Он тем брал людей, что был сам трепещущим человеком. 22 глава

В народной психологии можно подметить уже и теперь признаки оздоровляю­щего влияния начал землеустройства; там, где переустройство крестьянского земельного быта по тем или иным причинам значительно подвинулось, влияние этой перемены отра­жается заметным усилением трудовой энергии, направленной к подъему собственного хо­зяйства, и поворотом к миросозерцанию, основанному на культе собственности и труда.

В области землеустройства, в тесном смысле этого слова, очередными являют­ся теперь задачи, главным образом, организационные. Необходимо готовить новые кад­ры землемеров, агрономов и гидротехников и необходимо объединить работу прави­тельственных и местных сил, прилагаемых к делу землеустройства.

В связи с ростом землеустройства необходимо: 1) видоизменить школьную орга­низацию, увеличив число школ и устраивая при школах детские общежития; 2) воспользо­ваться хуторским расселением для широкого развития огнестойкого строительства; 3) по­степенно сосредоточить в руках казны лесные площади из состава имений, предлагаемых частными владельцами для покупки Крестьянскому банку; 4) обратить аренду казенных зе­мель в орудие единоличного землеустройства и сельскохозяйственной культуры; 5) сбере­гать бывшие помещичьи усадьбы и продавать их общественным учреждениям и частным лицам, по возможности, оставляя в этом последнем случае при усадьбах цензовые участки.

Кроме того, желательно и необходимо: 6) упорядочить и ограничить рост мир­ских сборов.

Завершением производящейся ныне работы по преобразованию крестьянско­го земельного быта должна явиться организация агрономической помощи населению и доступного сельскохозяйственного кредита. В этих двух мероприятиях — очередные и общие задачи Правительства и местных сил, работающих над укреплением и оживлени­ем экономической жизни сельской России» [8, ч. I, с. 359—360].

КАК ИЗВЕСТНО, СИЛЬНЕЙШИМ АРГУМЕНТОМ против земельной ре формы было возвращение назад части переселенцев, причем этот факт современные оп­поненты Столыпина используют так же охотно, как и их предшественники начала XX ве­ка. Приметно также, что в этом вопросе происходят различные манипуляции цифрами, достоверность которых практически невозможно установить, в то время как сам пре­мьер-министр оперировал официальными данными.

Более поздняя и обстоятельная статистика подтверждает, что на тот момент волна иммиграции в Сибирь не стихала, но возможность приема приезжих пока не до­стигла должных размеров и не отвечала потребностям. 1906 г.— число приезжих 213 тыс. чел.; вернувшихся, уехавших обратно — 7%, т.е. 14 910 «разочаровавшихся»; 1907 г.— 541 000 - 5%... 285 50; 1908 г.- 744000 - 6%... 44640.

С 1911 года, когда правительство окончательно отладило механизм приема пе­реселенцев, число «разочаровавшихся» падает до «0». Вместе с тем реформы в Централь­ной Европейской части России, также разрешающие крестьянский вопрос, уменьшают поток переселенцев в Сибирь. Таким образом, с 1906 года по 1916-й русские территории в Азии приняли 4 миллиона новых жителей, в распоряжении которых оказалось 31 080 000 гектаров земли.

Предписания и рекомендации Столыпина не остались пустым звуком. Если в 1906 году инвестиции государства в Азиатскую Россию составили 4,6 млн. руб., то в 1912-м уже 26,5 млн. руб. Эти средства шли в первую очередь на создание новых путей со­общения, обеспечение переселенцев подвижным составом, обустройство новых пунк­тов, агрономическую помощь, строительство зернохранилищ, приобретение сельскохо­зяйственного инвентаря.

В целом 1910 год был отмечен общим подъемом экономики: в специаль­ном издании в статье с примечательным названием «Наши противоречия» отмеча­лось, что «проект росписи государственных доходов и расходов на 1911 год дает блестящую картину наших финансов. Задача оздоровления русских финансов пре­восходно закончена» [46, с. 171—172]. Правда, в том же журнале наряду с несомнен­ным избытком свободных капиталов отмечалось, что они «стараются проникнуть всюду, лишь бы не в отечественную промышленность» [46, с. 171]. Этот крен, ви­димо, был не слишком опасен: аграрная страна с лихвой восполняла этот пробел выручкой от сельскохозяйственных продуктов. Но пресс со стороны русских про­мышленников был все-таки ощутимым, и недовольство российских капиталистов глава правительства ощущал. Несмотря на то что страна сделала сильный рывок, обеспокоивший ее соседей, резервы роста не были исчерпаны до конца. Вместе с тем Россия стремительно возвышалась, в чем проявлялась национальная черта, выраженная в известной всем поговорке: «Русские долго запрягают, да быстро едут»...

