В обществе светского льва 9 глава

— Заткнись, сука! — глухо рычал ей в от­­­вет тот, кто имел её, его голос вибрировал от жи­вотной страсти.

— Ах! Нет! Отпусти! Ненавижу!!! Нена­ви­жу!!! Сволочь!!!

— Заткнись, б..! — он уже рычал, сто­нал, колотил ладонями по её телу.

— О-у-у-ой, — у Анны Аркадьевны по­сыпались искры из глаз. Воображаемый на­сильник залил её своей спермой и бросил го­лой, истерзанной и совершенно беспомощной.

Некоторое время феминистка лежала обес­силенная, смакуя острое ощущение вообра­жа­емого страдания и душевных мук, оргазм от­хо­дил медленно, плавно скользя по всему её телу.

Минут через десять Каренина-старшая вер­ну­лась в реа­льный мир. Вынула из тумбочки ру­лон туалетной бумаги и тщательно подтер­лась. Затем в заранее подготовленном тазике тща­тель­но обмыла насадку вибратора. Ак­ку­рат­но вытерев полотенцем, Анна Аркадьевна ак­куратно уложила ее на малиновый бархат ря­дом с вибратором, закрыла и любовно по­гла­дила коробку. Потом кое-как, кряхтя от на­т­у­ги, сковырнулась с кровати и убрала «ре­зи­но­вого друга» до следующего раза.

Анна Аркадьевна выкатилась из комнаты и поехала на кухню. Там она вытащила из холо­дильника кусок кол­басы, аккуратно запрятан­ный Долли за кастрюлю с су­пом, взяла масло и не спеша, напевая «Сердце красавицы склон­но к измене и к перемене, как ветер мая...», сделала себе два огромных бутерброда, налила чаю, насыпала в чашку три ложки сахара, раз­ме­шала. Поставила всё на поднос и покатилась обратно в комнату смотреть телевизор. Ощу­щение счастья было полным.

Примерно через пару часов вернулась Дол­ли. Было слышно, как она орёт на детей в ко­ридоре:

— Таня! Не вертись! Не вертись, тебе ска­зано! Так, бери вот и неси в комнату! Гришка, не ори, щас дам тебе сиську. Вампирёныш чёр­тов, всё отсосал, ниже пупка скоро будет ви­сеть. Тихо, блин!

Тяжёлые шаги направились в сторону кух­ни. Какой-то грохот. Потом эти же тяжёлые ша­ги, но в два раза быстрее, в сторону ком­наты. Каренина-старшая на всякий случай спря­­тала поднос под кровать.

Дверь распахнулась, на пороге стояла взло­х­маченная, вся потная и красная Долли.

— Мама, Стива не приходил?

— Нет, — Анна Аркадьевна даже поста­ра­лась изобразить дружелюбие.

— Тогда кто, позвольте спросить, съел по­ч­ти всю колбасу?

Лицо Анны Аркадьевны выразило пол­ней­шее недоумение.

— Какую колбасу?

— Докторскую с сыром! Мать вашу! Ну сколько раз говорить — ешьте своё! Я не мо­гу кормить ещё и вас с Аней! У меня на это нет ни сил, ни денег! Короче, с этого дня — две верхние полки в холодильнике наши, а две нижние — ваши. С моих ничего, я повторяю — ни-че-го!!! Ничего не брать! Ни картошины! Увижу — убью! Хватит того, что я одна пла­чу за квартиру!!!

— Платишь ты копейки! И, между про­чим, из-за моей инвалидности! А была бы я здо­ровая — платили бы втрое больше, и тебе свою долю приходилось бы давать на сто руб­лей больше, чем ты сейчас платишь одна! Так что помалкивай! — Анна Аркадьевна возму­щённо отвернулась.

Долли хлопнула дверью. Каренина-старшая почему-то невольно улыбнулась. Ещё раз про­крутив в голове, как она ловко только что от­бри­ла невестку, Анна Аркадьевна тихонько рас­смеялась.

Входная дверь хлопнула снова.

— Если дома кто-то есть, сделайте одол­жение, не подавайте виду! — раздался голос в коридоре.

Стива.

Шаги в сторону кухни.

Входная дверь хлопнула третий раз. Тиши­на. Это Аня! Каренина-старшая вылетела в ко­ри­дор с максимальной скоростью, какую толь­ко могла развить в инвалидном кресле на двух квадратных метрах площади.

