– Если спровоцируете кого-то на пробуждение, – подытоживал учитель. – К вам тут же слетятся хранители и «сделают выговор».
– А что делать, – заговорил Хосе. – Если эти сони сами начнут к нам приставать?
– Притворитесь такими же полоумными, как они, – ответил Гуру. – Ешьте песок, несите чепуху, заставьте их поверить, что вы не отличаетесь от них. В крайнем случае – скройтесь.
Хосе с опаской посмотрел на далёкую шеренгу из чёрных силуэтов. Ньютон же задумчиво разглядывал песок, когда учитель окликнул его и в очередной раз велел собраться.
– Всё ясно? – спросил Гуру.
Ученики кивнули.
– Тогда идите.
Ньютон и Хосе встали и направились вглубь пляжа.
Малыш бежал вприпрыжку чуть впереди. Вот уж кому не нужно имитировать здесь, с улыбкой подумал Ньютон. Хосе радовался всему происходящему, точно и в самом деле пришёл на отдых. И одежда на нём подобающая – шорты и ничего больше, кроме сочного смуглого загара и ракушечного ожерелья на шее.
Они прошли мимо шезлонгов и парня, играющего в волейбол со своими проекциями, пасующими исключительно своему счастливому создателю.
– Эй, – заговорщическим шёпотом позвал Хосе, когда они отошли от Гуру достаточно далеко. – Давай искупнёмся, а?
– Соберись, – ответил Ньютон. – Давай лучше займёмся делом.
– Гринго-зануда! – малыш скорчил физиономию и снова принялся упрашивать. – Да ладно тебе! Это же скукотища! Смотри, какие там женщины! Загорелые, сочные, как спелый фрукт! Муа! Может, среди них есть узурпаторы?! Наш долг проверить это!
– Хочешь помочь дамам? – Ньютон улыбнулся. – Ну, иди. Я здесь побуду.
Хосе восторженно закричал и побежал к пенистой воде. Когда малыш растворился в человеческом стаде, Ньютон развернулся и побрёл подальше от берега. Он забрался на плоский холмик на окраине пляжа и присел.
|
|
Хранители стояли за его спиной всего в нескольких метрах. Они знали, кто он, но не трогали, слишком занятые охраной оазиса. Ньютон же старался не думать о них. Он вообще старался не думать ни о чём, кроме задания. Он следил за молодым мускулистым мужчиной, который подходил то к одной девушке, предлагая намазать спину кремом, то к другой, но всё время получал отказ и, в конце концов, просто испарился. Затем внимание сноходца привлёк красный воздушный змей, внезапно возникший в небе. Змей выписывал хаотичные узоры. Вместо ленточек на хвосте за ним тянулись бело-рыжие перья.
Где-то совсем рядом послышались радостные детские голоса. Ньютон увидел справа от себя, как темноволосая девочка в синем купальнике и двое мальчишек отделились от массовки взрослых и побежали прямо к хранителям, окружающим границы оазиса.
Мальчишки бежали впереди, что-то крича друг другу. Девочка едва успевала за друзьями и, в отличие от них, настроенных любопытно-воинственно, улыбалась как-то наивно и бесстрашно, как могут улыбаться только дети.
– Стой, – сказал один мальчик другому и схватил друга за руку. Но тот оттолкнул его и с опаской стал красться к одному из хранителей.
На мгновение Ньютон забеспокоился, но вспомнив слова Гуру, решил не вмешиваться.
Храбрый мальчик подошёл к хранителю. Другой остался позади. Девочка всё ещё медленно пробиралась по песку. С кончиков её чёрных волос стекала вода. Хранитель смотрел куда-то вдаль, будто отказывался замечать детей. Рядом с ними – живыми и любопытными, он выглядел как скорбная кладбищенская статуя смерти в тряпье и капюшоне.
|
|
Ньютону показалось, что дети сейчас убегут. Но в руках храбреца возникла палка, он потянулся ею к «чучелу» и то вдруг ожило. С жирным хрустом голова хранителя опустилась и внезапно возникшие на ней раскосые глазницы впились в мальчика. Тот выронил палку и пронзительно закричал. Его побелевшее за секунду лицо исказилось в предсмертной гримасе ужаса.
Второй мальчик испарился.
