Дмитрий Хмельницкий
Сабик-Вогулов
В ПОБЕЖДЕННОЙ ГЕРМАНИИ
Февраль 1947 года
Газетам, журналам и издательствам всех стран предоставляется право пере вести этот труд на язык своей нации и из дать в желательном тираже. Как христи анин, верю, что моя книга о страданиях и крови людей и народов не будет служить корыстным целям, а причитающийся мне гонорар поступит в фонд помощи наро дам России на соответствующий счет Международного Красного Креста.
Автор
Вместо предисловия
Я не журналист.
Я только офицер Советской Армии, прошедший бое вой путь от Сталинграда до Берлина. Я награжден орде нами и считаю, что перед лицом Русского Народа я их заслужил, но получил эти ордена из рук тех, кого я не навижу всеми фибрами русской души.
Я решил написать всю правду о страшной российской действительности, ибо дальше молчать нельзя.
Читатель!
Эти строки пишет простой русский человек, сын ураль ских крестьян, сам рабочий, окончивший рабочий факуль тет, а после него — два высших учебных заведения.
Соотечественники!
Есть ли в так называемом СССР хотя бы одна семья, которая не знала бы горя, которая в той или иной мере не стала бы жертвой засевших в Кремле деспотов? Всем вам, кто еще остался в живых, отравили и изуродовали жизнь. Я — один из вас — тоже жертва «счастливой, ра достной» сталинской эпохи.
Эти строки пишет человек, который как мог боролся с разложением сталинских выскочек и заставлял их по- настоящему воевать против внешнего врага.
Все труднейшие дни я был со своим народом и вместе с ним переносил все издевательства антинародной дик татуры.
Я, как и большинство' русских людей, безропотно нес свой крест с горячей надеждой на то, что народы мира помогут русскому народу после войны избавиться от большевистского кошмара.
|
|
Я тщетно после войны ждал год.
И вот я решил во всю мощь русского голоса прокричать:
— Спасите!
Лично сам я не нуждаюсь в спасении, ибо моя жизнь прожита, а ее остаток я посвящаю только борьбе со ста линским коммунизмом.
Спасать надо все человечество, и в том числе русский народ, иначе будет поздно.
С самозваными «представителями» русского наро да разговаривают и проводят приятно время на банке тах дипломаты почти всех стран. Они, эти дипломаты, не чувствуют запаха крови десятков миллионов заму ченных людей, которой пропитаны молотовы, вышин- ские, мануильские. Они, эти дипломаты, не видят крови на подлых руках громык и лицемерно строят воздушные замки о «всемирном сосуществовании» двух систем.
Я, сын русского народа, считаю своим долгом взывать о спасении своего народа потому, что сам он, двухсот миллионный колосс, находится в огромнейшем концла гере и не имеет возможности свободно высказаться.
Промедление всеобщей смерти подобно.
Я сознательно начал свой тяжелый труд по разобла чению сталинских замыслов и по описанию тяжелой русской действительности с описания положения в со ветской зоне оккупированной Германии.
Здесь, в Германии, как в зеркале, отражены резуль таты сталинских методов «переделки» русского наро да, отражены замыслы и подлое лицемерие заправил — поджигателей мира.
Народы мира! Христиане!
Я поднял свой голос не для того, чтобы спасать себя. За всю свою жизнь я не сделал ничего такого, за что меня можно было бы судить и сажать в тюрьму в любом государстве мира и по каким угодно законам, кроме без закония сталинского «рая» народов.
|
|
Я взял слово для того, чтобы, крикнув на весь мир о спасении человечества, продолжать самую жесточай шую борьбу со сталинской кликой и продолжать вместе с моим народом нести крест до тех пор, пока наконец вы, называющие себя последователями Христа, не пойде те всем миром ко Всероссийской Голгофе и не снимете с креста распятый Русский Народ!
Христиане! Неужели вы не готовы к этому подвигу и не можете уменьшить и сократить сроки страдания Рус ского Народа? Неужели среди вас нет таких рыцарей, которые поддержали бы борцов этого народа и в самые трудные и ужасные для него часы сталинской ночи и нашли бы для нас слова:
—Мужайтесь! Свет Христов близок! Близок рассвет утра России.
