Ещё ни разу за весь поход сноходцы не были так близко друг к другу. Все четверо под хлипким навесом. Трое лежали. Взявший на себя первую смену Гуру сидел чуть ли не у них на ногах, завернувшись в одеяло. Он не издавал никаких звуков, только в темноте едва различимо подрагивала его могучая спина.
Ньютон не мог уснуть и был уверен, что ни костлявый Хосе справа, ни зарывшаяся в спальник Аня слева от него не спят. Он думал о том, что если ад есть, то там точно сыро темно и холодно, как здесь.
Он повернулся к девушке и услышал её шумное сбитое дыхание и перестук зубов. Хотя это мог быть чей угодно стук – даже его собственный. Холод бил не снаружи, а изнутри и прямо по нервам, отупляя мозг. И всё же Ньютон точно знал, что чувствовала сейчас Аня.
Дрожащим эмбрионом девушка сжималась сама в себя, превращаясь в маленький сгусток жизни среди воды и камней. Всё вокруг будто выкачивало из неё остатки тепла, заставляя буквально захлёбываться от холода.
В какой-то момент, сквозь брезент спальника, Ньютон почувствовал тепло её тела своим, и ничего не успел подумать, как охватил всё её существо рукой и прижал к себе так крепко, что в нормальных обстоятельствах этот жест можно было бы счесть грубым, но не сейчас. Он жадно уткнулся в её мокрые волосы лицом и горячо задышал, согревая холодную нежную шею.
С минуту они вместе дрожали в этой ледяной ночи, а затем между ними разгорелось тепло, зримое лишь в такой непроглядной тьме. Аня повернулась к Ньютону лицом. Он не видел её глаз, но чувствовал её дыхание на своих почти онемевших губах. Раздался треск молнии спальника. Ньютон подался вперёд, насколько мог залез внутрь, вновь обнял Аню и на этот раз уже мягче прижал её к себе, стараясь удержать ускользающее тепло. Девушка запахнула отворот мешка за его спиной, затем её рука скользнула под его руку, и они буквально сплелись в объятиях. Аня опустила лицо и прижалась лбом к его груди, согревая своим дыханием обоих.
Все мысли погасли. Осталось только ощущение, в котором Ньютон быстро забылся. Казалось, что он обнимает вовсе не Аню, а самого себя. Настолько близки они оказались друг к другу, сплетённые воедино. Ему казалось, прижми он её чуть крепче и тут же впитает её, и призрачный можжевельниковый запах её мокрых волос станет его частью.
Если и есть ад, то выход из него один – она.
Ньютон почувствовал, как Анина дрожь стихает вместе с его дрожью, и очень скоро услышал убаюкивающее ровное дыхание.
* * *
Гуру разбудил деликатным касанием по плечу. Первое, что Ньютон понял – дождь закончился. А второе – Аня всё ещё находилась в его объятиях и тихо посапывала от крепкого сна. Он осторожно выбрался из спальника, стараясь не разбудить её.
Тучи рассеялись. Теперь в лунном свете можно было различить серую полосу берега, штативы навеса и уставшее лицо Гуру.
– Держи, – учитель протянул Ньютону алюминиевую кружку, наполненную чёрной жидкостью. – Холодный кофе. Взбодришься.
Ньютон поблагодарил молчаливым сонным кивком и принял напиток. Гуру тут же лёг спиной к Ане, накрылся своим одеялом и через минуту тихо захрапел.
Отвратительный на вкус кофе взбодрил, но ненадолго. Веки так и норовили закрыться. Голова отказывалась соображать. Ньютон клевал носом, поднимался на ноги, ходил к берегу, умывался ледяной водой. Но стоило вернуться к навесу и сесть, как тут же наваливалась непреодолимая дрёма.
Ньютон сидел и тупо пялился на сверкающую рябь реки, мотая головой, щипая себя за мочки уха, как учили в школе, в первом классе, когда никто не мог проснуться и сосредоточиться на примере. Но ничего не помогло. Он сдался и прикрыл глаза всего на минуту…
А затем проснулся от странного шороха и долго не открывал глаза, убеждая себя, что это просто шум ветвей. Но когда веки всё же поддались, он увидел человеческий силуэт, мельтешащий в пепельно-розовом утреннем свете.
