БЫЛО ЛИ НАЧАЛО И БУДЕТ ЛИ КОНЕЦ? 18 глава

Все же недовольство здесь в основном выражают интеллигенция и имущие слои, землевладельцы, так называемые общинники, которые в результате прогрес­сивных мероприятий правительства лишились части доходов. Трудности с Гоа вполне естественны и, на­верно, будут успешно разрешены в будущем.

Но поистине кровоточащей и в прямом и в пере­носном смысле раной остается Кашмир. В прямом, потому что на его территории уже дважды велась война с Пакистаном. В переносном потому, что там существует организованное — легальное и подполь­ное — сепаратистское движение.

Англичане, разделив свои владения в Индии на два государства, предоставили шестистам княжествам право выбрать, в какой из доминионов они вольются. Право это могли осуществить лишь князья, автори­тарные владыки, не ограниченные в то время каким-либо собранием представителей или парламентом. Для большинства княжеств вопрос решался почти автоматически: князья-индусы, подданные которых тоже были индусами, вошли в Индию, а княжества с мусульманским населением и главой мусульманином, вошли в Пакистан.

Но два самых крупных княжества оказались в затруднительном положении. В Хайдарабаде жили в основном индусы, а князь (низам) был мусульмани­ном. В Кашмире же население было мусульманским, а князь (махараджа) — индусом. И тот и другой склонялись к мысли остаться независимыми. Все же в Хайдарабаде желание народа остаться в Ин­дии было слишком очевидно, и в 1949 г. княжество просто присоединили к Индии вопреки воле низама.

Кашмир же вынужден был пройти через массу испытаний. Началось с того, что в конце 1947 г. сюда вторглись вооруженные мусульманские племена, под­держанные правительством Пакистана. Лозунг «Осво­бождение братьев-мусульман из-под индусского ига» не помешал им грабить всех подряд — и индусов, и мусульман. И тогда махараджа, поняв, что у него остается единственный выход, объявил о присоедине­нии Кашмира к Индии.

Индийские войска вступили в Кашмир и сумели остановить племенные ополчения лишь у ворот Сринагара — столицы княжества. Однако выбить их обратно, оказалось невозможным. Было заключено перемирие, в результате которого около трети территории Кашмира сохранилось за Пакистаном под названием «Азад Кашмир» («Свободный Кашмир»).

Так возник «Кашмирский вопрос». Он был постав­лен в ООН, послужил запалом к пороховой бочке индийско-пакистанских отношений, взорвавшейся в 1965 г., усложняет и теперь сосуществование двух государств.

Непросто сложились отношения между Кашмиром и центральным индийским правительством. Сперва штату была предоставлена очень широкая автономия, многие положения Индийской конституции на него не распространялись. Потом главный министр его Шейх Абдулла выдвинул идею независимости Кашмира, гарантированную ООН. Его обвинили в измене, арестовали, а «особые права» Кашмира постепенно урезали.

Возможно, что для объективного изложения собы­тий в Кашмире за последние 20 лет не настал еще срок. Здесь причудливо переплелись вполне понятное стрем­ление масс к улучшению своего положения, религиоз­ные противоречия, шовинистические поползновения местных лидеров, происки западных государств, прежде всего Соединенных Штатов.

Надо сказать, что националистическим лидерам удалось в значительной мере направить недовольство масс в русло требований широкой автономии или даже независимости.

Когда я приехал в Сринагар в октябре 1968 г., там проходила Национальная конвенция, т. е. конферен­ция всех кашмирских партий, возглавлявшаяся неза­долго до того выпущенным из тюрьмы Шейхом Абдуллой. По мысли ее организаторов, конвенция должна была потребовать проведения плебисцита. Это основ­ной лозунг Фронта плебисцита, националистической организации Шейха Абдуллы. Однако среди делега­тов оказалось много трезвых деятелей, высказавшихся за «решение кашмирского вопроса в пределах Индий­ского союза».

