– Хорджахас! Хорджахас! – вопил он как заведенный. – Император Иентайеров, Владыка Смерти! Возьми свою жертву! Вот он – Дмитрий Го-о-ор!
…Тьма рассеялась так же внезапно, как и наступила. Я снова стоял посреди площади, в кольце из марионеток, под нудным дождем в дебрях тайги…
Рейн стоял на одном колене совсем рядом, опустив голову, как паладин перед сюзереном.
А Гор лежал на спине с открытыми глазами, в которых уже скопилась дождевая вода и выливалась на виски, словно слезы, что он копил всю жизнь.
***
…снова мне приснился Гор; и снова я при этом сознавал, что сплю.
Он стоял посреди гостиничного номера и смотрел на меня сверху вниз.
– Опять ты, – сказал я, ничуть не удивившись.
– Опять я, – согласился Дмитрий…
Я сел на постели, и Гор сразу немного отошел в полумрак комнаты.
– Как там, Гор?.. – спросил я и запнулся. – На той стороне?
– Не знаю. Я там не был.
– То есть как… не был?
– Я – между мирами, и место это называется Бездной. Это страшная сумеречная страна, Кирилл, в ней нет света и радости, и если верить тем, кто пришел сюда до меня, Та Сторона еще хуже. Не зря люди не хотят умирать.
– То есть Рая нет?
– Он не для таких, как я, – ответил Гор печально.
Смерть никогда не бывает красивой, осмысленной или благородной, что бы ни утверждали камикадзе, обычные самоубийцы и разные фанатики. Человек может умереть ради того, чтобы жили другие, или, наоборот, погибнуть и прихватить с собой других, лелея в душе надежду обрести при этом жизнь вечную. А может тихо скончаться в обычной постели, в окружении любящих потомков, или сдохнуть от алкоголизма под забором в луже блевотины. Но, в любом случае, несмотря на сопутствующие обстоятельства, сама смерть до отвращения обыденна, банальна и скучна, и в этом со мной согласятся медики, работники морга и хосписа, могильщики и оперативники фонда контр-кукловодов, которые встречаются со смертью почти каждый день. Смерть – это просто щелчок выключателя, причем не все умирающие слышат этот щелчок. А затем свет гаснет.
Вот о чем я размышлял, пока сидел рядом с Винни в салоне эконом-класса в самолете, что летел в вечернем небе из Москвы в наш родной город. Мысли о смерти посещали меня в последнее время очень часто, и это не удивительно, при моем-то образе жизни. Впрочем, сегодня я мог бы позволить себе думать о чем-нибудь более веселом: ведь несколько дней назад мы с Винни спасли столицу от страшной участи. Мы справились с трудным и опасным заданием, пусть и ценой нескольких жизней, но у меня всё ещё кошки скребли на душе.
Основной причиной моего мрачного настроения было, конечно, странное воскрешение Дмитрия Гора. Как сказала Винни, воскрешение мертвых всегда таило нечто зловещее. Переводить дух было рано, война с повелителями нежити еще не окончилась.
В ходе московской поездки у меня накопилась масса вопросов, ответы на которые должен был знать Иноземцев, но он, как назло, совсем пропал с горизонта. Не брал трубку, не звонил сам. Вместо него отвечал автоответчик. Иноземцеву словно было наплевать на исход нашей миссии. Он отправил нас с Винни в катакомбы Танатофилов, а теперь не проявлял ни малейшего любопытства по поводу результатов опасного путешествия. Это бесило меня.
Конечно, я понимал, что, скорее всего, Артур Григорьевич уже в курсе дела, однако мне хотелось доложить обо всем самому, рассказать, чего нам стоила прогулка в мрачные подземелья города, где обитают воплощения ночных кошмаров. Описать смерть Столярова, благодаря которому нам удалось нейтрализовать бомбы с квинтэссенцией, напомнить Иноземцеву, что он манипулировал нами все это время, не доверял, не раскрывал всей правды. Посмотреть ему при этом в глаза. Дрогнет ли в нем хоть что-нибудь, отведет ли он взгляд?
