Нина в ярости захлопывает дверь в мою спальню.
— Один человек — это уже слишком много. Ты слышал, что я рассказала про Логана? Вив не должна существовать здесь, Кам, это надо прекратить…
— Ладно, ладно, я знаю! — говорю я, вскакивая и начиная расхаживать по комнате. — Дай мне время разобраться с этим, я с ней поговорю.
— Думаешь, тебе удастся ее вразумить? Ты с ума сошел?
— Она меня послушает…
— А что насчет Логана? — спрашивает Нина. — Не одна Вив ведет себя странно.
— Больше это не повторится, — говорю я, утомленно проводя рукой по лицу.
— А если повторится, тогда что?
— Все, перестань! — кричу я срывающимся голосом. В наступившей тишине слышно только шум вентилятора, охлаждающего процессор. Нина долго ничего не говорит, и я начинаю надеяться, что она просто уйдет, но вместо этого она подходит ко мне и берет за плечи.
— Я знаю, тебе было тяжело, когда она умерла. Но если ты откажешься от нее сейчас, будешь хотя бы знать, что вы оба существуете — просто в разных местах. Это не то же самое что… смерть, — говорит она, заглядывая мне в глаза.
Она так близко, что я чувствую исходящий от ее волос запах персиков. Она опускает руки и смотрит вниз, на мои ладони. Внезапно решившись, она берет меня за руки и снова поднимает голову.
Заглянув в ее ясные глаза, я чувствую, как она тянется ко мне всем телом — и отстраняюсь, отпустив ее руки.
— Я не оставлю ее, Нина.
Девушка делает шаг назад и прислоняется к стене у окна. Я сажусь в кресло и берусь за воротник футболки. Не знаю в чем дело: в том ли, что сегодня я после долгого перерыва занимался физкультурой, или в том, что я целый день переживал, не зная, что написано на моей стене в «Фейсбуке». Может, мне просто нужно выспаться — но чувствую я себя предельно усталым и изможденным. Приходится положить локти на колени и подпереть голову руками. Я не чувствовал себя таким усталым с тех пор, как она умерла.
Нина садится на кровать напротив меня.
— Не позволяй ей помыкать собой, — говорит она, склоняясь ко мне.
— Я не позволяю. Да она и не пытается, — говорю я, судорожно сглотнув.
— Ты и сам знаешь, что это не так.
Беру айпод и, взглянув на экран, обнаруживаю, что мой список композиций заменен другим — и называется новый плейлист «Vibes аlа Viv». В списке полным-полно дурацких любовных композиций, которые так нравятся Вив.
— Ты можешь жить дальше без нее, Кам, ты это уже доказал — и она тоже может жить без тебя.
Я смотрю на Нину. Быть может, мы с Вив и правда научились жить друг без друга, но, пожалуй, ни я, ни она не рискнули бы назвать это жизнью. Спокойно слушать то, что говорит Нина, я больше не могу.
— Ладно, мы будем вести себя осторожней, — говорю я.
Нина берет за угол лежащую на кровати подушку, подтягивает ее к себе и, облокотившись, грустно качает головой.
— Только до следующего прокола, — говорит она.
Вставив в айпод провод от колонок, жму на кнопку «пуск». Комната наполняется синтетическими звуками танцевальной музыки, и в этот момент дверь в спальню распахивается.
— Я так и думала, что ты здесь, милый, — говорит мама и вдруг, увидев Нину, умолкает на полуслове.
— Миссис Пайк! — восклицает Нина, вскакивая, и, спохватившись, добавляет: — Я хотела сказать, вы, должно быть, миссис Пайк.
Мама, хлопая глазами от удивления, смотрит на Нину, потом — вопросительно — на меня. Я выключаю музыку.
— Пока, Нина. Прости, но тебе пора домой.
Нина делает шаг к двери, но мама останавливает девушку.
— Нет, постой, пожалуйста… — говорит она, неловко улыбаясь. — Нина? В последнее время Кам нечасто приводит друзей домой. Ты не останешься на ужин?
