БЫЛО ЛИ НАЧАЛО И БУДЕТ ЛИ КОНЕЦ? 14 глава

КАК ЭТО МОЖНО ЕСТЬ?

 

Такой молчаливый вопрос появляется у каждого новоприбывшего в Индию, когда он пробует индий­скую пищу.

Она не везде одинакова. На Севере больше едят из­делия из пшеницы — чапати, паротха, на Юге — рис. Различаются виды приправ, а структура пищи, если можно так выразиться, одинакова. Нечто грубое и сыт­ное (наполнить живот) и нечто острое и обжигающее (сделать сытное вкусным и желанным). Да не посету­ют на меня друзья-индийцы, если я скажу, что рис и чапати сами по себе безвкусны. Но уж о приправах этого сказать никак нельзя.

Обычное возражение против индийской пищи — «слишком остро». Да, она несколько острее, чем та, к которой мы привыкли. Индийцы, собственно, употреб­ляют почти все то же, что и мы,— красный или зеленый перец (чили), горчичное семя и еще массу вещей — разница лишь в пропорции. И их пропорции так же строги, как и наши. Индиец не станет пригоршнями сыпать чили в свою тарелку, лишь бы было поострее, более того, если чили попадается ему в приготовленной пище, он аккуратно отложит его в сторонку. Не раз мне приходилось слышать жалобы местных жителей, что в том или ином ресторане готовят «слишком ост­ро», и признания:

— Знаете, я не люблю слишком острую пищу.

Хотя та «неострая» пища, которую они все же лю­бят, может привести неподготовленного европейца в ужас.

Чересчур острая пища вредна для пищевода и же­лудка, утверждают врачи. Неумеренное потребление пряностей—это знает каждый — действует на нерв­ную систему, почки, сердце и еще на что-то. Наши врачи, стоящие па страже нашего здоровья, считают по­лезным то, что соответствует нормам и поведению обычного европейца,— регулярный сон, регулярное пи­тание, пищу не слишком жирную, но и не постную, не слишком пресную, но и не острую, не слишком горя­чую, но и не слишком холодную. Вместе с тем индий­ское население в массе страдает от язвенной болезни или рака, от. расстройств нервной системы вряд ли в большей степени, чем жители умеренного пояса.

Конечно, в Индии много болезней, но причиной их, по общему мнению, является не качество пищи, а ее количество, т. е. недостаток.

Я перепробовал всякую еду и пришел к твердому убеждению — следует либо питаться в первоклассных европейских ресторанах, которые имеются лишь в са­мых крупных городах, либо стать вегетарианцем.

Чтобы покончить с вопросом о европейской кухне, добавлю, что она есть во многих городах и во многих ресторанах. Но индийцы ее не любят. Спрос на нее не­велик, поэтому всегда существует опасность нарваться на несвежие продукты. А это гораздо страшнее, чем вес болезни, вместе взятые.

Если вы отправитесь в хороший индийский ресто­ран для начала где-то в Южной Индии — в Мадрасе, Бангалуре, Тривандруме или в Коимбатуре (в этом маленьком городке прекрасный вегетарианский ресто­ран, который может сделать честь любому крупному городу), вам прежде всего принесут рис. Но это совсем не тот рис, который мы иногда потребляем дома. Каж­дая рисинка, как бы положенная отдельно, демонстри­рует совершенство своей формы. Варят его долго, на слабом огне и в большом количестве воды. Впрочем, это искусство, доступное не каждому.

В Майсуре в молочном кафе Рам Даса, где я обыч­но столовался, повар по средам был выходной, однако постоянных посетителей все равно кормили. Рис варил сам хозяин, очень симпатичный человек, но не кули­нар, и по средам в кафе пахло обыкновенной рисовой кашей. Это было совсем невкусно. И даже острые при­правы не помогали.

К рису в Южной Индии вам обязательно подадут расам, папад, пиклзы, дамские пальчики, простоквашу.

