– И что ж из этого следует?
– А то следует, тов. Сандаров, что от романа с женой до спекуляции с мужем – один шаг.
Сандаров бросился к Тарку.
– Вы с ума сошли, Тарк! Вы не слышите, что говорите.
– Отлично слышу и считаю своим партийным долгом вас об этом предупредить.
Сандаров подошел к двери.
– Тов. Тарк! Я полагаю, что рисовать картину моего уголовного будущего едва ли входит в ваши партийные обязанности. Все, что могли, вы мне сказали. А потому ваша миссия может считаться законченной.
Тарк встал.
– Я доложу ячейке о результате нашей беседы.
– Пожалуйста.
Тарк вышел. Сандаров подошел к телефону.
– Дайте М. К. М. К.? Никого нет? Передайте, что звонил Сандаров из Главстроя и просил непременно ему позвонить.
XV
Велярская сотый раз подошла к зеркалу и поправила волосы.
Отошла. Взяла книжку. Бросила.
– Маша! Мне, наверное, никто не звонил?
– Нет, барыня.
– А вы никуда не уходили?
– Нет.
Звякнул телефон. Велярская быстро подошла.
– Да. Кто говорит?
– Нина Георгиевна?
– Это вы, Тумин? Куда ж вы пропали? Я уж думала, что вы решили радикально бороться с буржуазными соблазнами.
– О нет. Я просто был несколько занят. За вами заехать можно?
– Можно.
Тумин и Велярская сидели в отдельном кабинете. На столе стояло вино.
– Знаете, Нина Георгиевна, когда я с вами, я, как говорится в романах, вне времени и пространства.
– Это что же, хорошо или плохо?
– Конечно, плохо.
– Ах, вот как!
– Конечно, плохо. Потому что, значит, вы никак не вкомпоновываетесь в мою обычную жизнь.
– А разве это необходимо?
– Для меня – да.
Велярская откинулась на спинку кресла.
– Если бы мне такое сказал простой смертный, я подумала бы, что он делает мне предложение. Но у вас, коммунистов, это, должно быть, означает что-либо другое.
|
|
Тумин замолчал, уткнулся лбом в ладонь.
– Вы не хотите меня понимать.
Велярская засмеялась.
– Ну, идите сюда. Сядьте со мной рядом и не говорите глупостей. Я вас отлично понимаю; только не понимаю, зачем вы себе талмудите голову всякой ерундой, когда все очень просто.
Тумин сел совсем близко и обнял ее. Велярская медленно обернулась к нему лицом. Они поцеловались. Велярская подошла к зеркалу.
– Вот видите, как просто.
– Это-то просто.
– А вам этого мало?
Тумин молчал.
– Чего же вы молчите?
– Мне трудно с вами разговаривать, Нина Георгиевна.
– А вы не разговаривайте.
Села рядом. Тумин молчал.
– Ну чего вы помрачнели? Я вас обидела!
Положила руки на плечи. Заглянула в глаза. Тумин улыбнулся.
– Вы очаровательная женщина, Нина Георгиевна, и потому ничего не выходит.
– А что должно выйти?
– Что должно выйти? Я бы вам сказал, только вы не хотите слушать.
Велярская отсела.
– Ну бог с вами. Говорите. Я буду слушать.
– Вы поймите. Можно с женщиной сойтись и тут же ее забыть. А можно сойтись с женщиной и забыть все, кроме этой женщины. Меня ни то, ни другое не устраивает. Если бы я был буржуй, мне было бы наплевать, но я, к сожалению, коммунист.
– Какой вывод?
– Вывод такой: либо я должен сделаться буржуем, либо вы должны стать коммунисткой.
Велярская улыбнулась.
– Есть еще третий вывод, Тумин. Чтобы вы перестали думать.
Притянула к себе. Обняла. Поцеловались. И долго сидели молча.
– Надо идти.
Вышли лениво, не спеша.
Муж был дома.