Нина смотрит на меня с таким явственным укором, словно все неприятности, происходящие во Вселенной, случаются по моей вине.
— Ты… ты… готовишь ужин? — спрашиваю я, глядя на маму.
Мамино лицо приобретает пунцовый оттенок.
— Я подумала… может, закажем китайскую еду?
— Спасибо, миссис Пайк… Мне нужно вернуться к брату, — говорит Нина, улыбаясь и проскальзывая мимо мамы к двери. — Мне нравится, как выглядит дом после уборки…
Нина обрывает фразу на полуслове и обращается ко мне:
— Кам, дай знать, если снова понадобится помощь с тригонометрией, — говорит она, выскальзывая за дверь, прежде чем мы с мамой успеваем отреагировать. Мама долго и с удивлением смотрит на меня, но наконец, широко и одобрительно улыбнувшись на прощание, исчезает в глубине дома, напевая на ходу.
Глава двадцать пятая
Выйдя из портала, я обнаруживаю на углу у школы Вив. Она ждет меня. От радости и удивления я чуть не застреваю в узком светящемся коридоре, заглядевшись на изящную фигурку, завернутую в куртку с символикой школьной команды и сидящую на декоративном валуне у дороги.
— Привет, красавица, — говорю я, целуя ее, — разве я не сказал, что зайду за тобой?
— Я подумала, может, мы сегодня пойдем на твою сторону?.. Не хотела тебя пропустить, а то вдруг бы ты еще куда-нибудь решил зайти по дороге…
В желудке после ее слов появляется неприятное ощущение, которое лишь усугубляется, когда я вспоминаю то, что вчера сказала Нина. Но Вив не помыкает мной — она просто не знает, как вести себя в сложившейся ситуации. И кто бы посмел винить ее после того, что я рассказал вчера? Нужно просто показать, насколько я лоялен по отношению к ней, и все.
— Я не собирался сегодня заходить к Нине, — говорю я, приподнимая брови. Вив смотрит на меня осуждающе, но потом, не выдержав, расплывается в улыбке и смеется, обнимая меня за плечи.
— Я так по тебе соскучилась со вчерашнего дня.
Чувствуя облегчение, улыбаюсь в ответ.
— Хорошая музыка, — говорю я как бы невзначай.
— О, ты заметил?
— Да, и сообщение на «Фейсбуке»… — говорю я напряженным голосом, снова обдумывая то, что сделала Вив. Отстранившись и держа ее за плечи, стараюсь придать взгляду суровое выражение. — Вив, не нужно делать такие вещи… если бы кто-нибудь прочитал, подумал бы, что это сделал я.
— Но ты же будешь любить меня вечно, правда? — спрашивает Вив, проводя пальцем по моему подбородку.
Не зная, что еще сказать, я сдаюсь и, прижав ее к себе, целую в губы.
— Прошу тебя, больше так не делай.
— Приятно было увидеть себя в качестве одного из двух твоих друзей, — шепчет Вив мне на ухо.
Глупо, конечно, но от ее слов в душе возникает тупая боль. Мы с Вив специально уничтожили списки друзей. Это был не просто символический жест: так нам по крайней мере не нужно было читать всякие глупости, написанные другими членами команд, из которых мы ушли. Вспомнив фотографию, где она держит под руку Камдена — звезду футбола, думаю о том, что в этом мире друзей на «Фейсбуке» у нее должно быть немало. Напомнив себе, что сейчас я ее Камден, беру Вив за руку. Она ведь ничем не обделена… не так ли?
— Не сердись на меня, — просит Вив, подталкивая меня к столбу. Шаря рукой в воздухе в поисках входа в портал, она бросает на меня взгляд через плечо. — Слышала, ты вчера напугал Логана?
Я отстраняюсь, почувствовав внезапный испуг. Вив, улыбаясь, поворачивается ко мне.
— Он сегодня прожужжал всем уши: «Я видел на улице призрак Камдена!» Ты бы видел его физиономию! Майк так расстроился. Пришлось в туалет бежать — не хотела, чтобы все видели, как я смеюсь!