Простокваша в комментариях не нуждается, стоит разве только сказать, что она идет «на третье» — когда основная часть риса съедена с острыми приправами, последняя его часть смешивается с простоквашей. Не­много непривычно, зато умеряет жжение во рту и пи­щеводе.

Дамские пальчики — в данном случае не виноград, а нечто вроде зеленых стручков с нежной мякотью вну­три и мелкими семечками-горошинами.

Пиклз — это кусочки чили, лимона или знаменитого плода манго, до такой степени замаринованные и заперченные, что за обедом их можно съесть не больше трех-четырех.

Папад — тонкие лепешки из рисовой муки, похожие на зажаренные листы плотной оберточной бумаги, хру­стят, а затем будто тают во рту.

Пожалуй, самым замечательным изобретением южноиндийской кухни является расам. Слово это про­исходит от санскритского раса — живительный сок, сок жизни, жизненная сила. По древнеиндийским пред­ставлениям, раса — та субстанция, которая обеспечи­вает существование всего живого, нечто вроде живой воды русских народных сказок. Уже из одного того, что древние тамилы применили этот термин к вполне кон­кретному блюду, можно судить о его роли среди других блюд.

Говоря грубо, расам — это настой перца, но видов его существует великое множество — томатный, лимон­ный, из дала и т. д. На всякий случай даю рецепт при­готовления одного из его видов. На литр воды надо по­ложить 200 г особого вида гороха (дал) и варить его до полной готовности, потом добавить 50 г обыкновен­ного черного молотого перца (всего две с половиной пачки!), 5 г семени джиры, маленькую головку чесно­ка, чуть-чуть сырого имбиря, асафетиды, соль по вкусу и веточку кербелы. Особенно важна веточка. Она дол­жна быть свежей, только что сорванной с дерева. За­тем в общую кастрюлю следует влить сваренные от­дельно 50 г тамаринда и то же самое проделать с одним-двумя полузелеными помидорами. Все как следует растолочь и очень долго держать на медленном огне. Некоторые полученную смесь процеживают через мар­лю, другие подают к столу прямо так.

Сложновато, не правда ли? И вы не знаете, что такое джира, асафетида и кербела? Я тоже не знаю. И все же советую приготовить. Результат превзойдет ожидания. Кастрюля расама на праздничном столе за­менит все горячительные напитки. Гости испытают та­кие же ощущения, как от соответствующего количества водки, и непременно будут прилежно крякать и заку­сывать. Но исключаются неприятные последствия бан­кетов.

Впрочем, сами индийцы расам вовсе не пьют — они наливают его в тарелку с рисом и вдумчиво перемеши­вают пальцами, время от времени отжимая рис, дабы он лучше пропитался. Иногда производят обратную операцию — кладут рис в расам и затем вылавливают его оттуда ложкой или пальцем.

Необходимо упомянуть также о чатни. Это слово применяется ко множеству приправ, основой для кото­рых может служить мелко истолченный кокосовый орех или густо смешанные с пряностями овощи. Чатни обыч­но не очень остры и более всего соответствуют нашему представлению об овощных гарнирах.

Я затрудняюсь перечислить все приправы, употреб­ляемые в традиционной индийской кухне. Названия ряда из них я не знаю. Входящие в них компоненты тоже неизвестны. Однажды я насчитал 16 тарелок, та­релочек, розеток и соусников, поданных мне одновре­менно на огромном блестящем подносе.

Бенгальцы тоже едят главным образом рис, но до­бавляют в него сладкие соусы. Я так и не успел при­выкнуть к сочетанию кислого и сладкого или острого и сладкою. Зато бенгальские кондитеры явно держат первое место по Индии.

На Севере рис по крайней мере раз в день заменяют чапати. Эти пшеничные лепешки вкусны, пока горячие, остынув же, превращаются в жесткие куски пресного теста. Их перед отправкой в рот макают в карри —ост­рую приправу из овощей, мяса или рыбы.