В отличие от меня, моя напарница Винни, видимо, не задавалась такими вопросами. Она не парилась, есть ли совесть у Иноземцева, и осознает ли он тяжесть нашей жертвы. Как обычно, она была спокойна и слушала в наушниках классическую музыку, прикрыв глаза. Ее запястье с массивным роговым браслетом, внутри которого прятался тонкий хлыст, находилось в паре сантиметров от моей руки; иногда наши руки соприкасались, но Винни не реагировала на это испуганным вздрагиванием, как прежде. Она избавилась от страха мужчин – в немалой степени благодаря мне. Винни была в порядке, и меня это радовало.
Двигатели самолета наполняли воздух в салоне монотонным мощным гулом, пол под ногами наклонялся слегка то вперед, то назад, то в стороны. Пассажиры покашливали, шелестели газетами, тихо переговаривались. Стюардессы шмыгали туда-сюда со своими тележками. Я дремал, но полноценный сон не шел. Не получалось у меня спать в самолете.
В который раз я принялся ломать голову над тем, что же нам такое явилось в канализации под видом Гора. На призрака, зомби или марионетку оно явно не смахивало, выглядело самым настоящим живым человеком. Какие еще твари, меняющие облик, водятся в репертуаре Танатофилов и Кукловодов? Мне определенно было о чем поговорить с Иноземцевым. Хотя что-то мне подсказывало, что вряд ли у меня получится вызвать его на откровенность. Как говорил Кривой, у Иноземцева мозаичная стратегия, когда каждый из оперативников знает лишь часть правды, свой кусочек мозаики.
Кстати, о Кривом. Он так же как и Иноземцев, весьма некстати пропал. Точнее, перестал брать трубку. Лично с ним я никогда не встречался и не представлял, ни как он выглядит, ни почему он получил такое некрасивое прозвище. А вчера утром он внезапно позвонил и, не вдаваясь в разъяснения, коротко поздравил с успешным завершением миссии, после чего сообщил, что уже купил нам авиабилеты домой. И отключился, предоставив мне возможность высказать свое мнение о его поведении молчащей трубке короткими и выразительными словами. Винни, стоявшая рядом, лишь покачала головой.
И вот мы летим обратно. Я сижу у иллюминатора, за которым непроглядная тьма, рядом ровно дышит Винни в наушниках, дальше смотрит фильм какая-то дородная тетка с обесцвеченными волосами и татуажем бровей.
От нечего делать я воткнул наушники в уши и потыкал на кнопку на подлокотнике. Остановился на канале фильма, что смотрела бровасто-татуированная тетка, – псевдодокументальная ерунда о погружении в астрал, медитациях, измененных состояниях сознания и сатори. Как я понял из фильма, сатори – это почти тоже самое, что и самадхи или катарсис; оно является целью жизни всех духовно совершенствующихся существ Сансары.
После того, как ведущая под присмотром гуру начала тренироваться открывать третий глаз, я вынул наушники и повернулся к Винни.
– Извини, что отвлекаю, – сказал я, оторвав ее от прослушивания музыки. – Ты занимаешься йогой… У тебя было сатори?
Откровенно говоря, меня эта тема интересовала мало. Но меня одолевала скука, и было желание поговорить о чем-то несущественном. О чем угодно, только не о воскресших мертвецах.
Винни ничуть не удивилась вопросу и охотно ответила:
– Один раз было… Очень давно. Я тогда жила еще в Бухаресте.
Я заинтересовался:
– Правда? И как это было? Ты в это время медитировала?
– Ну как сказать… – Винни пожала плечами. – Наверное, да. Я мыла посуду и сильно задумалась об одной мысли… То есть на одной мысли. То есть сконцен… тровалась.
– Сконцентрировалась, – поправил я иностранку. Хмыкнул. – Ты правда мыла посуду?
Винни окинула меня косым взглядом из-под длинных ресниц.