Утро, как приговор прозвучало в голове. Ньютон распахнул глаза и увидел Корвича. На нём были лишь ботинки, вымокшие штаны и свитер. Одной рукой пленник рылся в рюкзаке Гуру, а в другой сжимал его смятую шинель.
Корвич не сразу почувствовал взгляд Ньютона, а тот в оцепенении не мог сообразить, что делать. Когда их взгляды встретились, пленник отскочил прочь от рюкзака и медленно попятился к реке. Под подошвой его расхлябанных, разодранных ботинок клацнули камни. Спящий Гуру мотнул головой в сторону звука, нахмурился, но глаза не открыл.
Корвич с ужасом покосился на него, затем уставился на Ньютона, схватившегося за копьё, выточенное ночью учителем. Пленник умоляюще выставил ладони, затем приложил указательный палец к губам. Весь его вид и выражение лица умоляли Ньютона не шуметь, но сам он медленно отступал, всё ещё держа шинель Гуру в своих руках.
Сердце заколотилось. Ньютон глядел то на ничего не подозревающего учителя, то на Корвича, вид у которого был не просто измученный, но ещё и болезненный: мертвенного цвета кожа, губы почернели и обветрились, под глазами воспалённые круги, дрожащие руки избиты, а шрам на лице был хуже всего. Его словно изъели черви – он раскис, швы полопались, изнутри сочилось что-то отвратительно не здоровое на вид, и от этого шрама под кожей расползались тонкие тёмно-красные нити воспаления.
Внезапно Корвича одолел приступ кашля. Он выронил шинель и обеими руками сжал рот.
Ньютон снова посмотрел на учителя, который хмурился от каждого «Кхы» всё сильнее, и почувствовал внезапный страх. Страх от того, что всё теперь в его руках. Он искренне пытался отыскать в себе злость, желание отомстить беглецу и поднять тревогу, и в то же испытывал жалость. Но когда ему в глаза бросился нож, привязанный к штанам Корвича, то он вмиг вспомнил, как пленник улыбался ему, а потом оставил в дураках.
Корвич словно понял всё это по ожесточившемуся взгляду Ньютона и, не мешкая ни секунды, бросился бежать, разрываясь низким сухим кашлем. Ньютон кинулся за ним следом, вниз по течению, к высоким остролистым зарослям.
* * *
Гуру проснулся от шума и крика и, увидев, как ученик с деревянным копьём решительно ныряет в заросли, бросился вдогонку.
– Аня, будь здесь! – приказал он девушке уже на ходу. – Хосе, – обратился он к ничего не понимающему малышу, и указал на вершину ущелья. – Беги поверху!
* * *
Фигура беглеца то возникала, то исчезала в высокой дьявольски острой траве. Вырвавшись на открытое пространство, где пролегала тропинка, ведущая от русла к зелёной равнине, Ньютон огляделся. Корвич исчез. Но справа, в скале виднелся неприметный вход в пещеру. Ньютон рванул в ту сторону и забежал внутрь, выставив копьё вперёд.
Под ногами захлюпала вода, и сырые стены отозвались кишащим эхом.
Затем раздался всё заполняющий крик. Что-то сбоку толкнуло Ньютона, и он повалился ничком в воду. Копьё выпало из рук. Он попытался подняться, упершись в вязкую холодную землю, но Корвич обеими руками схватил его за голову и навалился всем весом.
Грязная вода коснулась подбородка, губ. Ньютон отчётливо слышал над собой жадное пыхтение врага, но сам молчал, до боли изгибая спину в сопротивлении.
Снаружи донёсся крик Гуру. Корвич притих, но не ослабил натиска. Учитель звал Ньютона, а затем побежал, судя по удаляющимся шагам мимо пещеры. Ньютон не мог окликнуть учителя – вода уже достигла ноздрей.
