Может, эти ребята прогонят их, – предположил Трейнор, махнув рукой куда‑то в сторону.
Держась поближе к холму, где лощина, по которой протекал ручей, сужалась до размеров горлышка бутылки, приближалась толпа всадников – ковбои с ранчо. Они медленно кружили на почтительном расстоянии, не спуская глаз с бандитов, будто высланный вперед дозор. Вид темных фигур, казавшихся на фоне заката совсем черными, внушал невольное уважение, особенно тем, кто знал, какая черная злоба и гнев душат сейчас этих людей.
– Нет, – покачал головой Кид, – уж этим‑то хорошо известно, с кем придется иметь дело, если они решатся спуститься к ручью. Так что на них можно не рассчитывать. Только не на таких, как они! – На его губах мелькнула презрительная усмешка, а в глазах блеснул огонек.
– Ты, случайно, не вообразил себя владельцем этих коров? Уж больно ты о них печешься! – заметил Бад.
– Эх, жаль, что я не сатана! – мрачно усмехнулся Малыш. – То‑то бы позабавился! Уж я бы постарался разжечь адское пламя! Погнал бы коров прямиком на изгороди, так, чтобы от них и следа не осталось, а потом повернул бы все стадо на этих ублюдков, чтобы они превратились в кровавую кашу, смешанную с грязью! С радостью сделал бы это, Бад, клянусь тебе! Ведь животные умирают, Бад! Уже умирают, только не знают этого, а когда завтра поутру взойдет солнце и в долине снова станет жарко, как в раскаленной печке, начнут дохнуть, словно мухи.
– Да. Будут дохнуть, как мухи, – согласился Трейнор. – Ты прав, дружище.
– Знаешь, – задумчиво проговорил Малыш, – когда видишь такие вещи, невольно задаешься вопросом: а есть ли Бог на свете? Если есть, почему же он допускает такое?!
– Послушай, Кид, – хмыкнул Трейнор, – сдается мне, ты и сам не без греха.
– Да, я творил зло, но и платил за это, – признался Кид. – Не знаю, дружище, может, мне суждено сотворить еще немало зла, но никто никогда не скажет, что я замарал себя подобной пакостью! А сейчас я постараюсь хоть немного отмыть свою душу, и да поможет мне Бог!
– Эй! – гаркнул Бад. – Как это? Что ты задумал, парень?
Кид бросил на него печальный взгляд. Его совсем еще юношеское лицо было черным от гнева и ярости, которые давно в нем копились. В эту минуту он казался намного старше своих лет.
– А ты погляди туда, – показал Малыш вниз. – Я намерен сделать так, чтобы эти твари смогли напиться еще до утра, а если это не удастся, так хоть начиню свинцом кое‑кого из людей Диксона, что тоже будет неплохо.
– Не вздумай валять дурака, – забеспокоился Трейнор. – Не забывай – закон на их стороне. Даже шериф был вынужден признать это.
– К дьяволу закон! – взорвался Кид. – Сейчас я вижу только то, что на моих глазах умирают коровы! А эти ублюдки, что обрекли их на смерть, не стоят даже огрызка хвоста одной из них!
– Не торопись, Кид. У тебя есть план?
– Нет у меня никакого плана!
– Вообще никакого?
– Сейчас – нет, но скоро будет.
– Как это? И где, интересно, ты его возьмешь?
– Не знаю. Может, дьявол поможет, может – Всевышний. Но план будет. Это я тебе обещаю!
Глава 30
ВНИЗ, НА ДНО КАНЬОНА
А сумерки все сгущались. Вода в ручье потускнела и издали стала казаться почти черной. Облако пыли, клубившееся над стадом коров, понемногу рассеивалось – налетавший ветерок гнал ее в сторону, туда, где притаились оба приятеля.
К этому времени скотина, казалось, слегка успокоилась. Однако это впечатление было обманчивым. Часть коров, обессилев, легла на землю. Только несколько сотен, самых измученных жаждой, все еще нетерпеливо бродили взад и вперед вдоль изгороди. Мычание животных уже не сливалось в один непрерывный вой. Лишь изредка с окрестных холмов раздавались отчаянные стоны вновь пришедших на водопой.
Ночь спускалась быстро. Когда пылающий диск солнца скрылся за горизонтом, разыгравшаяся трагедия уже не так бросалась в глаза. Тьма укрыла далекие горы темным, бархатным плащом, и только ближайшие к ущелью холмы угрюмо вздымали косматые головы, словно мрачные свидетели происходящего. Казалось, земля корчилась в лучах, а вырвавшаяся из глубины ущелья волна ужаса и боли поднялась к самым небесам.
Так думал Бад Трейнор, который, натянув поводья, остановил коня позади Кида и с тревогой вглядывался вниз, где уже сгущались тени.
– А что, если парням Диксона придет в голову убраться оттуда? – пробормотал он. – Держу пари, это будет непросто!