– Чтобы медитировать, необязательно сидеть в позе лотоса на вершине Фудзиямы с видом на Лхасу.
Я ошалело заморгал. Губы сами собой растянулись до ушей. Кажется, серьезной Винни не чуждо чувство юмора!
– И что ты почувствовала? Как бы ты описала сатори?
Винни криво улыбнулась.
– А как бы ты описал оргазм?
– Э-э-э… – От неожиданного вопроса я смутился, как школьник семидесятых годов, и покраснел. – Хочешь сказать, сатори – это как оргазм?
Последнее слово я произнес потише и зыркнул на тетку с татуажем, будто говорил нечто непристойное. Хотя и осознавал, что сейчас мало кого шокируешь такими разговорами. Воспитание родителей всё ещё прорывалось сквозь закаляемую борьбой с Кукловодами шкуру. Естественно, тетка смотрела фильм и на нас обращала внимания не больше, чем на стюардесс.
Винни кивнула.
– Хочу сказать, сатори такой же неописуемый. Не всё можно выразить словами. Ты просто чувствуешь его и понимаешь: это он. Ты просто внезапно… как бы сказать… озаряешься, что ты – это не только ты, но и всё вокруг… весь мир. И всё в этом мире очень органично связано. А потом сатори проходит, и ты – это снова ты. Но прекрасное воспоминание о мгновении остается на всю жизнь.
Я подумал, что описание сатори напоминает наркоманские грезы. Где-то, вроде по телику, уже слышал нечто подобное.
– Наркотики – это жалкое подобие настоящего сатори, – сказала Винни, будто прочитав мои мысли. Я вспомнил, что она эмпат. – Как протезы. Это глупости, не надо наркотики. Я не пробовала, но говорят, что когда у тебя сатори, в первые минуты ты обретаешь сиддхи – суперспособности. И можешь порвать ткань иллюзии нашего мира.
– Ну, приехали, – проворчал я.
Винни криво улыбнулась. Понимающе кивая, погладила меня по руке.
– Да, Кирилл, звучит, как шизофрения.
– И это еще слабо сказано… – поддакнул я.
Не удержавшись, мы с ней одновременно расхохотались. Тетка одарила нас недовольным взором, разговоры соседей смолкли, кто-то что-то забурчал в наш адрес. А мне было начихать. Я имею право радоваться жизни. Мы с Винни, как никто, знали, что смерть ждет всех нас. Memento more, как говорили римляне. Надо ценить жизнь сейчас, ценить отпущенное время. Умереть всегда успеем.
***
Когда мы, нагруженные сумками, вышли из аэропорта, телефон у меня в кармане завибрировал. На экране высветился незнакомый номер, зато голос, прозвучавший в динамике, был вполне знакомым.
– Прошу прощения, что молчал столько дней, – произнес доктор Иноземцев. – У меня были некоторые проблемы, и я не мог отвечать на звонки. И проявлять хоть малейшие признаки того, что мы знакомы. За мной установлено наблюдение, поэтому у меня нет возможности принять вас у себя в кабинете… Пожалуйста, возьмите такси и приезжайте в кафе «Альфа Центавра», это на пересечении Театральной и Королёва. Приезжайте быстрее, оба.
– Наблюдение? – Я застыл в стеклянных дверях. Винни вопросительно изогнула бровь. – От кого? Кукловодов?
– Нет, – коротко парировал Иноземцев. И отключился, как Кривой накануне.
Я выматерился. Да что это за издевательство? Иноземцеву и Кривому что, большая проблема потратить минутку своего драгоценного времени и объяснить ситуацию чуть подробнее? Не успели грубые слова раствориться в морозном воздухе, как я уже пожалел, что опускаюсь до матерщиной брани. В кого я превращаюсь? В Столярова с его цинизмом, алкоголизмом и пофигизмом?
Я пересказал суть нашего с Иноземцевым короткого диалога Винни. Мы без труда поймали такси и поехали в «Альфа Центавра». В этом дорогом кафе я раньше не бывал, но слышал, что оно очень респектабельное, почти ресторан. И работало до утра.