Сабик-Вогулов
В побежденной Германии
Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма.
(Из «Коммунистического манифеста»
Карла Маркса.)
Будем вешать...
(Из статьи И. Эренбурга
«На Берлин».)
14 января 1945 г. Короткий митинг, на котором зачи тывается обращение маршала Жукова к войскам 1-го Белорусского фронта.
Сегодня снова с Вислинского плацдарма начинается
штурм немецкой обороны. Нет ни одного солдата и офи цера, который бы не был уверен в том, что через день, через два оборона немцев будет прорвана и русские вой ска будут развивать стремительное наступление туда, к центру дьявольских разбойников — к Берлину.
На мне по-прежнему лежат обязанности по контро лю путей подвоза и эвакуации, по разгрузке госпиталей первой линии и медсанбатов, по проверке материальной обеспеченности дивизии, по организации охраны тро фейных складов и ликвидации пробок.
|
|
За три недели наши войска прошли пятисоткило метровый путь от Вислы до Одера. Это было исключи тельное наступление, которое может выдержать един ственный воин в мире — русский солдат. Наши войска буквально сидели на плечах отступающих немецких полков, и казалось, что этот порыв стремительного на ступления не сможет остановить ни одна сила.
Ярость русского человека против вероломного врага удесятерялась статьями и листовками Ильи Эренбурга. В них расписывались ужасы гитлеровских палачей так, что русский солдат верил, что вся Германия это сплошь отъявленные мерзавцы и прохвосты, что нет в Германии ни одного немца, которого не надо было бы считать своим врагом. Это была пропаганда и агитация, разжигающая национальные и звериные инстинкты солдатской и офи церской массы.
Мне было неприятно читать статьи Эренбурга. И как русскому человеку, особенно больно было читать его статью в 1942 году: «За Русь святую». Он в этой статье старался играть на религиозных и национальных чув ствах русского человека. Русского человека стали в Рос сии называть по имени и отчеству, стали угодничать пе ред ним в печати, на собраниях, ибо увидели, что немцы подходят к Волге и что есть одна-единственная сила, способная остановить зазнавшегося врага, — это рус ский народ.
В своей статье «За Русь святую» Эренбург расска зывал, как немцы уничтожают человеческую культуру вообще и в особенности русскую культуру, как они из
деваются над православными священниками, как они разрушают русские церкви и храмы. Он в ней писал:
«Мы, русские люди, не позволим врагу разрушать на ших белокаменных храмов и не дадим ему ходить по русской земле».
Тогда было не время мешать Эренбургу, ибо был ис ключительно серьезнейший момент для Родины и нуж но было сплочение всех сил для того, чтобы дать отпор врагу и разгромить его. Но мысли, горькие мысли прихо дили в голову при чтении статей Эренбурга.
Кто как не вы, господа эренбурги, втоптали первыми в грязь достоинство, религию и традиции русского наро да? Где вы были тогда, когда из русских церквей тащили и растаскивали ценности под предлогом спасения Роди ны? Где вы были тогда, когда ваши ублюдки возмуща лись колокольным звоном и требовали, чтобы он не на рушал общественной тишины, и все колокола снимали для целей электрификации и индустриализации? Где вы были тогда, когда ваши последователи взрывали тыся чи белокаменных храмов и из них строили очаги вашей заразы: избы-читальни, клубы, здания райисполкомов и райкомов? Вас спрашивают, Эренбург: что вы говори ли тогда, когда сотни тысяч верующих людей и десятки тысяч священнослужителей были брошены в тюрьмы, концлагеря только потому, что они верили в Бога? Вы тогда, Эренбург, не это говорили. Вы тогда были заняты разжиганием классовой борьбы в странах Европы, зани мались насаждением человеконенавистничества внутри народов, вы тогда разжигали и развязывали мировую коммунистическую революцию.
Хотелось встать и крикнуть на весь мир, на всю Рос сию: эй, подлец! Где ты был тогда, когда взрывали в Мо скве величественный памятник русского народа — храм Христа Спасителя, только для того, чтоб на этом месте построить здание Дворца Советов?