– Откуда ты?
– Из театра. Нет ли у тебя «Азбуки коммунизма»?
|
|
Велярский расхохотался.
– Нету. А тебе зачем?
– Так. Хотела почитать.
– Роман с коммунистом, что ли?
Велярская не ответила. Прошла к себе.
XVI
Стрепетов подлетел к Соне.
– Здравствуйте, тов. Бауэр. Сандаров у себя?
– Его нет. Должен скоро быть.
– Разрешите подождать?
– Пожалуйста. Зайдите в кабинет.
– Мне одному скучно. Посидите со мной.
Соня улыбнулась.
– Пойдемте.
– Зачем вам Сандаров?
– Тут дельце одно есть.
– А я не могла бы его заменить? Все равно он без меня ничего не сделает.
– Конечно, могли бы, но…
– Что – но?
Стрепетов подсел ближе.
– Дело вот в чем. Есть у вас такой контрагент, «Производитель». Просил отсрочки – отказали. Теперь дела так запутались, что никакая отсрочка не поможет. Необходимо получить деньги. Но деньги можно получить, только сдавши работу, а работу невозможно окончить без денег. Понимаете, какой переплет?
– Ну?
– Значит, надо получить деньги за якобы сданную работу, выписать ассигновку без приемочных актов, по одним счетам. Вот и все.
– Вы с Сандаровым об этом говорили?
– Говорили.
– Ну и что ж он?
Стрепетов глянул в сторону.
– Согласен.
– Странно. Мне он ничего об этом не сказал. Обыкновенно я ему подготовляю ассигновки и проверяю все документы.
– Должно быть, не успел. Да здесь ничего такого нет. Работа будет же сдана, и можно подложить приемочные акты потом.
– Я понимаю.
Стрепетов сел совсем близко.
– Такая услуга не забывается. «Производитель» сумеет отблагодарить.
Соня отвернулась. Стрепетов встал и прошелся по комнате.
– Скажите, а Велярская имеет к этому какое-нибудь отношение?
Стрепетов круто повернулся.
|
|
– Велярская?… Почему вы спрашиваете?
– Она, кажется, жена одного из компаньонов?
– Да.
– И Сандаров с ней знаком?
– Не думаю. Но он безумно в нее влюблен и ей тоже очень нравится.
Соня встала.
– Простите. Меня ждут в секретариате.
Стрепетов посмотрел на часы.
– Пожалуй, и я пойду. Сандарова не дождешься. Да он мне теперь и не очень нужен.
Пожал Соне руку.
– Я надеюсь.
И вышел.
Звякнул телефон.
– Тов. Бауэр? Говорит Сандаров. Я буду через полчаса. Приготовьте бумаги на подпись. И не забудьте ассигновки – там, вероятно, накопилось много счетов.
XVII
Тумин заехал за Велярской на автомобиле.
– Почему закрытый?
– Погода дождливая.
Выехали за город.
– Ваша пропаганда начинает действовать, Тумин. Я прочла сегодня обе газеты – «Известия» и «Правду».
– Ну и как?
– Очень скучно.
Тумин бросился целовать ручки.
– Милая вы, очаровательная Нина Георгиевна.
– Ну это ничего не значит. Я твердо решила заниматься политикой и требую, чтобы вы достали мне всякие книжки.
Тумин стремительно обнял ее. Целовал в голову, в глаза, в плечи. Велярская отбивалась.
– Вы с ума сошли. Я вам про политику, про коммунизм, а вы меня целуете. Вы буржуй. Вы меня развращаете.
Хохотали оба. Тумин был вне себя.
– Это замечательно. Это моя величайшая победа на коммунистическом фронте. Это трофей.
– Подождите, Тумин. Рано торжествовать.
– Это не важно. Важно, что есть начало, что Нина Георгиевна Велярская сбита с позиции, что она заколебалась.
Велярская посмотрела ему в глаза.
– А вам это очень важно?