Говорят, что в Кашмире существует и подпольная вооруженная организация, ратующая за присоедине­ние к Пакистану. Она устраивает террористические акты и ведет поджигательные радиопередачи. Я, ко­нечно, не встречался с ее представителями. Но активисты Фронта плебисцита часто бывали моими собе­седниками. Признаюсь, аргументация их часто казалось мне неубедительной, а позиция узкой и не­дальновидной. В основном они напирали на свои на­циональные права.

— Мы требуем только одного — пусть нас, каш­мирцев, оставят в покое и позволят самим решать свои дела.

Я пытался узнать, какую внутриполитическую про­грамму собираются проводить в жизнь сторонники Фронта плебисцита.

— А мы еще об этом не думали,— отвечали мне.— Вот добьемся независимости, тогда решим.

Это безразличие к главным проблемам, волную­щим массы, демонстрирует, с одной стороны, факти­ческое неверие членов организации в возможность успеха, с другой — вполне понятное желание объеди­нить вокруг себя все население штата — от капитали­стов до издольщиков и пастухов, не оттолкнуть ни­кого из них программой сколько-нибудь радикальных реформ.

Обычно национальное движение несет в себе более или менее сильную демократическую струю. В кашмирском движении такой струи почти не чувствуется, ее подавили открыто националистические, сепаратист­ские лозунги.

Между тем подспудным основанием широкого не­довольства, которое выражается в сепаратизме, слу­жит бедственное положение именно народных масс. Появившаяся в последние годы кашмирская мелкая буржуазия, высшее чиновничество, бывшие помещики, принадлежащие в основном к касте кашмирских брахманов-пандитов, в общем, вполне удовлетворены своей жизнью. Аспирант из Сринагара рассказывал мне, что он произвел специальное исследование, желая найти ответ на вопрос: кто в Кашмире сейчас процветает? Он пришел к выводу, что 350 семей, принадлежащих к разным социальным группам, разным кастам, раз­ным религиозным общинам и даже формально к раз­ным политическим партиям, образуют тесный союз и держат в своих руках экономику, администрацию, вершат политику в штате. Государственные субсидии на развитие Кашмира попадают в карманы их и их сторонников. Именно создавшаяся ситуация, при ко­торой Индия вынуждена тратить большие средства на улучшение экономического положения штата, более всего устраивает местную элиту.

Если, мой молодой знакомый прав, картина нацио­нального движения в штате становится просто мрачно-трагической. Народ выходит на демонстрации и выдви­гает требования, думая, что борется за свои националь­ные права и социальное равноправие, а все его усилия уже скалькулированы на арифмометрах как допол­нительные суммы прибыли для верхних трехсот пятидесяти.

Так это или не так, но недовольство кашмирцев имеет очень серьезную экономическую подоснову. Хотя в первые годы после независимости, когда ведущее положение в правительстве занимали левые силы, в штате была проведена радикальная земельная ре­форма, состояние сельского хозяйства по-прежнему тяжелое. Нищие арендаторы, получившие крошечные участки, остались такими же нищими. Они нужда­ются в финансовой помощи, семенах, организованном сбыте продукции, производственной кооперации. А на все это нужны деньги.

Помимо фруктов, Кашмир славится мехами, шер­стью, лесом и изделиями народных промыслов из шерсти, дерева, драгоценных камней и т. п. Местные шали (кашемировые, как их когда-то у нас назы­вали) — это чудо прядения и ткачества. Необыкновен­ная мягкость и тонкость достигаются только и исклю­чительно ручным трудом, мастерством, передавав­шимся от поколения к поколению. Сами ремеслен­ники, изделия которых дают Индии значительные резервы иностранной валюты, живут в тяжелых усло­виях. Им тоже нужны кредиты и электричество для элементарной механизации.