Ведь этот храм Христа Спасителя русский народ по строил в память величественной победы над двенадца тью языками, вторгнувшимися в Россию под предводи тельством Наполеона.
Ведь тебе, ублюдок сталинской пропаганды, надо было бы сначала почтить этот памятник и поклониться этому Храму русской твердыни, а потом уже призывать к борьбе русский народ.
Горько было читать его статьи: «Папа, убей немца»,
«Мы ничего не забудем, ничего не простим».
Как убог выбор тематики Эренбурга!
Русского человека, всегда беспредельно любивше го свою Родину, свой народ, старались мобилизовать на борьбу с врагом такими методами.
Параллельно такой пропаганде в войсках, на фрон те была другая, более действительная пропаганда — это дело русских людей: там, где были русские люди, врагу давался жесточайший отпор.
В единоборство вступила решающая сила — русский народ. И сталинским агитаторам, пропагандистам оста лась одна работа — это выискивать лучших людей из русского народа и всячески поощрять их на еще боль шие подвиги.
Агенты сталинской контрразведки уже в июле — ав густе 1942 года стали распространять слухи, что во мно гих городах и селах начинают открываться уцелевшие храмы, что скоро Красная Армия будет одета в ту же форму, что была одета и царская армия, что вот-вот бу дет ликвидирован Коминтерн.
Русские люди приободрились, стали еще более упор но сражаться. Все надеялись на то, что наши союзники Англия и Америка окажут какое-то влияние на сталин скую диктатуру, что после войны будут проведены дей ствительные демократические преобразования. В это верила вся солдатская и офицерская масса, в которой основным решающим контингентом были люди от 35 до 55 лет, Т. е. люди, знавшие другую Россию, люди, болею щие за нее.
С этими мыслями умирал за Родину русский солдат и офицер. С этими мыслями русская армия стремилась к Берлину. Все были уверены в том, что после окончания войны Россия будет демократической, что народы все го мира по заслугам оценят кровавый вклад русского на
рода в этой войне и не позволят сталинским опричникам продолжать кровавый террор и удушение всего лучше го в русском народе. Многие надеялись, что само сталин ское правительство наконец одумается и в построении внутренней жизни страны пойдет в ногу со своими союз никами.
Это были напрасные надежды...
* * *
Как вихрь, как ураган мести ворвались русские вой ска на территорию Германии. Это был поистине огненно кровавый шквал. Если раньше на русской земле, в Поль ше генералы и офицеры сдерживали зарвавшихся и озверевших солдат, то здесь никто ничего не мог — да и не хотел делать. Наоборот, много офицеров и генералов сами подавали пример, как не нужно относиться к по бежденному врагу, оставляя без расследования и без по следствий самые ужасные преступления.
Основным мотивом такого положения было: дать лю дям почувствовать сладость мести врагу за поругание Родины.
И результаты сказались быстро: от восточных границ Германии до Одера, от Балтики и до Карпат — вся гер манская территория была охвачена пожарищами, на силиями, грабежами и убийствами.
Все это было в исключительных, ужасающих мас штабах.
Илья Эренбург со сладострастием пророка, слова ко торого, благодаря отваге, мужеству и стойкости русского солдата, — сбылись, продолжал свою гнуснейшую рабо ту по подбадриванию озверевших и звереющих русских людей. То и дело в печати появлялись его статьи, в кото рых он расписывал уже остатки неубежавших немцев, издевался над их дрожью перед русским человеком, пе ред русским воином.
Читатель! Вам рассказывается жуткая быль, кото рую никогда не опубликует сталинская печать, и вы за эту быль не вините русского человека — русского солда
та! Это Сталин и его опричники сделали зверем еще вче ра нормального человека. Это Сталин, подобно Гитлеру, разнуздал гнуснейшие инстинкты человеческой натуры.
Ночь. Мы с генералом едем на новое место дислока ции штаба войск. Вот и немецкая восточная граница. На границе огромный плакат: «Вот она, проклятая Герма ния!»
Мы въезжаем в спящий город. Пока генерал, его адъ ютант и ординарец устраиваются на новой квартире, я обхожу все прилегающие здания и расставляю охра ну. Все здания пусты. Только в одном я нашел старика со старухой и с ними три дочери. Все они испуганно смо трели на меня. В глазах у них животный страх. Я как мог объяснил им, что им нечего бояться, что они могут спо койно спать, и вышел. Доложив генералу, что все в по рядке, я отправился отдыхать в свою комнату, где меня уже дожидался адъютант генерала.
