От слов, которые Ньютон произнёс с таким трудом и решимостью, Гуру только издал удручённый стон, прикрыл глаза и сжал переносицу, словно услышал нечто подобное не в первый раз.
– Давай на чистоту, – спокойнее заговорил учитель. – Ты говорил с Корвичем, и он сказал тебе что-то такое, от чего ты теперь мне не доверяешь. Это так?
Ньютон не мог ответить – в горле всё сдавило.
– Ньютон, – громче позвал его Гуру. – Я задал вопрос и если ты на него не ответишь сейчас, этот разговор станет для нас с тобой последним. И тогда можешь забыть про бункер, про Орден, и про всё, что нас объединяло. Ну, так что? Корвич тебе что-то наговорил?
– Да, – признался Ньютон и почувствовал внезапную надежду на то, что учитель переубедит его, скажет что-то, что обратит слова пленника в исключительную ложь. – Он сказал, что у вас нет друзей. Только расходный материал. И ещё, что вы неслучайно взяли меня к себе. Что вам нужна моя жизнь…
Ньютон хотел добавить, что Корвич упомянул и о смерти брата, но внутренний голос предостерёг его, и он замолчал.
Аня вопросительно посмотрела на Гуру, но тот и бровью не повёл. Весь его испытующий взор был сосредоточен на ученике. Но затем он смягчился, и устало выдохнул:
– И ты решил, что это правда?
Ньютон поднял взгляд и вновь увидел перед собой прежнего, измученного дорогой учителя, который целый день нёс малыша на себе и теперь желал только одного – вытащить своих учеников из этого проклятого места.
– Расходный материал, – тихо и задумчиво повторил Гуру, словно пробуя неприятный вкус этих слов. – Я ведь тебе уже рассказывал о прошлом Ордена… – он секунду задумчиво помолчал, но внезапно изменился в лице и заговорил с Ньютоном так холодно и грубо, как в день их знакомства. – Я не собираюсь перед тобой каяться за свои ошибки, сопляк. Если ты не видишь – я пытаюсь вытащить всех нас отсюда живыми, пока ты тянешь время. Если слова человека, который дважды пытался тебя убить, значат для тебя больше, чем мои, прошу к штурвалу, – он ладонью указал на Хосе. – Бери его, садись в лодку, и уплывайте. Но если сгинете здесь – знай, что это был ТВОЙ выбор.
Аня хотела что-то возразить, но Гуру остановил её жестом руки.
– Но прежде чем уплывёшь, верни то, что принадлежит Ордену, – добавил он, глядя на Ньютона.
Оберег во внутреннем кармане штормовки словно ожил и запульсировал в такт сердцу Ньютона, полному сомнений.
– Если выберетесь, пойдёшь своим путём, – сказал учитель. – Я буду знать, что мы ошиблись в тебе, и тогда в твоих интересах, чтобы наши пути не пересекались.
Ньютон глянул на Аню, пытаясь найти подсказку в её глазах. Эти два синих айсберга не могли ему лгать. По крайней мере, ему хотелось в это верить. Он долгие секунды смотрел, ища ответ. И нашёл. Аня не так доверчива, и не всегда понимала Гуру и не во всём его поддерживала. Но, несмотря на это, сейчас она была полностью на его стороне. И в её лице Ньютон видел лишь недоумение и испуг, в которых виноват только он со своей паранойей.
– Простите, – выдохнул, наконец, Ньютон и, смахнув наваждение и влагу с лица грязным рукавом, обошёл лодку и взялся за нос, готовый тянуть. – Сделаем, как вы сказали.
На лице Гуру не отразилось ничего. Он только коротко кивнул, упёрся руками в борт, и лодка, взрезая рыхлый каменный ковёр, заскользила в воду. Когда вода добралась до колен Ньютона, он внезапно ощутил её живительную вибрацию, а с ней своё тонкое тело. Он отпустил лодку и та гладко пошла по воде сама. Он в последний раз посмотрел на худое, увядающее в забвении лицо Хосе.
