Иноземцев не требовал хранить тайну, подсказал вкрадчивый голосок. Тот самый голосок, который время от времени слышится в голове любого человека, и оправдывает любые прихоти и желания. Главное, чтобы эти желания были достаточно сильными. Сегодня мне очень сильно хотелось к нему прислушаться… Да, Иноземцев не требовал молчать о нашей деятельности, но сохранение тайны предполагалось сама собой. Да и не поверит нормальный человек во всех этих Кукловодов, ходячих мертвецов, адских детей и древних императоров…
Даша приперла меня к стенке. Выбор у меня был невелик: или врать, или говорить правду. Отказать в объяснениях равносильно пощечине. А врать я умею плохо, Даша раскусит. И это будет равносильно той же самой пощечине.
– Я не сказал, что «во-вторых», – продолжил я, приняв, наконец-то, решение. – Во-вторых, когда я расскажу тебе свою историю, то этого хватит, чтобы ты лишилась сна на несколько дней. А покой ты потеряешь до конца жизни.
При этих словах я печально улыбнулся. Эта самая фраза из уст Гора в съемной квартире напротив логова марионетки до сих пор звучала у меня в ушах.
Даша кивнула, так и не притронувшись к чашке. И меня понесло. Я рассказал ей всё, от начала до конца. Не думая о конфиденциальности, Иноземцеве, ФСБшниках. Даша слушала, а я просто рассказывал. Рассказ лился из меня, и мне странным образом легчало.
– Ну вот, – устало сказал я получасом позже. Время близилось к полуночи, в кофейне не осталось посетителей, кроме нас, а официантка уже косилась в нашу сторону. – Теперь ты можешь сказать, что я псих, и уйти.
Даша молча встала. Я со страхом смотрел на ее непроницаемое лицо. Она наклонилась ко мне и взасос поцеловала. Официантка достаточно громко хмыкнула. Даша села, ее глаза горели; она казалась возбужденной.
– Тогда я тоже рехнулась, – сообщила она. – Между прочим, я всегда чувствовала… Ты удалил все аккаунты, дергался от любой тени. Сидел безвылазно дома на каникулах… Как я сама не догадалась, что всё это неспроста?
Я сглотнул.
– То есть… ты мне веришь? И не считаешь свихнувшимся фриком?
– Я знаю: врать ты не умеешь. – Даша довольно улыбнулась. – Если и гонишь мне сейчас, то сам веришь в это. Но как тогда быть с погибшими детишками? Соседкой твоей? А что с пропавшими без вести из твоего пригорода? А с этой Дианой Сафиной, которую зарезали и про которую все газеты трубили, по ящику показывали и в инете писали? А как же парень, которого прирезали в лесу? Всё сходится!
– И ты не боишься? – недоверчиво спросил я.
– Что ты и есть тот самый маньяк, который завалил всех этих людей? – Даша хихикнула. – Нет. У меня зоны страха и удовольствия находятся в мозгу в одном месте. Да и чего мне бояться? Что умру от руки твоих Кукловодов? Мы все умрем рано или поздно. Что нежить существует и темные маги тоже? Значит, мир более интересен, чем кажется на первый взгляд. Так чего мне печалиться?
– Но… – начал я и замолк. Не знал, что сказать. Сам я совсем иначе отреагировал на откровения Гора в прошлом году. Поистине, Даша – экстремалка!
Несмотря на облегчение от исповеди, где-то в глубине души зашевелился червячок неудовольствия: эта нестандартная реакция Даши меня немного отталкивала. Черт возьми, да если бы она назвала меня психопатом или патологическим лжецом, я и то не был бы так недоволен, как сейчас!
Даша позвала официантку и попросила счет. Та уже давно приготовила квитанцию – поняла по остывшему шоколаду, что заказывать мы больше ничего не намерены. Даша сама расплатилась, чем вызвала еще одну ухмылку официантки и презрительный взгляд в мою сторону.
– Пойдем, Кирюша! – сказала Даша.
– Куда? – растерялся я.
