Его жена, Рената, уже несколько лет как переехала в Нью-Мексико, где оплачивала счета, окуривая травами невротических горожан. Забросив длившееся неделями голодание, она достигла невероятных размеров. Разведясь с Юджином, она ничего не стала требовать от него, что смутило и испугало его больше, чем любая самая жуткая грызня вокруг развода.
№ 69. Мы несколько раз летали на Луну и на Марс, но там действительно ничего нет кроме камней, так что мы перестали мечтать об этих планетах.
№ 70. Тысячи болезней можно легко и быстро вылечить с помощью нескольких таблеток.
№ 71. На первой странице «The New York Times» появляются очень подробные описания половых актов, но никого это больше не шокирует.
№ 72. Нажав одну-единственную кнопку, можно убить пять миллионов человек за секунду.
Юджин посмотрел на пункт номер семьдесят два. Что-то тут было не так, но что? Он подумал: а существовали ли сто лет назад кнопки? Или все-таки не существовали? Что делали люди в те далекие времена? Дергали за цепочки? Поворачивали вороты? Что вообще они могли включать? Ничего. Электрический свет? Юджин решил, что вряд ли. Только не тогда. Нет. Он внес поправку:
№ 72. Нажав на один-единственный рычаг, можно убить пять миллионов людей всего за одну секунду.
Юджин посмотрел на часы: глубокая ночь – без двух минут четыре. Он отложил ручку и с восхищением оглядел свое тело, по-прежнему пропорциональное и стройное, по-прежнему поразительно красивое, каким оно было в молодости.
Юджина окружал художественный проект месяца – тысячи старых пустых пластиковых тюбиков из-под обезжиренного йогурта, вымытых изнутри до скрипа, вставленных один в другой так, что они образовывали длинные вьющиеся нити, достающие до потолка. Законченный образец он собирался поместить в комнате, где Рената когда-то упаковывала подарки – мысль, украденная ею у Кэнди Спеллинг, жены Аарона Спеллинга, – целая комната, отведенная под упаковку бесконечного потока безделушек тех самых времен, когда она занималась платьями.
|
|
Юджину предстояло вынести мешок скопившегося за неделю мусора на обочину тротуара. Он посмотрел на часы – без одной минуты четыре. Он помедлил и добавил к своему перечню:
№ 73. С плохим настроением покончено.
№ 74. Редко когда можно увидеть лошадь.
№ 75. Вы вполне можете хранить все когда-либо опубликованные книги в ящике не больше гроба.
№ 76. Мы сделали климат планеты чуть теплее.
Время выносить мусор. С того случая с чокнутой подиумной мамашей в Сент-Луисе он всегда лично выносил мусор, тщательно его проверяя. С тех пор мусор стал для него чем-то особым. Чтобы его мешок с отбросами выглядел полнее и естественнее, он взбивал его и выносил к входной двери. Набитый на вид мешок на самом деле весил не больше кошки. Юджин еще немного подождал, затем потуже затянул на себе халат, на котором была вышита эмблема гостиницы «Плаза Рэдиссон» в Милуоки, откуда он украл его во время конференции по метеорологии. Он подбежал к краю тротуара, неуклюже бросил мешок на асфальт и бегом вернулся к двери.
Возвращаясь в свою комнату, он просиял улыбкой художника, глядя на сооруженные из картонных коробок колонны, протянувшиеся от пола до потолка в коридоре.
Поуютнее устраиваясь в постели, Юджин услышал глухой стук внизу. Он знал, что звук не может быть произведен падением одного из его произведений искусства – он складывал их аккуратными стопками, как это делают в музеях. Возможно, за время его недолгой отлучки в дом прошмыгнул енот. Юджин дотянулся до лежавшего в прикроватной тумбочке пистолета и снял его с предохранителя. Усевшись на полу между стеной и кроватью, он стал обдумывать стратегию дальнейшего поведения.
|
|
Снизу снова донесся стук Уверенный и собранный, Юджин проскользнул между тотемов из коробок. Съехав по перилам, он спустился в холл, освещенный только полумесяцем, висевшим в безоблачном небе. Сидя на корточках за одним из тотемов, он внимательно оглядел гостиную. Кто-то или что-то копошилось за моделью истребителя в одну четвертую натуральной величины, сделанной из банок из-под спагетти.
