Летом 1972 года, полгода спустя после рождения Джессики, мы снова полетели в Штаты, на этот раз, чтобы записать новый альбом. Назвать его решили “Snowblind” (ослепленный снегом, snow-“снежок”, кокаин) в честь нашего нового пристрастия к кокаину. К тому времени, я “запаковывал” в нос столько порошка, что каждый день должен был выкуривать целый чемодан травки, в противном случае мое сердце не выдержало бы. Разместились мы в БелЭр по адресу Страделла Роуд,773, в резиденции 30-х годов, снятой вместе с горничными и садовниками. Дом был собственностью семьи ДюПон(DuPont- американская семья, которой в настоящее время принадлежит второй по величине в мире химический концерн “E.I. du Pont de Nemours and Company”), в нем было шесть спален, семь ванных и собственный кинозал (где мы писали тексты и репетировали), за домом находился бассейн на сваях, который выделялся на фоне леса и гор. Никуда мы оттуда не выходили. Выпивка, наркота, еда, девочки – все было с доставкой на дом. В хороший день в каждой комнате у нас стояло по миске белого порошка и по ящику бухла, к тому же по дому слонялись приблудные рокеры и девочки в бикини - лежали в спальнях, на диванах, на лежаках у бассейна - и все “обдолбанные”, как и мы.
Практически невозможно оценить, сколько “кокса” уходило в этом доме. Мы открыли для себя, что после кокаина, каждая мысль, каждое слово, даже малейшее предположение становилось самым удачным в твоей жизни. Порою “товар” уходил так быстро, что его должны были доставлять два раза в день. Не спрашивайте, кто всем рулил: помню одного подозрительного типа, который постоянно висел на телефоне. Но он наверняка отличался от других подозрительных личностей: был хорошо пострижен, говорил как студент престижного университета, носил белые рубахи и элегантные брюки, словно собирался на работу в офис.
Однажды я спросил его: “ Чем ты, на хер, вообще занимаешься, чувак?”
Он только рассмеялся и нервным движением поправил свои большие, темные очки. А мне было все равно, главное, чтобы “товар” не кончался.
Когда меня “торкало”, я любил валяться всю ночь перед телевизором и смотреть американские программы. В то время, по окончании нормальной программы, в полночь можно было посмотреть только одно: рекламные ролики Кэла Уортингтона, который “толкал” беушные тачки в Лонг Бич или где-нибудь еще. Приколист, он всегда появлялся в эфире со своей собакой по кличке Спот… вот только собака никогда не была собственно собакой. Могла быть аллигатором на поводке или каким-то не менее странным существом. Кэл любил произносить свою коронку: ”Если вы найдете дешевле, я съем клопа”. А потом выполнял разные трюки, например, его привязывали к крылу самолета, который делает в воздухе петлю. Через несколько часов втягивания кокса и просмотра этого дерьма, у меня было впечатление, что я схожу с ума. Самое смешное, он по-прежнему этим занимается, старина Кэл. Ему, должно быть, примерно тысяча лет.
На Страделла Роуд, 773, мы откровенно валяли дурака, удивительно, что еще удавалось сочинять музыку. А там был не только кокаин. Мы затарились пивасиком. Я притащил из Англии несколько “бочонков для вечеринки” самого лучшего биттера, купленного в моем любимом винном погребке. Емкость каждого бочонка - пять пинт, а в одном чемодане помещалось шесть таких бочонков. Это напоминало “в Тулу со своим самоваром”, но мы скучали по нашему старому доброму английскому пиву. “Нафаршированные” коксом, мы лежали возле бассейна, жара под сорок, потягивали выветрившуюся бирмингемскую мочу и любовались видом на Бел Эр.
Потом пришлось немного сбавить обороты, так как на несколько дней приехала Телма, без ребенка. Однако, примерное поведение долго не продлилось. Как только она уехала в аэропорт, чтобы вернуться в Англию, мы опять превратились в животных. Например, во время творческих исканий, никто не утруждал себя походом наверх в туалет, просто выходили на балкончик и отливали за перила. Балкон был очень низко, практически на земле. Однажды Тони взял голубую краску в аэрозольной упаковке, притаился за перилами, а когда Билл вышел отлить, распылил ему краску на член. Слышал бы ты эти вопли, чувак! Зачёт! И вдруг через две секунды Билл “вырубился”, упал вниз головой через перила и начал катиться вниз с холма.
