Похоже, святой аббат, одаренный молоком Черной Девы, воспитанник дубов и буков, друг О' Моргара, решил привить ветвь шевальерии к древнему кельтскому стволу.
В благодарность за гостеприимство земли друидов.
Из любви к экзотике или еще из каких соображений одно время считали Восток источником всего инициатически‑ценного и полагали тамплиеров чуть ли не учениками исмаилитов горы Ансари. «Горный старец» – шейх эль‑Джебел возбуждал воображение. «Асасси» превратились в «асассинов» (убийц) на манер «барбузов» – киллеров полицейских романов. Заодно «асассины» превратились чуть ли не в учителей и парагонов шевальерии.
Все это не имеет отношения к тамплиерам и к истории их пребывания в Святой земле.
Не существовало в мусульманском мире ничего похожего на шевальерию Тампля (кроме военной дисциплины, возможно) и на статус военно‑религиозного ордена.
Военные группы, особенно у суфиев, входили в секту равно с теологами, мудрецами, учеными. Военное братство тамплиеров, по крайней мере орденский центр, составляли монахи. Не воины, при желании могущие стать духовными лицами, но воины призванием святым…
Хотя куртуазность – не специальная добродетель шевальерии, отношения тамплиеров и мусульман во время довольно редких перемирий отличались политесом и респектом – надо учесть, в ту эпоху не знали расовой или национальной розни, исключая Верхнюю Германию.
Вероятно, простая вежливость порой переходила в дружбу, но это еще не повод для далеко идущих выводов некоторых историков.
Да и что особенного, если христианские воители по возвращении на родину привозили восточные украшения, обычаи, рецепты блюд?
И разве не доставляли нам из Северной Африки нечто подобное? И разве стоит расценивать любителя кускуса или мешуа как посвященного в коранический эзотеризм?
В любопытной поэме «Шевальерия» (XIII век, пикардийский диалект) рассказывается, как в 1187 году Гуго Тивериад познакомил Саладина с канонами рыцарства. Имеет ли смысл рассуждать о восточном происхождении шевальерии?
Очень вероятны контакты тамплиеров и суфиев. Равно вероятна трансмиссия тех или иных эзотерических знаний.
Что это доказывает?
Христианские и мусульманские братства строителей также могли контактировать, и не только профессионально. Все это не меняет сути дела. Устав святого Бернарда определил шевальерию Тампля без всякой подсказки с Востока.
Курьезный момент: в ориентализме почему‑то всегда обвиняли Тампль, подобные упреки никогда не адресовали иоаннитам, хотя они раньше прибыли на Восток и благодаря менее жесткой дисциплине могли более тесно общаться с мусульманами.
Богатым – богатство, верно, однако инициация Тампля слишком основательна – вряд ли все это досталось от посторонних «учителей».
Тампль и светское рыцарство появились приблизительно одновременно: фундаментальный акт цивилизации, если учесть варварские нравы дворянства.
Кавалерия превратилась в «шевальерию» под влиянием эпосов и сказаний, равно как сочинений бенедиктинцев. Одновременно развились ремесла, коммерция, агрикультура.
Касательно военной целесообразности ордена святой Бернард писал Тибо де Шампань: «Меч тебе дарован для защиты слабых и обездоленных…» Миссию Тампля напоминает апостроф приора Англии Генриху III Плантагенету: «Повелеваешь, пока справедлив!»
Нечто вроде «кодекса служения» вне вассальных отношений циркулировало в дворянской среде. В сказках, легендах, притчах излагалась идея посвящения, «новициата», очередности испытаний моральных и физических. Посвящение в рыцари завершалось обрядом «ночной стражи во всеоружии».
В принципе, чаще всего только в принципе, новый шевалье способен «оседлать кобылу» (омоним: cabale – кобыла, каббала), то есть понимать язык и символику геральдики.
Вступление в цеховое братство также сопровождалось рядом испытаний, освоением терминологии, выраженной в символах, ребусах, анаграммах, музыкальных невмах.
Обряд и сопутствующие явления перевернули социальный хаос, именуемый «высоким Средневековьем». Это был извечно присущий людям поиск логической структуры бытия.