Северяне обычно неодобрительно отзываются об южноиндийской пище как о слишком острой. Южане говорят о том же с оттенком гордости. Не верьте. И на Севере и на Юге пища одинаково остры.

Специального упоминания заслуживает панджаб­ская кухня. Во-первых, она отличается большим коли­чеством мясных блюд — панджабцы менее строго со­блюдают вегетарианство. Во-вторых, с ней легче позна­комиться, потому что она широко представлена в Дели. В-третьих, с ней легче примириться, потому что она ближе к кавказской и среднеазиатской (достаточно упомянуть хотя бы плов).

Славу панджабской кухне создал тандури-чикен, зажаренный особым образом цыпленок, фирменное блюдо крупнейшего национального ресторана Дели «Моти Махал». Специфический аромат, умеренная острота и ярко-красный цвет корочки делают тандури-чикен приятным и желанным угощением. Он так же знаменит, как наш шашлык, и непременно включается в меню всех ресторанов выше среднего разряда. Но, как шашлык ресторана «Арагви» отличается от блюда того же названия в закусочной «Южная», так и танду­ри-чикен «Моти Махала» и ресторана «Кволити» — со­вершенно разные вещи.

Особняком стоит кашмирская кухня. Вместо карри здесь готовят яхни — менее острое и более жирное блюдо из мяса. В томатном соусе подается кофта — шарики из мяса или овощей. Но самое знаменитое в кашмирском меню блюдо — гуштаба — мясной шар размером с теннисный мячик, а может, и крупнее (не­которые экземпляры на званых обедах достигают габа­ритов футбольного мяча), пропитанный горячим, очень ароматным соком. Вообще в Кашмире считают, что главная еда — это мясо.

Конечно, то, что написано здесь по поводу индий­ской кухни,— лишь сшибание верхушек. Перечислить все характерное просто невозможно. Рис, например, приготовляется с лимонным соком, жарится с пряно­стями, прежде всего с гвоздикой. Это называется бириани. Выпекают десяток разновидностей лепешек — рисовых и пшеничных. Употребляют и картофель.

Вкусное и неострое блюдо — картошка с жареным луком. Но пусть вас не обманывает название: это со­всем не привычное для нас кушанье.

Один знакомый спросил меня, как в России гото­вят картошку. Я объяснил, что ее чистят и варят или же варят, а потом чистят.

— Затем?

— А затем едят!

Мы сидели на земле в роще кокосовых пальм и слу­шали знаменитую певицу на празднике, посвященном «Рамаяне», древней эпической поэме. Разговор о пище велся давно, мы оба пришли в мечтательное состояние, причмокивали, качали головами, издавали нечленораз­дельные звуки вроде «м-м-м...», давая понять друг другу, как вкусно то, о чем мы говорим. Мое прозаиче­ское описание приготовления картошки прозвучало резким диссонансом этому вечеру, вибрирующему вдалеке голосу певицы, жесткому шуму пальмовых ли­стьев. Мой собеседник недовольно покачал головой.

— Ну-у, это совсем не то. Надо положить ее на сковородку, добавить немного тамаринда, горчичного семени и еще...— пошли специальные термины, кото­рых я запомнить не смог.— Все это придает картошке приятный зеленый (?!) цвет и изумительный аромат.

Если о зрелости и уровне развития национальной кухни судить по ее способности придавать продуктам несвойственный им вкус, цвет и аромат, индийская мо­жет занять одно из первых мест в мире.

Особенно это касается мясных блюд, хотя они не очень распространены. По числу вегетарианцев Индия уж, бесспорно, стоит на первом месте — в результате комбинированного действия религиозных и матери­альных мотивов. Совсем не употребляется говядина и мало — свинина (до сих пор чувствуется влияние исла­ма). Но даже те виды мяса, которые легко достать — баранина и курятина, приготовляются здесь так, чтобы и духу мясного в них не осталось. Нет, определенно, коль скоро хочешь привыкнуть к местной пище, стано­вись вегетарианцем.

