— У вас что, закрылась мастерская? Я жду уже больше получаса — хочу забрать свой велосипед.
— Извините, пожалуйста. Вы Тернбелл?
— Да, — буркнул клиент.
— Подождите минутку. — Она вошла в кухню, бросила цветы и корзинку на стол, сняла связку ключей с гвоздя, вышла и заперла за собой дверь, потом открыла дверь гаража и переспросила: — Вы Тернбелл?
— Да, — снова буркнул тот.
— Здесь... Вот он.
— Его починка заняла довольно много времени, — недовольно заметил мужчина. — Почти две недели.
— Ну, вы же знаете: нет работников, нет деталей. — Хильда сердито взглянула на него. — Вам повезло, мой сын в свободное время делает их.
— Разве ему за это не платят?
Она молча выкатила велосипед и толкнула его к хозяину.
— Сколько? — спросил тот.
Женщина бросилась в контору, заглянула в узкую книгу записей и крикнула ему:
— Двенадцать с половиной.
— Боже! — закричал он в ответ. — Да за эти деньги я мог купить вместо этого велосипеда другой, подержанный, но целый.
Хильда почти вытеснила его вместе с велосипедом из гаража и заперла дверь. И вновь побежала по улице. До фабрики боеприпасов было добрых четверть часа ходу, она пробежала это расстояние менее чем за десять минут.
— Грей, Дик Грей. Ага, мастерская номер четыре, — уточнил вахтер, просмотрев журнал. — Там — в конце.
Минут через пять она уже выходила из ворот с Диком.
— Я чувствовал приближение конца, — говорил он, — знал, что это случится, но не ожидал, что так скоро.
Она взглянула на его испачканную маслом щеку.
— Ты... ты думаешь, он знал?
— Наверное. За последние две недели она очень изменилась, но, думаю, несмотря ни на что, он продолжал надеяться. Хотя вряд ли ожидал, что все случится так неожиданно.
Они подошли к перекрестку, тут их пути расходились.
— Оставайся с ним как можно дольше и столько, сколько потребуется, — тихо произнесла Хильда. — За... за меня не беспокойся. Если... если я за-скучаю, обращусь к Молли. Он должен будет заняться похоронами и прочим, ему потребуется помощь.
Дик пристально посмотрел на нее, потом наклонился и, поцеловав в щеку, пошел в свою сторону.
А Хильда машинально побрела домой, без конца повторяя про себя: «Ах, Флори, Флори!», и каждый раз произнесенное имя звучало как мольба о прощении. С юности она злословила в ее адрес, чернила, порочила, а когда в ее жизнь вошел Абель, ревновала и ненавидела. И теперь, когда она умерла, было уже поздно сказать: «Прости меня за все, что я наговорила о тебе».
Войдя в кухню, Хильда, не снимая шляпы и пальто, села за стол и, уронив голову на руки, плакала и разговаривала с женщиной, которую долгие годы считала своей сестрой, она говорила с ней так, как никогда в жизни. И, в конце концов с мольбой попросила: «Пожалуйста, Флори, позволь мне вырастить твою девочку. Оставь мне ее. Прошу тебя! Пожалуйста!».
Глава 12
Дик не мог понять отца. В тот вечер он встретил его у ворот фабрики. И когда осторожно сообщил ему о происшедшем, (хотя уже сам приход Дика был достаточно красноречив), Абель просто посмотрел на него, словно не узнавая, и побрел по направлению к Богс-Энду. Лишь однажды остановился, оперся рукой о фонарный столб, глядя себе под ноги, потом зашагал вновь.
Дик ожидал, что отец даст волю своему горю, когда они придут в его комнату, но Абель лишь сел и немигающим взглядом уставился на газовую горелку, стоявшую на пустом столе рядом с мелкой кухонной раковиной.
— Хочешь, приготовлю чай? — предложил Дик.
Абель отрицательно покачал головой и заговорил, только когда Дик упомянул о похоронах.
— Я займусь этим, — коротко бросил отец.
