Красные клены и оксидендрумы уже начали менять цвет, и я обрадовалась этому намеку на ранние холода и быстрый приход зимы. В Данбери я научилась ускорять ход времени, находя что‑нибудь приятное в каждом дне, пускай эта радость и была скоротечной. На воле многие пытаются найти недочеты в каждом взаимодействии, в каждых отношениях, в каждом блюде, они вечно хотят улучшить свое бренное существование. Попытка вместо этого заставить время идти быстрее стала для меня настоящим освобождением.
«Время, будь ко мне милостиво», – повторяла я каждый день. Вскоре я выходила на беговую дорожку и весь день наматывала круги. Даже в очень плохих обстоятельствах в жизни все равно можно найти маленькие радости – бег на стадионе, домашнее печенье Натали, истории Поп. Именно эти вещи и делали тяжелую тюремную жизнь выносимой – и все это ты мог сделать сам или принять в качестве небольшого подарка от другой заключенной.
Мне пришлось пробежать немало кругов, после того как я целый день красила приемную тюрьмы через дорогу. Это был первый день работы нового начальника. Я слышала, чтобы отметить эту знаменательную дату, надзиратели перетряхнули всю тюрьму, не обойдя стороной ни одну из тысячи двухсот женщин, распределенных по двенадцати блокам, и ни один из тысячи двухсот шкафчиков. Я не сомневалась, что скоро обыск пройдет и в лагере. Федералы искали сигареты.
Бюро тюрем издало указ, в соответствии с которым к 2008 году во всех исправительных учреждениях запрещалось курение. Для тех тюрем, которые сумеют реализовать этот план раньше, предполагались финансовые льготы. Напоследок начальница Дебу наложила запрет на курение, который вступал в силу с 1 сентября. Этот запрет обсуждался в лагере не один месяц. Сначала в июле тюремный магазин подстегнул спрос на сигареты, пытаясь избавиться от всех запасов. Затем в августе все начали курить до посинения, чтобы успеть до начала действия запрета удовлетворить одну из самых известных человечеству зависимостей.
|
|
Честно говоря, запрет на курение меня не сильно волновал. Я бы ни за что не призналась в этом во время свиданий с Ларри или мамой, но время от времени я выкуривала сигаретку за компанию с Элли Б., Маленькой Джанет или Джай. Приятельница из электромастерской научила меня делать зажигалки из кусочка фольги, двух пальчиковых батареек, обрезков медной проволоки и черной изоленты. Но я спокойно могла обходиться без сигарет. Однако «настоящих» курильщиц сигареты убивали, и в длинной очереди за лекарствами, выстраивавшейся дважды в день, томились не только психически нестабильные женщины, но и те, кто отчаянно нуждался в лекарствах от сердечных болезней и диабета. Согласно данным ЦКЗ, сигареты каждый год убивают более 435 000 человек в Соединенных Штатах. Большинство обитательниц Данбери попало за решетку за продажу нелегальных наркотиков. Какова же ежегодная смертность от нелегальных наркотиков, согласно какому‑то правительственному исследованию? Семьдесят тысяч человек. Что страшнее – героин или сигареты? Судите сами.
С наступлением сентября многие заключенные погрузились в тоску. Они тайком курили в идиотских местах, едва ли не умоляя, чтобы их поймали. Каждый раз, бегая по стадиону, я замечала в кустах новую группу курильщиц. Затем начались обыски, многих стали отправлять в изолятор. Донельзя осторожная Поп договорилась со своей начальницей, чтобы ей позволяли без опаски выкуривать сигаретку в конце каждой смены в укромном уголке на кухне.
|
|
Население лагеря все сокращалось, многие койки стояли пустыми. Было тихо, и я этому радовалась, хоть и скучала по шумным подругам и соседкам, которые уже вышли на волю: среди них были Элли Б., Коллин и Лили Кабралес. Мы понимали, что после снятия «моратория Марты» в лагерь прибудут десятки ненормальных, которые испортят нашу временно безмятежную тюремную жизнь. По совету Ларри я чаще смотрела телевизор, но новости нам не показывали. О президентской кампании в тюрьме почти не знали. Зато в августе я присоединилась к многочисленным зрителям долгожданной церемонии Video Music Awards. «Как дела, Би?» – спросил Jay‑Z, и комната свиданий наполнилась визгом. В тюрьме все всегда подпевали.
