– Давай сюда. Мне плевать, сколько у тебя там людей в списке, я всех впишу.
– Правда?
– Да. – Финн смерил меня взглядом. – Какого хрена ты тут делаешь? Здесь таких, как ты, нечасто встретишь.
– Спуталась с наркотиками десять лет назад, мистер Финн.
– Бред какой‑то. Вообще не понятно, зачем вас в лагере держат. Половины из тех, кто проходит по делам о наркотиках, здесь и вовсе быть не должно. Вот те мерзавки из тюрьмы – другое дело… Есть там одна, убила двух своих детей. Что ж ее саму к чертям не казнили?
Я не знала, что на это ответить.
– Так вы добавите посетителя в мой список, мистер Финн?
– Конечно.
И он сдержал слово. В моем списке посетителей вскоре оказалось гораздо больше двадцати пяти человек, и это стало очередным примером, что ни одно тюремное правило нельзя было считать незыблемым.
Ларри и мама были моей постоянной связью с внешним миром, но мне также повезло время от времени встречаться с друзьями. Их посещения особенно бодрили, потому что при встрече с ними меня не терзало чувство вины за то, во что я втянула Ларри и своих близких. Я просто могла расслабиться и от души похохотать, пока друзья рассказывали новости о своей на удивление обычной жизни, задавали мне вопросы и делились наблюдениями.
Регулярно ко мне приезжал Дэвид, мой приятель по книжному клубу из Сан‑Франциско и бывший сосед Ларри. Теперь он жил в Бруклине и раз в месяц садился на поезд, чтобы заглянуть ко мне в Коннектикут. Как ни странно, при визитах он вел себя так, словно все совершенно нормально, и взирал на тюремную обстановку с любопытством и некоторой благосклонностью. Ему нравились торговые автоматы – «Пойдем возьмем что‑нибудь перекусить!» Я чуть не плакала, видя, что друзья не оставляют меня и в беде.
|
– Хорошо сегодня провела время со своим другом‑педиком? – спросила Поп после одной из наших встреч.
В лагере Дэвид пользовался популярностью. Возможно, огромное количество направленных в его сторону критических замечаний объяснялось удивительным сочетанием его рыжих волос, потрясающего обаяния и хипстерских очков. Или же в этих краях просто не каждый день можно было встретить еврея‑гея из Нью‑Йорка. «Ну у тебя и друг», – как‑то заметил один из надзирателей после его визита. «Представь, если бы я относился к женщинам, как твой приятель из комнаты свиданий…» – ворчал мистер Финн. Но другим заключенным Дэвид нравился, ведь он всегда был готов с ними поболтать.
– Хорошо сегодня провела время со своим другом‑педиком? – спросила Поп после одной из наших встреч.
Я ответила, что все прошло отлично.
– Лучше педиков друзей не найти, – философски заметила она. – Они очень верные.
Мой хороший друг Майкл каждый вторник присылал письма на великолепной бумаге от Луи Виттона – и эти письма казались мне отголосками далекой и экзотической культуры. В свой первый визит ко мне он имел несчастье приехать ровно в то же время, что и транспортный автобус, поэтому его глазам предстала сразу целая толпа растрепанных женщин в комбинезонах и наручниках, которые входили в здание тюрьмы под присмотром надзирателей с автоматами. Когда я, улыбаясь, вышла к нему в своей опрятной униформе цвета хаки, он взглянул на меня с огромным облегчением.
Приезжали ко мне друзья и из Питтсбурга, Вайоминга и Калифорнии. Моя лучшая подруга Кристен раз в месяц оставляла свой новый бизнес в Вашингтоне, чтобы повидаться со мной и встревоженно поискать на моем лице какие‑нибудь признаки печали, которые могли не заметить другие посетители. Мы были неразлейвода с первой недели в колледже, хотя парочка из нас получилась на редкость странная: она приехала с юга, всегда жила по совести и старалась во всем быть первой, у меня же с совестью были проблемы. Но в глубине души мы с ней были очень похожи: мы выросли в похожих семьях, разделяли сходные ценности и просто были приятны друг другу. У нее был трудный период – брак разваливался, а собственная компания только создавалась, – к тому же ей приходилось приезжать в тюрьму в Коннектикуте, чтобы поговорить с глазу на глаз со своей лучшей подругой. Я заметила, что при каждом визите Кристен в комнате свиданий возникал надзиратель Скотт, который глазел на нее как подросток.
|
Однажды ко мне приехал друг – высокий, кудрявый адвокат. В тот день он консультировал на безвозмездной основе клиента, сидящего в расположенной неподалеку мужской тюрьме, и решил заглянуть ко мне по дороге домой. Обычно он приезжал ко мне вместе с женой. В тот четверг мы с ним вспомнили о былом и отлично провели время, весело проболтав не один час.
После этого ко мне подошла Поп.
– Я видела тебя в комнате свиданий. Тебе, похоже, было хорошо. Что это за парень? Ларри знает, что он тебя навещает?
Стараясь не рассмеяться, я заверила Поп, что моим посетителем был старый друг Ларри, с которым тот познакомился еще в колледже, и что мой жених в курсе этого визита. Интересно, догадывался ли Ларри, сколько у него фанаток за решеткой?
|
Когда часы посещения заканчивались, последние заключенные обнимали и целовали на прощание своих близких и на некоторое время оставались в комнате свиданий, порой теряясь в собственных мыслях в надежде, что надзирателю будет лень раздевать нас и проводить обыск. Если кто‑то из женщин плакал, все остальные сочувствующе улыбались или легонько касались ее плеча. Если же кто‑то улыбался, развязывая шнурки, можно было спросить: «Как свидание?» Как только все необходимые процедуры оказывались пройдены – то есть после того как ты голышом присел и покашлял, – можно было сквозь двойные двери вернуться на площадку. Там всегда шаталось множество женщин, которые ждали возможности позвонить и наблюдали за посетителями, возвращавшимися на парковку. Действуя быстро, можно было успеть в последний раз взглянуть на своего визитера, пока он не уехал. Только когда я вернулась домой, Ларри рассказал мне, как больно ему было оборачиваться, видеть, как я машу ему из окна, а затем спускаться на парковку, оставляя меня одну.