Пролетел год после трагедии. «Со мною вот что происходит: / ко мне мой старый друг не ходит, / а ходят в мелкой суете / разнообразные не те…». Я не очень-то читаю/почитаю Евтушенко, но эти строки как нельзя лучше передают моё состояние. Весь этот год, обременённый жизнью, мучительно, урывками, я писал о тебе и для тебя, дружок. Каждая страница давалась трудом и болью -- варить концентрат, сгущенку, куда сложней, чем лить воду в молоко. При этом, как прилежному серебряному фотографу, мне хотелось быть максимально достоверным и не фотошопить воспоминания. Прекрасно понимаю, что вместо того, чтобы заживлять рану, я её умышленно и старательно расковыривал – а знаешь почему? -- чаша моего терпения к живым и к их отношению к ушедшим, переполнилась. Не могу смириться с тем, что столь любимые фотографы прошлого и настоящего канут в лету безвозвратно. Как тебе аннотации к фотографиям в современных отечественных музейных альбомах и каталогах «Фотограф неизвестен»? Или, в справочном аппарате этих изданий – «Фотограф Имярек. Даты жизни неизвестны»? До кой поры это может длиться? Отвечу. А до той, пока не менее любимые, но живые, оказав ритуальные услуги, делают вид, что ничего не произошло. Мне, наивному, до сих пор кажется, что любезные друзья и коллеги никуда не ушли, они все время рядом. По крайней мере, пока мы помним их улыбку. Мне кажется, что наша обязанность, чтобы… Чтобы что? На Святой Афонской горе, некогда (совсем недавно) был русский Святоандреевский скит. Там есть (было?) отдельное помещение, где многие десятилетия, а казалось навеки, бережно хранились честные (ударение на «ы») главы (ударение на «а») былых насельников бывшей русской обители. Первое, что бросалось в глаза входящему в андреевскую усыпальницу – начертанное при входе: «Мы были, как вы, а вы будете, как мы». Мы все рано или поздно окажемся там, за пределами земной жизни, но, наслаждаясь этой, земной, часто ли мы задумываемся о том, что будет после нас? «Трава не расти»? Или как-то иначе? Хотелось бы иначе. Хотелось бы, чтобы каждый из нас прожил отведенный ему фрагмент земной жизни так, как это сделал ты, мой милый друг, Стасик. Хотелось бы, чтобы все последующие, были лучше нас, предшествовавших. (Тут я спорю с великим Гомером, но это моё право). Хотелось бы… Хотелось бы, чтобы были лучше.
Ты, может быть, не знаешь (или вы уже встретились?), что в один с тобой год в иные (ваши) миры отправились петербуржцы Сергей Жиркевич и Владимир Тесёлкин, москвичи Александр Слюсарев и Анатолий Ерин, рижанин Глейдс… Сейчас я называю лишь тех, кто был близок и рядом, с кем мы оба были знакомы, у кого учились и с кем вместе совершали свой Анабасис. Росли. 2011 год начался тоже недобро – в январе из Швейцарии пришло известие о кончине моего друга Марио Редаелли. Помнишь Марио? «Ciao, Саша!», «ciao, Mario!» -- так, не имея возможности общаться на каком-либо ином языке, кроме языка взаимной дружбы и симпатии, мы приветствовали друг друга. Именно благодаря многолетнему подвижничеству Марио Редаелли, мы знаем имя первого светописца Петербурга Ивана (Джованни) Бианки. Если бы не он, отечественные доморощенные историки так ничего и не узнали бы об этом замечательном пионере фотографии, работавшем в столице российской империи во второй половине 19 века больше тридцати лет. Теперь он вписан в фотоанналы – прямая, и далеко не единственная, заслуга Марио.
В феврале умер наш с тобой коллега Сергей Григорьев. Его кремировали в среду тринадцатого числа сего года. Знал ли ты, что прежде чем стать фотографом, Серёга был спортсменом-велосипедистом, мастером спорта и членом сборной команды страны? Потом было страшное падение со снарядом, а когда его по косточкам собрали медики, со спортом ему пришлось расстаться? Знал ли ты это? А знал ли ты, что в фотографию он попал случайно? Экс звёздного спортсмена по блату устроили работать в КЖОИ. (Комбинат живописно-оформительского искусства). В те годы в Комбинате работали самые маститые ленинградские фотографы и, начав с нуля, талантливый самородок быстро сравнялся с ними. Не лучшее ли доказательство тому, что в составе группы «Ленинград» ты с ним неоднократно участвовал в самых престижных выставках той поры? В послеперестроечное лихолетье, скорее под влиянием социальных условий, чем от исчерпанности в творчестве, он ушел из фотографии, а года два назад, прослышав про мои среды, вдруг выскочил, как чертик из табакерки, и пришёл в гости. Потом он ещё несколько раз являлся по средам, показывая нам – о чудо! -- свои винтажи. Тогда мы вновь услышали его темпераментные словечки, частота употребления которых превосходила всякие рамки терпения. Вот две «коронки» из его лексикона: «фигня» и «бабский человек». «Фигня» -- это сотни фотографий, которые он с феноменальным пылом снимал и печатал в 80-е годы прошлого века. Ну а «бабским человеком» он называл всякую человеческую особь женского пола. Мне тогда захотелось сделать о нём публикацию, и он охотно позволил мне отсканировать свои фотографии в жанре ню. А потом позвонил и запретил их публиковать, сославшись на то, что, мол, модели здравствуют, у них семьи, и публиковать снимки, где они позируют в чем мама родила, нельзя. Надо ли, Стас, говорить, что если кому-то вздумается найти во всемирной паутине имя этого некогда очень известного в Ленинграде мастера, усилия пытливого поисковика будут тщетны? Я уговаривал чемпиона продать снимки, сводил/знакомил с возможными покупателями, но отдать дёшево «фигню» он не хотел, а серьёзных денег никто не предложил. Где теперь его фотосокровища?