– С чего бы это? – удивился Кид. – Ведь их ждет лакомый кусочек – две сотни тысяч! Уж поверь, вряд ли кто из них сорвется с места, забыв о деньгах. К тому же, насколько я понимаю, чего‑чего, а свежего мяса им там хватает!
Бад угрюмо кивнул. Из груди его вырвался чуть слышный вздох.
– Ну, – отозвался он, – я просто имел в виду… Видишь ли, если бы мы сейчас воевали с индейцами, то краснокожие дьяволы предпочли бы засесть здесь, наверху, а не в той мышеловке внизу, верно?
– Интересная мысль, – встрепенулся Кид, – только вряд ли это так уж важно. В этой, как ты сказал, мышеловке они могут запросто продержаться хоть полгода, причем без особого труда. От голода они не перемрут.
– А вот с дровами у них там неважно, – возразил Трейнор. – Обрати внимание – они уже вырубили почти весь кустарник. Вон, взгляни на ту кучу в самом центре лагеря! Там еще рядом палатка, где они стряпают. Пока дрова еще есть, но на шесть месяцев их явно не хватит. Тем более, что людей немало и всех надо кормить. А потом, вряд ли они осмелятся дотронуться хотя бы до одной издохнувшей коровы.
– Это почему?
– Ну как же? Они ведь не воры, не забывай об этом! Они кричат, что закон на их стороне! Скорее всего, и пальцем не дотронутся до коров – знают, мерзавцы, что тогда Милман поднимет против них всех ранчеро в округе.
– Тут ты прав, – согласился Кид. – Только, думаю, у них и без милмановской говядины хватает припасов. И… – Неожиданно его голос дрогнул и оборвался.
Бад, по опыту знающий, что это означает, затаил дыхание. Не иначе как его молодого товарища осенила какая‑то гениальная мысль.
Наконец Кид объявил:
– Я спускаюсь вниз, в лагерь.
– Отлично, – невозмутимо хмыкнул Трейнор. – Только расскажи, как ты это сделаешь. По воздуху или еще как?
Малыш промолчал.
– Слушай, а почему бы тебе не погнать вниз всех этих коров? – вдруг предложил Бад. – Только взгляни, сколько их тут! Да они прокатятся по этим ублюдкам, словно паровой каток! – Передохнув, он добавил: – Во всяком случае, ничего другого не могу тебе предложить!
– Ущелье! Ущелье! – вдруг, лихорадочно дрожа, воскликнул Кид. В голосе его звенело едва сдерживаемое нетерпение. – Какой я осел! Как я мог забыть об этом ущелье?!
– Каком ущелье? – удивился Трейнор. – То, на дне которого течет Харри‑Крик?
– Конечно, какое же еще?! Давай спустимся вниз и посмотрим, что там делается!
Бад схватился за поводья кобылы.
– Нет, дружище, ты, похоже, спятил!
– Оставь меня! Тебе вовсе не обязательно идти со мной. Я поеду один!
– Нет, я тебя не отпущу. По крайней мере, до тех пор, пока ты не остановишься на минуту и не прислушаешься!
– К чему?
– А вот к этому! Только поверни голову на север и послушай. Идет?
Они оба замерли. Сквозь монотонное, тягучее мычание измученных коров до них вдруг донесся глубокий и грозный рев. Кид мгновенно понял, что это за звук.
– Это шум воды в ручье. Ты его имеешь в виду?
– А ты прислушайся, прислушайся! Точно рычание льва, верно?
– Пусть бы и льва, мне‑то что до этого? Я доберусь до его глотки, чего бы мне это ни стоило! Сегодня я жажду крови, Бад!
– Нет, у тебя просто крыша поехала, не иначе! – сокрушенно покачал головой тот. – Держу пари, ты никогда не видел, что это такое – когда вода несется вниз по ущелью! Ну, если так, пойдем, так и быть, я покажу тебе. Раз уж до нас доносится шум, стало быть, мы сможем это и увидеть. Тогда, если, конечно, ты в своем уме, одного этого зрелища тебе будет достаточно.
– Ладно, пошли посмотрим.
Они пустили лошадей легкой рысцой.
– Кто идет? – вдруг донесся до них из темноты чей‑то окрик.
Фигура всадника выросла словно из‑под земли, в руках тускло блеснул ствол винтовки.
– Друзья! – откликнулся Кид, натягивая поводья.
– Что за друзья?
– Тут Бад Трейнор и я – Малыш Кид.
– Эй! Неужто ты и есть тот самый Кид?
Винтовка тут же опустилась, и ковбой подъехал к ним вплотную.
– Раз так, здорово, Малыш! – сказал он. – Я так и надеялся, что ты не вытерпишь – явишься сюда. А меня зовут Билл Тревис.
Они обменялись рукопожатиями/
– С коровами‑то совсем плохо, – проворчал Тревис. – Знаешь, сколько уже полегло и завтра не встанут?
– А сколько будет еще, которые хоть и поднимутся к утру, но к вечеру тоже падут? – буркнул Кид.
– Верно. Да это и дураку понятно. Жвачки не найдется?