— Аня, ты где бы... — немая сцена.

Каренина-старшая смотрела на дочь и не могла поверить, что это она. Телефон, сумка, одеж­да... Дар речи к Анне Аркадьевне не спе­шил возвращаться.

Каренина-младшая, чрезвычайно доволь­ная произведённым эффектом, стояла, выпятив вперёд живот, манерно растопырив пальцы и за­катывая глаза, и сдувала прядь волос со лба.

— Мама, ну что ты на меня так смотришь? Это я — Аня, твоя дочка, — наконец про­тя­нула она гундосо.

Каренина-старшая хватала ртом воздух и делала какие-то непонятные жесты рукой.

— Что ты так на меня смотришь? — Аня ожидала от матери тираду на тему «Ты же как шлюха!»

Из кухни появился Стива, жуя кусок булки с маслом.

— Вау! Сестра! Какой прикид! Мобильник! Дай посмотреть! — Стива дернул у Ани из ру­ки телефон. — Это ты где так поднялась за сегодня? В маминых тряпках за день по элек­тричкам наклянчила? Мы сами люди не ме-е-­­е-естные, — повторил свой утренний прикол Облон­ский. — Мам, слушай, у меня к тебе де­ло, — он повернулся всем корпусом к ма­тери, — а давай я тоже буду тебя по элек­тричкам возить. Буду говорить: «Люди доб­рые, беда пришла в наш дом. Мама кинулась под поезд и лишилась ног. Спасти её может только срочная операция по вживлению мозга. Помогите кто чем может...»

Анна Аркадьевна ничего не ответила, слиш­ком уж бы­ло сильно потрясение от явления Карениной-младшей.

— А где мой костюм?! — очнулась на­ко­нец она.

— Вот! — Аня бросила матери на колени пакет.

— Как... как ты его сложила?! Ты же его помяла! — тут же завопила Анна Аркадьев­на. — И откуда у тебя всё это?! Ты что, у Щер­бацкой взяла?

— Нет, мам, купила, — спокойно сказала Аня.

Воцарилась мертвейшая тишина. Долли от­крыла дверь и стояла на пороге комнаты, дер­жа одной рукой Гришку у груди. И даже он от удивления выпустил изо рта сиську.

— И вот это всё тоже, — Аня показала на стоящие возле её ног сумки.

— Как? На что? — первой пришла в себя Долли.

— Я сегодня была на прослушивании, и ме­ня взяли в группу, — чётко проговаривая сло­ва, отчеканила Аня. — Вот, дали аванс, что­бы я могла нормально одеться. Не по­зо­рить студию.

Каренина-младшая опять манерно расто­пырила паль­цы, поднесла ладони к глазам и ста­ла разглядывать свои ногти, наманикю­рен­ные в салоне.

Анна Аркадьевна издала какой-то нео­пре­делённый звук, резко развернула колёса и исчезла в комнате. Через несколько секунд от­туда начали вылетать Анины вещи.

— Вон!!! Вон!!! Собирай свои вещи и вы­метайся вон!!! — Каренина-старшая была в ис­те­рике. Она швыряла всё подряд — дочкины вещи, учебники, тетради.

— Ай! Биология! Мам, ты чё, с ума со­шла?!

Анна Аркадьевна подъехала к дочери близ­ко-близко и прокричала ей прямо в лицо:

— Раньше надо было о биологии думать! Шлюха!! Я те­бя предупреждала, я тебе гово­рила!!!

И укатилась обратно в комнату.

— Да в чём дело?! — попытался перекри­чать всех Стива. — Какое ещё прослу­ши­ва­ние? О чём речь вообще идёт?

— Короче, я сегодня, — начала объяснять Аня, глядя на то, как в коридоре стремительно растёт куча её вещей, — ходила на прослуши­вание. Набирают девчоночью группу. Ну, меня и выбрали.

— Сестра! — Стива подхватил Аню на ру­ки и громко чмокнул в нос. — Ты же просто зверь! Молодец! Ты первый человек в нашей семье, перед которым открылись го­ризонты шоу-бизнеса! Я буду твоим продюсером! — Сти­ва поставил Аню и пожал ей руку.

— Ну ладно, пусти, помнёшь щас всё, — Аня отпихивала Стиву. — Мне уже пора идти.

— Куда? А обмыть?