До сих пор в Кашмире нет железной дороги — он связан с остальной страной только автомобильным и воздушным сообщением. Реки его текут в Пакистан. В результате разработка ценных пород древесины в последние годы не расширяется, а даже сокращается.

Другими словами, для развития этого богатого края требуются большие вложения.

Индийское правительство это, конечно, понимает. Оно выделяет значительные средства на подъем эко­номики Кашмира. Индийцы из других штатов выра­жали даже недовольство по поводу того, что ему перепадает из централизованных фондов слишком много. Кашмирцы же, напротив, считают, что Индия в целом получает от них больше, чем дает. Проверить это нельзя — отсутствуют официальные цифры. Но, несомненно, общегосударственные средства здесь рас­ходуются в основном на поддержание экономики, а не на ее развитие. В частности, немалая их часть тратится на сохранение низкой цены на рис, что поз­воляет кашмирским крестьянам и ремесленникам по крайней мере не умирать с голоду.

Несомненно также и то, что часть средств попадает в карманы местных торговцев и подрядчиков, которым поручается строительство дорог, электростанций и т. п.

Энергичный министр промышленности Кашмира Пир Гийяс-уд-дин в беседе со мной был полон опти­мизма, рассказывая о плане развития производства электроэнергии и лесного хозяйства. Но пока что образ Кашмира в моей памяти ассоциируется с фи­гурой обездоленного ремесленника, который сидит на пороге своей мастерской, завернувшись во что-то вроде бурки с болтающимися рукавами, и, чтобы согреться, прижимает к груди кангри — оплетенный горшочек с углями.

ПО КАКОМУ ПУТИ?

Этот вопрос встал перед Индией задолго до дости­жения независимости и до сих пор занимает экономи­стов и социологов, администраторов и политиков. Как Индии развить хозяйство, чтобы сделать, это, во-пер­вых, максимально быстро, а во-вторых, с наибольшей выгодой для всех?

Еще М. К. Ганди, отнюдь не социалист или ком­мунист, резко высказывался против капиталистиче­ской системы с ее погоней за наживой и резкой диспро­порцией между богатством и бедностью. Дж. Неру, возглавивший правительство самостоятельной Индии, считал себя социалистом, призывал построить обще­ство социальной справедливости без эксплуатации. Его взгляды вылились в конце концов в резолюцию о создании «общества социалистического образца», при­нятую на сессии Национального конгресса в Авади в 1956г.

Однако резолюции не могут отменить реальной жизни. Индийский капитализм начал развиваться без всяких резолюций, и к 1947 г. его история насчиты­вала уже почти сто лет. На чисто капиталистической основе возникли текстильная, джутовая, цементная, сахарная промышленность, первые металлургические предприятия. Сложился национальный рабочий класс, выступивший на борьбу за свои права. Капитализм проник, правда, в гораздо меньшей степени, и в де­ревню, стали расти кулацкие хозяйства.

Новое правительство Индии должно было либо решиться на ломку сложившихся отношений, на нацио­нализацию основных отраслей промышленности, на социальную революцию, либо пытаться реформировать, улучшить уже имевшуюся капиталистическую систему. Правящая партия выбрала второй путь.

И конечно, не случайно. Конгресс, всегда стремив­шийся быть партией «всего народа», выражал многие интересы буржуазии, ряд его руководящих деятелей были тесно связаны с нею, они сами вышли из поме­щичьих или буржуазных кругов, и, собственно говоря, перед ними сформулированная выше дилемма даже не стояла.

Но было совершенно ясно, что и на путях обычного капитализма Индия не сможет решить насущные проблемы. Путь классической капиталистической индустриализации долог, приводит к обнищанию масс. А массы ждали от независимости удовлетворения своих нужд, надеялись на достойные условия жизни. Массы бурлили, почувствовав свою силу в ходе осво­бодительной борьбы.

Так родилась идея «третьего» пути, идея «смешан­ной экономики», построения не капитализма и не совсем социализма, одним словом, «общества социали­стического образца».

