— Отдайте ее моей... моей матери! Она ждет там, наверху.
Хильда и Молли стояли чуть в стороне от края воронки, но ясно услышали каждое слово Дика и переглянулись. Хильда опустила голову и посмотрела на землю, но это длилось долю секунды, потом она сделала несколько медленных шагов к воронке, где стояли спасатели. Над краем воронки появился запыленный сверток, его стали передавать из рук в руки. Хильда, как завороженная, пристально наблюдала за ним, руки ее повисли как плети. И когда девочка оказалась у женщины в форме Красного Креста, Хильда сделала движение вперед и взяла ребенка Флори и Абеля.
— Все правильно, миссис? Вы позаботитесь о ребенке? Если потребуется доктор, он на пункте первой помощи.
Хильда кивнула.
Молли теперь стояла рядом, и Хильда хотела заговорить с ней, но не могла произнести ни слова. Она откашлялась и сделала глубокий вдох, а затем произнесла осипшим голосом:
— Мне... мне нужно отнести ее домой, вымыть. Ты останешься здесь и посмотришь, что случилось с... нашей Флори?
— Да-да, конечно. Вы управитесь с малюткой?
Хильда вновь кивнула и, склонившись над младенцем, осторожно двинулась прочь от руин.
Молли посмотрела ей вслед, затем быстро вернулась к воронке и увидела, как туда опускают медицинскую сумку.
— Она... она жива... мать? — шепотом спросила Молли своего соседа.
— Не знаю, девушка, но кто-то там внизу живой, только что вызвали доктора. А вот человек, кого сейчас подняли, похоже, мертв.
Молли увидела, как на камни положили худого морщинистого мужчину. Хотя лицо его было сильно испачкано, она сразу же узнала мистера Доннелли и подумала: «Бедная душа! Бедная душа!».
Она не помнила, сколько раз в течение получаса, а может быть, часа повторяла эти слова, и вдруг обнаружила, что Дик стоит рядом. Она не заметила, когда он подошел, все ее внимание было сосредоточено на самодельных носилках, куда положили одну из жертв бомбардировки. Когда Дик зашагал, спотыкаясь, Молли пошла с ним, держа его за руку. Он миновал трубы, протянутые от пожарных насосов, военные грузовики и подошел ко все еще сохранившейся стене, отделявшей сад от улицы. Здесь, нежно отстранившись от нее, Дик прижался лицом к кирпичной кладке и заплакал. Молли не произнесла ни слова, лишь повернула его к себе и обняла.
— Прости меня, — сказал Дик, глядя ей в глаза.
— Не говори ерунды... Она... она умерла?
— Нет. — Дик покачал головой. — Но, возможно, было бы лучше, если бы умерла. Доктору пришлось отнять ей одну руку, у нее раздроблена нога, но, кажется, ужаснее всего обстоит дело со спиной.
— Бедная, бедная Флори, — промолвила Молли дрогнувшим голосом.
— Да, бедная, бедная Флори. — Но он не стал добавлять: «И бедный, бедный па».
Какое-то проклятье тяготело над его отцом, дурной глаз. Не судьба ему быть счастливым. Этот последний удар судьбы просто уничтожит его, он будет винить себя за то, что не был с нею. Если он прежде любил ее, теперь он полюбит ее еще сильнее... если она выживет. А она должна жить, по крайней мере, дождаться его выхода, иначе... дальше Дик уже не смел загадывать.
Глава 9
Ребенок, агукая от удовольствия, лежал в новой кроватке. Хильда поставила колыбель в кухне, где малютка постоянно находилась в поле ее зрения. Ей хотелось все время смотреть на девочку, она часами сидела и глядела на нее, неважно, спала та или бодрствовала. Она уговаривала себя прекратить это, ведь ребенок у нее ненадолго. Абель вот-вот выйдет из тюрьмы и заберет малютку... Но вот куда? Ему некуда забрать девочку. Сегодня Хильда решила сказать Дику, что готова присматривать за ребенком, пока Абель не обустроится. Она хорошо понимала: на это потребуется немало времени, ведь где бы он ни поселился, там должно быть предусмотрено использование инвалидной коляски. И, кроме того, Флори пробудет в больнице несколько недель или даже месяцев, и все это время девочка может оставаться у нее... Ну, если, конечно, Абель согласится. Но какой у него выбор? Он может поместить ее в муниципальный детский дом. Нет-нет, этого она не допустит. Она даже готова сама пойти и поговорить с ним.