Шестнадцатого сентября была организована тюремная ярмарка вакансий – ежегодное мероприятие тюрьмы в Данбери, которое должно было показать, что в исправительной системе знают о скором выходе многих заключенных на свободу. Пока что я не видела ни одной адекватной попытки подготовить узниц к успешному возвращению в общество, не считая реабилитационной программы по избавлению от наркотической зависимости, в которой было задействовано всего несколько заключенных. Возможно, ярмарка вакансий могла сообщить обитательницам лагеря хоть какую‑то важную информацию.
Мне повезло – по возвращении домой меня ждала работа: мой щедрый друг оставил мне место в своей компании. Приезжая меня навестить, Дэн неизменно говорил: «Может, поторопишься и выйдешь быстрее? В отделе маркетинга тебя не хватает!»
|
|
Других таких счастливиц в Данбери я не знала. По выходу из тюрьмы женщин ждали три основные проблемы: воссоединение с детьми (если женщины воспитывали детей в одиночку, они часто оказывались лишены родительских прав), аренда или покупка жилья (огромная проблема для людей с судимостью) и трудоустройство. К этому моменту я написала уже достаточное количество тюремных резюме и знала, что многие женщины работали лишь в (огромной) подпольной экономике. Как попасть в традиционную экономику, они не знали. Пока что ничего в тюрьме им в этом не помогало.
Ярмарку открыл лысый мужчина из центрального офиса Бюро тюрем в Вашингтоне. Нервно переступая с ноги на ногу, он пригласил нас пройти к стендам. Всем раздали программки – сложенные пополам ксерокопии с совой на обложке. Под совой значилось: «Будь мудрой – выбирай трудоустройство». На обороте программки были напечатаны цитаты Энди Руни.
В мероприятии приняли участие различные компании, многие из которых представляли собой некоммерческие организации. В ходе ярмарки было организовано коллективное обсуждение на тему «Новые сферы трудоустройства и как туда попасть» и проводились тренировочные собеседования. С мотивационной речью должна была выступить Мэри Уилсон – легендарная певица мотауна из группы The Supremes. Мне все это хотелось увидеть. Но сначала – профессиональная одежда!
Свою секцию открыла некоммерческая организация «Одежда для успеха», которая помогала малоимущим женщинам получить костюмы, подходящие для работы. Энергичная женщина среднего возраста рассказала нам о том, как следует одеваться на собеседование, а затем попросила нескольких слушательниц вызваться добровольцами. Ванесса так бешено махала рукой, что чуть не сломала нос своей соседке, поэтому женщине пришлось ее выбрать. Не успела я и глазом моргнуть, как уже стояла перед всеми рядом со своей соседкой‑амазонкой, Делишес и Помпон.
– Сейчас эти прекрасные дамы помогут мне показать, как лучше всего одеваться на собеседование и чего следует избегать, – радостно объявила ведущая.
В прессе о нас писали много мерзостей. Заключенные расстраивались из‑за этой клеветы.
Она завела нас в душевую и вытащила одежду. Делишес достался строгий, чуть ли не в японском стиле черный костюм. Помпон выдали костюм розового цвета, в котором можно было разве что отправиться в церковь в одном из южных штатов, а я получила ужасно старомодный и колючий бордовый. А как же Ванесса? Ей женщина протянула шелковое коктейльное платье цвета фуксии с расшитым бисером лифом.
– Что ж, дамы, поспешите!
Хихикая, как школьницы на костюмированной репетиции спектакля, мы натянули на себя незнакомую одежду.
– Нормально смотрится? – спросила Делишес, когда мы поправили ей длинную асимметричную юбку.
Помпон стала настоящей милашкой в розовом – кто бы знал!
Но Ванесса огорчилась.
– Пайпер, я не могу застегнуть молнию, помоги!
Предметы гордости моей соседки так и выпирали из слишком маленького платья. Но она, казалось, была готова расплакаться, если ей не позволят его надеть.
– О, Ванесса, даже не знаю… Стой смирно. Втяни живот! – Я немного подняла собачку молнии. – Давай, еще немного, подружка, почти застегнулось! – Она прогнула спину и задержала дыхание, и я смогла застегнуть платье на ее широких плечах. – Просто не дыши, и все будет в порядке.
Мы оглядели друг друга.
– Ого, Пайпер, ну‑ка подними волосы. Сразу станешь выглядеть более профессионально, – посоветовала мне Делишес.