Что это за образец, не разъяснялось ни в резолю­циях, ни в речах государственных деятелей, ни в науч­ных статьях. Не вызывало сомнения только, что, как и при капитализме, в нем будут существовать частная собственность и частное предпринимательство, но зато, как при социализме, не будет богатых и бедных.

Предполагалось достигнуть этого, во-первых, по­средством развития всех видов производства — част­ного и государственного, мелкого и крупного, промыш­ленного и сельскохозяйственного;

во-вторых, посредством ограничения частного пред­принимательства. Государство берет на себя развитие ключевых отраслей промышленности — тяжелой и военной. Оно же регулирует рост частных предприя­тий, выдавая лицензии на строительство новых заво­дов, а также на приобретение сырья и оборудования;

в-третьих, через защиту государством мелкого производства (ремесленников, крестьян, мелких капи­талистов) от конкуренции крупных предприятий, от ростовщичества и т. д.;

в-четвертых, через установление «мира» в промыш­лености — поддерживая «справедливые» требования Рабочих, касающиеся повышения заработной платы, но и не обижая капиталистов.

В результате постепенно поднимется жизненный уровень всех, сократится разрыв в доходах между бед­ными и богатыми и Индия будет приближаться к «де­мократическому социализму».

Эта программа была бы прекрасной, если бы она могла, быть выполнена. Однако задачам развития эко­номики страны, остающейся, разумеется, капитали­стической, она вполне может служить и служит вот уже более 20 лет, хотя, конечно, заложенные в ней противоречия все время колеблют экономическую конъюнктуру, тревожат общественное мнение.

Начнем с успехов. За годы действия трех пятилет­них планов (1951—1966 гг.) выпуск промышленной продукции вырос почти в три раза и продолжает расти примерно на 7—8% в год. Много это или мало? Много, потому что Индия впервые в своей истории двинулась вперед такими темпами и потому что эти показатели выше, чем в целом по капиталистическому миру. Мало, если учесть громадное отставание в прошлом и нужду народного хозяйства в товарах. Очень много и очень важно, если вспомнить, что в эти годы Индии приш­лось по существу заново осваивать ряд отраслей, совсем отсутствовавших в колониальный период или же представленных в то время лишь отдельными за­водами,— черную металлургию, нефтяную промыш­ленность, химическую, машиностроение, производство электроэнергии. Можно долго рассказывать о новых заводах, об изделиях с маркой «Сделано в Индии», впервые появившихся на внутреннем и международ­ном рынках. Но лучше оставить эту тему для эконо­миста и ограничиться личными впечатлениями.

Ряд районов этой древней страны принял совер­шенно новый, индустриальный вид.

Прежде всего надо упомянуть Бхилаи — город, вы­росший в сухой степи Центральной Индии вокруг ме­таллургического комбината, сооруженного с помощью СССР. Конечно, производственные здания, домны, мартены, громадные склады, подъездные пути прева­лируют в ландшафте. Однако привлекает и сам город, расположенный поодаль, с прямыми мощеными ули­цами, аккуратными современными домами, с вновь заложенными скверами и парками. Облик будущей Индии уже проглядывает здесь.

Грандиозны плотины, возведенные на реках Сат­ледж (Бхакра-Нангал), Тунгабхадра, Маханади (Хиракуд). Строительство их преследует несколько целей — производство электроэнергии, орошение, борьбу с наводнениями, улучшение условий судоходства.

Таких необычных ландшафтов и новых городов в стране уже сотни: Дургапур, Асансол, Ранчи, Руркеда, Нейвели и другие.

В 1968 г. мне довелось ехать в поезде по Гуджарату поздним вечером, почти черной ночью. Всю дорогу вдалеке маячили красные факелы нефтяных вышек. Когда-то Индия не имела своей нефти и считалось, что ее нельзя там найти. Теперь с помощью СССР и Румы­нии нефть найдена, причем в количестве, которое покроет все нужды страны. Активная разведка продол­жается на территории Гуджарата. Планируется вскоре бурение на море — нефть будут добывать со дна Кам­бейского залива.