По воспоминаниям старшей дочери, П. А. Столыпин вернулся из поездки в за­мечательном настроении. Рассказывал о богатствах Сибири, ее «блестящей будущности, огромном размахе всех тамошних начинаний и с убеждением повторял:

— Да, десять лет еще мира и спокойной работы, и Россию будет не узнать» [4. с. 108-109].

Осень 1910 года приметна также встречей Николая II и Вильгельма II в Герма­нии в Потсдамском дворце. По свидетельствам М. Бок, представленной на торжестве мо­нарху России, оба Императора были в отличном настроении. Николай II был любезен со старшей дочерью Столыпина. Казалось, что уже ничего не напоминало ни о тягостных расхождениях между Самодержцем и его верным слугой, ни тем более о разладе с Герма­нией [4, с. 199-200].

9 НОЯБРЯ 1910 ГОДА под председательством министра внутренних дел П. А. Столыпина открылась сессия по делам местного хозяйства. Одним из ее главных во­просов был «проект организации кредита для земств и городов, заключающийся в учреж­дении особого государственного коммунального банка» [8, ч. I, с. 361]. Обсуждалась так­же реформа продовольственного дела с учетом помощи населению, пострадавшему от неурожая, и устройство шоссейных и гужевых дорог на новых экономических началах. В разъяснение целей правительства и значения этих вопросов, открывая заседание совета, П. А. Столыпин сказал:

«Прежде всего обращаю ваше внимание, господа, на то особливое значение, ко­торое имеют вопросы, подлежащие вашему обсуждению. Они касаются близкой мест­ным людям экономической области, и поэтому Правительство с особым вниманием от­несется ко всем вашим замечаниям и ко всем поправкам, которые будут иметь жизнен­ный характер. Я остановлюсь сначала на проекте организации кредита для земств и го­родов. Правительству, точно так же, как и вам, известно, насколько на местах выдвига­ются теперь все новые потребности, насколько местное население ждет и требует от ме­стных органов все новых шагов на пути усовершенствования местной жизни. Правитель­ству точно так же, конечно, известно, насколько мало на местах средств,— да едва ли об­ращение на одно поколение расходов по длительным предприятиям может считаться и справедливым. Поэтому на помощь местным средствам должен и может прийти органи­зованный долгосрочный кредит. Но долгосрочным кредитом до настоящего времени пользовались одни города. Притом доступен он одним крупным городам, которые выпу­скали облигационные займы, реализуя их, однако, не всегда на выгодных основаниях. Насколько эта операция затруднительна, видно уже из того, что до июля месяца 1909 го­да из 895 городов Империи воспользовались этого рода кредитом всего только 57 горо­дов. Что касается земств, то вам известно, что земства этой формы кредита совершенно не знают, если, конечно, не считать займов из собственных капиталов, редких займов под залог недвижимых имуществ и случайных небольших ссуд из сумм Государственного Казначейства. Между тем, наравне с предприятиями по городскому и санитарному благо­устройству, наравне с законным стремлением городов к монополизации городских пред­приятий, земства, с своей стороны, не могут оставаться равнодушными к властно выдви­гаемым жизнью потребностям местного населения. Сознавая это, Правительство всегда шло навстречу земству, оказывало и, конечно, будет оказывать ему помощь в таких обла­стях, как, например, область всеобщего обучения, организация агрономической помо­щи, устройство гужевых дорог и т. п. Но не погаснет ли земская самодеятельность, если земства ограничатся ролью распорядителей ассигнованного казною кредита, поневоле частичного, и будут лишены возможности восполнить его с своей стороны до полного обеспечения нужд земских плательщиков? Правительство сочло себя во всяком случае обязанным эту возможность облегчить как земствам, так и городам путем предоставле­ния им кредита не случайного, но организованного, доступного и дешевого. Что касает­ся форм этого кредита, то он может быть: во-первых, частно-акционерный, затем взаим­но-общественный и, наконец, государственный» [8, ч. I, с. 361—363].

