Это был, конечно, успех, но не тот успех, на который рассчитывал и который представлял себе Мольтке. Его план операции был достаточно прост (см. схему 44). Армии были отделены большим пространством. Мольтке направил их по ближайшим дорогам в том направлении, куда, по его расчету, австрийцы должны были решиться двинуться. И другу, и недругу было назначено общее «рандеву». Из Саксонии, Лаузица и Силезии, а также из Моравии стекались пруссаки и австрийцы на пространство между Эльбой и Изером: одни, чтобы соединенными силами разбить разделенного на две части противника, другие, чтобы с разных сторон атаковать сосредоточенного противника; одни, чтобы использовать преимущества внутренних линий, другие — преимущества внешних. С напряжением всех сил австрийцы прибыли к месту первыми, по крайней мере, головными частями (см. схему 43). Но длина их походных колонн затянула развертывание на пять дней. Приходилось выжидать пять долгих дней, прежде чем можно было начать намеченное наступление на направляющуюся к реке Изер главную армию противника. Но разве не было вероятным при такой обстановке, что главная армия противника, которую надо было атаковать, сама перейдет в наступление до истечения этого срока, и разве не было вероятным, что Силезская армия, уже дошедшая до горных проходов, еще раньше появится на верхней Эльбе? В таком случае австрийской армии пришлось бы, не закончив развертывания или едва его закончив, вступить в решительную борьбу в районе Милетина с прусской главной армией, в то время как два корпуса в непосредственной близости отражали бы атаку на фланг и тыл. Позиция на верхней Эльбе была очень сильна. Но рано или поздно ее левое крыло должно было быть обойдено. Тогда весь поток обрушился бы на левый фланг и тыл австрийской армии. Даже если бы она отразила все атаки, но не уничтожила полностью противника, она все-таки оказалась бы обреченной на гибель.
Нужно было избежать такого положения. Надо было удерживать обе неприятельские армии вдали одну от другой. Кронпринц Саксонский получил приказ: ни в коем случае не допустить переправы противника через реку Изер. Габленц был выдвинут в Траутенау, а Рамминг — в район Скалиц — Наход, чтобы задержать при выходе из гор оба корпуса, ожидавшиеся со стороны Силезии. Взвесив силы обеих сторон, надо признать, что оба мероприятия были недостаточными. И все же они оказались небезуспешными. Правда, противника не удалось задержать на Изере, но он задержался там сам. Габленц вывел своего противника из игры. Рамминг удержался все-таки у Скалица и был поддержан двумя корпусами. Положение совершенно изменилось. На восточном фронте превосходство сил было на стороне австрийцев. Четыре корпуса имели против себя два; три корпуса находились против одного. Им оставалось только атаковать. На западном фронте в ближайшие дни неожиданности не угрожали. Но Бенедек не использовал имевшегося уже в руках преимущества. Он хотел остаться при своем старом плане: два корпуса оставить на верхней Эльбе, а с остальными наличными силами изготовиться к наступлению на фронт Изера. Тем самым он лишал себя всяких шансов на успех. 28 июня на восточном фронте четыре корпуса могли бы, вероятно, одержать крупный успех. Двух же корпусов было недостаточно даже для того, чтобы избежать поражения, и если бы не очевидные ошибки Бонина и Гиллера, то уже 27 июня корпуса были бы разбиты. Пруссаки надвигались четырьмя колоннами. Только против двух из них австрийцы могли выставить по одному корпусу. Даже если бы австрийцы победили или оказали успешное сопротивление в одном пункте, они все-таки остались бы под угрозой охвата с тыла одной из не атакованных прусских колонн.