Гуру запрыгнул в лодку и взялся за вёсла. Задержавшись возле ученика, он тихо произнёс:
– Этого разговора не было. Я дал тебе выбор на этот раз… В другой раз не дам.
Ньютон пристыженно отвёл глаза и покорно кивнул.
* * *
Аня гребла, тревожа зеркальную серую гладь. Ньютон сидел перед ней, с тревогой глядел то на руку, которая вопреки ожиданиям никак не появлялась, то на горизонт, на уменьшающуюся лодку Гуру.
– Что на тебя нашло? – тихо спросила Аня, когда они отошли от учителя достаточно далеко.
Ньютон медленно покачивался взад вперёд, затаив дыхание. В горле застыл солёный ком, не способный обратиться в слова. Мыслями он всё ещё был с Хосе, с Корвичем в пещере, с Гуру на берегу.
Аня подняла вёсла сушиться, коснулась его плеча, и только тогда Ньютон посмотрел на неё.
– С Хосе всё будет хорошо, – сказала она.
Нет, эти глаза не могут лгать. Ньютон взял Аню за руку и внезапно осознал, что несколько минут назад едва не потерял всё, что обрёл в этом безумии, всё, чем дорожил и что не хотел отпускать. Рука в его руке была живой и осязаемой. Скоро они окажутся в мире снов, прекрасном, но бесплотном. И Ньютон вновь станет искать давно забытый сон. Но сейчас он держался за Аню, за её уверенность в глазах-айсбергах, за прекрасную печальную улыбку, как за спасательный круг в море сомнений.
– Мне никогда не доводилось никому доверять, кроме себя и... – заговорил он. – И это привело меня сюда. В мир, который, как мне казалось, избавит меня от сомнений. Я думал, что сделал выбор и на этом всё. Но сейчас сомнений стало ещё больше. И эти сомнения словно душат меня, – он судорожно вздохнул, и на лбу его проступили напряжённые вены. – Каждый раз, когда я выбираю… Каждый раз оказывается, что я ступаю не туда. Я ошибаюсь, и всё становится ещё сложнее. И в такие моменты, я хочу лишь проснуться. Снова оказаться в реальности, где ничего от меня не зависит! Стать блаженным сновидцем… Но мне кажется, что теперь я никогда не смогу проснуться… Проснуться по-настоящему… Так, чтобы не было сомнений. Не было врагов. Чтобы ничьи жизни не зависели от моих решений. Всё просто сон, и точка… И мне страшно, что я уже никогда не проснусь. Страшно, что я ошибся. Страшно снова ошибиться…
– Ты должен радоваться этому, – с тихой уверенностью произнесла девушка.
Ньютон поднял взгляд, и Аня приблизилась к нему.
– Мы свободны до тех пор, пока можем сомневаться. Потому что пока есть сомнения, есть выбор.
– Но что если выбор окажется неверным? Необратимым?
– Выбор не может быть верным или не верным. Выбор это просто одна тропинка из сотни. А на свете нет неверных троп, даже если это тропы в один конец. Если ты сделал выбор, и сомнения остались, просто пойми что, что бы ты не делал, всё могло быть лучше. Или хуже. Но это уже не важно. Потому что всё равно не узнаешь наверняка. Жизнь – это ведь не лабиринт пустой территории, где можно вернуться назад, можно пройти насквозь, а можно затаиться и вовсе ничего не делать. Жизнь – это одна непрерывная линия, которую рисуем мы сами. Сами выбираем, сделать круг, или зигзаг. И каким-бы в итоге не оказался путь – он будет идеальным, – на лице девушки проступила улыбка. – Потому что другого никогда не было и не будет. Тропинок много, но путь всегда один.
Ньютон помолчал, а затем спросил:
– А если от твоего выбора зависит жизнь другого человека?
Аня едва ощутима погладила его большим пальцем по исцарапанному запястью.
– Ты не виноват, Ньютон, – убеждённо произнесла она. – Ни в том, что Корвич сбежал, ни в том, что случилось с Хосе.