Юджин ринулся через холл, как сыщик из комиксов. Потом крадучись обошел скульптуру, чьи колеса покоились на постаменте из коробок. Юджин сохранял спокойствие. Он встал и со скоростью кикбоксера устремился на другую сторону постамента. С криком «Не двигаться!» он навел оружие на, как ему показалось, то ли бродягу, то ли пьяницу, который, как-то ненатурально пискливо взвизгнув, спрятался за ящиками. Юджин повернул выключатель, и свет разом залил комнату, на мгновение ослепив его.
– Будь я проклят, – сказал он, – если это не «Мисс Вайоминг».
– Опусти пистолет, кукла Кен.
– Бог ты мой! «Мисс Конгениальность».
– Да, потому что у меня всегда наготове речь о мире во всем мире.
– Эй…
Приток адреналина уменьшился. Юджин смутился.
– Но все полагают, что ты…
|
|
– Погибла? – рассмеялась она. – Что ж, технически – да.
Юджин стоял молча, скрестив руки на груди, и разглядывал Сьюзен.
– Фу, – сказала она. – Я не привидение. Я настоящая. Обещаю. А неплохо ты тут устроился.
Растерянный Юджин спросил, как она попала в дом.
– Я забралась, пока ты был на тротуаре. Я спала снаружи у твоей входной двери.
– Ты спала снаружи у моей входной двери?
– Нет. Я ждала в звуконепроницаемой кабинке, дожидаясь вопроса на эрудицию.
Юджин все еще переваривал открывшуюся перед ним сцену и молчал. Сьюзен дожидалась его реакции.
Он закурил сигарету и слегка расслабился.
– А ты отважна. Десять из десяти за хорошие манеры.
– Ах, да брось ты. Я пришла сюда намеренно. Что ты думаешь?
– Ты пришла сюда намеренно? Но почему сюда? Потом я же говорил – ты погибла. Я видел эту катастрофу по телевизору сто раз.
Сьюзен встала и сняла позаимствованную у пугала куртку.
– Ты объявлял погоду много лет, Юджин. И хоть однажды тебе удалось не ошибиться?
– Я хорошо делал свое дело.
– Делал? Полагаю, твоя станция увидела, что творится у тебя в доме, и решила тебя вытурить.
Сьюзен была рада и одновременно удивлена тем, что они с Юджином так быстро нашли общий язык. Точнее, чувство первой влюбленности, начавшейся с подмигивания тогда в Сент-Луисе, ничуть не уменьшилось сейчас, когда она встретилась с пожилым Юджином. С морщинами видавшего виды человека он был похож на героя боевиков, пастуха или на пятизвездного генерала.
Глаза его остались ясными и сияющими, какими она их и запомнила. Ко всему прочему он был чудаковатым и даже забавным.
– Но зачем тебе было приезжать ко мне, Сьюзен? Мы ведь даже не встречались.
– Где Рената?
– Рената здесь больше не живет.
Хороший знак. У Сьюзен внутри все затрепетало.
– Вы расстались?
– Уже давно. Ты не ответила на мой вопрос. Почему из всех мест на земле ты приехала именно сюда? Ты наверняка знаешь немало людей, живущих неподалеку от места катастрофы.
Он воздел руки:
– Черт. Вы только посмотрите, каким логичным я пытаюсь быть с привидением. Господи боже!
Сьюзен сама задавалась вопросом, почему приехала сюда. Она была уверена только в том, что она где-то на Среднем Западе и что дом Юджина, похоже, единственное безопасное место на всем континенте. О дальнейших планах она не задумывалась.
– Так, давай начистоту – ты что, думала, что мы с Ренатой предложим тебе теплые одеяла, несколько таблеток валиума и дадим позвонить 911? Катастрофа произошла неделю назад, «Мисс Вайоминг». Тут что-то не так. Если тебе нужны теплое одеяло и какао, то ты опоздала на целых пять дней.
Между тем Сьюзен знала только, что с момента первого сильного увлечения Юджином она всю жизнь его искала. Именно поэтому она была с Ларри, и, может быть, теперь ей хотелось узнать, что значит быть с настоящим Юджином.