– Ужасно важно. Важней всего.
Велярская прижалась к нему и поцеловала в щеку.
– Милый вы человек.
Тумин схватил ее за руку.
– Вас, должно быть, удивляет, при чем тут коммунизм. Это очень трудно объяснить. Но поймите, мне невыносимо, когда коммунизм делается таким же делом, как торговать или служить в конторе. От десяти до четырех коммунист, а потом делай что хочешь. Для меня коммунизм – все. Где его нет, там пусто.
– Я только неясно понимаю, про что вы говорите, когда говорите «коммунизм». Про политику, про рабочих, что ли?
– Не только про политику, про рабочих – про все. Нет ничего такого, где коммунизм был бы ни при чем. Коммунизм – во всем.
– А книжки про все это есть?
– В том-то и дело, что книжек нет. Есть, да не про все.
– Это печально.
– Не в том суть. Вам бы только войти во вкус. Вы сами книжки напишете.
– Вы обо мне очень высокого мнения.
– Очень. Я считаю, что вы замечательная женщина и если войдете в работу, то развернетесь вовсю.
– Не спешите, Тумин. Вы как будто собираетесь меня уже в партию записывать.
– О нет! Это было бы чрезвычайно вредно и для вас, и для партии.
Велярская хитро сощурилась.
– Пока что вы будете моей партией? Так?
– Так точно.
Подъехали к дому.
– Когда же мы увидимся?
– Приходите в среду вечером ко мне. Муж уезжает в Питер. Я буду совершенно одна дома.
– Слушаюсь.
Велярская вошла в подъезд. Тумин подошел к автомобилю. Шофер открыл дверцы.
– Нет, не надо. Поезжайте в гараж и скажите там, что прождали меня зря, что я никуда не ездил.
Шофер кивнул головой и покатил.
XVIII
Соня пошла с Тарком в столовую обедать.
– Вы были правы, тов. Тарк. Дело принимает печальный оборот.
– Какое дело?
– С Сандаровым.
– Сандаров – погибший человек. После нашего с ним разговора у меня не осталось никаких сомнений.
– Плохо то, что спекулянты начинают его использовать. Этот самый Стрепетов, о котором я вам говорила, проболтался мне вчистую, думая найти во мне сообщницу.
Тарк насторожился.
– Сообщницу в чем?
– В одном грязном деле, на которое Сандаров дал уже согласие.
– А именно?
– Выдать деньги под фиктивную сдачу работы.
Тарк развел руками.
– Приехали.
– Сандаров мне ничего об этом не говорил, и, разумеется, я разговора не начну.
– Понятно. Пусть все идет своим чередом. А когда дело будет сделано, заявите в ЧК.
– Как – в ЧК?
– А как же иначе? Вы обязаны это сделать. Нельзя покрывать спекулянтов. А если Сандаров замешан, то что ж поделаешь. Все равно не в этот раз, так в следующий, но влипнет он непременно. И лучше, чтобы он влип теперь, когда за ним еще мало грешков, чем потом, когда грехов накопится слишком много. Я понимаю, вам это тяжело. Но лучше, если нельзя спасти падающего, его толкнуть. По крайней мере он сразу увидит, куда это ведет.
Соня встала.
– Я тоже так думаю. И, кроме того, у меня нет причин щадить Сандарова, а его спекулянтов тем более.
Когда Соня ушла, к Тарку подошел секретарь ячейки.
– Вы знаете резолюцию М. К. на жалобу Сандарова?
– Нет.
– Признать действия бюро ячейки и тов. Тарка вполне правильными.
XIX
Велярская сама открыла Тумину и провела к себе в комнату.
– Что это у вас за пакет?
– Это книжки. Вы просили.
Велярская засмеялась.
– Спасибо. Но книжки мы теперь отложим. Садитесь вот сюда.
Она усадила его на кушетку. Села рядом.
Тумин улыбнулся.