Святой Бернард, надо полагать, хотел сделать Тампль связующим центром, организатором, арбитром новой активности.
Но для этого необходимо иметь влияние, силу, богатство, что так или иначе оговаривается в уставе.
Богатство предполагалось изначально.
Земли, постройки, люди – наемные и крепостные, – церковные доходы.
Разумеется, духовенство свободно распоряжалось доходами церковных угодий.
В Тампле ситуация иная.
Никто не располагал средствами без санкции капитула.
И здесь были свои тонкости.
Капитул действовал в интересах ордена, но члены капитула не имели права тратиться на себя.
Шевалье не просил пощады на поле битвы (как и в кельтской «Красной Ветви») и, попав в плен, не предлагал выкупа: «ни камня, ни горсти земли».
Попадая в плен, тамплиеры, за редким исключением, честно соблюдали параграф устава.
Однажды пленный Великий магистр объявил: предлагаю пояс и кинжал. Он хотел сказать: обещаю не сражаться против вас.
Когда другого Великого магистра освободили под его слово, ему пришлось сложить оружие и стать «великим визитором».
От хрониста Жуанвиля известен такой эпизод: когда святой Людовик угодил в плен под Мансурахом, за него потребовали огромную сумму, которую невозможно было тотчас собрать. Но король Франции – это король Франции. Жуанвиль обратился к трезорьеру Тампля в городе Сент‑Жан‑д' Акр с просьбой о помощи. «Не имею права без санкции Великого магистра, – ответствовал трезорьер, – но у меня нет возможности защищаться, и я уступлю грубой силе».
Жуанвиль поднял алебарду, трезорьеру ничего не оставалось, как отсчитать выкуп за короля.
В этой шутке есть доля серьезности касательно строгой регламентации денежных средств ордена.
Святой Бернард хотел видеть орден богатым и богатым неисчислимо.
После основания Тампля Бернард препятствовал цистерцианским аббатствам приобретать земли, постройки, людей.
Подобное всячески обходилось, но факт знаменательный: аббат Клерво хотел ограничить богатство и влияние клерикального духовенства в пользу военно‑монашеского ордена.
Богатый орден, бедные шевалье – это имелось в виду с самого начала. Любопытная амбивалентность. Вряд ли Гуго де Пейенс страдал особой бедностью или, к примеру, Годфруа де Сент‑Омер, который отказал Тамплю обширные земли из своего феода. Да и Пейен де Мондидье, Аршамбо де Сент‑Аман, не говоря уже о графе Гуго де Шампань, были состоятельными людьми.
Это не бедность, но отказ от собственности. Обездоленный, понятно, вызывает сочувствие. И надо, чтобы орден богател.
Такой изначальный и преднамеренный дуализм сыграл в будущем роковую роль.
Амбивалентность, дуализм, двойственность: братья гуляют по двое, вдвоем едят из одной тарелки.
Даже знаменитая печать Тампля – двое шевалье на одной лошади – напрашивается символом бедности, хотя здесь, возможно, манера ведения боя. Всадник в доспехах хорош на прямой атаке, но маневра ему не хватает: сидящий позади скрадывает «мертвые углы», отлично защищает партнера, особенно при четком взаимопонимании.
Вполне легитимны герметические аспекты «двуликого Януса», частые в религиозной иконографии. На королевских порталах соборов Шартра и Реймса изображение двух шевалье, скрытых одним щитом, – две фигуры за круглым ординаром о восьми лучах, согласно геральдике.
Богатство оправдано щедрой милостыней, меч и золото в помощь слабым и обездоленным. Служение – высшая добродетель.
Скорей всего, «военные параграфы» устава разработал Гуго де Пейенс. Это касается проведения кампаний, подробностей службы милитаров, экюйеров, оружейной прислуги, равно как прерогатив Великого магистра и крупных дигнитариев.
В нашем распоряжении только тот устав, который посчитали нужным опубликовать. К тому же оригинала нет, остались копии, переводы.
Многочисленные «тайные правила», открытые за последние четыреста лет, само собой, весьма ненадежны.