Австрийцы очень скоро увидели, какие из этого для них создаются невыгоды, а для противника — преимущества. Но прусские генералы этим не прониклись или, во всяком случае, не использовали этого преимущества. Штейнмец у Находа не мог добиться большего, как только отражать атаки противника. И, несмотря на это, Рамминг отступил до Скалица, так как он считал само собою разумеющимся, что 2-я гвардейская дивизия не останется у Костелеца, а двинется ему в тыл. Гиллеру надо было только переправиться у Баусница через Аупу, чтобы нанести Габленцу решительный удар. Сознавая эту опасность, австрийский фельдмаршал-лейтенант на другой день после победы отступил от Траутенау. У Буркерсдорфа он мог бы оказать Гиллеру успешное сопротивление, если бы он предполагал, что 2-я гвардейская дивизия не совершит единственно разумного для нее действия — движения ему в тыл. Отступление от Мюнхенгреца было решено потому, что прусский корпус находившийся у Турнау, неизбежно, как казалось по обстановке, продвинется на Гичин. Пруссакам под Скалицом не было необходимости атаковать. Эрцгерцог Леопольд отступил бы и без того, так как ему предназначалось действовать против неприятеля, наступавшего в тыл от Изера. Кронпринц Саксонский должен был прекратить бой у Гичина, так как 2-я армия угрожала переправиться через Эльбу. Если бы прусские штабы армий и корпусов лучше понимали свои задачи, то австрийцы, находившиеся постоянно под угрозой охвата или обхода, поневоле сосредоточивались бы к центру и оказались бы там окруженными.
Идея, полностью владевшая Мольтке, — уничтожить противника — была совершенно чужда частным начальникам. Они видели свою задачу в соединении разбросанных армий. В этом взгляде у них была линия соприкосновения с Мольтке. Но Мольтке хотел, чтобы противник оказался внутри круга соединяющихся армий, они же хотели предоставить противнику возможность сосредоточить свои силы в другом месте. Если и тот, и другие соглашались развернуть армии, то следовало решить, надо ли завязывать сражение. Для штабов армий ближайшей целью войны представлялось сосредоточить в одно целое у Гичина или у Милетина 250 000 чел. Во всяком случае надо было опрокидывать противника, который пытался бы воспрепятствовать движению, если только не хотели поступить так, как пытались сделать Бонин под Траутенау и Штейнмец под Швейншеделем и чего Гиллер даже достиг под Паршницом, а именно: не обращая внимания на расположенного вблизи противника, стремиться достигнуть намеченного для ночлега района. Это понятно: командиры корпусов 2-й армии полагали, что им не поставлена задача вступать в бой с противником, а лишь задача — в течение 28 июня достигнуть участка Арнау, Кенигингоф и Шурц. Они должны были как можно меньше отвлекаться от этой задачи. К тому же наступление в большом масштабе было не так легко выполнимо, поскольку с самого момента выступления войсковые соединения были расчленены на свои составные части. Под Находом Штейнмец отразил противника, но не смог атаковать его, так как прибывавшие на поле сражения войска его корпуса были раздроблены малыми частями по всему фронту. Генерал Гроссман под Траутенау получил задачу: двинувшись с десятью батальонами, увлечь в атаку выдвинутые вперед восемь батальонов Будденброка. Повидимому, он этого приказа не получил. Но даже если бы этот приказ дошел до него, он все-таки не был бы в состоянии повести в атаку десять батальонов, так как они были разбросаны мелкими группами и перемешаны. Под Скалицом большая часть прусской пехоты была брошена в дубовую рощу и фазанник. Правда, отдельные части могли оттуда двинуться на неприятельскую позицию, но, конечно, было выше всяких человеческих сил повести в дружное наступление множество перемешавшихся друг с другом полубатальонов, рот и стрелковых взводов. Отдельная атака Кирхбаха под Скалицом велась на слабо занятую позицию, а атака Гиллера у Буркерсдорфа — на уже отступавшего противника.
В 1-й армии, по крайней мере, применяли планомерные атаки. Но вместо того, чтобы атаковать теми корпусами, которые наталкивались на противника, а прочими продолжать движение до тех пор, пока они не выиграют неприятельских флангов и тыла, в действительности сразу же все задерживалось и стягивалось для атаки фронта и оконечностей крыльев. И прежде чем эти передвижения заканчивались, противник, если таковой вообще имелся, отступал. Приготовления оказывались слишком основательными и слишком медлительными. Выяснилась необходимость непосредственного развертывания из походного движения. Но чем длиннее походные колонны, тем большие затруднения встречает такое развертывание. Корпуса того времени не имели еще столь многочисленной артиллерии и обозов, как теперь. Но ту растяжку походной колонны, которой им нехватало, корпуса стремились наверстать, по крайней мере, большими дистанциями между головным отрядом, авангардом, главными силами, резервом пехоты, резервом артиллерии и резервом кавалерии. Эти бесконечно длинные колонны могли лишь медленно продвигаться вперед. Под Находом последний резерв прибыл на поле сражения в 11 час. ночи. Бонин мог бы достигнуть Траутенау раньше противника, если бы он на марше не заставлял пехоту, строго по уставу, осматривать склоны по обе стороны дороги, не спрятался ли в домах, в кустах и на высотах какой-нибудь коварный враг. Хвосту пехоты первой армии понадобилось четверо суток, чтобы выбраться из района тесного сосредоточения у Рейхенберга и перейти через Изер. Начальник штаба армии, генерал фон-Фойгтс-Рец жаловался, что местность слишком тесна, чтобы развернуть все войска. Но в его власти было расширить местность по желанию вправо и влево и дать простор сосредоточенным массам. Конечно, в движении 1-й армии не было той неутомимости и той неудержимости, с которой Наполеон толкал вперед свои колонны.