Гербом штата Ассам служит скачущий носорог. Теперь он скачет на пузатых боках цистерн с ассам­ской нефтью и бензином, отправляющимися во все концы страны. Он стал фирменной маркой государ­ственной компании «Ассам Ойл». А герб пора менять: носорогов все меньше, а нефтяных вышек — все больше. В Барауни и Гаухати построены нефтеперегонные заводы.

Среди наиболее ярких впечатлений поездки 1968 г.— совершенно новый облик пригородов Дели, Бомбея и других городов. Оки растут не только за счет жилых кварталов, но и за счет фабрично-завод­ских районов. В основном предприятия эти мелкие, их роль в производстве не так уже велика, но значение их в экономике измеряется не только этими показа­телями.

Прежде всего развитие мелкого предприниматель­ства, защита его от конкуренции — часть программы правительства, и она выполняется. Если предприятие имеет элементарную механизацию (электродвигатели), если оно может рассчитывать на государственный кре­дит и если его сбыт более или менее обеспечен конт­рактом с правительственным ведомством или с част­ной фирмой, оно процветает, поскольку ограждено от конкуренции крупного производства.

Государство основывает так называемые промыш­ленные участки, т. е. застраивает кусок земли произ­водственными зданиями, подводит к ним электриче­ство, газ, водопровод и затем сдает их мелким пред­принимателям за номинальную ренту. При наличии у человека нескольких тысяч рупий он легко может стать капиталистом, мелким, конечно, но с перспек­тивой роста. И пока он не окрепнет и его предприятие не перерастет рамки, официально установленные для «мелкого» производства, он не будет платить налогов и будет получать всевозможную помощь со стороны государства. Однако он не может стать крупным ка­питалистом, потому что, наняв двадцать первого ра­бочего и вложив в дело сто тысяч первую рупию, авто­матически лишается кредитов и поддержки и оказы­вается один на один с монополистическим капиталом.

В расширении мелкокапиталистического класса руководители сегодняшней Индии видят один из путей к социализму. Путь; конечно, по меньшей мере странный.

Но развитие мелкой промышленности, хотя оно, разумеется, не может привести ко всеобщему благо­денствию, играет в настоящее время благотворную роль. Оно улучшает общую деловую конъюнктуру в стране, учит мелких собственников «культурному» хо­зяйствованию, превращает забитых и разобщенных ку­старей, нанимающихся на такие предприятия, в отряд рабочего класса, самое же главное, повышает мате­риальный уровень жизни десятков миллионов чело­век, которые имеют теперь постоянную работу.

Тот, кто знает, как трудился и еще нередко тру­дится индийский кустарь — в своем доме, в тесноте и темноте,— должен радоваться, видя того же кустаря, работающего часто традиционными методами и ста­рыми орудиями, но в чистом, светлом зале, полном воздуха и потому не столь душном. Надо сказать, что мелкие фабрики, которые усыпали предместья горо­дов, не портят их внешний вид. Современная архитек­тура и яркие краски оставляют даже некое празднич­ное впечатление, не исчезающее, когда заходишь внутрь.

И хотя известно и по рассказам, и по документам, что рабочих, особенно на мельчайших предприятиях, продолжают жестоко эксплуатировать, все же видишь и здесь приметы будущей, вероятно, более счастливой Индии. Им стало все же легче, чем раньше, когда они были «самостоятельными» бедняками или же вовсе безработными.

Положение рабочих в крупной промышленности также изменилось к лучшему. Приняты законы, уста­навливающие максимум рабочего дня (8 часов), ми­нимум заработной платы. Официально признано, что рабочие не должны страдать от роста цены на то­вары — введена «надбавка на дороговизну», о которой уже говорилось. Надбавка разрешена не всем катего­риям работников, а ее получение связано с постоянной борьбой.