Ньютон перевёл взгляд на успокоившуюся воду, в которой они застыли недвижимые, а затем посмотрел Ане в глаза и спросил:
– Ты веришь Гуру?
Аня приблизилась ещё, и он почувствовал её тёплое дыхание, полное жизни. Дыхание и тепло, которого он больше не почувствует в мире снов.
– Я верю Гуру, – уверенно сказала она.
– А я верю тебе.
Аня прикрыла глаза и легко положила свою ладонь ему на затылок. Их лбы и кончики носов соприкоснулись. Ньютон тоже закрыл глаза, коснулся рукой её волос и беззвучно вдохнул то незримое, что чувствовал между собой и Аней.
Так и застыв, они сидели минуты или часы. Затем Аня неожиданно поцеловала Ньютона в лоб. Поцелуй призрака, след от которого всегда остаётся где-то глубже, чем там, куда могут дотянуться органы чувств.
Ньютон открыл глаза. Аня посмотрела на него так, как никогда не смотрела до этого, и вновь взялась за вёсла. Водяная гладь взволновалась и лодка понесла их туда, где свинцовое небо и вода становились единым целым и последним, что вскоре осталось от Эдема.
III
Глава 26. Дом
Аня и Ньютон шли через оранжевый сумрак коридора дверей в молчании.
Возвращение в мир снов действовало исцеляюще – физическая боль, навеянная иллюзиями Эдема, сошла на «нет», но внутренняя усталость оставалась прежней – результат энергетического истощения. У Ньютона едва хватило сил на то, чтобы сменить одежду и «отрастить» левую руку.
Сноходец разглядывал изувеченные стены с облупившейся штукатуркой, летящей к космическому пространству, разглядывал причудливые тени хранителей, растянувшиеся под потолком, и испытывал лишь тоску от вида ничуть не изменившегося коридора, хоть и мечтал оказаться здесь с самого начала похода. Теперь Ньютон понимал: в этом месте, где всё пребывает в непрерывном движении, динамика – всего лишь притворство. На деле всё здесь осталось точно таким, каким выглядело неделю назад. Лишь одни запертые двери сменились другими.
Ньютон держался рядом с Аней, заглядывал в глаза хранителям – в печальные глаза арлекинов, и думал о том, что тени тоже притворяются, будто ничего не произошло. А произошло многое: два человека погибли, судьба ещё двоих неизвестна.
Казалось, прошла не неделя, а намного больше. Ньютон не знал, насколько больше, но этого точно должно было хватить, чтобы мир снов заметил их отсутствие и ощутил те перемены, которые теперь чувствовал он сам. Пустота, отчуждение – всё то, что прежде преследовало его лишь в реальности, теперь настигло и в мире снов.
Раньше Ньютону казалось, что этот тонкий холодный мир заполняет его. А теперь внутри будто что-то оборвалось и навсегда затерялось где-то в Эдеме, вместе с криком Хосе, разнёсшимся над ущельем, вместе с теми двумя, которых Гуру назвал врагами и которые больше никогда не проснутся.
Хранители провожали сноходца тихим монотонным шипением, словно подтверждая его мысли. Даже если бы я сам не вернулся, ничего бы здесь не изменилось. Как не вернулась Ольга и Большой…
Ньютон практически не знал их, но они были единицами из тысячи. Те, кто пробудился и наполнил этот мир частью себя. А теперь их нет, и этот мир жрёт их пустые комнаты где-то на окраинах общей территории.
Ни реальность, ни мир снов, ни вы, мысленно обращался Ньютон к равнодушным хранителям, не умеете понимать или сочувствовать. Вы, как и миллиарды сновидцев, можете лишь равнодушно наблюдать, оборонять то, что считаете своим, и потреблять, когда приходит время.
Стражей не тревожило разочарование молодого сноходца. Они смотрели прямо на него и вместе с тем словно не замечали.
– Не рад вернуться? – голос Ани вытащил Ньютона из плена мрачных мыслей.
Он только пожал плечами.
– Теперь ты понимаешь? – девушка посмотрела на него. – Понимаешь, почему меня не влекут ни охота за артефактами, ни остальные дела Ордена.
