Ее автоответчик. Он, возможно, еще включен.
Увидев за видеосалоном телефонную будку, она зашла в нее и тут заметила, что в видеосалоне наценка в 99 центов в честь Сьюзен Колгейт. Набрав код своего автоответчика, она определила, что ей звонили пять раз.
«Сьюзен, это Дрима. Я подсчитала, что четверг должен быть счастливым днем для тебя и для Криса. Как твой нумеролог, я советую, нет, я умоляю тебя как можно скорее накупить кучу лотерейных билетов, а когда выиграешь, приобрети новые тормоза для моей развалюхи, которая продолжает разваливаться. Поужинаем вместе в следующий вторник. Перезвони мне».
«Ми-и-сс Кол-л-л-л-гейт… это Райан из видеосалона. Вы уже на шесть дней просрочили ваши кассеты. Вы знаете, как жестко мы обходимся с теми, кто доставляет нам неприятности. Да, кстати, я видел вас в «Заливе „Динамит“», вы были там чертовски хороши. Дьявольски. Я знаю, что нарушаю правила, говоря такое клиенту, но все равно вы были чертовски хороши. Это Райан. Скажите мне привет, когда зайдете в следующий раз».
Звонок через спутник, и слышно, как повесили трубку.
Еще один звонок, и снова повесили трубку.
Тот же звонок третий по счету и оборвавшееся «Суз…». Это был Крис, и после следующего звонка в трубке прорезался его голос, очень пьяный. «Я…» В трубке приглушенно звучала немецкая речь, и были различимы звуки, обычные для бара или ресторана. «Ты…» Что-то там со звоном упало. «Думаю, пришло время прогуляться, милая». Мужской голос спросил Криса, с кем он говорит, и тот ответил: «С Максом из Санта-Барбары». Крис еще немного подышал в трубку, а затем повесил ее.
Сьюзен посмотрела на реку цвета карамели в желтом рассеянном свете садящегося солнца. Она слышала звуки проезжавших мимо грузовиков и идущих на посадку самолетов. В машинах на противоположном конце стоянки ревела музыка – там курили и обнимались подростки. Она взяла свою спортивную сумку, перепрыгнула через небольшой колючий кустарник и пошла по обломкам камней и ржавому промышленному мусору к берегу реки. Рукой попробовала воду – холодная, такая бывает в дешевых бассейнах. Потом она сняла всю одежду и парик Карен Гэлвин – от париков голова у нее всегда чесалась и потела – и осторожно вошла в Моми-ривер, ступая медленно, ощупывая пальцами глину и камни. Кожа сразу покрылась мурашками, и Сьюзен вся судорожно сжалась, но вот наконец она, как выдра, нырнула в бурую жижу и вынырнула уже почти на самой середине реки. Вскоре она уже намыливала голову шампунем, оставленным Рэнди Монтарелли на ее алтаре. Выбравшись из воды, Сьюзен насухо вытерла волосы, затем, одевшись, снова надела парик.
|
|
Сьюзен поднялась вверх по берегу и пошла к торговой зоне, где были забегаловки, авторынки и перекрестки со множеством светофоров. Уже почти совсем стемнело, ей хотелось есть, а энергетические батончики порядком надоели. Здесь не было тротуаров, и ей казалось, что она все вокруг видит впервые – мигающие светофоры, машины, указатели, огни и ярко освещенные витрины. Она уловила запах жареной курицы, но, потратив последние центы на билет, сейчас ничего не могла купить. Голод становился все ощутимее. Сьюзен шла уже несколько часов. Она прошла мимо восьмидесяти «Уендиз», сотни «Тако Белз», семисот «Эксонз» и наконец подошла к девятисотому «Макдоналдсу» и решила зайти в туалет.
|
|
Направляясь в ресторан, она заметила, как через служебный ход вышел человек и выбросил на помойку полный поднос нераспроданных бургеров в обертках. Сьюзен поняла, что ей представился шанс. Она подошла к помойке, ловко запрыгнула внутрь мусорного контейнера и стала набивать сумку теплыми чизбургерами в обертках. Добыча. Тут она услышала приближающиеся голоса. Сьюзен бросила сумку наружу, сжалась в комок под закрытой правой крышкой и стала прислушиваться к болтовне подростков.