Хранитель резко изогнулся пополам, словно решил встать «на мостик», затем его тело крутануло на сто восемьдесят градусов, точно существовало отдельно от ног, и перевёрнутая морда поравнялась с лицом мальчика. Тогда хранитель разинул кривую пасть и изверг маслянисто-дымчатую тьму, которая за секунду окутала и парализовала ребёнка.
Ньютон, как и ничего не замечающие сновидцы, не слышал истошных, рвущих душу криков хранителя. Ведь эти звуки может слышать лишь «атакованный». Так хранители вытаскивают из подсознания пробуждающегося человека его потаённые страхи и окунают в них, чтобы сновидцу захотелось поверить, что это просто сон, а не какой-то иной мир, и скорее проснуться. Мальчик не выдержал этой пытки и быстро исчез. Хранитель же втянул чёрное облако в своё нутро, медленно закрыл пасть, и, словно насытившись, лениво вернулся в прежнее положение, вновь становясь неотличимым от своих сородичей.
Ньютон мысленно облегчённо выдохнул. Но девочка всё ещё была здесь. Она уже подходила к хранителю с прежней смелой улыбкой, высоко задрав головку, и тянула к чудовищу свои тонкие хрупкие ручки.
|
|
В этот миг Ньютону показалось, что сейчас произойдёт что-то плохое, непоправимое. Сердце застучало, как бешеное. Хранители все, как один, обернулись на сноходца.
– Нет, не надо! – закричал Ньютон и, сорвавшись с холма, побежал к девочке.
Заметив это, Гуру, сидящий на другом конце пляжа, мысленно приказал Ньютону остановиться. Но Ньютон не послушал и продолжил бежать, внезапно утопая в чём-то невидимом и непроходимом. А девочка уже стояла у ног невозмутимой твари, старательно тянулась к ней, вытащив язычок от усердия.
– Стой!
Ньютон наклонился, чтобы схватить девочку и бежать, бежать, бежать прочь! Но внезапно перед ним возник Гуру с занесённой для удара рукой. Могучий кулак учителя обрушился на лицо ученика, и последнее, что запомнил Ньютон, перед пробуждением – пёстрая рубашка, толстый живот учителя и его рассерженный голос:
– Идиот! О чём ты думал?
Этот голос ещё долго звучал в голове, даже когда Виктор открыл глаза и медленно зашарил ими по мутному потолку комнаты.
Глава 10. Глубина
С каждым новым погружением в мир снов глаза Ньютона открывались всё шире, и всё крепче глаза Виктора смыкались в реальности.
Прекрасный, пусть и почти бесплотный мир, где неизвестные планеты и другие космические тела так близки к немым горам, вспарывающим грозовые облака. Мир, где солнце томилось под оставленными жизнью городами, единственными обитателями которых оставались безмолвные тени. Мир, где порой океан бушевал наравне с небом, а порой пребывал в зеркальном штиле, и ничего не было, кроме этого океана и чёрных глаз хранителей, смотрящих с его дна. Этот мир, полный нелогичных, но действующих законов, Ньютон находил в тысячу раз прекраснее реальности.
Проходя очередную милю в разрушенном мегаполисе, спускаясь по красной реке к глубинам подземного царства Аида, или взбираясь по ступеням из воздуха к небесному замку Олимпа, Ньютон понимал этот мир всё лучше и лучше и проникался к нему благоговейным уважением, которое одновременно терял к реальности.
Виктор всё реже ходил в институт, и всё чаще в больницу, чтобы взять справку о какой-нибудь выдуманной, как он сам считал, болезни. На деле же его иммунитет ослабевал с каждым днём и простудные недомогания, вкупе с мигренями и резями в желудке, стали привычными для его бодрствующего состояния. А когда ему надоело выслушивать речи доктора о здоровом сне и физических нагрузках, то просто украл с его стола проштампованные бланки и стал сам выписывать себе освобождения.
Он потерял аппетит, почти перестал отвечать на звонки и только изредка сам звонил матери.
Бетонный мир за окном казался для него теперь слишком шумным. Постоянно болела голова. Редко выходя из дома, он изучал прохожих, пытался разглядеть в пустых лицах хоть что-то, оправдывающее само существование реальности. Спешащие по своим делам люди казались манекенами: по утрам плетутся на работу с безвольно опущенными руками, чтобы вечером снова возвратиться в бетонные коробочки и врасти в стены… Подумать только, говорил в Викторе голос Ньютона, большую часть жизни они проводят в жалких тридцати квадратных метрах, и мечтают о том, чтобы хоть раз в жизни съездить к Египетским пирамидам или другим чудесам света. Сноходец же может за ночь посетить все семь чудес света, включая и давно уничтоженные…
В мире снов Ньютон мог проходить сквозь стены, искажать пространство, телепортироваться, гулять по воздуху, изменять внешность. Способности его не знали границ. Но с каждым приобретённым навыком управлять своим физическим телом в реальности становилось всё труднее и болезненнее.