Хильда подошла к кроватке и заглянула в смеющееся личико.
— А, вот ты какая! Вот какая! — цокая языком, приговаривала она. — То смеешься, то плачешь и всегда хочешь на ручки. Ну, ведь хочешь? Хочешь? — И, как обычно, найдя повод взять девочку на руки, наклонилась над кроваткой и вдруг услышала знакомые быстрые шаги Дика во дворе. Хильда тут же выпрямилась и подошла к кухонной раковине. И когда он вошел, стала тщательно ее драить.
Все мальчишеские черты, еще сохранявшиеся у Дика неделю назад, теперь напрочь исчезли вместе с заиканием и подергиванием плеча, (правда, это еще надолго сохранялось после суда). Суровая реальность жизни вытеснила все его подсознательные страхи.
Не говоря ни слова, Дик прошел к кроватке и посмотрел на малютку. Потом снял пальто и, швырнув его на спинку стула, подошел к камину и уставился на огонь немигающим взглядом.
— Я не смог сообщить ему, — немного помолчав, сказал Дик.
Хильда резко повернулась к нему.
— Но ты должен был! Все равно, рано или поздно — но сказать придется.
Он медленно опустился в деревянное кресло.
— Я не осмелился рискнуть в таком месте! Он мог впасть в неистовство и попытаться бежать, а ему осталась всего неделя или около того. Он... он не может понять, почему она не приходит. Я лишь сказал ему, что у нее тяжелая форма гриппа. Кстати... — Он бросил взгляд на Хильду. — На обратном пути я... я заглянул в больницу. Она хотела бы видеть тебя.
— Что?! — Хильда схватилась рукой за горло. — Она так сказала?
— Да.
Теперь она тоже опустилась на стул.
— Ты пойдешь? — спросил Дик.
Женщина медленно, в раздумье, покачала головой, глядя в пол:
— Я... я не знаю. Боюсь, мне будет трудно с ней встретиться.
— Но теперь-то ты не должна на нее обижаться.
— А я и не обижаюсь. Нет. Просто... — Она встала со стула, переплела пальцы, с силой выворачивая их. Потом повернулась к нему спиной и пробормотала: — Я желала ей зла, болезни, боюсь, я просто не смогу с ней встретиться.
Подойдя к Хильде, Дик положил ей руку на плечо.
— Нашего полку прибыло! — усмехнулся он.
— Что? — Хильда резко обернулась.
— Молли прошла через чистилище, — сказал Дик, — потому что как-то пожелала своей матери смерти. На протяжении многих лет я тоже желал смерти своей матери, чтобы отцу не пришлось пережить то, что он теперь переживает. Месть — естественное чувство, мы все подвержены ему. Пойди и повидай ее. Ей нужен кто-то... кто-то из родственников.
— Не говори глупостей. Мы — не родственники, ты же знаешь.
— Нет, родственники. Вы выросли вместе. Важно не рождение, а детство, а его вы провели вместе. Почему я люблю именно тебя, а не ту женщину, которая родила меня? Давай же, смелее. — Он обнял ее. — Мы пойдем туда вместе сегодня вечером, а Молли присмотрит за малюткой. Ну, а теперь, — Дик оттолкнул ее от себя, — окажите мне величайшую услугу в виде чашечки чаю.
Легкое поддразнивание ее по поводу еды, напитков — это была удачно избранная им тактика отвлекать ее от мрачных мыслей, но сейчас Хильда даже не улыбнулась ему, просто кивнула. И, подойдя к плите, начала заваривать чай.