— На, — Аня дала Стиве пятьсот руб­лей, — обмойте с Долли, а мне надо идти.

— Слушаюсь! — вытянулся Стива.

— Ну пока!

— Ур-р-ра!!! — громко и раскатисто за­кричал Облонский.

— Дурак... — рассмеялась Аня, закрывая дверь.

Анна Аркадьевна услышала звук хлоп­нувшей двери. Вытянула шею, чтобы лучше слы­шать, что происходит в коридоре.

— Отдай!

— С ума сошла? Сестра дала, сказала от­ме­тить! Значит, надо отметить.

— Тогда дай мне, я пойду в магазин. Куплю вина и торт.

— Я сам могу сходить.

— Нет, пойдём вместе.

Молчание.

— Ну ладно, пойдём, — устало вздохнул Стива.

Анна Аркадьевна сидела, держа в руках Ань­кин свитер, — бросать вещи в коридор уже не было никакой надобно­сти. Всё равно никому до этого нет дела. Стива и Долли, похоже, ра­ды! В их комнате снова раздавались крики. Да­рья одевала детей, чтобы идти на улицу.

Каренина-старшая ощущала необыкно­вен­ную горечь. Все её усилия убедить дочь в не­об­ходимости быть самостоятельной пошли даром.

— Нанялась поющей шлюхой!

Анна Аркадьевна так злилась, что у неё за­болела голова. Хотелось схватить все Ань­кины вещи и искромсать их в клочки. Хотя ей, наверное, теперь до них нет никакого дела, у неё будет много новых! Каренина-старшая представила себе новые шмотки, те, что были на Ане, — вот что надо изрезать! Она выка­тилась в коридор и увидела большие красивые фирменные пакеты, стоящие у стены. Она взяла один, самый большой, и вытащила от­туда дублёнку. Поехала с ней на кухню, взяла нож, размахнулась и полоснула по красивой чёр­ной замше. Осталась только серая поло­ска, надреза не получилось. Анна Аркадьевна в изумлении потрогала лезвие — нож был совершенно тупой! Она бросила дублёнку и принялась вы­ворачивать содержимое ящиков кухонного стола. Ни одного острого ножа! От сознания собственного бессилия она за­пла­кала.

Каренина-старшая долго ещё сидела на кух­не у окна, рыдая и покрывая дочь всеми мы­слимыми и немыслимыми проклятиями. Стра­ст­но хотелось, чтобы Аню изнасиловали, зара­зили СПИДом, посадили на героин — и тогда эта дурёха поняла бы, как была права мать. Или ещё хуже — чтобы она представила себя звездой, а потом бы всё это накрылось мед­ным тазом и Каренина-младшая осталась бы у разбитого корыта — нищей, затасканной, без средств к существованию! И тогда бы поняла — как была права Анна Аркадьевна. Короче, чтобы с этой дрянью произошли все мыслимые и немыслимые несчастья.

— Вот так! Чтоб знала! Дура! Дура!! Дура!!!

Каренина-старшая стучала кулаком по ручке своего инвалидного кресла. Если бы она сейчас увидела, как её дочь прыгает с крыши, то не сказала бы ни слова, не пошевелила бы даже пальцем. Так той неблагодарной идиотке и на­до, раз слов не понимает! Раз не видит, как в этой жизни всё на самом деле обстоит! Ужасно разболелись ноги. В минуты страшных потря­сений Анна Аркадьевна ощущала чудовищную фантомную боль в своих отсутствующих конеч­ностях. Кстати, во время оргазма она тоже ощу­­­щала, как дрожат ноги, как сгибаются и на­пря­гаются пальцы на ногах. Так тело — от­се­чённое, отрезанное, выброшенное на по­мойку — продолжало чувствовать, продол­жа­ло жить.

[+++]

Аня Каренина вылезла из маршрутки и вста­ла возле дороги. «А вдруг не приедет?!» — сердце прыгало и колотилось как сумасшедшее.

— Аня? Каренина? — окликнул её против­ный, растягивающий слова голос.

«Варвара!» — теперь у Ани затрепетала вообще каждая клеточка в теле. Ведь, если Мак­сим приедет, Варвара просто на дерьмо изой­дёт от зависти, и даже если он и не при­едет — хоть обалдеет от её нового прикида.

— Привет, — приторно-сладко поздоро­ва­лась Вар­вара, придирчиво окидывая Аню взгля­дом с головы до ног. Не найдя к чему при­драться, она надулась и как-то скисла.