Он уже почти не мог противодействовать, и рука предательски подгибалась от напряжения и боли в суставах и жилах. В рот залилась грязная вода, вкус которой Ньютону был знаком, как ничто иное на Земле. Похожий на медь, только более древний и мёртвый вкус грязи.
Время словно застыло, и где-то послышались голоса мальчишек из прошлой жизни.
– Нытя, нытя, нытя!
Затем в голове всплыл другой знакомый образ. И этот образ говорил с ним теперь, когда он был на волосок от гибели. Говорил ясно, заглушая крики мальчишек, заглушая его собственный детский плач, затмевая боль, страх, и только пыхтение Корвича постепенно сменило собой голос брата. Голос из давно забытого сна.
Ньютон сдался. Но лишь на миг.
Он расслабился, позволил окунуть себя в воду, но тут же ловко извернулся, отбил лапы Корвича в сторону и впился пальцами в его изувеченное лицо. Корвич завопил и отскочил прочь. Крик сменился истошным шипением. Пленник скорчился в муках, руки его тряслись возле кровоточащего шрама. А затем он закашлял и упал на колени.
Ньютон нащупал под водой копьё, пошатываясь и жмурясь от попавшей в глаза грязи, поднялся на ноги и уткнул остриё в пульсирующую артерию на шее Корвича.
– Гуру! – прохрипел Ньютон в сторону выхода, откуда лился утренний свет, высвечивающий бугристые стены и лицо пленника. – Гуру!
– Не надо, пожалуйста! – взмолился сквозь боль Корвич и снова вопрошающе протянул руки. – Не выдавай меня, прошу! Вот, забери! – он вытащил нож из-за пояса и отшвырнул в сторону.
Лезвие звякнуло в темноте.
– Мне ничего не нужно, просто дай мне уйти!
– Ты хотел убить меня! – Ньютон всё крепче сжимал копьё, надавливая остриём на кожу пленника.
– Если бы мне нужна была твоя смерть, я бы сделал это, пока ты спал!
На шее пленника показалась кровь, и Ньютон тут же ослабил нажим.
– Почему тебе так нужен этот артефакт? – спросил он. – Ты мог сбежать, но ты вернулся. За артефактом?
– И да, и нет.
– Что это значит? Объясни!
– Я всё скажу, – Корвич сглотнул и заговорил почти шёпотом. – Только дай мне две минуты и не шуми. Прошу…
Ньютон кивнул и попытался больше не терять самообладания. Ведь всё это казалось бредовым сном. Кровь, гной, изуродованное лицо Корвича. Ньютон буквально заставлял себя смотреть на это лицо через жалость и отвращение. И от того, что он держал копьё, держал его всерьёз у чьего-то горла, у горла стоящего перед ним на коленях взрослого мужчины, Ньютон не испытывал ни капли удовольствия. А только тошноту, желание отвернуться и попросту убежать.
– Мы прибыли сюда за артефактом, – спешно заговорил Корвич. – Пришли, потому что война не окончена. Гуру считает… что всё закончилось со смертью Абиаса. Но это не так. Лига возрождается…
– Почему вы мешаете Ордену? – после секундной паузы спросил Ньютон.
– То, чем вы занимаетесь, губительно для мира снов. Добыча артефактов сокращает общую территорию, расширяет Эдем, уничтожает хранителей – всё это нарушает энергетический баланс…
– Баланс в мире снов?
Корвич скорчился, сдавленно кашлянул кровью, и всё же заговорил вновь:
– Во всех мирах. Каждый добытый вами артефакт приближает Гуру к его цели – к соединению миров. Никто не должен владеть такими знаниями… Иначе, произойдёт неизбежное… Если ответы заведут его не туда, куда нужно, если Гуру зайдёт слишком далеко, то оба мира будут уничтожены!
– Ты врёшь, – выпалил Ньютон. – Не будет никакого конца света.
Корвич молчал и лишь внимательно посмотрел в глаза молодого сноходца.
– По-твоему не глупо рассказывать всё это мне?– спокойнее сказал Ньютон. – О Лиге? О возрождении? Почему мне не убить тебя и не рассказать обо всём Гуру? Я ведь член Ордена!