– Кажется – да, – тихо ответил Ньютон. – Я не ждал, что будет легко. Но… – ему хотелось что-то добавить, но он не смог найти слов.
– Да, – Аня понимающе кивнула. – Всё всегда оказывается сложнее, чем кажется вначале.
– Как думаешь, Гуру с Хосе уже вышли из Эдема? – спросил Ньютон чуть погодя.
– Скорее всего.
Они прошли ещё несколько дверей, прежде чем он решился задать не покидающий голову вопрос:
– Если Гуру успел вытащить Хосе, почему мы не встретились с ним здесь?
– У нас ведь не было договорённости встретиться, – спокойно ответила Аня. – Да и малыш наверняка вернулся в свою комнату.
– Нет, – Ньютон отрицательно покачал головой. – Я его знаю. Он бы точно первым делом захотел отыскать меня после всего, что мы… Что он пережил. И я не чувствую его присутствия в мире снов. Совсем ничего…
– Может, его выбросило на неизведанную локацию? В этом случае у тебя маловато шансов найти его – сам знаешь.
Ньютон хотел возразить, что этого сорванца он бы везде отыскал – беспочвенная уверенность, но так ему почему-то казалось теперь. Затем он остановился и достал из кармана чистых брюк оберег Ордена и всмотрелся в красный камень.
– Если бы Хосе был в беде, – заговорил он, не отрывая глаз от переливающейся в камне энергии. – То эта штука дала бы мне знать, верно? У Хосе ведь тоже есть оберег.
– Конечно, – ответила Аня и взяла его за руку, скрыв камень ладонью. – Но Хосе в безопасности. Гуру вытащил его.
Ньютон пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь распознать ложь, о которой намекал ему Корвич.
– Откуда такая уверенность?
Аня словно заметила его недоверие и отпустила руки.
– Если бы с Хосе что-то случилось, – сказала она. – Гуру не стал бы мешкать. Он спрятал бы где-нибудь артефакт и вернулся к нам, чтобы сообщить.
– Перестань, – Ньютон прыснул, убрал оберег, и оба зашагали дальше. – Мы оба знаем, что Гуру не стал бы рисковать артефактом после стольких усилий.
На этот раз Аня ничего не возразила, а через ещё несколько шагов неожиданно оживлённо произнесла:
– Эй! Мы ведь можем навестить Хосе в его комнате. Даже если он сейчас не в мире снов, мы будем знать что с ним всё в порядке.
– Я не знаю, где его комната, – с горечью признался Ньютон.
– Правда?
– А чему ты удивляешься? Гуру ведь говорил, что не стоит открывать своё подсознание посторонним.
Он снова вспомнил тот день, когда Хосе упрашивал его взаимно показать друг другу свои комнаты. «Будем ходить друг к другу в гости! У меня роскошно! Устрою тебе экскурсию по своему городу, если захочешь! Устрою её для тебя, гринго! Ты ведь не был на Кубе?». Ньютон понял, что в тот день очередной раз ошибся, сказав малышу – «Нет».
– Да, я знаю насчёт Гуру. Он строгий, – задумчиво произнесла Аня. – Просто мне казалось, что запреты Гуру точно не для Хосе. Да и вы так сблизились, я подумала, что вы вроде как подружились…
– Мы друзья! – неожиданно резко произнёс Ньютон и замер, точно парализованный. Поймав на себе Анин сочувствующий взгляд, он опомнился и, глядя себе под ноги тихо повторил. – Да. Мы друзья.
Теперь, когда судьба друга оставалась неизвестной, Ньютон был уверен в сказанном.
– Что будешь делать, пока Гуру не вернётся? – спросила Аня через какое-то время.
– Не знаю, – не до конца честно ответил Ньютон и, подумав, добавил. – Попытаюсь отыскать комнату Хосе.
– Начнёшь прямо сейчас?
– Нет, – Ньютон нервно усмехнулся. – Сначала проснусь, проверю, как там в реальности. Может, мать объявила тревогу и меня нашли в моей пустой квартире «впадшим в кому». Придётся объясняться.