Я сказал Тони: “А ну дай-ка взглянуть на эту краску”.
Подает мне баллончик, а там на боку надпись заглавными буквами: “Внимание! Избегать попадания на кожу. Это может привести к появлению сыпи, ожогов, конвульсиям, тошноте и/или потере сознания. Если наблюдается один из этих симптомов, необходимо обратиться к врачу”.
- А, ничего с ним не будет – говорю я.
И в натуре, ничего не было. Ну, разве что какое-то время у него был хрен голубого цвета.
Несмотря на этот балаган, в музыкальном смысле несколько недель, проведенных в Бел Эр, дали самый мощный толчок нашей карьере. По моему мнению, “Snowblind” является одним из лучших альбомов в истории “Black Sabbath”, хотя фирма грамзаписи не позволила нам сохранить название. В то время, кокаин был в заголовках новостей и никто не хотел, чтобы наша пластинка породила кривотолки. А мы и не собирались ругаться.
Итак, после записи новых песен в “Record Plant” в Голливуде название “Snowblind” было изменено и наш четвертый альбом назывался просто “Vol.4”. Несмотря на это, нам удалось вставить между строк скрытые реверансы кокаину. Кто посмотрит повнимательнее, в благодарностях на обложке увидит посвящение “классной фирме Кокса-Кола из Лос-Анжелеса”.
И это было правдой – этот альбом был “круто замешан” на кокаине. Когда слушаю такие вещи как “Supernaut”, я почти чувствую его вкус. Эта пластинка - сплошное втягивание “дорожек” в ваши уши. Фрэнк Заппа однажды мне рассказал, что “Supernaut” - это одна из его самых любимых рок-н-ролльных вещей всех времен, потому что в ней чувствуется адреналин. Просто космос! И это - в 1972 году, спустя всего лишь два года с момента, когда самым большим комплиментом, который мы могли услышать, были слова: ”Вы не облажались в Карлайл!”. А теперь у нас было больше денег, чем у “Queen” (мы так считали), три кассовых альбома в хит-парадах, поклонники по всему миру, и завались бухла, наркоты и телок.
Мы были на седьмом небе. Да что там - на восьмом и еще выше. И нам по-прежнему была небезразлична музыка. Она, в первую очередь, должна была впечатлить нас самих, а потом и всех остальных, а если так получалось, что людям нравилось то, что мы делаем, нас это радовало вдвойне. Именно так произошло с песней “Changes”, которая звучала иначе, не так как все остальное до сих пор. Когда люди слышат название “Black Sabbath”, все думают о тяжелом звучании. А нам хотелось чего-то большего, особенно, когда мы пытались вырваться из этой сраной черной магии. Если речь идет о “Changes”, Тони просто подобрал аккорды на рояле, я напел мелодию, а Гизер написал волнующий текст о расставании с женой, которое собственно переживал тогда Билл. С самого начала я считал, что это отличная песня.
Я не устал слушать её снова и снова. И делаю это по сей день: когда пускаю ее с АйПода, довожу всех до бешенства, потому что остаток дня пою только эту песню.
В определенный момент, мы стали задумываться, откуда, бля, берется весь этот кокс. Знали только, что его привозили в безликих фургонах, упакованный в картонные коробки. В каждой коробке было около тридцати капсул, три слоя по десять штук, каждая капсула завинчена крышкой и запаяна воском.
Отвечаю: этот кокс был самым белым, самым чистым и мощным “товаром”, который только можно себе представить. Одна тяга и ты властелин Вселенной.