Варвара Голубенко, высоченная, здоровая, как крестьянская лошадь, девица с огромными бе­лыми зубами, жидкими длинными волосами и почти плоской грудью являла собой «центр об­щественного мнения». Она — королева спле­тен. Ни разу в жизни она никого не по­хвалила, ни за кого не порадовалась, зато по­моев вылила тонны на всех и каждого. Вокруг неё сколотилась стайка девиц, которые шушу­кались и радостно обсирали абсолютно всех, оправ­дывая название «Голубиная туса». Фи­гура, лицо, одежда, положение родителей — всё шло в мясорубку. Классический разговор Варвары с подругами:

— Ой! Смотрите! У Щербацкой новый кос­тюм — где она его взяла?

Хихиканье.

— Из отцовской палатки, наверное, сши­ла! — торжествующе добавляла Варвара.

Папаша Кити был заядлый любитель охо­ты, рыбалки и всяких походов. Его частенько видели нагруженным всяким туристским сна­ряжением.

— Девочки, — делая серьёзное лицо, про­должала Голубенко, — вы ничего не пони­маете. Это последний писк моды. Плащ-па­латка от кутюр!

Взрыв хохота.

— А по-моему, ничего, — раздался роб­кий смущенный голос Оли, самой симпатичной из всех в этой компании.

— Да?! — Варвара развернулась к ней всем корпусом. — Девочки, среди нас есть знаток высокой моды, Оля, ты, значит, тоже ско­ро оденешься в палатку? Слушайте, — Вар­вара обернулась ко всем остальным, сделав встре­воженное лицо, — надо и нам подтяги­ваться к продвинутой молодёжи, а то мы уже типа скоро будем совсем немодные.

Опять взрыв хохота.

Благодаря шаблонности собственных сужде­ний Варвара Голубенко всегда оказывалась пра­ва, куда ни плюнь. Любимый поэт — Пуш­кин, любимый журнал — «Космополитан», любимые модельеры — «Прада», «Дольче и Габбана», почитаемые звёзды — те, что на первых пяти строчках «пепси-чарта»... Кроме Земфиры: «Какая-то она немытая...» Массаж горячими камнями хорошо, антидепрессанты — плохо. Подружки старались хихикать как мож­но громче и во всём соглашаться с Вар­ва­рой, иначе самим можно было стать объектом её колких насмешек. В итоге вся «Голубиная туса» имела одинаковую причёс­ку — гладкие длинные или полудлинные волосы, брюки в об­тяжку или юбка до середины бедра и сверху короткий пиджачок или же свитерок с рука­вами до локтя. Так что Кити в её стильных тряпках от «Кензо», «Готье» и «Соня Ри­кель» всегда оказывалась одетой иначе, чем весь этот инкубатор. Щербацкую в своём уз­ком кругу Варвара называла «чмошницей».

— Господи! — вздыхала Голубенко, зака­ты­вая глаза к потолку. — Денег — куча! А одеться нормально не может! Вроде и моделью работает... Хоть бы у кого спро­сила...

Об Ане и говорить было нечего.

— Последняя коллекция секонд-хенда, де­вочки, это же круто! Вы не знаете? Вся про­двинутая молодёжь нынче одевается в секонде. Надо и нам на экскурсию заглянуть, быть в курсе моды...

Сейчас Аня разглядывала Варвару, одетую в светлые брюки в обтяжку и короткий пид­жачок, и мысленно сравнивала её с собой.

«Я офигенная!» — эта мысль наполнила Ка­ренину торжеством.

— Ты чего тут делаешь? — всё так же при­торно протянула Варвара, недовольная «но­вым прочтением» Карениной.

— Так, человека одного жду, — ответила Аня.

— Прикольный у тебя костюм, только, по-моему, стразы сейчас уже отходят, — скри­вила рот Варвара.

— Да? — Аня сначала растерялась, но потом вспомнила, что ей говорили в магази­не. — А я слышала наоборот, что сейчас стра­зы — это супер.

— Да в магазине тебе ещё не то скажут, им же надо продать, — Варвара попыталась навязать Ане необходимость оправдываться.

— Но я покупала из коллекции этого го­да, — вытянув лицо и глядя на Варвару ис­под­лобья, пробормотала Аня.

— Из «осень—зима»?