Спустя крошку месяцев, восьмого июля 2011 умер легендарный фоторепортёр АПН Рудольф Кучеров. Помнишь, Стасик, как нас восхищали его фотографии? А ещё через пять дней, 13-го, от сердечного приступа скоропостижно скончался Рафаэль Мангутов. И опять во всемирной паутине дыры! В трудные постперестроечные годы, когда в стране все рушилось, а в среде фотографов был полный разброд и неприкаянность, Мангутов сформулировал и создал «Общину фотохудожников». Собрав нас, мало между собой знакомых и никому с нашими фотографиями не нужных, он организовал замечательную выставку-акцию, названную Ахматовской строкой (прости, похвастаюсь, что с моей подачи) «… город, знакомый до слёз». В 1988 году выставка была показана в Ленинграде, а потом Раф умудрился её экспонировать в Москве, в ЦДХ. Многие участники этого проекта ныне фотозвёзды, но мало кто из них вспоминает, кто именно проложил им дорогу к успеху и известности. Потом Рафаэль ушел в бизнес – кому тогда нужны были фотомастера? Увы, в те лихие годы мы много талантов потеряли! Спустя десять лет, когда фотожизнь более или менее наладилась, я, пытаясь возродить интерес к творчеству мастера, написал о нём небольшой текст и вывесил его на сайте «Арт-мансарда Александра Китаева». И, вот ведь чудеса! – текст до сих пор висит в сети. Грустно, но этот мой текст – единственное, что можно разыскать в паутине о нём как о фотомастере. Вот он.
Раф.
«Время от времени, иногда раз в год, иногда -- реже, я достаю коробку с фотографиями, на которой короткая надпись – “Раф”. Рассматриваю фотографии: много начал, проб, “почеркушек”, как говорят художники. Грубо обрезанные, без ретуши, плохо отглянцеванные фотоотпечатки. Что в них так манит и чарует? Каждый раз удивляюсь талантливости, мастерству и одержимости их автора, Рафаэля Мангутова. И печалюсь о его фотографической судьбе, и вспоминаю...
Раф -- так мы его звали в дни споров, планов и надежд. И шутили, говоря о нем -- единственный Рафаэль среди фотографов. Он и держался Рафаэлем -- королем Возрождения.
Был то общителен, то непроницаем, и… -- всегда непредсказуем! Часто был скрытен. Но не скрытностью скупца, а как бы обволакивал себя добродушно таинственной аурой -- недоговаривал, намекал, интриговал. Ловко уходил от ответов на прямые вопросы. Уходил так ловко, что и сам вопрошающий забывал, о чем спрашивал, втягиваясь в какую-то игру, пересыпанную шутками и байками, и уводящую, уводящую разговор далеко в сторону.
Никогда не выдавал секретов своей фотографической кухни. И сейчас, спустя полторы дюжины лет, профессионалы, разглядывая его снимки, которых сохранилось всего ничего, да и те -- выхваченные поклонниками из помойного ведра, гадают: “как он это делал?”
Одержимый, “уколовшись импульсом к фотографии” (Савчук), он снимал много, запойно. А потом, -- маг, колдун -- шаманил в лаборатории, доводя, подчас неудачный и, на первый взгляд, не стоивший того сюжет, до блеска, до одному ему известного логического конца. Чтобы тут же выбросить его в мусорную корзину и опять идти снимать.
Тогда, в середине 70-х, мы, только-только вырвавшись из под цензурного гнета, накинулись с фотоаппаратами на чернуху, на социальщину, на ерничанье над набившей оскомину социалистической действительностью с ее фальшью и ханжеством. Тогда мы еще не знали, что все это -- в любой действительности. А он стал снимать балет. Балет Эйфмана. И как снимать!