Потом Абель вышел в туалет, расположенный на улице. Когда прошло минут двадцать, а его все не было, Дик открыл дверь черного хода и увидел какого-то человека, стоящего во дворе. Он прислонился к двери, ведущей на верхний этаж, и, увидев Дика, кивнул в сторону туалета.
— Какой-то хрен напрочь засел там.
Отец вышел через несколько минут, прошел мимо мужчины, даже не взглянув на него, и, оказавшись в комнате, сказал Дику:
— Ну, а теперь иди домой. Не беспокойся за меня.
— Я не оставлю тебя в таком состоянии.
Абель повернулся, посмотрел на сына, будто в этот вечер впервые увидел его, и тихо произнес:
— Я буду в таком состоянии очень долго, сынок, очень-очень долго, так что иди домой.
— Я схожу домой, умоюсь, переоденусь и вернусь, — пообещал Дик, глубоко вздохнув.
— Я могу выйти.
— Я все равно приду...
Когда Дик позднее вернулся, Абель был дома, как и все последующие четыре вечера, предшествовавшие похоронам...
Светило солнце, изморозь блестела на траве. Кроме священника и могильщика, на похоронах были только Абель, Хильда и Дик. Гроб стали опускать в могилу. Дик взял Хильду за руку и повернул в сторону. У нее было красное распухшее лицо, слезы катились по щекам.
— Я пойду, — сказала она Дику, когда они подошли к часовне.
— Он хотел бы поговорить с тобой.
— Нет-нет! Не надо! — Она резко покачала головой.
— Тем не менее, подожди, — посоветовал Дик.
Наконец Абель отошел от могилы и направился к Хильде. Это была их первая встреча с того дня, когда она выгнала его из дома. Он молча постоял, глядя на нее, наконец тихо произнес:
— Спасибо, Хильда!
Что могла она ответить? Если бы даже и захотела, то не смогла бы: слова застревали в горле. Она просто качнула головой.
— Я... я заберу ребенка, как только найду подходящее место, — пообещал Абель.
Тут она вздрогнула и быстро, не очень внятно забормотала:
— Не беспокойся. Все в порядке. Столько, сколько ты хочешь... Я имею в виду, я присмотрю за ней столько, сколько ты захочешь. Дик здесь, — она махнула рукой в сторону, — он может приносить ее к тебе повидаться, и... и ты можешь гулять с ней, когда тебе захочется. Дик принесет ее...
— Спасибо! — кивнул ей Абель. — Спасибо, Хильда! Ты очень добра. Я очень благодарен тебе за все, что ты делаешь. Я... я знаю, это нелегко.
— Да нет, что ты! — Она энергично покачала головой, опровергая его слова, но когда он сказал: «Я... буду оплачивать ее содержание», она закричала почти в своей прежней манере: — Ну, нет! Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Ну, хоть тут пощади меня.
— Что ты, прости! Ну, как хочешь... как ты скажешь. Но знай, я очень благодарен. — Внимательно посмотрев на нее, Абель медленно обернулся и взглянул назад, туда, где еще суетились могильщики, выравнивая могилу его любимой, хороня его любовь... Нет, так нельзя сказать, он никогда не сможет похоронить свою любовь. Он не желает хоронить ее, хочет чувствовать ее до конца дней своих, хочет сохранить боль, зная, что она возникла из редкого чувства. Оно принесло ему счастье, определить и описать которое можно только словами «восторг, экстаз». Такое счастье почти всегда завершается болью. Все великие истории любви заканчивались страданиями. Но какова бы ни была расплата, он бы ни за что на свете не отказался ни от одного мига такой любви. Одно удивило Абеля — он ни разу не заплакал после смерти Флори. У него было странное ощущение: если б он заплакал на этот раз, то слезы были бы кровавыми.
Хильда стала прощаться, и он вновь повернулся к ней и вежливо произнес:
— Спасибо! Спасибо, Хильда!