— Нет, «весна—лето», — совсем еле слыш­но пробормотала Аня.

— Ну вот, о чём я тебе и говорю! — вос­торжест­вовала Варвара.

Сзади послышалось бибиканье.

«Это Максим!» Аня вцепилась взглядом в лицо Варвары, стараясь ничего не упустить. У той отвисла челюсть и округлились глаза.

— Аня! Привет! — Максим высунулся из машины.

— Ой! Привет! Ну пока, Варвара! — Аня пошла к маши­не, улыбаясь во весь рот. Хоте­лось прыгать от счастья. — Кстати, — она от­крыла дверь и, садясь в машину, обернулась к стоящей как столб Варваре: — С днём рож­дения тебя! Желаю всего-всего!

Варвара ничего не ответила.

Аня обхватила Максима за шею и поце­ло­вала.

— Ты чего?

— Рада тебя видеть!

Аня видела в зеркало заднего вида, что Вар­вара так и стоит, открыв рот, глядя им вслед. Она забила ногами по полу машины.

Максим поднял брови и шумно выдохнул:

— А кто эта твоя подруга, к которой мы едем?

— Да так... Одна модель, — безразлично ответила Аня, будто у неё пруд пруди зна­ко­мых моделей.

— Модель? Это круто. Круто, ничего не могу сказать.

— Да ладно прикалываться!

— А я что? Я серьёзно! Модель... Даже не знаю, как буду выглядеть. Я для похода к модели не одет.

Аня не могла понять, издевается он над ней или нет.

— А кто? — через некоторое время спро­сил Максим.

— Что «кто»?

— Ну что за модель?

— А ты что, их много знаешь? — встре­вожилась Аня.

— Да, знаю некоторых, — отстранённо от­ве­тил Максим.

За два часа до встречи с Аней он ездил с матерью на­нимать моделей для клипа, но в аген­т­стве выяснилось, что одна из девиц, которую они приметили, ушла. Взя­ла и про­пала. Сказала, едет работать за границу. По­хо­­же, Ле­вин постарался! Он давно около неё вертелся. Вот так — берут с улицы девку, учат её, делают ей стиль, манеры какие-то ста­вят, а потом появляется этот кот и всё накры­вается! Более-менее профессиональная модель­ка с хорошими дан­ными едет куда-нибудь в Эмираты в бордель! Левин получает деньги, а все остальные тихо сосут в углу!

— Ну, такая Катя Щербацкая, — недо­воль­но и раздражённо сказала Аня.

Настроение испортилось. «Чёрт! Зачем я его пота­­щи­­­ла к Кити! Дура!» — она нещадно руга­ла себя за то, что пригласила Максима к Кити. «Вы­пендрилась, блин!» Аня уже почти увери­лась в том, что сейчас Максим заведёт с Кити какие-ни­будь разговоры, шуры-му­ры, и всему кранты.

— Щербацкая? — Максим оживился. — Обя­зате­льно знаю.

Он искренне обрадовался, потому что у Ки­ти был имен­но тот типаж, который они искали для клипа.

— Да, мир, как говорится, тесен. Что ж ты мне сразу не сказала, что мы едем к Кити? Хо­тя я почему-то всё время думал, что она где-нибудь в центре живёт, — Максим при­поднял брови.

— Нет, здесь, рядом.

— Одна?

— Нет.

— А с кем? Интересно-интересно. С кем живёт Кити Щер­бацкая?

— С родителями, — недоумённо ответила Аня. — С кем же ещё?

— С родителями? Н-да... Чего только слу­­чайно не узнаешь о людях... — у Максима опре­делённо поднялось настроение.

Аня совсем скисла: «Ненавижу её! И пода­рок ещё такой шибанутый — фаянсовая кош­ка! Максим решит, что у меня нет вкуса. Надо было купить этой дуре что-нибудь при­коль­ное!»

Каренина-младшая ругала себя последними словами. А Максим продумывал, как ему пред­ложить Кити сняться в клипе, чтобы по­меньше заплатить и та не ломалась.

Рядом кто-то настойчиво сигналил. Максим повернулся и увидел «Ягуар» Левина. А он ка­кого хрена тут делает?

Левин кивнул головой. Максим прибавил га­зу. «Ягуар» подрезал его на повороте.

— Чёрт!

— Что такое? — Аня очнулась от своих мыслей.