Быть человеком-пылесосом нравилось всем нам, но мы знали, что разгорится скандал, если нас накроют на одной такой поставке, особенно в Штатах. Мне не “улыбалось” провести остаток жизни в тюряге Лос-Анжелеса с членом какого-нибудь жирного гангстера у себя в заднице. Чувство постоянного стрёма доводило меня до паранойи. И немногим позже я “накрутил” себя, что наш наркодилер из универа работает на ФБР, полицию Лос-Анжелеса или грёбаное ЦРУ. Однажды вечером мы все вместе пошли в кино в Голливуд на “Французского связного”. Этот культпоход был большой ошибкой. Сюжет фильма основан на реальных событиях из жизни двух нью-йоркских полицейских, работавших под прикрытием, которые повязали группу международных контрабандистов героина. Когда на экране пошли титры, у меня участилось дыхание.
“Откуда, на хрен, берутся эти ампулы с коксом, заклеенные воском?”- спросил я Билла.
Тот пожал плечами. И мы пошли в туалет, чтобы втянуть пару дорожек. Несколько дней спустя лежу себе утречком у бассейна, потягиваю пивко, попыхиваю косячком, пробую успокоить сердце, вдруг откуда не возьмись появляется наш подозрительный типок и садится возле меня. В одной руке он держит чашечку кофе, в другой – “Wall Street Journal”. А я даже не спал накануне. “Вот и повод, чтобы “прощупать” корешка – подумалось мне – Проверю, что он за фрукт”. Наклоняюсь к нему и спрашиваю: “Видел новый фильм “Французский связной?”
Улыбнувшись, он покачал головой.
- А ты посмотри. Очень интересный.
- Конечно, - смеется кореш - только зачем смотреть, если у меня каждый день такое кино?
Как только я это услышал, меня залил холодный, свербящий пот. Еще будут проблемы с этим парнишей, у меня плохое предчувствие.
- Послушай, старичок – спрашиваю его. - Ты на кого работаешь?
Тот откладывает газету в сторону, пьет кофе.
- На правительство Соединенных Штатов – отвечает.
Меня чуть не сдуло с лежака в кусты.Голова кружилась, и за ночь затекли ноги. “Всё, “сливай воду”. Нам всем- капец”.
- Да ладно, чувак, расслабься – успокаивает меня типок, увидев как изменилось моё лицо. – Я не федерал и тебя не повяжут. Здесь только друзья. Я работаю в Агентстве по контролю качества продуктов питания и медикаментов (Food and Drug Administration - FDA).
- Где?
- В FDA.
- Ты хочешь сказать, что весь этот “кокс”… попадает к нам из…
- Считай, что это подарок от Деда Мороза. А знаешь, Оззи, что говорят про Деда Мороза?
- Что?
- Там, откуда он родом, много снега.
Я не успеваю сообразить насколько серьезно все это, как типок смотрит на часы и говорит, что ему пора на встречу. Допивает кофе, встает, похлопывает меня по плечу и отваливает. Я больше об этом не думал. Потом вернулся в дом, чтобы “зарядиться” коксом и пару раз затянуться мариванной.
Сижу себе на диване, передо мной батарея запакованных капсул с кокаином, рядом стоит большая миска травы, а я готовлю себе первую за день дорожку. Вдруг меня пробивает пот, такой же холодный и свербящий, как и раньше. “Ёбтыть! – думаю. - Сегодня я конкретно “очкую”. В этот момент в комнату входит Билл с пивом в руках и говорит: “ У тебя здесь жарко как в печке, Оззи! Чего ты не включишь кондишен?”- и открывает дверь во двор, чтобы впервые за столько дней почувствовать на себе солнечные лучи. А я ломаю голову: “Что это за кондишен в доме?” И вдруг меня осенило: кондиционер. Постоянно забываю, что дома в Америке более продвинуты в смысле техники, чем в Британии.
Только привык к такой новинке, как толчок в доме, а тут, пожалуйста, автоматический климат-контроль. Ну, я встаю и начинаю искать кнопку термостата. “Наверняка где-то в стене”- подумал я. Через несколько минут - опа! Кнопочка притаилась в углу за входными дверями. Подкручиваю температуру и возвращаюсь к своему “коксу” и травке.
Сказка!
Но когда я втягиваю первую дорожку, слышу что-то странное…
А это случайно не...