– К родителям же ты не собираешься? Они будут в шоке. Тебе повезло: мои предки приедут завтра вечером, а пока, как говорится, хата свободна. Однокурсники хотели замутить вечеринку у меня дома, но я, слава богу, отказалась. Так ты идешь?
– Иду, – пробормотал я, думая, что Иноземцев сегодня меня явно не дождется.
Мы вывалились на улицу, и официантка поспешно повернула табличку за стеклянной дверью той стороной, где написано «Закрыто».
Морозец схватился за щеки и руки, обжег легкие. Снег перестал валить хлопьями, шел мелкой сверкающей крошкой. Прохожих поубавилось.
– Боже мой, не могу поверить, что это происходит со мной! – вскричала Даша, воздев руки к черному небу. – Мне надо прийти в себя. Давай пройдемся. До дома пара кварталов.
Я тоже был не против слегка остыть. Меня уже начинало слегка коробить оттого, что проболтался. Прав всё-таки Иноземцев, рано мне доверять все секреты!
Даша надела перчатки и взяла меня под локоток. Мы молча двинулись по улице. О чем думала Даша, не представляю, а сам я размышлял о том, что, наверное, Даша и есть самая подходящая девушка для оперативника Фонда контр-кукловодов. Кто подойдет мне лучше, чем безбашенная, сильная и уверенная любительница адреналина?
Впервые за много дней я ощущал себя почти счастливым. Полному счастью мешало смутное нехорошее предчувствие…
Мы прошли один квартал, прежде чем Даша нарушила молчание:
– Кирилл, я хотела сказать… Я давно об этом думала… – Она явно сильно волновалась, что было не в ее обычаях. – Короче…
Я встал как вкопанный. Не оттого, что хотела сказать Даша. Возможно, она хотела предложить нам жить вместе, или обручиться, или признаться мне в любви, или сообщить, что у меня на носу прыщ соскочил. Это было неважно, потому что меня пронзило почти осязаемое чувство опасности.
– Ты чего? – удивилась Даша.
Вокруг было до странности тихо. Ни шума автомобилей, ни голосов прохожих. Снег – и тот перестал идти. По спине у меня защекотало от незримого, но тяжелого взгляда.
Я огляделся – никого. Квартал был совершенно безлюден. Мы стояли возле длинного девятиэтажного дома с несколькими темными арками, ведущими во дворы.
Даша снова хотела задать какой-то вопрос, но застыла, беззвучно выпустив изо рта облачко пара. Из-под ближайшей арки вышла худощавая фигура в короткой куртке и потертых джинсах.
– Дима? Гор? – громко осведомилась Даша. – То есть это Хорджахас в теле Гора?
Я и сам придерживался того же мнения. Только радостного любопытства в отличие от подруги не испытывал.
– Похоже на то, – пробормотал я. – Сваливаем потихоньку.
Меня охватил страх – не панический, а тоскливо-обреченный. Страх не новичка, впервые столкнувшийся со сверхъестественной опасностью, а более-менее опытного человека, который понял, что до него добрались могущественные враги. Где-то, скорее всего, скрывались порождения некромантов. Может быть, быстрые и стремительные адские дети. Или отвратительные химеры. Или лязгающие марионетки…
И как назло у меня не было никакого оружия, даже задрипанного ножа. Этот дебильный поступок – желание прогуляться ночью в одиночестве после всего произошедшего – нельзя объяснить одним стрессом неофита Фонда, тут без природного идиотизма не обошлось.
Однако ругать и корить себя было поздно. Я задвинул Дашу за спину и стал постепенно отходить от псевдо-Гора, неспешной походкой приближавшегося к нам.
– Бежим, – прошептал я.
В этот момент «Гор» остановился.
– Кирилл, куда же ты бежишь от меня? – с деланным беспокойством спросил он. – Это ведь я, твой друг!
– Ага, как же… – Я пятился, оттесняя Дашу в сторону проезжей части, и осознавая глупость этого разговора.