Говоря далее о возможной опасности предоставления частным банкам моно­польного права в выдаче кредитов, некоторых сложностях организации взаимно-обще­ственного кредита, он указал на меры, предпринятые для образования государственного кредита:

«Схема эта зиждется, как известно, на принципе ограниченной ответственно­сти казны с депонированием казною на 10 миллионов рублей государственной ренты и с заимствованием из Государственного Казначейства еще 10 миллионов рублей на кратко­срочные ссуды. Земства и города привлекаются к участию в деле путем пятипроцентного

удержания с каждой выдаваемой ссуды. Одновременно предположено привлечь предста­вителей земств и городов как к контролю и ревизии операции, так и к управлению бан­ком. Наконец, вопрос о принудительном взыскании недоимок облечен в комбинацию, одинаково удобную и для государства, и для органов самоуправления» [8, ч. I, с. 364].

Далее Столыпин объяснил суть нового принципа в организации оснований по­мощи населению в случае неурожая: вместо прежнего принципа обязательности предла­гался переход к принципу самопомощи, «который должен выразиться в накоплении каж­дым участником этой самопомощи в личную собственность до 6 пудов зерна или эквива­лентной нормы денежной суммы». Вместе с тем при «необычных недородах» предпола­галась и «помощь извне... в предоставлении оборотных средств тем, для кого кредит по­силен, в трудовой помощи тем, кто может отплатить за эту помощь только своим мускуль­ным трудом, и, наконец, в благотворительной помощи для лиц совершенно беспомощ­ных» [8,ч. I, с. 365].

Говоря о необходимости целесообразного использования государственных средств, он, между прочим, высказал и ныне актуальную мысль: «едва ли земствам при­стало быть исключительными расходчиками казенных денег, тем более, что, при оказа­нии помощи населению из средств всего государства, не был бы, конечно, положен пре­дел тому развращающему началу казенного социализма, которое царило в этом деле у нас до настоящего времени» [8, ч. I, с. 365].

Упомянув далее о других средствах государственной помощи — льготных ссудах и безвозвратных пособиях, главный министр перешел к вопросу об устройстве дорог и дорожных сборах. В заключение П. А. Столыпин подытожил пятилетнюю работу совета по делам местного хозяйства:

«Вспоминая с благодарным чувством об его трудах, я не могу не обратить вни­мания на то, что через его рассмотрение прошли в течение пяти сессий вопросы громад­ного государственного значения. Начали вы с проектов административного переустрой­ства села, волости, местного управления, земских выборов, введения земского положе­ния в Западном крае, введения в губерниях Царства Польского городового положения. Но, переходя от неизбежного изменения внешних форм местной жизни, вы теперь до­шли до нового фазиса ваших работ: упорядочения и оживления экономического бытия наших деревни и города. И это только первые шаги! На этом пути впереди еще большая, бодрая работа! В ней и впредь Правительство рассчитывает идти вместе, рука об руку с представителями местного самоуправления» [8, ч. I, с. 366].

Итоги землеустройства России в первом десятилетии нового века — итоги, ко­торые лучшим образом опровергали доводы скептиков и давали основания для оптимиз­ма, подводит завершающая глава сборника Е. В. Варпаховской, которую, ввиду ее лако­ничности, приводим здесь полностью.

«Со времени учреждения землеустроительных комиссий прошло четыре поле­вых периода.

В течение этого времени ходатайства о землеустройстве поступили от 1 970 053 дворов, что составляет 1 /6 часть всего числа дворов в районах деятельности землеустро­ительных комиссий; около половины, а именно 963 194 двора заявили о желании развер­стать свои наделы на хутора и отруба, а остальные 1 006 859 дворов ходатайствуют о час­тичном уменьшении черезполосности и длинноземелья, главным образом, посредством выдела более отдаленных частей надела под выселки и раздела тех сложных общин, ко­торые состоят из нескольких селений, черезполосно владеющих землею.

В связи с развитием землеустроительных работ постепенно увеличивался и со­став работающих на местах землемеров. В 1907 г. работало всего 500 межевых чинов, в 1908 г.— 1289, к концу 1909 г.— около 3500 и в 1910 г.— 5120. Но и такое увеличение рабочих

сил не дало возможности удовлетворить все поступившие в землеустроительные ко­миссии ходатайства.

Землеустроительные проекты с определением всех подробностей, намеченных разверстаний и разделов — составлены за четыре года по 25 841 селению для 920 281 дво­ра, владеющих 8 662960 дес. надельной земли.