– Член Ордена? – Корвич насмешливо прыснул. – Это ты так решил, или они тебе так сказали?
От этих слов Ньютон почувствовал внезапную злость и сильнее надавил копьём в горло врага:
– Что ты имеешь в виду?
– Думаешь, они приняли тебя в свою семью по доброте душевной? – просипел Корвич и судорожно слизнул кровь с губ. – Думаешь, подарили тебе сказку, помогли обрести себя и всё такое?
Ньютон не знал что ответить.
– Они используют тебя, парень. Думаешь, они тебе друзья? Как бы ни так. У Гуру нет друзей. И все, кто его окружают, для него всего лишь расходный материал.
– Твои слова…
– Чистая правда, – перебил Корвич и добавил. – Думаешь, это ты их выбрал? Нет, дружок. Это они тебя выбрали и промыли мозги. Гуру и его девчонка. И ты бы понял это давно, если бы задавал правильные вопросы. Хотя бы самому себе…
– Правильные вопросы?
– Например, почему девчонка открыла тебе свою комнату? Как они вообще нашли тебя? Почему приняли? Почему Гуру ничего тебе не рассказал о войне с Лигой до прихода сюда? И почему он делает всё, чтобы ты лишился своего прошлого?
– Он не… – хотел ответить Ньютон, но словно онемел. – Он ничего такого…
В голове заворошились воспоминания тренировок с учителем и его «правила». «В мире снов лучше называться прозвищем». «Лучше разделять свою жизнь в реальности, и жизнь в мире снов». «Ты же знаешь, мы не обсуждаем наши реальные жизни».
– Ага, вижу, ты начинаешь въезжать, – легче произнёс Корвич, когда остриё перестало до крови пронзать кожу. – Этот демон делает всё, чтобы ты чувствовал себя одиноким и нуждался в его покровительстве. А затем ты сам отдашь то единственное, что ему нужно от тебя.
– И что же это?
Корвич ухмыльнулся:
– Так, самая малость – жизнь.
Ньютон недоверчиво покачал головой:
– Ты всё выдумываешь, – запротестовал он. – Гуру предупреждал… предупреждал, что ты это скажешь, – затем он замолчал, собираясь с мыслями. – Зачем ему моя жизнь?
Златозубая улыбка Корвича постепенно ослабла, и в темноте остались различимы только два серых глаза.
– За тем же, зачем ему нужна была жизнь твоего брата.
От этих слов всё, что заставляло Ньютона крепко стоять на ногах в этом странном мире, куда-то бесследно пропало, и копьё выпало из его обессиленной руки. Он сделал шаг назад, не отводя глаз от Корвича, затем ещё один и лишь ступив в воду остановился.
– Вижу, ты знаешь о себе не больше, чем о своём брате, Залевски, – в голосе Корвича возникли призрачные нотки сочувствия.
– Ты знал Артура? – с трудом отыскав дар речи, спросил Ньютон. – И откуда ты знаешь, как меня зовут?
Истерзанный пленник с трудом поднялся на ноги и, казалось, хотел ответить, но снаружи снова донёсся голос Гуру.
Растерянный Ньютон медленно повернулся на звук и вновь уставился на пленника с тем же растерянным выражением лица.
– Хочешь узнать правду о себе и о брате? – спешно заговорил Корвич и стал медленно отступать во мрак пещеры. – Найди меня в мире снов. Дубовая дверь с кованной решёткой. На решётке чёрный грифон. На левой его лапе эмблема Лиги Весов. Отыщи меня, но до тех пор берегись Гуру и девчонки. Делай вид, что ничего не произошло. Подыграй им, – шаги стихали вместе с голосом. – А когда мы снова встретимся, ты узнаешь правду. И сам выберешь сторону…
– Но если ты не выберешься? – оживившись при мыслях о смертельной ране Корвича, от страха потерять нужную ниточку к давно забытому сну, зашипел в темноту Ньютон.
– Выберусь, – эхом из глубины пещеры донёсся голос и растворился в гулкой тишине.