Индийцы едят руками, так что им приходится мыть руки дважды, причем особенно тщательно не до, а по­сле еды. Хорошо это или плохо? Ничего хорошего, ко­нечно, нет. Я не испытывал трудностей с питанием, но проблема ложки вставала передо мной здесь довольно часто. В Мадрасе в аспирантском общежитии мне при всем желании не могли достать столовую ложку и вместо нее дали две чайные.

В пользу своего способа отправлять пищу в рот ин­дийцы приводят доводы, с которыми трудно не согласиться. Они говорят, в частности, что доверяют чистоте своих рук больше, чем чистоте вилок, ложек и ножей, вымытых неизвестно кем и как. Действительно, если на поданной вам тарелке остались грязные мокрые разводы или если вам предлагают пищу на пыльном банановом листе, то в конце концов не все ли равно, чем есть? Если вы пьете за обедом сырую воду (не пить нельзя — горит рот), а в этой воде, как вы точно знае­те, столько бактерий, что только вера в железное здо­ровье спасает вас от болезней, до вилки ли тут? Если вам несут суп и вы имеете возможность наблюдать, что пальцы рук официанта (иногда в «белых» перчатках!), окунулись в этот суп, право же, смешно утверждать, что вам непременно нужна чисто вымытая ложка.

Супа, как такового, в индийском меню нет. Его по­дают только в «европейских» ресторанах. Но это не значит, что индиец ест руками исключительно твердую пищу. Жена профессора, образованнейшая женщина, побывавшая со своим мужем почти во всех странах мира, однажды демонстрировала нам, как нужно под­бирать с тарелки соус или простоквашу. Очень просто. Нужно сложить ладонь лодочкой, подогнать жидкость к краю тарелки и черпать.

В Южной Индии, где любят пропитывать рис расамом, берут горсть мокрого риса и выжимают над тарелкой. Проделывают так несколько раз. Северянам это не нравится. Они считают, что применять руки тоже надо в меру.

В Нагпуре преподаватель политических наук при­гласил меня на чисто индийский обед.

— В таком случае не давайте мне ложки, — отве­тил я. — Я буду есть руками.

В возгласе «о-о-о!», который издал хозяин, я уло­вил не только удовольствие, но и опасение. Он знал мое пристрастие ко всему южноиндийскому и с беспо­койством спросил:

— Надеюсь, вы все же не будете выжимать рис над тарелкой?!

Пьют индийцы, как это ни тривиально, чай и кофе. Но если кофе — это тот же арабика, который употреб­ляем и мы, то чай — совсем не тот чай.

Прежде всего его пьют с молоком. Не знаю, как у вас, а у моих домашних упоминание о чае с молоком вызывает содрогание. Но попробуйте пить индийский чай (он называется здесь «черный» и на самом деле черный) без молока. Тут не принято заварку смеши­вать с кипятком. Вам подают либо готовую чашку чая с молоком, либо чашку, молочник и чайник — тот са­мый, который мы называем «заварочным». Кладут туда по ложке чая на чашку и еще ложку «на чайник».

Однажды по московскому телевидению жена секре­таря индийского посольства показывала, как надо за­варивать чай. Приготовленный по индийскому рецепту стакан чая, но без молока, был предложен диктору, по-моему, Н. Кондратовой. Она отпила глоток и вежливо сказала: «Очень вкусно», но выражение ее лица не соответствовало словам. Я полагаю, что это было про­сто горько.

Впрочем, индийский чай без молока прекрасно уто­ляет жажду. Я часто прибегал к подобному средству. С индийской жарой связан случай, ярко показавший мне, насколько в представлении индийцев чай неотде­лим от молока.