В остальном -- традиционные жанры: город, натюрморт, портрет, ню. Много автопортретов. Что это? Что он хотел увидеть-разглядеть в себе? Или импульс был так силен, что за отсутствием модели принимался за себя самого?
Много женщин. Обнаженных, и не совсем... Почти нет красавиц. По общепринятым меркам. Ему годились все, он из любой готов был сделать принцессу, чаровницу, таинственную и эротичную незнакомку. Так же и в натюрморте -- все, что попало под руку, могло стать поводом для высказывания или, по крайней мере, попытки высказаться. Совмещал в кадре заведомо несовместимые, до него никем в изобразительном искусстве не совмещаемые предметы, и -- колдовал, колдовал.
Его город в каких-то, то таинственно мерцающих, то графично вычерченных, деталях декоративного убранства, снятых с совершенно немыслимого, непонятно как увиденного ракурса. И в том же ореоле Тайны, что и фотографии в других жанрах.
Пишу о живом, как о неживом -- фотографии уничтожил, фотографировать перестал. Живем в одном городе, а ощущение -- на разных полюсах планеты. Куда-то эмигрировал. В какую-то иную социальную среду. Петербург, некогда с такой любовью им снимаемый, так многослоен, что в нем это возможно -- никогда не пересечься, гуляя по одним улицам. Говорят – теперь он крут. Говорят – видели с охранниками и радиотелефоном в руках. Верю! Чего-чего, а куража в нем всегда хватало»!
Ты, Стасик, рассказывал мне, что Раф жил где-то рядом с нами, на Савушкина. Но, вот парадокс, ни ты, ни я за два десятилетия с ним так и не пересеклись. Я теперь живу не на Приморском, а ты не на … Теперь если уж и встретимся, то где? Знаешь ли, друг, что в твоей любимой квартире на Дибуновской теперь живёт мой сын Саша со своей молодой женой Региной? Что на твоём рабочем месте, на пару с твоим давним другом Женей Горохом, теперь работает наш талантливый младший сподвижник Женя Мохорев? (Надеюсь и уверен, что ты не возражаешь). А мне, Стасичек, жутко тебя не хватает! Ну, кому я могу посетовать, что 31 августа умер Боб Михалевкин? С кем ещё я могу повспоминать/поделиться, что для нас этот прекраснейший человек с большой буквы Борис Гаврилович Михалевкин, был «Боб»? Что мы его очень любили и уважали? Кто теперь нам расскажет анекдот про собачку и неописуемый баобаб? А ведь мы с тобой знали его со времён нашей молодости, ещё задолго до того, как я стал его одноклубником в «Зеркале». Мы относились к нему с должным пиететом, а как могло быть иначе? Сошлюсь на прессу: «Творчество Бориса Гавриловича – уникальный пример тонкой незримой связи между тем, кто нажимает кнопку фотоаппарата и тем, на кого наведен объектив. Недаром известный фотожурналист Юрий Рост однажды назвал свою статью про Михалевкина “Честный глаз”. И потом продолжил: "шутовской колпак, парящий в воздухе, никогда не опустится на голову человека, которого снимает Михалевкин". Своей искренностью и выдающимся трудолюбием Борис Гаврилович всегда был и остается примером для последующих фотопоколений. Многие известные ныне фотографы обязаны ему тем, что он “поставил им руку”, научил смотреть на мир и отсекать в кадре лишнее».
В последние годы все называли его «Дед». Он действительно был дедом, счастливым во внуках и внучках дедом, однако он был, что называют испанцы macho, и старался не пропускать без внимания ни одной юбки. Конечно, это была игра, борьба с неотвратимой старостью, но вот что поразительно – многие барышни пугливо и старательно уклонялись от ухаживаний маэстро, воспринимая эту игру за чистую монету. Впрочем, как всякий настоящий художник, он был провокатором и плодил вокруг себя мифы, которые – я тому свидетель -- не так уж далеки от истины. Например, на своих мастер-классах он утверждал, что «печатать можно и ведром». Большинство слушателей воспринимало это как шутку или придурь маэстро. Ан, нет! Смею, уверить тебя Стас – он действительно печатал «ведром»! Я был у него дома и своими глазами видел его печатный агрегат. В большой, «сталинской» квартире патриарху заслуженно была отдана «тёщина комната» под минифотолабораторию. Наконец-то он обрел место для печати своих фотографий! В его «святая святых», расположить по горизонтали, как это принято, кюветы с фоторастворами, не представлялось возможным, и тогда подвижник соорудил для них нечто вроде этажерки: ванночки с проявителем, стоп-ванной, фиксажем и промывкой находились у него друг под дружкой. А потом он сконструировал фотоувеличитель, где в качестве тубуса действительно применил обыкновенное оцинкованное ведро. Вот только не все знали, что под этим ведром он построил матричный свет, аналогичный лучшим и сверхдорогим разработкам известной фирмы Durst. БГ не очень-то умел печатать, но позволить себе выбросить брак он не мог. Со временем, слева от входа в кладовку скопилась кладезь – я видел это, Стас, просто чертова прорва! -- огромная стопа бракованных отпечатков. Тебе, заядлому любителю рыбалки, я мог бы показать размер этого «улова» руками, но ведь все рыбаки знают, что привру? Всё же, поверь, это были сотни баритовых листов с серебряным изображением. Когда фотолюбитель Михалевкин стал известен и востребован -- вот тебе пример, что в фотографии нужно жить долго – "self made man", как сказали бы англичане, сумел найти творческое решение для их реализации. К примеру, когда к нему приезжал, будь то коллекционер или куратор (т.е. по-любому -- потенциальный покупатель), Гаврилыч, конечно же, показывал самые удачные, лучшие оттиски. Завороженный ценитель фотоискусства спрашивал: «Сколько это стоит?». Мастер -- спокойно: «100 долларов за штуку». «А вот те, что слева?» «Эти по десять». И, спустя минуту -- «Но отдаю не меньше десяти штук».