* * *
Выйдя из сырости на свежий воздух, у Ньютона закружилась голова, и он буквально наткнулся прямо на Гуру. В руках учителя был пистолет, в тёмных глазах сверкала решительность, которая тут же погасла при виде растерянного, извозившегося в грязи ученика.
– Он там? – с надеждой в голосе спросил Гуру, заметив на руке Ньютона жёлто-красную кровь.
Ньютон молчал, всё ещё пытаясь собрать себя по частям, и лишь когда учитель шагнул к пещере, поспешно вымолвил:
– Мы дрались. Видимо, он оглушил меня и… убежал.
– Проклятье! – сквозь зубы выдавил запыхавшийся от долгой погони Гуру и всё же вошёл в пещеру.
Ньютон остолбенело ждал, и лишь когда учитель вернулся ни с чем, почувствовал странное облегчение.
– Пошли отсюда, – скомандовал Гуру, но внезапно откуда-то сверху донёсся шорох и звонкий хриплый голос подростка.
Это был Хосе:
– Он здесь! Здесь! Я его поймаю! – крики малыша эхом разнеслись над ущельем.
Ньютон и Гуру задрали головы. Прямо над ними на вершине двадцатиметровой скалы показался Корвич, выползающий из каменой расщелины. Хосе мчался к нему, перепрыгивая по скользким отвесным камням. В глазах учителя, смотрящего на него, появились надежда и гордость.
– Хватай его, малыш, хватай, – словно заклинание тихо повторял Гуру, поднимая пистолет, но прицелиться мешали деревья. – Хватай же! Хватай!
Искалеченный Корвич пустился наутёк, но резвые и сухие ноги подростка, словно пружины, буквально подбрасывали полного решимости Хосе и несли к неизбежному триумфу. Но в следующий миг эти же ноги его подвели.
Сначала малыш чуть вскрикнул, но лишь по-детски, словно от испуга собственной неуклюжести. И только когда всё его тело потянуло в пропасть, над ущельем разнёсся тонкий, слишком тонкий, даже для подростка, душераздирающий вопль, похожий на жалобный крик птицы, лишившейся крыльев. Этот вопль смолк, обернувшись глухим ударом. Затем наступило молчание.
И только ветер уносил слабое эхо голоса Хосе куда-то вдаль. Голос, застрявший в голове оглохшего от ужаса Ньютона.
Глава 25. Сомнения
Аня заканчивала со сборами, когда Ньютон и полуголый Гуру, держащий на руках обмякшее тело Хосе, вышли из зарослей. Девушка выронила рюкзак, бросилась им навстречу и, увидев малыша, побледнела до неузнаваемости.
Левая нога Хосе, оголённая из-за оторванной штанины, неестественно выгнулась вбок. Из бедра, перетянутого чуть ниже паха ремнём, сочилась кровь, успевшая пропитать скомканную в месте раны майку Гуру. Руки и кончики пальцев Хосе укрывали свежие тёмно-красные струпья. Из разбитой головы, над левым ухом, сквозь распущенные засаленные кудри проступала кровь.
– Что случилось?
Лишь когда они положили Хосе на каримат, Гуру всё рассказал. Ньютон не слышал ни слова. Всё, происходящее теперь, воспринималось скомканными обрывками. Разорванный на несколько частей он всё ещё стоял над Корвичем, в той пещере. Другая его часть падала в пропасть, вместе с Хосе.
Ньютон механически выполнял всё, что требовал учитель, хотя толку от него однорукого было чуть, и он без сопротивления отдал бинты и аптечку Ане.
– Аня, затягивай здесь, где я держу! – бросал команды Гуру.
– Что у него с головой?
– О ноге беспокойся! Нужен ещё бинт.
– Это последний, – голос Ани слегка дрожал.
Гуру выругался во всю желчь, не забыв упомянуть и Корвича, и Анину доброту к нему, а затем он бросил на Ньютона испепеляющий взгляд.
– Не стой! – заорал он на него. – Говори с ним!