В городке Каддапа, куда я попал однажды, стояла такая жара, что я не мог ни спать, ни работать. Доста­точно сказать, что глубокой ночью, в самое прохладное время, температура доходила до 37°. Боя, приставлен­ного к постоялому двору, я попросил принести мне из кафе термос чая без сахара и без молока. Бой никак не мог меня понять.

— Сааб хочет чай без сахара?

— Да, без сахара.

— Ага, без сахара.

— И без молока.

— Как без молока?

— Так, без молока.

— Но без молока ведь невкусно!

— А я хочу без молока.

— Без молока?

— Да, без молока.

— Как без молока?

Этот содержательный диалог продолжался долго. Наконец бой ушел, пожав плечами, и принес чай с мо­локом.

— Я же просил чай без молока!

— Но ведь без молока невкусно!

— это наиболее массовая форма проявления индийского гостеприимства. Бывали дни, когда мне приходилось делать в день по десять визитов. Уже по­сле второго или третьего я вынужден был становиться невежливым — отказываться от чашки чая. Впрочем, в жаркий сезон в этом не было необходимости — жажда не оставляла ни на минуту.

Конечно, к индийской пище надо привыкать. Одним это дается легче, другим — труднее. Даже индийские дети, оторвавшись от материнской груди, тратят на приспосабливание к национальной кухне несколько лет. Но усилия стоят жертв. Только привыкнув к пище, вы сможете свободно ездить по стране, узнать ее и полюбить.

16. «БЛАГОДАРИМ ВАС! ПОСЕТИТЕ НАС ВНОВЬ!»

 

Путешествовать по Индии — одна из самых интерес­ных и неприятных обязанностей. Обязанностей потому, что не сидеть же на одном месте, когда хочешь посмотреть страну! Неприятных потому, что особенности климата и санитарного состояния нигде не ощущаешь так остро, как в дороге. Ну а почему интересно, и объ­яснять не стоит.

Я, разумеется, не имею в виду путешествия по воз­духу. Это почти так же легко, приятно и неинтересно, как в любой другой стране. С самолета ничего не раз­глядишь. Кроме того, половина ваших спутников будет европейцами — туристами и бизнесменами, а другая половина — европеизированными индийцами — тури­стами, бизнесменами и чиновниками. Чиновники зате­сались в эту высокую компанию, так как путешествуют не за свой, а за государственный счет.

Из средств сообщения, доступных широким слоям населения, как местного, так и иностранного, наиболее удобен поезд. Железные дороги, строительством кото­рых так гордились англичане, сохранили до сих пор и положительные, и отрицательные черты прошлого.

Первая такая черта — разная колея. Почти из лю­бого места Индии вы можете прямым поездом попасть в Бомбей, Мадрас, Дели, Калькутту. К ним проложена широкая колея. Метрополия связывалась с колонией морем, и все английское, начиная с войск и кончая но­совыми платками и гвоздями, проникало сюда через основные морские порты и затем по дорогам широкой колеи в глубь страны. Все индийское, необходимое англичанам — сельскохозяйственные продукты, сырье и, конечно, драгоценные металлы,— шло по тем же до­рогам к портам.

Но если вам надо преодолеть расстояние между двумя пунктами, которые расположены не на главной магистрали, вам либо придется делать круг, подчиня­ясь прихоти больших дорог, либо пересаживаться с по­езда на поезд: с одной колеи на другую. Скажем, между Нагпуром, бывшей столицей Мадхья Прадеш, и Бхубанешваром, столицей соседнего штата Орисса, по прямой около 700 км. Но чтобы попасть из одного го­рода в другой, вы должны проехать более 1200 км, сме­нить поезд недалеко от Калькутты и потратить почти двое суток. А из Пуны попасть в Нагпур можно только через Бомбей, т. е. нужно начать путешествовать в об­ратном направлении.