Я быстро завязала волосы в узел. Пора было выходить к зрителям.
Каждая из нас прошлась по импровизированному подиуму на радость остальным заключенным, которые при этом принялись кричать и свистеть. Заметив Ванессу, поправлявшую свои кудри, они просто сошли с ума. Затем мы все выстроились в линию, и женщина объяснила, кто из нас правильно одет для собеседования, а кто нет. Наряд Делишес назвали слишком «смелым», костюм Помпон – слишком «милым». Ванесса не на шутку расстроилась, услышав, что на ней «последнее, что стоит надевать на встречу с работодателем».
– О какой же работе идет речь? – жалобно спросила она.
Мой уродливый твидовый костюм библиотекарши был признан самым подходящим для собеседования.
После веселого переодевания несколько деловых женщин со всей серьезностью рассказали о новых секторах экономики, где есть позиции для начинающих, например медицинская помощь на дому. Но слушательницы роптали. Когда настало время вопросов, в воздух взлетело сразу несколько рук.
– Где можно пройти обучение для такой работы?
– Как узнавать о вакансиях в этой сфере?
– Как выяснить, кто готов нанимать женщин с судимостью?
Одна из ведущих попробовала ответить на все вопросы разом:
– Рекомендую вам некоторое время посидеть за компьютером, изучить эту сферу и работающие в ней компании, просмотреть публикуемые в Интернете объявления о вакансиях и поискать учебные программы. Надеюсь, у вас есть доступ к Интернету?
Послышались шепотки:
– У нас даже компьютеров нет!
Ведущие переглянулись и нахмурились:
– Это очень неожиданно. У вас здесь нет ни компьютерного класса, ни компьютерного тренинга?
В разговор вступил лысый представитель Бюро тюрем:
– Конечно есть, во всех учреждениях должны…
Услышав это, заключенные негодующе закричали. Рошель из блока Б даже вскочила со стула.
– В этом лагере у нас компьютеров нет! – воскликнула она. – Ни одного!
Чувствуя, что ситуация выходит у него из‑под контроля, чиновник попытался успокоить присутствующих:
– Не знаю, как так получилось, мисс, но я обещаю с этим разобраться!
Мэри Уилсон оказалась милой миниатюрной женщиной в безупречном коричневом брючном костюме. Стоило ей начать выступление, как она тут же завладела всеобщим вниманием. О работе она не говорила. Она говорила о жизни и пару раз даже вставляла в свою речь отрывки песен. В основном мисс Уилсон рассказывала истории об испытаниях, страданиях, преодолении препятствий и Дайане Росс. Но поразительно, что она, как и другие волонтеры, пришедшие в тот день из внешнего мира, говорила с заключенными с огромным уважением, словно в будущем наши жизни были полны смысла, надежд и возможностей. После долгих месяцев, проведенных в Данбери, это было для меня в новинку.
Марта Стюарт по‑прежнему не выходила у заключенных из головы. На воле и за решеткой вовсю обсуждали, где она будет отбывать свой короткий срок и что с ней случится дальше. Марта Стюарт просила судью о Данбери, где ее без проблем могла навещать девяностолетняя мать, живущая в Коннектикуте. Однако судья здесь ничего не решал. Власть имущие из Данбери (или Вашингтона) не желали ее здесь видеть, возможно, потому что Бюро тюрем не хотело привлекать к нашему лагерю внимание прессы. После вынесения приговора Марте Стюарт лагерь «закрыли» на прием заключенных, сказав, что он «полон», хотя с каждой неделей у нас освобождалось все больше мест.
В прессе о нас писали много мерзостей. Меня это совсем не удивляло, но другие заключенные, особенно представительницы среднего класса, расстраивались из‑за этой клеветы. В журнале People вышла статья, в которой нас назвали «отбросами общества» и представили, какие невзгоды и притеснения Марте придется пережить среди нас.
Тюрьма в буквальном смысле представляет собой гетто – место, куда отправляют не только опасных преступников, но и неугодных людей: душевнобольных, наркозависимых, бедных.
Аннет подошла ко мне после выдачи почты, потрясая своим журналом.
– Я двадцать пять лет выписываю People, а теперь они причисляют меня к отбросам общества. Ты тоже из отбросов общества, Пайпер?