Ньютон говорил, но Хосе закатывал глаза, отключался и бледнел так скоро, что озорное, обычно шоколадного цвета лицо, стало восковым серым. Лишь когда Ньютон навалился на его тощие узкие плечи, по предварительной команде учителя, и прижал к земле, и когда Гуру без команды и счёта с хрустом вправил кость, полные слёз, ярко оранжевые глаза Хосе распахнулись, и покрытое потом лицо изуродовала мука. Это лицо застыло всего в паре сантиметров от Ньютона, и в тот миг ему показалось, будто малыш всё знал заранее. И мутный, слишком взрослый теперь взгляд его полнился обидой и обвинениями. Но это было не так. Малыш не мог ничего знать.
Ньютон подскочил на ноги. Он стоял в оцепенении, пока глаза Хосе не закрылись, а дыхание не стало тихим и ровным от очередной дозы морфия, введённой Аней, и лишь тогда он ушёл к берегу, мысленно проклиная всё на свете.
Ледяной отрезвляющей водой он смывал с лица засохшие серые корки. Затем поднимался, видел в воде своё размытое отражение и наблюдал, как течение уносит грязь.
Внезапно Ньютон почувствовал на своём испачканном плече чьё-то прикосновение и едва не оттолкнул неизвестного. Но вовремя опомнился. Это оказалась Аня.
– Ты как? – спросила она, старясь заглянуть ему в глаза, которые он тщательно отводил в сторону.
Ему хотелось рассказать ей обо всём. Выпалить всё, как на духу. Сказать, что это его вина, что это он позволил Корвичу уйти, и что из-за этого Хосе погнался за ним и упал. Сказать о том, как Корвич склонился над обрывом и глядел на распластавшегося на камнях малыша с ехидной улыбкой. И во всём, во всём виноват только сам Ньютон. С самого начала он, однорукий недотёпа, только и годился на то, чтобы держать несчастного Хосе. Держать, подобно мучителю, не способному разделить и долю незаслуженных страданий малыша.
Но вместо всего этого Ньютон только подобрал под себя всё ещё трясущуюся исцарапанную руку и сжал онемевшую от холода ладонь между коленями и животом. Рука всё ещё казалась испачканной кровью и гноем Корвича.
– Ты как? – повторила вопрос Аня.
– Цел, – ответил Ньютон, не отводя взгляда от бесформенного солнца, угодившего в речную рябь.
– Я вижу, но… – девушка помедлила. – Как ты?
Больше Ньютон ничего не смог ответить.
Аня упрашивала Гуру не сниматься с лагеря, пока не удастся остановить кровотечение:
– При переходе оно усилится. Он истечёт кровью!
Но Гуру был непреклонен.
– Так и так истечёт, – тихо говорил он, спешно накладывая шину. – Бедренные вены перебиты. Мы это не зашьём. Благо хоть артерия цела. Я не могу остановить кровотечение. Только замедлить.
– Тогда сделаем хотя бы носилки. Чтобы уменьшить давление на ногу.
– Нет времени.
– Гуру!
– Если поторопимся, всё обойдётся. Я сам его понесу.
Гуру затянул жгут. Хосе всхлипнул сквозь сон. Учитель оставил ногу в покое, переместился к голове малыша и привёл его в чувства.
– Хосе, – позвал он жёстким менторским тоном, отчего плавающие зрачки малыша на мгновение задержались на месте.
– Маэстро? – слабо откликнулся он.
– Нужно выдвигаться, дружок, – неожиданно мягко, как никогда, произнёс Гуру и погладил Хосе по слипшимся волосам.
Затем учитель поднялся, держа остатки верёвки, и подозвал Ньютона с Аней.
– Помогите мне закинуть его на спину. Возьмите немного еды, воды, остальное бросайте здесь. Аня, артефакт при тебе?
Девушка кивнула.
– Хорошо. Поспешим.
* * *
Ньютон опережал остальных на несколько десятков метров. Теперь он расчищал путь, отчаянно растаптывая высокую зелёную траву.
* * *
– Гуру, ему хуже и хуже. Кровотечение усиливается.
Гуру молчал. Только его шумное дыхание звучало над морем остролистой травы, расстелившейся от горизонта до горизонта.
Руки Хосе, привязанного к могучей спине учителя, безвольно качались, а голова лежала на мокром от пота плече Гуру. За дрожащими веками виднелись болезненные белки.