Другое наследие прошлого — состояние железных дорог, изношенность вагонов, паровозов и путей. Чуть ли не ежедневно газеты сообщают о железнодорожных катастрофах, жертвах, чудом предотвращенных ава­риях и т. п. Мое счастье, что все они случались на доро­гах, по которым я либо уже проехал, либо только со­бирался ехать, либо совсем не собирался. Мой опыт может служить и утешением. Я не был в аварии ни разу, проведя в индийском поезде в общей сложности около двух месяцев. Видимо, статистическая вероят­ность попадания в аварию достаточно мала, чтобы пре­небречь ею и смело покупать билет. Все же индийские железные дороги не менее безопасны, чем любой дру­гой вид транспорта, если не считать повозки, запря­женной быками.

За годы независимости созданы паровозо- и ваго­ностроительные заводы. Подвижной состав постепенно меняется. Делаются попытки, хотя и менее целеуст­ремленные, улучшить состояние путей. Сдвиги показа­лись мне очень заметными после пяти лет отсутствия. Но сами индийцы не удовлетворены результатами.

Еще одно наследие прошлого, которое, впрочем, ни­кто не собирается устранять,— резкое различие между «классами».

Существуют два «высоких» класса: вагоны с конди­ционером и первый класс. Кондиционированные ваго­ны ходят исключительно на магистралях, связываю­щих четыре основных города. Билет здесь стоит почти столько же, сколько на самолет. Кто путешествует в них, читатель легко может догадаться.

Первый класс — это наш мягкий вагон. Не такой мягкий, но все же позволяет спать без матраца. По площади купе больше нашего раза в два — за счет ко­ридора, который так узок, что полный человек пере­крывает его в ширину, и за счет незначительности чис­ла купе, которых в вагоне всего семь. На узких колеях функционируют старые вагоны, где купе еще просторнее — целые однокомнатные квартиры с совмещенным санузлом и выходом на две стороны. Они связываются с остальным поездом лишь на остановках — платфор­мой.

Явное пренебрежение индийских вагоностроителей к коридору оправдано. Для чего у нас служит кори­дор? Выйти покурить, дать переодеться женщине, по­дождать, пока освободится туалет, наконец, пройти в вагон-ресторан. Всего этого в Индии делать не нужно.

Вентиляторы и открытые окна позволяют курить в купе, причиняя минимальные неудобства окружаю­щим. Женщины ездят обычно в отдельных купе — «для леди». Там же они, естественно, и переодеваются. Муж­чинам же для переодевания не требуется уединения. Многие, сев в вагон, меняют брюки на удобную нацио­нальную одежду, дхоти, не прерывая оживленных раз­говоров,— завязывают дхоти поверх брюк, а затем снимают их. Туалетов здесь четыре, и ждать не прихо­дится никогда. Что касается вагона-ресторана, то эта «новинка» еще не привилась. Обычно на линиях не человек ищет еду, а еда — человека. Расторопные «бера» (официанты) в белых костюмах и золотых тюрба­нах разносят пищу по купе.

Итак, коридор — почти излишняя роскошь. Но есть удобства не лишние. Прежде всего это вентиляторы-фены. Их четыре по числу полок. Так что пассажир имеет персональный фен и может направить струю воздуха в желательном направлении.

Что значат фены в вагоне, я понял однажды, когда во время долгого ночного путешествия испортилось электричество и они прекратили свою заунывную пес­ню. Был период муссона, незадолго до того прошел дождь, но ночь была жаркая, и вскоре в купе стало не­чем дышать. Минут двадцать я старался заснуть, пы­таясь не замечать духоты, как я научился не обращать внимания на жару. Однако человеку нужен кислород. Пришлось одеться и выйти в коридор. В данном случае мое заключение о ненужности коридора оказалось по­спешным.