Анино лицо украсила улыбка:
– Так чего же ты всё ещё здесь? – спросила она и её глаза игриво прищурились. – Ты что, провожаешь меня?
Ньютон пожал плечами и чуть смущённо ответил:
– Как будто бы да.
– А ты джентльмен. Но, можешь не волноваться, здесь то со мной точно ничего не случится.
– Как знать, как знать… Не забывай, что Корвич на свободе.
– Уж с ним-то я справлюсь, – отмахнулась девушка. – Если, конечно, он наберётся храбрости явиться.
– Ну да, как же… – Ньютон улыбнулся. – Ты ведь укротительница арлекинов – великая и прекрасная!
Аня тихо рассмеялась, осторожно глядя на тени бдительных стражей.
– Только не придумывай мне прозвища в этот счёт. Не хочу быть Мальвиной.
– И в мыслях не было.
Когда они подошли к двери с цифрой «43» и остановились, Ньютон вдруг замялся:
– Я хотел спросить… – начал он, почесывая затылок. – Ты говорила, что больше не хочешь участвовать в делах Ордена, после возвращения и всё такое…
– Я не передумала насчёт Ордена, – серьёзно сказала Аня. – И теперь с меня точно достаточно и Лиги, и артефактов, и Эдема.
– А что насчёт нас? – Ньютон осторожно заглянул ей в глаза и вновь вспомнил ту ночь под проливным дождём, когда они спасали друг друга от холода, и почувствовал, что невольно краснеет. – То есть, меня ты тоже не хочешь видеть, раз уж я остаюсь членом Ордена?
– А ты действительно хочешь дружить со мной? – неожиданно просто и открыто спросила Аня.
Ньютон попытался изобразить удивление.
– Не прикидывайся. Ты же подслушивал в ту ночь, – неожиданно на щеках Ани тоже показался едва заметный румянец. – Гуру с чего-то решил, что ты хочешь дружить со мной. Это так?
– Да. Всё так.
Они смотрели друг другу в глаза, перебегая со зрачка на зрачок, точно как дети играют в «гляделки», а затем оба неожиданно рассмеялись этой глупости.
– Ну ладно, – сказала Аня. – Как выйдешь из «комы», заходи.
– Приду, – пообещал он.
– Значит увидимся?
– Точно увидимся.
Напоследок Аня подарила ему непринуждённую улыбку и исчезла, едва повернув шарообразную металлическую ручку, в которой ещё долго отражался одиноко стоящий в тусклом свете ночников Ньютон, ожидающий своего пробуждения.
Глава 27. День рождения
В квартире воздух показался ему таким же густым и спёртым, как энергия древнейших локаций.
Виктор раскрыл окно и жадно вдохнул морозный воздух. Шум проспекта разогнал тяжёлую сонную муть, и он огляделся: на тротуарах и газонах лежал первый снег, который под ногами прохожих быстро превращался в грязь.
Окончательно придя в себя, он отправился в ванную.
Всё тело ныло так, будто Виктор, в самом деле, целую неделю пробыл в походе. Шрамов от зарослей, комариных укусов и мелких ушибов на теле не осталось, однако на лбу красовалось чуть различимое серое мозолистое пятно. Виктор долго разглядывал эту отметину, перед зеркалом, догадываясь, что теперь она будет с ним до самой смерти, как и ожог на шее.
– Ньютон геройствует, а ты страдаешь, – сказал он вслух и сочувственно улыбнулся.
Он сбрил щетину и пока чистил зубы, почувствовал, как в тощем брюхе забурлило и заурчало, словно нечто живое возмутилось от голода.
– Нечестно, – добавил он, вспоминая тушёнку Гуру, которой они питались неделю. – Ранения на теле отражаются, а еда в желудок всё же не попадает.