Участь боев решается сильным артиллерийским огнем. Это было известно уже из войн начала, столетия. Чтобы не слишком рано израсходовать это ценное средство достижения победы, резервной артиллерии отвели в походном порядке одно из последних мест. Это было удобно и полководцу, чтобы возможно позднее оказаться внеобходимости распоряжаться чуждым ему вспомогательным родом войск. Когда, наконец, приходилось атаковать, пехота оказывалась беспомощной и бессильной против длинных линий австрийских батарей.
Можно было бы думать, что при таких обстоятельствах обстановка складывается в пользу легкого успеха австрийцев. Но их тактика также не была лишена значительных особенностей. Вечный спор о том, надо ли стремиться развернуть больше солдат, вооруженных ружьями, в одну линию, чтобы они имели возможность действовать своим оружием, или располагать их больше в глубину, чтобы они не имели возможности его применять, — был решен австрийцами в последнем смысле и притом в крайнем его толковании. Под Находом четыре бригады были расположены в колоннах друг за другом, в три линии каждая, и образовали двенадцать линий. Два батальона передовой линии в колоннах были в огневом бою слабее одного развернутого батальона. Этот перевес в огневом бою даже не находился в зависимости от того, что этот развернутый батальон был вооружен игольчатыми ружьями. Бой наступающей колонны против развернутого строя был решен в пользу последнего со времени Прейсиш-Эйлау и Ватерлоо и еще раз подтвержден в сражении при Альме. Убийственный огонь игольчатых ружей обращал отбитую атаку в кровавое поражение. Тактика атаки в глубоко эшелонированных колоннах, питающихся из глубины боевого порядка, удерживание позади резервов и, наконец, изобретение ружейного мастера Дрейзе — все это привело к тому, что как разбитые корпуса Рамминга и эрцгерцога Леопольда, так и победоносный корпус Габленца были потрясены в своих основах. Но решающее значение имели те невыполненные, но угрожавшие противнику обходы, которые вытекали из оперативного плана Мольтке. В общей сложности бои 27 и 28 июня давали 2-й армии возможность уничтожить противника. В действительности же они дали разве только победу. Многие ошибки и погрешности командования не могли все же остаться совершенно без последствий. Хорошо было то, что ротные и взводные командиры были полны инициативы и решимости, что дух солдат был наилучший и войска были в состоянии все выполнить. Но с совершенно дезорганизованной массой нельзя было достигнуть решительной победы. Приходилось довольствоваться тем, что противник отступал из-за того, что мы должны были бы сделать, но в действительности не сделали.
Управление боем в другой армии, обыкновенно излишне обстоятельное, оказалось удовлетворительным, когда под Гичином не осталось времени для продолжительной подготовки. Там была достигнута победа с меньшими силами, а преследование превратило ее в настоящую победу. Одна колонна столкнулась с сильным противником и дралаоь без решающего исхода. Соседняя колонна встретила более слабого противника, отбросила его, направилась в тыл более сильного противника и выполнила, таким образом, то, что 2-я армия должна, была бы делать в каждом бою. Это дало победный исход. Австрийцы оказались не в состоянии сохранять свое расположение, и намеченное оборонительное сражение не состоялось. Но для использования обстановки нехватало немедленной атаки неприятельского фронта 2-й армией п продвижения 1-й армии на линию Гориц — Кениггрец. Последнее, при наличии всего двух дивизий, было невыполнимо, 1-я и Эльбская армии вместо того, чтобы правым крылом достигнуть, Хлумеца, имели восемь дивизий далеко позади, на заднем плане. Это дало противнику время уйти от окружения. Из проектированного Мольтке сражения на уничтожение получилась лишь «ординарная победа».