– По крайней мере, часть Дмитрия Гора живет во мне, – спокойно продолжал «Гор», идя к нам. Он держал руки в карманах, капюшон накрывал его голову и бросал тень на лицо, но я мог разглядеть его черты. С ним не произошло никаких страшных изменений, как с теми, из кого некроманты делают мертвые игрушки. Гор выглядел совсем как при жизни. Мне с трудом верилось, что это не он.
– У меня его память, – сказал Хорджахас. – Она стала частью моей памяти. Вы были хорошими друзьями, пусть и недолго. Редко такие люди, как вы, встречаются вместе, и создают эффективным дуэт… Даже я нечасто встречал таких людей, а ведь я очень стар, Кирилл. Гораздо старше всей вашей цивилизации…
Из темных провалов арок вышло еще с пару десятков фигур. Хотя они были закутаны в зимнюю одежду, я сразу узнал марионеток. Не знаю, когда Хорджахас успел понаделать столько нежити. Это были дети, взрослые и старики. Они в полном молчании выстроились полукругом за Хорджахасом, таращась на нас стеклянными линзами вместо глаз.
– Чего тебе надо, император? – спросил я. Позади меня прерывисто дышала Даша.
– Всего лишь поговорить с моим старым другом. – «Гор» ухмыльнулся, словно оскалившись. – Тем, что показывает тебе картинки. Что он уже успел тебе показать? Расскажи мне, и ты получишь награду: жизнь – свою и своих близких.
– Ты о каком старом друге? Роласе Безумном? – вырвалось у меня. – Ты его боишься?
«Гор» запрокинул голову и расхохотался. Наверное, даже зловещий хохот гиены над истерзанной жертвой не казался бы таким жутким.
– Я боюсь? Сама смерть боится меня, ибо я – ее владыка! Ролас доставил мне в свое время проблем, но он не более чем болезненная заноза в заднице!
– Слышал, от занозы может начаться гангрена, – прошептал я. – И тогда ты сдохнешь…
«Гор» опустил на какое-то время голову. Когда он поднял ее, я явственно разглядел в глазах красные огни.
– Что ж, ты упрям. И глуп. Ты мог бы обрести вечную жизнь и всех женщин этого мира, но ты выбрал стезю страданий…
Он протянул ко мне руку и проревел что-то на языке, который вымер задолго до того, как Ромул и Рэм основали Рим.
Марионетки все как один ринулись к нам. Даша вскрикнула от страха – настоящего, неподдельного страха. Меня сшибли с ног первым же натиском; я оглянуться не успел, как очутился на земле, облепленный снегом. Я приготовился к боли и смерти, но марионетки, сбив меня с ног, устремились куда-то дальше. До меня донесся отчаянный крик. Никогда не думал, что услышу, как экстремалка Даша кричит от ужаса.
Я подскочил. Дашу волокли под руки через пустынную дорогу, она отчаянно дергала ногами.
Я кинулся за ней, крича что-то неразборчивое. Понятия не имею, откуда взялась машина на пустой улице. Меня ослепили фары и оглушил пронзительный сигнал. Время словно замедлилось, однако я ничего не мог поделать. Тело меня не слушалось. Я увидел капот и бампер, сверкающие фары… Машина ударила меня по бедру, было не больно, хоть я и явственно услышал хруст ломающихся костей. Меня подкинуло, как пушинку, черные небо и белая земля поменялись местами. Мгновенная тошнота сменилась удивлением, а затем – невыносимой болью.
Удара о землю я не запомнил.
***
Я стоял у грубо сколоченного деревянного стола и рассматривал латунный прибор длиной в локоть, отдаленно похожий на рог наутилуса. Он, как и рог, тоже заворачивался причудливой спиралью, только вот на каждом витке блестел красновато-желтоватый глазок. Несмотря на жаркий день, от прибора веяло холодом, ладони у меня уже закоченели. Это было хорошим знаком. Значит, всё получилось, как надо.