— Надо было лучше соображать — такая глупая ошибка, — говорю я, закрывая глаза руками.
— Может, он по крайней мере отстанет от меня на какое-то время.
— Что?
Вив смотрит на меня, приподняв бровь.
— Последнее время он, очевидно, думает, что ему все можно, и не отстает от меня ни на шаг.
При мысли о том, что Логан пристает к Вив и может сделать с ней все что угодно, у меня темнеет в глазах.
— Тебя же нет, вот он и считает, что отказать ему никто не может.
— Пойдем найдем его, — говорю я, сжимая кулаки. — Этот ублюдок сам напросился.
Я уже готов сорваться с места, но в голове раздается предостерегающий голос Нины, призывающий меня не делать глупости. Опускаю руки и оглядываюсь.
— Если меня увидят… я не смогу больше сюда приходить.
— Тогда пойдем на твою сторону, — предлагает Вив, улыбаясь.
Начинает болеть голова. Ну вот, опять. Как ни неприятно это сознавать, но я испытываю нечто вроде раздражения при необходимости разгуливать по моей стороне. Но что можно сделать — Вив почему-то вбила себе в голову, что мой мир лучше. Ерунда какая-то.
— Не пойду, пока ты не пообещаешь, что не будешь входить в мой дом в мое отсутствие и писать на «Фейсбуке» от своего имени. Эти записи может увидеть кто угодно…
— Между прочим, засекли не меня, а тебя, — возражает Вив.
— Но я не пытался привлечь внимание Логана!
— А меня вообще никто не видел, — парирует Вив, хитро улыбаясь.
— Майк видел твой пост, — сообщаю я, глядя ей в глаза.
— Ну и черт с ним, — говорит Вив с презрением.
Легкая головная боль понемногу превращается в полномасштабную мигрень.
— Объясни мне, почему тебя так тянет на мою сторону? — прошу я.
— Просто мне там больше нравится, — говорит Вив, снова подталкивая меня к столбу и шаря в воздухе свободной рукой.
— Но есть же какая-то причина?
— Там все проще, — говорит Вив, держа перед собой полупрозрачную руку, испускающую призрачное зеленое свечение, и глядя на меня с серьезным видом, — а еще… возможно, я ревную.
Не говоря больше ни слова, она исчезает в вихре зеленого света. Я стою, беззвучно шевеля губами. Ничего не остается, кроме как последовать за ней. Пригнувшись, я проникаю в тоннель, и вот мы уже оба стоим на другой стороне, стараясь успокоить нервы после прохода сквозь область рассеянного в воздухе электрического тока.
— К кому ты меня там ревнуешь? — спрашиваю я, отдышавшись.
— Да ни к кому, забудь.
— Нет, ты не просто так об этом заговорила, — настаиваю я. — Скажешь мне?
Она подходит, чтобы поцеловать меня, но я прикладываю руку к губам. Вив хмурится.
— Мне кажется, здесь ты любишь меня больше. Кажется, я ревную… к самой себе.
Оправдания, которые я уже начал было придумывать, мигом вылетают из головы. Набираю полные легкие воздуха, но что сказать, не знаю. Проходит не менее минуты, прежде чем смысл слов, сказанных ей, доходит до меня. Как может Вив ревновать меня к… Вив?
Мы идем вдоль улицы по направлению к футбольному полю.
— Трудно было встречаться со звездой футбола, — признается Вив. — Я тебя так любила, но ты был нарасхват. Иногда мне казалось, что в тебе мало что остается для меня.
— Но если он был таким же человеком, как я, как он мог любить тебя меньше?
— Я уверена, что он любил меня так же, — шепчет Вив, — но то, что было у меня — у нее — здесь… Ты был предан ей, принадлежал ей без остатка.
Я смотрю на проволочную сетку, окаймляющую поле, покрытое темной, холодной травой. Мне-то казалось, она беспокоится по поводу Нины, а Вив, оказывается, хочет получить то, что было у той девушки, которая погибла здесь?