– Не держу. А табак и бумага есть. Вот, держи! – он передал ковбою кисет.
Тот свернул цигарку и с наслаждением выпустил в прохладный ночной воздух струю голубоватого дыма.
– А вы, ребята, что собираетесь делать? – поинтересовался Кид.
– Пока ничего… Разве что заставить наших коров броситься на них да разнести эту проклятую изгородь!
– Вряд ли получится. Держу пари, они станут стрелять в тех, кто будет впереди, и таким образом заставят остальных повернуть.
– Вот и мы так же решили. Ничего не выйдет. Может, старик Милман что‑нибудь придумает?
– Скажи‑ка, ты не заметил, они на ночь выставили часовых вдоль изгороди?
– Да уж непременно. По трое вдоль каждой. Да и другие не дремлют, тут уж можно не сомневаться!
– Это же похлеще, чем детоубийство! – окончательно выйдя из себя, вскипел Малыш. – Нет, вы только послушайте! – Он поднял руку, призывая их к молчанию.
Вокруг царила полная темнота. Только тяжелые вздохи, когда обессилевшие коровы рядами опускались на землю, волнами докатывались до них, будто чьи‑то исстрадавшиеся души из преисподней взывали к небесам о жалости и прощении.
– Плохо дело, – вздохнул Тревис. – Ну да ладно. Шей и Диксон – помяните мое слово – заплатят за это!
– Надеюсь, уже сегодня, – сквозь стиснутые зубы прохрипел Кид.
– Ты о чем?
– Да так, ни о чем. Вы, ребята, будете здесь всю ночь?
– В этом можешь не сомневаться. Пусть только Диксон и его шавки высунут нос наружу! Мы им покажем, как у нас на ранчо умеют стрелять! Наши парни здорово разозлились! Даже старый Таг Яджерс, чья хибара на самой дальней окраине ранчо, тоже явился. Клянется, с места не двинется, пока не сдерет парочку скальпов. Глядишь, так оно и случится!
– Может быть, – кивнул Кид. – Ну ладно, пока. Только вы, ребята, держите ушки на макушке, идет?
– А что такое?
– Сдается мне, скоро в лагере Диксона что‑то произойдет.
– Что такое?
– Пожар, – коротко бросил Кид и, ничего не поясняя, отъехал.
Бад пришпорил своего жеребца и в несколько прыжков поравнялся с ним.
– Что ты там говорил о пожаре, Малыш? – полюбопытствовал он.
Но Кид, о чем‑то задумавшись, ничего не ответил.
Из лощины все так же монотонно докатывался до них стон измученных животных. Но как только они добрались до края расщелины и спешились, мычание разом стихло, они уже не слышали ничего, кроме грохота воды, доносившегося до них подобно отдаленной канонаде.
– Понятно? – спросил Бад. – А теперь, Кид, если ты в своем уме, скажи, хотелось бы тебе сейчас очутиться там, внизу?
Малыш опять промолчал. Потом, вздрогнув, отпрянул от края расселины и спросил:
– Ты ведь бывал здесь днем, верно?
– Еще бы!
– Сколько тут до дна каньона?
– Никак не меньше сорока, а может, и пятидесяти футов.
– Стало быть, нужна веревка шестидесяти футов длины, – сказал Кид. – Отыщи ее, хорошо?
– А что ты собираешься делать?
– Бад, ради всего святого, придержи язык, хорошо? Перестань приставать ко мне с расспросами. Честное слово, у меня и без твоей трескотни есть о чем подумать.
– Ладно, – насупился Трейнор. – Но чтоб я сдох, если при одной мысли об этом у меня не скручивает кишки!
Махнув рукой, он отправился к своей лошади и снял с седла длинную, прочную веревку. Привычку возить ее с собой он приобрел, еще когда совсем зеленым юнцом был ковбоем в Монтане. Вздохнув, принес веревку Киду, а тот, убедившись в ее прочности, крепко привязал один конец к выступающему уступу на скале на самом краю ущелья. Вытянув второй конец, он со всей силы дернул за веревку, еще раз пробуя ее на прочность.
– На этот счет можешь не волноваться, тебя она выдержит, – проворчал Бад. – Сдается мне, это как раз то, что тебе требуется.
– Выдержит, – согласился Кид и швырнул веревку в ущелье.
С легким шорохом она исчезла в темноте, извиваясь, точно змея.
– Бад, – заявил Малыш. – Я собираюсь спуститься вниз.
– Если так, то я с тобой.
– Нет, ты останешься здесь, – приказал Кид. – Это моя игра. Я ее затеял, мне и играть! А от тебя мне нужно совсем другое. Дай мне на прощанье руку, дружище! И обещай, что будешь помнить меня, если я не вернусь назад!
– Если с тобой что‑то случится, клянусь, я сяду на хвост этим ублюдкам, Диксону и Шею, а там мы еще посмотрим, кто кого! – угрюмо проговорил Трейнор. – Счастливо тебе!
– Спасибо. Бывай, старина! – ответил Кид и скользнул вниз, в темноту.
Глава 31