Конечно же, мил друг, сейчас я не сумею упомянуть/помянуть всех наших друзей, но ты, наверно уже заметил, что интенсивность утрат в минувшем году удручает. Ряды редеют. На мои сетования, на мой плач по этому поводу, Наталья Ударцева, утешая, молвила: «Двадцатый век забирает своих». Понятное дело забирает, но заморозка как-то не срабатывает. Всё равно больно!
Современная художественная сцена Петербурга весьма разнообразна и неоднородна, но мы все чаще слышим выражение «петербургская школа фотографии». Между тем, внятного истолкования этого понятия мне до сих пор не довелось встретить ни в историковедческой, не в искусствоведческой литературе. Каждый, кто говорит о «петербургской школе», явно вкладывает в это некий уловленный им смысл. Но какой? В чем отличие или сходство петербургской с иными школами? Искусствовед с берегов Невы Юлия Демиденко полагает: «Ностальгию по былому Петербургу испытывает … современная петербургская школа видовой фотографии, объединяющая мастеров разных поколений и эстетических пристрастий. “Сдвиг от Ленинграда к Петербургу” (название одной из выставок современной петербургской фотографии) определяет главный вектор их усилий, но также -- стремление уйти как можно дальше как от образов рекламных плакатов и открыток, так и от обычной документальности». Московский искусствовед Ирина Чмырева утверждает: «Переезд столицы в Москву в 1918 году ослабил туго натянутый корсет “каноничности” и “протокольности” петербургской фотографии, а богатое культурное наследие только способствовало развитию неформальной, неофициальной, экспериментальной фотографии». Но неужели только это? Топос места? Судьба города? И ведь сейчас речь идёт явно не о фотожурналистах-репортерах, чьё творчество, на мой взгляд, ориентировано работать преимущественно на «злобу дня». Равно как и не о мастерах рекламной фотографии, чья задача «лапти сплесть, да сбыть». Репортаж и реклама сегодня превратились в индустрию по производству изображений, распространяемых по всему миру. И то и другое направление фотографии, при всём моём уважении к отдельным её представителям, по своим родовым функциям космополитично и не может носить ярко выраженные черты той или иной локальной школы. Речь идет о штучном товаре. О тех авторах, что, задыхаясь от отсутствия художественного рынка, олицетворяли/ют собой петербургскую культуру и пытаются передать эстафету дальше, другим поколениям. Заметь ещё, Стас, очень похоже, что для нас, петербуржцев, уход в творчество скорее не самоутверждение в вещественном мире, а приближение к миру духовности. К росту самоощущения своей уникальности в нематериальной поднебесной. В материальной нам скучно! В материальной надо играть по правилам. А нам хочется жить чувствами и в согласии со своей душой. Тут и сила наша, тут и слабость, т.к. не всегда осознанная, но неизбежная расплата за такую позицию – отсутствие денег. Ну не верим мы, что можно быть богатым и духовным! Любая школа, помимо прочего, подразумевает наличие учителей. Но редко кто из авторов-фотографов (не только в Питере) упоминает/называет своего наставника. Будь то интервью или творческое резюме. Здесь ситуация резко отличается, например от, музыкантов и живописцев, которые почитают за честь обозначать в своих биографиях имя учителя. Назвать с гордостью, назвать, в конце концов, хотя бы как часть пиар-технологии. Сказать: «Я ученик такого-то»! А в фотографии? Все самоучки? Вряд ли это так… Может быть, конечно, самым главным и единственным учителем для петербургских авторов является сам Город? Не уверен.