– Вот закроем лавочку, и пойду в бар. Пойдешь со мной?
– Она все еще на тебя обижается?
– Ни капли!
Второй говоривший бросил в бачок два мусорных мешка, которые скатились к ногам Сьюзен.
– Я заплатил за ее татуировку, и теперь она очень мила со мной…
Бум!
Крышка бачка с грохотом захлопнулась. До Сьюзен донесся приглушенный разговор о женщинах, и потом она ясно услышала, как крышку у нее над головой запирают на ключ.
Глава десятая
– Подумай только, какими красивыми мы будем, когда ты проснешься.
– Мам, но ведь терпеть все это приходится мне, а не тебе.
– Сьюзен Колгейт, я чуть не разорилась, чтобы исправить твою челюсть, и теперь не время быть неблагодарной. А сейчас возьмись за мой палец и считай обратно от ста.
Сьюзен взялась за палец Мэрилин и принялась считать: «Сто, девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь…» – и закрыла глаза. Когда она открыла их, в комнате было прохладно и сумрачно. Мэрилин сидела в углу и курила. Докурив сигарету ровно до половины, она загасила ее и прикурила другую («Курить окурки вредно, дорогая»). Подняв голову, она заметила, что Сьюзен открыла глаза: «Ах ты, моя сладкая! Вид у тебя просто сказочный», – и она, вся лучась от гордости, бросилась к Сьюзен, лицо которой было сплошь в кровоподтеках – синих, оливковых и желтых, – ее челюсть была разломана, снова собрана и теперь перебинтована.
|
|
Сьюзен ощупала свое лицо, казавшееся чужим, как резиновая маска-страшилка. На носу была шина.
– Мбой ндос! Что случилось?
– С днем рождения! Мне тут как раз подвернулся доктор, который заодно исправил тебе и нос. Мы будем выглядеть потрясающе.
– Нды ндала им изурондовать мбой ндос?
Голос звучал приглушенно, как будто на нее навалили целую кучу ковров.
– Изуродовать? Ну, это ты уж слишком. Теперь у тебя будет замечательный носик, не хуже, чем у ДженниЛу Уилер, «Мисс Арканзас».
– Эндо же… мбой ндос.
Ее тошнило. Челюсти болели.
– Не переживай так, радость моя.
Сьюзен попробовала пошевелиться – тело казалось непомерно тяжелым. Ей никак было не преодолеть силу тяготения.
– Мы должны оставаться здесь, в послеоперационной палате, еще шесть часов, – сказала Мэрилин. – Как ты себя чувствуешь?
– Голова кружится и тошнит.
– Это от обезболивающих. Сьюзен! Мы продаем все и переезжаем в Вайоминг. Надеюсь, ты не забыла об этом?
– Я нде хочу переезжать в Вайомбинг, мама. Это была твоя идея. Бне уже пятнадцать лет. И я тоже имбею право голоса в таких делах.
– Ах ты, предательница! – улыбнулась Мэрилин.
– Мам, я слишком устала ругаться. Приндеси мне зеркало.
Услышав это, Мэрилин не стала особенно торопиться.
– Я что – так плохо выгляжу?
– Вопрос не в том, плохо или хорошо, дорогая. Просто поверь моим глазам. Ты вся в повязках, так что вид у тебя жуткий.
– Мам, дай мде наконец это дурацкое зеркало.
Мэрилин взяла со столика зеркало с желтой ручкой. Сквозь открытую дверь было видно, как по коридору возят взад и вперед перевязанных пациентов. Мэрилин поднесла зеркало к лицу Сьюзен.
– О-го-го. Я похожа на использованный памперс, который скатали и выбросили в мбусорное ведро.