Не-е-ет…
Черт возьми, звучит как …
Вдруг Билл с обезумевшим лицом забегает обратно в дом. В этот момент слышен звук хлопнувшей двери на другом конце дома и топот, будто трое парней катятся кубарем по лестнице. Наконец, в комнату влетают заспанные Тони, Гизер и один из техников, американец по имени Фрэнк. Они уже частично одеты, за исключением Фрэнка, который красуется в одних трусах.
Мы смотрим друг на друга… и кричим в один голос: “Сирены!”
*
Вой стоял такой, будто у нас во дворе собралась вся полиция Лос-Анжелеса. Нас повяжут! Блядь! Блядь! Блядь!
- Прячьте кокс! Прячьте кокс! - верещу я.
Фрэнк бросается к столику, сгребает ампулы с кокаином, но потом просто мечется вокруг, волосы стоят дыбом, сигарета в зубах, трусы въелись в задницу.
И тут я припоминаю еще кое о чем.
- Прячьте травку! Прячьте травку!
Фрэнк снова подскакивает к столику, хватает миску с травкой, но при этом роняет ампулы с коксом. Ползает на четвереньках и пробует все собрать. Я же не могу пошевелиться. И без сирен сердце херачило в три раза быстрее обычного. А сейчас колотилось, будто хотело разорвать мне грудь.
Б-б-бум! Б-б-бум! Б-б-бум!
Прежде чем я пришел в себя, Билл, Гизер и Тони уже удрали. Значит, остался только я, Фрэнк и столько кокса, что вся боливийская армия могла бы с ним пройти маршем до Луны и обратно.
- Фрэнк! Фрэнк! – кричу я. – Сюда! В унитаз! Быстрей! Фрэнку каким-то образом удалось добраться с наркотой до сортитра, который как раз находился в прихожей, рядом с главным входом в дом. Мы заскочили туда и закрыли за собой дверь. Сирены воют так, что можно, на хрен, оглохнуть. Полицейские машины с визгом тормозов останавливаются у дома. Слышны переговоры по рации. А потом стук в дверь.
БАМ! БАМ! БАМ!
- Откройте! – кричит полицейский – Быстро, открыть двери!
Я и Фрэнк сидим на коленях. В приступе паники, мы сперва попробовали опустошить миску, а потом избавиться от кокаина. Высыпали травку в умывальник, а остаток – в унитаз. Хрена с два! Умывальник и унитаз не справились с нагрузкой, начали наполняться комками и коричневатой водой. Мы хотели протолкнуть травку дальше по колену с помощью ерша для унитаза, но все напрасно. Трубы были забиты.
А мы должны были избавиться еще и от кокаина.
- Выхода нет - говорю я Фрэнку.- Втягиваем весь этот кокс.
- Ты что, охренел? – он отвечает. - Хочешь склеить ласты?
- Ты был когда-нибудь в тюрьме, Фрэнк? А я был и возвращаться туда не собираюсь.
И начинаю открывать ампулы, высыпать содержимое на пол. Падаю на четвереньки, подношу нос к кафельным плиткам и втягиваю порошок, сколько влезет.
БАМ! БАМ! БАМ!
- Откройте! Мы знаем, что вы там!
Фрэнк смотрит на меня как на придурка.
У меня красное лицо, ноги немеют, взгляд блуждающий.
- В любую секунду мусора выломают дверь и нам крышка.
- Ё-мое, чувак – Франк садится возле меня на четвереньки – Просто не верю, что я это сделаю.
Мы “потянули”, наверное, по шесть или семь граммов каждый, как вдруг я услышал за дверью какой-то топот.
- Цыц! – говорю. - Слушай!
И снова: топ-топ-топ. Что-то похожее на шаги. Слышу, как открываются входные двери. Какая-та женщина говорит по-испански. Служанка! Служанка впустила копов в дом. Блядь! Я разбиваю очередную ампулу и прикладываю нос к полу. И тут раздаётся мужской голос:
- Добрый день, мэм! Похоже, кто-то в доме нажал тревожную кнопку.
Я замер посреди дорожки.