Спать не хотелось, хотя было около трех часов ночи. Все внутри нас волновалось. Все мы, шедшие от Волги, переживали вновь те волнующие душу и сердце момен ты, которые переживали в продолжение почти четырех лет, стремясь сюда, на территорию врага, и наконец до стигнув ее.
Естественно, что я и адъютант, прежде чем лечь спать, с огромным интересом осматривали квартиру представителей той нации, которая так много принесла несчастья русскому народу.
По всему видно было, что в городе никто не ждал рус ских войск. Вот накрытый стол, и на нем незаконченная немецкая трапеза. Вот детская постель, из которой толь ко недавно вынули ребенка. Вот таз с недостиранным бе льем. Вот кастрюля с начищенным на завтра картофе лем. Нас, русских людей, поражает комфорт немецкого жилья, обилие одежды, белья, безделушек, часов, бу дильников, посуды, многообразие самых утонченных приспособлений домашнего и рабочего уюта.
Мы с адъютантом ходим по комнатам с электриче скими фонарями и осматриваем. Садимся около книж ного шкафа. Адъютант прилично владеет немецким
языком и вслух читает заглавия книг. Нас интересует духовный арсенал немецкого обывателя, и в основном он оказывается нацистского содержания.
Наше занятие было неожиданно нарушено:
— Что, барахолите? — В дверях стоял генерал. Он был в туфлях и ночном халате. В руках его был электри ческий фонарь. — Золото ищете?
— Товарищ генерал! — отвечаю я. — Вы знаете, что домов мы строить не собираемся и золота нам не надо. Просто изучаем обстановку.
— Напрасно! Вот я, например, от золота не отказал ся бы. Но этим не сейчас заниматься. Дойдем до Берли на, там уж я разрешу вам побарахолить. Идите спите. И получите задание: к семи часам найти в городе емко сти для слива горючего.
Генерал ушел к себе. Мы с адъютантом перегляну лись, и нам было стыдно за генерала, за то, что он запо дозрил нас в барахольстве, чем мы за всю войну не зани мались, ибо оно было противно, противно до омерзения.
Было стыдно за генерала, за его беззастенчивость, с которой он признался, что от золота не откажется, слов но давая намек: «ищите, ищите, но только не забывайте и меня».
Оскорбленный, я не мог заснуть, и в пять часов утра я стал разыскивать по городу емкости для слива горючего. Поиски были тщетны.
Один поляк, житель этого города, рассказал мне, что в лесу, в семи километрах от города, у немцев была база горючего. Рассказчик посажен в автомашину и едет со мною. Там я нахожу не только то, что искал, но и мно гое другое: в лесу было пятнадцать тысяч двухсотли тровых бочек под горючее; в районе кирпичного заво да стояли двести легковых новых автомашин и около сотни двухтонных «Опелей», только что сгруженных с платформы.
В семь часов утра докладываю о результатах генералу. Одновременно сообщаю ему, что город полон скота,
брошенного убежавшим населением, что на мясокомби нате три или четыре сотни свиней и столько же свиных
туш в холодильнике и что... по дорогам на восток устре мились десятки тысяч русских людей, бывших в гитле ровской неволе и освобожденных нашими войсками.
После доклада получаю новое задание: выехать на встречу автоколоннам с горючим и довести их до ме ста слива, взять людей из авторемонтного восстанови тельного батальона и организовать немедленное освоение трофейных машин.
Еду выполнять.
В город я возвращался через день и буквально не мог найти дорогу к своей квартире; так до неузнаваемости изменился город. Кругом все пылало, по городу шныря ли сотни солдат, офицеров, репатриантов, таща из квар тир одежду, обувь, патефоны, радиоприемники. Тысячи людей рылись по опустевшим квартирам, выбирая нуж ное для себя, как в гигантском универсальном магазине.