Давай-ка, друг, лучше поговорим о хорошем. Твои фотографии живут! К сороковинам в Смольном соборе собрались все твои друзья – и те, кто поспел на поминки, и те, кто в октябре по более или менее объективным причинам не сумел присутствовать при прощании с тобой в Свято-Троицком. В Смольном, по инициативе сослуживцев, открывалась выставка твоих прекрасных винтажей. К этому событию Ново-Голутвинская игуменья прислала видеофильм, сотканный из фрагментов твоих интервью, где ты рассказываешь о своём творчестве, а закончился фильм твоими словами, обращенными к зрителям (прямо в камеру) – «Спасибо вам!». Витя Соболенко в тот вечер исполнил замечательный музыкальный опус, специально написанный с посвящением тебе. Надо ли говорить, что мы все рыдали? К этому же дню нам удалось издать набор фотооткрыток, которым открылась серия «Мастера петербургской фотографии». Первый выпуск (20 сюжетов): «Ленинград Станислава Чабуткина». Все хлопоты по изданию и распространению взяла на себя Ирина Гундарева, а дизайн сделал наш давний с тобой приятель Игорь Панин. Открытки получились славные! Разбирать и формировать комплекты с радостью и болью помогали наши с тобой старые и новые друзья: Людмила Таболина и её дочка Марина Пассет, Анна Мазур и Юра Ахуткин, Саша Валеев и Виталик Смирнов. Все они, отказываясь верить в происходящее, радовались выходу тиража твоих нетленок, пусть хоть и в таком скромном формате, но зато у всех во владении оказались лучшие твои петербургские сюжеты. Весь тираж разошелся быстро, ведь он был затеян с единственной целью – собрать средства на издание ретроспективного альбома фотографий Станислава Чабуткина. Теперь у нас появилась надежда – альбом будет. Правда работа над ним тоже занимает уйму времени – ведь ты, дружок, полагал, что будешь жить вечно? – и это действительно так! – но ведь не успел привести в должный порядок свой архив? Теперь эту заботу взяли на себя Ирина Довгаль и Ирина Гундарева. Ирине-вдове и Ирине-подвижнице приходится перебирать несть числа отпечатков и файлов, разбросанных тобой по разным картонным папкам в разных помещениях и папкам электронным в разных компьютерах -- потому как всё время просят твои фотографии то для выставок, то для публикаций.
Вот тебе хроника года после тебя. В январе 2011 в Центральном выставочном зале «Манеж» была очередная, и быть может последняя, выставка «Весь Петербург». Её основатель и многолетний куратор Лариса Скобкина предложила для твоей экспозиции отдельное/особое пространство. Знал бы ты, сколько твоих давних друзей: живописцев, графиков, архитекторов, скульпторов, словом, представителей творческой элиты Петербурга, в тот день с горечью и удивлением узнали, что тебя уже нет рядом? Как с недоумением спрашивали: «Что случилось?»
А потом была Петербургская «Ночь музеев». В ту ночь в «Новом выставочном зале музея городской скульптуры» был показан видеофильм «Станислав Чабуткин. Взгляд в небо». Фильм этот создали Ирина Гундарева, Саша Никипорец и Анна Мазур. Я на просмотре (по уважительной причине) не присутствовал, но многие мне рассказали, что в тот день/ночь, впервые видели слёзы на глазах твоего железного (ты поймешь, о чём я) сына -- младшего Стасика.
В мае, в любимом нами с тобой пространстве на Невском,20, в Доме Голландской церкви, «У Маринки» (Пассет) – так, перезвонившись, мы с тобой назвали бы это место встречи -- открылась выставка «Спасибо, Стас!» На эту экспозицию многочисленные твои друзья – родственники, одноклассники, однокашники, сослуживцы и фотоодногрупники принесли некогда дарённые нам портреты твоей руки. Помогали вешать выставку твои детки – когда, Стасик, такое прежде случалось? А не это ли счастье? Фотографии экспонировались в том виде (прости, я настоял), как они живут на стенах наших приватных пространств. На открытии выставки Вальран рассказал любопытную историю о его знакомстве с тобой. «Несколько лет назад перебирая свой фотоархив, я с удивлением обнаружил на обратной стороне групповых фотопортретов объединения «Остров», в выставках которых я принимал участие во второй половине 1980-х годов, печать автора – Станислав Чабуткин. Групповые портреты – невероятно высокого качества и каждый персонаж представлен с характерной определенностью. Тогда я не был знаком со Стасом, а групповой портрет участников выставки перед открытием был обыденным ритуальнымактом. Познакомился я со Стасом заочно в 1996 году. Лариса Соболенко дала мне пачку фотографий, на которых были запечатлены виолончелист и композитор Виктор Соболенко и другие участники музыкальных вечеров в их доме. Это – тоже групповые портреты, но не постановочные, а репортажные, технические безупречные и снятые с необыкновенных ракурсов. Поражала атмосфера этих домашних вечеров – раскрепощенность, радостное возбуждение, разнообразие индивидуальной экспрессии, которые проявлены на фотографиях, и хотелось стать участником этих спонтанных перфомансов». Эта наша, казалось бы, сугубо личная и местечковая затея, получила неожиданный резонанс – на выставку пришло множество народа и все, будь то ветераны или неофиты, были восхищены твоими работами. Через несколько дней в выставочной книге отзывов появился автограф твоей осиротевшей дочки Вики: «Спасибо вам за выставку. Папочка! Я тебя очень люблю. Мне тебя очень не хватает». Пожалуй, чтобы, рассказывая про тот вернисаж, совсем не разнюниться, я тут прервусь. Поговорим лучше о другом.