* * *
Медсестра открыла двери палаты, и ватага посетителей как под дуновением мощного ветра ворвалась внутрь и рассеялась в разные стороны. Хильда неподвижно стояла в коридоре. Вся в напряжении, не в силах сказать ни слова, она умоляюще глядела на Дика и, наконец, выдавила:
— Войди ты первый, пожалуйста, лучше я увижусь с нею с глазу на глаз... Ну, ты как бы подготовь ее.
Он бросил на нее негодующий взгляд, повернулся, а она осталась стоять у дверей в ожидании. Но когда она увидела, что буквально через мгновение он вернулся, глаза ее расширились, и она медленно покачала головой, как бы отвергая внезапную мысль.
— Все в порядке, — улыбнулся ей Дик, — ее только что перевели в боковую палату, номер два, — он показал вдоль коридора, — вон туда.
— Ей хуже? — спросила Хильда.
— Не знаю. Просто подожди немного.
Прошло еще минут пять, и когда Дик появился снова, на его лице уже не было улыбки.
— Утром у нее снова операция, — сообщил он.
— Что, совсем плохо?
— Да, выглядит-то она вроде бы все так же, но... кажется, что-то ухудшилось в... в позвоночнике. Ну, давай, — подбодрил Дик, — она ждет тебя.
Хильда подошла к двери и, войдя в комнату, увидела женщину, распластанную на больничной койке. Боже мой! Боже мой! Хильда была не в состоянии двинуться, пока голос, такой знакомый, не окликнул ее:
— Привет, Хильда!
Она заставила себя подойти к постели и теперь смотрела на лицо, к которому испытывала ревность всю свою сознательную жизнь.
— Как ты? — спросила Флори.
Что можно было ответить на это? Хильда лишь покачала головой, слезы хлынули из глаз.
— Ну, что ты! Что ты! Успокойся! — проговорила Флори.
— Про... прости. — Это были самые искренние слова, когда-либо в жизни произнесенные Хильдой.
— Это я должна сказать тебе: прости, Хильда! Ты... ты столько пережила, и... я еще добавила. Это не давало мне покоя. Да, именно я должна сказать тебе: «Прости!».
Хильда на мгновение закрыла глаза, а когда от-крыла их, ее взгляд упал на руку, вяло лежавшую на покрывале. Потом она посмотрела на металлические прутья, что-то вроде клетки, в ногах постели, и представила себе искалеченную ногу Флори. У нее были такие красивые ноги, такие красивые! Она всегда завидовала, что они длинные, стройные, гибкие. У нее у самой ноги короткие и полные. Тем не менее, по-прежнему целые. Боже мой! Боже! Ну, почему это случилось? Она не пожелала бы такого даже самому дьяволу! И в этот миг Хильда почувствовала: виновата во всем она. Все произошло из-за того, что она в душе хотела этого...
— Как моя Люси? — спросила Флори.
— Она... прекрасно! Да, она чудная!
— Я рада, что ты взяла ее, Хильда... Присядь на минутку.
Хильда подтащила к койке стул и села, крепко прижав руки к коленям и внимательно глядя на Флори, повернувшую голову на подушке в ее сторону. И ожидая, что она скажет, подумала: «Ее невозможно узнать. От нее остались только глаза. Они — как блюдца, полные боли».
— Ты можешь выслушать меня, Хильда?
— Да, да, конечно, Флори, все что угодно.
— Нам... нам надо поговорить о нем... об Абеле. Он... он скоро выйдет. Дик еще ничего не сообщил ему, поэтому он будет потрясен. И... ему некуда вернуться. Сможешь ли ты... сможешь ты принять его обратно?
Хильда на мгновение зажмурилась и, низко опустив голову, смогла лишь пробормотать:
— Он не вернется ко мне, Флори. Это последнее, что бы он сделал в этом мире. Он никогда не вернется.
— Ты не знаешь, Хильда. Он... он захочет быть там, где будет его дочка.
— Он... вероятнее всего, что-то найдет и заберет малютку с собой.