Тревожная кнопка?
Служанка что-то объясняет по-испански, полицейский отвечает, потом слышны шаги двух человек в прихожей, а мужской голос становится разборчивым. “Мусора” в доме!
- Обычно ее устанавливают возле термостата системы кондиционирования - говорит коп. - О, вот и она! Здесь, на стене. Если вы нажмете эту кнопку, мы услышим сигнал тревоги в участке Бел Эр и высылаем нескольких офицеров, чтобы убедится, все ли в порядке. Наверняка, кто-то нечаянно нажал кнопку, когда крутил термостат. Вы даже не догадываетесь, как часто это случается. Вы позволите мне переустановить систему. Вот, теперь в порядке. Ну, мы пошли. Будут проблемы - звоните, вот наш номер телефона. Так же можно нажать кнопку. Дежурный офицер на смене круглосуточно.
- Грасиас – благодарит служанка.
Входные двери закрываются, служанка направляется на кухню. Наконец-то я могу выпустить воздух из легких. Слава яйцам, пронесло! Смотрю на Фрэнка. На его лице белый порошок смешан с соплями, из левой ноздри течет кровь.
- Так что…?
- Вот именно – я киваю головой. – Кто-то должен показать Биллу, как пользоваться этой херовиной.
Постоянный страх оказаться в тюрьме был не единственным минусом самоистязания кокаином. Дошло до того, что я нес абсолютный кокаиновый бред. Пятнадцать часов без перерыва “втирал” парням, что люблю их больше всего на свете. Случались и такие ночки, когда мы сидели с Тони, который обычно сторонился разговоров, обнимались и говорили: - Нет, ну, старичок, в натуре, я люблю тебя. В натуре, люблю…
Потом, я ложился спать, дожидался, пока сердце перестанет биться с частотой восемь ударов в секунду и тогда на меня нападали отходняки. Меня ломало так, что я начинал молиться: “Боже, дай мне уснуть! Обещаю, что никогда не притронусь к кокаину!”
А потом просыпался, челюсть болела от ночного бреда. И готовил для себя очередную дорожку.
Это удивительно, как быстро мы “подсели” на кокаин. Дошло до того, что ничего без него не могли сделать. А потом - уже и с ним ничего не получалось. Когда понял, что травки недостаточно, чтобы успокоиться после кокса, я начал принимать валиум, а потом перешел на героин. Но, слава Богу, “герыч” мне не понравился. Гизер тоже пробовал. И считал, что это офигенно, но при этом не терял головы. Он не хотел стать зависимым. Фрэнк, наш техник, не был таким везунчиком, героин погубил его. Много лет о нем ни слуху, ни духу и скажу вам правду, я бы удивился, если бы он выкарабкался. Хотелось бы верить, правда, но когда ты “подсел” на героин, обычно это означает только одно - КОНЕЦ.
Во время работы над “Vol.4” у каждого из нас были моменты полной отключки и мы не могли нормально функционировать. С Биллом это случилось, когда мы записывали “Under The Sun”. К тому времени, когда Билл смог нормально сыграть свою партию ударных, мы уже называли песню ”Everywhere Under the Fucking Sun”(Игра слов, расширение значения: название песни “Под Солнцем” переделано на “Повсюду под этим долбаным Солнцем”). Потом бедняга подхватил гепатит и чуть не “загнулся”. В то же время у Гизера были проблемы с почками и он попал в больницу. Даже у Тони “сели батарейки”. Сразу после записи альбома у нас было запланировано выступление в “Hollywood Bowl”. А Тони уже несколько дней “сидел на коксе”, впрочем, как и все остальные, с той разницей, что он действительно перегнул палку. Знаете ли, “кокс” искажает восприятие действительности. Вы начинаете видеть то, чего нет на самом деле. Ну и Тони слег. Под конец выступления сошел со сцены и упал.
- Истощение организма – констатировал врач.
Ну, можно и так сказать.