В начальный устав с течением времени вносились легкие модификации, известные как «ретрэты» о церемониале приема неофитов.
Трудно отыскать какой‑либо иной орден с таким изобилием военных, социальных, религиозных задач. Вряд ли здесь достаточно опубликованного устава. Потому весьма вероятен компендиум секретных инструкций.
Откуда?
Загадка ли это?
Орден Тампля функционировал весьма активно в трех видах человеческой антрепризы: в культуре, коммерции, религиозной архитектуре.
Здесь факел передал святой Бернард. Миссия: выход за пределы сугубо клерикальные, расширение, секуляризация.
Социальные задачи: следовало не только накормить и защитить людей, не только развить коммерческие отношения, но и создать «инструмент» духовной эволюции, иначе останется человек «анималом вертикальным».
Генезис Тампля следует искать в религиозном строительном искусстве – тогда будет понятно, почему жезл, символ власти Великого магистра, есть «абакус» мастера компаньонов – строителей.
Подобное исскусство требует интуиции материала, дружбы руки с камнем и деревом – отсюда первичный смысл выражения main de gloire – рука славы. Каменотесы, каменщики, плотники должны обладать «разумом рук» – мануальной магией.
Это главное, хотя, разумеется, необходим компендиум знаний о породах и свойствах камня и дерева, о симпатиях и антагонизмах различных сопротивлений, напряжений, весов.
Не так уж много людей способно получить подобную «инициацию» – возможно, слово не слишком точно, мы его употребили за неимением адеквата.
Известно, Тампль протежировал строителям соборов, под его защитой братья‑компаньоны в этот век жестокого угнетения виланов и мастеровых смогли реализовать свою жизнь. Однако такие братства сформированы вне ордена.
Судите сами: за двести примерно лет существования ордена только во Франции воздвигли более двухсот церквей – романских или готических, – не говоря об огромных прославленных соборах. Церквей лаических, то есть доступных всем и каждому.
Поразительно. Для единого Храма своего Соломон призвал на помощь чужеземных мастеров.
Миракль. Человеческий миракль.
Чудо, созданное целенаправленной волей: за шестьсот лет «продвинута», как сказали бы технократы, устойчивая, стабильная цивилизация.
Созданная, прежде всего, «промоцией» ручной работы.
И это после инвазий варваров. В эпоху деспотии не менее варварских суверенов.
Римская империя многого достигла, хоть и оторвала от привычных традиций покоренные народы. Материальная сторона была недурна – для римлян особенно. Pax romana обеспечил жизнь легкую и разного рода удовольствия. Несколько напоминает нынешнюю американскую цивилизацию. Человек вволю пил, ел, посещал цирк, но, безусловно, был обязан работать на государство.
Все это чувствуется в холодной монументальности зданий.
Ремесла процветали, разумеется.
И потом нахлынули орды варваров.
Одно время их именовали аллеманами: они явились из евро‑азиатских степных просторов и на время скопились в Германии, вытеснив кельтские племенные союзы.
Варвары в буквальном смысле: жили военными становищами, не культивировали, не конструировали ничего.
Германский культурный массив, именуемый «Хальштат», датируется ранее их нашествия.
В течение трех веков волна за волной, орда за ордой опустошила, разграбила, источила устои Рима, ибо империя и без того запуталась в разврате и междоусобицах.
Согласно христианскому писателю Юлиану, Галлия, включая Цезальпинию, до германских инвазий насчитывала двадцать шесть миллионов населения, потом осталось миллионов двенадцать.
Выжить, спастись, скрыться – таков был модус вивенди трех веков Италии, Испании, Галлии.
После захвата территорий к шестисотому году турбуленции успокоились. В Галлии, к примеру, воцарилась такая система:
Всемогущие военно‑варварские правители поделили землю, ценности, людей. Кто не с ними, постоянно рисковал жизнью.
Политика этих диригентов отличалась простотой: грабить, не созидать; созидать лишь крепости для хранения добычи.
И такое – до тысячного года и далее.
Голод и нищета гнались наперегонки, угнетение соревновалось с деструкцией, крестьяне, виланы сходились в разбойничьи банды.
Качество ремесел и агрикультуры, за редкими исключениями, равнялось ничему. Трансмиссия знаний, даже ручных навыков, не в почете ни у подвластных, ни у власть имущих.
В доктринах новой религии кельты отыскали нечто знакомое, нечто из «памяти расы»: дева‑мать, алтарная плита, богочеловек, бессмертие души, искупительная жертва. Символы: троица, крест; коллегия двенадцати.
Однако светское духовенство быстро превратилось в прислугу правителей.
Хлодвиг посчитал, что Суассон и Париж стоят мессы, но не бесплатной мессы. Ему и его вассалам надлежит назначать епископов, понятно, в своих семьях. Хорош будет галл, чумазый вилан в митре епископа!
Так продолжалось до великой революции и за редким исключением далее.
Тяжко цивилизовать феодалов.
И только‑только это началось – пошли набеги сарацин и викингов.
Около тысячного года все внезапно изменилось.
Послушаем Рауля Глаба, монаха из Сент‑Бенинь‑де‑Дижон: «На третий год после милленара во всех землях христианских, особенно в Италии и Галлии, обновили церкви. Даже хорошие и крепкие заменили более красивыми. Мир словно сбросил ветошь, дабы любоваться белыми одеяниями новых храмов».
Маловато талантливых архитекторов перед тысячным годом. Исключая нескольких вполне византийских сооружений, остальные непрезентабельны и грубой постройки.
После тысячного года романский стиль развернулся экстраординарно.
К тысячному году насчитывалось 108 романских аббатств – почти все построены после 950 года и реставрированы после тысячного. В одиннадцатом веке – 326, в двенадцатом – 702.
И это не какие‑нибудь домики‑часовенки. Большие аббатства – Клюни, Шарите‑сюр‑Луар, женский и мужской монастыри в Каэне и т. д.
И странное дело – нашлось немало ремесленников, живописцев, мастеров, способных продумать план базилики и реализовать в материи.
Между 1000 и 1300 годом во Франции построены самые важные соборы, церкви и аббатства. За триста лет!
Множество религиозных построек реконструировано.
Сравним: после четырнадцатого века во Франции создано за шестьсот лет не более пятидесяти качественных монументов – замков в основном.
Опасаюсь, не найдется ни единого за последние полтора века, несмотря на существование «национальной школы изящных искусств».
Сколько поколений каменотесов, гранильщиков, каменщиков, сколько великих мастеров необходимо для эквивалентов Шартра или Амьена.
И все это совершили Средние века, обскуранты, по мнению большинства историков.
Гений? И сколько надобно гениев для расцвета роскошных соборов сегодня известных? А сколько руинировало время, забытье, деструкция?
Ничто не творит ничто, необходимо иное объяснение.
Сокрытые сокровища.
Человеческие.
Нельзя смешивать конструкции, особенно религиозные, с цивилизацией вообще – слышу такой упрек в свой адрес.
Однако, в отличие от разных других знаков, это социально престижный знак положения дел.
И вот почему: писатели, скульпторы, живописцы более всего заняты собственной персоной. Разумеется, эпоха так или иначе учитывается. Пикассо, к примеру, изобразил эпоху склочную и хаотическую, но ведь можно спросить, не есть ли это просто «визия» Пикассо?
Человек примечательный способен создать примечательные произведения посреди откровенного варварства.
История, написанная всегда субъективно, ничему толком научить не может.
Произведение строительного искусства представляет технический уровень строителей и, сверх того, уровень людей, для которых сие предназначено.
Естественно, не о «жизненном уровне» речь. Это вопрос социальной структуры, обычаев, моды. Вряд ли современного рабочего устроит ежедневность Декарта. Следует ли отсюда заключить о принципиальной отсталости Декарта?
Церковь или мечеть могут многое рассказать об архитекторах, о верующих, поскольку и христианство, и мусульманство – религии «популярные», в отличие, скажем, от египетской, доступной только посвященным.
Очень важный момент: собор – городской храм, собор возведен в целях «демократических», но при этом собор – ученый трактат в камне, более ученый, нежели аббатства, резервированные лишь для монахов.
Таковы реализованные замыслы инициаторов, в том числе и ордена Тампль.
Не столь наглядно и все же вполне ощутимо подобная инициатива отразилась в коммерции, агрикультуре, денежном обращении, ремеслах, воспитании.
Какова роль Тампля? По нашему мнению, Тампль – пролонгация линии, что началась после нашествий варваров.
Тампль вышел из Сито, Клюни, Аньяна. Тампль – конвергенция путей бенедиктинцев и кельтского христианства святого Коломбана.
Историки дружно видят «начальный замысел» в миссии охраны дорог паломников. Феномен тамплиеров – феномен девяти шевалье. И все же генезис надо искать лет на сто пораньше в Субиако и Монте‑Кассино.
Линия
Перед разрушением Рима варварами евреи возвестили с Востока откровение.
Зачем они это сделали и какую пользу хотели извлечь – не суть важно. Храм всегда набит торговцами, сам святой Павел провозгласил – или ему приписали эти слова: поскольку еврейский народ принес Риму откровение, Рим обязан всячески помочь народу сему.
Откровение есть откровение и мало кого оставило равнодушным.
И потом варварство своротило, затопило Римскую империю.
Неожиданно появился человек весьма экстраординарный, сабинянин по имени Бенедикт из Нурсии. Родился в 480 году. Сделался отшельником посреди суматохи нашествий и партизанских стычек.
Слухи о его святости не замедлили распространиться, ученики приходили отовсюду – видимо, он общался с миром, видимо, читал проповеди. В конце концов организовал общину или братство, которому дал умеренный, продуманный до мелочей устав.
Он открыл двери своего монастыря всем искренним искателям Бога, он приучил братьев жить натуральным хозяйством.
Семь часов в день посвящались труду, четыре – науке, еще четыре – богослужению.
Оригинальность устава святого Бенедикта оспаривается – полагают, он просто адаптировал так называемый «устав Господина». Кто сей последний, сказать трудно. Имеется ли в виду устав ессеев? Или следует предположить волю и директивы какого‑то предшественника?
Бенедиктинцы основательно предавались физической работе – это вызывалось, понятно, суровой необходимостью культивировать землю прокорма ради. Приходилось возводить монастыри – нередко сами аббаты руководили постройкой.
Но главное – святой Бенедикт предпринял дело, без коего цивилизация невозможна: в стране огня и меча, разоренной варварами либо христианами, он постоянно собирал классические манускрипты. Ведь согласно принципу: «кто не со мной, тот против меня», молодая агрессивная Церковь уничтожала подобные рукописи как еретические.
Так он создал ученую бенедиктинскую традицию, которая более не прерывалась, и, вероятно, собрал в своем монастыре группу серьезных исследователей.
Бенедиктинцы не ограничились спасением манускриптов, они собирали античные скульптуры (эти коллекции уничтожены в шестнадцатом веке): в царствование Карла Великого досточтимый аббат Эгинхард из монастыря Жюмьеж не стеснялся запечатывать письма античным интальо, представляющим… обнаженную Венеру.
Злой рок преследовал Монте‑Кассино. Когда монастырь разорили варвары (далее землетрясение 1341 года, далее американские бомбы 1943 года), прежде всего, прежде даже священных реликвий, монахи увезли в Рим драгоценные манускрипты.
Благодаря этим монахам, задолго до мусульманских комментаторов, в Европе познакомились с Платоном, Пифагором, Аристотелем, эллинистической Александрией.
Благодаря этим монахам найдены последние римские каменщики, еще способные возвести стену, равно как византийцы в Южной Италии, помнящие принципы строительных конструкций.
Это они, согласно греческим данным, возродили музыку инкантаций, которой папа Григорий, бенедиктинец, дал имя: «григорианский хорал».
Благодаря святому Бенедикту и последователям христианство ассимилировало греческую традицию и доктрину.
Вольтер считал варварством и романский стиль, и готику. Быть антиклерикалом – так уж до конца.
Во время революции аббатства Клюни или Жюмьеж считали просто каменоломнями.
Романтики восхищались их необузданым гением, священным поэтическим делиром.
Объективное и пристальное изучение позволяет прийти к следующим выводам:
При возведении романских и готических монументов учтены идеи Эвклида и Пифагора.
Эти монументы, ориентированные астрономически и теллурически, близки в подобном плане великим конструкциям античности.
Дальнейшее изучение, возможно, позволит открыть общие законы гармонии, владеющие романским и готическим стилями.
Очевидно, строители руководствовались данными традиционной греческой науки, что ясно, во всяком случае, при знакомстве с деяниями мастеров романского стиля.
Архитекторы преимущественно бенедиктинцы. Или ученики бенедиктинцев.
Но ведь подобные конструкции – не только результат философского или геометрического поиска, это разрешение мысли в материи. Цивилизация сугубо теоретическая есть мертворожденная цивилизация.
Бенедиктинцы и, похоже, только они, сумели сохранить традиции ремесла, навыки ручной работы. Терпеливый поиск математического знания, его практическое применение дали возможность инициатического понимания ремесла.
Но традиция не должна оставаться сугубо монашеской. Главное затруднение – передача знания мирянам, бессильным против «правящего класса». Проблему удалось разрешить учреждением среднего статуса «лаических братьев»: приписанные к бенедиктинскому ордену, они жили как миряне – таким образом, ни суверены, ни епископы не имели над ними власти. Эти братья пользовались защитой ордена, располагая даже соответствующим монашеским одеянием.
Мирские ремесленники и мастера поначалу пребывали под протекцией бенедиктинцев, а затем Тампля.
Более того: строители мостов в Средние века – надо учесть, мосты представляют капитальный интерес для цивилизации, – строители мостов, известные как «братья‑понтифы» держались бенедиктинского устава.
В эпоху Карла Великого мастера, каменщики, гранильщики работали столь виртуозно, что Эгинхард, историк и аббат Жюмьежа, смог сконструировать в византийском стиле капеллу императора в Экс‑ла‑Шапель, которая бросила вызов столетиям вплоть до наших дней.
Интересно: когда Бенедикт из Нурсии основал монастырь в Монте‑Кассино и предпринял свои разнообразные рецивилизаторские усилия, предчувствовал ли он собор Шартра? Чья воля, точная и сведущая, направляла мир более восьми веков и, может быть, далее?
Чья воля? Для рецивилизации Запада было маловато греческой науки, римских и византийских познаний.
Святой Бенедикт умер в 547 году, семью годами позже рождения святого Коломбана. Святой Бенедикт сохранил христианству сокровища классики. Для того же христианства святой Коломбан собрал духовные ценности кельтов.
Святой Коломбан ирландец. Ирландия пришла к христианству рано – без диктата римских императоров, без насилия варваров, именуемых также христианами. Подобное натуральное движение характеризует и другие страны кельтского друидизма. Ибо христиане римские и христиане Хлодвига только отвратили бы Галлию от христианства.
Ирландия не знала ни Рима, ни варваров – этим объясняется мирное и спокойное приятие откровения.
О друидах мало что известно, однако адаптация определенной линии христианства говорит о близости воззрений.
В самом деле: ничего ошеломительного в новой доктрине для кельтов не было: божественное единство, Бог, творящий вселенную во всех ее формах, божество в трех лицах, Бог, рожденный Девой (подобным образом родился Мерлин), богочеловек, преданный распятию, вознесение, бессмертие души – все это темы знакомые.
Не потому ли Бенно, ирландский святой, воскликнул перед смертью: «Я вижу троицу, Петра и Павла, я вижу друидов и святых…»
Итак, страны кельтского ареала вполне благосклонно отнеслись к христианству, но только не в интерпретации германских королей и епископов – для этих новая религия стала удобным инструментом угнетения. Ирландия, избежав римских, затем варварских завоеваний, так сказать, «друидически» вошла в христианство.
«Святой Кертигерн, – писал английский автор, – знаток друидического предания, казалось, жил и действовал на манер жреца друида».
Тот же автор упоминает короля Диармида Мак‑Карбхайла как друида и христианина.
Концепция «друидического христианства» перешла из Ирландии в Галлию, что не удивительно. Этому содействовал святой Коломбан при серьезной поддержке папы‑бенедиктинца Григория I, святого Григория Великого.
В шестисотом году святой Коломбан основал монастырь Иона в Тревире.
Устав монастыря сего напоминал устав бенедиктинцев, отличаясь, вероятно, акцентированной аскезой.
Будь он хорошо известен – это дало бы определенные сведения о друидизме. Ибо святой Коломбан – друид и воспитан друидами.
Кроме монастыря в Тревире он основал Анегэ, Люксоль, Фонтэн.
Много путешествовал святой Коломбан: побывал в Риме у папы Григория Великого, в Ломбардии, в Монте‑Кассино, во Фризии, в Германии. Вояжер Слова…
Бенедиктинский орден зародился в Италии, орден Святого Коломбана – в Ирландии.
Любопытно: сближение этих орденов, затем объединение состоялось именно в Галлии.
Удивительно лишь на первый взгляд. Южная Италия насыщена восточными влияниями и византийской политикой, что касается Рима… Рим – это банка с пауками, беспрерывная суматоха и драка за власть.
Ирландия: сложное положение христианства меж «римскими данными» религии и тяготением к прежним культам.
Британия: эпоха саксонских инвазий. Саксонцы после обращения решили, по примеру Хлодвига, подчинить местную Церковь своему духовенству. Британец Сент‑Огастен основал в 601 году монастырь Кентербери, и его монахи отказались подчиниться новой англосаксонской иерархии. В результате в битве при Керлеоне в 617 году англо‑саксы убили более тысячи монахов.
В те же годы шотландское духовенство настояло на полной свободе от англосаксов.
В Галлии ситуация иная: уничтожено все, никакой традиции более или менее жизнеспособной. До Рима и диспутов о клерикальной власти далеко. Да и сама эта власть в Галлии не блистает единством – надобно так или иначе лавировать среди королей, герцогов и графов.
Чем и занимался бенедиктинский орден чуть ли не пятьсот лет.
В 590 году бенедиктинец стал папой. Это Григорий Великий, святой Григорий, учредитель первого григорианского ритуала.
Однако он играл на инструменте работы святого Бенедикта.
И весьма прислушивался к святому Коломбану.
Ритуал святого Григория учитывал, наряду с псалмами Давида, особенности кельтской литургии и принципы музыкальной гармонии, найденные монахами Монте‑Кассино.
Итак, три основы западной цивилизации таковы: откровение Христа, греческая наука, знание кельтов о материи.
Поначалу откровение ориентировалось на еврейскую традицию: иудео‑христианская Церковь первых веков провозгласила неизменность иудейского закона вплоть до обрезания. В Средние века иудейские элементы рассеялись, Церковь оставила только Евангелия и послания святого Павла.
Греческая мысль, напротив, стала известна куда лучше, особенно под влиянием исламских школ Кордовы и Толедо.
Кельты.
Контакт с материей камня неповторим и магичен. Кельты воистину «люди каменного века», что сохранили в прапамяти секреты загадочной минеральной субстанции.
Григорий I, человек экстраординарной интеллигенции и не менее великолепных предвидений, начал синтез, необходимый для расцвета средневековой цивилизации.
Ученый папа хорошо понимал: различие меж друидизмом и бенедиктинским христианством только формальное. Достаточно сравнить одно с другим, сгладить некоторые структурные различия, так как дух обеих традиций весьма сходен.
Дабы реализовать подобный синтез, он создал «григорианскую литургию», воздействующую глубоко и магически. Орден, созданный святым Бенедиктом, был в его распоряжении. Бенедиктинцы стали его миссионерами при дворах суверенов‑варваров, светских епископов, среди населения, доведенного почти до дикиго состояния.
Галлия.
Григорий I проницательно понимал: сила уместна далеко не всегда и не везде. Поэтому его политика резко отличалась от религиозного рвения святого Мартина, который уничтожал храмы и сакральные монолиты друидов.
«Надо разрушать идолы, но не храмы богов», – сказал папа.
Но у друидов, у кельтов вообще, идолов не было и Григорий I это знал. Речь могла идти только об идолах имперского Рима, разрушение коих никак не задевало население Галлии.