Однажды он пытался сварить кашу на своей крохотной душной кухне и неожиданно почувствовал тяжёлую фантомную боль слева – там, где не было руки. Он зарычал сквозь зубы и выронил мешок с крупой прямо на раскалённую газовую плитку. Кухню заполнил едкий дым, пока он корчился от боли и пытался погасить огненный сине-оранжевый цветок, то и дело, путая выключатели конфорок.
Дурацкое тело! Бесполезная мясная клетка! – разозлился он, когда вместо прежней боли до тошноты скрутило желудок.
Полусогнутый он распахивал окна, когда в дверь громко постучалась старуха соседка и спросила, есть ли кто живой. Когда Виктор крикнул, что есть, и закашлялся, старуха вновь завопила из подъезда противным голосом:
– Воняет на весь подъезд! Ты что там такое жжёшь, а?
Он извинился и прокричал, что всё в порядке, не отперев дверь.
– Ух и бестолковая нынче молодёжь!
Когда старуха ушла, Виктор отправился на улицу, чтобы сходить в магазин и продышаться. Голова кружилась от застрявшей в носу вони горелого полиэтилена и гречки. Яркий дневной свет и обилие жёлто-красных тонов во дворе больно резал глаза. На проспекте шум дороги сдавил уши. Прохожие подозрительно косились на него. А он разглядывал их и мутно слышал собственные мысли, звучащие голосом Ньютона: Сновидцы никогда толком не бодрствуют … В своих снах они уподобляются животным, поддаются половым инстинктам и извращённым фантазиям, а утром поднимаются с постелей и изображают нормальных людей… Но ни там, ни здесь они не осознают ни себя, ни большинство своих действий. И можно ли винить их за это? Наверное – нет. Ведь это всё равно, что обвинять собаку, которая злится и гоняется за собственным хвостом, забывая, что это – часть её тела.
Лавируя среди пустых лиц, он заметил что-то, напоминающее жизнь. Он остановился, бесцеремонно и самозабвенно наблюдая: напротив здания университета на скамейке в тени деревьев отдыхала компания молодых ребят – его ровесников. Студенты смеялись, а на коленях одного из парней сидела девушка. Парочка держалась за руки, смотрела друг другу в глаза, а потом девушка рассмеялась и нежно склонила голову к плечу парня.
– Ты чего глазеешь, однорукий? – угрожающий голос одного из студентов заставил очнуться.
Когда Виктор вышел из оцепенения, то с ужасом осознал, что стоит всего в нескольких метрах от скамейки и бесцеремонно пялится на испуганную девушку.
– Эй, ты глухой? – крепкий парень предупреждающе шагнул навстречу, и в его лице Виктор увидел силу и агрессию.
Другие парни тоже насторожились.
– Ну, не надо, ребят, – попыталась угомонить их девушка. – Он же просто бездомный.
– Или сумасшедший, – вполголоса предположил её ухажёр, не сводя с пришельца хмурого взгляда.
В животе что-то неприятно сдавило. Виктор отвык от предчувствия физической угрозы. Даже при встречах с дюжиной хранителей он не испытывал такой паники, как теперь. Обычные уязвимые и хрупкие люди, как он сам. Но их сжатые кулаки, широко открытые глаза, напряжённые желваки – перед всем этим он чувствовал себя беспомощным.
Крепыш, который стоял ближе всех, видимо, ощутил своё превосходство. Он ослабил оскал и смерил «бездомного» оценивающим взглядом:
– Ну, точно, псих! – крепыш вдруг засмеялся, краснея, и обратился к Виктору почти ласково, как к ребёнку. – Ну, иди давай. Иди куда шёл. Нечего так глазеть на порядочных людей.
Виктор послушался и убрался прочь, как можно скорее.