— Да... козла одного увидел, не ожидал просто его в таком районе встретить. — Мак­сим снова забеспокоился. Какое-то нехорошее предчувствие...

— А-а...

И Аня начала представлять себе, как сейчас всё внимание будет опять направлено на Кити. Приедет этот Левин, и будут они вдвоём с Максимом наперебой её клеить. Ещё если Врон­ский это увидит, то Кити вообще станет центром вселенной! Аня вспомнила слова Варвары о том, что «стразы уже отходят», и ей стало совсем тошно. Ведь Кити сейчас на­пялит что-нибудь такое, о чём Аня наверняка даже понятия не имеет.

[+++]

Вронский собирался к Варваре. Ему не очень сильно хотелось туда идти. Опять слушать, как юное бабьё перемывает всем кости.

— А давай скажем, что у нас дело какое-нибудь образовалось? — обратился он к Пет­рицкому.

— Да ладно тебе! Пойдём, пожрём как сле­­дует.

— Ты только из-за еды туда идёшь, что ли? — Вронский хитро улыбался.

— Ну, там Ольга будет ещё, — Петриц­кий принялся внимательно разглядывать паль­цы своих ног.

— А... У тебя на неё стоит?

— Бля, да хватит уже! — Петрицкий вско­ч­ил и, обхватив Вронского за плечи, пова­лил его на кровать.

— А стоит! Стоит!!!

— Заткнись!

Петрицкий легонько совал Алексею кулаки под рёбра.

— Пусти!! — Вронский колотил ладонью в стену. — Щекотно!

В итоге оба, заливаясь хохотом, уселись на пол.

— Ну ладно, из-за Ольги — пойдём. — Вронский хлопнул себя ладонью по бедру, встал и вдруг в окно увидел, что Каренина заходит в подъезд Щербацкой с каким-то му­жиком.

— Э... глянь... Это же Анька.

— Где? — Петрицкий вскочил.

— Да ушла уже... Слушай, она с каким-то мужиком при­ехала вон на той тачке. Прикид какой-то реальный... Нормально! — Вронский удивлённо обернулся к Петрицкому. — Слу­шай, может, туда пойдём? Там, может, круче будет? Нас сегодня даже звали, помнишь? — Вронский слегка толкнул Петрицкого локтём, тот расплылся в гнусной улыбке.

— Да уж, звали...

— Так может...

— Не-е, пойдём к Варваре, раз собрались, — скривился Петрицкий. — Не появимся — она обидится. Вони будет кило.

— Это точно, вони будет.

Вронский подумал, что наговорит потом Вар­вара, если узнает, что он вместо неё пошёл к Кити! Да и потом выпу­скной класс... А у Варвары или у кого-нибудь из остального ба­бья всегда можно домашку списать.

— Да, пойдём к Варварке. И правда, оби­дится ещё. Коза...

[+++]

Кити стояла перед зеркалом, оглядывая се­бя в послед­ний раз. На ней было изумительное красное платье, стилизованное под китайское. Но не чистое «этно» с вьетнамского рынка, а «намёк от кутюр». Позапрошлогодний «Тьер­ри Мюглер». Гладкий тёмно-красный шёлк с традиционным рисунком, вышивка вместо окан­товки. Щер­бацкая накинула тонкую шаль. Длинные кисти, свиса­ющие с её концов, за­вер­шили ощущение роскоши. Золотые сабо, длин­ные серьги, тяжёлые браслеты... Вроде всё на месте.

Потом она оглядела стол. Мать всё приго­то­вила, нарезала, а Кити красиво разложила, как видела в дорогих ресторанах. На огромных тарелках, в море зелени и абстрактных каплях соуса. Немного закуски, две бутылки вина, всё небольшими порциями.

— Перекусим немного и пойдём...

Больше всего Кити волновалась из-за того, что Левин увидит, где она живёт. А вдруг он тогда больше никогда не придёт? Но, с другой стороны, вдруг захочет квартиру ей купить в другом месте?

— Такая жемчужина, как ты, достойна са­мой дорогой оправы, — вторил её мыслям с экрана какой-то индий­ский принц.

Щербацкая повернулась к телевизору и пару минут слушала, как жирный индус поёт что-то про весеннюю болезнь. Потом, сообра­зив, что глядит полный отстой для пятидесяти­лет­них домохозяек, судорожно выключила ящик.