Он смотрел ей вслед, и какая-то часть его изумлялась свершившейся в ней перемене. Казалось, в ней теперь не было ожесточенности, враждебности, смерть Флори очистила ее. Хотя Флори была еще жива, когда Хильда взяла на себя заботу о ребенке. Наверное, ей пришлось многое преодолеть в себе, чтобы принять ребенка — его ребенка, ребенка Флори — в свой дом, хранимый Богом дом, в котором осуждался грех. Но нет, нет, он не должен думать о ней так. Хильда изменилась, что-то изменилось в ней коренным образом. Они все стали другими. И его сын тоже.
Абель взглянул на Дика. Он стал мужчиной, на-стоящим мужчиной. Он всегда будет хорошим человеком, будем надеяться, что в нем не слишком много от отца, иначе это было бы просто несчастье. А с другой стороны, пусть он лучше побольше унаследует от него, чем от своей матери. Эта мысль напомнила Абелю о полученном этим утром письме от его адвоката, который сообщал, что началось дело о разводе. Абель направился к воротам кладбища, и в сознании у него мелькнуло:
«Теперь я могу жениться на Флори. Я могу жениться на Флори». Он остановился, стряхивая наваждение, и посмотрел на Дика.
— Ты можешь сейчас пойти со мной? — спросил отец.
— Само собой, конечно, — ответил сын. — А куда ж еще, по-твоему, я направляюсь?
Глава 13
Последующие девять месяцев они действовали по плану. По вечерам в субботу и воскресенье Дик или Молли привозили коляску на Бартвелл-плейс и оставляли малютку с Абелем.
Дик видел, что отец радовался Люси. Девочка уже начала ходила и что-то по-своему щебетать. Но он никогда не выходил с ней на прогулку. Дик также хорошо понимал, что у Хильды не было ни минуты покоя, пока ребенок не возвращался домой. Он знал: Хильда боялась, что однажды Абель скажет: «Я нашел приличное место... и гувернантку».
Это слово возникло лишь однажды, когда Дик говорил с Хильдой о девочке, и именно он упомянул его.
— Отец ищет приличную квартиру, но я объяснил ему, что он не справится без гувернантки, ведь девочке требуется много внимания.
— Гувернантка?! — закричала Хильда. — Да я хорошо знаю этих гувернанток, имела удовольствие видеть некоторых из них.
И Дик понял: в ее глазах, гувернантка имела одну-единственную цель — подцепить Абеля на крючок. Дик знал, в какой вечер у Хильды возник свой замысел. Они сидели тогда втроем у камина, и Молли сообщила:
— Тетя Хильда, на следующей Пасхе мы собираемся пожениться.
Хильда перевела глаза с Дика на Молли.
— Я рада, хотя... — ласково ответила она и, вновь взглянув на Дика, призналась: —...мне будет не хватать моего мужчины в доме.
— Что ты! — Он махнул рукой в ее сторону. — Вряд ли ты заметишь какую-то перемену. Я и сейчас то там, то здесь, иногда я чувствую себя, как игрушечный заводной чертик, — рассмеялся Дик и добавил: — Когда война кончится, мам, я собираюсь продолжать работать на фабрике, некоторое время еще будут требоваться запасные части к самолетам. Думаю, тебе надо будет решить, кого нанять на постоянную работу. Как справедливо заметила Молли, скоро мы можем стать свидетелями конца войны, а это означает, что снова появятся автомобили, люди будут сходить по ним с ума, у нас будет нормальный бизнес, много работы. Юный Стивен хорошо разбирается в велосипедах, но это все...
— Стивен не годится, — возразила Хильда, — он неумеха и приносит больше вреда, чем пользы. И дело не только в этом. — Она вздернула подбородок. — Знай, я собираюсь избавиться от него, как только смогу. Он не годится так же, как и Артур Бейнс.
* * *
Когда на следующий день Дик вернулся с девочкой от Абеля (он всегда носил ее на руках, ненавидел возить в коляске), Хильда сразу же поинтересовалась:
— Ну, как он?
— Как всегда! — ответил Дик. Затем, взяв чашку чаю, поставил ее на стол, сел в деревянное кресло и, наклонившись вперед, почти простонал: — Мне просто хочется плакать, когда я его вижу. Эта комната! В работном доме было бы уютнее. И он никуда не выходит.
— Он... пьет? — с тревогой в голосе спросила Хильда.