Сигналом к пожарам послужил приказ командую щего войсками: сжечь тот дом, из которого женщиной в день занятия города из окна был сделан выстрел в про водивших русских солдат. Ее не нашли, а дом зажгли. Через сутки горел весь город. От него пожары перекину лись дальше, и всюду, куда доставал взор, были видны зарева пожарищ от горевших сел и городов. И это про должалось даже тогда, когда линия фронта была на Оде ре и наши войска уже зацепились за его левый берег.
В основном до Одера все немецкое население убежа ло на западную сторону этой реки, и на занятой нами территории немцев было не более тридцати процентов. Вот эти тридцать процентов и расплатились за все гит леровские злодеяния, за всю нацистскую систему. Эти тридцать процентов населения во всей полноте почув ствовали на себе результат непрерывного воздействия на возбужденные кровью мозги солдатской массы ста тей Эренбурга, результат попустительства сталинских генералов.
От восточных границ до Одера — все немецкие пы лающие села и города были наполнены тыловыми частя ми и отставшими строевыми подразделениями, а также и дезертирами.
И не передовая линия, а вот эти «отважные» товари щи тыловики творили чудовищные дела на занятой тер ритории.
Вот приемная генерала. Тут начальники отделов, от делений, госпиталей, командиры тыловых частей, заме стители командиров дивизий.
Вполголоса рассказываются последние события дня: заместитель по политической части отдельного авто мобильного батальона рассказывает о том, что сегодня, когда он утром шел в парковую роту, он увидел труп из насилованной немки, около которой лежали двое детей, причем у девочки живот распорот до половых органов.
Полковник, начальник ветеринарного отдела, расска зывает, как он вчера в одном селе проводил раскварти рование ветеринарного лазарета и организовывал сбор ный пункт трофейных лошадей. Ему захотелось пить, и он заходит в дом к немцам. В комнате немка, у которой он на русском языке просит дать воды. Испуганная нем ка не может его понять, а он сердится. Вдруг немку что- то осенило, и она предлагает полковнику ложиться на кровать.
— Сразу видно, что русский Иван уже «научил», — заключает полковник.
Вот командир-майор. Он под все эти безобразия хо чет подсунуть какое-то идеологическое основание, най ти скрытый смысл «торжества великой мести», и в со ответствующем духе он описывает ряд совершенных насилий:
— Товарищи! Меня очень заинтересовал один факт. Я тоже, как и все, думал, что это просто делает или вредный нам элемент, или просто разнуздавшийся че ловек — зверь. Нет! Здесь, во всех этих делах, кроет ся другое. Захожу в один дом. В этом доме семь немец ких девушек, и одна из них лежит на постели, беззвучно вздрагивая от рыданий. Девушки прижались друг к дру гу и испуганно смотрят на меня. Я с ними здороваюсь и разговариваю по-немецки. Выясняю, что здесь, в этом доме, сегодня ночевало пятнадцать наших солдат и они поочередно изнасиловали вот эту рыдающую девушку.
Спрашиваю других девушек: а вас насиловали? Отве чают: нет. Спрашивается, что же тут такое? Почему из семи девушек наши солдаты изнасиловали только одну при таком богатом выборе? Ведь просто физически про тивно второму, третьему прикасаться к этой девушке. Вот и подумайте хорошенько над этим фактом. Вы уви дите, что это не просто зверство. Здесь налицо месть.
Этот командир был сторонником Ильи Эренбурга.
Начальник госпиталя легкораненых рассказывает о том, что в том месте, где расположен его госпиталь, оста лось очень мало немок, легкораненых же очень много. Чтобы установить какой-либо «порядок», раненые офи церы и солдаты устроили билеты и сказали немкам, что на каждую из них выписано по десяти билетов.
— И вы представьте, товарищи! Об этом я узнал от этих же немок; они пришли жаловаться на то, что офи церы не сдержали своего слова и к ним вместо десяти приходит по двенадцать-тринадцать человек.