– Слишком богатое у вас воображение, юная особа, – сказала Мэрилин, быстро убирая зеркало. – Через три недели ты будешь выглядеть просто потрясающе! Ты хоть представляешь, что это значит? Я уже договорилась с фотографом. Бывший хиппи. Из бывших хиппи получаются самые хорошие фотографы. Даже непонятно почему. Но таковы факты.
Она закурила новую сигарету.
– Кстати, о ДженниЛу Уилер: мне рассказывали, что накануне конкурса «Мисс Дикси» она так накачалась коктейлями с кучкой сенаторов, что глаза у нее распухли, и пришлось ставить пиявки, чтобы убрать мешки под глазами. Я никогда тебе этого не рассказывала?
– Нде-а. Нде рассказывала.
– Два дня из нее текла кровь, как из свиньи, которую режут, и поэтому она проиграла конкурс. По крайней мере, так говорят.
– Чудесная история, мама.
Сьюзен расслабленно откинулась на подушку. Вошедшая в палату сестра попросила Мэрилин погасить сигарету.
– Простите, барышня, мы что – сейчас в Москве?
– Таковы правила, миссис Колгейт.
– Где ваш хозяин? – спросила Мэрилин.
– Это больница, а не «Макдоналдс», миссис Колгейт. У нас нет «хозяев».
– Мам, это же больница. Брось сигарету.
– И не подумаю, Сьюзен. Пока эта нахалка передо мной не извинится.
– Таковы правила, миссис Колгейт.
Тут сестра раздумала продолжать спор и вышла. Мэрилин победоносно перевела дух.
– Я всегда одерживаю верх, верно, Сьюзен?
– Да, мама. Всегда. Ты королева драмы.
– И это комплимент?
Сьюзен решила, что умнее всего будет закрыть глаза и притвориться спящей. Уловка сработала. Мэрилин вернулась к журнальной анкете и выкурила победную сигарету. Сьюзен мысленно пролистала каталог драм без антрактов, участницей которых была Мэрилин, припомнился, например, случай, как когда-то в раздевалке ее мать прицельно выпалила из флакона с рапсовым маслом на купальник «Мисс Орландо», это произошло после жестокого состязания в исполнительском мастерстве. Сьюзен исполняла «К Элизе» Бетховена, а «Мисс Орландо» исполнила одну из «Гольдберг-вариаций» Баха, что могло склонить в ее пользу даже самого музыкально неискушенного слушателя. В результате рапсовой атаки (причастность к которой Мэрилин так и не удалось установить) «Мисс Орландо» была вынуждена взять на время купальник у «Мисс Чаттануги» и проиграла конкурс.
Сьюзен выиграла норковое манто и поездку на уик-энд в Вайкики – вместо манто и поездки они взяли наличные, которые ушли на то, чтобы покрыть дорожные расходы и заплатить по домашним счетам. Деньги – это, конечно, было здорово, но, вне всякого сомнения, не только из-за гонораров стоило участвовать в конкурсах красоты. «Сьюзен, нет такого ценника, который можно было бы прилепить к превосходству и совершенству. Будь ты даже самой богатой девушкой на земле, неужели ты думаешь, что смогла бы просто купить себе корону? У победительниц есть огонь в душе, о котором даже и помыслить не могут те, кто ни разу не побеждал».
С тех пор как Сьюзен стала подражать Барби и начала завоевывать на конкурсах один приз за другим, клетки, в которых Мэрилин когда-то держала кроликов, чтобы наскрести денег на платья, канули в прошлое.
Когда дела шли хорошо, когда Мэрилин и Сьюзен уверенно двигались к победе, благоухая дорогими шампунями и лаками, Сьюзен и представить себе не могла другого, более интересного детства и другой такой же замечательной и щедрой матери, какой становилась в такие периоды их жизни Мэрилин.
Школа в расчет не принималась. Мэрилин регулярно звонила туда и врала, что Сьюзен болеет. Вместо школы она заставляла Сьюзен читать по три книги в неделю, а также брать уроки дикции, современного танца, фортепиано, изящных манер и французского.
– Школа – для неудачников, – говорила Мэрилин, закончив травить очередную байку о больных почках дочери кому-нибудь из завучей. – Поверь мне, милочка, ты никогда не проиграешь, если научишься всем штучкам, которым я тебя учу.