Ты, Стасик, конечно же, помнишь Никиту Инфантьева? Вот уж воистину «не мир тесен, а круг узок!» -- ты не раз выполнял свои профобязанности для его tante -- славного замдира музея-квартиры Ф.М.Достоевского Веры Бирон, и для его тёщи, художницы-живописца. Так вот, он-то тебя любит и помнит! Никита теперь официальный фотограф петербургского ЗАКСа. Он придумал, казалось бы, простую выставку: передохнувшие во время законных летних каникул от трудов праведных депутаты-законодатели, должны были осенью вернуться на свои рабочие места в Мариинском дворце. И тут их встретили твои пронзительные образные снимки так любимого нами Города. Круто, Стас! Я тебя поздравляю!
Потом, ох, Стас! Случилась годовщина твоего ухода от нас, и как это у нас на Руси водится, былые сослуживцы/современники/знакомцы вновь воспользовались твоим светлым именем и организовали в Смольном выставку фотографий «Станислав Чабуткин». Они не промахнулись -- это были шедевры. Вот только у меня риторический вопрос: «Где вы, поклонники, были раньше? Где вы были, когда он был рядом»? На сей раз всё совпало с триумфом РПЦ. Теперь твоя афонская серия снимков вновь оказалась востребована и, прости, актуальна. Наша с тобой жизнь отнюдь не была увешана розами, но мы, как могли, сопротивлялись ветру революций и институций, ибо оба любили и знали не только то государство, которое нам досталось, но и ту страну и тот любимый город, в котором мы имели счастье родиться и жить.
Ты, ведь Стасичек, не успел познакомиться с замечательным фотографом и журналистом Викторией Ивлевой? (Она, между прочим, некогда училась профессии в ПТУ № 47 в одной группе с нашим давним другом Сергеем Леонтьевым.) Я могу только предположить, как бы вы с Викой общались, какие бы искры остроумия сыпались в ваших с ней диалогах. Теперь мне приходится отрабатывать за себя и «за того парня». Послушай, что за чудный стих Арсения Тарковского Вика прислала мне аккурат на мой второй без тебя ДР.
Фотография.
В сердце дунет ветер гонкий,
И летишь, летишь стремглав,
А любовь на фотопленке
Душу держит за рукав,
У забвения, как птица,
По зерну крадет — и что ж?
Не пускает распылиться,
Хоть и умер, а живешь —
Не вовсю, а в сотой доле,
Под сурдинку и во сне,
Словно бродишь где-то в поле
В запредельной стороне.
Все, что мило, зримо, живо,
Повторяет свой полет,
Если ангел объектива
Под крыло твой мир берет.
Быть может, из всех причастных к нашему кругу Серёжа Леонтьев больше других горевал о твоём от нас уходе. Он, мне: «В последние несколько лет почти единственным, с кем я общался, был Стас. Теперь мне не с кем и поговорить». Уж я-то знаю! Леонтьев самоизолировал себя от мира, а ты никогда не забывал друзей и терпеливо выслушивал по телефону его многочасовые монологи с депрессивными жалобами на неправильное устройство мира. Ты знаешь Серёгу – если ему доведется прочитать мои письма, он начнёт бурчать – ты, мол, всё время пишешь про себя, а где же здесь Стас? Помнишь, он так уже ворчал, кода я написал о Смелове? Ему невдомёк, что я пишу не о Смелове, не о тебе и уж тем более не о себе. Я пытаюсь писать обо всех нас, о нашем поколении, о нашем времени и о том, как мы держали свой examen rigorosum во время отведённой нам Богом земной сессии. Потому как фотоэстафета, начавшаяся с лёгкой руки французского академика Араго в 1839 году, будет продолжаться ныне присно и вовеки веков.
На сём, мой ангел объектива, на сотую долю с тобой прощаюсь. До скорой встречи в запредельной стороне!
АК.
Санкт-Петербург, ноябрь 2011.