Ошеломлённый, испуганный, он бежал прочь, интуитивно угадывая направление к дому, то и дело, по привычке пытаясь исказить пространство, чтобы обмануть преследователей и запутать следы. Но всё вокруг: дома, асфальт, машины, арки дворов, пропахшая тиной набережная – всё оставалось неизменным, отвратительно неподатливым. Здесь он был крысой в лабиринте. Город будто насмехался над ним, а в подозрительных глазах прохожих он узнавал пугающую всеосведомлённость хранителей. Куда бы он ни бежал, везде нарывался на осуждающие и презрительные взгляды, которые пытались стереть его с полотна реальности. Как будто он был здесь лишним – уродливой и опасной родинкой на безупречной коже этого мира.
Уже подбегая к дому, запыхавшийся и взмокший Виктор остановился возле магазина и долго тяжело дышал, пытаясь потушить пламя в груди. Затем он поднял глаза и увидел в отражении витрины безобразного однорукого психопата, в котором не сразу узнал себя.
Грязные разлохмаченные волосы поглотили виски и уши. Серо-зелёная кожа обтягивала высохшие скулы и впалые щёки. Щетина стала бородой. Воспалённые круги под глазами состарили его лет на двадцать. Из одежды – засаленные спортивные штаны, грязная сорочка, один рукав которой брезгливо выплёвывал правую руку, а другой свисал пустой тканью. На пыльных ногах – резиновые шлёпанцы и голые, сбитые в кровь пальцы с отвратительно длинными ногтями. И запах. Ужасный запах не мытой кожи и увядания, который исходит лишь от беспомощных стариков в хосписе.
Виктор стоял у витрины, догадываясь, что испытывали люди при виде него: страх, отвращение, жалость.
Глава 11. Башня
Некоторые локации почти не поддавались преображению. Они назывались древними. От многочисленного и многовекового использования энергия в них постарела, потеряла былую подвижность и словно окаменела, став непригодной для телепортации, полётов и использования во многих других техниках. Пробираться через такие места пешком тоже практически невозможно – на каждом шагу затягивает невидимая трясина. И именно на такую локацию Гуру привёл Ньютона чтобы обучить последней технике – технике растворения.
Дело в том, что перемещаться по подобным местам было возможно единственным безопасным способом – слиться с окружающей средой: стать частью реки, прикинуться падающим с горы камнем или безвольным перекати-полем. Именно это и называлось техникой растворения.
Гонимые ветром, Ньютон и Гуру летели в виде пылинок над чёрно-серыми дюнами к одинокой скале. Под грязным коричневым небом медленно кружили хранители, не замечавшие одиноких сноходцев.
«– Ты в порядке?», – мысленно спросил учитель. – «Ты сегодня непривычно молчаливый».
«– Всё хорошо», – ответил Ньютон. – «А где Хосе?»
«– Он завершил обучение».
«– Как это?» – Ньютон забеспокоился.
«– Удивлён?» – в голосе Гуру послышались тёплые нотки. – «Хосе владеет этой техникой в совершенстве. Он самоучка, как и ты. Растворение – его конёк, как твой – имитация. Так что сегодня малыш отдыхает».
Когда ветер донёс их до подножия холма, они приняли свой настоящий облик. Облачённые в пыльные плащи такого же цвета, как почва под сапогами и небо над головой, сноходцы взобрались на небольшой скалистый холм, откуда открывался завораживающий вид на пустошь, границы которой растворялись в пыльной буре. Высоко за грязевыми облаками багрянилось солнце. Хранители по-прежнему патрулировали локацию с небес.
Зачарованный Ньютон смотрел с вершины. Вдали беззвучно сверкала сухая гроза. С очередным разрядом пелена туч стала тоньше, и за ней высветилась гигантская тень, по форме напоминающая спиралевидную башню.
– Не узнаёшь? – тихо спросил Гуру.
Ньютон не узнавал.
– Вавилонская башня, – спокойно подсказал учитель. – Ты ведь о ней слышал?
– Слышал… Но разве это она? – недоверчиво спросил Ньютон. – Я читал, что её высота была около девяноста метров. А эта уж больно велика.
– Верно. В реальности люди её не достроили, – ответил Гуру. – Здесь же ты можешь видеть башню такой, какой её задумывал зодчий. Или какой её увидел царь Ассирии в своих снах, а после издал указ о возведении такой же постройки, чтобы можно было подняться по ней к богам.
Ньютон снова впился глазами в бурю, чтобы лучше разглядеть башню, но ненастная мгла сместилась, и величественное творение затерялось в беспросветности.