И Сьюзен не проигрывала. Этой мыслью она себя успокоила, и ее притворный сон растворился в настоящих сновидениях.
Глава одиннадцатая
Через полгода после того как Сьюзен сделали косметическую операцию, Мэрилин прочитала в бюллетене конкурсов красоты, что член жюри, прежде неблагосклонно относившийся к Сьюзен, войдет в состав жюри следующего конкурса, который должен был состояться через неделю после Дня поминовения в Сент-Луисе. Мэрилин знала, что прошлой осенью именно этот член жюри, Юджин Линдсей, подал решающий голос против Сьюзен после того, как она исполнила «К Элизе» на конкурсе молодых талантов. После событий того вечера, сидя за банкетным столом, Мэрилин, в одиночестве попивая двойную водку с тоником, услышала голос Линдсея: «Я уже по горло сыт этими заводными роботами и их механическим исполнением Бетховена. Я столько слышу это чертову мелодию, что мне кажется, что я нахожусь в Чистилище, спроектированном тем же хреном, который подбирает фоновую музыку для билетных касс „Дельта Аэрлайнс“». Мэрилин поразило даже не то, в каких выражениях он выплескивал свои чувства. Ее буквально ошеломило то, что она слышит такое правдивое выражение темных мыслей, которые таятся в душах членов жюри. Мэрилин поняла, что «К Элизе» и в самом деле всем надоела, и тогда она решила, что Сьюзен должна исполнять попурри из фильма «Бриаллинтин».
Как противник, Юджин Линдсей был слишком красив, и Мэрилин никак не удавалось сплотить против него других конкурсных мамаш («Ну что ты, милочка, – сказала ей одна из таких мамаш, – я бы такому мужчине дала себя до полусмерти затискать»). Хотя в повседневной жизни Юджин всего лишь знакомил телезрителей с прогнозом погоды, Мэрилин знала, что когда он умрет, то наверняка окажется самым крупным торговцем «фордами» на небесах. Юджин двигался по жизни стремительно, как мчащаяся «скорая», вызывая безграничное благоговение у всех, мимо кого проносился. Он комментировал прогноз погоды в вечернем выпуске индианского филиала NBC, а с конкурсами красоты связался через свою жену, Ренату, которая продавала по рассылаемым каталогам платья для полных и между делом занималась и шиньонами.
Накануне конкурса молодых талантов Америки Мэрилин настояла на том, чтобы они со Сьюзен съездили в Блумингтон, родной город Юджина Линдсея. «Маленькое расследование, милочка. Хочу навестить магазин Ренаты. Это будет весело».
Скоро Сьюзен поймет, что ее мать – просто неуправляема, но в этот раз она послушно последовала за матерью в Блумингтон. Они шли по блумингтонскому аэропорту, а багаж окружал их подобно астероидному поясу, причем Мэрилин побеспокоилась о том, чтобы небольшие виниловые оконца на сумках с платьями смотрели наружу: «Пусть все видят, что путешествует маленькая звезда».
Такси в аэропорту не было. Трое каких-то прилетевших стояли на остановке такси, вытягивая шеи, словно здесь, как на Манхэттене, сейчас понаедет целая армада такси. Вскоре подъехало одно такси, и, когда машина остановилась, Мэрилин ухватилась за ручку дверцы, вызвав негодование ожидавших. «Эй, леди, здесь, между прочим, очередь».
Мэрилин развернулась, сняла темные очки размером с тарелки, пронзила убийственным взором своего обвинителя и устремилась вперед.
Они зарегистрировались в гостинице, затем зашли в расположенный неподалеку магазин Ренаты, который был довольно любопытен. Сьюзен решила, что, несмотря на то что Рената торгует одеждой больших размеров для конкурсов, у нее самой жира на теле как в диетической коле и в трех орешках. Пока Мэрилин разговаривала с Ренатой, Сьюзен бродила по магазину, который ее приятно удивил, поскольку здесь было множество изделий художественного промысла.