Указатель имен
Агапова Дарья – искусствовед, журналист, Санкт-Петербург - Хельсинки
Агафонова-Бахарева Елена – фотограф, Санкт-Петербург
Александер Наиля – арт-дилер, галеристка, Нью-Йорк
Александров Анатолий Петрович – фотограф-любитель, председатель петербургского отделения Союза фотохудожников России
Альховка Виалетта – фотограф, Санкт-Петербург
Анна (Иголкина) – монахиня Свято-Троицкого Ново-Голутвина монастыря, Коломна
Асимис Костас – фотограф, Салоники
Антонин (Капустин А.И. 1817-1894) – архимандрит, священнослужитель Русской православной церкви, ученый-византинист, начальник Русской Духовной Миссии на Святой земле (1865—1894)
Антонов Павел – фотограф, Нью-Йорк
Антощенков Владимир – фотограф-любитель, член фотоклуба ВДК, Санкт-Петербург
Арнгольд Александр – модельер, Санкт-Петербург
Атже Эжен (Jean Eugène Auguste Atget. 1857-1927) – французский фотохудожник
Ахуткин Юрий -- фотограф-любитель, Санкт-Петербург
Балашевич Леонид Осипович -- фотограф-любитель, член фотоклубов ВДК, «Дружба», Санкт-Петербург
Баскаков Андрей – председатель Союза Фотохудожников России, Москва
Бахарев Олег Николаевич (1938-1996) – фотограф, Ленинград
Белкин Анатолий – художник, Санкт-Петербург
Беллок Огюст (1880 – 1867) – фотограф, автор одного из первых учебников по фотографии, Париж
Бертельс Василий – художник-дизайнер, фотограф-любитель, член фотоклуба «Зеркало», Санкт-петербург
Бианки Иван (Bianci Ivan, 1811-1893) – швейцарский фотограф, пионер петербургской видовой фотографии, Лугано, Швейцария
Богданов Леонид (1949-2003) – фотограф, Санкт-Петербург
Богданов Юрий Петрович (1935-2003) – фотограф, член фотоклубов ВДК, «Дружба», Санкт-Петербург
Боровский Александр – искусствовед, руководитель Отдела новейших течений ГРМ, Санкт-Петербург
Бояров Павел – фотограф, Санкт-Петербург
Брассай (Brassaï, собственно Дьюла Халас, венг. Gyula Halász, 1899 - 1984) -- венгерский и французский фотограф, художник и скульптор.
Брессон (Анри́ Картье́-Брессо́н (Henri Cartier-Bresson) 1908 - 2004) -- французский фотограф, один из выдающихся фотографов XX века, фотохудожник
Бродский Александр Иванович ( 1903-1984), фотокорреспондент, отец Нобелевского лауреата поэта И.А.Бродского, Ленинград
Брыляков Владимир – кинооператор, фотограф, Санкт-Петербург
Бугаев Кирилл – художник, фотограф-любитель, Санкт-Петербург
Буйвид Виктория – фотограф, Санкт-Петербург-Москва
Валеев Александр -- фотограф-любитель, Санкт-Петербург
Вальран Валерий – художник, психолог, куратор, Санкт-Петербург
Ванинская Ирина – галеристка, Санкт-Петербург
Васильев Анатолий – театральный режиссер, Москва
Васильев Виктор -- фотограф, член фотоклубов ВДК, «Дружба», Санкт-Петербург
Васильев Игорь -- фотограф, Санкт-Петербург
Виленский Дмитрий – фотограф, куратор, Санкт-Петербург – Берлин, Германия
Водяницкий Константин -- фотограф, Санкт-Петербург
Глейдс Янис (1924-2010) – врач по образованию, кавалер латвийского Ордена Трех Звезд, классик латвийской фотографии, Рига
Голенький Георгий – искусствовед, Санкт-Петербург
Григорьев Сергей (1947? -2011) -- фотограф, Санкт-Петербург
Гребнёва Юлия -- фотограф-любитель, Санкт-Петербург – Монреаль, Канада
Голосовский Михаил – коллекционер русской фотографии, Красногорск
Гундарева Ирина – фотограф, член фотоклуба ВДК, Санкт-Петербург
Гусейнова Солмаз – фотограф, Санкт-Петербург
Демиденко Юлия -- искусствовед, Санкт-Петербург
Джакомелли Марио ( Mario Giacomelli. 1925(19250801)-2000) -- итальянский фотограф
Довгаль Ирина – супруга С.В.Чабуткина
Дорн Вера – фотограф-любитель, Санкт-Петербург
Елена (Аликина И.) -- монахиня Свято-Троицкого Ново-Голутвина монастыря, Коломна
Емельянова Марианна – доктор философских наук, Санкт-Петербург
Ерин Анатолий (1936–2010) – фотограф, член фотоклуба «Новатор», Москва
Жилина Наталья Владимировна (урожд. Нейзель. 1933-2005) – художник. Супруга художника Владимира Шагина, мать Марии Снигиревской, супруга Бориса Смелова, Санкт-Петербург
Жуков Андрей – врач, куратор ряда художественных проектов, Санкт-Петербург
Зайцев Борис Константинович (1881-1972) -- русский писатель и переводчик, последняя по времени ухода из жизни из крупных фигур «Серебряного века».