Я ответила, что это вряд ли. Но злоба на журнал People и рядом не стояла с тем ураганом, который пронесся по лагерю 20 сентября. Вечером я пришла со стадиона и увидела кучку обитательниц блока А, которые склонились над газетой в руках у Поп.
– Что такое? – спросила я.
– Пайпер, ты не поверишь, – ответила Поп. – Помнишь ту психованную француженку?
Девятнадцатого сентября в воскресном номере газеты Hartford Courant была опубликована большая статья о Данбери – мы всегда получали газеты на день позже, чтобы тюрьма могла «контролировать поток информации». Корреспондент газеты Линн Таохи взяла эксклюзивное интервью у недавно вышедшей на свободу бывшей узницы лагеря, которую в статье назвала Барбарой. Марта связалась с этой бывшей заключенной, чтобы из первых рук узнать о жизни в лагере Данбери, и Барбаре нашлось что рассказать.
«Как только шок от пребывания в тюрьме прошел, я поняла, что это просто праздник, – сказала Барбара в интервью после разговора со Стюарт. – Мне не нужно было готовить. Не нужно убираться. Ходить по магазинам. Водить машину. Покупать бензин. Там был автомат для льда и гладильные доски. Лагерь напоминал большой отель».
Это явно была Леви. Весной ее на некоторое время увезли, чтобы она дала показания против своего бывшего парня, который промышлял кражами. После чего в июне она на неделю появилась в лагере и вышла на свободу по истечении своего шестимесячного срока. Судя по всему, пребывание в тюрьме понравилось ей куда больше, чем она сообщала нам, когда мы имели честь находиться рядом. В газете она пела дифирамбы лагерю, рассказывая об «огромном выборе образовательных программ», а также:
двух библиотеках с большим ассортиментом книг и журналов, включая Town and Country и People. Еда, по словам Барбары, была просто потрясающей.
«Это место просто невероятно», – сказала она.
Многие женщины тревожились перед возвращением на волю – они не знали, какое будущее их там ждет.
Я представила Леви, опухшую, похожую на Человека‑слона, рыдающую каждый день своего шестимесячного срока и презрительно фыркающую на каждого, кто, по ее мнению, был недостаточно приличен.
«Мне каждую неделю укладывали волосы, – рассказывала Барбара. – Дома я за собой не слежу – я слежу за детьми. Слежу за домом. В тюрьме у меня появилось время следить за собой. Вернувшись домой, я немного подняла свой уровень жизни».
Она поспешила добавить, что массаж в лагере «вполне на уровне». Когда друзья спрашивают, «атаковали» ли ее в период пребывания в тюрьме – то есть принуждали ли ее к сексу, – она лишь смеется и отвечает: «Вы шутите? Там в основном люди приличные».
Корреспондент переврала множество мелких деталей: в частности, в статье указывалось, что в лагере жили четыре монашки, а в тюремном магазине можно было купить CD‑плеер. Женщин возмутило ложное утверждение, что нам доступно мороженое Häagen‑Dazs. Лагерь негодовал и на чем свет стоит проклинал уже свободную Леви. Бу Клеммонс была вне себя от злости.
– Häagen, мать их, Dazs! Отель! Лучше пусть эта лживая стерва не нарушает условий своего досрочного, не то я доберусь до нее – и ей покажется, что на этот раз она попала в адов мотель!
«Думаю, Марта получит назначение на кухню. Она будет готовить еду и радоваться жизни», – добавила Барбара.
Я представила, как Марта Стюарт пытается прибрать к рукам кухню Поп. Эта битва была бы интереснее сражения Годзиллы с Мотрой!
Поп очень расстроилась, но не из‑за перспективы работать вместе с Мартой.
– Пайпер, я просто не могу понять. Зачем ей лгать? Ей дали возможность рассказать всю правду об этом месте, а она лишь наврала с три короба? У нас здесь ничего нет, а она описывает все так, словно мы тут как на курорте. Черт возьми, она же всего шесть месяцев здесь отсидела. Попробовала бы десять лет прожить!
Мне казалось, я понимаю, почему Леви соврала. Ей не хотелось признавать – не говоря уж о том, чтобы признаться всему миру, – что ее посадили в гетто, в такое же гетто, какое некогда существовало в Польше. Тюрьма в буквальном смысле представляет собой гетто – место, куда американское правительство отправляет не только опасных преступников, но и неугодных людей: душевнобольных, наркозависимых, бедных, необразованных, неквалифицированных. В то же время гетто во внешнем мире, по сути, тоже является тюрьмой, только вырваться из нее гораздо сложнее. На самом деле между городскими гетто и официальным гетто тюремной системы фактически стоит вращающаяся дверь, сквозь которую сплошным потоком идут люди.