Не в силах больше удерживать этот холодный предмет, я поставил его основанием на стол, поднял глаза и посмотрел в круглое окно прямо передо мной. Оно было забрано шестигранными прозрачными пластинами и издали походило на гигантский фасеточный глаз насекомого. Прозрачные шестигранники, которые когда-то находились в телах Призрачных Рыб, значительно искажали вид за окном, но в целом через них можно было без труда разглядеть улицы Х`рокхаса, уступ за уступом карабкающиеся по склону горы, на вершине которой высился дворец императора Хорджахаса. Чуть в стороне на фоне бледно-опалового неба темнела Пирамида Высшей Справедливости.
Нежные руки обвили мою талию, в спину пониже лопаток уперлась упругая грудь. На меня повеяло солнечным запахом волос и пряностей.
– Лиша, – сказал я.
Повернувшись, я приобнял ее за тонкий стан. В этот изнуряюще жаркий день, еще более жаркий из-за полного штиля, на ней было совсем мало одежды – лишь тонкая туника, держащаяся на одном загорелом плече, сандалии и украшения. Ее черные косы достигали колен, а смуглое узкое лицо с ясными глазами было обращено вверх. Лиша знала, как на меня действует вид ее длинной шеи. Она прикрыла глаза; пунцовые губки, наоборот, приоткрылись, обнажив зубы.
– Думаешь, стоит выказывать плотскую любовь в храме Первых Богов? – безуспешно сдерживая волнение в чреслах, спросил я.
– А мне все равно, Ролас, – пропела Лиша. – И еще я думаю, что в храме не стоит также заниматься механикой – Первые Боги могут разгневаться…
Я выпустил ее из объятий, понимая, что, если не сделаю этого, может произойти богохульство, какого не бывало со времен Эйконхаэров, наших предков-исполинов. Лиша тоже слегка отошла и напустила на себя вид полной невинности и скромности: потупила взор, скрестила руки. Уголки губ, правда, были готовы улыбнуться. Я взял кипу шуршащих свитков и помахал ими перед Лишей.
– Они не будут гневаться по поводу механики. Между прочим, этот прибор сделан по их схемам. Это копии Свитков Первых Богов. Я их взял, пока остальные жрецы участвуют в церемонии человеческих жертвоприношений в Мутаи. У молодого жреца, оставшегося охранять храм в одиночестве, есть свои преимущества… Кроме того, что к нему каждый день заглядывает самое прекрасное существо на свете…
– Не обманывай, милый, к тебе заходит еще и Шиокха-Дахана. Я видела ту марионетку, которая при жизни была повелительницей страны Слонов. Как там ее звали? До того, как наш император разрушил ее дворец, истребил весь ее народ, а саму превратил в мертвую рабыню?
– Я не помню, – отмахнулся я. – Наш повелитель покорил все народы мира, я сбился со счета… Но не говори, что ревнуешь к царице! Она носит мне еду. Возможно, ты захочешь делать это сама? Тогда пересудов не избежать.
– Вот еще. – Лиша коснулась пальчиком прибора, стоявшего на столе вертикально, острым концом вверх. – Что это?
– О! – с воодушевлением сказал я. – Сейчас покажу.
Я перевернул прибор острым концом вниз и поставил на стол. Вопреки всем законам подлунного мира, прибор не упал, а остался стоять, сохраняя полное равновесие.
Лиша вскрикнула – не восхищенно, как следовало ожидать, а испуганно.
– Я знаю, что это! О Ролас! Скажи, что это нечто другое!
– Это Путеводная звезда для тех, кто потерял последнюю надежду, – строго сказал я, глядя в широко раскрытые глаза Лиши. – Это маяк во тьме за гранью жизни и смерти… Это Перст Первых Богов.
Лиша отшатнулась и выставила перед собой руки, словно пытаясь заслониться от прибора. Драгоценные браслеты на ее кистях мягко зазвенели.
– Но зачем тебе Перст? Он ведь для тех, кто Блуждает в Бездне! Для Энгра-Шиокха-Ро! Ты хочешь совершить ритуальное самоубийство? Ты не обязан, ты ведь всего лишь младший жрец! А как же я?..