— Ну что же, сначала ему придется найти подходящее место. В любом случае Абель должен работать, а за ребенком надо присматривать. Я уверена, он... он оставит ее у тебя, по крайней мере, на некоторое время. Он... очень обязан тебе. Но это в том случае, если ты согласишься позаботиться о ней. Ты ведь не против, присмотреть за девочкой?
Хильда почти непроизвольным движением резко вскинула голову.
— Ну, конечно, не против, Флори! Я хочу заботиться о ней. Это такой чудный ребенок!
— Спасибо, Хильда! Я... я не заслуживаю этого.
— Пожалуйста, не волнуйся! — Хильда вновь опустила голову.
— Врачи говорят, что я оклемаюсь, — продолжала Флори. — Но... но я не верю им, я... я не могу двинуть ни спиной, ни ногами. Но даже если я выкарабкаюсь, какая жизнь ждет меня? В лучшем случае — инвалидное кресло. — Теперь она отвернулась, и мускулы на ее шее напряглись. — И потом это означает своего рода неизбежное одиночество. В любом случае я буду инвалидом, и ни один мужчина, каким бы благородным он ни был, не захочет обременить себя инвалидом.
— Он захочет, — твердо произнесла Хильда.
Флори вновь повернулась к ней лицом, глаза их встретились. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга, пока наконец Флори не закрыла глаза, произнеся с болью:
— Ох, Хильда! Хильда! Прости! Прости!
У Хильды вырвался стон, слезы градом заструились по лицу, она вскочила и, наклонившись к Флори, зашептала:
— Не волнуйся! Все в порядке! Обо мне не бес-покойся! Подумай о себе, у тебя все наладится. Он позаботится о тебе и никогда тебя не оставит. Я знаю его, я его знаю. По крайней мере, тут уж я его знаю. Он всегда любил тебя, с самого начала, и теперь я не против, не против, Флори, поверь мне... Я... я просто хочу, чтобы тебе было хорошо. Я... я позабочусь о малютке, пока ты не выздоровеешь. И не беспокойся о нем, он...
В этот момент дверь открылась, вошла медсестра и запричитала: «Ой-ой-ой! Ах ты! Ах ты!». Хильда выпрямилась.
— Пожалуй, вам лучше уйти, — посоветовала медсестра.
Хильда схватила Флори за руку и, глядя в ее залитое слезами лицо, прерывающимся голосом пробормотала:
— Не волнуйся! Ни о чем не беспокойся! Все образуется. — Она отошла от постели и уже не видела Флори, только слышала ее рыдания. На ощупь нашла дверь из комнаты и, споткнувшись, очутилась в коридоре, где ее просто подхватил Дик; понять бормотание Хильды было невозможно.
Из комнаты вышла медсестра и, посмотрев на обоих, недовольно проговорила:
— На сегодня никаких посетителей!
— Пойдем! Бессмысленно ошиваться здесь, — промямлил Дик. — Приду завтра утром и попытаюсь разузнать, что к чему.
Домой они возвращались молча. Сгущались сумерки, но Хильда не сказала, как обычно: «Пошли скорее, пока не стемнело, надо опустить маскировочные шторы». Она шла медленно, слегка наклонив вперед голову и уставившись на мостовую. Находясь где-то на полпути к дому, Хильда тихо произнесла:
— Она хочет, чтобы я приняла Абеля обратно, когда он выйдет, но я не могу. Как я могу?
Резко повернувшись, Дик некоторое время внимательно смотрел на нее.
— Нет! Конечно, нет! — согласился он.
— Именно так я ей и сказала, — взглянув на Дика, призналась Хильда. — Ведь он никогда не пойдет на это, никогда не вернется?
— Да, ты права, — ответил Дик. — Это было бы... — он напряженно поморщился, как бы подыскивая слово, —...он перестал бы быть собой. — И добавил: — Насколько я его знаю, нет, вряд ли отец пойдет на это.
— Вот и я сказала ей, — повторила Хильда и, глядя вперед, прошептала: — Он никогда не сделает этого. Это было бы последнее, что он сделал бы.