Полагаю, Леви и всем остальным (особенно заключенным из среднего класса) было больно признавать, что их сочли неугодными, заключили против их воли и обрекли на нищенское существование, лишенное даже благородства самостоятельно избранной аскезы. Поэтому Леви предпочла сказать, что у нас тут федеральный курорт.
Моя соседка Ванесса в красках рассказала мне, как ей запретили идти на выпускной в ее бытность еще Ричардом, потому что она хотела надеть платье. В результате она отыскала расшитые блестками широкие штаны, нашла в родительском комитете жалостливую мамашу, которая их одобрила, и триумфально явилась на бал. Но я так и не знала, как она оказалась в федеральной тюрьме и почему ее сначала отправили в учреждение с высоким уровнем безопасности. Я почти не сомневалась, что ее посадили за наркотики, и подозревала, что федералам пришлось погоняться за ней, прежде чем ее смогли арестовать, и поэтому в итоге она сперва оказалась в тюрьме через дорогу. Она напоминала мне тех геев и транссексуалов, которых я знала в Сан‑Франциско и Нью‑Йорке: все они были умными, живыми, веселыми и любопытными по отношению к окружающему миру.
История Ванессы была мне интереснее историй большинства других заключенных, особенно после того как однажды в выходные она неожиданно появилась в комнате свиданий. Идеально накрашенная, с уложенной прической, в отглаженной униформе, она возвышалась над своей посетительницей – миниатюрной, седовласой, стильно одетой белой женщиной. Они вместе стояли возле торговых автоматов спиной ко мне – старушка в сиреневом костюме и Ванесса, широким плечам и узким бедрам которой мог позавидовать любой мужчина.
– Как прошла встреча? – спросила я вечером, не скрывая своего любопытства.
– Очень хорошо! Это была моя бабушка! – просияв, ответила Ванесса.
Мне стало еще любопытнее, но она ничего не прояснила.
Тюремной жизнью правили законы бедности: бери, пока дают, применение своей добыче найдешь позднее.
Через несколько недель она должна была отправиться домой, и я понимала, что мне будет ее не хватать. День ее освобождения приближался, и Ванесса волновалась все сильнее и все чаще обращалась к религии. Многие женщины тревожились перед возвращением на волю – они не знали, какое будущее их там ждет. Думаю, Ванесса чувствовала то же самое. Но ее волнение не помешало нам с энтузиазмом планировать прощальную вечеринку‑сюрприз под началом Уэйнрайт и Лионель.
Вечеринка удалась на славу. Многие заключенные приготовили в микроволновках свои фирменные блюда, и гости выбирали, какие из них лучшие, – все это напоминало большой церковный пикник. На столе были чилакилес, жареная лапша и тюремный чизкейк, который приготовила я. Но лучшей единогласно признали тарелку фаршированных яиц – такую контрабанду достать было очень нелегко.
Мы все затаились в одном из пустых классов в ожидании нашей дивы. «Тс‑с‑с! Она идет!» – сказал кто‑то и выключил свет. Когда мы закричали «Сюрприз!», Ванесса прекрасно изобразила удивление, хотя все видели, что косметику она наложила особенно тщательно. Как только она вошла, наш тюремный хор затянул песню Take Me to the Rock – сольную партию отлично исполнила Уэйнрайт. Лучше всех пела Делишес, которая по такому случаю даже побрила ноги. От голоса Делишес по спине у всех шли мурашки. Пока она пела для Ванессы, ей пришлось смотреть в стену, чтобы не расплакаться. Когда все песни были спеты, а угощение съедено, виновница торжества встала и обратилась по имени к каждой из присутствующих, а затем радостно напомнила, что Иисус присматривает за всеми нами, ведь именно он привел ее к нам. Она искренне поблагодарила нас за помощь в Данбери.
– Мне нужно было попасть сюда, – сказала она, – чтобы стать настоящей женщиной.
Субботний вечер – вечер кинопоказа – был особенным. В нем ощущалось что‑то от старомодных походов в кинотеатр. Но эта суббота была особеннее других. На этот раз счастливицам из Данбери был уготован роскошный подарок: фильмом недели стал ремейк классической фантазии о мести под названием «Широко шагая» с Дуэйном Джонсоном, или Скалой, в главной роли.