– Вы сегодня какая-то быстрая, Нина Георгиевна.
– Как всегда.
– Нет, иначе как-то.
– Вам показалось. Я просто очень рада, что вы пришли.
Обнялись, поцеловались.
– Я принес вам все, что мог достать подходящего. Но боюсь, что вас это не удовлетворит.
– Вы про что?
– Про книжки.
– Ах, про книжки. Я посмотрю; если будет скучно, я не буду читать.
Тумин поморщился.
– Мне хочется, чтобы вы все-таки вчитались. А я бы вам потом рассказал самое главное, чего там нет.
– Самое главное – чтобы вы ко мне хорошо относились.
– Я отношусь к вам замечательно.
– Правда? Вы меня любите немножко?
– Не немножко, а очень.
– Правда?
Велярская кинулась ему на шею и крепко поцеловала в губы. Тумин сидел неподвижно. Велярская встала.
– Ужасно яркий свет. Я его не люблю – режет глаза, и неуютно.
Потушила люстру и зажгла маленькую лампочку на столе.
– Вот так куда лучше. А теперь рассказывайте: как и за что вы меня любите?
Тумин опустил голову.
– Я люблю вас за то, что вы обаятельная женщина. Мне хочется увлечь вас, заставить вас делать то же самое, что делаю я, жить так, как живу я. У меня такое впечатление, будто вы пропадаете даром, что вы двигаетесь впустую. И это обидно. Понимаете?
– Понимаю.
Она вытянулась на кушетке и положила голову ему на колени.
– Иногда мне кажется, что это вполне возможно, что иначе быть не может, что такая женщина, как вы, должна рано или поздно захотеть чего-то другого, что вам не может не надоесть жить так, как вы живете сейчас. Значит, вы будете наша, потому что только в коммунистической работе можно все это найти, нигде больше. А иногда я ясно вижу, что все это ерунда, что это безнадежное дело.
– Почему же безнадежное?
– Не знаю, так кажется.
– Глупенький вы.
Велярская притянула его к себе.
– У вас замечательные глаза, Тумин. И губы.
Он наклонился и поцеловал ее. Она выгнулась к нему всем телом. Потом опрокинулась на подушки, сжимая в поцелуе.
Тумин стал тихонько отодвигаться. Она заметила и не отпускала.
– Почему? Ну почему ты от меня уходишь?
Тумин отвел ее руки. Она пустила и отвернулась.
– Я так не могу.
И опять схватила его. Притянула на себя.
Тумин решительно высвободился, встал и отошел к столу.
– Не надо этого.
И тут же Велярская резко поднялась с кушетки.
– А мне, милый мой, вашей болтовни не надо.
Тумин сдвинул брови.
– Я могу уйти.
– Пожалуйста.
– Я уйду, Нина Георгиевна, но только уж больше не вернусь.
– Сделайте одолжение.
Тумин вышел.
Велярская бросилась на кушетку и заплакала. Потом сорвалась, кинулась к двери, в подъезд, на улицу – но Тумина уже не было.
С этого дня Тумин не возвращался. Велярская исходила весь город, надеясь встретить его на улице, но безрезультатно. Тумин исчез бесследно.
XX
Велярская лежала, уткнувшись лицом в подушки.
Вошел муж.
– Нина, Стрепетов просил разрешение войти и объясниться с тобой.
Велярская молчала.
– Нина! Ты слышишь?
Велярская обернулась.
– Что тебе надо?
– Я говорю, Стрепетов хочет с тобой объясниться.
Она опять уткнулась в подушки.
– Что с тобой, Нина? Нельзя слова сказать. Откуда вдруг такая нервозность?
Велярская заплакала.
– Ну, уж это совсем глупо. Тебе, милая, лечиться надо. Ты положительно больна.
Она обернулась, утирая слезы.
– Ну что тебе надо? Оставь меня, ради бога, в покое. Не приставай ты ко мне.