Эта борьба вскрывает основное противоречие ны­нешнего экономического прогресса Индии — он дости­гается в основном за счет тех же народных масс, кото­рых должен был бы облагодетельствовать.

Для строительства, модернизации промышленно­сти нужны средства. Пятилетние планы, предусматри­вая все увеличивающиеся вложения государства в сельское хозяйство, транспорт, строительство и про­мышленность, определяют также, откуда поступят нужные средства. Оказывается, что основная доля их приходится на налоги — прямые и особенно кос­венные.

Прямые налоги — на доходы населения — не могут вызвать возражений. Правило, что, чем больше чело­век получает, тем больше он должен вносить на общие цели, справедливо. Однако — и это одна из гримас «смешанной экономики» — как раз самые состоятель­ные группы капиталистов, местные монополисты, ока­зываются не слишком обремененными налогами. А что делать? Частный сектор остается пока самым крупным по капиталу (75%), и половина част­ного капитала принадлежит 75 крупнейшим ком­паниям. Считается, что подорвать их стремление к са­мообогащению — значит поставить под угрозу эконо­мическое развитие страны.

Тяжелым бременем на трудящихся ложатся косвен­ные налоги, т. е. утвержденные государством надбавки к ценам товаров широкого потребления. Есть над­бавки, которые сильнее всего чувствуют на себе со­стоятельные слои — на автомашины, бензин, предметы роскоши, спиртные напитки (простые люди Индии в массе, как я говорил, не пьют). Но есть другие кос­венные налоги, буквально выжимающие последнюю пайсу из полуголодных людей,— на соль, керосин, хлопчатобумажные ткани, сахар и т. д. И почти каждый год, изыскивая возможности свести концы с концами в годовом плане, очередной министр финансов Индии увеличивал эти сборы или придумы­вал новые.

Таким образом, экономические достижения страны в самом буквальном смысле оплачивает индийский народ. Он не может оплатить их все. Даже изобрета­тельность министра финансов не в силах помочь. И правительство прибегает, причем чем дальше, тем больше, к иностранной помощи.

Проникновение иностранного капитала в экономику страны значительно осложняет ее политическое поло­жение. Хотя формально эти займы не связаны усло­виями политического характера, индийскому прави­тельству приходится очень осторожно действовать как внутри страны, так и на международной арене, чтобы не вызывать раздражения своих западных кре­диторов.

Противоречивость экономического развития Индии особенно ясно проявляется в увеличении безработицы. Несмотря на довольно значительные темпы роста промышленности, страна не справляется с задачей повы­шения занятости. Ведь строятся в основном современ­ные заводы, высокомеханизированные и автоматизи­рованные. Там требуется сравнительно небольшое число рабочих. А прирост населения высок. Так, в третьем пятилетии предполагалось дать работу 14 млн. новых рабочих, а взрослое население за те же пять лет должно было возрасти на 17 млн. человек. И это не исключительный случай. Рост рабочих рук все время обгоняет увеличение рабочих мест.

Так и получается, что, несмотря на рост националь­ного дохода на душу населения, до сих пор более по­ловины индийцев зарабатывают меньше рупии в день, т. е. буквально голодают.

В индийском планировании есть немало других недостатков: некоторые государственные предприятия, еще только набирающие нормальный темп работы и руководимые часто не специалистами, а чиновниками-«универсалами», иногда не приносят прибыли; реше­ния о месте строительства промышленных объектов, о номенклатуре нужных стране товаров иногда прини­маются необдуманно, без учета многих факторов; порой утверждаются необоснованные проекты, кото­рые приходится пересматривать.