Позже, к вечеру, в номере гостиницы Мэрилин предложила дочери прокатиться.
– У нас нет машины, мама.
– Я взяла одну напрокат, пока ты занималась в тренажерном зале.
– И куда мы поедем, мам?
– Увидишь.
– Опять какая-нибудь гадость?
– Сьюзен!
Мэрилин поджала губы и посмотрела на дочь, одетую в спортивные штаны и серый свитер.
– Ладно. Пошли.
Мэрилин принесла две пары садовых перчаток, упаковку мешков для мусора и два карманных фонарика. Они сели в машину и поехали по извилистым улочкам.
– Этот парень, Линдсей, живет здесь? – спросила Сьюзен, глядя на гараж для трех машин, освещенный так же красочно, как руины замка в аквариуме, и окруженный живой изгородью из вечнозеленых растений, которая поглощала все звуки, как беруши.
– Тсс!
Мэрилин выключила фары, не доехав до дома Линдсеев.
– Просто помоги мне, милочка.
Они тайком пробрались к мусорным бачкам, и Мэрилин сдвинула крышку одного из них.
– Красиво упаковано. Как рождественский подарок. Сьюзен – только тихо, – помоги мне вытащить мешок.
Когда Сьюзен вытаскивала мешок, он звучно, сочно пукнул, стукнувшись внутри о бачок, и она рассмеялась.
Пять красиво упакованных мусорных мешков заполнили багажник и заднее сиденье. Машина со все еще не горящими фарами с визгом тронулась с места, Мэрилин нервничала и неровно дышала.
– Куда теперь? – спросила Сьюзен.
– На стоянку магазина «Уол-Март».
– «Уол-Март»? А там не много народу?
Мэрилин включила фары.
– Как раз поэтому мы туда и поедем. Там на нас никто не обратит внимания, подумают, что две дуры копаются в своем же мусоре. Решат, что мы потеряли купоны на одиннадцатипроцентную скидку на какую-нибудь дрянь.
И она была права. Они припарковались недалеко от центрального входа в магазин, и ни одна душа не обратила внимания на мать с дочкой, которые сосредоточенно рвали темно-зеленые пластиковые пуповины и плаценты, словно промышленные повитухи.
– А что мы, собственно, ищем? – спросила Сьюзен.
– Узнаю, когда увижу. Будем просматривать мешок за мешком по очереди. Раскладывай барахло ровненько по багажнику. Хорошо. Теперь открывай свой мешок, я буду складывать в него вещи.
– Уборная, – объявила Мерилин. – Туалетная бумага – использованная; пластырь от мозолей – четыре, пять, шесть; лекарство по рецепту: прописано Линдсею Юджину, «Стелазин», сто миллиграммов, по два раза в день.
– Что такое «Стелазин»?
– Чтобы психовать поменьше. Очень сильное. Черт побери, это удача.
По своей старшей сестре, тоже бежавшей от деревенских корней, шизофреничке, которая в конце концов сбросилась с моста в Портленде, Мэрилин могла наблюдать действие самых разных медикаментов.
– Давай дальше. Одноразовая бритва – одна.
Затем Мэрилин нашла три фотографии Юджина 8x10.
– Черт побери, вот ведь проклятый красавчик!
Сьюзен схватила одну из фотографий и буквально впилась в нее глазами.
– Красивый, правда?
– Все они такие, моя сладкая, все они такие.
Сьюзен сунула карточку в карман и поежилась.
– Тебе холодно, милочка.
– Нет… Да… Типа…
– Ты отвечаешь прямо как «Мисс Монтана» на конкурсе в прошлом месяце. – Мэрилин рассмеялась, и даже Сьюзен не смогла сдержать улыбки.
– Ответы должны быть содержательными, милочка.
Следующий мешок был, наверное, из туалета Ренаты – целый набор высококачественной косметики, который вызвал у Мэрилин завистливое восхищение.
В нескольких мешках были кухонные отбросы: банки из-под молотого кофе, коробки с салатами, большей частью неоткрытые, и несколько банок с невкусными овощами.