– Мне надо очень немного: чтобы ты помирилась со Стрепетовым. Это такой пустяк, о котором и говорить не стоит.
– Боже мой, как мне все это надоело.
Велярский выждал минуту.
– Ну что? Позвать его?
Велярская не отвечала.
– Позвать?
– Делай как хочешь. Мне все равно.
Велярский кликнул Стрепетова.
Стрепетов вошел, стал на колени, скрестил руки и опустил голову. Велярский рассмеялся.
– Ну посмотри, Нина. Разве можно такого не простить?
Велярская отвернулась.
– Встаньте, Стрепетов. Не валяйте дурака.
– Нина Георгиевна! Дорогая!
Велярский двинулся к двери.
– Ну, ладно, объясняйтесь, а я пойду.
И вышел.
– Нина Георгиевна! Если я что-нибудь не так сказал…
– Бросьте, Стрепетов. Я уже ничего не помню.
– Вы чем-то расстроены, я вижу. Если могу быть полезен – пожалуйста, рад стараться.
Велярская посмотрела на него в упор.
– Можете.
– Чем прикажете?
– Разыщите мне Тумина.
– Кого?
– Тумина.
– Кто это?
– Я ничего не знаю. Знаю только, что зовут его Алексеем и что он работает где-то у коммунистов.
– Он коммунист?
– Да, но не в партии.
– Это все, что вы о нем знаете?
– Все.
Стрепетов задумался.
– Трудновато.
– А вы постарайтесь. И никому про это не болтайте.
– Само собой.
– А для меня это очень важно.
– Приложу все старания.
Стрепетов поцеловал ручку и вышел. Велярская прошлась по комнате. Взяла со стола книжку. Села на кушетку.
Стала читать. Потом упала в подушки.
«Азбука коммунизма» скатилась на пол.
XXI
Стрепетов таинственно нагнулся к Соне.
– Ну как? Уже?
– Нет еще.
Недовольно поморщился.
– А Сандаров у себя?
– Да.
Вошел в кабинет. Сандаров взглянул вопросительно.
– Я к тебе по важнейшему делу, совсем особого свойства.
– А именно?
– Велярская…
– Опять Велярская.
– Подожди. Велярская разыскивает некоего Тумина. Зачем он ей нужен – не знаю. Но нужен, по-видимому, очень, потому что была очень взволнована, когда о нем говорила. Тумин этот шьется среди коммунистов; не член партии, а вроде.
– Я знаю Тумина.
– Знаешь? Вот здорово! Где он? Как его найти?
– А тебе зачем?
– Как – мне? Не мне, а Нине Георгиевне.
– Так пусть Нина Георгиевна ко мне зайдет, я ей и скажу.
Стрепетов необычайно обрадовался.
– Вот это другое дело. Это правильно. Весьма правильно. Тогда я сейчас же за ней заеду, и через двадцать минут мы будем здесь.
– Сыпь.
Стрепетов выкатился из кабинета.
Сандаров сдвинул брови, сжал губы и так просидел неподвижно минут пять. Потом встал, взял со стола пакет и вышел в секретариат.
– Тов. Бауэр, я вас попрошу отнести этот пакет в президиум В. С. Н. Х. и дождаться ответа. Я прошу вас, а не посылаю с курьером, потому что дело важное и секретное. Только пойдите сейчас, а то опоздаете.
XXII
Стрепетов влетел к Велярской.
– Едемте к Сандарову.
– В чем дело, Стрепетов? Что с вами?
– Сандаров знает Тумина. Он вам лично все скажет.
Велярская бросилась ему на шею.
– Едемте, Стрепетов. Едемте, голубчик, немедленно.
Стрепетов уклонился и сел на стул.
– Виноват, Нина Георгиевна. Так дело не делается; сядьте на минуточку сюда.
Велярская села.
– Ну, что еще?