— Ну ладно... — Кити глубоко вздох­нула. Будь что ­будет.

[+++]

Максим сильно напрягся, заезжая в тесный двор. Раздолбанная дорога, дети бегают, соба­ки, всё ржавыми колымагами заставлено.

— Вот, возле этой машины останови, — ска­зала Аня, показывая на левинский «Ягуар».

Максим увидел машину Левина и почув­ствовал, что у него вены на шее вздуваются от злости.

— Наш пострел везде поспел, — прошипел он сквозь зубы.

— Что?

Аня пытливо вглядывалась в лицо Мак­си­ма. Остатки спокойствия покинули её. Почему это Максим так разозлился, увидев эту маши­ну? А, это тачка мужика Кити, больше тут ник­то не может приехать на такой. У Каре­ниной противно заныло где-то под рёбрами.

[+++]

Резкий звонок в дверь заставил Щербац­кую покрыться испариной. «Хорошо бы это бы­ла Ка­ренина!» — подумала Кити и открыла дверь.

На пороге стоял улыбающийся Левин с огром­ным букетом роз, большим белым плю­ше­вым медведем и каким-то небольшим паке­тиком.

— Ой, какая прелесть! — заверещала Ки­ти, увидев медведя.

— С днём рождения, — сказал Левин, огля­дываясь.

То, что он увидел, вполне соответствовало его ожиданиям. Самые пафосные девицы жили как раз в таких квар­тирках. Безликая бетонная коробка: две тесные комнатки, потолки самое большое два семьдесят, но скорее всего два пять­десят, ламинатная мебель, ни капли фан­тазии в интерьере, как увидели в магазине, так и заказали. Особенно его покоробил вид стен­ки «под орех» и советский хрусталь, расстав­лен­ный в серванте.

— Прекрасно выглядишь, — Левин огля­дел Кити с головы до ног.

«Ужасно! Как она могла одеться в китай­ское платье! Оно же её полностью дематериа­лизу­ет! Фу, такое впечатление, что перед тобой человек-невидимка ходит в одежде. Одно пла­тье! Только оно! Её самой за ним вообще не вид­но! Кошмар...» Алексею Левину показа­лось, что Кити совсем не красивая, даже урод­ли­вая, блёклая, невыразительная. Более того, в обыч­ной квартире панельного до­ма это китай­ское платье выглядело как огромный рубин в куче дерьма. Из-за пурпурного шёлкового ши­ка вся окружающая обстановка казалась убо­гой и шаблонной до невозможности.

Левин смотрел на Щербацкую и думал: «За неё не дадут много денег, если захотят сна­чала живьём смотреть». Потом успокоил се­бя: это из-за платья, это только из-за пла­тья. Оденется в чёрное или голубое, будет хо­рошо, будет симпатичная.

— Вот это моя комната, — Кити широким жестом показала Алексею собственные «апар­таменты». К приходу Левина она заботливо вы­ставила на самые видные места самые кай­фовые вещи, подаренные ей бывшими уха­же­рами.

— Да, хорошо, — улыбнулся Левин своим мыслям.

«Ещё хуже, чем можно было представить», — подумал он, глядя на голубовато-серебрис­тый шкаф-купе с зеркальными дверями. Рядом как ни в чём не бывало притулился красный стул с высокой спинкой, тут же и диван «псев­до­ампир» с позолоченным кар­касом, антиквар­ный стол на изогнутых нож­ках... Всё вместе соз­давало впечатление склад­ского помещения хорошей комиссионки.

«Ни малейшего чувства стиля и гармонии. Как дере­вен­ская девка — что красно, то кра­си­во!» — думал Левин.

— А мы ещё кого-то ждём? — он нежно по­целовал Ки­ти в щёку.

— Да... так, одну подругу, Аню. Она не­много отмороженная, у неё мама инвалид.

Левин покрутил у виска с вопросительным выражением на лице.

— Да нет! Без ног просто. Ну она такая, зна­­ешь, обычная. Но мы с ней подруги, когда-то были близкие, теперь не очень.

— Что ж так? — Алексей вложил в тон го­лоса весь яд, который у него накопился, но Ки­ти не уловила этих издевательских ноток.

— Ну, понимаешь, разные интересы и всё та­кое, — Кити делала круглые глаза и гово­ри­ла, наклонив голову.