Стараясь осмыслить все это, я постепенно замедляю шаг. Как может человек ревновать… к самому себе? Подняв голову, смотрю на белую штангу, стоящую в зоне защиты, и вдруг все неожиданно проясняется. Я наконец понимаю, что она чувствует, потому что и сам подсознательно пытаюсь конкурировать с тем, другим Камденом.
Взяв Вив за руку, я веду ее мимо штанги ворот на пустое футбольное поле.
— Пойдем туда.
— Куда? — спрашивает Вив, неуверенно смеясь, но, подчинившись, послушно ступает на траву вслед за мной.
Пересекаем пятидесятиярдовую линию, и хотя меня тянет к скамейке запасных, мы идем дальше, на трибуну. Сквозь настил нижнего яруса, обвивая металлический каркас, к которому крепятся сиденья, пробиваются ростки травы. Поле зрения частично заслоняет старая комментаторская будка, которую никто давно уже не использует по назначению. Иногда ребята, правда, забираются туда, чтобы покурить травку. Мы поднимаемся все выше и выше. С верхнего яруса отлично видно поле и часть школьной территории. На улице темно и холодно, но наверху нас никто не потревожит.
— Зачем мы сюда пришли? — спрашивает Вив, ежась от холода.
— Чтобы ты принадлежала мне одному, — отвечаю я, садясь в кресло. Усадив ее на колено, обнимаю за талию и прислоняюсь спиной к перилам ограждения.
Она вертится, стараясь устроиться поудобнее. Когда ее нога обвивает мою, наши интимные места соприкасаются, и я, не в силах сдержаться, начинаю тихонько стонать от наслаждения.
С этой точки поле выглядит совершенно иначе. Я всегда был внизу и никогда не забирался на верхний ярус. Смотрю на разметку, выделяющуюся на темном фоне травы, стараясь восстановить в памяти свою последнюю игру, да так, чтобы увидеть ее с той точки, в которой мы сейчас находимся.
Трудно перестать воспринимать все от первого лица, но я хочу увидеть, как маленький, если смотреть на него с высоты, мяч попадает мне в руки. Маленькая фигурка игрока вырывается вперед, подозревая о том, что случится в следующую секунду. Почувствовав, как замерзшие пальцы Вив проникают под рубашку, я вздрагиваю от холода, но позволяю им погреться на моем теплом теле.
— О чем ты думаешь? — спрашивает она.
— Пытаюсь вспомнить, каким я был до того, как сломал ногу.
— А, — говорит Вив, прижимаясь холодным носом и губами к обнаженной груди в разрезе рубашки. — Тренировки, тренировки, тренировки… Потом, когда это случилось, после больницы — физиотерапия, занятия на тренажерах и снова тренировки.
— А мне кажется, было не совсем так, — говорю я, крепко прижимая ее к себе. — Вив; тренировки; Вив, Вив; тренировки; Вив.
Тянусь, чтобы поцеловать ее, но Вив игриво отводит мое лицо в сторону рукой.
— Нет, неправильно.
— Что ж, если бы на его месте был я…
— Так это и был ты, — поправляет меня Вив, хитро улыбаясь.
— Удивительно, насколько разная у нас с ним была жизнь…
— Ты, в отличие от него, сделал все правильно, — говорит Вив, внимательно глядя на меня сверху вниз.
Я смеюсь, запрокинув голову.
— Да я как раз все сделал неправильно! Не мог заставить себя снова играть в футбол… Если бы я вернулся, меня бы сейчас вся школа не презирала…
— Но ты же выбрал что-то взамен футбола? — спрашивает Вив, заглядывая в глаза и стараясь проникнуть взглядом в глубину души.
— Я выбрал… тебя.
Не успев еще договорить, я уже чувствую правоту сказанных слов. Разве нам нужен кто-то еще, пока мы есть друг у друга? Мне ничего не было нужно до того вечера, когда она погибла.
Вив хмурится, и в ее глазах появляется выражение такой беспредельной грусти, что смотреть в них у меня нет сил.