Иноземцев ждал нас в отдельной кабинке, в одиночестве восседая за накрытым на троих столом. Свет люминесцентных ламп поблескивал в зачесанных назад серебристых волосах, металлической оправе очков и седине профессорской бородки. Как только мы с Винни ввалились в кабинку с дорожными сумками, провожаемые удивленными взглядами официантов, Иноземцев встал и сердечно обнял нас обоих, похлопав ладонями по спинам. Такое приветствие изумило и меня, и Винни.
– Я очень рад вас видеть! – воскликнул он, садясь на место и жестом приглашая присаживаться и нам. – Уже знаю, что вы справились. Молодцы! Примите мои искренние поздравления. Ваш подвиг трудно переоценить. Мельников сообщил мне о гибели Влада… Очень жаль.
– Сомневаюсь, что вам жаль, – ввернул я.
– И тем не менее, это так, – не смутился Иноземцев. – Выпьем за упокой его души.
Я обнаружил, что бокалы наполнены красным вином, а тарелки наполнены разной изысканной снедью.
– Не поздно ли ужинать? – спросил я, когда мы выпили. – Одиннадцатый час.
– Поесть никогда не поздно, – с непривычной шутливостью сообщил Иноземцев, орудуя вилкой. – Вы не стесняйтесь, ешьте. Еда в самолетах совсем не та. Здесь намного лучше. Ешьте и спрашивайте обо всём, о чем хотите. Я понимаю, что вопросов у вас много. Я готов отвечать на них.
– Прекрасно! – Я подвинул к себе тарелку с сочными устрицами. – Начните с Гора!
– Нет, начните со слежки, – перебила меня Винни. – Кто за вами наблюдает?
– ФСБ, особый отдел, возглавляемый неким подполковником Виктором Волковым.
Я уставился на Иноземцева.
– Федеральная служба безопасности? Что им надо? И кто этот Волков?
– Тот, кто занимался расследованием исчезновений детей в разных городах страны и последующим обнаружением их мумифицированных тел в квартирах, чьи хозяева были превращены в марионеток.
У меня отвалилась челюсть.
– А еще, – продолжал Иноземцев, – Волков возглавлял следственную группу по делу о глухом таежном поселке Дар.
Вилка выпала из моих пальцев и со звоном шлепнулась на стол.
– Но… значит, всё это время…
Иноземцев мрачно кивнул.
– Верно. Отдел Волкова работает секретно, ничто в прессу не просачивается. Но не сомневайтесь, всё то время, что мы идем по следам Кукловодов, по нашим собственным следам идут безопасники.
Вмешалась Винни:
– Они добрались до вас, Артур Григорьевич? Поэтому вы под наблюдением?
– Не то, чтобы добрались, – сказал Иноземцев. – Но они проявляют ко мне немалое внимание. У них пока нет доказательств, что я имею отношение ко всем этим делам, зато подозрений предостаточно. К счастью, я в курсе относительно их попыток скрытого слежения. Так, например, Волков подсунул мне шпиона – своего агента. Под видом пациента с психологическими проблемами он обратился ко мне, как к врачу, и, когда я ему «помог», он от благодарности не отходил от меня неделями. То приглашал в гости, то сам заявлялся незваным… Из-за этой слежки мне приходилось делать много лишних дел, чтобы замести следы, – в том числе таких дел, заниматься которыми мне очень не хотелось. К примеру, устраивать похороны Дмитрия Гора. Этот агент тоже там был, вы его должны были видеть. Он держал надо мной зонт.
Я мимолетно подумал о типе, похожем на лакея, который действительно на похоронах держал над Иноземцевым зонт. Так это был агент службы безопасности?
– Но Гор… – начал я.
Иноземцев перебил:
– Всё это время Дмитрий находился на минус втором этаже моей клиники, в специальной камере. Хоронили мы куклу, сделанную на 3D-принтере, над которой поработали профессиональные гримеры. Никто не заметил подмены.