Чтобы немного «раскочегарить» пробуждённую от анабиоза пищеварительную систему, Виктор выпил пару стаканов воды и сел за дневник. Он устало выдохнул, задержав ручку над чистой страницей. Затем он отложил её и медленно прошуршал по исписанным страницам дневника большим пальцем и удручённо вздохнул – даже этот внушительный объём мерк в сравнении с тем, сколько ему предстояло написать теперь.
Он даже с трудом мог вспомнить, с чего начался поход, и всё же, набравшись терпения, стал писать. Сперва нехотя, но вскоре и рукой и мыслями Виктора завладел Ньютон, чей голос непрерывно зазвучал в голове: «Вот это важно, и это. Да, нужно записать. Вспоминай и ничего не забывай!».
Он вновь пережил страх перед чёрным «ульем» кишащих всюду хранителей, восхищение Аней, усмирившей демонов лишь улыбкой, а затем фантомную боль, когда локация провалилась в Эдем. Знакомство с Ольгой и Большим, и скорый взрыв башни, и через несколько минут их смерть. Затем Лихорадка, воскрешение и долгий путь через пустыню. Еда Гуру, добродушные издёвки Хосе над пленником по имени Корвич. Затем мутное озеро-колодец и побег Корвича. Путь через ливень, ущелье и самая холодная в жизни Виктора ночь и объятия Ани. Затем драка с Корвичем в пещере. А затем и разговор с пленником.
«Хочешь узнать правду о себе и о брате?»
Виктор ошарашенно замер над этой строчкой, но быстро продолжил писать, боясь потерять нить.
Падение Хосе. Этого не случилось бы, – мельком подумалось ему. Если бы не моё милосердие и жалость – ещё одна ошибка, из-за которой кто-то пострадал.
Закончив, Виктор вернулся к диалогу с Корвичем.
«Найди меня в мире снов. Дубовая дверь с кованной решёткой. На решётке чёрный грифон. На левой его лапе эмблема Лиги Весов. Отыщи меня, но до тех пор берегись Гуру! Делай вид, что ничего не произошло. Подыграй. А когда мы снова встретимся, ты узнаешь правду. И сам выберешь сторону».
Эти слова Виктор обвёл несколько раз. Тревожное чувство буквально сочилось со страниц и охватывало Виктора вместе с волей того, кем он был в мире снов.
– Нужно узнать, что не так с Гуру и что стало с Хосе, – тихо прошептал Виктор.
Крик малыша всё ещё доносился из памяти слабым эхом.
Внезапно из коридора донёсся телефонный звонок. Виктор вздрогнул. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что значит этот громкий ритмичный звон.
Это оказалась мама, и Виктор неожиданно для себя обрадовался её чуть севшему, но всё ещё красивому молодому голосу так сильно, словно не слышал его несколько лет.
– Ох, а я уже и не надеялась дозвониться! Звонила вчера. Надеялась, ты вернёшься к вечеру, как и обещал.
– Я предупреждал, что экскурсия может затянуться, – Виктор спустился на пол и сел на пыльные туфли. – Только сегодня утром вернулись…
Женщина на том конце провода демонстративно кхекнула, перебивая, и заговорила со странной торжественностью:
– Прежде чем вы начнёте рассказывать о своей поездке, профессор, позвольте поздравить вас с днём Рождения!
Виктор не следил за календарём уже долгое время. Значит, сегодня 27-е октября.
– Хоть ты и не любишь этот день, – продолжала мама. – А я всё равно поздравляю тебя. И желаю всего, чего сам себе желаешь!
– Оригинально, – съязвил Виктор, а затем смягчился. – Спасибо, мам.
– Я выслала тебе денег вместе с подарком. Хотела приехать сама, но я же знаю, как ты не любишь сюрпризы. Никогда не любил.
– Нет более здравомыслящей женщины на свете, чем вы, Елена Сергеевна, – с деланным почтением произнёс Виктор.
– Благодарю вас, профессор, – подыграла мать и, чуть помедлив, щёлкнула зажигалкой. – Ну, как поездка?
– Неплохо.
– Неплохо и всё?
– Ну да. Неплохо.
– Узнал что-нибудь новое? Что интересного видел?