– А вот что. Вы меня обругали и выгнали за то, что я хотел свести вас с Сандаровым. Теперь вы сами к нему идете. Устроил это я. Значит, услуга за услугу. Вы поговорите с ним о Тумине, а потом скажите словечко о нашем деле.
– Хорошо, хорошо, Стрепетов. Только не томите меня.
– Словечко вот какое. В секретариате, вероятно, лежит совсем готовая ассигновка на имя «Производитель». Сандаров должен ее подписать. Простая формальность. Пусть он ее при вас подпишет. Больше ничего.
– Хорошо. Я скажу. Только идемте.
Велярская быстро вышла. Стрепетов побежал за ней.
– Нина Георгиевна! Не расспрашивайте только Сандарова слишком подробно о Тумине. А то он приревнует и ничего не сделает.
XXIII
У кабинета Сандарова стоял курьер и никого не пускал. Стрепетов взволновался.
– Я только что был у него. Он знает, что я должен прийти. Вы пойдите спросите.
– Никого не приказано пускать. Только гражданку Велярскую.
Велярская вздрогнула.
– Это я.
– Пожалте.
Велярская вошла в кабинет. Сандаров стоял у окна, спиной к двери. Услышав шаги, обернулся. И в ту же секунду Велярская ахнула и бросилась к нему.
– Алеша!
Сандаров подвел ее к дивану и усадил.
– Что это? В чем дело? Я ничего не понимаю. Почему ты здесь? Какой-то другой? И почему Сандаров?
– Я и есть Сандаров.
– Ты Сандаров? А Тумин?
– Это мой псевдоним.
Велярская прижалась к нему.
– Как все это странно. Алеша, милый! Я счастлива, что тебя вижу, что я с тобой.
– А зачем ты меня гнала?
– Дурачок! И ты поверил? Ты поверил, что я могу тебя совсем прогнать?
Поцеловались.
– Но почему ты назвался Туминым? Зачем ты меня обманывал?
– А тебе разве не все равно, какая у меня фамилия?
– Конечно, все равно. Но я хочу знать: зачем это было нужно?
– Я сам не знаю. Так захотелось.
Велярская заглянула ему в глаза.
– Но больше ты от меня уходить не будешь? Никогда?
– Это от тебя зависит.
– Если от меня, то я тебя никуда не пущу.
И опять поцеловались.
Сандаров резко отстранил Велярскую. К столу подходила Соня.
– Я извиняюсь, что помешала. Вот ответ из В. С. Н. Х., – и вышла.
Сандаров нахмурился. Велярская засуетилась.
– Тебе неудобно, что я здесь. Я пойду.
Сандаров молчал.
– Ну, прощай. И приходи скорей, Алеша.
Поцеловал ручки. Проводил до двери.
Стрепетов ждал с нетерпением.
– Ну что? Сделали?
Велярская, не замечая, прошла мимо.
Соня подняла голову.
– Не беспокойтесь, гражданин Стрепетов. Ассигновка будет сегодня подписана.
XXIV
Соня вынула из папки пачку счетов.
– Тов. Лебедев, вот, возьмите. Выпишите ассигновку на всю сумму.
– А приемочные акты?
– Выпишите без них. Это неважно.
Прошло минут десять.
– Готова ассигновка?
– Пожалте.
Соня собрала бумаги и вошла в кабинет. Сандаров ходил взад и вперед по комнате.
– Надо подписать бумаги. Они давно уже лежат.
– Давайте.
Сандаров взялся за перо.
– Все проверено?
– Да.
Подписывал не читая.
– Еще много?
– Нет, одна ассигновка.
– Кому?
– «Производителю».
– Все-таки сдали работу. Хорошо, что я отказал в отсрочке.
Соня молча взяла бумаги и вышла. Звякнул телефон.
– У телефона Сандаров.
– Алеша, мне ужасно неспокойно. Приходи сейчас же.
– Иду.
XXV
Предчека положил трубку и поднял глаза на вошедшего следователя.
– Вам что?