– Я, может, и сама толком не понимаю, почему я здесь.
– Бред какой-то! – Юджин перевел дыхание. – С тобой все в порядке? После катастрофы? Ничего не сломано? Ни единого синяка?
– Я прекрасно себя чувствую.
– Не хочешь рассказать мне, что случилось?
– Конечно. Но только не сейчас. Позже.
– Ты голодна?
– Нет, только пить хочется.
– Пойдем, я дам тебе воды.
Сьюзен пригладила волосы и посмотрела на скульптуры Юджина.
– Все эти штуки сделаны из мусора. Но при этом они такие чистые. Как тебе удается поддерживать все это в такой чистоте?
– Это мое искусство. Настоящее дело. Пойдем. Кухня вон там. Как ты добралась сюда из Огайо?
В доме было тепло и сухо.
– В этой стране нет ничего проще добраться туда, куда тебе нужно. Необходимо только найти стоянку для грузовиков и какого-нибудь шофера, который торчит на амфетамине, потом залезайте в кабину, а когда проедете немного, напустите дыму насчет религии – после этого вас ссадят на следующей же стоянке и даже не придется отдаваться.
– Знаешь, а я помню тебя на сцене.
– Правда?
Сьюзен заволновалась.
– Да, черт побери. В тот вечер ты бы победила, даже если бы твоя мать не устроила тот маленький шантаж.
Но Сьюзен не хотела распространяться о Мэрилин.
– Я умираю от жажды, Юджин.
Юджин налил ей воды. К лампочкам на кухне были приделаны абажуры из молочных картонных упаковок, которые отбрасывали желтый свет на раковину. Сьюзен проверила срок годности на одной из них:
– Четвертое апреля 1991 года. Так вот когда ты стал Пикассо?
– Солнышко, ты просто сумасшедшая. А голос. А манеры. Возможно, ты даже сама не знаешь, что превратилась в свою мать. Я видел ее от силы минут пять, но, крошка, теперь ты – вылитая она.
Сьюзен закрыла глаза. Потом вздохнула, признавая правоту Юджина.
– О боже, знаешь что, Юджин? Ты прав. Я действительно чувствую себя сейчас похожей на нее во всем, я даже стала двигаться, как она. Забавно, раньше со мной такого никогда не случалось. Потребовалась авиакатастрофа, чтобы сидящая во мне Мэрилин обнаружилась.
Она поставила стакан.
– Теперь скажи, где мне спать.
До них донесся звук гудящего и пыхтящего мусоровоза.
Юджина мучило любопытство, но сил у него уже не осталось. Сьюзен взяла стакан с водой, и они вернулись в столовую.
– У меня в голове какая-то каша. Ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Да.
– Как же ты все-таки выжила в такой катастрофе? – не отставал Юджин.
Сьюзен сделала еще небольшой глоток. Она немного успокоилась. Ощущение, что она бежит от кого-то, пропало.
– Знаешь, я сама крепко думала над этим целую неделю. Я вытащила билет под номером 58-а и выиграла. Не думаю, чтобы тут вмешались какие-то космические силы. Ничего подобного. А мне бы так хотелось, Юджин.
– Но где ты провела всю прошлую неделю?
Сьюзен зевнула и улыбнулась:
– Давай оставим это на утро. Я уже тридцать шесть часов как на ногах.
Юджин тоже слишком устал для дальнейших расспросов.
– Там есть комната для гостей с кроватью. Возможно, немного пыльная, но тебе там будет хорошо.
Юджин отвел ее в предложенную комнату. Между тем Сьюзен ликовала: Юджин был в разводе, уволился со службы и, как и она, не очень-то интересовался внешним миром. Войдя в комнату, она положила свои летные очки на столик рядом с кроватью и села на нее.
– Знаешь, если бы мамочка не провернула с тобой такой трюк, я никогда не стащила бы твои фотографии – ну те, 8х10 – и не влюбилась бы в тебя.
– Влюбилась!
Юджина это, похоже, развеселило, но потом он зевнул и сказал:
– Завтра утром я буду звонить в магазин, чтобы сделать заказ. Подумай, чего бы тебе хотелось на будущую неделю.