Остался только один мешок.
– Давай, Юджин! Ну, где же то, что мне нужно?
Это явно был мешок с мусором из кабинета: высохшие фломастеры, корректирующая лента для пишущей машинки, вскрытые конверты со счетами и – «Ну-ка, а это что такое?». Мэрилин вытащила целый ворох ксерокопий. Выбрав наугад одну, она начала читать вслух:
«Вы можете проигнорировать это письмо на свой страх и риск. Одна женщина из Колумбуса решила проигнорировать его, и через неделю ее нашли мертвой, она отравилась угарным газом…»
– Понятно: прочитай и передай другому.
Мэрилин бегло просмотрела текст.
– Ладно, но почему их так много, Юджин? Что за… – Тут глаза ее вылезли из орбит, а мысли запрыгали в голове, как цирковые собачки.
– Сьюзен! Послушай! Этот пролаза рассылал сотни таких писем простофилям по всей стране – и в Канаду, и в Мексику тоже, и посмотри – он везде ставит себя в начало цепочки.
Сьюзен была слишком молода и потому не имела понятия о том, что представляют собой письма «Прочти и передай другому».
– Что?
– Таким образом, получается, что даже если только часть этих остолопов посылает пятьдесят баксов, у него уже набирается кругленькая сумма.
– Дай-ка посмотреть.
Сьюзен прочла угрожающее письмо более внимательно.
Мэрилин между тем изучала надпись на папке, которую достала из мешка. «Радио, Сан-Хосе, Калифорния. Вещаем без перерыва». В папке лежал распечатанный список имен и адресов, каждый адрес перечеркнут крест-накрест. Также в мешке находились папки, на которых были написаны названия и других городов – Торонто в провинции Онтарио; Боулинг-Грин в штате Кентукки, Скенектади в штате Нью-Йорк.
– Я поняла – это имена и адреса слушателей станции, которые заполняли торговые карточки.
– Но почему они?
– Да ты только сама подумай: если ты составил список людей, которые с радостью звонят в разные радиошоу, то тебе не составит большого труда вытянуть из них пятьдесят долларов. А теперь помоги мне аккуратно сложить эти бумаги. Юджин, я люблю тебя за то, что ты сам выкопал себе могилу.
Они сложили свои трофеи в стопки. Когда они уже снова сидели в машине, Мэрилин подрулила к контейнеру для мусора за «Тако Беллом» и сказала: «Выкини туда остальной мусор». Сьюзен взяла мешки и изящно зашвырнула их в ржавый зеленый бачок.
В гостинице Сьюзен уже скоро была сыта по горло Мэрилин и ее бумажными сокровищами. Телевизор не работал. Она легла на кровать и старалась найти трещины на потолке, очертаниями похожие на животных.
– Мам, завтра ночью мы будем жить в гостинице или в какой-нибудь семье?
– В гостинице, моя сладкая.
Сьюзен вздохнула.
– Тебе бы больше хотелось в семью?
– И да, и нет.
Да, потому что она привыкла заглядывать в чужие жизни и дома, неизменно более нормальные, чем собственные ее жизнь и дом, и нет, потому что, кроме этого, ей приходилось вдыхать запахи чужого дома, есть чужую еду и неизбежно появлялся какой-нибудь «папа» или «братец», который пытался ее пощупать или как бы ненароком заходил в ванную, когда она принимала душ, а ей при этом приходилось лучезарно улыбаться. Сьюзен вспомнила, как группа женщин пикетировала конкурс молодых красавиц в Сан-Франциско. Они обзывали конкурсанток «скотами». Обвиняли матерей в том, что те, как мясники, ведут своих овечек на убой. На пикетирующих были бикини из кусков мяса. Сьюзен улыбнулась. Она попыталась представить куски говядины на себе, влажные и розовые, как кожа под коростой.
– Мам, а что ты думаешь о тех женщинах с мясом из Сан-Франциско? Которые были в бикини из вырезки?
Мэрилин опустила бумаги, которые держала в руках.
– Злючки и пустышки, Сьюзен.
На висках у Мэрилин вздулись вены.