Землемерные работы по этим проектам, с обозначением в натуре границ вновь образуемых владений и со снятием их на план, произведены по 19 767 селениям для 772 528 дворов, на площади в 7 166 179 дес. земли.

Совершенно закончено землеустройство,— т. е. проекты и планы с проведенны­ми в натуре границами предъявлены заинтересованному населению и приняты им,— по 15 778 селениям для 560 715 дворов, на площади в 5 023 294 дес, из которых 3 207 297 дес. разбиты на хутора и отруба для 319 148 домохозяев и на 1 815997 дес. произведен раздел многоселенных общин, выделены выселки и проч.

Следующее после внутринадельного землеустройства место в деятельности зем­леустроительных комиссий занимала совместная работа с Крестьянским поземельным банком.

По делам о приобретении имений за счет банка комиссии рассмотрели предло­жения о продаже 6 949 459 дес. и признали покупку — соответствующей землеустроитель­ным целям в отношении 5 037 355 десятин; приобретение же остальной площади откло­нили. На работы по разбивке земельного фонда банка в 1910 г. было командировано 402 межевых техника.

Засим на землеустроительных комиссиях лежала непосредственная обязанность по распределению казенных земель между нуждающимися крестьянами путем сдачи этих земель в аренду и продажи их на основании Высочайшего Указа 27-го августа 1906 года. Со времени издания этого Указа, комиссии распределили в аренду 3 774 273 десятины казен­ных земель, подготовили к продаже с отграничением в натуре 465 360 десятин и продали по окончательно оформленным сделкам 280 733 десятины, из которых 259 518 десятин приобретены в виде хуторских и отрубных участков. Общая стоимость проданных казен­ных земель составляет 28 696 973 рубля, в среднем по 102 рубля за десятину.

В связи с расселением крестьян на надельных землях и переселением на куплен­ные банковские и казенные земли, комиссии оказывали крестьянам денежную помощь, для устройства хозяйств на новых местах,— в виде ссуд и безвозвратных пособий. За 4 го­да из общего количества свыше 700 000 домохозяев, устроенных на надельных и продан­ных крестьянам банковских и казенных землях, комиссии назначили ссуды 157 561 домо­хозяину в общей сумме 12410 032 рубля и выдали на руки по 1 января 1911 г.— 117997 до­мохозяевам 9 230 725 рублей. Кроме того, 35423 дворам оказано содействие в постройке новых жилищ путем льготного и бесплатного отпуска лесных материалов.

Специально на сельско-хозяйственную помощь в районах расселения, в частно­сти на устройство показательных полей и участков, содержание агрономического персо­нала, распространение улучшенных орудий, семян, минеральных удобрений и проч. за то же время израсходовано 2 764 044 рубля.

Таковы главнейшие итоги деятельности комиссий на 1-е января 1911 года» [8, ч. I, с. 367-369].

ПРИМЕЧАТЕЛЬНО, что в том же 1910 году мощную поддержку получила дея­тельность, направленная па улучшение пустующих и негодных земель: ассигнования на эти цели были увеличены на 80%. Одновременно в законодательные учреждения был внесен проект оросительных работ в Голодной степи, Туркестане и Мургабской степи, Закавказье. В общей сложности на эти цели было отпущено 9 000 000 рублей. Под орошение

планировалось около 185000 десятин земли — с заселением их крестьянами колони­заторами из Европейской России [54, с. 31].

В 1910 году правительство вводит в эксплуатацию специальный вагон, предназ­наченный для крестьянских семей, переезжающих за Урал. В нем был предназначенный для перевозки скота и инвентаря отсек. Это и был знаменитый «столыпинский вагон», в котором уже в советское время стали перевозить людей в места заключения. С полным правом «столыпинскими» можно было назвать также и маслодельные заводы Сибири, и кредиты, полученные земледельцами, и отруба, и корабли, строящиеся на русских вер­фях по настоянию реформатора.