– А почему просто не сходить и не купить?
– Не люблю выбираться из дому.
Таких хороших новостей Сьюзен не слышала вот уже много лет.
– Спокойной ночи, Юджин. Спасибо.
– Спокойной, солнышко.
Юджин вздохнул и вышел в коридор. Он громко хлопнул по одному из тотемов.
– И главный приз присуждается, – сказал он, – «Мисс Вайоминг». Ну и дела.
На следующий день Сьюзен проснулась в полдень от ритмичного электрического звука, доносившегося из подвала. Она – дома у Юджина. Перевернувшись на другой бок, Сьюзен тихонько замурлыкала.
За окнами проехал мини-фургон. Внизу по-прежнему отчетливо и негромко что-то грохотало. Она надела висевший на двери комнаты халат и прошла вниз, к дубовой двери под главной лестницей. Сверкающие ярко-зеленые лучи вырывались из-за двери, как будто дверь защищала Сьюзен от вторгшихся инопланетян. Она открыла дверь, за которой оказался подвал. Юджин, в широких брюках, носках и футболке, работал на ксероксе, выдававшем сотни копий почтовых отправлений. Тут же располагались полки с кипами чистой бумаги, папками и дисками, содержащими тысячи американских и канадских имен и адресов, которые, как скоро предстояло узнать Сьюзен, были составлены одной фирмой в Вирджинии, занимавшейся демографическим учетом и сбором информации о доходах и расходах.
Юджин бросил взгляд на стоявшую на лестнице Сьюзен.
– Доброе утро, солнышко. Одеты мы, как я вижу, неформально.
На стенах, окружавших рабочее место Юджина, были развешаны дюжины деревянных и бархатных табличек с изображением облаков, солнца, снега и цифр, обозначающих температуру от 30 до 120 градусов. Сойдя по ступенькам, Сьюзен взяла бархатное солнце.
– Ого! Я сегодня действительно солнышко.
Заметив неодобрительный блеск в глазах Юджина, она повесила солнце обратно на орбиту.
– Спасибо, – сказал Юджин, продолжая свой ежедневный ритуал. Сьюзен подошла поближе и встала за спиной Юджина, чтобы получше разглядеть бумаги. Он обернулся.
– Ты умеешь работать с копировальной техникой?
– Помнится, когда мы ставили «Семейку Блумов» и сценаристы начинали задирать нос, я стопорила процесс распечатки. И знаешь, как я это делала? Писала на каком-нибудь клочке бумаги НЕИСПРАВЕН и прилепляла на крышку ксерокса. И все эти люди с IQ выше, чем температура в Палм-Спрингс, ни разу не осмелились что-нибудь предпринять против моих бумажек.
Сьюзен взяла деревянную плашку с цифрой 110°.
– И часто ты используешь эту?
– Псд конец. Несколько раз. Когда погода с ума сошла.
Сьюзен села на стул, продолжая наблюдать за Юджином.
– Когда «Семейку Блумов» отменили, Гленн, главный сценарист, набрал в соломинку для коктейлей «Ньютра-свит», потом открыл крышку ксерокса и вылил весь «Ньютра-свит» прямо внутрь. Для ксерокса нет ничего хуже. Вырубил аппарат напрочь. Пришлось его выкинуть.
– Этот дом – зона, свободная от ядерного оружия. И пока ты здесь, мы не потерпим никакого саботажа.
И все же он не смог удержаться от улыбки.
Ксерокс издавал ритмичный звук. Глаза у Сьюзен горели, в мыслях царил сумбур.
– Тебя вытурили с телевидения, потому что ты малость того?
– Нет, – ответил Юджин, сортируя бумаги. – Они меня не вытурили. Я получил производственную травму и уволился до срока.
– Получил травму, сообщая вечерний прогноз погоды?
– Выходит, что так. Хочешь узнать, как это случилось? Меня придавило автоматом с кока-колой.
– На работе?