– Гуру ты слышишь? – не унималась Аня.
– Слышу, – едва различимо ставил в очередной громкий выдох Гуру.
Он оскалился, подправляя на себе малыша, и ускорил шаг.
* * *
Ньютон шёл, превозмогая усталость, боль от молочной кислоты, от ушибов по всему телу. Аня тоже выглядела измотанной и смотрела только себе под ноги, где следом за Гуру на зелёной траве оставались красные капли.
* * *
Несколько долгих часов, полных немой ярости и оглушительного страха, они пробирались через заросли, не видя ничего, кроме подслеповатого солнца, скользившего за мутной пеленой туч. Где-то за их спинами, в покинутых ими горах снова бушевала гроза.
* * *
Когда последний громовой раскат пронёсся над безграничным пространством и ровное свинцовое небо внезапно смолкло, Ньютон в очередной раз рванул вперёд сквозь остролист и повалился на что-то мягкое. Что-то под рукой мерно зашуршало. Он открыл глаза и понял, что лежит на мелкой гальке.
Послышались шаги за спиной. Он сел, одновременно стаскивая с себя рюкзак.
– Пришли, – объявил Гуру и тоже тяжело опустился.
Ньютон стащил с его спины Хосе. Аня помогла разместить малыша на земле. Учитель откинулся назад и почти неслышно застонал, прикрывая глаза рукой.
Отдышавшись, Ньютон огляделся. Они вышли на побережье. Пляж тянулся влево и вправо бесконечной белой полосой, а впереди раскинулась неподвижная водная гладь. Противоположного берега не было, и в том месте, куда мог дотянуться взгляд, вода словно сливалась с небом.
Ньютон никогда раньше не видел подобного. Можно было предположить, что перед ним океан, но поверхность этого водоёма хранила идеальную гладь. В её зеркальном спокойствии отразилась серая пелена туч, неподвижная в небе, отчего вода казалась матовой.
Ньютон пригляделся и понял – тучи действительно замерли на месте. И он почувствовал то, от чего по телу пробежали мурашки. Родное и всесильное ощущение полного бесчувствия. Когда кожу не щекочет песок, когда ветер не заставляет глаза слезиться, когда по макушке не хлещет ледяной ливень. Ньютон видел перед собой нечто неограниченное тюрьмой материи и её скупыми условностями. Он предательски покосился влево. Рука не возникла, однако в сознании зрела безошибочная уверенность – шагни он чуть дальше к отсутствующему горизонту, и он вновь станет «целым». Впереди был мир снов. Впереди – дом.
Недалеко от места, к которому вышли сноходцы, в зарослях стояли две припрятанные вёсельные лодки.
– Бросайте здесь всё, – скомандовал Гуру и зашагал к лодкам.
Аня присела рядом с Хосе и взяла его холодную руку в свои:
– Эй, Че-Гевара, просыпайся, – мягко позвала она.
Ньютон несколько секунд смотрел на утомлённое, постаревшее лицо озорника Хосе, надеясь увидеть азартную хитрую улыбку. Но этого не случилось. Тогда он в траурном молчании зашуршал по гальке вслед за учителем. Вместе они подтащили лодки к воде. Затем перенесли в одну из них Хосе, и Гуру, приняв у Ани часть артефакта, посмотрел на неё и Ньютона.
– Вот и всё, – заговорил он без радости и облегчения, а скорее с тоской. – На этом ваше участие в охоте заканчивается… Плывите прямо. Когда увидите колодцы, ныряйте прямо в них. Они выбросят вас на общую территорию, и вы сможете проснуться, – учитель устало выдохнул. – Как только выберетесь, обратного пути в Эдем не будет. Попасть сюда можно лишь раз, как и выбраться. Так что, поторопимся, пока бреши не закрылись.
– А вы? – спросил Ньютон.
– Я поплыву с Хосе, – дневник Биаса всё ещё лежал в руках учителя. – С артефактом моё возвращение займёт больше времени, чем у вас. Но когда я вернусь, то сразу дам о себе знать. А до тех пор берегите себя и ждите моего возвращения.