Глава 10
Дверь отворилась, и Абель шагнул в свободный мир. Дик протянул ему руку, и Абель, помедлив, пожал ее. Спокойно и как-то отстранение огляделся, широко улыбнулся и, посмотрев на сына, нетерпеливо спросил:
— Как Флори? Ей лучше? Я... я надеялся, она напишет мне на прошлой неделе.
Дик отвернулся и медленно пошел вдоль по ули-це.
— Па, мне надо кое-что сообщить тебе, — тихо сказал он, — но давай сначала зайдем выпьем. Вот паб, может, нам повезет... — Вдруг он ощутил сильный рывок и оказался лицом к лицу с отцом, который сжимал в кулаке ворот его рубашки.
— Что случилось? С Флори что-то стряслось? — потребовал ответа Абель.
— Она... она нездорова, па, — уклончиво начал Дик.
— Насколько нездорова? Ты говорил, у нее грипп, что это оказалось — воспаление легких?
— Нет, ничего подобного. Послушай. — Он посмотрел по сторонам. — Зайдем все-таки в бар. Это в двух минутах ходьбы отсюда.
Ему пришлось потянуть Абеля за руку, чтобы сдвинуть с места. Всю дорогу он чувствовал, что отец не спускает с него глаз. Они вошли в бар, тот был пуст, выбрали столик в дальнем углу, и когда отец сел напротив, Дик, глядя в его перекошенное от напряженного ожидания лицо, сказал: — Был воздушный налет, па.
— И что? — Абель крепко прижал руку к своему лицу.
— Ее... ее ранило.
— Тяжело? — Вопрос прозвучал как-то буднично.
— Да-да, довольно тяжело.
Абель откинулся на стуле и закрыл глаза.
— Валяй, выкладывай начистоту, никаких вокруг да около.
— Она потеряла руку, — запинаясь и бормоча произнес Дик, — и... — Он не мог продолжать дальше, опустил голову и, помолчав, едва слышным голосом закончил: — У нее перелом позвоночника. — Целую минуту Дик не мог поднять голову, чтобы взглянуть на отца.
Абель сидел совершенно неподвижно, глядя не-видящими глазами на сына.
— Она жива? — спросил он почти шепотом.
— Да. Конечно, — ответил Дик.
— А ребенок... умер?
— Нет, что ты!
— Девочка жива? — Абель часто заморгал.
— Да, благодаря тому, что Флори... ну, она просто легла поперек, закрыла собою кроватку, у девочки не было ни царапинки.
— Боже правый! — Он покачал головой, потом медленно и с горечью произнес: — А если бы она этого не сделала, то, может быть, отделалась бы полегче?
— Нет-нет, она погибла бы вместе с отцом, я уверен.
— Фред... погиб?
— Да.
Абель глубоко вздохнул, потом почти спрыгнул со стула.
— Зачем мы тут сидим? Пошли, — позвал он сына.
Дик не пошевелился.
— Я же сделал заказ, па. Подожди минутку, выпьем и пойдем. В любом случае автобус будет только через пятнадцать минут.
Абель сел и облокотился о стол. Мгновение спустя он взглянул на Дика и тихо, с глубокой печалью в голосе, проговорил:
— Что со мной, сынок? Ты можешь объяснить мне, что со мной? Я приношу несчастье всем, к кому прикасаюсь.
Дик ничего не сказал в ответ: это было похоже на правду. Алиса, его мать, Хильда и теперь вот Флори...
И когда отец быстро встал из-за стола, ему ничего не оставалось, как последовать за ним. Пока они молча шли к автобусной остановке, Дик подумал:
«Он так и не спросил, где ребенок».
* * *
— Сейчас не время посещений, — заявила санитарка.
— Знаю. Но мне нужно повидать ее.
— Я же сказала вам, сейчас — не время...
— Пожалуйста, свяжите меня с тем, кто тут главный.
Санитарка воззрилась на высокого худого мужчину и пошла искать медсестру.