– Это и восхищает меня в мире снов, – тихо сказал учитель с непривычной воодушевлённостью и устало, точно утомившийся старик, присел на большой плоский булыжник. – Здесь хранятся секреты прошлого, людские помыслы. Здесь нет ничего абсолютного. Можно встретить две, три, а то и десять Вавилонских башен, и все будут отличаться, и все будут подлинными. Можно побывать в миллионах версий одного и того же места. И каждая новая версия будет отличаться от предыдущей, в зависимости от того, в каком веке или эпохе жил человек, хранивший это место в своём подсознании. Или от того, каким был он сам, как смотрел на вещи... Всё это показывает, насколько люди одиноки в своём существовании. Такие похожие друг на друга, и в то же время такие разные... Даже в реальности каждый существует в своём мирке, понять который до конца способен только он сам. И только в мире снов, если приложить усилия, можно понять то, чего никогда не поймут почитатели Пушкина и Толстого, учёные-астронавты, рвущиеся понять пределы вселенной, или археологи, посвятившие жизнь разгадкам тайн гробниц Майя… Здесь можно узнать истину, которая никогда не родится в споре между атеистами и верующими, – Гуру задумчиво помолчал и после слегка улыбнулся. – Это воодушевляет...
– Гуру, можно спросить?
Учитель кивнул. Ньютон прошёл к камню и сел рядом:
– Кто вы в реальности?
Лицо Гуру мгновенно утратило улыбку:
– Ты же знаешь, не следует говорить об этом.
– Да, да. Я помню, – Ньютон виновато посмотрел на свои пыльные ботинки. – Простите, что спросил…
Гуру пристально смотрел на ученика, а затем спросил:
– Что тебя беспокоит?
Ньютон шоркал ботинком по гальке, нащупывая под ней твёрдую почву.
– Недавно кое-что произошло, – заговорил он. – В общем, я шёл по улице и в какой-то момент забыл, что нахожусь в реальности…
Гуру напряжённо свёл брови и тоже посмотрел себе под ноги.
– Я таращился, как дурак, на парочку возле университета, – продолжал исповедь ученик. – Чудом не нарвался на неприятности… А всё потому, что я забыл, что эти люди вокруг меня – живые! – Ньютон посмотрел в тёмные, увитые морщинами, мудрые глаза учителя, ища поддержки. – Я бежал, а прохожие смотрели на меня, будто хранители! Будто пытались выжечь меня из реальности! Будто я представляю угрозу для их мира! – он нервно сглотнул. – Я не сразу понял, в чём дело, и мне показалось, что я сошёл с ума.
– Но сейчас-то ты понимаешь, почему это произошло?
– Да, сейчас понимаю, – увереннее и спокойнее ответил Ньютон. – Я начал забывать, как нужно жить в реальности. Забывать правила игры, даже, элементарные манеры поведения. В тот момент я забыл, что людям неприятно, когда на них таращатся… Я забываю, кто я в реальности. Даже когда просыпаюсь, я просыпаюсь не тем, кем должен проснуться. А Ньютоном, который не знает о том мире совершенно ничего, кроме того, что нужно накормить тело, вымыть его, а и поскорее возвратиться в мир снов.
Гуру задумчиво почесал бакенбарды тыльной стороной ладони и спросил:
– У тебя есть друзья? Близкие?
– Нет. Друзей у меня никогда толком не было... С семьёй я почти не общаюсь, они… Словом, они далеко.
Учитель сочувственно вздохнул:
– Знаешь, я не советчик в делах душевных, но кое-что в людях понимаю…
Ньютон посмотрел ему в глаза.
– Люди, – продолжил Гуру. – По большей части, не намного разумнее животных. Они осуждают то, чего не умеют. Смеются над тем, на что не способны. Боятся того, чего не понимают. И пытаются изолироваться от этого. Так всегда было и всегда будет.
– Но почему?
– Потому что это проще, чем попытаться понять. Тем более, проще, чем попытаться поверить.
Ньютон снова вспомнил взгляды прохожих, где-то в груди неприятно сдавило. И он едва не поник головой, как лёгшая ему на запястье жёсткая рука заставила вновь посмотреть в глаза учителя.