Я положил руки на плечи Лиши, ощутив ее бархатную кожу. Успокаивающе улыбнулся:
– Я не собираюсь совершать ритуальное самоубийство, а потом возвращаться из Бездны, следуя за Перстом Первых Богов. Это… просто это на всякий случай. Если вдруг я погибну, то хочу найти путь назад.
Прекрасные очи моей славной Лиши повлажнели. Она переживала за меня так, как может переживать только женщина.
– Но зачем? Зачем искать путь назад? Это великий грех!
На одно краткое мгновение я чуть было не признался в своих планах. Слава великому Энгра, первому из жрецов, удержал язык за зубами.
– Зачем? – переспросил я. – Затем, что люблю тебя, Лиша! И хочу всегда возвращаться к тебе, где бы ни был. Даже из Бездны.
Я поцеловал Лишу. Она немного расслабилась, смежила веки. Целуя ее, я покосился в фасеточное окно, за которым под лучами тропического солнца белел дворец императора Иентайеров.
Хорджахас, я иду к тебе…
И я убью тебя, чего бы мне этого не стоило.
***
Я открыл глаза и увидел нечто серое и однотонное. Поморгав, сконцентрировался и сообразил, что смотрю в серый потолок без признаков ламп. Малейшее мысленное усилие вызвало головную боль. Она прошла спустя пять секунд, которые я пролежал с закрытыми глазами.
Когда я рискнул открыть их снова, мозги немного прогрелись, извилины зашевелились – на сей раз безболезненно. Я покрутил головой и выяснил, что лежу на широкой и мягкой постели в небольшом помещении, похожем на одноместный гостиничный номер.
Слева от меня торчал штатив с медицинской капельницей. Ее конец с иглой лежал на тумбочке, там же лежала вата, шприцы и какие-то пакетики.
Справа огромное окно было наполовину закрыто шторами. Я разглядел серое мутное небо и больше ничего.
Впереди на стене висел плоский экран телевизора, под ним вроде бы был стол с креслом.
Так я в гостинице?
Я попытался подняться и охнул: все тело ныло и болело, будто меня нещадно отпинала бразильская сборная по футболу. Поднял руки – локтевые сгибы были истыканы иглами, вокруг уколов синели гематомы. С невероятным трудом отбросил одеяло непослушными кистями и обнаружил, что правая нога забинтована. Охая и ахая, попытался сесть в постели, но меня пронзила острая боль в ребрах. Я рухнул обратно на постель. Мой торс был туго перебинтован. Видимо, были сломаны ребра.
Вспомнился яркий, как сама жизнь, сон. Что хотел мне показать на сей раз этот неведомый Ролас, который осмелился бросить вызов Императору Хорджахасу и в итоге, насколько я помню, был казнен весьма неприятным образом? Кстати, сегодняшнее видение-сон было о событиях, предшествовавших казни, это и дураку понятно. И предшествовавших покушению на Хорджахаса тоже.
– Даша! – вырвалось у меня.
И почему я вспомнил о ней только сейчас? Яркое видение затмило события вчерашней ночи. Вчерашней ли? Сколько я провалялся без сознания? Где я? И где Даша?
Я попытался пройтись, но это было все равно, что разгуливать на кровоточащих культях. К счастью, дверь открылась, и вошла самая обыкновенная медсестра в белом халате и чепчике – немолодая, но подтянутая, с худым бледным лицом, усталыми глазами и тонкими губами.
– Где я? – прохрипел я, не дав ей открыть рот.
– Здравствуйте, Кирилл Валентинович, – отозвалась медсестра спокойно и деловито. – Вы в номере санатория «Валгалла». Меня зовут Клара Степановна, я – медсестра в этом санатории. Вас привезли вчера ночью в тяжелом состоянии, без сознания. Привез лично Артур Григорьевич с какими-то незнакомыми мне молодым человеком и девушкой. У вас небольшая трещина в правой малоберцовой кости, повреждены три ребра и имеется множество ушибов разной степени тяжести. Доктор Иноземцев велел следить за тем, чтобы вы ни о чем не волновались. Лечение и проживание оплачено. Если есть еще вопросы, я отвечу.