Между тем в оппозиционной печати муссировались слухи о том, что Столыпин «даже изобрел для перевозки ссыльных в Сибирь особые вагоны. Так они и звались „сто­лыпинскими". Говорят, он даже собственноручно изготовил чертеж этой движущейся по рельсам тюрьмы, которую адвокат из Черновиц, д-р Менцель, описывает так: „Высокая, до самого потолка доходящая сетка отгораживает камеры, рассчитанные на 12—16 чело­век, от узкого коридора, предназначенного для конвоя. В каждой камере имеются двой­ные нары и окно, затянутое крепкой решеткой. Воздух в этих арестантских вагонах, обыкновенно переполненных, такой тяжелый и удушливый, что легочные больные, ко­торых много между арестантами, редко выдерживают даже переезд от одного этапа до другого. Что может лучше характеризовать ненависть Столыпина к „бунтовщикам" и его усердие в преследовании их, как не это изобретение, которым он, вероятно, весьма гор­дился?"» [64, с. 151].

Этот пропагандистский фрагмент, рассчитанный на сочувствие темного обыва­теля, сам по себе вызывает массу вопросов: например, каким образом, за какие грехи «ад­вокат из Черновиц, д-р Менцель» попал в вагон для ссыльных в Сибирь? Как, по его мне­нию, должен выглядеть арестантский вагон? Что подтверждает авторство Столыпина, который, если верить юристу из Черновиц, оставив в стороне государственные дела, от­казавшись от услуг опытных инженеров, сел за изготовление чертежей вагона для аре­стантов? Судя по всему, мы имеем перед собой типичный продукт лаборатории слухов, которыми потчевали Россию антидержавные силы.

Вместе с тем поражают масштабы интересов премьер-министра России, зача­стую далеко выходящие за пределы и без того крайне обширного должностного круга его обязанностей и тревог. Объектами его пристального внимания зачастую становятся со­бытия, явления, люди, которые волею случая или вследствие повышенного интереса Столыпина ко всему передовому, новому и полезному, попадают в поле его зрения.

ТАК, НАПРИМЕР, он давно следил за развитием российской авиации, делав­шей первые, но уверенные шаги. Однажды, это было сразу после поездки в Сибирь и на Урал, Петр Аркадьевич решил лично познакомиться с передовым творением человече­ского разума — аэропланом «Фарманом». 21 сентября 1910 года Столыпин па летном по­ле осматривает «этажерку» и знакомится с ее пилотом штабс-капитаном Л. М. Мицкеви­чем, известным «в политических кругах как убежденный активист партии социалистов-революционеров» [18, с. 28]. Неожиданно летчик, вызывающе глядя прямо в глаза, пред­лагает главе правительства совершить полет на биплане. Петр Аркадьевич, располагая исчерпывающей информацией о политических пристрастиях Мицкевича, тем не менее, не раздумывая, принимает вызов пилота. «Когда П. А. Столыпин был уже в воздухе, бы­ла объявлена тревога на самом высоком правительственном уровне. Как же Охрана мог­ла допустить столь непродуманный шаг Премьера?..» [18, с. 29]

На «летающей этажерке», которую швыряло из стороны в сторону, с пилотом, намерения которого были не очень ясны, Столыпину, впервые поднявшемуся в воздух, с

его больною правой рукой, было крайне трудно сохранить самообладание. Но он не дал никаких оснований Мицкевичу заподозрить идейного противника в малодушии и выдер­жал полет до конца. Для обывателя этот поступок премьера может показаться совершен­но необдуманным, крайне рискованным и просто нелепым — для Столыпина это естест­венный шаг, сберегающий его достоинство, честь.

Через два дня после этого полета, ставшего сенсацией для столицы, тридцати­трехлетний штабс-капитан разбивается насмерть, выпав из самолета с полукилометровой высоты. В столице носятся слухи, что смерть Мицкевича — исполнение приговора за то, что «эсер не воспользовался случаем осуществить покушение на Столыпина» [18, с. 30].

Любопытно, что 25 сентября П. А. Столыпин получает письмо анонимного ав­тора с предупреждением о том, чтобы премьер не летал на аэропланах [131, Д. 116].

В НАУЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ недавних времен часто встречается утверждение о провале реформ, который вроде бы перед своим концом ощутил сам Столыпин. Одна­ко совершенно иной взгляд на положение дел имели даже его современники из оппози­ции. Вот информация, относящаяся к исследуемому нами периоду:

«Во всех областях пошли сдвиги. Стремительно развивались просвещение и все отрасли народного хозяйства, промышленность, банки, транспорт, земледелие. Трудно было уследить за движением, осмыслить все, что происходило в стране <...>.