— Неужели я так плох?
Я обнимаю ее крепче, и Вив жмется ко мне. Черные кудри, рассыпавшись, скрывают ее лицо.
Ощущаю тепло ее губ, даже холодный ночной воздух не в силах их остудить.
— Ты для меня все, — говорю я.
Она, всхлипывая, выпрямляет спину и слегка отстраняется.
— Пожалуйста, позволь мне остаться здесь навсегда?
— Ну, будь серьезной, Вив… — говорю я, проводя пальцем по ее идеальному носику. — Что плохого в твоей жизни там?
Она, потупившись, Смотрит на колени и отвечает не сразу:
— Каждый думает, что может судить меня. Я просто хочу уйти от всего этого — с тобой.
Приподняв ее лицо за подбородок, заглядываю в глаза.
— Я уже говорил, что придется ждать. Тебе нельзя оставаться здесь сейчас, но и я никуда от тебя не уйду.
Вив отвечает мне внимательным долгим взглядом. Выражение счастья на ее лице угасает, и она медленно сползает с моих колен.
— Разве что к Нине, — бросает она.
Я сижу без движения, чувствуя, как тепло, рожденное соприкосновением наших тел, медленно растворяется в воздухе. На этот раз я был готов к чему-то подобному, но Вив сказала это таким тоном, что снова застала меня врасплох.
— Перестань, Вив, я же говорил тебе, что этого не будет…
— Откуда мне знать?
— Ты что, до сих пор считаешь, что она ведет себя странно? Потому что я не думаю…
Я беру Вив за руку, но она вырывается.
— При чем тут это?!
— Но она сегодня пыталась мне помочь…
— Что?!
Понимаю, что сказал не то, что следовало, но исправлять ситуацию уже поздно. Вив, крепко сцепив руки на груди, смотрит прямо перед собой.
— Я не ходил к ней — она пришла ко мне, — говорю я, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Давай вести себя разумно.
Неожиданно Вив запрыгивает на кресло прямо передо мной.
— Ты с ней почти не знаком — не знаешь, что она сделала. Она пыталась увести тебя…
— Вив, иди сюда, — прошу я, вскакивая и протягивая к ней руки. — Ты упадешь, а трибуны старые. У кресел нет спинок, и верхний ряд ограничен лишь низкими металлическими перилами, не дающими сидящим на последнем ярусе людям упасть назад.
В глазах Вив пляшет дикая злоба, как у хищника, загнанного в угол. Никогда не видел ее раньше в таком состоянии. Наклонившись вбок, она старается удержать равновесие, раскинув руки в стороны, как гимнастка, выполняющая упражнение на бревне. Бросив взгляд за перила, Вижу усыпанную битым стеклом землю, до которой не менее пятнадцати метров. Вив смотрит туда же, наклонившись вперед так сильно, что у меня щемит сердце. На лице грустное отсутствующее выражение. Холодный ветер немилосердно треплет ее кудри, то закрывая, то открывая лицо. Я ни с того ни с сего думаю о том, что стоит ей отбросить волосы назад, она тут же увидит, насколько неправильно все, что она сейчас делает.
Словно услышав мои мысли, Вив отбрасывает волосы в сторону — и ничего подобного не происходит.
— Интересно, больно было, когда я умерла? — спрашивает она, прижимая к груди сжатую в кулак руку и раскачиваясь. — Не думаю, что было так же больно, как сейчас.
Чувствую, как кожа покрывается холодным потом, но едва ли даже ледяной ветер сейчас может остудить мои разгоряченные мысли. Дрожа от волнения и прислушиваясь к бешеному ритму сердца, поднимаю руки вверх, как солдат, готовый сдаться на милость врага.
— Хорошо! Я обещаю, мы с ней никогда больше не встретимся. Прошу тебя, слезай!