– Где Даша? – выдавил я. Ее подробный отчет едва зацепил мое сознание. В нем ничего не было о Даше.
– К сожалению, не знаю никакой Даши. Если вы о той девушке, которая приехала вместе с доктором…
– Да-да, наверное!
– … Иноземцевым, – продолжала медсестра, будто ее не прерывали, – то она находится в соседнем номере. Я позову ее.
– Да, спасибо… – Я рухнул обратно на подушки.
Клара Степановна отчалила. А спустя полминуты вошла Винни. Сердце у меня упало.
– Не беспокойся, Кирилл, – сказала она, присаживаясь на край кровати. – Мы ее ищем. Артур Григорьевич делает всё, что в его силах.
– Ищите? Вы хоть знаете, где ее искать? Ее унесли марионетки Хорджахаса! Вы хоть знаете, куда они ее потащили? И зачем?! Черт, зачем я ушел от вас!.. Не встретил бы ее… Не было бы ничего…
– Мы знаем. Мы следили за тобой, Артур Григорьевич вызвал оперативников… Но наши люди не успели сориентироваться, всё произошло слишком быстро… Не вини себя, Хорджахас добрался бы до тебя при любом раскладе, и все наши близкие и знакомые под ударом.
Я закрыл лицо ладонями.
– Вот что, Винни, я должен участвовать в поисках Даши!
– Ты попал под машину. Еще дешево отделался. В таком состоянии хорошо не поищешь… не поискаешь… Твое дело – лежать и поправляться. Раз Дашу похитили, значит, она нужна Хорджахасу. Он ее не убил сразу, не убьет и потом. Она ему нужна.
– Зачем?
– Например, чтобы шантажировать.
Меня одолело желание крепко выругаться, как в аэропорту, но я понимал, что руганью делу не поможешь. Винни права, а я ничего не могу поделать, только лежать и поправляться.
– Что-то мне хочется подремать, слабость… – Я отвернулся от Винни. Я хотел, чтобы она ушла.
– Хорошо, – сказала она, вставая. – Если что, я буду в соседнем номере. Доктор велел мне быть рядом…
Она тихо вышла, и я остался наедине со своими страхами, виной и терзаниями.
Потянулись томительные часы. Вечером Клара Степановна принесла легкий ужин, я съел его, не чувствуя вкуса. Когда она унесла поднос с тарелками, я, прыгая на одной ноге и держась за стены, вышел на просторный балкон.
Оказалось, мой номер расположен на четвертом этаже длинного шестиэтажного здания, вокруг которого на многие километры простирался заснеженный лес. Лишь справа в серой дымке проступали очертания городских небоскребов, а слева высился пологий склон с фуникулером и лыжней. Прямо под моим балконом раскинулось поле для гольфа, окруженное высоченным сеточным забором.
Небо было пасмурным и вдалеке опускалось прямо на лес стеной тумана. Трудно было определить, который час: то ли утро, то ли вечер.
Несмотря на тишину, свежий воздух и природу, вся эта картина вгоняла в тоску. Мне подумалось, что Иноземцев ошибся, и иногда лечение стресса лучше проводить в гуще людей, а не в пустом санатории на отшибе.
Замерзнув, я вернулся в номер и улегся на кровать. Мне было плохо, как никогда. Беспокойство за Дашу мучило меня каждую секунду, к нему добавлялась вина. И еще страх.
Хорджахас слишком силен, его не победить, шептал у меня в голове мерзкий голосок. Война проиграна, пусть Иноземцев этого и не признает.
Вечером еще раз приходила Винни, сообщила, что новостей от Иноземцева нет. Я не ждал иного. Всё было плохо.
Мы поговорили на разные темы, хотя у меня не было настроения поддерживать пустой разговор, выстраивать предположения и строить догадки. Вскоре Винни это поняла и ушла. Перед уходом предложила прогуляться на улице, я отказался, и она, печально кивнув, закрыла за собой дверь.