– Вы меня вызывали с делом – «Производитель»…
– Да, да. Только что опять звонили из М. К. Что это за дело?
– Дело дала Бауэр, секретарь Главстроя.
– Она у нас работает?
– Нет. До сих пор не работала. Это ее первое дело.
– В чем суть?
– Дутая ассигновка.
– Кто арестован?
– Один из владельцев конторы, Велярский, его жена и посредник, Стрепетов.
– Допрошены?
– Да.
– Сознались?
– Велярский говорит, что ничего не знает, что переговоры действительно велись о получении денег под заказ, но что переговоры вел не он, а Стрепетов. Стрепетов признает, что вел переговоры, но считает, что если Главстрой выдал ассигновку незаконно, то «Производитель» тут ни при чем.
– Кто подписал ассигновку?
– Член коллегии Сандаров.
– Вы его допрашивали?
– Нет еще. Я его вызвал повесткой. Он как раз сейчас у меня.
– А жену Велярского вы допрашивали?
– Она в тюремной больнице. Больна. На предварительном допросе очень волновалась и заявила, что решительно ничего не знает и к делам никакого отношения не имела.
– Зачем вы ее арестовали?
– Бауэр указывала на нее как на главную посредницу между мужем и Сандаровым.
Предчека досадливо махнул рукой.
– Домашнее дело. Вот что: оставьте дело и приведите ко мне Сандарова. На всякий случай отберите у него пропуск.
Следователь вышел. Предчека взялся за трубку.
– Главстрой? Тов. Бауэр? Говорит предчека. Зайдите сейчас ко мне. Пропуск у коменданта.
XXVI
Предчека перелистывал дело. Ввели Сандарова.
– Сандаров?
– Да.
– Садитесь.
Предчека протянул ему документ.
– Это ваша подпись?
– Моя.
– Вы знали, что ассигновка дутая?
– Как дутая?
– Выписанная за несданную работу.
– Нет, не знал.
– А вы проверяли оправдательные документы? Счета? Приемочные акты?
– Нет, не проверял.
– Как же вы подписывали?
– Проверять документы лежит на обязанности секретариата.
– Кто заведует у вас секретариатом?
– Тов. Бауэр.
– Это она давала вам на подпись ассигновку?
– Да.
Предчека дал знак следователю выйти.
– Вот что, тов. Сандаров. Здесь вышла глупая история. Вы подписали дутую ассигновку конторе «Производитель», нам об этом сообщили. Арестованы представители конторы: Стрепетов, Велярский и его жена.
– Велярская арестована?
Предчека посмотрел на него иронически.
Сандаров вскочил.
– Это чепуха какая-то. Я ничего не понимаю. И при чем тут Велярская?
– Она была посредницей между вами и конторой.
– Какая чушь! Я с ней ни разу не говорил ни о каком деле. Я вообще ни с кем об этом не говорил.
– А с гражданином Стрепетовым?
– Никогда.
Предчека перелистал дело.
– Стрепетов показал на допросе, что переговоры велись.
– Не со мной, во всяком случае.
– С кем же?
– Не могу знать.
Предчека улыбнулся.
– Не волнуйтесь, тов. Сандаров. Сядьте.
– Я не могу не волноваться, когда происходит черт-те что. И к чему арестовывать женщину, абсолютно не причастную ни к какому делу?
– Это мы выясним.
В дверь постучали.
– Да! Войдите.
Сандаров оглянулся.
XXVII
Вошла Соня Бауэр. Сандаров бросился к ней.
– Соня, в чем дело?
Предчека поднял руку.
– Виноват, тов. Сандаров. Разрешите по порядку.
Сандаров и Соня сели.
– Тов. Бауэр, оказывается, что проверять документы лежит на вашей обязанности.
– Да.
– Почему же вы дали тов. Сандарову на подпись ассигновку без приемочных актов?
– Этого хотел тов. Сандаров.
Сандаров ахнул.