Заметив испуг в моих глазах, Вив улыбается. Она делает шаг назад, чтобы сойти с кресла, но то ли теряет равновесие, то ли передумав в последний момент, решает не спускаться. Я кричу что есть сил. Не понимая даже, куда она падает — назад или вперед, я лишь вижу в ее глазах страх перед падением. И вдруг мы как будто снова оказываемся на переднем сиденье ее машины. Вив тянется за зажигалкой, а оставшийся без управления автомобиль, наткнувшись на бордюр, начинает кувыркаться, и это продолжается без конца. Прыгнув вперед, я протягиваю руку, хватаю Вив за куртку и тяну на себя. Мы валимся в проход между рядами, как подрубленные деревья, и я прижимаю ее к себе так, что мог бы, наверное, задушить нас обоих.
— Прости, я просто хотела тебя проверить, — шепчет она.
Я чуть-чуть ослабляю хватку, чтобы глотнуть воздуха, но отпустить ее совсем не могу.
Глава двадцать шестая
Около полуночи я без дальнейших приключений привожу Вив домой, пообещав зайти за ней на следующий день в девять часов вечера. Опустив за собой раму, я выбираюсь из спальни и медленно иду к тротуару. Ощутив под ногами асфальт, я открываю рот, чтобы вдохнуть — оказывается, я задержал дыхание еще у дома и все это время не дышал. Чувствую себя опустошенным и ни в чем не уверенным, и это еще слабо сказано. События вечера прокручиваются в памяти, как закольцованный фрагмент фильма, но каждый раз, как дело доходит до момента, когда я вижу Вив — мою Вив — на краю трибуны, рассудок мутится. Если я не хочу чувствовать себя совершенно разбитым завтра, нужно срочно бежать домой и ложиться спать, но вместо того чтобы повернуть налево в конце улицы, на которой живет Вив, я поворачиваю направо. Менее чем через минуту я оказываюсь на Дженесистрит и стою там, понимая, что дом Нины — последнее место на земле, где я должен быть.
Оглянувшись, прежде чем нажать кнопку звонка, испытываю неловкость человека, понимающего, что у него паранойя. Я все понимаю, но легче мне от этого не становится. Вив была так расстроена сегодня — наверное, есть что-то такое в ее жизни, чего я не знаю. А Нина — единственный человек, которого я могу попросить снабдить меня недостающей информацией. Пытаюсь убедить себя в том, что не делаю ничего плохого, так как действую в интересах нас обоих. Если я буду знать, что происходит, то смогу как-то воздействовать на события, что в конечном счете принесет пользу нам с Вив.
На этот раз застаю Нину в пижаме, хотя по глазам видно, что она не спала. На ней свободные серые шаровары, украшенные изображениями маленьких пингвинов, и кружевной топик синего цвета, явно не из того же комплекта. Не ожидал увидеть ее в таком виде, но отмечаю про себя, что выглядит она весьма привлекательно.
Беда в том, что я хотел поговорить с ней о Вив, чтобы понять причины ее странных поступков, но, увидев Нину в таком виде, сразу чувствую, что не смогу завести прямой разговор на интересующую меня тему.
— Как Оуэн? — спрашиваю я. — Он поправился?
— Да, он чувствует себя хорошо. Спит… — говорит Нина и, умолкнув, внимательно смотрит на меня. Мне сразу начинает казаться, что она видит меня насквозь и мой преувеличенно оптимистичный тон ее не обманывает. — Хочешь чаю? — спрашивает она наконец.
Нервы, взвинченные до предела недавними драматическими событиями, вопиют о разрядке. Чай — это то, что мне нужно. Решаю позволить себе расслабиться. Никаких клятв, признаний и театральных сцен. Просто Нина, ее дом и открытая дверь.
Попав на кухню, я тут же плюхаюсь в неудобное желтое кресло странной формы эпохи покорения космоса, наблюдая за тем, как Нина наливает воду в чайник. Пока бежит вода, Нина стоит спиной ко мне, прислонившись к шкафу. На меня она не смотрит, видимо, из принципиальных соображений.
Я внимательно слежу за ней. Нина ставит на стол две кружки, достает чай, наполняет сахарницу, и все это молча, ни разу не оглянувшись. Вопросов она не задает, и похоже, мое внезапное появление не вызвало у нее тревоги. У меня до такой степени дрожат руки, что приходится подсунуть их под себя.