В то же время, “кокс” порядком расхерачил мне голос. Когда принимаешь лошадиные дозы кокаина, в горло стекает такая белая херня, поэтому его нужно постоянно глубоко прочищать, шмыгая носом. А это дает очень большую нагрузку на такой маленький комковатый язычок, который находится у основания гортани – эпиглоттис (надгортанник) или “погремушка”, как я всегда называл его. Во всяком случае, тянул столько порошка, что должен был отхаркивать мокроту каждые две минуты, пока, в конце концов, не разорвал “погремушку” пополам. Лежал на кровати в гостинице “Sunset Marquis” и почувствовал, как она отвалилась мне в горло. Ужас! А потом эта херовина распухла до размеров мячика для гольфа. “Ну вот, приехали! - подумал я. - Сейчас сдохну”. И пошел к врачу на бульвар Сансет.
- На что жалуетесь, мистер Озборн? – спрашивает доктор.
- Я проглотил погремушку – прохрипел я.
- Что вы сделали?
- Погремушка – и показываю горло.
- Так, посмотрим – эскулап берет палочку от леденцов и маленький фонарик. – Прошу открыть рот пошире и сказать: Ааа!
Открываю рот. Закрываю глаза.
- Матерь Божья! – схватился за голову доктор - Скажите, ради Бога, как вы это сделали?
- Не знаю.
- Мистер Озборн, ваш эпиглоттис теперь размером с маленькую лампочку и горит так же ярко. Мне даже фонарик не нужен.
- А “починить” это можно?
- Думаю, да. - Говорит он и выписывает рецепт. – Не знаю, в чем причина, но лучше с этим завязать.
На этом наши проблемы со здоровьем не закончились.
Когда пришло время возвращаться в Англию, каждый боялся привезти домой какую-нибудь деликатную болезнь, подхваченную от поклонницы в туре и заразить ею свою вторую половинку. Нас всегда беспокоило, что мы заболеем в Америке какой-нибудь экзотичной хренью. Я помню, как во время одной безумной ночи в каком-то отеле, Тони выскочил из номера с криком: “Ай! Мой член! Мой член!”
Спрашиваю, мол, что случилось. Он рассказывает, что когда обрабатывал одну девицу, заметил, как из нее течет какая-то желтая слизь. Тони подумал, что отбросит копыта.
- А странный запах был? – спрашиваю я.
- Ну, да – говорит Тони, весь побледнел. – Я чуть не блеванул.
- Ага.
- Что значит твое “ага”?
- А это часом не блондиночка? Ну, та, с татуировкой?
- Да. А что?
- Ну, тогда все ясно.
- Ты все прикалываешься, Оззи! А это серьезно! – Тони конкретно разозлился. – В чем дело?
- Послушай, я не доктор, но знаю, что желтая хрень – это не слизь.
- Но тогда, что это?
- Наверняка банан, который я ей воткнул до тебя.
Тони уже и сам не знал, радоваться ему или огорчаться.
Очевидно, эффективным средством против заражения своих благоверных каким-нибудь свинством был укол пенициллина. Я узнал об этом, когда подхватил триппер. У нас не было “своего” доктора, и чтобы получить “укол безопасности” нужно было идти на прием в кабинет неотложной помощи в ближайшую больницу. Так мы и поступили после записи “Vol.4”. Мы выехали из Бел Эр и путешествовали по американской глубинке, отыграв несколько концертов по дороге домой. Никогда не забуду эту картину: я, Тони, Гизер и почти весь обслуживающий персонал (не знаю, куда подевался в тот день Билл), идем вечером в больницу. Понятное дело никто не осмелится сказать симпатичной девушке в регистратуре, что нас сюда привело, а значит, все науськивали меня: “Давай, Оззи! Скажи ей, тебе все равно, ты же придурок”. Но даже я не смог заставить себя произнести: “Добрый день, меня зовут Оззи Озборн, я тут пару месяцев трахал фанаток, и мне кажется, что мой хрен отвалится. Не будете ли вы столь любезны, прописать мне укол пенициллина, чтобы моя женушка не подхватила того, что уже есть у меня?” Но отступать было поздно. И когда девушка спрашивает меня, на что жалуюсь, я густо покраснел и буркнул:
- У меня вроде поломаны ребра.