– Ты слышишь? Пропащие. Абсолютно пропащие. Наверняка живут без мужиков. Бесплодные. Жалкие. Убогие. Мне их жаль.
– Но если судить по их виду, им было весело.
Взбешенная Мэрилин набросилась на дочь с такой яростью, что Сьюзен просто увидела, что у человеческих существ под кожей есть череп.
– Нет! – сказала Мэрилин. – Забудь про них. Навсегда. Ты слышишь?
– Да, мам, я просто пошутила.
– И никогда не теряй время попусту, думая о таких женщинах.
Мэрилин вернулась к своей работе, продолжив анализировать мошенническую переписку Юджина Линдсея, но было видно, что ее тело переполнено гормонами стресса. Сьюзен почувствовала себя молодым волчонком, который только что обнаружил, что у дикобраза есть нежный вкусный животик.
На следующий день они зарегистрировались в гостинице в Сент-Луисе, и пока Сьюзен в номере читала комиксы, Мэрилин, поболтав с несколькими подиумными мамашами, узнала, что Юджин остановился в той же гостинице один, потому что Ренату держал в Блумингтоне заказ к конкурсу толстяков, который должен был состояться в следующем месяце в Тампе во Флориде. Практически без всяких усилий Мэрилин определила номер, в котором остановился Юджин, и вскоре уже стучала в его дверь. Юджин открыл; на нем были только носки, полосатые боксерские трусы и расстегнутая рубашка. Он держал стакан с виски, и Мэрилин видела, как золотятся в солнечном свете волоски на его пальцах. Мэрилин поняла, что Юджин привык открывать двери только тому, кому хотел, и только тогда, когда хотел.
– Это что – шутка? – спросил он, увидев Мэрилин.
– Никаких шуток, Юджин.
Мэрилин, оттеснив Юджина, вломилась в его номер.
– Что за черт? Эй, леди, убирайтесь к чертовой матери из моего номера. И побыстрее.
– Нет, Юджин.
– Неужели это все ребята с телестудии придумали? Разыграть решили?
– Это не розыгрыш, Юджин, и не знаю я никаких ребят ни с какой телестудии.
Она кокетливо склонила голову, села на кровать и положила ногу на ногу.
Юджин одним залпом допил виски.
– Я не в настроении, леди. Вон отсюда.
– О, Юджин, вы неправильно истолковали мои намерения.
– Вы ведь шоу-мамаша, так? Я вас всех за версту чую. Чокнутые придурки.
Он плеснул в стакан еще виски.
– Разве пить не вредно для здоровья?
– Прошу вас, черт, еще немного, и я вызываю гостиничную охрану.
Юджин направился к стоявшему рядом с кроватью телефону.
– На «Стелазине» не я сижу, Юджин. И не я тут сумасшедшая.
Его палец замер над кнопкой с цифрой «ноль».
– Послушайте, леди, я буду вынужден…
– Да заткнись ты, шевелюра говорящая. Меня зовут не Леди, а Мэрилин, впрочем, это не так уж важно. А важно то, что моя дочь выиграет завтрашний конкурс. Она будет играть «К Элизе», и даже если «Мисс Айова» будет лечить на подиуме рак или у «Мисс Айдахо» появятся стигматы – моя дочь выиграет. И точка. А ты сделаешь все, чтобы это произошло.
– Вы шутите. – С лица Юджина исчезло напряженное выражение. – Это все ребята с телестудии подстроили.
– Никаких шуток.
– Хорошо играете.
– Это не игра, Юджин. Тут все серьезно.
Стиснув зубы, Юджин заговорил спокойным, размеренным голосом телевизионного комментатора.
– Все это дикое варварство, не так ли? Вы готовы убить ради того, чтобы ваша маленькая протеже победила. Спорю, что вы и ваша маленькая мисс…
– Вайоминг.
Семья еще только собиралась переехать в этот штат, но Мэрилин уже арендовала на имя Сьюзен какую-то будку в пригороде Шайенна. Сейчас ей очень хотелось сбить Юджина с толку.