– А Хосе? – снова выпалил Ньютон.
Гуру бросил в него удивлённый и подозрительный взгляд.
– Если поспешим, с ним всё будет в порядке, – холодно ответил учитель. – Ну, есть ещё вопросы? Ньютон, помоги толкнуть лодку.
Гуру взялся за борт и приготовился толкать, но Ньютон остался неподвижным. Странное предчувствие словно сковало тело, и в голове отчётливо прозвучал голос Корвича: «…единственное, что ему нужно от таких, как ты… Жизнь… У Гуру нет друзей... расходный материал». Теперь слова пленника обретали неясную форму и словно воплощались в жизнь, точно пророчество, исполнение которого вновь зависело от Ньютона.
– Ау, Ньютон! Хватит мечтать. Подсоби…
Ньютон почувствовал, как по затылку пробежался холодок. Он сглотнул, и со всей возможной решимостью сказал:
– Нам нужно держаться вместе.
Озадаченный Гуру чуть помедлил, затем отпустил борт и выпрямился. От его взгляда сердце Ньютона заколотилось так же, как утром в пещере, и всё же он вновь произнёс:
– Давайте вернём артефакт и Хосе вместе.
Аня стояла рядом с ним, ничего не понимая.
– С артефактом нам придётся пробираться через мёртвые локации очень долго, – тон Гуру стал нетерпеливее и жёстче. – Вместе мы привлечём слишком много внимания. Один я проскользну незаметнее и мимо хранителей, и возможных недругов…
– Тогда… – перебил его Ньютон, ища аргументы, и всё, что смог, это глупо выпалить. – Нельзя нам разделяться!
Он не собирался сдаваться и беспомощно зашарил взглядом по гальке, в поисках решения.
– Давайте, хотя бы через брешь выберемся все вместе… Мы выберемся в мир снов, а там уже… А там вы заберёте артефакт, а мы с Хосе уйдём…
Гуру кривился от каждого слова Ньютона, как от унизительных пощёчин. Внезапно Аня встала между ними и заглянула в растерянно бегающие глаза Ньютона.
– Поток энергии в колодцах узок и слаб, чтобы мы могли воспользоваться одним из них все вместе, – заговорила она. – Его силы может не хватить и тогда, в лучшем случае мы останемся здесь, а в худшем он просто раздавит нас, когда закроется.
– Именно поэтому идём по двое, – добавил Гуру.
– Нет! – отчаянно крикнул Ньютон.
Учитель шагнул к нему с сжатыми кулаками и навис, как тень хранителя. В его чёрных глазах Ньютон увидел собственное воспоминание – тело Большого с раздавленным горлом, и колени его вмиг стали ватными, ладони вспотели.
– Я могу поплыть с Хосе, а вы забирайте артефакт и плывите с Аней, – почти взмолился Ньютон.
– Да что с тобой такое! – Гуру рассвирепел. – Совсем ополоумел? У нас нет времени на споры!
– Пожалуйста, – севшим голосом попросил Ньютон. – Почему не сделать так, как я предлагаю?
– Потому что у тебя нет опыта, как у меня или Ани! Если ты не заметишь колодец, вы с Хосе останетесь здесь и сдохните оба! Прекрати сейчас же своё помешательство и помоги мне с лодкой! Не то твой друг умрёт!
Аня взяла Ньютона под руку и тихо прошептала ему на ухо мягким, усыпляющим тоном:
– Ньютон, не нужно спорить…
Ньютон высвободил руку так резко, словно теперь прикосновения девушки обожгли его, и снова обратился к учителю:
– Тогда я поплыву с вами, – заявил он и, собрав смелость в кулак, выпалил на одном дыхании. – Вам ведь моя жизнь нужна.
Ньютон ожидал, что после этих слов у Гуру возникнет такое же выражение, какое было теперь у Ани – полное недоумение. Ожидал, что учитель бросится на него в ярости. Ожидал, что Гуру растеряется и в этот миг Ньютону проявится истинная сущность главы Ордена. Словом, ожидал чего угодно, но только не того, что последовало дальше.