- Понятно. Вот номерок. Врач вызовет вас, когда освободится.
Подходит очередь Гизера.
- У меня та же фигня, что и у него – говорит он и показывает на меня.
В конце концов, врачи просекли, в чем дело. Не знаю, кто им стуканул, но точно не я. Помню только, как ко мне подошел парень в белом халате:
- Вы вместе со всеми?
Я киваю головой, и он ведет меня в кабинет, где уже собрались Тони, Гизер и еще несколько патлатых англичан, все наклонились, штаны спущены, лилово-белые задницы замерли в ожидании укола.
- Прошу в очередь! – сказал санитар.
Когда мы вернулись в Англию, на дворе стоял сентябрь. Покупка Bulrush Cottage состоялась, а Телма и Эллиот с малышкой уже успели там обжиться. Когда я ехал домой, то всегда улыбался, в основном из-за того, что наш дом стоял на маленькой сельской дороге под названием Butt Lane (Butt – ягодица). “А вот и Батт Лэйн! – обращался я к гостям. - Добро пожаловать в британский Задрищенск!”
Не только я, так же Телма и ребенок начинали жизнь на новом месте. Я подсуетился и купил домик побольше для мамы и папы. Как обычно, финансовые дела взяла на себя контора Патрика Миэна, а вот когда была выставлена на продажу земля возле Bulrush Cottage, мы купили ее на собственные деньги. А именно за деньги, вырученные с продажи “Роллс-Ройса”, который Патрик подарил Тони, а тот, в свою очередь, передарил его мне. По-моему, в тот раз мы впервые что-то купили на свои кровные. До сих пор не знаю, почему мы так поступили. Может потому, что Телма занялась всей бумажной работой. Я сбросил все на нее, потому что фермер, который продавал нам землю, был трансвеститом и я не хотел с ним встречаться. Просто фигею, чувак, когда я в первый раз увидел этого типа, подумал что у меня “галлюны”! Он ездил на тракторе по Butt Lane, у него была большая густая борода, и в то же время, он рядился в бабское платье и носил бигуди в волосах. Временами отливал у дороги с задранной юбкой, и, что интересно, это никого не удивляло.
Тони и Гизер тоже обзавелись хатынками по возвращении в Британию. Тони купил дом в Acton Trussell, по ту сторону трассы М6, а Гизер подыскал себе что-то в Вустешире. Билл несколько дольше искал свое рок-н-ролльное пристанище, а пока снимал имение Fields Farm под Ившэм. Не прошло и трех лет, как мы из босоты превратились в богатых джентльменов-землевладельцев. Невероятно!
И я обожал жить в деревне. Прежде всего, оказалось, что там у меня достаточно места для игрушек, присланных из конторы Патрика Миэна. Таких, как двухметровое чучело медведя-гризли. Или цыганская кибитка с маленьким камином внутри. Или птица-говорун по имени Фред, он жил в прачечной. Весьма забавно копировал звук стиралки, этот Фред. Ну, по крайней мере, до того момента, пока я не приставил ружье к его клюву и не велел заткнуться.
Должен признаться, что после переезда в Bulrush Cottage, я буквально засыпал просьбами контору Патрика Миэна. Требовал привезти все, чего у меня не было в детстве. В конце концов, у меня был целый сарай игрушечных машинок “Scalextric”, музыкальных автоматов, настольного футбола, батутов, бильярдных столов, дробовиков, арбалетов, катапульт, мечей, настольных игр, солдатиков, игральных автоматов…. Я просил все, что приходило в голову. Но больше всего мне нравилось оружие. Самой мощной штуковиной в моей коллекции была пятизарядная полуавтоматическая “Benelli”. Как-то раз, я испробовал ее на чучеле медведя. Голову гриззли просто разнесло. Старик, это надо было видеть! Еще одна забава: привязывал манекены к дереву в саду и расстреливал их на рассвете. Это страшно, скажу я вам, что бухло и наркота может сделать с вашим мозгом, если вы потеряете над этим контроль. А я потерял.