– Так в гробу была кукла?!! – завопил я.
– Это было необходимо, поймите. – Иноземцев отпил вина с безмятежным видом, однако глаза за стеклами очков глядели на меня внимательно и почти настороженно. – Гибель Гора привлекла внимание Волкова. Он знал, что у нас были общие дела. К счастью, вы, Кирилл, пока не вызываете у него подозрений. Как и Винни. Я не мог держать тело Дмитрия у себя вечно. Поэтому придумал правдоподобную версию его гибели и устроил похороны. Ведь когда-то я был его опекуном, а других родных у него нет. После похорон наблюдение заметно ослабло… Так что похороны сыграли важную роль отвлечения внимания как для безопасников, так и для… хм… вас с Винни.
Я несколько раз открыл и закрыл рот. Хотел что-то сказать, но речевой аппарат работать не соглашался. В голове установилась звонкая тишина, готовая взорваться фейерверком вопросов и гневных речей.
Винни во все глаза рассматривала Иноземцева, будто тот в преддверии полуночи превращался в тыкву. Ее рот приоткрылся.
Иноземцев, как и полагается опытному психологу, догадался, что сейчас подвергнется словесному обстрелу, и заговорил сам:
– Вы отправлялись на важную миссию и не должны были беспокоиться ни о чем лишнем, что отвлекло бы от дела. Вы должны были… отпустить Гора. Еще раз простите, но у меня не было выбора.
Дар речи, наконец, ко мне вернулся. Я откашлялся:
– Но… Зачем держать тело Гора в камере? Он же был мертв, я уверен.
Иноземцев покачал головой.
– Его тело было холодным. Пульс и дыхание отсутствовали. Но он был не мертв. Он находился в так называемой паракоме. Танатофилы называли это состояние Энгра-Шиокха-Ро, Блужданием в Бездне за пределами смерти.
Мне вспомнились слова призрака Гора, что привиделся мне в номере московской гостиницы. Значит, призрак был прав? Но откуда взялся призрак, если Гор не мертв? Я ничего не мог понять.
Иноземцев не дал мне времени собраться с мыслями – говорил и говорил без передышки, словно опасаясь, что мы не дадим ему закончить:
– Я догадался об этом хоть и не сразу, но достаточно быстро. Как я уже сказал, мне надо было избавляться от слежки и отправлять вас в Москву. Поэтому лучшим выходом было устроить похороны, а потом спокойно заняться Дмитрием. Когда вы, Кирилл, рассказали мне о тени Владыки Смерти, которую вызвал Рейн с помощью Алтаря Танатофилов, я понял, что Гор стал Жертвой. В него вселился дух Владыки. Рано или поздно Хорджахас должен был воскреснуть в новом теле, в то время, как дух самого Гора блуждает в мире мертвых.
– Он являлся мне во сне, – тихим, неживым голосом проговорил я. – И говорил о Бездне…
– Вполне возможно, – сказал Иноземцев, не проявляя никаких эмоций. – Между вами сильная духовная связь, поэтому он сумел… В общем, тело Гора было опасно, Хорджахас мог пробудиться в любой момент. Я закрыл его в герметичной камере, но этого оказалось, увы, недостаточно. Несколько дней назад тело исчезло. Не представляю, как ему это удалось. Но у Владыки Смерти должно быть много способностей…
– Он явился нам в канализации, – негромко сказала Винни. – Он хотел…
Он запнулась, посмотрела на меня и продолжила:
– Он просто хотел обнять Кирилла. И всё. Он не нападал.
Иноземцев промолчал, о чем-то задумавшись. Я поймал на себе его быстрый испытующих взгляд.
– У Гора есть шанс стать самим собой? – после долгой паузы спросил я.
– Не знаю, – ответил Иноземцев.
Я собрался было задать еще какой-то вопрос, но меня перебила Винни:
– Артур Григорьевич, а вы не думаете, что ему помогли сбежать из камеры?