Хотя потребности Индии в черном металле уже удовлетворены и она может и должна экспортировать чугун и прокат, страна до сих пор совсем не произво­дит многие марки железа и стали, необходимые для современного машиностроения. В то же время сдано в эксплуатацию несколько автомобильных заводов, каждый из которых зависит от зарубежных постав­щиков. Детали, изготовленные из отсутствующих в стране видов стали, ввозятся из-за границы.

Большие неприятности были связаны с гидроэнер­гетическим комплексом Бхакра-Нангал. Проект, раз­работанный американскими инженерами еще в 1946 г., не учитывал всех возможностей этого комплекса, по­требности окружающих районов в воде и электроэнер­гии, а также особенностей режима реки Сатледж. В результате на протяжении 1949—1960 гг. он пере­сматривался 4 раза, причем всякий раз его сметная стоимость увеличивалась. А в 1959 г. сильное наводне­ние разрушило часть недостроенной плотины и при­чинило убытки на сумму 11,5 млн. рупий.

Такого рода недостатки — болезни роста, и нет сомнения, что со временем — с накоплением опыта у планирующих организаций и приходом в государст­венный аппарат технически грамотных специалистов — они будут встречаться все реже.

Но вопрос: что же дальше? — остается все таким же острым. Ясно, что ни одна политическая партия не может существовать, не предлагая своего решения, своих способов вырваться из отсталости и нищеты.

Трудности и гримасы «социалистического» разви­тия служили для ряда партий «доказательством» того, что социализм в Индии немыслим и ненужен. Они считали, что государственные предприятия ни­когда не смогут соперничать в экономической эффек­тивности с частными фабриками. Что бюрократиче­ский аппарат все равно проест государственные до­ходы. Что миллиарды рупий, вложенные в огромные комбинаты и плотины, обернутся грандиозной растра­той национального богатства.

Левые партии, напротив, выражали уверенность, что все несчастья проистекают из того, что государ­ство слишком робко посягает на права частного капи­тала, что оно не захватывает решительно командные высоты в экономике, оставляя в руках частников важнейшие рычаги — кредит и торговлю.

Партия Национальный конгресс до последнего времени занимала в этих вопросах двойственную по­зицию. В своей официальной пропаганде она призна­вала различные недостатки экономического развития (рост безработицы, продолжающуюся нищету, увели­чивающийся разрыв между бедностью и богатством) и важность улучшений и реформ. Но основной тон про­паганды был оптимистическим — в общем, все идет хорошо, национальный доход повышается, вот-вот будет решена продовольственная проблема и насту­пит резкий подъем благосостояния. Беспокоиться не о чем.

Между тем беспокоиться было о чем, и все большее число избирателей приходило к такому выводу. Отсюда постепенное падение престижа Национального конгресса и потеря им власти в ряде штатов.

В 1969 г., после неудачи на дополнительных выбо­рах, проводившихся в четырех штатах, Конгресс вдруг проснулся. «Вдруг» — это, конечно, для красного словца. В партии всегда имелись люди, выступавшие за переход к более активной и более последовательной экономической политике. Но в 1969 г. необходимость сделать выбор — действительно использовать государ­ственную власть для стимуляции экономического подъема или оставить всю затею со «смешанной экономикой» — была осознана и руководителями этой партии. Правда, не всеми. Но большинство пошло за правительством, склонившимся в пользу захвата го­сударством командных высот в экономике.

Были национализированы 14 крупнейших банков, так что теперь в руках государства сконцентрированы транспорт, связь, некоторые важнейшие отрасли про­мышленности и 85—90% всего кредитного дела. Кроме того, принято решение взять под полный контроль внешнюю торговлю — экспорт важнейших товаров и импорт оборудования.

Основной вопрос, принесет ли индустриализация хотя бы элементарный достаток народу Индии, извест­ному своим терпением, но уставшему от многовековых лишений, остается открытым. Достигнутые пока темпы и методы индустриализации страну удовлетворить не могут. Если не произойдет радикальных преобра­зований в экономике, решения этого вопроса нужно ждать еще долгие, долгие годы.