Назад
Кениггрец
27 июня 1866 г. один австрийский корпус у Находа, а 28 июня два других у Скалица и Буркерсдорфа (см. схему 49) были настолько потрясены, что их дальнейшая боеспособность не только для наступления, но и для обороны находилась под сомнением. Ввиду этого Бенедек нашел возможным дальнейшее проведение своего плана — обороняться двумя корпусами фронтом на восток, а шестью корпусами атаковать противника, подходившего с запада. Бывших в наличии боевых сил стало уже недостаточно, чтобы одновременно справиться с двумя задачами, из которых каждая сама по себе была очень трудна. Но так как противник с запада двигался крайне медленно, то являлась возможность на короткое время предоставить его самому себе и все силы собрать против другого противника, который, как казалось, дерзко продвигался вперед. Если бы удалось отбросить этого противника, для победоносной армии осталось бы еще время обратиться в другую сторону. Ввиду этого поспешно подтягивался кронпринц Саксонский. Восемь корпусов должны были быть брошены навстречу четырем корпусам прусской 2-й армии. Если боеспособность трех из восьми имевшихся корпусов и была под сомнением, то все-таки многое обещало успех этому новому плану. Прусская 1-я армия действительно намеревалась в течение двух или трех дней продолжать стоять на Изере против воображаемого неприятеля, и поэтому, казалось, на ближайшее время ее можно было не принимать в расчет. 29 июня прибыл последний корпус растянувшейся на несколько переходов австрийской походной колонны. В тот же день отошли и прикрылись рекой, хотя и не без боев и потерь, еще два корпуса, бывшие 28 июня на левом берегу Эльбы. К вечеру там было собрано шесть корпусов. Их казалось достаточно, чтобы 30 июня на очень сильной позиции победоносно отразить атаку 2-й прусской армии. В тот же день мог подойти кронпринц Саксонский, и в этом: случае 1 июля можно было перейти в решительное наступление на отбитого противника.
Но едва план был составлен, как одна за другой стали исчезать необходимые для успеха предпосылки. Рано утром 29 июня Мольтке потребовал, чтобы 1-я армия оставила в покое рожденного ее фантазией противника и без промедления шла на поддержку 2-й армии. Это требование было выполнено постольку, поскольку возможно было быстро выбраться из занятого армией тесного расположения. Кронпринц Саксонский, остававшийся согласно предыдущему указанию у Гичина, получил приказ незамедлительно отойти, но уже тогда, когда он ввязался в серьезный бой. 30-го 2-я прусская армия не атаковала, а следовательно, и не могла быть отражена. Оба противника занимались только бесцельной артиллерийской стрельбой. Вместо желанной атаки австрийцы в течение дня получили следующие донесения: кронпринц, Саксонский вечером 29-го разбит под Гичином. 1-я легкая кавалерийская дивизия и саксонский корпус отошли к Смидару, 1-й корпус к Милетину и Горицу; многие части обоих корпусов рассеялись по разным направлениям. Около полудня перед Горицом показалась неприятельская кавалерия. Граф Клам-Галлас в силу этого тотчас же стал продолжать отход к Кениггрецу. Снова корпуса оказались разбитыми. Таким образом, Бенедек на пространстве между Милетином и Яромером располагал только шестью сосредоточенными корпусами. С ними он должен был быть готовым не только к желанной атаке четырех корпусов с фронта, но и к весьма нежеланной атаке пяти корпусов во фланг и тыл. В этом случае он должен был расценить, по рецепту Клаузевица, «что у него осталось от общей массы, что можно еще было назвать боеспособным, т. е. те части, которые еще не совсем обратились в потухшие вулканы». Затем ему следовало взвесить, «обеспечен ли надежно его тыл», и он должен был придти к заключению, что налицо было около пяти потухших вулканов, что три корпуса еще можно было назвать пригодными и что с обеспечением тыла дело обстоит в высшей степени скверно. В результате этого анализа и последовало естественное решение очистить поле сражения.