Виктор подумал и соврал первое, что пришло на ум:
– Ездили на Ленина смотреть.
– Ого! И как он там?
– Он знал лучшие дни.
Женщина одобрительно посмеялась, и странным образом через тонкую нить проводов Виктор почувствовал материнское тепло и понимание, какого не чувствовал с самого детства. Недавние тревоги словно отошли на второй план, и он выпалил:
– А вообще, поездка была просто замечательной, если честно!
– Так-так-так, это уже интереснее.
Виктор прикрыл глаза, представляя, как мама тоже садится удобнее в кресле и стряхивает пепел с сигареты.
– Подружился с кем-то? – спросила она.
– Да. С девушкой.
– О божечки! Неужели у тебя появилась подружка?
– Ну, можно и так сказать. А что в этом удивительного?
– Ничего удивительного! Просто я очень рада за тебя, – голос женщины прозвучал искренне.
Виктор обнял телефонную трубку головой и шеей так крепко, словно лучшего друга, но внезапно помрачнел.
– Подробности, профессор, подробности! – требовала женщина. – Как зовут твою подружку?
– Мам, – тихо произнёс Виктор.
– Что такое? – в её голосе послышалась та же напряжённость.
Почувствовав, что она чувствует, он решил «зайти издалека»:
– Мам, как там расследование?
Женщина ответила не сразу.
– Ничего нового, – сдержанно сказала она, наконец. – Да и не будет уже, наверное. Ты же сам в прошлый раз так сказал, – в этих словах улавливалось скорбное смирение. – Я уже и не надеюсь… А почему ты спросил?
– Да так, просто.
– Я же знаю тебя, Витенька, – строже сказала женщина. – Ты никогда ничего не спрашиваешь «просто так». У тебя что-то случилось?
– Нет, нет, ничего такого, – попытался успокоить её Виктор. – Просто во время экскурсии, я познакомился ещё кое с кем…
– Кое с кем?
– Да так. Один парень с зоологического. Мы с ним немного пообщались. Я ему рассказал об Артуре, и он натолкнул меня кое на какие мысли. Это может ускорить расследования о его убийстве.
– О Боже! – воскликнула мама. – Что это за парень? Он что, знал Артура? Он был его другом или вроде того? Он ничего тебе не предлагал? Боже, Витя, с кем ты связался?!
– Нет, мам! – чуть рассердившись, перебил её Виктор. – Ничего он не предлагал мне! Да он и не знал Артура.
– А что тогда?
– Я скажу, если прекратишь перебивать, – Виктор тяжело вздохнул и выждал несколько секунд тишины, собираясь с мыслями. – У этого парня отец военная шишка, вот и всё. Я ему рассказал об Артуре и тот пообещал помочь, через отца.
– Сынок, ты – не Артур! – словно с упрёком произнесла женщина. – Ты совершенно не умеешь врать! Либо ты что-то недоговариваешь, либо ты всё выдумал. Правда, я не знаю – зачем? Решил пошутить надо мной? Поиздеваться? Ты таким образом мстишь мне за что-то?
Виктор до боли прикусил кончик языка, проклиная себя за то, что заварил эту кашу.
– Нет, мама. Нет! Я не вру и не издеваюсь. Всё как я рассказал. Клянусь тебе!
– Ты можешь дать мне номер телефона этого твоего нового друга? – почти потребовала мать. – Я бы хотела поговорить с его отцом.
– Мам, это неудобно будет. Он занятой человек. И к тому же, я дал твой номер. Если что-то нужно будет, он сам тебе позвонит, – Виктор покачал головой и сожалением добавил. – Да и не нужно было зря тебя обнадёживать… Может ничего и не выйдет.
– Витя, – женщина глубоко вздохнула. – Ты не должен забивать себе голову такими проблемами. Конечно, ты, молодец, что воспользовался ситуацией. Но я не хочу, чтобы ты переживал так, как переживаю я…
Виктор закатил глаза к потолку.
– … ходи на учёбу, общайся с друзьями, – она неожиданно шмыгнула носом. – Прошлого не вернуть. Я с этим смирилась... Пытаюсь.