Абель ждал и смотрел на Дика, стоявшего в дальнем конце коридора.
— Сейчас не время посещений, — то же самое заявила и появившаяся медсестра.
— Я бы хотел повидать миссис Форд, — настаивал Абель.
— Вы — ее родственник?
— В настоящее время нет, но она будет моей женой.
— Как ваше имя? — У медсестры сузились глаза.
— Абель Мейсон.
— Ах да! — Фрагменты, обрывки информации сложились в ее сознании в мозаичную картину. Да, она о нем слышала, это тот — отец ребенка, и к тому же — двоеженец. Наверное, он только что вышел на волю. Ну ладно! Что ж! В размышлении она пошевелила губами. Взглянула на санитарку, потом на дверь второй палаты и внезапно резко сказала: — Пять минут, не больше.
Выражение его лица не изменилось.
Не поблагодарив, Абель повернулся к указанной двери, быстро подошел и распахнул ее.
Сначала он не увидел Флори: она лежала совершенно ровно, плоско и скрывалась за металлической клеткой у изножья кровати. Но когда, наконец увидел, сердце его, казалось, остановилось и он так надолго задержал дыхание, что на миг ему почудилось — он тонет. Флори лежала с закрытыми глазами, то ли не осознавая, что в комнате кто-то есть, то ли думая, что это вошла санитарка. Оглядевшись, Абель поставил возле койки стул, и, на-клонившись, взял ее руку, лежавшую на одеяле. Флори открыла глаза и вздрогнула так, что он испугался.
— Тихо. Тихо. Не дергайся! — быстро проговорил Абель. — Это всего лишь я.
— Абель... Абель! — Она высвободила руку, провела пальцами по его лицу.
Он поцеловал ее в губы, но в этом продолжительном поцелуе не было и намека на его страстное желание.
— Ох, Абель! — прошептала она, когда они вновь взглянули друг на друга. Слезы застилали ее глаза. Его же глаза были совершенно сухими, казалось, эта сухость колола и причиняла боль, будто их запорошило песком.
— Ты поправишься, — произнес он и повторил: — Поправишься.
— Да, конечно, — кивнула она.
— Если б только я был с тобой, — закрыв глаза и наклонив голову, хрипло пробормотал Абель.
Флори улыбнулась и ответила в своем обычном стиле:
— Ну, тогда мы были бы здесь на пару. — Она похлопала его по щеке. — А медсестра никогда бы не разрешила нам лежать в одной палате.
Он никак не откликнулся на ее улыбку и пообещал:
— Я постараюсь забрать тебя отсюда как можно скорее.
— Дай мне платок, хочу вытереть глаза, — сказала она вместо привычного «Да, конечно».
Он сам вытер ей слезы, но когда собрался взять ее за руку, которую она прижимала к лицу, Флори взяла его ладонь и на миг прижала к губам.
— Я люблю тебя, Абель!
Песок все еще жег ему глаза; что-то острое, как нож, сверлило отверстие между ребрами и рвалось к сердцу, чтобы проткнуть его. Абель и прежде никогда не смеялся над выражением «смерть от разбитого сердца» (вероятно, подсознательная память об Алисе заставляла признать реальность такой возможности), но его теперешняя боль была такой невыносимой, что он предпочел бы внезапную смерть.
— Ты видел Люси? — спросила Флори, и когда он отрицательно покачал головой, пробормотала: — Хильда так добра. Всегда помни об этом, она так добра.
— Что?! — Это имя и все, что с ним связано, на мгновение вывели его из себя, и он вновь воскликнул: — Что?!
— Она взяла Люси.
— Хильда?
— Да.
Абель недоверчиво покачал головой.
— Она навестила меня, — сообщила Флори.
— Хильда? — вновь переспросил он, но тут дверь в палату открылась, вошла медсестра.
— Ваше время истекло. Посещение сегодня вечером в семь.