Рассказывает опять ветеринарный полковник:
— И у меня тоже отличились. В одном ветеринарном лазарете помощник начальника лазарета по материаль ной части, узнав, что будет проческа села комендантским надзором, заходит к знакомым немцам и сообщает, что сегодня ночью русские солдаты будут делать проверку квартир и могут изнасиловать их четырнадцатилетнюю дочь, а чтобы этого не случилось, то родители могут спрятать свою дочь в его квартире при штабе лазаре та. Доверчивые родители отправили с ним единствен ную дочь, которая потом где-то исчезла. Обеспокоенные потерей дочери, родители рассказали коменданту, тот мне. Пошли искать. И что же оказалось? Этот прохвост изнасиловал девочку и десять дней держал ее в подва ле дома. Я направил дело прокурору (прокурор, конечно, ничего не сделал. — С. В.).
Бесконечным потоком льются жуткие рассказы.
И видно, как многие просто вздрагивают от отвращения.
Лучшая часть офицерства старалась остановить ди кий разгул, но безуспешно, ибо никто не хотел слушать и творил все, что ему вздумается.
Чувствовалось, что крепкая сильная армия идет к разложению, что это разложение начинает охватывать и передовые части, офицерский состав которых ухит рялся провозить немок в закрытых машинах даже на Одерский плацдарм.
Ни командование фронта, ни командиры частей бук вально не принимали никаких мер.
Когда же дезертирство из армии дошло до преде лов и когда озлобленные остатки немецкого населения стали сотнями убивать безоружных и пьяных насиль ников, когда мы уже не знали, где расквартировывать подходившие резервы, ибо все лучшее было сожжено разложившимися тыловиками, только тогда забегали в штабах, в политическом отделе и заинтересовалась кон трразведка.
Все наконец почувствовали, куда это ведет и чем это грозит. В войсках распространяется листовка марша ла Жукова с обращением к солдатам и офицерам ар мии, в которой он призывал солдата не жечь домов, не насиловать немецких женщин, не портить оборудования фабрик и заводов и квалифицировал все это как вреди тельство.
—Солдаты! — говорил он в обращении. — Смотри те, чтоб из-за подола немецкой девки вы не просмотрели того, за чем послала вас Родина!
Тыловой район войск был разбит на два участка, и мы с одним подполковником ежедневно разъезжали на гру зовике по населенным пунктам.
Каждый день я сдавал комендантам сотни разложив шихся людей, захваченных мною при грабеже, насилии и издевательстве над мирными жителями. Более двадца ти самозваных комендантов мною были обнаружены за первые два дня прочески населенных пунктов. Тут были военнослужащие всех родов войск и служебных рангов, от солдата до полковника. Больше всего было солдат ты ловых частей: гужевые роты, автомобильные батальоны, роты связи, войска НКВД, армейские базы снабжения.
В течение первых трех дней нашего пребывания на немецкой территории все тыловые части были заняты
сбором бесхозного скота. Только в трех гуртах одной ар мии насчитывалось до тридцати тысяч собранных коров. Десять-пятнадцать тысяч овец, три-пять тысяч свиней. Тысячи возвращающихся репатриантов были задержа ны и оставлены для ухода за скотом, для демонтажа фа брик и заводов.
Быстрая концентрация бесхозного скота в армейских гуртах заставила многих командиров строевых и тыло вых частей прибегнуть к насильственному отбору скота у оставшегося населения. В течение февраля — марта было редкостью встретить у оставшихся немцев свинью, курицу, овцу или корову. Было редкостью встретить при лично одетого немца. Все оставшееся немецкое население было подвержено жесточайшему ограблению и униже нию. Этому способствовало разрешение посылать посыл ки домой всем военнослужащим: генерал — пятнадцать кг, офицер — десять кг и солдат — пять кг в месяц.
Получаемые оккупационные марки военнослужащие не знали куда девать, ибо немецкие магазины не торго вали, так как были сожжены и разграблены. Единствен ным источником для посылочного фонда было имущество оставшихся немцев (которое и отбиралось) и имущество, брошенное убежавшими немцами.
Чаще и чаще среди офицерского состава стали слы шаться разговоры о том, что при таком политико моральном облике солдата двигаться дальше нельзя, что мы такими поступками позорим Красную Армию.
Несмотря на это, случаи грабежей, насилий, убийств местного населения продолжались. Да и как им не быть, когда комендатуры были укомплектованы случайными людьми из резерва, которые, попав в коменданты, ста рались свое положение использовать в первую очередь для улучшения своего материального положения и по ложения своих друзей.