Роскошь, делающая путешествие сносным,— это душ, имеющийся в каждом из четырех туалетов. Ко­нечно, бывает, что душ еле капает, а то и вовсе не ра­ботает. Но, много поездив по индийским железным до­рогам, я всего раз испытал серьезные затруднения та­кого порядка — отправился в душ и, не проверив его работу, с удовольствием намылился. Смывал мыло я у обыкновенного рукомойника. Задача не из приятных, но не такая уж сложная, если иметь в виду, что в Ин­дии не существует правила «не лейте на пол». Более того, все, что льется, льется именно на пол.

Конечно, фен и даже душ помогают только до тех пор, пока температура не превысит 40° С. При жаре сверх этого предела тело высыхает после душа мгно­венно и горит еще сильнее. Находиться же под феном просто опасно — обжигает.

Лишь один раз я ехал по Раджастхану летом. На­деюсь, больше не придется. После этого случая я стал строже согласовывать поездки с сезоном. Помочь мо­гло только время. Надо было сидеть и терпеливо ждать, когда закатится солнце. Нельзя было даже пе­ременить место на лавке. Любое ерзание (а поерзать ой как хотелось!) причиняло физическую боль — кожа диванов нагрелась до того, что, казалось, вот-вот нач­нет трескаться. На остановке я купил газету и просмо­трел ее за полчаса. Она на глазах у меня коричневела — начинала тлеть. В этот длинный майский день я до известной степени понял истоки легендарной терпе­ливости индийского народа.

Это, так сказать, крайности. Обычно в поезде «теп­ло», тело зудит от пота, однако можно устроить передышку, постояв под феном, у открытой двери вагона или под душем.

Во втором классе купе еще обширнее, но рассчита­ны на большее число пассажиров. Хотя здесь соблюда­ется принцип соответствия билетов и мест, любовь ин­дийцев к багажу делает купе несколько тесноватыми.

Третий класс — это наш общий вагон с той разни­цей, что число пассажиров ограничено лишь физиче­ским его объемом. Два туалета обслуживают неопре­деленное число пассажиров. Люди сидят, тесно прижавшись боками и упершись коленями в колени визави. На вокзалах висят плакаты: «Небольшой багаж делает путешествие приятным». Ко второму классу это еще имеет отношение — если мало тюков, можно даже, соснуть на багажной полке. Но в третьем классе удовольствия нельзя получить ни в каком случае.

Обстановка железнодорожного путешествия сохраняет нечто от средневековья. Тогда махараджи и чиновники передвигались по стране, возлежа на подушках паланкина. Их сопровождала свита конных и пеших слуг, которые брали с собой все необходимое в пути — палатку, постель, еду. Железная дорога не снабжает пассажира постелью. Предполагается, что он везет ее с собой. И он везет. Объемистый тюк содержит подобие спального мешка или матраца, простыни, на­поминающие наши драпировочные ткани, и маленькую подушку. Неважно, что этой постелью пользуются раз-два в год. Каждый сааб, т. е. человек, имеющий деньги для путешествия в первом классе, сохраняет в хозяйст­ве собственную дорожную постель, которую время от времени достают из чулана, слегка отряхивают от пы­ли, и ока сопровождает хозяина, отправившегося по делам.

Тот же принцип — у настоящего сааба все есть — препятствует, видимо, и внедрению вагонов-рестора­нов. До сих пор очень многие пассажиры, отнюдь не бедные и отнюдь не из соображений экономии, не поль­зуются железнодорожной кухней, а везут с собой судки и характерные железные коробочки, наполненные ри­сом, лепешками и различными приправами.

Пассажиры во всех странах в основном: 1) глядят в окно, 2) едят, 3) спят, 4) разговаривают, 5) читают и 6) играют в карты, домино, шахматы и другие нацио­нальные игры.

Пассажир первого класса в Индии никогда ни во что не играет: он выше пустого времяпрепровождения. В третьем классе карты — обычное занятие.

Смотреть в окно в индийском поезде легче и прият­нее, чем в нашем. В купе три окна, занимающие всю ширину внешней стены. Излишне добавлять, что стек­ла не бывают замерзшими. Но пассажир не смотрит в окно. Он не турист. Он любит свою страну, но не испы­тывает любопытства.