Он медленно встал и, наклонившись, снова поцеловал Флори в губы. При этом ничего не сказал, лишь глубоко заглянул ей в глаза, и в его взгляде она прочла то, что могла услышать от него лишь в глубине ночи.
Дик ждал его в конце коридора:
— Здесь есть туалет? — спросил Абель.
— Да, вон там, в конце коридора, направо, — указал Дик. Он проводил отца туда и подумал, что тот хочет поплакать. Но когда отец вышел, глаза его были все так же сухи. Никаких следов слез, и Дику это показалось очень странным: ведь обычно отец плакал, когда был глубоко задет. Неужели эти месяцы в тюрьме закалили его? Они вышли из больницы, Дик посмотрел на профиль отца, и понял, что он изменился.
* * *
— И какая у него комната? — спросила Хильда.
Дик повернулся к камину и, помедлив, ответил:
— Небольшая. Но чистая. Он говорит, что пока сгодится, лучше, чем землянка.
— И где же это?
Он вновь поколебался, на этот раз дольше, чем прежде.
— В Бартвелл-плейс, — ответил Дик.
— Бартвелл-плейс? — воскликнула Хильда. — Но это же в Богс-Энде!
— Ну и что? Это самое удобное для него место, на полпути между фабрикой и больницей.
— Сколько он платит за нее?
Дик заставил себя улыбнуться.
— Что ж такого? — недовольно воскликнула женщина. — В практичности нет ничего зазорного.
— Нет, конечно, нет, мама. — Дик стал называть ее мамой с легкостью, в какой-то мере удивившей их обоих, потому что и она восприняла это как нечто само собой разумеющееся и теперь вела себя с ним свободнее. Хильде не надо было следить за каждым своим словом, у нее пропал страх, что и Дик может покинуть ее.
— Итак, сколько же он платит за нее? — переспросила Хильда.
— Он не говорил мне, а я не спрашивал.
— Все равно ему понадобится что-то другое, когда она выпишется.
— Он об этом знает и подыскивает что-нибудь подходящее.
— Как ты думаешь, когда... как скоро она сможет выйти? — Она стояла возле буфета и задала вопрос так тихо, будто говорила сама с собой.
Когда он не ответил, она повернулась к нему.
— Я спрашиваю тебя... — повторила Хильда.
— Да все понятно, но я не могу ответить на твой вопрос.
— Почему? — Она подошла к нему, их разделял стол, и они стояли, глядя друг на друга.
— Я... я сомневаюсь, выйдет ли она оттуда вообще, — помолчав, произнес Дик. — Кажется, дела ее плохи. Я беседовал с одной из медсестер.
— Ты никогда не говорил мне об этом.
— Не говорил. Это лишь подозрения, но нужно быть готовым ко всему: в последнее время ее оперировали трижды.
Она подошла к детской кроватке, посмотрела на спящую девочку и тихо спросила:
— Он... он что-нибудь говорил о ней? — Ей вновь пришлось повернуться к Дику и ждать ответа.
— Нет, — коротко произнес Дик. Он наблюдал за тем, как она наклонилась над малюткой и поправила ей одеяло под подбородком. И вдруг понял: на свой лад она страдает не меньше, чем Флори или его отец. Ведь если отцу удастся найти подходящее жилище и Флори выйдет из больницы, то, естественно, она захочет быть с девочкой, а уж его отец, конечно, постарается, чтобы они были вместе, и найдет какую-нибудь няньку. Но если Флори умрет, ребенок — это все, что у него останется, и совершенно ясно: он заберет ее. Хотя отец ни разу не упомянул о дочери, это не значит, что он о ней не думал. Дик видел, как Абель держал на руках Люси — так, будто это была ее мать. Бедная Хильда. Хотя он понимал, как она благодарна ему за его присутствие в доме, а Молли — за ее компанию и помощь, именно ребенок давал Хильде утешение и покой. Но как только малютку заберут, она вновь потеряет душевное равновесие.