Среди комендантов того времени мало было таких лиц, которые были бы в состоянии навести жесткий по рядок и дисциплину в своем населенном пункте.
Вот характерный эпизод: помощником начальника управления комендатур был один капитан. Однажды,
возвратись из своих очередных объездов, он рассказы вает: «Ну, товарищи, к нам начинает прибывать танко вая армия. Дадут эти братишки немцам, только держись! И уже начали давать! Вчера мне пришлось задержать одного командира танка, старшего лейтенанта — Героя Советского Союза. Звание Героя он получил за то, что уничтожил в боях тридцать немецких танков. Из них одиннадцать штук «тигров». Когда немцы были на Укра ине, то они уничтожили всю его семью и всех родных в общем количестве до сорока человек; причем отца, бра тьев и сестер его — повесили. Так вот этот старший лей тенант поставил свой танк около одного немецкого дома и зашел в дом. Он принес с собой закуску, выпивку и после того, как угостил хозяина с хозяйкой и трех их дочерей водкой и хорошей закуской, сам, подвыпивши изрядно, поочередно изнасиловал трех девушек, после чего вывел их на двор и пристрелил из пистолета около своего тан ка. Ну что бы вы на моем месте сделали этому человеку? Лично я, выслушав этого танкиста, пожал ему руку и от пустил его. Это действительно месть пострадавшего».
К великому сожалению, таких «героев» было бес численное множество и им было «предоставлено» право олицетворять «народную месть» на территории против ника.
Была сплошная полоса самочинных расправ с мест ным населением и волна диких самосудов над отдель ными представителями этого населения спившимися дезертирами и тыловыми «героями», любителями чело веческой крови.
В здоровой массе солдат и офицеров все чаще и чаще стали слышаться разговоры, не одобряющие этой вак ханалии, и всем нам было видно, что наши войска были почти вконец разложены, что при таком положении трудно говорить о развертывании дальнейших наступа тельных действий, что мы не можем сейчас сделать по- следного скачка и овладеть немецкой столицей.
Здесь уже ясно сказалось, что при таком состоянии дисциплины и деморализации войск нечего и думать об этом скачке.
Постепенно расширяя Одерский плацдарм, наши во йска начинают оправляться от внутренного разложения. Уже твердой рукой начинают насаждать дисциплину.
Этому во многом помогли маскировочные работы. Чтобы обмануть противника, решено было создать впе чатление, что дальше Одера наши войска продвигаться не будут и здесь, на Одере, закрепятся не менее, чем до осени. Во всей полосе войск были организованы широ кие полевые работы, на которых были заняты не толь ко оставшееся немецкое население и тыловые части, но и строевые подразделения. Свой сев некоторые дивизии иногда проводили буквально на глазах противника. Тем временем под этот многоголосый шум «посевной кампа нии» к исходным для боя позициям стягивались удар ные части прорыва немецкой обороны: артиллерийские корпуса, танковые части, кавалерия, мотопехота и дру гие резервы стремительного наступления.
В войсках «заработали» пропагандисты. Они, хотя с опозданием, но четко ставили перед солдатской мас сой задачи, как вести себя в побежденной Германии. Со ветскому командованию пришлось отказаться от своего пропагандиста-поджигателя — Эренбурга, и в «Правде» появляется статья «Илья Эренбург ошибается». В этой статье Эренбургу пришлось сказать, что не все немцы — эсэсовцы и не все оголтелые гитлеровцы, что есть сре ди немцев вполне приличные и хорошие люди. Вслед за этой статьей, как покаянное письмо, в войсках появля ется листовка Эренбурга «Рыцарь без страха», где рус ский солдат, уже наделавший тысячи преступлений под воздействием его человеконенавистнической пропаган ды, рисуется как освободитель, которому чужды заво- евательские планы, что его историческая миссия — это освободить Германию и Европу от нацизма; в этой статье он уже дает солдату какие-то нормы поведения. В со ветской печати тысячи пожаров постарались объяснить тем, что эти пожары устраивали сами немцы и что даже в одном из городков Германии сами немцы просили рус ских офицеров поймать какого-то сумасшедшего стари ка немца, который ходит по городу и поджигает дома.