Спал я плохо. Сны перемежались болезненными видениями. Я все время представлял Дашу, которую пытает Хорджахас. Подспудно надеялся, что увижу очередное «послание» Роласа, но древний Иентайер не говорил со мной в эту муторную ночь.
На другой день я проснулся с гудящей головой, будто с похмелья. После завтрака снова зашла Винни. На сей раз я согласился прогуляться, надеясь, что свежий морозный воздух прочистит мне мозги. Винни откуда-то прикатила инвалидную коляску, я надел куртку, шапку и перчатки, сел в своё новое «авто», и мы поехали.
В коридоре нам попалась молодая семейная пара и их сын, на вид лет шести-семи, в шапочке набекрень. Мужчина и женщина, видимо, только что вернулись с улицы, были они раскрасневшимися от мороза, и от них пахло снегом. Они тихо переговаривались. Мальчик проводил меня долгим взглядом – наверное, раньше ему не попадались инвалиды-колясочники. Мне он показался смутно знакомым, но я не придал этому значения.
Кроме молодой пары, нам, собственно, никто из отдыхающих не попался. Холл на первом этаже драила уборщица, охранник стоял у стеклянной стены и пялился на заснеженные ели. Дворник уже счистил снег вокруг здания, и мы с Винни двинулись по дорожке между рядами деревьев.
Я хотел сам вращать колеса коляски, но это оказалось не так-то просто. Коляска то и дело норовила повернуть куда-нибудь не туда, к примеру, съехать в кювет. В конце концов Винни убедила меня, что сама будет меня катить, и я смирился с ролью инвалида.
Через четверть часа на землю опустился плотный белый туман, стало холодно и неуютно. Влага конденсировалась на лице каплями воды, которые быстро замерзали. Мне даже почудилось, что стало трудно дышать.
Мы вернулись в здание. Вопреки моим ожиданиям, прогулка по свежему воздуху не только не приободрила, но, наоборот, вогнала в окончательную беспросветную депрессию. Этот туман, этот холод и чувство полного одиночества и никчемности выгрызали в моей душе зияющую дыру. Впервые в жизни я серьезно задумался, зачем живу.
Остаток дня я провалялся в номере, щелкая пультом телевизора. Показывали какие-то бессмысленные передачи, новости о политических дрязгах, убийствах, терактах и народных волнениях в разных странах. Ни одной хорошей новости – одни гадости. Да так оно и было, по сути. Мир катился в полную задницу, а всем было наплевать.
– Может быть, этот мир достоин Хорджахаса, – пробормотал я.
Спать лег рано, делать все равно было нечего. Иноземцев так и не позвонил, словно сквозь землю провалился. Уснуть, в отличие от вчерашней ночи, удалось сразу, зато через пару часов я отчего-то проснулся в темной комнате. Сон пропал, будто я уже выспался.
Плотные шторы совершенно не пропускали света, светился лишь красный огонек на телевизоре и табло с цифровыми часами. Когда я открыл глаза, в темноте что-то шевельнулось и явственно заскрипела дверь в мой номер. Спросонья мне понадобилось несколько долгих минут, чтобы догадаться: кто-то только что тихо вышел из моей комнаты, где пребывал, пока я спал. Кто это был? Клара Степановна?
Я позвал ее, но никто не отозвался. Меня вдруг пробрала дрожь. Снова, как тогда с Дашей возле арок, на меня нахлынуло неприятное предчувствие.
Путаясь в одеяле, я соскочил на застланный ковром пол и уселся в коляску. Завертел колеса и медленно выехал в залитый электрическим светом коридор. Не знаю, что я ожидал увидеть. И о чем вообще думал. Ведь если это была какая-то опасная тварь, я не смог бы оказать ни малейшего сопротивления. Просто мне хотелось увидеть того, кто поспешил ретироваться, стоило мне проснуться.
Коридор был длинный, во всю длину здания; освещен не весь, дальний конец слева от меня терялся в полном мраке. Я прищурился. На границе света и тени лежало что-то белое.