Еще в полдень 3-й корпус от Милетина был оттянут к Ланчову; вечером обозы были высланы вперед, чтобы в час ночи 1 июля могли приступить к движению шесть корпусов, четыре кавалерийских дивизии и армейский артиллерийский резерв. Выполнение отхода было нелегким. Кавалерия противника уже в полдень 30-го настигла 1-й корпус, и врага каждую минуту можно было ожидать, примерно, с линии Гориц — Нейбидшов. Если бы хотели избежать флангового удара оттуда переходом горону Эльбы, то должны были бы считаться с возможностью быть атакованными 2-й армией со стороны Меттау. Ночной марш был предпринят четырьмя колоннами между дорогой Ланчов — Грос-Бюрглиц — Садовая и рекой Эльбой. Так как многочисленные обозы неоднократно запруживали дороги, походные колонны были слишком длинны и нельзя было избежать некоторых трений, то ничего не было удивительного в том, что в 10 час. утра 3-й корпус еще находился у Ланчова, а арьергард с артиллерией был виден у Либталя (в 3 км к югу от Кенигингофа) и что только поздней ночью на 2 июля последние части достигли своих биваков в районе Садовая, Кениггрец, Эльба, Тротина. Саксонский корпус и 1-я легкая кавалерийская дивизия через Нейбидшов и Неханиц были оттянуты к Лубно и Нидер-Приму (в 2 и 5 км восточнее Неханица) (схема 52).
Армия, которую теперь вел назад Бенедек, была совершенно разбита. Что еще оставалось стойкого в армии к 30-му, все это было растеряно ночным переходом. Картина, представившаяся взору главнокомандующего во время отступления, лишила его последней веры в себя и в свою армию. Прибыв в Кениггрец, он в полдень 1 июля в полном отчаянии телеграфировал: «Настоятельно прошу ваше величество заключить мир во что бы то ни стало: катастрофа для армии неизбежна». Катастрофа в действительности наступила бы, если бы противник преследовал хотя бы только кавалерией и если бы продолжаемый отход обратился в бегство и разложение. Но раз противник не показывался, раз нигде не было столкновений, в сердце несчастного полководца вновь затеплилась надежда. Во все стороны были высланы разъезды, чтобы осветить необъяснимую остановку противника. Полученная после полудня из Вены телеграмма «Мир заключить невозможно. Приказываю, если это неизбежно, приступить к отходу в полнейшем порядке. Произошло ли сражение?» застала Бенедека уже в более спокойном состоянии. Он подготовляет позицию для войск, его сердечно приветствуют, он говорит слова ободрения, приказывает построить укрепления на обращенном к противнику фронте между Липой и Неделиштом и свои впечатления и настроении излагает в такой телеграмме:
«6-й и 10-й корпуса пострадали чрезвычайно, 8-й очень сильно, 1-й и саксонский корпуса необыкновенно изнурены, и потребуется несколько дней, чтобы привести их в порядок, 4-й корпус тоже потерпел урон. Из восьми корпусов только два не были в сражении, и хотя они имели частичные столкновение, но остались совершенно свежими; однако, и эти корпуса, как и кавалерия и артиллерийский резерв, очень утомлены. Большие потери вызывает, главным образом, игольчатое ружье, убийственное действие которою на всех без исключения, бывших в сражении, производит сильное впечатление. Все это принудило меня отойти сюда. На пути я застал огромные обозы армии, которые не могли быть выброшены достаточно вперед, и если бы, при подобной обстановке, последовала атака противника или последует раньше, чем 1-й корпус и саксонцы приведут себя в порядок, а армия хотя бы несколько не оправится, катастрофа стала бы неизбежной. К счастью, противник сегодня до настоящего момента еще не нажимал. Поэтому завтра я предоставлю армии отдых, оттяну обозы, но дольше оставаться здесь не могу, так как на послезавтра в лагерях наступит недостаток в питьевой воде. 3-го я буду продолжать отход к Пардубицу. Если я не буду обойден, то я вновь смогу рассчитывать на войска, а если представится случай к наступлениюю, я им воспользуюсь; в противном случае я приложу все усилия, чтобы привести армию в возможно лучшем порядке к Ольмюцу, и. насколько это будет в моих силах, с безусловным самопожертвованием, постараюсь выполнить высочайший приказ вашего величества».