Виктор прикрыл глаза и буквально увидел слёзы, стекающие по материнским щекам, от чего в сердце у него защемило.
– Его уже не вернуть, – проговорила мать, предательски всхлипывая. – Нам нужно просто смириться и жить дальше. Верно? Скажи мне, сын. Верно?
Виктор прикусил добела сжатый кулак. Не забивать голову? Оставить всё? Сдаться? Кто должен узнать правду, если не мы с тобой, мам?
– Почему ты молчишь?
– Да, мам, прости, – смиренно ответил он на выдохе. – Всё верно ты говоришь. Я, правда, не хотел тебя расстраивать. Забудем об этом.
Они оба молчали так долго, что казалось, весь мир буквально исчез в этой вязкой душной тишине.
– Береги себя, сынок, – наконец как можно заботливее произнесла женщина.
– Да, мам, – сказал Виктор. – И ты себя.
Он ещё какое-то время сидел на полу, оставив гудящую трубку свисать на проводе. В квартире было слишком тихо. Даже проспект за окнами жужжал как-то вяло, совершенно по воскресному. Затем Виктор повесил трубку и вернулся в спальню. У плачущего окна молчали иссохшие трупы растений. Он долго стоял над ними и водил по их хрупким стеблям пальцем, смотрел на сухую землю в горшках, разглядывал белый обшарпанный подоконник, усеянный мёртвыми мошками.
Затем Виктор взглянул на пол, где на уродливом узорчатом ковре лежала скомканное верблюжье одеяло и простыни. Ему захотелось лечь и уйти в мир снов, но внезапно в животе зажгло сильнее прежнего, и он скривился от боли.
* * *
Едва Виктор вышел во двор, усыпанный снегом и резвящейся детворой, как наткнулся на двух старух.
Они сидели на покосившейся скамейке и встретили его подозрительными взглядами. У одной в руках была трость, у другой котомка с продуктами. Обе озабочено скривили сухие рты, когда однорукий прошёл мимо и вежливо поздоровался.
Не успел Виктор отойти от подъезда и на несколько метров, как старушки оживились.
– Видела? Это Витька – наркоман местный, – со знанием дела шепнула старуха с тростью.
– Да что ты? – охнула вторая.
– А чего? Не видно что ль? Вон какой серый. Глаза впалые, сутулый, худой, как скелет, видела? – старушка постучала костылём по мокрому асфальту, точно судейским молотком. – Он из дому почти не выходит. Это внук Павловны, царствие ей небесное. Как померла она, так он и переехал. Внук еёшний. Учится где-то, значит, а сам из дому почти не выходит… Ну, точно говорю, наркоман и есть. И изрезанный весь, заметила? И вообще он всё время помятый какой-то. А недавно чуть весь дом не спалил! Но я вовремя наорала на него! Нет... Не то нынче поколение. Не то!
Скрывшись от взглядов старух за углом дома, Виктор остановился, ладошкой сгрёб немного снега с крыши ближайшей машины и приложил к подбородку, где всё ещё кровоточили несколько бритвенных порезов.
– А однорукий он, знаешь почему? – громче заговорила бабка, словно стараясь оповестить весь двор. – Потому что родился он не один, а с братом-близнецом. Сросшиеся они были, представляешь?
Виктор посмотрел на снег в ладони. Он быстро таял, и по пальцам растекалась полупрозрачная розовая жидкость.
– Ну а потом их, эт самое, разделили. Операцию сделали. Они ещё совсем маленькими были. Вот так вот. Этот – Витька, а брата звали Артуром. Я-то всё знаю... Потому что мать часто отправляла этих двоих к Павловне на каникулы. А с Павловной я дружила... Да... Павловна была образцовым гражданином и, что самое главное, истинной коммунисткой!
Виктор ухмыльнулся, собрал ещё немного снега и побрёл к проспекту.
В магазине он купил молока, круп, немного консервированных овощей. Он долго разглядывал пирожное на полупустой витрине, пока визгливый голос продавщицы не заставил его опомниться.