Я не сомневаюсь, что однажды в будущем Скала, который когда‑то был профессиональным рестлером, выдвинет свою кандидатуру на пост президента США и победит на выборах. Я своими глазами видела его силу. Скала объединяет, а не разобщает людей. Когда Бюро тюрем показывало «Широко шагая», явка на каждый сеанс выходного дня была поистине беспрецедентной. Скала оказывает такое влияние на женщин, что различия в расе, возрасте, культурном воспитании, даже в социальном происхождении (а это самый неприступный барьер в Америке) отходят на второй план. Черные, белые, латиноамериканки, старые, молодые – все женщины сходят с ума по Скале. В тюрьме даже лесбиянки соглашались, что он услада глаз.
Готовясь к появлению Скалы на экране, мы заканчивали обычные субботние ритуалы. Когда часы посещения подошли к концу и мы поужинали, Поп с командой прибрались в столовой и выдали мне перекус для киносеанса – начос, мои любимые. После этого я должна была тайком от надзирателей вынести еду из кухни. Обычно я проходила через блок В, перекладывала все в миску Поп и свою, а затем заносила обе Тони и Розмари, которые смотрели фильмы вместе с нами.
Розмари расставляла в комнате свиданий стулья для кинопоказа. Это означало, что она контролировала распределение специальных «забронированных» мест для целого ряда людей, включая наши четыре в задней части комнаты. Рядом с нашими стульями находился один из странных предметов тюремной мебели – высокий и узкий стол, служивший нам тумбочкой. Я наполняла еще одну миску льдом для газировки Поп и приносила еду и салфетки, когда наступало время кинопоказа. Поп, которая заступала на смену в пять утра и работала весь день до самого ужина, редко видели без сеточки для волос и поварской униформы. Но по субботам перед самым началом фильма Поп принимала душ и вплывала в комнату свиданий в бледно‑голубой мужской пижаме.
«Я и не думала, что встречу здесь такую подругу, как ты».
Пижамы тоже относились к тем вещам, которые когда‑то продавались в тюремном магазине, но давно перестали появляться на складе. Они были самыми простыми, мужскими, из полупрозрачной белой ткани, наполовину хлопка, наполовину полиэстера. Пижаму Поп каким‑то образом покрасили в голубой. После прибытия в тюрьму я несколько месяцев отчаянно мечтала о такой. И когда Поп подарила мне прибереженную у нее в закромах пижаму, я принялась восторженно плясать возле ее отсека и бешено махать руками, пока не ударилась о железную раму двухэтажной кровати. Теперь Тони и Розмари частенько просили меня: «Пайпер, станцуй‑ка пижамный танец!» – и я начинала плясать в своей пижаме, прямо как радостный мультгерой. Пижамы были не для сна. Я надевала свою только на кинопоказы и по другим особым случаям, когда мне хотелось хорошо выглядеть. В этой пижаме мне было чертовски хорошо.
Поп обожала «Широко шагая». Ей нравились простые сюжеты с минимумом романтики. На сопливых фильмах она плакала, и я подшучивала над ней, а она все говорила мне заткнуться. Она всхлипывала на фильме «Радио», а я лишь переглядывалась с итальянскими близняшками.
После «Дома из песка и тумана» она повернулась ко мне:
– Тебе понравилось?
– Вроде бы ничего, – пожала плечами я.
– По‑моему, тебе такие фильмы нравятся.
Не забыть, как стыдно мне было, когда я вовсю рекламировала «Трудности перевода», которые показывали в одну из суббот, а после просмотра женщины Данбери провозгласили этот фильм «худшим в мире». Бу Клеммонс рассмеялась и покачала головой: «Все болтают и болтают, а Биллу Мюррею с ней даже не перепало».
Во время кинопоказа все любили поесть. Поп готовила особый субботний ужин, который служил нам отдушиной после нескончаемого потока углеводов в столовой, как того требовало Бюро тюрем. Нам нравилась толкотня возле салат‑бара, когда там изредка появлялись шпинат, или брокколи, или – чудо из чудес – нарезанный лук, ведь это давало нам передышку от постоянных огурцов и сырой цветной капусты. Жить на одной картошке и вареном рисе я отказывалась. Я с улыбкой орудовала щипцами, переглядываясь с Карлоттой Альварадо, которая по другую сторону бара тоже пыталась раньше других наполнить свою тарелку хорошими овощами. Я тотчас съедала их, приправив оливковым маслом и уксусом, а она совала себе за пояс, чтобы приготовить позже.