Если бы каким-либо путем эта телеграмма попала в неприятельскую главную квартиру, на нее взглянули бы там, как на драгоценное приобретение; а между тем, она едва ли содержала что-либо, что уже и без того не было мзвестно. 2-я армия хвасталась, что она сокрушила четыре неприятельских корпуса, 1-я — что она разбила два корпуса. Что же могло получиться от этих обломков после быстрого ночного марша на тесном пространстве! Если кавалерийский корпус, несмотря на неустанные просьбы, все-таки был удержан позади пехоты в надежной сохранности, если кавалерийская дивизия Гартмана была послана в направлении, противоположном расположению неприятеля, и тем самым войска были лишены всяческих сведений о противнике, то все же известно было достаточно: разбитый противник быстро отступает, и его нужно преследовать незамедлительно. Часть всей армии должна следовать за ним вниз по Эльбе; другие две части сопровождают его справа и слева, охватывая его фланги, как только он сделает остановку и подумает о бое. Четвертая часть, особенно кавалерия, будет пробовать стать на пути его отступления, будет преграждать ему дорогу, задерживать его, пока не подойдут другие части. Так поступили Ганнибал при Каннах, Наполеон при Иене, так можно было бы поступить и теперь, так как враг мог двигаться и отдыхать только сомкнутыми массами.
Приказ Мольтке в ночь на 1 июля давал к тому же указание о способе и направлении преследования (см. схему 49). Он гласил:
«2-я армия занимает левый берег верхней Эльбы, правый фланг ее должен быть готовым через Кенинингоф примкнуть к левому флангу наступающей 1-й армии. Эта армия безостановочно наступает в направлении на Кениггрец. Значительные неприятельские части, которые стали бы угрожать правому флангу двигающихся войск, генерал фон-Герварт должен атаковать и оттеснить от главных неприятельских сил».
Этот приказ был отдан в то время, когда австрийская главная армия находилась еще на правом берегу верхней Эльбы между Яромером и Милетином. Гичин был очищен, и 2-я армия ожидала атаки Бенедека. После того, как австрийская армия отошла, указания Мольтке должны были быть приурочены к измененному положению. Левый берег верхней Эльбы приходилось захватывать уже не между Кенигингофом и Яромером, но занимать там, где противник расположился по ту сторону, на своей новой позиции. Так как противник отошел к югу, то и наступление 1-й армии должно было бы принять более южное направление, а Эльбская армия должна была, бы продвигаться еще правее.
Из этого должно было вытекать (см. схему 52): Элъбская армия 1 июля двигается в направлении на Хлумец и Пардубиц приблизительно до Кенигштадтля и Грос-Глушица (западнее Нейбидшова), а 1-я, чтобы подождать соседнюю армию, продвигается только до Нейбидшова, Миловица и Грос-Иерица. Правое крыло 2-й армии примыкает к левому крылу, между тем как 1-й корпус, уже направленный к Аулейову, наступает на Милетин и Цабрес, а гвардия — к Литичу и Зальнаю. Левое крыло той же армии двигается к Скалицу и Клени 1-го вечером; прежде чем последняя неприятельская часть втиснулась бы у Кениггреца в узкое пространство между Эльбой и Быстрицей, прусские армии могли бы уже развернуться на линии Кенигштадтль — Клени. Продолжали ли бы австрийцы 2 июля стоять на месте или снова захотели бы уклониться от атаки, этого в прусской главной квартире не могли предугадать; все меры должны были бы сводиться только к продолжению преследования. 2 июля на левом берегу Эльбы могла быть достигнута дорога Кениггрец — Гогенбрук — Тиништ, на другом берегу правое крыло Эльбской армии почти доходило бы до Боданеча (северо-западнее Пардубица). Для отхода австрийцев оставались бы свободными только пути от Кениггреца, через Пардубиц, Сеземиц и Голиц. Для отхода с верхней Эльбы к Садовой, Кениггрецу, Тротине для шести корпусов, шедших по четырем дорогам, понадобилось более 24 час; восемь корпусов на трех дорогах должны были бы потребовать гораздо более длительного времени. Прежде чем арьергард получил бы пространство для движения, он был бы настигнут 1-м и гвардейским корпусами, двигавшимися через Гореновес и Смириц, и в то же время фланги многомильных колонн были бы охвачены двигающимися по бокам корпусами 1-й и Эльбской армий. Корпусам пришлось бы остановиться и принять бой. Точно так же и передовые колонны встретили бы затруднения для отхода, если бы прусская кавалерия была использована хотя бы в какой-то мере целесообразно и, конечно, если бы она была для этого соответственно вооружена. Если бы кавалерийский корпус сначала же занял свое место на правом крыле Эльбской армии или впереди его, а кавалерийская дивизия Гартмана сопровождала бы левое крыло 2-й армии, то первый смог бы своевременно запереть переправы у Пардубица и Сеземица, а кавалерийская дивизия — дорогу у Голица. Австрийская армия вечером 2-го была бы окружена, независимо от того, оставалась ли она на месте, шла ли вперед или назад.