— Я хотел зайти раньше… узнать, как себя чувствует Оуэн.
Она пожимает плечами.
Я вздрагиваю. В принципе, ее поведение не должно меня волновать, но то, как она намеренно демонстрирует незаинтересованность, почему-то меня раздражает. Я смотрю на синее пламя все время, пока закипает чайник, и отрываюсь от этого зрелища, только когда он начинает свистеть.
Нина разливает по чашкам кипяток, дает чаю настояться и кладет в мою кружку две ложки сахара. Внезапно мне становится приятно, что она знает, сколько сахара я кладу в чай.
— Спасибо, — говорю я, зажав кружку в руке.
— Мама всегда говорила: не бывает таких неприятностей, которые нельзя было бы пережить, если перед тобой стоит чашка хорошего чая, — отвечает Нина, улыбаясь и пожимая плечами. — Хотя ты, наверное, уже слышал это раньше.
— Это был не я, — поспешно поправляю я, поняв по тому, как Нина наморщила нос, что ей неприятно осознавать, что она, возможно, повторяется.
— Моя мама была родом из Англии, — поясняет Нина, — и однажды я тоже уеду туда жить — в то местечко, где родилась мама. Хочу жить подальше от больших городов, читать книги и приглашать гостей на чашку чая…
Внезапно испугавшись, что рассказ о романтических мечтах неуместен, Нина замолкает.
— Прости, тебе, наверное, это неинтересно.
— Нет, нет, рассказывай. Это так мило.
— Иногда мне кажется, что я тебе все это уже рассказывала, — говорит она, глядя на меня со странным выражением.
Пытаюсь представить, как она живет где-то в маленьком коттедже, но картина получается неполной, так как мне неизвестно, какие еще компоненты она считает необходимыми для счастья.
— И что же ты станешь делать долгими вечерами в Англии? — спрашиваю я, вспоминая стопку постеров в рамках, которую я видел в шкафу. — Будешь в одиночестве смотреть фильмы ужасов?
Нина смотрит на меня исподлобья, не поднимая головы.
— Я случайно увидел твою коллекцию, — поясняю я, чувствуя себя преступником. — У тебя хороший вкус.
— Ты… эти постеры подарил мне ты, — говорит Нина, нерешительно улыбаясь. — Мы с тобой вместе ходили в кино. Раз в неделю на фильм ужасов. Если он нам нравился, ты, то есть он, находил афишу и дарил мне. Так что я неплохо разбираюсь в морях крови и зомби.
— А что, своих зомби знать полезно, — говорю я, поднимая брови. — А почему ты их не повесила на стену?
— Они раньше там и висели, — говорит Нина, и улыбка исчезает с ее губ. Я вспоминаю голые стены ее спальни, похожей на тюремную камеру.
— Не обижайся, но в твоей комнате без зомби даже как-то страшнее.
Нина негодующе фыркает, но, не выдержав, начинает потихоньку смеяться.
— Поэтому он мне их и дарил, — замечает она. Она смеется все громче и громче и не может остановиться. Бледные щеки понемногу розовеют, и постепенно румянец заливает все лицо. Надо признать, что это ей идет.
В течение какого-то времени, отсмеявшись, мы не говорим ни слова. Нина достает из холодильника молоко и, задумчиво улыбаясь, помешивает ложечкой в своей кружке. Я стараюсь устроиться в кресле поудобнее. Правильно, что я зашел сюда. Может, в кружке чая все мои неприятности и не утопить, но рядом с Ниной я почувствовал себя гораздо спокойнее.
Напряжение возвращается, когда я вспоминаю, зачем пришел. Я сажусь прямо, понимая, что момент спокойствия и уюта прошел.
— Почему вы с Вив недолюбливаете друг друга? — спрашиваю я.
Нина широко раскрывает глаза, но с ответом медлит.
— Почему ты спрашиваешь? Она что-то сказала?