Очевидно, самое главное, что я должен был сделать, переехав в деревню – это наладить поставку наркотиков. Поэтому я позвонил одному из своих американских дилеров и попросил его авиапочтой высылать мне кокаин, при условии, что я заплачу ему во время следующих гастролей. Трюк сработал, правда, мне пришлось целый день выглядывать почтальона, как верный пес ожидает возвращения хозяина. Телма, должно быть, думала, что я покупаю похабные журналы или что-то в этом роде.
Потом я познакомился с местным дилером, который пообещал мне достать по-настоящему крепкий афганский хаш. И он был прав. Когда я покурил его “товар” в первый раз, мне почти “снесло башню”. Травка попадала ко мне в виде больших черных смоляных плиток, такой даже мне хватало на несколько недель. Больше всего я любил, когда кто-нибудь, будучи в Bulrush Cottage, говорил: “Травка? Нет, не курю. Она меня не вставляет”.
После этого человек был МОИМ.
Первым, кто заявил о своей невосприимчивости к травке, был наш местный торговец фруктами и овощами, Чарли Клэпэм. Он был славный парень, этот Чарли, и мы быстро закорешили. Как-то вечером после похода в паб я достал жестянку с афганским гашишем и сказал: “Попробуй-ка это”.
- Не-ет, травка на меня не действует.
- Ну, давай, Чарли, попробуй, только разок. Ради меня!
Он вырывает кирпичик у меня из рук и, в мгновение ока, откусывает от него большой ломоть. Наверно, съел, по меньшей мере, грамм 15.
Затем, срыгнув мне в лицо, произносит: “Фу, какая гадость!”
А через пять минут говорит: “Вот видишь? Ничего” - и уходит домой.
Он ушёл около часа ночи, а в четыре утра бедняга уже должен вкалывать у своего прилавка на рынке. Но я-то знал, что он никоим образом не сможет нормально отработать этот день.
Понятное дело, я не ошибся. Когда мы встретились через несколько дней, он сгреб меня за шиворот и сказал: «Что за херню ты мне тогда подсунул? Когда я добрался до рынка, у меня начались галлюцинации. Я не мог выбраться из фургона. Лежу в кузове на морковке, накинув на голову пальто и кричу. Я думал, что здесь приземлились марсиане!»
- Жаль, что так вышло, Чарли - сказал я.
- А можно я прийду завтра вечером и возьму ещё немножко? - спросил он.
В Bulrush Cottage я редко спал в своей постели. Каждый вечер был такой бухой, что не мог подняться по лестнице. Поэтому засыпал в машине, в цыганской кибитке, в гостиной под пианино, в студии или на улице, в стоге сена. Зимой не раз просыпался с синим лицом и сосульками на носу. В те времена не существовало такого понятия как “переохлаждение организма”.
А какой цирк творился в этом доме! Тот факт, что я чаще всего был поддатый и носился с ружьем, только накалял обстановку. Это гремучая смесь: алкоголь и ружья... А главное, бля, “безопасная”! Однажды хотел перепрыгнуть с оружием в руках через ограду в саду за домом. Но забыл поставить ружье на предохранитель и когда оказался на земле раздалось: “Бах!Бах!Бах!” Я чуть не отстрелил себе ногу. Чудо, что не остался калекой!
Я тогда палил во все что шевелилось. Помню, как мы избавились от принадлежащего Телме “Триумфа Геральда” и заменили его на новенький “Мерседес” - как всегда, после звонка в контору Патрика Миэна. Этот “Мерс” постоянно был исцарапан и мы не могли “въехать” почему. Отдавали его в покраску, на ночь ставили в гараж, но каждое утро нам нем были свежие царапины. Я вбухал в это целое состояние. Пока, в конце концов, понял в чем дело. Оказывается, в нашем гараже завелись бродячие коты, и когда становилось холодно, они любили влазить на капот “Мерса”, там было тепло и уютно. Однажды, я вернулся после марафона в пабе “Hand & Cleaver”, схватил ружье и разнес в пух и прах долбаный гараж. Замочил тогда две или три кошки. Каждый день приходил и отстреливал остальных.