– Но это не значит, что мы должны уподобляться им, – более жёстко произнёс Гуру, испытующе глядя на ученика, а затем отпустил его и заговорил прежним расслабленным тоном. – Наверное, стоило поговорить об этом раньше… Ну да ладно. Путь сноходца – это путь одиночки. Если ты встал на него, то уже не сойдёшь. И даже если в мире снов тебе повезёт найти попутчиков, то в реальности ты всегда будешь одинок.
– Но почему? – едва не взмолился Ньютон. – Почему нельзя жить нормально и там, и здесь?
– Потому что невозможно разрываться надвое вечно, – уверенно ответил Гуру. – В конце концов, придётся выбрать, какой из миров для тебя важнее.
Учитель упёрся ладонями в колени и поднялся на ноги. Ньютон последовал его примеру. Они ещё раз оглядели бурую долину.
– В твоём случае, Ньютон, – вновь заговорил Гуру. – Я вижу три пути. Первый – ты сейчас проснёшься и воспримешь всё, что случилось за последние полгода, как игру твоего воображения, как очень долгий сон, в который нет возврата, и больше не будешь пробуждаться, – учитель заметил на лице ученика лёгкое недоверие и добавил. – Это вполне возможно. Поначалу будет тяжело свыкнуться с такой мыслью, но позже ты поверишь в нереальность всего произошедшего. Забудешь меня, Аню, Хосе и начнёшь жить заново. Приведёшь в порядок свои отношения с роднёй, вернёшься к учёбе, заведёшь друзей, жену, детей, собаку, на худой конец… И если постараешься, проживёшь вполне счастливую жизнь, как миллиарды людей на Земле, – Гуру остановился, когда взгляд Ньютона налился тоской по грядущим утратам и одновременным желанием такой простой человеческой жизни. – Это хороший путь, и в его выборе нет ничего постыдного. Если ты МОЖЕШЬ не пробуждаться в мире снов, то пробуждаться тебе и не нужно. Это правильно.
– А другой путь?
Гуру вновь повернулся к долине:
– Второй путь – ты навсегда останешься изгоем в реальности, и связывать тебя с ней будет только тело. Во сне же ты продолжишь быть Ньютоном. Открывать существующие и никогда не существовавшие миры, создавать свои собственные, и обретёшь то, чего жаждешь – знания, которыми не обладает никто из живущих на Земле.
Ньютон недолго думал, а затем спросил:
– А третий?
– А третий путь, Ньютон, для тебя пока закрыт.
Ньютон недоумевающе посмотрел на учителя, но тот по-прежнему увлечённо разглядывал стаю хранителей, парящую под коричневым небом.
– Нужно выбрать сейчас? – слегка растерянно спросил ученик. – А как же наше обучение?
Гуру улыбнулся, шагнул навстречу Ньютону, пряча руки за спиной, и чуть наклонился вперёд:
– Это всё, – шепнул он и отпрянул. – Я научил тебя всему, чему мог. И теперь тебе остаётся только выбрать: проснуться или остаться в мире снов. Если выберешь второй вариант, приходи ко мне завтра.
– А если я выберу первый вариант, вы примете отказ? – с не скрываемым недоверием спросил Ньютон.
– А что мне останется? – Гуру неожиданно рассмеялся тихим смехом. – Завалить тебя на экзамене, студент?
– Но вы столько времени на меня потратили. Дали столько знаний. И вы даже не попросите ничего взамен?
– Знания – это просто информация, Ньютон. И в реальности от этих знаний проку меньше, чем от знания законов физики в мире снов.
Секунду Ньютон искал подвох, а потом спросил:
– А если я всё же выберу мир снов, но не вернусь в бункер, вы не станете меня преследовать?
– За кого ты меня принимаешь? – брови Гуру изумлённо скривились. – По-твоему, я глава какой-то мафии? Я всего лишь старик и моё дело помогать таким, как ты и Хосе освоиться в мире снов. И этот мир, как ты уже говорил, принадлежит всем в равной степени. Я тебя обучил. Найдёшь, чем заняться без моей помощи – дело твоё. Но если вдруг заскучаешь, заходи, буду рад.
Закончив, Гуру коротко откланялся, и, натянув капюшон, зашагал вниз – к долине хранителей, оставляя ученика в раздумьях.
– А что бы вы посоветовали мне? – бросил ему вслед Ньютон.
Но учитель не ответил. Он распался на песчинки, которые тут же подхватил ветер и понёс вдаль к горизонту, где беззвучно бушевала гроза.