– Вы носите говяжье бикини, Юджин.
– Ч-ч-что?..
Юджин машинально потянулся к своим половым органам, он подумал, что они, вероятно, вырвались на свободу.
– Прочтите это.
Достав из сумочки пачку ксерокопий, Мэрилин бросила их на постельное покрывало, так что Юджину с того места, где он стоял, было хорошо видно, что это такое.
– Как будет по буквам «почтовое мошенничество», Юджин? Ф-Б-Р.
Мэрилин прошла к двери и распахнула ее.
– Ты большая рыба в крохотном пруду, шевелюра. Но только это мой пруд. Сделай то, о чем я тебя прошу, и твоя тайна останется в стенах этой комнаты.
Перешагнув через порог, она развернулась и снова заглянула в номер.
– В противном случае я не буду столь щепетильной. Заложить тебя все равно что гасить пожар фекалиями. Результат-то будет, но только… Так что подумай. До свидания, Юджин.
Мэрилин закрыла за собой дверь.
В тот вечер представление на сцене бурлило, как содовая. Сьюзен вышла в полуфинал, затем в финал, сыграла «К Элизе» и теперь стояла вместе с другими финалистками прямо напротив столов членов жюри. Она чувствовала себя прекрасно. Она знала, что после операций на челюсти и носе ее лицо было безупречным. А потом, глядя сквозь огни, она увидела Юджина, и он смотрел на Сьюзен с тем же мудрым, понимающим выражением, что и с фотографий 8х10. Их взгляды встретились, и впервые в жизни Сьюзен почувствовала себя сексуальной. Она почувствовала себя нагой и испытала гордость. Сьюзен расправила плечи, как будто хотела получше показать себя Юджину. Ее ведь сейчас оценивают, и она понимала, что выходит вперед.
Меж тем Юджин смотрел на Сьюзен. Он недоумевал, как мог он просмотреть эту восхитительную маленькую газель на предыдущих конкурсах. «К Элизе»? Да черт с этим – она могла сыграть «чижика-пыжика» левой ногой, и все равно он проголосовал бы за нее. Он указал на Сьюзен, потом на себя, улыбнулся улыбкой кинозвезды, затем подмигнул – так раскаленная сталь прожигает льняную ткань.
Сьюзен услышала музыку, а затем кто-то громко произнес ее имя. После этого на ее голову опустилась корона, и она почувствовала приятное прохладное прикосновение ленты победительницы на своем правом плече.
После того как толпы уже рассеялись, Сьюзен попыталась найти взглядом Юджина под предлогом того, что высматривает другую участницу конкурса – Джанель из Готорна, что в штате Калифорния.
– Джанель? – спросила Мэрилин. – Ты же ее ненавидишь.
– Никого я не ненавижу, мама.
– Джанель спрятала твою левую туфельку в Спокейне два года назад.
– Этого так никто и не доказал.
– Похоже, победа сделала тебя такой милосердной. И упрямой.
– Я не упрямая.
Но Сьюзен волновалась. Она в панике стреляла глазами по сторонам, ища Юджина. Ощущение в желудке было таким, словно желудок – это воздушный змей, который вот-вот упадет.
– Конечно, нет, моя сладкая. Эй, посмотри… вон она, там…
– Где?
Смущенная Сьюзен быстро повернула голову в том направлении, в каком указывала ее мать. Никакого Юджина там не было.
– Попалась.
– Ах, мама.
– Не волнуйся, моя сладкая. Что бы ни происходило, сегодня я ругаться не буду. Ты – победительница.
Глава двенадцатая
Сьюзен чувствовала, как от чизбургеров идет тепло. Сейчас слух ее уже восстановился после оглушительного грохота крышки бачка, и теперь она улавливала свое собственное дыхание и шорох мусорных мешков, которые были навалены вокруг и в любой момент могли обрушиться. Самым сильным из всех ощущений был запах – тошнотворный сладкий запах кетчупа, булочек, рыбы, мяса и картошки, смешанный с запахами сочившихся соусов, склизким слоем покрывавших металл под ее ногами.