— Пьет? — Дик удивленно взглянул на нее. — Нет-нет, не думаю. Мне кажется, он экономит и копит каждый пенс. И питается не совсем нормально, просто кожа да кости, и... какой-то потерянный. Так долго продолжаться не может. — Дик пристально посмотрел на нее и повторил: — Так долго продолжаться не может, с ним что-нибудь случится. Я... я удивлен, что отец не попытался сделать что-нибудь с собой. И вероятно, сделал бы, если бы не ребенок.
Тут уж она присела к столу и, проводя пальцем по его кромке, спросила:
— Зачем он копит?
— Понятия не имею, может быть, на дом, — предположил Дик.
— И заберет Люси?
— Да, пожалуй, таков его замысел, — после долгого молчания произнес он. — Отец... очень любит девочку, всегда с нетерпением ждет ее.
— Дик, если он заберет у меня малышку, я умру, — медленно проговорила Хильда.
— Ой, мама! — Он не подошел к ней, просто внимательно посмотрел на нее и впервые не мог найти никаких слов утешения.
— Она — это все, что у меня есть, — призналась женщина. — Она изменила мою жизнь. Мне... мне кажется, я вижу мир по-другому.
Ее пальцы замерли, она взглянула на Дика, как бы ожидая ответа, который мог бы снять эту проблему.
И когда он предложил решение, понял, что сформулировал именно то, что было у нее на уме уже давно.
— Единственный способ удержать ее — вернуть его обратно.
— Да, понимаю... — тихо ответила Хильда. — Но захочет ли он вернуться? Вот в чем суть. Вернется ли он?
— Скоро он получит развод, — сказал Дик и был крайне удивлен ее реакцией.
— Я ждала не этого! — закричала она, вскакивая. — Он мог бы вернуться в любой момент, мне нужно совсем не это!
Открыв от удивления рот, Дик понял, как существенно она изменилась. Это был голос не тети Хильды. Тетя Хильда больше не существовала.
— Что ты предлагаешь, каков твой план? — откровенно спросил он.
— Завтра узнаешь. — Она несколько раз быстро кивнула головой и повторила: — Завтра узнаешь.
* * *
Дик стоял во дворе, качая коляску вместе с Люси. Девочка держалась за ручки и что-то громко щебетала, как всегда, когда бывала довольна, а раскачивание коляски доставляло ей большое удовольствие. Он быстро повернулся к Хильде, вышедшей из двери кухни, и продолжал смотреть на нее, когда она запирала дверь.
— Слушай, что ты так уставился на меня?
— Просто так. — Дик подтолкнул к ней коляску и пошел чуть позади.
Хильда решилась. Первый раз в жизни он увидел, что она накрасила губы и наверняка подрумянилась. На ней было ее лучшее пальто и новая шляпа. Ну и ну! Можно просто умереть от неожиданности! Но Дик надеялся, уповая на Господа, что неожиданности не подстерегают ее, она выиграет сегодняшнее сражение и в конце концов обретет хоть немного счастья, а тем самым даст покой его отцу.
Двадцать минут спустя отец открыл дверь, и Дика охватила тревога. Он не мог понять выражения лица Абеля, когда тот увидел Хильду с малюткой на руках.
Обстановку разрядила сама Хильда.
— Я могу войти? — бодро, но в то же время спокойно спросила она.
— Да, конечно! — Абель широко распахнул дверь и посмотрел на сына.
— Может, оставить коляску здесь, у дверей? — предложил тот.
— Нет, нет, втащи, иначе ее не будет тут уже через две минуты.
Войдя в комнату, они стояли молча, глядя друг на друга.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — произнес, наконец Абель и выдвинул вперед стул. Хильда, прежде чем сесть, протянула ему девочку. Взяв ее на руки, Абель взглянул на Люси, которая схватила его за подбородок и что-то пролепетала. — Она говорит «Па-па», — с замиранием сердца проговорил Абель.
— Она все время повторяет это, — засмеялся Дик, — начиная со вчерашнего дня.