– Да, Винни, я думал о наличии предателя в клинике. Но – нет. Я уверен в своих людях. Хорджахас обладает огромной магической силой. Он как-никак Владыка Смерти и может покидать запертые помещения. Древние некроманты называли его Властителем лжи и иллюзий.
Многовато сегодня разговоров об иллюзиях, подумал я, вспомнив о разговоре с Винни в самолете. По ассоциации мне вспомнились и мои многочисленные видения. Очевидно, настало время рассказать о странных видениях. Я откашлялся и поведал всё без утайки: о Роласе Безумном, его казни, разговоре с Императором Иентайеров и о каких-то загадочных Гриик`хтахенах, которых Иентайеры почитали как Первых Богов.
Иноземцев и Винни выслушали меня внимательно. Винни была поражена, Иноземцев хмурился, и по его виду трудно было судить, насколько потрясла его эта история. Когда я закончил, оба некоторое время молчали.
– Надеюсь, эти видения помогут нам разобраться в ситуации, – пробормотал я.
Иноземцев рассеяно согласился со мной, думая о чем-то своем.
– Вы всё-таки зря нам не доверяете, Артур Григорьевич, – сказал я, добив бокал вина и нагло наливая себе еще. – Мозаичная стратегия – оно, может, и хорошо, но две или три головы лучше одной, пусть даже такой умной, как у вас. Вижу, вы чего-то не договариваете.
Иноземцев вышел из задумчивости и посмотрел на меня заинтересовано.
– Я поведал вас всё. – Он помолчал, ковыряя вилкой в тарелке. И добавил тихо, но со значением: – Всё, что вы должны знать.
Винни поморщилась, как от зубной боли. А мне кровь ударила в голову, да и выпитое вино дало о себе знать.
– То есть вот так, да? Собираетесь и дальше нами манипулировать? Использовать втемную? Мы рискуем жизнями, наш друг застрял в сраном потустороннем мире… А вы, мало того, что продолжаете увиливать от ответов, так еще и не отрицаете тот факт, что что-то знаете… И не скажете?!!
– Кирилл, – примирительно сказала Винни, кладя ладошку на мою руку. Я убрал руку со стола, гневно раздувая ноздри.
– Именно потому, что вы рискуете жизнями, я и не рассказываю всего. – Иноземцев поглядел на меня холодно и жестко. – Враги могут захватить вас в плен, пытать, читать мысли, ввести в заблуждение, одурманить… И выведать наши тайные планы. А тайны Фонда должны оставаться тайной за семью печатями до тех пор, пока последний Кукловод не испустит дух. Но от вас я не скрываю само наличие этих тайн.
Я фыркнул.
– А вы думали, что будет, если Кукловоды доберутся до вас, Артур Григорьевич? Если они будут пытать вас?
Иноземцев прищурился. Лицо его застыло, глаза смотрели на меня не мигая, как у змеи.
– В мое тело имплантирована капсула с сильнейшим ядом. Я могу раздавить ее простым напряжением нужных мышц и выпустить яд в кровь даже со связанными руками и ногами. Поверьте, я умру, но не раскрою тайн Фонда. А ввести меня в заблуждение или читать мои мысли крайне затруднительно благодаря специальной подготовке.
– Вшейте эти капсулы и нам тоже! – крикнул я. Меня уже было не остановить.
– Чтобы вы раздавили капсулу нечаянно в приступе гнева? – спокойно спросил Иноземцев. – При всем уважении, Кирилл, вы еще не научились владеть собой, своими эмоциями. Вы не повелитель своих эмоций, это они контролируют вас. В принципе, оно и понятно: вы пережили слишком много стресса за последние месяцы. И психологической подготовки у вас не было…
Я засопел. Иноземцев всё говорил правильно, с ним трудно было спорить. Это раздражало.
– Поэтому, – продолжил Иноземцев, – я предлагаю вам с Винни пройти курс реабилитации, отдохнуть в нашем санатории «Валгалла», что за городом в очень живописном местечке. Фонд оплачивает этот отдых. Сейчас, конечно, уже начало зимы, и санаторий по большей части пустует, но и отдыхающие всё же есть – любители лыжного спорта и прочих зимних развлечений. Вам не будет скучно. Хотя лично я полагаю, вы не против относительного одиночества.