Что касается чтения, то я не заметил никакой раз­ницы. Как и повсюду, наибольшей популярностью в поездах пользуются газеты, журналы и детективы.

Преимущественно индийские пассажиры спят и разговаривают. То и другое они делают как следует. Если спят — крепко, если разговаривают — громко. Причем часть пассажиров может спать, а часть в это время — разговаривать. Одни, наговорившись, засыпа­ют. Другие, выспавшись, начинают разговаривать. Это не влияет на качество сна и разговора. Индийцы пола­гают — и я на собственном опыте убедился в их пра­воте,— что если человек хочет спать, ему ничто не по­меха.

Еда у индийского пассажира занимает намного меньше времени, чем у нашего. Наблюдение Ильфа и Петрова, что едва поезд трогается, пассажиры разво­рачивают пакеты и начинают потреблять крутые яйца, к индийцам не подходит. Они питаются в пути так же скромно и размеренно, как дома. Завтрак в 6—7 часов, обед в 10—11, чай в 4—5 и ужин в 7—8 часов. Орга­низация железнодорожного общепита произвела на меня неизгладимое впечатление. Часа за два до насту­пления предписанного обычаем времени приема пищи в купе входит «бера» и осведомляется, чего саабы же­лают и желают ли они вообще чего-либо. В положен­ное время за сотню миль от места заказа другой «бера» приносит подносы. Два железных блестящих подноса, положенные один на другой, образуют плоскую ко­робку и скрывают серию железных тарелочек: рис, карри, дал, простокваша, лук, папад. Только стаканы с водой не умещаются в эту коробку и их приходится тащить отдельно. Количество обедов, которые «бера» может разнести в один прием, ограничено лишь его фи­зической силой.

На следующей станции третий «бера» собирает опу­стевшие коробки и получает деньги.

Система работает с точностью механизма, во вся­ком случае с не меньшей точностью, чем ходят индий­ские поезда. Для меня, наверно, навсегда останется загадкой, как эти скромные служители сервиса коор­динируют свои действия. Уверен, что они не пользуют­ся телефоном, ибо знаю, что это сложно, даже когда нужно заказать билеты, забронировать место и т. п.

Остается предположить существование беспроволочной связи.

Градации между классами в вагонах продолжены и на вокзалах. Зал ожидания пассажиров первого класса — просторная комната с удобными креслами, иногда с кроватями, с душем, где бывает по заказу; даже горячая вода.

Третий класс ожидает поезда на деревянных скамь­ях в переполненных залах или просто на платформе и. должен пользоваться общественными уборными и умывальниками.

«Второклассников» правила вокзалов присоединя­ют то к первому, то к третьему классу.

Как уже говорилось, по мнению железнодорожной администрации, «небольшой багаж делает путешест­вие приятным». Но призыв остается втуне, потому что большой багаж тоже не делает вашу жизнь на колесах неприятной. Можно месяцами путешествовать по Ин­дии, не притрагиваясь к своему багажу. Армия носиль­щиков в характерных красных рубахах и белых чал­мах штурмует каждый поезд и расхватывает багаж «первоклассных» пассажиров в мгновение ока. У не­привычного человека эта сцена вызывает испуг — она напоминает взятие пиратами судна на абордаж.

Чалма имеет весьма практическое назначение. По­вязав ее поудобнее, носильщик взваливает на голову два-три чемодана, тюк с постелью поверх них и мед­ленно, когда чемоданы нетяжелые, или семенящим бе­гом, когда его буквально прижимает к земле, достав­ляет ваш багаж к такси, к тонге, к рикше — в зависи­мости от того, какой транспорт есть в городе.

В общем, я бы повсюду в Индии повесил плакат: «Путешествуйте первым классом». Впрочем, этому со­вету не все могут следовать.