— А-а... — Абель улыбнулся дочери, у которой были глаза Флори и рот Флори. Он поцеловал ее в щечку, что вызвало мгновенный отклик: вполне осознанно девочка обняла его за шею. — Она... она в прекрасном настроении, — констатировал Абель, взглянув на Хильду.
— Да, пожалуй, она почти единственная, о ком это действительно можно сказать.
— Что?! А я? Я в полном порядке.
— Угу! — буркнула Хильда.
Дик посмотрел на озадаченного отца. Итак, сражение началось, но Абель не был готов к нему. Сдастся он или выстоит? Что ж, оставалось выяснить, насколько силен противник.
Хильда резко встала со стула и теперь медленно прохаживалась по комнате, вид которой действительно ошеломил ее.
Этот осмотр явно смутил Абеля, и он неловко заметил:
— Я... я недолго пробуду здесь. У меня есть другое место.
— Да? — Она кивнула ему. — Судя по твоему виду, не думаю, что ты сможешь долго им наслаждаться.
Абель вопросительно посмотрел на Дика, но тот лишь слегка приподнял брови и едва заметно пожал плечами: дескать, понятия не имею, о чем она...
— Сядь, Абель, — попросила Хильда.
Он переложил малютку на другую руку, потом взял стул и сел. Теперь их лица были почти на одном уровне.
— Пожалуйста, не перебивай меня, — заговорила она твердо и спокойно. — Ты не можешь больше жить в этой грязной берлоге, это конец. Я пришла забрать тебя домой. Не надо, не возражай. Не надо. — Женщина подняла руку, как полицейский, перекрывающий уличное движение. — Я же попросила тебя дать мне высказаться. Я... я ничего не требую от тебя, потому что тебе нечего дать, я знаю и готова к этому, но я... я хочу заботиться о ребенке. И, кроме того, в нашем деле мне нужен мужчина. Дик скоро собирается жениться, я останусь совершенно одна. У меня есть помощник, от которого никакого толку, он только выкачивает из меня деньги. Я была бы тебе очень признательна, если бы ты вернулся. И хочу напомнить тебе, хотя этого и не следует делать: ты мне обязан и вот теперь можешь вернуть долг. Так что если ты намерен рассчитаться, пакуй свои пожитки и пошли отсюда, из этого кошмарного места, недостойного даже свиньи.
Он не двинулся с места, и ребенок тоже, будто замер в его руках. Они оба смотрели на женщину, которая стала для его ребенка матерью и которая когда-то считала себя его женой. Как и Дик, Абель с удивлением заметил следы косметики на ее лице. Обратил внимание и на то, что она похудела. Но заметнее всего была внутренняя перемена в ней. Она просила его вернуться, предлагала ему чистый, уютный дом, хорошее питание, комфорт и... себя? Абель нуждался и в уютном доме, и в спокойной обстановке, но потребуется ли ему когда-нибудь она... или какая-нибудь другая женщина? Он не мог ответить на этот вопрос. Опустив голову, смотрел на потертый линолеум, который тщетно пытался отскрести. Потом он поднял глаза на Хильду и медленно произнес:
— Я все еще женат, Хильда...
— Я прекрасно знаю об этом, — ответила она, вскинув подбородок.
Он чуть было не рассмеялся.
— Тебе следует подумать о своей репутации, — напомнил Абель, — возникнут пересуды. Трудно будет противостоять викарию в таком вопросе.
— С викарием я уже разобралась, — гордо заявила Хильда.
Теперь ему уже действительно очень хотелось смеяться, но он сдержался. Чувство, которое он испытывал, было столь же далеко от смеха, как и от слез. Хотя он знал, что плакать не будет больше никогда. Он вновь опустил голову.
— Собери вещи отца и пошли, — тоном, не терпящим возражений, сказала она Дику.
Дик, словно подросток четырнадцати-пятнадцати лет, бросился выполнять ее приказание. Он подбежал к расшатанному шкафу, снял сверху чемодан и, водрузив его на кровать, начал складывать туда немногочисленные пожитки отца. Услышав, как Хильда тихо сказала: «Дай мне ее», Дик понял, что она взяла у Абеля девочку, посадила ее в коляску, а потом выкатила коляску на улицу.