— Нет, просто… мне так показалось, — объясняю я.
Нина продолжает помешивать ложечкой в кружке, но это получается у нее все громче. Лучше бы она перестала это делать, а то я совсем не могу сосредоточиться. Спину она держит прямо, как будто собирается вскочить, но смотрит вниз на руки, а не на меня.
Собравшись с духом, я всё-таки решаюсь спросить о том, что хотел знать, направляясь к ней:
— Мне кажется или Вив действительно… злится, когда видит тебя?
Нина продолжает звенеть ложкой в кружке, по, видимо, громкий звук начинает раздражать и ее, потому что она вынимает ложку и держит се на весу.
— Да, — говорит она, — можно и так сказать.
Я сижу молча в ожидании продолжения, но Нина держит перед собой ложку и не произносит больше ни слова. Мне снова вспоминается, как Вив балансировала на краю трибуны, раскинув руки в стороны и глядя на меня бешеными глазами.
— Иногда она ведет себя опрометчиво, — говорю я.
— А что, разве она не была такой?
— Прежде, чем умерла? Да, была, но не до такой степени.
Я обдумываю дальнейшие слова, пытаясь понять, как объяснить Нине разницу между той Вив, которую знал я, и той, которую знает она.
— Она всегда была бесшабашной, но все это было скорее для смеха. А здесь она другая.
— В каком смысле?
Лицо Нины напоминает непроницаемую маску — это ужасно раздражает. На лице Вив всегда отражается все, что она в данный момент испытывает. По крайней мере можно понять, что она думает, хотя не всегда ясно почему. Понятно, что Нина никогда не скажет мне, что она в действительности думает о Вив, но мне было бы легче, если бы я мог понять хотя бы примерное направление ее мыслей. Но как бы внимательно я ни всматривался, ее лицо даже не дрогнуло.
— Сегодня я боялся, что она причинит себе вред.
— Вред? — спрашивает Нина, вскидывая глаза на меня. — Сама себе?
— Я не знал даже, что и подумать, Нина. Вив — моя Вив — никогда так себя не вела.
Я произнес это вслух и теперь чувствую, что меня вот-вот стошнит.
— А что именно она сделала? — спрашивает Нина напряженным голосом.
Я машу рукой, давая понять, что это не важно, и ставлю локоть на стол.
— Не имеет значения, что она сделала. Сейчас с ней все в порядке. Понимаешь, я просто хотел узнать, что происходит между вами?
Нина, прищурившись, смотрит на меня.
— А почему ты решил, что между нами что-то происходит?
— Какой смысл задавать этот вопрос мне, если я только что здесь появился? — спрашиваю я, нервно проводя рукой по волосам. — Ты не можешь просто сказать мне, почему она на тебя злится? А то мне уже начинает казаться, что Вив чувствует, даже когда я просто думаю о тебе.
— Ей никогда не нравилась наша… дружба, — с трудом произносит Нина.
Я сжимаю зубы, стараясь отогнать воспоминание, которое посещает меня снова и снова — о том, как Вив чуть было не упала с большой высоты. Она разозлилась, стоило мне просто упомянуть имя Нины. В ее глазах было такое отчаяние. А я так боялся, что она упадет — каждая клеточка моего тела кричала о ее спасении. Я закрываю глаза. Если я открою их, то снова увижу себя стоящим в темноте на верхнем ярусе трибун — или в машине перед аварией — под черным небом, грозящим проглотить нас обоих. Сижу, прислушиваясь к своему учащенному дыханию и шуму крови в ушах.
— Кам?
Почувствовав на своей руке теплую ладонь Нины, я подскакиваю от неожиданности и открываю глаза. В кухне тепло и уютно, горит яркий свет. Нина смотрит на меня с сочувствием. Я разжимаю судорожно сжатые кулаки и смотрю на нее. Нина отвечает мне легкой улыбкой. Неожиданно я чувствую в душе какой-то слабый отклик.
— Вив… — говорит Нина, хмурясь, — у нее немного неуравновешенная психика.