Ладони, лежавшие на хромированных ободах колес коляски, вспотели. Я нерешительно покатился в ту сторону, прекрасно понимая, что делать этого раз таки не стоит.
Стоило мне преодолеть пару метров, как я понял, что это за белая штука. Обычный гостиничный халат валялся на полу. В ту же секунду халат пропал во тьме, как если бы кто-то сдернул его со света.
Я замер, не зная, как поступить дальше. Во тьме коридора кто-то прятался. Он не отзывался, когда я позвал Клару Степановну, он был в моей комнате и следил за мной.
Пока я думал, лампы надо мной замигали, как от перепада напряжения. Вот погасла одна лампа вдали, затем еще одна, чуть ближе. Тьма приближалась, поглощая коридор.
На меня нахлынул неизъяснимый ужас, совсем как в детстве. Словно и не было всех этих передряг, что выпали на мою долю за последние полтора года. Я был слаб, одинок и беззащитен…
В какой-то миг я собрался с силами, развернул коляску и заехал в номер. Запер дверь – снова, потому что вечером уже запирал ее, но нечто, тем не менее, пробралось. Когда дверь захлопнулась, я успел заметить, что коридор погрузился в кромешную тьму. А еще до моего слуха долетели тихие звуки: шепот, приглушенный смех и, кажется, детский смех…
Я не стал вызывать Клару Степановну или Винни, потому что не знал, что конкретно им сказать. Что увидел белый халат? Что свет погас? На это имелись вполне рациональные причины. Проводка перегорела. Уборщица или кто-то из постояльцев уронил халат. Мне спросонья почудился ночной гость.
Я лежал с открытыми глазами, готовый разреветься от собственной трусости и никчемности.
Уснуть удалось только под утро.
***
Наутро я рассказал о произошедшем Винни. Ждал, что она отнесется к рассказу серьезно, но она лишь мягко улыбнулась и сказала:
– Кирилл, у тебя стресс. Очень сильный. Ты и сам не понимаешь, насколько. Поэтому доктор Иноземцев и поместил тебя сюда. Ты нам нужен – но нужен здоровым.
Я не поверил ушам:
– Ты серьезно? После Катакомб, всех этих воскрешенных уродов, Кукловодов и Теней Владык Смерти ты вот так вот просто, без раздумий, утверждаешь, что ночью мне привиделось черт-те что? Что во всем виноват стресс?
– Ты ничего не видел конкретно, – успокаивающе сказала Винни.
– И что? Надо же разобраться! В «Валгалле» что-то творится. Здесь кто-то из Кукловодов или даже сам Хорджахас!
– Прости, Кирилл, но нет здесь никого. Половина сотрудников работает на Фонд. Это люди Иноземцева. Неужели они допустили бы такое? Сам подумай, если бы Кукловод или Хорджахас проникли ночью в твой номер, стали бы они просто любоваться, как ты спишь, а потом убегать?
Я промолчал, скрипнув зубами. В словах Винни была логика.
– А что ты думаешь, Винни? – спросил я после долгой паузы.
– Я думаю, ты перенервничал, – нежно пропела Винни со своим неподражаемым акцентом. – Мы все это проходили – я имею ввиду оперативников Фонда. Ты и так долго продержался. Ты столкнулся с марионеткой, живущей по соседству, потом – с чудовищем Двенадцати Смертей, потом побывал в этом жутком мертвом поселке, потом сразу, без передышки, улетел со мной в Москву, чтобы залезть в Катакомбы… Это не под силу нормальному человеку. Рано или поздно наступит реакция. У тебя она наступила сейчас, когда похитили Дашу… Ты должен успокоиться и ни в чем себя не винить. Если люди постоянно во всем себя винят, значит, они думают, что всё от них зависит. А это не так.
– Да нет у меня никакой реакции, – оборвал я ее с излишней грубостью. А сам подумал, что, конечно, реакция есть, да еще какая. Вся эта депрессия, тоска и мысли о смерти… Такого раньше у меня не было. Так значит, у меня галлюцинации?