— Дик, — тихо позвал отец, стоя у двери, ведущей во внутренний двор.
Подойдя к нему, Дик понял, что отцу с трудом дается речь, скорее похожая на бессвязное бормотание:
— Я... не знаю. Это неправильно. Мне... мне стыдно...
Он взял Абеля за руки и даже попытался встряхнуть его.
— Это к лучшему, — уверял Дик отца. — Ты нам всем нужен, и ты нужен ей. И ты ей действительно кое-чем обязан. Не забывай об этом, отец... ты обязан ей многим...
Через несколько минут они шли по улице, как нормальная семья во время субботней вечерней прогулки: Хильда впереди катила коляску, отец и сын — позади. И лишь когда очутились во дворе, Дик понял, в каком шоке находится отец. Лицо бледное, на скулах, обтянутых кожей, белые пятна, глаза запали. Подойдя к двери кухни, Абель посмотрел по сторонам. Взгляд его задержался на окне над гаражом, видимо, мысленно он заглянул в комнату, служившую им убежищем, когда они впервые пришли в этот двор.
— Ну, вот мы и пришли, — сказала Хильда. — Перестань кричать. Через минутку я дам тебе чаю. Дик, подержи девочку и не опускай на пол, пока я ее не переодену.
Дик держал ребенка на руках и с восхищением наблюдал за Хильдой. Все было так, будто они только что вернулись после обычной прогулки. Потом взглянул на отца. Тот сидел в большом деревянном кресле возле камина, не снимая пальто и держа на коленях свою мягкую фетровую шляпу.
Когда Хильда тихо попросила: «Дай мне, пожалуйста, свое пальто», Абель не встал со стула и не взглянул на нее. В нем что-то происходило: что-то жгло ему внутренности, как кипящая лава. Жар поднимался все выше и выше к горлу. Внутри все вопило, сопротивляясь этому, кричало: «Нет! Нет! Никогда! Только не снова! Никогда!». Он мог вынести этого унижения, мог вынести все, пока сохранял себя, свою суть, пока был способен выдерживать человеческую доброту. Пока таил в себе свои чувства, ничто не могло задеть его, но теперь он терял самообладание. Сила покидала его. Он не мог бороться с мощью этого горячего потока и сдался ему...
Абель громко закричал, спрятал лицо в ладонях и начал раскачиваться, как женщина, охваченная мукой страдания.
Какой-то миг Хильда стояла и смотрела на него, потом, обняв, прижала его голову к своей груди и низким, задыхающимся голосом стала утешать:
— Все в порядке. Все хорошо. Ты — дома. Все кончилось. Вот и все. Успокойся, мой дорогой, успокойся. — Она не помнила, чтобы когда-нибудь прежде называла его «дорогой», зато постоянно обращалась так к его детям — к сыну и к крохотной дочурке.
Он отнял руки от лица и обнял ее за бедра, но Хильда не питала никаких иллюзий: это был жест ребенка, ищущего утешения и защиты.
Сквозь затуманенные слезами глаза, она посмотрела на Дика, стоявшего с ребенком на руках, и поняла, что теперь у нее двое детей: один ребенок — девочка, которая когда-то станет женщиной; другому — мужчине — она надеялась помочь обрести душевный покой. Она не просила, чтобы этот покой оказался любовью, однако жизнь могла быть долгой, и надежда всегда умирает последней...
Дик стоял, прижимая к себе дитя, и смотрел на отца. В этот момент ему показалось, что он видел отца настоящим мужчиной, только когда тот плакал. У него самого было мокрое лицо, но он знал, что никогда не сможет плакать, как отец, потому что ему далеко до отца. В Абеле, чья жизнь казалась ничем не примечательной, кроме встречи с четырьмя женщинами, Дик сознавал присутствие чего-то очень значительного. Возможно, это станет очевиднее в последующие годы, даже если воплотится лишь в том, что отец сделает счастливой женщину, которой причинил много горя, и которая сейчас испытывала особую радость, помогая ему обрести равновесие.
Внимание!