Когда давали курицу, в столовой наступало столпотворение. Всем хотелось получить как можно больше куриного мяса. Именно здесь пригождалась моя дружба с Поп. Тюремной жизнью правили законы бедности: бери, пока дают, применение своей добыче найдешь позднее.
Однако на курицу планы иногда строились заранее. Частенько в куриный день Розмари решала приготовить особое блюдо. Нам с Тони велели не есть курицу в столовой, а вместо этого совать куски за пояс, чтобы вечером их можно было пустить на какое‑нибудь сложное, псевдомексиканское кушанье. Для этого нам было не обойтись без пластиковых пакетов или чистой сеточки для волос – все это мы доставали у работниц кухни или уборщиц. Дальше оставалось дело техники: за столом нужно было положить еду в подходящую упаковку, затем сунуть ее себе в штаны и как можно более незаметно выйти из столовой, чувствуя, как о бедро колотится пакет с контрабандным мясом.
Терять заключенному почти нечего: досрочное освобождение, право посещений, доступ к телефону, собственную койку, работу и участие в программах. Вот и все. Если поймают за кражей лука, начальник тюрьмы может лишить тебя одной из этих привилегий или обязать работать больше. Другой вариант – отправка в изолятор. Но будет ли начальник ссылать в одиночку луковых воров и любителей курицы?
Скажем так: мест в изоляторе не так уж много, поэтому начальнику и надзирателям приходится разумно их распределять. Забей весь изолятор куриными преступниками – и что тогда будешь делать с теми, кто действительно натворит дел?
Дни рождения в тюрьме праздновали редко. Многие заключенные отказывались раскрывать, когда они родились, то ли из‑за паранойи, то ли потому, что им просто не хотелось оказываться в этот день у всех на виду. Я к таким не относилась и старалась не унывать из‑за того, что свой день рождения встречу в тюрьме, то и дело повторяя про себя: «К счастью, он только один», или: «Мне хотя бы не сорок».
По любопытной лагерной традиции приятельницы заключенной всегда под покровом ночи пробирались к ее отсеку, чтобы украсить стены самодельными плакатами «С днем рождения!», вырезками из журналов и шоколадками – все это крепилось на скотч, пока она спала. Надзиратели позволяли на один день оставить эти незаконные украшения, но затем именинница должна была их снять. Я мечтала получить в подарок шоколадку «Дав».
Накануне дня рождения после ужина я вышла побегать, как вдруг у дорожки возникла Эми.
– Пайпер, тебя Поп зовет.
– Срочно? – Такого раньше не случалось.
– Говорит, это важно!
Я взбежала по лестнице и направилась прямиком на кухню.
– Нет, она в комнате свиданий, – сказала Эми и повела меня туда.
– Сюрприз!
Моему изумлению не было предела. Столики сдвинули вместе, и за получившимся большим столом расселись все мои тюремные подруги: Джай, Тони, Розмари, Эми, Пенсатукки, Дорис, Камила, йогиня Джанет, Маленькая Джанет, миссис Джонс, Аннет. Черные, белые, латиноамериканки, старые, молодые…
Конечно же, там была и Поп. Она так и сияла.
– Ты ведь удивилась, да?
– Не то слово, Поп! Я просто в шоке. Спасибо!
– Меня не благодари. Все спланировали Розмари и Тони.
Я поблагодарила итальянских близняшек, похвалила эффективность их тайных приготовлений, а затем сказала спасибо и всем остальным. На столе стояло множество мисок, полных еды. Чтобы организовать этот тюремный банкет, Розмари трудилась «как еврейская рабыня». Чилакилес, куриные энчилады, чизкейк, банановый пудинг – все гости вечеринки ели и болтали друг с другом. Мне вручили огромную самодельную открытку, на которой был нарисован весело подмигивающий Винни Пух. Джай сунула мне еще одну открытку лично от себя – на ней были выпрыгивающие из воды дельфины, точь‑в‑точь похожие на моего. Ее слова в личной открытке перекликались с посланиями остальных, собранными в общей: «Я и не думала, что встречу здесь такую подругу, как ты».