– Как это?.. – сказал я. – Одержимое древним демоном тело Гора будет бродить где-то, его дух – мучиться в Бездне, а мы станем прохлаждаться в санатории? А вы не забыли, что, по словам Столярова, Феникс Рейн жив? С ним-то что будем делать? Сейчас явно не время кайфовать.
– Поисками Гора займутся другие оперативники.
– А почему не мы?
– Потому что вы были друзьями, – отрезал Иноземцев. – Между вами сильная эмоциональная связь, я уже упоминал об этом. Эмоции могут вам сослужить дурную службу.
Я медленно перевел дух. Больше всего в эту минуту в Иноземцеве меня бесило неестественное спокойствие. Он уже всё просчитал, все понял и сделал выводы. И он снова будет нами манипулировать, управлять, как гроссмейстер управляет шахматными фигурками.
– Стоило бы порадоваться, что у руля нашего сопротивления стоит такой человек, как вы, – сказал я. – Ни эмоций, ни чувств, ни сердца. Одна логика, тактика и стратегия. Макиавелли рыдал бы от счастья и умиления, узнав, что на свете существует Артур Григорьевич Иноземцев… Гор был похож на вас, но у него было что-то помимо компьютера в башке, что-то теплое и человеческое. Вы пытаетесь быть просто человеком, даже на ужин позвали, обнимали, поздравляли, выражали сочувствие… Только от всего этого несет фальшью.
Я встал из-за стола.
– Простите, если испортил аппетит, но мне нужно побыть одному.
– Понимаю, – сказал Иноземцев. – Чемодан оставьте здесь. Позвоните мне, когда надумаете вернуться, если нас уже здесь не будет.
Я вышел из кабинки со смешанным чувством злорадства и досады. Радовался, что высказал Иноземцеву многое из того, что рвалось с языка, и был недоволен, поскольку понимал, что по-настоящему достать психиатра не удалось.
Звонить в ближайшие часов двенадцать я не собирался, пусть подергается. Впрочем, у меня были подозрения, что дергаться он как раз таки не будет.
На улице шел густой снег, блестевший в лучах рекламы, автомобильных фар, витрин и фонарей. Холод слегка уменьшился, как это обычно бывает при снегопаде. Несмотря на снег и поздний час, прохожие, ссутулившись, так и сновали по тротуарам и пешеходным переходам. Потоки машин запрудили улицу.
Я натянул шапку пониже, накинул капюшон и быстро зашагал в сторону подземного перехода на Театральной. Сам не знаю, почему именно туда, и что собирался делать дальше. Деньги у меня были, я мог снять дешевый номер в какой-нибудь гостинице и переночевать.
Мысль о ночевке в гостинице в родном городе, в нескольких километрах от дома родителей, показалась мне странной и немного забавной. Точно я был вне закона, как какой-нибудь преступник…
Перебежав через дорогу, освещенную желтоватым светом фонарей, я подумал, что Иноземцев наверняка как-то отслеживает меня – уж слишком легко он согласился отпустить меня ночью. А ведь где-то на воле гуляет Хорджахас и, скорее всего, выживший каким-то чудом Феникс Рейн.
С моей же стороны уходить куда глаза глядят в такое время только из-за того, что меня взбесил Иноземцев, значило поступать как полный инфантильный дебил. Иноземцев прав: до тех пор, пока я не стану повелителем своих эмоций, я не имею права знать все тайны Фонда. В нашей войне ставки слишком высоки, чтобы полностью полагаться на экзальтированного ребенка…
Я оглянулся несколько раз – вроде бы «хвоста» не наблюдалось. Хотя какой из меня Джеймс Бонд? Опытный агент может наступать мне на пятки и дышать в затылок, я ничего и не замечу.