Зеленский Алексей – фотограф, член творческой группы «Пунктум», Санкт-Петербург
Зиверт Леонид Леонидович ( 1902-1989) – фотограф. В 1940--1950-е работал фотографом в организации (госфотокомбинате) «Ленфотохудожник».
Ивлева Виктория – фотограф, журналист, Москва
Игнатьев Александр -- фотограф, член фотоклуба «Зеркало», Санкт-Петербург
Инфантьев Никита -- фотограф, Санкт-Петербург
Ипполитов Аркадий – искусствовед, куратор, Санкт-Петербург
Каверзин Валерий -- танцовщик, фотограф-любитель, член фотоклуба ВДК и творческой группы «Окно», Ленинград
Калмыков Алексей – фотограф, Москва
Кальницкая Елена – директор ГМЗ «Петергоф», Санкт-Петербург
Каррик Вильям (Василий) Андреевич. (William Carrick. 1828-1878) – фотограф, Санкт-Петербург
Каллахан Гарри (Harry Callahan, 1912-1999) – кл ассик американской фотографии, США
Кервинен Анна – фотограф, Хельсинки. Ёрма Кервинен – супруг Анны, менеджер.
Кертез А́ндре (André Kertész, 1894-1985) -- венгерский, французский и американский фотохудожник, один из крупнейших мастеров мировой фотографии.
Колбасов Игорь – фотограф, член фотоклубов ВДК, «Дружба», Санкт-Петербург
Кожевникова Анастасия – фотограф-любитель,Санкт-Петербург
Колосов Георгий – фотограф, член фотоклуба «Новатор», Москва.
Компанейченко Сергей – фотограф, член фотоулуба ВДК, Санкт-Петербург
Конрадт Дмитрий – фотограф, Санкт-Петербург
Кондакова Ксения Александровна – соседка С.В.Чабуткина
Кондранина Екатерина – куратор Московского дома фотографии
Конов Борис – фотограф, член фотоклубов ВДК, «Дружба», Санкт-Петербург
Корсунова Ольга – фотограф, учредитель информационного центра/быро Фотодепартамент, Санкт-Петербург
Кривулин Виктор Борисович (1944-2001) -- российский поэт, прозаик, эссеист, Санкт-Петербург
Ксения (Зайцева) -- Игуменья Свято-Троицкого Ново-Голутвина монастыря, Коломна
Кудряков Борис Александрович ( Гран-Борис. 1946-2005) -- русский писатель, поэт, фотограф, художник, Санкт-Петербург
Кузьминский Константин -- русский поэт, Санкт-Петербург-Нью-Йорк
Кузнецов Павел – культуролог, издатель, колумнист, Санкт-Петербург
Кукша – афонский монах, Греция
Куренбина Оксана Александровна – галеристка, Санкт-Петербург
Кучеров Рудольф Петрович (1837-2011) -- фотограф, фотрепортер АПН, Ленинград-Санкт-Петербург
Лебедев Игорь – фотограф, куратор, историк фотографии, член фотоклуба «Зеркало», Санкт-Петербург
Леонтьев Сергей – фотограф, член фотоклуба «Зеркало», Санкт-Петербург
Лурье Феликс Робертович -- фотограф-любитель, член фотоклуба ВДК, Санкт-Петербург
Любимов Иван – фотограф-любитель, в 1995-1997 гг. редактор журнала «Субъектив» (Санкт-Петербург)
Мазур Анна -- фотограф-любитель, Санкт-Петербург
Макарий (Сушкин) -- архимандрит русского Пантелеймонова монастыря на Афоне (1821 - 1889).
Маккартни Пол, сэр ( Sir James Paul McCartney ) -- британский рок-музыкант, певец, композитор, мультиинструменталист и продюсер, один из основателей группы The Beatles
Ман Рей (Man Ray. Эммануэль Радницкий. 1890-1976) -- французский и американский художник, фотограф и кинорежиссёр.
Мангутов Рафаэль (1950? -2011) -- фотограф, председатель фотоклуба «Учитель», Санкт-Петербург
Маркин Павел – фотограф, декан Факультета фотокорреспондентовСоюза журналистов СПб и Ленинградской области (с 1983 года),председатель Секции фоторепортеров Санкт-Петербурга (с 1995 года).
Матвеев Юрий -- фотограф, член фотоклуба «Зеркало», Санкт-Петербург
Михалевкин Борис (1930-2011) – фотограф-любитель, член фотоклуба «Зеркало», Санкт-Петербург
Мохорев Евгений – фотограф, член фотоклуба «Зеркало», Санкт-Петербург
Мразкова Даниела (Daniela Mrázkov&aa