– Я?… Опомнись, Соня. Что ты говоришь?
– Стрепетов сказал мне, что тов. Сандаров согласен.
– Это ложь! Наглая ложь!
Предчека остановил его.
– Скажите, тов. Бауэр, а с тов. Сандаровым у вас об этом был разговор?
– Был.
Сандаров разинул рот. Предчека снова остановил его.
– Что же он вам говорил?
– Не помню точно.
– Вспомните.
Соня молчала. Предчека нахмурился.
– Скажите, тов. Бауэр, вы знали о том, что тов. Сандаров знаком с Велярской?
– Знала.
– Вы жена тов. Сандарова?
– Мы разошлись.
– Давно?
– Нет, недавно.
– До его знакомства с Велярской или после?
– После.
– Поэтому вы и донесли на тов. Сандарова?
Соня вздрогнула.
Сандаров вскочил и в ужасе уставился на нее.
– Что? Ты донесла? На меня?
Соня опустила голову. Потом быстро закрыла лицо руками. Плечи задергались. Она громко закричала и упала в истерике. Сандаров заметался. Предчека позвонил.
– Принесите воды.
XXVIII
Сандаров отвез Велярскую домой. Всю дорогу она злобно молчала.
– Ну вот вы и дома.
– Мерси. Но меня это мало устраивает. Надо еще мужа вытащить.
– Это будет много трудней.
– Так потрудитесь.
Сандаров усмехнулся.
– Вы разговариваете со мной каким-то странным тоном.
– А каким прикажете разговаривать? Из-за вас заварилась каша. Вы и извольте ее расхлебывать.
– Не волнуйтесь, Нина Георгиевна. Я сделаю, что возможно. Но муж ваш спекулянт: а спекулянтов у нас не очень жалуют.
Велярская дернула плечами.
– Какое мне до этого дело? Муж меня содержит, больше я знать ничего не желаю. Как он меня содержит, откуда он берет деньги – мне на это в высшей степени наплевать. Факт тот, что я без него существовать не могу.
Сандаров вздохнул.
– Мне казалось, Нина Георгиевна, что у вас на этот счет другой взгляд.
– Какой другой?
– Другой. Во всяком случае, если вам нужны деньги, я могу вам дать.
Велярская рассвирепела.
– Да вы, голубчик, что? Дурак? Или не в своем уме? Вы что, думаете, что вы на ваше паршивое жалованье, которое вы где-то там получаете, можете меня содержать? Да я на пудру больше трачу, чем вы в год наработаете. Черта ли мне в ваших деньгах.
Сандаров покраснел, задумался на секунду, потом громко рассмеялся.
– Вы правы, Нина Георгиевна. Я дурак. Будьте здоровы. Пойду вытаскивать вашего мужа.
И быстро вышел.
Велярская постояла в недоумении, махнула рукой и позвонила.
– Маша, приготовьте мне ванну. Живо!
XXIX
Предчека выслушал доклад следователя.
– Значит, Бауэр во всем созналась?
– Да.
– А кто такой Тарк?
– Сослуживец Сандарова, тоже член Р. К. П.
– Мне не ясна его роль в этом деле.
– Бауэр говорит, что действовала по его указаниям.
– Вы его допрашивали?
– Да. Он подтверждает, что неоднократно беседовал с Бауэр о Сандарове, но категорически отрицает свое участие в деле с ассигновкой.
– Велярская освобождена.
– Да. Тогда же.
– Ладно. Вы вот что сделайте теперь. Выделите дело Сандарова, Бауэр и Тарк и перешлите с вашим заключением в Ц. К. на усмотрение; а спекулянтов засадите в административном порядке. Ясно?
Следователь поклонился, взял дело и вышел. Присутствовавший при докладе член М. К. крякнул.
– Удивительное дело. Как только коммунист свяжется с буржуазной сволочью, непременно какая-нибудь гадость выйдет.
XXX
На вокзале к Сандарову подошел член М. К.