Холод остудил мою горячую голову, разогретую вином, раздражением и последствиями сильного стресса. Я уже начал подумывать о возвращении, когда внезапно осознал, что прохожу мимо знакомой кофейни «Версаль». Мы здесь часто сидели с однокурсниками. И с Дашей…
Вдруг мне померещился ее голос – тихий и неуверенный:
– Кирюша?
Я подпрыгнул не хуже баскетболиста. Обернулся.
Нет, мне ничего не примерещилось, как ни странно. Позади меня действительно стояла Даша Комиссарова, моя девушка.
***
Она была в темно-синем пальто, шею окутывал белый шарф, из-под белой беретки струились каштановые волосы. Лицо раскраснелось – видимо, она только что вышла из помещения.
Я уставился на нее с раскрытым ртом. Дар речь меня покинул второй раз за день. Даша тоже молчала целую минуту, широко открыв глаза и придерживая рукой сумочку на плече.
Наконец, она сказала до боли знакомым требовательным тоном:
– Ратников, ты что здесь делаешь? Ты же должен быть в Лондонской Школе журналистики! Только не говори, что у вас каникулы, я смотрела в интернете: нет сейчас у вас никаких каникул! И что выгнали, не говори!
Я растерялся. Вот не думал, что есть риск напороться не только на Кукловодов, но и на знакомых! Вероятно, мое подсознание привело меня к «Версалю» – месту, где часто бывает Даша. Значит, подсознательно я желал ее видеть? Безусловно. Но противное подсознание не намеревалось подсказывать мне, как объяснить ей мое присутствие здесь.
Мозги отчаянно скрипели и наконец выдали ответ: не врать, но и не говорить всей правды. Как Иноземцев.
– Привет, Даша, – сказал я. – Да, я приехал. Это трудно объяснить…
– Представляешь, у меня прорва времени, чтобы выслушать твои объяснения, – дрожащим голосом заявила Даша. – Мы с однокурсниками отмечали сдачу рубежки в кафе «Ильмень-озеро», и я решила прогуляться до дома пешком… Как чувствовала… Кстати, мы у «Версаля», нашей кофейни.
Она выделила слово «нашей». Напомнила наши отношения, в свете которых сегодняшняя отчужденная встреча выглядела по меньшей мере странно. Она, несомненно, хотела понять, что изменилось, а я, как назло, не мог дать внятного ответа…
Мы молча зашли в кофейню и сели за столик у широкого окна, как когда-то давно… Подошла официантка. Я заказал две чашки горячего шоколада. Все это время Даша не отрывала от меня глаз.
– Короче, – начал я, испытывая сильное желание провалиться сквозь кафельный пол, – ты помнишь, как я влип в ту историю с похищениями детей? Там всё оказалось хуже, чем мы думали… Маньяк-убийца был членом криминальной группировки. Он за мной охотился, потому что я встал на его пути – не по своей воле, конечно. Мне помог Дмитрий, ты его помнишь? Он навестил меня в больнице и позвонил тебе…
– Конечно, помню! Так за тобой охотилась мафия? – прошептала Даша. Глаза ее, и без того огромные, готовы были вылезти из орбит.
– Типа того. – Я отпил шоколада, стараясь пореже смотреть на нее и чувствуя себя бесстыжим альфонсом, который сбежал от девушки, а теперь попался и врет изо всех сил. – Даша, если я расскажу тебе все подробности, ты тоже можешь попасть под удар. Это во-первых…
Она фыркнула с пренебрежительным видом.
– Если на тебя наехала мафия, то в опасности все, с кем ты общался и общаешься, Ратников. Опасность меня всегда заводила, если ты не забыл. Колись давай. Чем могу, помогу. Только сделай одолжение: не ври.
Напряженная мозговая деятельность в моей черепной коробке достигла запредельного уровня. Я даже вспотел. Что же делать? Я вспомнил нашу последнюю встречу перед поездкой в поселок «Дар». Тогда я понял, что ей небезразличен. И что сам я не ценил ее чувства, даже хуже – не замечал их. Мне было перед ней ужасно стыдно и неловко.