Особенный успех имели сибиряки. Городской голова Новониколаевска (пере­именован теперь в Новосибирск) имел большой успех. Он рассказывал, как за какие-ни­будь 10 лет маленький поселок разросся в образцовый город с 200 000 населения. Были разбиты сады, проложены хорошие мостовые, проведены трамваи, электричество, теле­фоны, построены просторные общественные здания, школы, театр, комфортабельные частные дома. Маленький поселок перегнал старые города, получил все, что давала тог­да передовая техническая цивилизация. Мы слушали что-то, напоминающее рассказы из американской жизни. Молодой городской голова видел, какое он производит впечатле­ние на слушателей, и явно гордился своим городом. Это льстило его сибирскому често­любию. Сибиряки свой край любили и заботиться о нем умели.

Росту городов и промышленности помогала правительственная система креди­тов, правильная постановка железнодорожного хозяйства. В России железные дороги частью строились на счет казны, как Николаевская дорога, великий Сибирский путь и другие дороги Азии, частью переходили к государству после известного срока, от част­ных компаний. Железные дороги отлично обслуживали интересы населения и в то же время не ложились бременем на казну. Дешевые дифференциальные тарифы для пасса­жиров и товаров очень помогли быстрому экономическому и просветительному росту. Этот рост ощущался на каждом шагу, даже в нашем небольшом деревенском углу. Мужи­ки становились зажиточнее, были лучше обуты и одеты. Пища у них стала разнообраз­нее, прихотливее. В деревенских лавках появились такие невиданные раньше вещи, как компот из сушеных фруктов. Правда, он стоил только 18 коп. фунт, но прежде о такой ро­скоши в деревне не помышляли, как не воображали, что пшеничные пироги можно печь не только в престольные праздники, но каждое воскресенье. А теперь пекли, да еще с ва­реньем, купленным в той же деревенской лавочке. Варенье было довольно скверное, но стоило оно 25 к. фунт, был в нем сахар, были ягоды, все вещи, от которой под красной властью коммунистов пришлось отвыкнуть. С быстрым ростом крестьянского скотовод­ства и в Европейской, и в Азиатской России увеличилось и производство молока и мас­ла. Жизнь действительно становилась обильнее, легче. В ней пробивалась всякая новиз­на, о которой не было помину, когда я молодой девушкой жила в Вергеже. Деревенская молодежь стала грамотной. Сама по себе грамотность не вносила резкой духовной перемены

в деревенский быт, т. к. потребности к учению попрежнему не было. Но над общим уровнем уже вставало отборное большинство, завелась думающая молодежь. Стали появ­ляться деревенские интеллигенты из крестьян. Одни из них отрывались от земли, уходи­ли в города, другие возвращались после школы в деревню и там, в родной обстановке, становились местными общественными деятелями, искали способов улучшить крестьян­скую жизнь» [62, с. 415—418].

Заметим, что в этот период высокую активность уже развили землеустроитель­ные комиссии, оказывающие крестьянам постоянную финансовую помощь. С 1906 по 1910 год ссуды на общую сумму 12,5 млн. рублей получили около 158 тысяч домохозяев, причем свыше 9 млн. рублей было выдано в виде безвозвратных пособий [41, с. 251].

ОЖИВЛЕНИЮ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ в России во многом способ ствовало развитие кооперативного движения. Даже оппозиция была вынуждена при­знать его очевидные успехи и большую помощь, оказываемую Министерством земледе­лия в подъеме крестьянских хозяйств. Действуя не столько через своих чиновников, сколько через местных энтузиастов, земцев, активных крестьян, оно всемерно поощря­ло мелкий кредит, ссуды для потребительской и производительной кооперации, разви­тие сельскохозяйственных станций, агрономических школ, складов орудий, семян, ис­кусственных удобрений, раздачу племенного скота.

В кооперации увидели новые возможности для общественной самодеятельно­сти и мирного переустройства жизни в стране и некоторые бывшие лидеры оппозиция, готовые к сотрудничеству с правительством во благо России. Увлекся ею и видный кадет князь Д. И. Шаховской, устраненный от всякой политической и земской работы как член Первой Думы, подписавший Выборгское воззвание:

«Верное общественное чутье подсказало ему, что через кооперацию может он собирать, сближать следующие круги людей, более мелких, но и более многочисленных, приучать их к совместной работе, закреплять в них те навыки, на которых должно дер­жаться человеческое общежитие. Кадетская партия, по мере сил своих, все это делала в области политики, но политические интересы захватывают небольшой круг. Коопера­ция втягивает миллионы. Она проще, доступнее, понятнее массам, она связана с еже­дневными нуждами, доступна пониманию каждой бабы. Для книжников это делает коо­перацию скучной, для рядового человека более жизненной.