Дик совершенно бессознательно включил радио и, слушая новости, подумал: в этом доме все складывается так трагично, что он даже забыл о большей трагедии — войне. Как ни странно, война больше не казалась ему столь важной, значительной. Он даже не вспоминал теперь о службе в авиации. О чем он действительно много думал в последнее время, так это о дефиците у окружающих его людей счастья. Если дойти до самой сути, то выяснялось, что по-настоящему важны именно личные проблемы. Женщина с переломом спины, мужчина, так и не изведавший счастья, жена, которая по- настоящему так и не познала, что значит быть женой.
Он обещал Молли, что они будут счастливы, несмотря на все душевные передряги вокруг, они обязательно будут счастливы. Но за эти последние недели Дик убедился: все люди так или иначе связаны друг с другом, невозможно сказать: «Я буду счастливым», отделив себя от них. Ведь их страдания распространялись и на вас, бросали тень на ваше счастье, привносили в вашу любовь печаль и страх, так что вам как бы невольно приходилось верить в то, что печаль и страх — часть любви. Ему не хотелось так думать о любви — ни о своей, ни о любви Молли. Он не хотел, чтобы его жизнь была похожа на жизнь его отца.
Глава 11
— Я хочу снова увидеть Флори, — сказала она Дику.
— Единственно, когда это возможно, — в среду вечером, ведь он там каждый вечер, включая субботу и воскресенье.
— Тогда я пойду завтра, — решила Хильда.
И вот она в больнице, в одной руке — корзинка с домашними пирожками и месячным рационом леденцов, в другой — букет цветов, и в изумлении смотрит на пустую кровать, где нет даже белья, только матрас.
Выскочив в коридор, Хильда едва не сбила с ног двух посетителей и вихрем ворвалась в дежурку.
— Форд! Миссис Форд, где она? Ее перевели?
— Хм! Мне об этом ничего не известно, — ответила женщина, мывшая тарелки в раковине. — Поищите санитарку или медсестру. Пройдите в комнату медперсонала.
Хильда вновь оказалась в коридоре, потом остановилась и вернулась на кухню.
— А где комната медперсонала? — спросила она.
Женщина посмотрела на нее как на ненормальную.
— Да вот же, перед вами, за этой дверью.
Хильда постучала в указанную дверь, открыла санитарка.
— Миссис... миссис Форд, — залепетала Хильда, — где она? Ее... ее что... перевели?
Санитарка, держась за дверную ручку, оглянулась через плечо на медсестру, сидевшую за письменным столом.
— Заходите. Пожалуйста, садитесь, — пригласила, поднимаясь медсестра и, когда Хильда присела на стул, сказала: — Мне очень жаль, но миссис Форд умерла сегодня утром. Вас должны были известить, и мы послали известие мужчине, который навещает ее, но ответа нет, видимо, он — на работе. Во всяком случае, ему оставили записку.
«Она умерла! Флори!» — ударило в сердце страшное известие. Хильда вскочила, но сестра взяла ее за руку.
— Пожалуйста, присядьте на минутку!
— Нет, нет! — оттолкнув ее, забормотала Хильда. — Мне нужно скорее вернуться и... и сообщить Дику. Он должен бежать и найти... своего отца.
Санитарка и медсестра переглянулись.
Хильда направилась к двери, потом остановилась и, обернувшись, едва слышно спросила:
— Где она сейчас?
— В морге, — медсестра не добавила: «Конечно же», но ее тон подразумевал это.
— О Господи! — прошептала Хильда. На улице Хильда бросилась сначала в одну, затем в другую сторону, потом все-таки направилась к дому, всю дорогу разговаривая вслух сама с собою: «Дик работает до пяти, но можно пойти на фабрику, и, вполне вероятно, его отпустят на час раньше, тогда он пойдет, разыщет отца и скажет ему. Вот что мне надо делать. Идти на фабрику. Но сначала надо зайти домой и оставить все это дома. Малютка — в порядке, с ней — Молли. Какое счастье, что она в ночную смену. Да, да». Хильда продолжала разговаривать сама с собой, как будто тронулась умом.
Во дворе ее дома к ней обратился какой-то мужчина: