Зловещий «Весельчак»
Неистовый «Пекод» с Квикеговым гробом, покачивавшимся на корме в качестве спасательного буя, по-прежнему шел своим курсом, вы-искивая Моби Дика, когда нам встретился еще один китобоец из Нантакета. Он назывался «Весельчак». Имя этого китобойца было чудовищной насмешкой, ибо, приблизившись к нему, мы увидали, что вся команда «Весельчака» погружена в глубокую печаль.
На шканцах китобойца были устроены большие «ножницы» — так называют тяжелые треноги, составляющие некое подобие козел, на которых устанавливают запасные, неоснащенные или поврежденные вельботы. На «ножницах» «Весельчака» были видны белые изломанные шпангоуты и несколько расщепленных досок — все, что осталось от китобойного вельбота. Эти остатки напоминали оголенный, разваливающийся скелет.
— Видели Белого Кита? — крикнул по своему обыкновению в рупор Ахав.
— Вот смотрите! — ответил с юта изможденный капитан «Весельчака», указывая на разбитый вельбот.
— Белый дьявол убит? — с тревогой спросил Ахав.
— Не выкован еще тот гарпун, который убьет его, — мрачно ответил капитан, печально поглядев на шканцы своего судна, где двое матросов молча зашивали мертвеца в парусиновую койку.
— Не выкован? — вскричал Ахав и выхватил из развилки свой гарпун. — А это ты видел, китобой? Смерть Моби Дика в моих руках. Вот она! Эта сталь закалена 
в крови и в сплетенье молний, и скоро я еще раз закалю ее в горячем теле Моби Дика — в самом его сердце!
— Ну что ж, да убережет тебя господь, старик! Ты видишь — я хороню одного из пятерых матросов — еще вчера они были живы, но дожить до сегодняшнего рассвета им не пришлось. Я хороню только одного, потому что четверо других были похоронены заживо. Ты теперь плывешь над их могилой. — Он обернулся к матросам. — Ну как, все готово? Тогда кладите на борт доску и поднимите его. — Он простер над покойником руки: — О боже милосердный! Даруй всем мертвым воскрешение и вечную жизнь!..
— Брасопить реи! Руль под ветер! Живо! — приказал Ахав.
И хотя «Пекод» внезапно рванулся в сторону, мы все же услышали всплеск упавшего в воду тела, и разлетевшиеся брызги донесли до нас дыхание смерти.
Уходя от скорбящего «Весельчака», мы развернулись к нему кормой, и когда там заметили необычный спасательный буй, висевший у нас над гакабортом, мы услышали насмешливый голос:
— Напрасно, земляки, бежите вы от нашего печального обряда. Ведь, повернувшись к нам кормой, вы показываете нам и свой собственный гроб!
Глава шестьдесят девятая
Глаза Федаллы
Был ясный день, пронизанный светлой прозрачной синевой. Лазурь бескрайнего моря — сливалась с голубизной неба. Мягкий и нежный воздух ласкал поверхность океана, вздымавшегося сильными неторопливыми валами. Мрачный Ахав медленно пересек палубу перегнулся через борт. Все пристальнее вглядывался он в бездонную глубину и все глубже и глубже уходило в воду его отражение. И то ли сладостный соленый аромат океана на какое-то мгновение вызвал в его воспоминаниях дни раннего детства, то ли веселый бриз коснулся его иссеченного морщинами лба своей беспечной ладонью, то ли жестокий мир смягчился наконец над своим упрямым и несчастным сыном, только из-под хмурых бровей Ахава упали в море две скупые слезы, и во всем Тихом океане не было сокровища более редкого, чем две эти едва заметные капли.
Старбек внимательно следил за стариком, он видел, как тот склонился над бортом, и верным сердцем почувствовал безмерное рыданье, вдруг вырвавшееся из самой глубины жестоко запертой души. Осторожно, чтобы не коснуться капитана и не быть им замеченным, он подошел к борту и встал рядом.
Ахав обернулся.
— Старбек?
— Да, сэр!
— Какой мягкий ветер, Старбек, мягкий ветер и мягкое, ласковое небо. В такой же день, в такую же прекрасную погоду я загарпунил своего первого кита. Мальчишка… мне было восемнадцать лет. Я был гарпунщиком. Сорок… сорок лет тому назад. Сорок лет! Сорок лет промысловых рейсов! Сорок лет нужды и лишений! Сорок лет штормов и тайфунов! Сорок лет в безжалостном море! Это много, Старбек! Сорок лет назад я покинул мирную землю и с тех пор веду битву с океаном. И за все это время я не провел на берегу и трех лет. Подумать только, какую жизнь я прожил! Одинокий самовластец, окруженный глухой стеной подчинения. Раб, заточенный в каюту капитана! Подумать только, что за жизнь! Сорок лет питаться высушенной солониной и заплесневелыми корками, когда на берегу даже последний бедняк ест свежие овощи и теплый хлеб… Вдали от молодой жены… Я обвенчался с нею, когда мне было за пятьдесят, обвенчался и на следующий день уже отплыл в очередной рейс. Жена? Скорее вдова при живом муже! Да, Старбек, я сделал эту девочку вдовой, женившись на ней… И кем я стал? Сгусток безумия, бешенства; кипящая кровь и пылающий лоб. Так все эти сорок лет преследовал Ахав свою добычу. Человек? Нет, скорее демон. О, глупец, глупец, какой же ты глупец, старый Ахав! К чему вся эта борьба? К чему было надрываться на веслах? К чему все эти гарпуны и остроги? Разве стал от этого Ахав богаче и лучше? Взгляни на меня, Старбек! Прочь, седые космы, прочь с моего лба. Вы лезете в глаза и вызываете слезы, как будто я плачу. Какие они седые, будто растут на пепелище, а не на черепе мужчины. Наверное, я выгляжу очень старым, Старбек, очень, очень старым. Я сам себе кажусь старым, как Адам, согнувшийся под тяжестью веков. Стань ближе, Старбек, дай заглянуть в твои глаза. Это лучше, чем смотреть на море или на небо. Клянусь берегом, Старбек, клянусь пылающим камином, что в твоих глазах я вижу свой дом, далекий дом, и свою жену, и сына. Нет, нет, ты останешься на борту, останешься на корабле, когда безумный Ахав бросится в погоню за Моби Диком. Ты не должен рисковать, Старбек, не должен.
— О, капитан! О, мой капитан! Благородная душа! Ве-ликое сердце! Ну для чего нам гоняться за этой ненавистной тебе тварью? Бежим, бежим отсюда! Прочь из этих гибельных мест! Домой! И у Старбека есть жена и сын. Позволь мне изменить курс. С какой радостью, с каким счастьем, о капитан, мы поплывем обратно в наш славный Нантакет! Там, верно, тоже сейчас ясные, мягкие дни.
— Да, точно такие же. Я люблю их — эти теплые летние дни. Сейчас, наверное, мой мальчик просыпается, садится в своей кроватке и мать рассказывает ему обо мне, старом варваре, который ушел далеко в море, но скоро вернется и снова обнимет своего сыночка.
— Вот так же и моя Мэри! Она обещала, что каждое утро будет выходить с малышом на берег, чтобы он увидел, как появится на горизонте парус его отца. Да, да! Довольно! Мы возвращаемся в Нантакет. Идемте, капитан, проложим обратный курс. Мы скоро увидим наших сыновей. Они нас будут ждать на берегу…
Но Ахав уже не слушал его. Он качнулся, точно умирающая яблоня, уронившая на землю последний ссохшийся плод, и забормотал:
— Что это? Что за безвестная, загадочная сила, что за жестокий повелитель, что за безжалостный владыка правит мной; заставляет меня вопреки всему человеческому, что есть во мне, мчаться все вперед и вперед, без отдыха, без передышки? Да я ли это? Или кто-то другой поднимает за меня руку и отдает приказ? Но если даже солнце движется по небу не своей волей, если ни одна планета не смеет нарушить властно установленную ей орбиту, то как же может быть, чтобы мое сердце и мой мозг были свободнее, чем солнце или звезды? Поверь мне, мой друг, что я не сам себе поставил ту смертельную задачу, которая до
влеет надо мной, как проклятие. Так уж устроен мир, и пусть не обманывает тебя этот ласковый ветерок и это нежное небо, и сладкий аромат цветущих лугов. Где-то на склонах гор теперь самый сенокос, и утомившиеся косцы, должно быть, уснули сейчас на свежем сене. Уснули? Да, Старбек, раньше или позже каждый должен уснуть навеки. И от этого никуда не денешься.
Но Старбек не слышал этих слов. Он уже отошел прочь. А старик снова, перегнувшись через борт, смотрел в воду. Но вдруг он отшатнулся: из воды прямо в лицо ему глядели немигающие, тусклые и мертвые глаза Федаллы, стоявшего там, где только что стоял Старбек.
Глава семидесятая
Погоня. День первый
В эту ночь Ахав, по своему обыкновению, мрачно и молчаливо шагал по палубе. Вдруг он рванулся к борту, схватился за ванту и, подняв голову, принялся втягивать ноздрями морской воздух, точно смышленый корабельный пес, почуявший невидимый берег. Затем он заявил, что где-то недалеко должен быть кит. Скоро и матросы почувствовали своеобразный запах, который иногда действительно распространяется на много миль вокруг спермацетового кита. Поглядев на флюгер и определив направление ветра, Ахав приказал несколько изменить курс корабля. А лишь только забрезжил рассвет, мы увидели на воде, прямо перед собой, уходящую вдаль широкую и гладкую, словно маслянистую, полосу.
— Дозорных на мачты! — приказал Ахав. — Всех наверх!
Дэггу застучал по палубе дубинкой, и в кубрике раздался такой грохот, что матросы тотчас проснулись и выскочили на палубу с одеждой в руках.
— Что видите? — крикнул Ахав дозорным.
— Ничего, сэр! — послышалось сверху.
— Ставить брамсели и лисели! С кормы и с носа, по обе стороны! 
Были поставлены все паруса. Ахав торопливо залез в свою корзину и велел поднимать его на мачту. Но не успели матросы поднять капитана на две трети нужной высоты, как, поглядев в просвет между грот-марселем и брамселем, Ахав испустил нечеловеческий вопль, пронзительный, точно крик морской чайки.
— Фонтан! Фонтан! И горб будто айсберг! Это Моби Дик! Моби Дик!
Взбудораженные его воплем, сразу же подхваченным тремя дозорными, матросы стали карабкаться по вантам, желая своими глазами поскорее увидеть легендарного Белого Кита. Ахав тем временем уже достиг своего обычного поста — чуть повыше других дозорных. Прямо под ногами у него, на салинге брам-стеньги, стоял Тэштиго. С этой высоты им был отлично виден Белый Кит, плывший на расстоянии мили от «Пекода». Он вздымал над волнами свой белоснежный горб и посылал к небу бесшумные серебристые фонтаны, подобные тем, какие много месяцев назад лунными ночами появлялись на горизонте, увлекая «Пекод» за собой в неизведанные дали.
— Неужели никто из вас не заметил его раньше? — спросил Ахав дозорных.
— Я увидел его почти в ту же секунду, что и вы, сэр! — сказал Тэштиго, — и сразу же подал голос.
— Нет, не в ту же секунду, позже, позже! Дублон мой. Судьба хранила его для меня. Я первый увидел Белого Кита. Никто из вас не заметил его раньше. Глядите — фонтан! Еще один! Ах, какие фонтаны! Сейчас нырнет! Лисели на гитовы! Убрать брамсели! К вельботам! Помни, Старбек, ты оста-ешься на борту и ведешь судно. Эй, на руле! Круче к ветру! Так, так держать! Хвост показал!.. Нет, нет, это только черный бурун. Вельботы готовы? Опускайте меня, мистер Старбек. Быстрее, быстрее! — и Ахав молнией скользнул на палубу.
— Уходит прямо по ветру! — крикнул Стабб. — Уходит, уходит! Но нас он еще не заметил.
— Молчи, молчи! Людей к брасам! Руль на ветер! — приказывал Ахав. — Брасы выбирать! Круче! Круче! Так, хорошо. Вельботы! Вельботы!
Все вельботы, кроме Старбекова, были спущены на воду. На вельботах поставили паруса, бешено заработали весла, и лодки помчались по волнам. Впереди шел вельбот Ахава.
Бледным, мертвенным блеском горели запавшие глаза Федаллы; в страшной гримасе кривился его рот.
Лодки неслись на полной скорости, но и кит плыл быстро. Все глаже и маслянистее становилась поверхность океана, будто кашалот расстилал за собой ковер, усмиряющий волны. Наконец преследователи приблизились к своей жертве настолько, что им отчетливо стал виден белоснежный горб, стремительно скользящий по воде в окружении кипящей зеленоватой пены. Чуть дальше из воды поднималась мощная морщинистая голова. С тихим мелодичным журчанием плыл Моби Дик, оставляя за собой широкий след. Множество маленьких веселых птичек сопровождало его, задевая крыльями и лапками пенные гребни волн и иногда присаживаясь на расщепленное древко остроги, которое торчало в спине кита, подобно флагштоку на корме фрегата.
Спокойно и легко, наслаждаясь тишиной и безопасностью, плыл кит. Как миролюбиво поводил он мягкими боками, посылая в стороны могучие и широкие волны! Не удивительно, что китобои, обманутые и очарованные этой безмятежностью, отваживаются на решительное нападение, чтобы через минуту убедиться, что за этим безоблачным штилем скрывается страшная буря. О коварный кит! Скольких бесстрашных охотников погубил ты своим обманчивым спокойствием! И скольких еще погубишь!
Так, погрузив покуда в воду свое могучее тело и скрывая от взоров людей самое ужасное свое орудие — громадную перекошенную смертоносную челюсть, плыл Белый Кит по океанскому лону. Но вот передняя часть его туловища стала медленно подниматься из воды и на мгновение вся громадная беломраморная туша изогнулась в воздухе аркой и, угрожающе взмахнув величественным хвостом, исчезла в океанской пучине. И долго еще над растревоженным океаном кружились в воздухе и кричали птицы, в тоске разыскивая своего пропавшего владыку.
Осушив весла, с полощущимися парусами вельботы за-мерли на месте, ожидая, когда Моби Дик снова появится на поверхности.
Ахав неподвижно стоял на корме своего вельбота, и только его безумные глаза бешено вращались, ощупывая пристальным взглядом поверхность океана.
Ветер окреп, и волны становились все тяжелее.
Вдруг птицы, все еще кружившиеся над тем местом, где кит ушел под воду, потянулись одна за другой к вельботу Ахава и стали носиться вокруг него, издавая нетерпеливые и радостные крики. Они видели лучше, чем человек. Ахав перегнулся через борт и стал вглядываться в зеленый мрак бездны. Сначала он разглядел там только белое пятно, размерами не более песца; пятно стремительно росло и приближалось к поверхности, и скоро уже можно было различить два длинных ряда белых сверкающих зубов и хищную скошенную челюсть. Моби Дик всплывал прямо под днищем вельбота, широко разинув пасть, которая зияла в голубоватой тени океана, как мраморный склеп. Широким взмахом кормового весла Ахав отбросил вельбот в сторону, затем, поменявшись местами с Федаллой, встал на носу и, схватив свой гарпун, приказал матросам взяться за весла.
Развернувшись от взмаха кормового весла, вельбот теперь был повернут носом к тому месту, где должен был выплыть Белый Кит. Но тот, точно разгадав намерения Ахава, чуть изменил направление и, всплывая, прошелся своей морщинистой головой прямо по днищу лодки.
Вельбот затрепетал, содрогаясь каждой доской, каждым шпангоутом, когда злобное чудовище, перевернувшись на спину и раскрыв пасть, как нападающая акула, стало втягивать в себя лодку, скрежеща зубами о доски, так что его хищная перекошенная челюсть оказалась над головой Ахава, будто голубоватая перламутровая крыша. Иногда Белый Кит стискивал свои длинные изогнутые зубы и, точно жестокий кот, лениво играющий пойманным мышонком, слегка потряхивал дощатое суденышко. Матросы, толкая друг друга, в панике бросились на корму, где неподвижно стоял Федалла, скрестив на груди руки и без страха глядя перед собой.
Так забавлялся Моби Дик обреченным вельботом, оставаясь при этом совершенно неуязвимым, потому что его белая туша была погружена в воду и недосягаема для китобоев, беспомощно теснившихся в его пасти; команды двух других вельботов, не зная, как помочь гибнущим, с ужасом ожидали страшного исхода этой неравной битвы. И вот тогда разъяренный Ахав, оказавшийся прямо в пасти своего ненавистного врага, голыми руками уперся в голубоватую челюсть у себя над головой, пытаясь разжать смертельные тиски. Но сил у него не хватило, грозный свод над головой надвинулся ниже, раздался треск, борта проломились, обе челюсти сомкнулись и жуткая пасть захлопнулась, перекусив вельбот пополам. Лодка развалилась на две части, и волны отнесли носовую часть от кормовой, вокруг которой плавали матросы, хватаясь за весла и обломки, чтобы удержаться на воде.
В тот момент, предшествовавший гибели вельбота, когда Ахав, пытаясь ослабить смертельную хватку китовых челю-стей, уперся изо всех сил в голубоватый свод верхней челюсти, вельбот внезапно накренился, и Ахав неожиданно вылетел за борт и лицом вниз упал на воду.
Расправившись с лодкой, Моби Дик поднял над водой свою белую морщинистую голову и, медленно поводя хвостом, оглядывал поле боя сквозь клокочущую пену разыгравшихся волн, шумно бившихся об его изрезанный лоб. Затем, снова опустив голову, он принялся описывать вокруг несчастных китобоев стремительные круги, вспенивая воду быстрыми ударами хвоста, как бы готовясь к новой, еще более ужасной атаке. Вид разбитого вельбота и перепуганных людей приводил его в ярость. Между тем Ахав, едва не захлебнувшись в воронке, оставленной чудовищным ударом беспощадного хвоста, с трудом держался на поверхности. Неподвижными мертвыми глазами смотрел на него с обломков вельбота Федалла. И другие матросы не могли ему помочь, не зная, как им спастись самим. Неповрежденные вельботы, оставаясь невдалеке от кипящего водоворота, не решались приблизиться к нему, так ужасен был вид Белого Кита, описывающего яростные круги на гибельной арене, центром которой была голова старого капитана.
Однако мачтовые дозорные «Пекода» все это время не спускали глаз с вельботов, и теперь, обрасопив реи, корабль быстро приближался к месту катастрофы. Скоро он подошел так близко, что Ахав окликнул его прямо из воды:
— Курс на… — но тут могучий вал захлестнул его, и, только выбравшись на гребень следующего вала, он продолжал: — Курс на кита. Гоните его!
«Лекод» прорвал заколдованный круг и оттеснил Моби Дика от его жертв. Кит мрачно поплыл прочь, а вельботы устремились на помощь потерпевшим крушение.
Ахава втащили в лодку Стабба. Глаза его помутились, в морщинах осела морская соль. Сказалось длительное напря-жение всех сил: старик безвольно опустился на дно вельбота и замер в жалкой позе охотника, затоптанного буйволом. Глухой, еле слышный стон вырвался из его груди, точно слабый крик, донесшийся со дна глубокого ущелья.
Впрочем, обморок Ахава был краток. Великие сердца за одно мгновение переживают всю ту боль, которая другим, более слабым душам бывает милосердно растянута на многие десятилетия. Ахав очнулся.
— Где мой гарпун? — промолвил он, поднявшись на локте. — Он цел?
— Да, сэр, его ведь не метали, — ответил Стабб, показывая капитану гарпун. — Вот он.
— Положи его рядом со мной, Стабб. Люди все живы?
— Один, два, три, четыре, пять… У вас было пятеро гребцов, и все пятеро здесь.
— Это хорошо. Помоги-ка мне встать, дружище. Так, так. Вон он, я вижу его! Вон! Вон! Уходит по ветру. Ну и фонтан! Руки прочь от меня! Вечные соки жизни снова бурлят в костях Ахава! Ставьте парус. За весла! Руль!
Обычно, когда какой-нибудь вельбот подбирает экипаж разбитой шлюпки, спасенные гребцы присоединяются к своим спасителям и погоня продолжается, как говорят, на двойных веслах. Так поступили и теперь. Но все же умноженная сила гребцов не могла сравниться с умноженной силой кита— он шел, по-видимому, на тройных плавниках, ясно давая понять, что дальнейшая погоня ни к чему не приведет. Тогда Ахав решил продолжить преследование на «Пекоде». Оба целых вельбота и обломки разбитого были подняты на палубу, и «Пекод», взгромоздив на мачты все паруса, ширококрылый, точно альбатрос, помчался по ветру вслед за Моби Диком. Через положенные промежутки времени кит пускал сверкающие фонтаны, а когда с мачт сообщали, что он нырнул, Ахав засекал время, и лишь только истекали отпущенные кашалоту шестьдесят минут, окликал дозорных: «Ну, чей теперь дублон? Видите вы кита?» И если те отвечали отрицательно, он немедленно приказывал поднять его наверх.
Так прошел день: Ахав то неподвижно сидел в своей корзине, то безостановочно шагал по палубе, окликая дозорных или приказывая матросам подтянуть паруса и развернуть их пошире, чтобы они лучше наполнялись ветром.
И всякий раз, проходя мимо обломков своего вельбота, он мрачно поглядывал на них. Наконец он остановился перед ними и, как порой на сумрачное небо, затянутое облаками, набегает черная грозовая туча, так на угрюмое чело старика легла новая тень.
Стабб видел, где остановился Ахав, и, желая показать, что дух его не сломлен первым поражением и капитан по- прежнему может полагаться на своего доблестного помощника, подошел к остаткам шлюпки и воскликнул:
— Итак, осел не смог сожрать чертополох — колючки искололи ему пасть. Ха, ха, сэр!
— Кто этот бездушный, что смеется над обломками крушения? — мрачно ответил Ахав. — Ни стон, ни смех не должны звучать перед обломками крушения!
— Да, сэр! — сказал Старбек, подойдя к ним, — печальное зрелище! Быть может, это еще одно предостережение свыше.
— Предостережение? Дай мне словарь — я не знаю такого слова! Когда богам приспичит говорить со мной, пусть говорят честно и прямо, а не намеками и приметами. Подите прочь. Эй, наверху! Вы видите его?
День угасал, и хотя тьма сгущалась, дозорные по-прежнему оставались на мачтах.
— Ничего не видно, сэр! Слишком темно! — раздался голос сверху.
— Каким курсом он шел в последний раз?
— Как и раньше, сэр, прямо по ветру!.
— Хорошо! Ночью он пойдет медленнее. Убрать бом-брамсели и брамсели, мистер Старбек. Мы не должны его обогнать. Может статься, он захочет отдохнуть. На руле! Держать судно в ветре! На мачтах! Спускайтесь вниз!.. Мистер Стабб, пошлите на фок-мачту свежего человека. — Он шагнул к золотой монете, прибитой к мачте. — Люди! Это золото мое, ибо я заслужил его. Но я оставлю его здесь до тех пор, пока Моби Дик не будет убит. Тогда монету получит тот, кто первым заметит Белого Кита в день его смерти. А если и в тот день первым замечу его я, то десятикратная стоимость золотого дублона будет разделена между всеми вами. Все! Расходитесь.
Он повернулся и пошел к трапу, ведущему вниз, в каюту, но спускаться не стал, а остановился у борта и простоял так до самого утра, лишь изредка поднимая голову и вслушиваясь в ночь.
Глава семьдесят первая
Погоня. День второй
Лишь только забрезжил рассвет, как трое матросов сменили одинокого дозорного на фок-мачте «Пекода».
— Ну что видите? — крикнул Ахав, когда немного посветлело.
— Нет, сэр! Ничего не видать.
— Всех наверх! Ставить все паруса! Он идет быстрее, чем я ожидал. Брамсели! Эх, не надо было спускать их на ночь. Но ничего, теперь мы его догоним.
Надо сказать, что во время промысла в южных морях китобои довольно часто предпринимают такую вот настойчивую погоню за одним определенным китом, и погоня эта длится иной раз несколько суток подряд, не прекращаясь и по ночам. Ибо таково удивительное искусство прирожденных мореходов Нантакета, что порой им достаточно лишь издали поглядеть на кита, чтобы довольно точно предсказать не только направление, в котором он будет спасаться от преследователей, но даже и приблизительную скорость его бегства. Как лоцман, удаляясь от берега, держит в памяти всю линию побережья, чтобы в любое время иметь возможность точно сориентироваться в открытом море и пристать в назначенной гавани, так и опытный китобой безошибочно представляет себе в открытом океане путь невидимого кита. Он буквально читает написанное на воде с той же уверенностью, с какой лоцман читает написанное на карте. И как на земле мы с часами в руках высчитываем движение могучего «кита» на железных рельсах и уверенно заявляем, что он прибудет на такую-то железнодорожную станцию точно в такое-то время, и ни минутой позже, — так и гениальные нантакетские китобои, поглядев на небо, на флюгер, на часы, с такой же уверенностью говорят: «К восьми часам утра этот кашалот пройдет столько-то миль и мы встретимся с ним на таком-то градусе широты и долготы».
«Пекод» мчался по ветру, вспарывая волны, точно пушечное ядро, которое, миновав цель, вспахивает мирное поле.
— Клянусь пенькой и солью! — вскричал Стабб. — Наша палуба так гудит, что у меня сердце готово вылететь через
глотку и будто гарпун помчаться за Белым Китом! Ха, ха, ха! Мы с «Пекодом» бравые ребята! А ну-ка, мальчики, спускайте меня за борт — клянусь всеми заклепками, что я поплыву не хуже вельбота! Ха, ха, ха! Два загребных весла и пара кормовых — ну, чем не шлюпка?
С мачты разнесся голос:
— Фонтан! Фонтан! Прямо по носу!
— Вот, вот! — вопил Стабб. — Я так и знал, что ему не уйти от нас! Напрасно плюешься, братец, ничего тебе не поможет, ведь за тобой гонится сам дьявол! Дуй в свою дудку, надрывай селезенку, все равно Ахав выпустит в море твою кровь, как хозяйка сливает в яму ведро помоев!
Устами Стабба говорил весь экипаж «Пекода», ибо все матросы были охвачены охотничьим азартом, и страсти их кипели и пенились, как забродившее старое вино. Если до этого и оставались у кого-нибудь дурные предчувствия и за-таенные страхи, то теперь эта нечисть разбежалась врассыпную, как зайцы, заслышавшие топот бизона. Все сердца бились в едином ритме, воспламененные первой схваткой и неистовой погоней.
Как самые разные материалы — дуб и клен, сосна и пенька, железо, медь, деготь — соединились, чтобы составить корабль, так и самые разные люди — трусы и храбрецы, святые и безумцы, преступники, романтики и скупердяи — сплавились воедино, чтобы, объединенные могучей волей обреченного Ахава, безудержно стремиться к недостижимой цели.
Снасти ожили. Точно плоды и листья высоких пальм, свисали с мачт руки и ноги, торчали головы и шапки. Вот в воздухе висит матрос — он уцепился за стеньгу одной рукой и в страшном волнении размахивает ногами; а вон другой — прикрыв глаза от слепящего солнца, сидит на самом конце раскачивающейся реи. Ах, как им хочется поскорей увидеть своего убийцу!
— Что же все молчат? — спросил Ахав, когда, после первого крика дозорных, минута протекла в молчании. — Поднимите меня. Вы верно ошиблись: если вы видели один фонтан, то где же последующие?
Так и было. Обманутые собственным нетерпением, дозорные ошиблись и приняли за фонтан какой-то случайный всплеск. Но едва только Ахав поднялся на свой пост, едва успели закрепить его корзину, как новый восторженный вопль тридцати луженых глоток грянул со снастей, и опять первым был вопль Ахава. Ибо гораздо ближе вымышленного фонтана, меньше чем в миле от корабля, он увидел самого Моби Дика. Не тихим и безмятежным фонтаном объявил теперь Моби Дик о своем присутствии — всей тушей выскочил он из воды. Бывает, что кашалот, с огромной скоростью всплывая из глубин, вот так выскакивает высоко в воздух, взбивая гору ослепительной пены, которая точно львиная грива свисает с его головы и туловища.
— Выпрыгивает, выпрыгивает! — кричали люди, когда Белый Кит снова и снова взлетал к небесам, сияя белоснежной тушей на фоне голубого неба.
— В последний раз ты прыгаешь к солнцу, белый дьявол! — кричал Ахав. — Настал твой час, близка твоя смерть! Вниз! Все вниз! Пусть только один останется на фок-мачте! Вельботы! Вельботы к спуску!
Матросы, будто позабыв о существовании веревочных лестниц, посыпались на палубу.
— Спускайте! — скомандовал Ахав, как только очутился в запасной шлюпке, которая была оснащена для него еще с вечера. — Спускайте!.. Мистер Старбек, судно в твоем распоряжении. Держись в стороне от вельботов, но все же не слишком далеко.
На этот раз, словно для того, чтобы нагнать на китобоев побольше страха, Моби Дик не стал ждать нападения, а напал первым. Развернувшись, он устремился навстречу трем вельботам. Ахав вел средний вельбот и, увидев мчащегося на него кита, принял решение встретить его лоб в лоб. Такой маневр применяется нередко, ибо на определенном расстоянии кит своими широко расставленными глазами ничего перед собой не видит. Но пока еще это расстояние достигнуто не было и кит отлично видел все три лодки. Почти мгновенно развив бешеную скорость, он кинулся на них, разинув пасть и нанося хвостом смертельные удары направо и налево. Гарпуны летели в него со всех сторон, но он не обращал на них внимания, как будто поглощенный одной-един- ственной целью — разнести вельботы в щепки и разбросать обломки по волнам. Однако искусным рулевым удавалось избежать столкновения: лодки безостановочно кружились и маневрировали, точно обученные кони на поле боя, и хотя то и дело оказывались на волосок от гибели, но снова и снова ускользали от противника. И все это время над океаном не смолкал неистовый, нечеловеческий боевой клич Ахава.
Однако бесконечные маневры вельботов, так же, как и прыжки и броски кита, постепенно так натянули перепутанные лини трех гарпунов, вонзившихся в белую тушу, что теперь лодки, помимо воли их командиров, все ближе и ближе подтягивались к Моби Дику. Между тем он отплыл немного в сторону, как бы готовясь к новой яростной атаке, и вдруг рванулся в самую путаницу тросов, притянул вельботы Стаб- ба и Фласка к своему хвосту, с размаху ударил ими друг о друга и, нырнув, скрылся в кипящем водовороте. И еще долго в растревоженной воде кружились обломки пахучих кедровых досок.
Оба экипажа барахтались в море, хватаясь за бочонки из-под линя, за весла, банки и другие плавучие предметы. Фласк подскакивал на волнах, точно пустая бутылка, и повыше подтягивал ноги, опасаясь прожорливых акул. Стабб вопил что было сил, умоляя кого-нибудь опустить в море ложку и выловить его из этой тарелки на сухой стол или хотя бы на бутерброд. Ахав на своем вельботе кружил среди обломков, подбирая людей. И вдруг этот единственный целый вельбот, не тронутый противником, поднялся отвесно в воздух, как будто само небо притянуло его к себе на невидимых тросах. Это Белый Кит, стрелой поднявшийся из глубины, ударил его снизу своим широким лбом. Вельбот перевернулся в воздухе, еще раз перевернулся, и еще раз, и наконец рухнул на воду кверху днищем. Ахаву и его команде пришлось выбираться из-под вельбота, как тюлени в часы прилива выбираются из береговых гротов.
Подбросив вельбот Ахава, Моби Дик теперь неподвижно лежал, отвернувшись от своих жертв и слегка поводя хвостом. Но всякий раз, когда сломанное весло или расколотая доска или просто большая щепка касалась его тела, он с раздражением поднимал хвост и сильно ударял им по назойливой деревяшке. И вскоре, словно убедившись в том, что дело сделано на славу, он потянулся и вновь неторопливо поплыл по ветру, как путешественник, отправляющийся в путь после непродолжительного отдыха.
С корабля, как и в первый раз, внимательно следили за ходом сражения. И снова «Пекод» подошел, чтобы спасти тонущих и подобрать обломки лодок, весла, пустые бочонки — все, что еще могло пригодиться. Среди трофеев были погнутые остроги, клубки перепутанных тросов, расщепленные весла и доски, вывихнутые руки, растянутые кисти, синяки и кровоподтеки, но и на этот раз никто не получил серьезного ранения.
Ахава нашли на большом обломке его лодки — он крепко вцепился в доски и казался не таким измученным, как в прошлый раз.
Но когда его подняли на палубу, люди на мгновение оцепенели, не сводя с него глаз: Старый Громобой, неустрашимый, неистовый Ахав покачнулся и ухватился за плечо Стар- бека, бросившегося ему на помощь. На месте костяной ноги капитана торчал короткий острый обломок.
— Да, Старбек, до чего же приятно опереться на чужое плечо. Жаль, что старый Ахав так редко это делал.
— Ай, ай, ай, — вздохнул плотник, подойдя поближе и рассматривая остатки костяной ноги Ахава. — Ободок не вы-держал, сэр! А ведь отличная была нога.
— Но, надеюсь, что ваши-то кости все целы, сэр? — участливо спросил Стабб.
— Целы? Разбиты в щепки, Стабб. Или ты думаешь, что эта кость была не моей? Да эта мертвая нога была мне дороже живой. Но и с разбитой костью Ахав остался невредим. И все равно ни кашалоту, ни человеку, ни дьяволу не поколебать старого Ахава. Эй, вы, там, наверху! Какой курс?
— Прямо по ветру, сэр!
— Руль под ветер! Ставить все паруса! Снять запасные вельботы и оснастить их. Мистер Старбек, соберите на палубе экипажи всех вельботов.
— Позвольте прежде подвести вас к поручням, сэр.
— Ох-ох-ох! Как впивается в тело этот обломок. Проклятая судьба! Чтобы у такой несгибаемой души был такой жалкий помощник!
— Что, сэр?
— Это я не о тебе, Старбек. Я имею в виду свое тело. Дай-ка мне какую-нибудь палку, чтобы было обо что опереться. Давай собери матросов. Только я что-то не вижу… О, небо! Не может быть! Где же он?.. Живо, Старбек! Всех наверх!
Опасение капитана подтвердилось. Когда все выстроились на шканцах, Федаллы среди других не оказалось.
— Он, должно быть, запутался в… — начал было Стабб, но Ахав перебил его:
— Ах, что бы ты подавился, проклятый болтун! Ищите его! Ищите всюду — на мачтах, в кубрике, в трюмах…
Но Федаллу не нашли.
— Видать, и вправду, сэр, он запутался в вашем лине, — закончил свою мысль Стабб. — Мне показалось, что я видел, как его захлестнул линь и потянул за борт, только тогда я подумал, что, может быть, ошибаюсь…
— Мой линь! Мой линь! — повторил Ахав. — И нет Федаллы. Нет его. Нет. Что значит это крохотное словечко, похожее на стук молотка в крышку гроба? А где мой гарпун? Его тоже нет? Ищите его в этой куче щепок. Нет, не нашли? Что же я, глупец, спрашиваю: разве не моя рука метала этот закаленный в крови гарпун? Значит, он торчит в теле Белого Кита! Эй, наверху! Следите зорче, не спускайте с него глаз! Живо оснастить новые вельботы! Собрать весла! Гарпунщики! Где запасные гарпуны? Берите их. Поднять бом-брамсели! Следить за парусами! Эй, на руле! Держи по ветру, если дорожишь своей жизнью! Я десять раз обойду земной шар, если надо будет, прорублюсь сквозь всю нашу планету, но я убью его, убью, убью!
— О господи! — воскликнул Старбек. — Никогда не убить тебе его, старик, никогда! Довольно, молю тебя, довольно! Два дня погони, дважды разбитый вельбот, второй раз вырвана твоя нога — неужто тебе всего этого мало? Неужели мы будем преследовать этого зловредного дьявола до тех пор, пока он всех нас не пустит на дно?
— Послушай меня, Старбек! С тех пор, как в твоих глазах я увидел свой далекий дом, я почувствовал к тебе неодолимую симпатию. Но во всем, что касается Белого Кита, ты должен быть покорен мне, как моя собственная рука, и так же, как она, беспрекословен! Ахав останется Ахавом, имей это в виду! Все, что теперь происходит, — предрешено. В этой истории у каждого из нас — особенная роль, и все мы — слуги судьбы… Встаньте вокруг меня, матросы! Кто перед вами? Старик, обрубок человека, стоящий на одной ноге и опирающийся на сломанную острогу. Но это лишь тело Ахава, а душа его не такова. Она имеет сотни ног, и она неуязвима. Пусть я кажусь вам прогнившей мачтой, которая вот-вот качнется под напором ветра и рухнет в море. Но знайте, что мачта эта стоит непоколебимо, и никакая буря ее не сломит. Верите вы в приметы? Тогда запомните: то, чему суждено утонуть, всплывает трижды, и только после третьего подъема идет на дно. Так будет и с Моби Диком. Два дня мы гонимся за ним, дважды всплывал он перед нами; теперь остался третий раз, третий день, завтрашний день. Убьем мы его, люди?
— Убьем! — было ему ответом.
Матросы разбрелись по палубе. Только Ахав не сдвинулся с места; он бормотал про себя: «Приметы, знаки, предо-стережения! То же самое мне говорил вчера Старбек возле разбитого вельбота. Я обругал его. Как смело и решительно я изгоняю из чужих сердец то, что сидит в моем собственном, как заноза. Федалла! Федалла! Где ты сейчас?.. Ты сам напророчил, что уйдешь впереди меня, но вскоре снова появишься и лишь тогда погибну я. И еще два катафалка — один, к которому не прикасалась рука плотника, другой — из леса, выросшего на американском берегу! Вот загадка, кто разрешит ее?»
Сгустились сумерки. Белый Кит по-прежнему уходил прямо по ветру. 
Ночь прошла так же, как предыдущая. Только до самого рассвета переговаривались на палубе молотки и перешептывались точильные камни — при свете фонарей люди спешно оснащали новые вельботы и готовили к бою новое оружие. Из сломанного киля разбитого капитанского вельбота плотник сделал Ахаву новую ногу. А сам Ахав опять всю