Что приказ Мольтке мог бы быть выполнен в этом или близком к этому виде, это совершенно исключалось. Командование обеих армий совсем не думало о преследовании и еще менее об окружении и разгроме. Все до сих пор совершенное они считали только прологом к войне. Те сражения, которые уже имели место, ни той, ни другой стороной не учитывались в качестве серьезного успеха или неудачи. Только частично были испытаны и взвешены силы. Теперь следовало сосредоточить войска в одну массу, затем искать противника и дать решительное сражение. Но ведь это «решительное сражение» уже произошло 27-го, 28-го и 29-го. В эти три дня правое крыло и центр австрийцев после сильных боев были оттеснены за Эльбу. В последний день Мольтке удалось подтянуть, по крайней мере, часть своих многочисленных резервов, с помощью их совершенно отбросить левое крыло неприятеля и тем принудить к отходу остаток австрийской армии. Сражение не вышло таким, как можно было надеяться и ожидать. Это не было сражение на уничтожение, но все же это было такое сражение, в результате которого боеспособность большей половины неприятельских сил была поставлена под сомнение. В таком, хотя бы и несовершенном исходе, подготовка к новому сражению, проводимому «по ранжиру», уже ничего не могла изменить. Надо было стараться немедленным преследованием нагнать упущенное и исправить сделанные ошибки. Если оперативный план Мольтке и был грубо изуродован, все же расположение армий для подобного преследования не было неблагоприятным. Особенно положение 2-й армии на левом берегу Эльбы представляло такие условия для преграждения отхода, каких лишь с трудом можно было достигать в напоминающих эту обстановку кампаниях 1757, 1800 и 1870 гг. А между тем именно против такого расположения на левом борегу Эльбы особенно упорно возражал штаб армии. Отделенная от 1-й армии рекой 2-я армия, как полагал штаб, подвергалась риску «быть разбитой в одиночку». Боязнь этого стояла в резком противоречии с тогдашним состоянием австрийской армии, разбитой в шести столкновениях и боях. Если бы австрийская армия стояла на левом берегу Эльбы, то вопрос мог бы сводиться к тому, чтобы 1-ю и Эльбскую армии также перебросить туда же, но ни в коем случае не к тому, чтобы 2-ю армию оттянуть на правый берег.
Лишь с большим трудом удалось Мольтке 1 июля удержать на левом берегу три корпуса, между тем как 1-й корпус продвинулся до Праусница, а его авангард до Аулейова (схема 53). Но он не мог помешать тому, что 1-я армия вместо того, чтобы двинуться против неприятеля на линию Нейбидшов — Гориц, двинулась от неприятеля к линии Гориц — Милетин, и что Эльбская армия взяла направление не на Хлумец, но отклонилась к Хох-Везели. 2-го оказалось невозможным противостоять настойчивым требованиям иметь в этот день дневку. Только Эльбской армии рекомендовалось продвинуться до Смидара. Тем самым был решен отказ от преследования и намечалась новая операция.
Многие считали, что противник расположен за Эльбой между Кениггрецом и Иозефштадтом, другие предполагали его у Пардубица, а иные даже у Колина. Конечно, Мольтке желал знать что-либо более определенное, прежде чем наметить новый удар; поэтому 2-й армии было указано произвести разведку в направлении через Меттау Между тем, 3 июля Эльбская армия должна была двигаться к Хлумецу, 1-я — на линию Нейбидшов — Гориц, 1-й корпус — к Грос-Бюрглицу и Цереквицу, прочие части 2-й армии должны были оставаться на левом берегу.
Приказ Мольтке оканчивается так:
«Если впереди Эльбы еще находятся значительные силы противника, то их надлежит немедленно атаковать с возможно большим превосходством в силах».
Значительные силы, действительно, должны были оказаться впереди Эльбы, так как приблизительно в то самое время, как был отдан упомянутый приказ, Бенедек телеграфировал в Вену:
«Армия завтра остается па своей позиции у Кениггреца; однодневный отдых и щедрое снабжение продовольствием подействовали на нее хорошо. Надеюсь, что в дальнейшем отдыхе не будет нужды».