— Понимаю... — протянул Левин, еле сдер­жав саркастическую улыбку, хотя Кити всё рав­но бы ничего не заметила.

Резкий звонок заставил Щербацкую вздрог­нуть. «Блин, так всё хорошо идёт!» — поду­ма­ла она, пожалев в это мгновение, что при­гласила Аню.

Щербацкая открыла дверь и остолбенела.

— Поздравляю с днём рождения! — выпа­лила Аня, протягивая ей фаянсовую копилку.

— Спасибо... — проговорила Кити, пере­водя глаза с Аниного прикида на Максима.

— Привет, Кити, — поздоровался тот пер­вым, — с днём рождения. — Он протянул Щербацкой маленькую коробочку и небольшой букетик цветов.

— Спасибо, а... а откуда вы друг друга зна­ете? — Кити перевела совершенно круглые глаза на Аню.

— Подруга! — Аня протолкнула Кити в квар­тиру, освобождая дверной проём, чтобы войти. — Щас я тебе такое расскажу...

И начала рассказывать. И про группу, и про предложение Максима, и про купленные шмотки, правда, про кражу умолчала.

Максим и Левин молча смотрели друг на друга. Левин сделал шаг вперед и протя­нул Мак­­симу руку. Тот не ответил на руко­­по­­жа­тие.

— Ну что ж, как хочешь, — Левин сел за стол.

— Да-давайте все садиться, — еле слышно сказала Кити. Её словно пыльным мешком огрели.

За столом говорила одна Аня, все осталь­ные общались междометиями.

Через некоторое время Максим вообще встал из-за стола, уселся на диван и, открыв ка­кой-то журнал, от общения устранился.

— А твоя подруга ничего, — Левин вста­вил Кити шпильку с ядом кураре. — Стиль держит, всё в одной цветовой гамме, и ей очень идёт. Грубые материалы, стразы, плас­тик — всё, что сейчас на пике.

Левин отлично понимал, что каждое его слово для самолюбия Щербацкой что иголка под ногтём, понимал и наслаждался. Кити на­мор­щила нос, но не нашла что ответить. Аня своим видом её ошарашила. Стразы сейчас на пике, скоро, конечно, отойдут, но пока ещё в мо­де. Ничего не скажешь.

— А какие у нас планы? — спросила Аня у Кити и Левина.

— Сейчас посидим ещё часик и поедем, — ответил Левин.

— Куда?

— В номера, — серьёзно произнёс Алек­сей, но, встретившись с гневным взглядом Мак­сима, рассмеялся. — Шучу, в какой-ни­будь клуб по выбору Кити, она же у нас име­нин­ница, — Левин погладил Кити по щеке.

Максим про себя чертыхнулся. Ну почему каж­дый раз, когда они находят девицу, под­ходя­щую на роль глупой стервы, оказывается, что она уже «в поле интересов» Левина!

 

[+++]

Вронский сидел на мягком диване в гости­ной у Варвары в позе «тоскующий демон». Са­ма именинница явилась практически одно­временно с гостями. Стол накрыли родители, которые к моменту прихода «детей», как и по­ла­гается деликатным предкам, ушли. Варвара была явно чем-то сильно расстроена, это пере­далось всем остальным.

«Голубиная туса» быстро накидалась вод­кой, и уже через час творилась синяя вакха­налия. Оле стало плохо, Петрицкий закрылся с ней ванной. Что там происходило, Алексей вообще не хотел знать.

Варвара всем рассказала, что встретила Ка­ренину, что она, видно, тоже пошла по той же дорожке, что и Щербацкая, после чего разго­­­вор поехал по накатанному руслу — какая шлю­ха Кити и вообще все модели, а от Ани тако­го никто не ожидал, хотя, конечно, к этому были все усло­вия — бедная семья, подруга-про­ститутка и всё такое.

— Чего-то у нас Лёшич заскучал, — гну­савила Варвара, подсаживаясь к Вронскому и обнимая его за плечи.

— Он, наверное, о Щербацкой тоскует, — вставила вертлявая маленькая Людка, немного косившая на один глаз.

— Совсем от ревности увял, — поддержа­ла его ехидная, страшная как атомная война Ирка, вечно одетая в какое-то «милитари». Вронский никак не мог решить, что в её лице уродливее всего — маленькие бесцветные глаз­ки, шнобель в пол-лица или бесформенный рот, напоминавший наскоро ляпнутый кусок плас­тилина.