Когда Шаховской стремительной, легкой походкой влетел в мою гостиную и с шутливой торжественностью, подняв руку, в первый раз бросил, точно произносил за­клинание, магическое слово:

- Ко-о-о-перация...» [62, с. 426-427]

Примечательно, что если за шесть предреформенных лет (1900—1905) общее число кредитных кооперативов в России выросло с 800 до 1431, а ежегодный прирост равнялся 105 кооперативам, то за последующее пятилетие их количество превысило 11 тысяч, а ежегодный прирост перекрыл соответствующие показатели предшествующего периода почти в 11,5 раза. Объем сбережений в ссудно-сберегательных товариществах за период с 1905 года по 1915-й вырос в 6, а в кредитных — более чем в 41 раз. Причем зна­чительную финансовую помощь кооперативам оказывало государство: «Ни в одной дру­гой стране, за исключением может быть Индии, кредитная кооперация не пользовалась такой поддержкой государства, как в России» [60, с. 55, 70].

НАДО ПРИНЯТЬ В РАСЧЕТ, что кооперативное движение сопутствовало сближению городской и крестьянской интеллигенции, которая получила новые возмож­ности для развития. Например, некоторые из сельских кооператоров познакомились с

передовыми крестьянскими хозяйствами зарубежья благодаря обществу «Русское зер­но», устраивавшему групповые поездки деревенской молодежи в славянские страны [62, с. 423]. Интересно, что организовал и возглавил это общество Александр Аркадьевич Столыпин, ставший практическим продолжателем своих идейных учителей — дяди Д. А. Столыпина и своего именитого старшего брата.

Журналист, литератор, общественный деятель, А. А. Столыпин четко сформу­лировал главные цели этого общества: помочь крестьянину— самой крупной и самой бед­ной части русского народа — выбраться из нужды посредством земельной реформы, ис­пользуя, прежде всего, передовой опыт западных фермеров.

«Общество „Русское зерно" было добровольным, его первоначальный фонд со­ставлялся из членских взносов и пожертвований. Довольно быстро оно открыло свои от­деления во многих губернских и даже уездных городах России, а также за границей, где возглавлялось членами-попечителями, которые избирались, как правило, из профессо­ров местных сельскохозяйственных школ и училищ. Их главной обязанностью было рас­пределение русских практикантов по училищам и фермам, помощь в овладении ино­странным языком и контроль за работой. В 1908—1915 гг. общество послало за границу Чехию, Словакию, Болгарию, Германию, Францию, Данию) и в отечественные образцо­вые хозяйства (Финляндию и Прибалтику) сотни практикантов (в основном мужского пола, в возрасте от 19 до 30 лет) из различных районов страны. Поражает высокий обра­зовательный ценз практикантов, за плечами которых сельскохозяйственные школы, учи­тельские семинарии, церковно-приходские школы, иногда среди них попадались даже гимназисты. Отбор проводился провинциальными отделениями общества, которые ста­рались финансировать поездку через Земскую управу, московское же отделение снабжа­ло сопроводительными письмами, документами, иногда деньгами.

Практиканты были обязаны составлять по особой форме отчеты об увиденном, сопоставлять свои наблюдения с отечественными реалиями, сообщать о планах, а вер­нувшись в Россию, писать письма о том, что и каким образом они пытаются применить из зарубежного опыта и каковы результаты. Письма за 1909—1915 гг. составили интерес­нейший материал, позволяющий сделать ценные социологические обобщения, которые не потеряли актуальности до сих пор. А. А. Столыпин предложил назвать два обширных сборника этих документов незатейливо, но точно — „Письма крестьян". Среди тех, кто был послан за границу со всех губерний России, около 5% вели до командировки отруб­ное и хуторское хозяйство, остальные были общинниками или выходцами из сельской интеллигенции. После практики их взгляды радикально изменились — все приветствова­ли фермерский вариант землепользования. А. А. Столыпин внимательно следил за дея­тельностью вернувшихся питомцев. Лучшим хозяевам „Русское зерно" выделяло премии (до 1 тыс. руб.), но не деньгами, а по усмотрению крестьянина — племенным скотом, элитным зерном или сельскохозяйственными машинами на ту же сумму.