– В студии, так что я получил страховку и профсоюзные выплаты – все тип-топ. Они установили говорящий автомат с кока-колой, который весил, пожалуй, на тонну больше обычного. Так вот этот ребенок, маленький урод, хам в бейсболке, стал трясти автомат, стараясь выбить из него банку-другую, короче, вся эта махина рухнула на него и раздавила, как пустую картонку. Я случайно проходил мимо, и мне расплющило правую стопу. Вот смотри…
Юджин стянул носок, и Сьюзен нагнулась, чтобы рассмотреть его правую ногу, которая, сплошь в шрамах и рубцах, напоминала карту Индианы, разделенную на маленькие, похожие на округи, участки.
– Узнаю знакомые места, – сказала Сьюзен.
– Точно, крошка. Парня сразу насмерть, а я потом еще месяцев семь не мог ходить. А они тем временем притащили новенького, посвежее, побойчее и поулыбчивей, чем я, и отзывы о нем были, как о королевской свадьбе. А у меня уже не было сил таскать свою задницу по другим станциям. Слишком стар стал. А старый диктор, рассказывающий про погоду, быстренько становится либо придурковатым евнухом, либо – иди гуляй на все четыре стороны. Ну, я и отправился.
– Разреши мне взглянуть на твою ногу поближе.
Сьюзен села.
– Положи мне ее на колено.
Юджин выключил ксерокс, и подвал погрузился в тишину. Он сел напротив, поднял ногу и опустил ее на колено Сьюзен.
– Мамочка учила меня, – сказала Сьюзен, – что бы я ни говорила, я должна представлять себе, что меня незаметно слушает член жюри конкурса красоты. Поэтому всю жизнь меня преследовала эта невидимая свора актрис из мыльных опер, художников по костюмам и теледикторов, выступающих с прогнозом погоды, которые проверяли каждое мое слово. Это привычка, от которой я не в силах отделаться. Я похожа на тех, кого родители заставляли каждый кусочек двадцать раз жевать, прежде чем его проглотить, так что вся жизнь этих людей превратилась в ад из двадцаток.
Она посмотрела Юджину в глаза:
– Тебе больно, когда я делаю так?
– Нет. Местами я совсем ничего не чувствую. А местами – обычное прикосновение и…
Сьюзен, по-прежнему глядя на Юджина в упор, стала нежно массировать его ногу.
– Я видела тебя тем вечером на конкурсе, – призналась Сьюзен. – Ты подмигнул. У меня от этого чуть синяк не остался.
Ее руки обхватили его щиколотку. Юджин смутился и опустил глаза.
– Мне столько пришлось всего вынести за эту неделю. Мне нужно принять душ, Юджин.
Юджин вывел ее из подвала. Они дошли до ванной. Сьюзен включила воду, чистую и горячую, и в мгновение ока оба сбросили всю одежду и, мокрые, набросились друг на друга. Кожа Сьюзен испытала ликующее облегчение, как если бы долгое время была покрыта липкой пленкой, а теперь эту пленку смыли. Сьюзен испытывала те же ощущения, которые испытываешь, когда едешь в скоростном лифте. Тела их с силой слились, высвободив неизвестную энергию ярости, сладострастия и одиночества. Они разъединились лишь тогда, когда вода совсем остыла. Юджин и Сьюзен выбрались из ванны. Юджин открыл шкафчик, где, к удивлению Сьюзен, висели свежие полотенца.
Несколько минут спустя Сьюзен исследовала содержимое старого шкафа Ренаты в поисках какой-нибудь одежды.
– Надену-ка я одно из этих шикарных платьев от Боба Мекки. Похоже, Рената бросила тут все свое барахло.
Перед ней на длинной подвижной механической вешалке, похожей на конвейер в химчистке, висели сотни платьев и костюмов, которые немного закачались, когда Сьюзен включила и быстро выключила вешалку.
– Если бы мамуля видела такое.
– Господи, выключи это. Звук как лейтмотив какого-нибудь надоевшего телешоу.
– Не верю, что она была такой уж плохой.
– Ты ведь тоже хлебнула семейного счастья.
– Формально я до сих пор замужем. Мы никогда не разводились.
– Рок-звезда. Наверное, крутой парень.
– Крис? Крутой – да, но парень – нет. Такого гея еще поискать. Я вышла за него, чтобы он смог получить зеленую карту, а я смогла оставаться рядом с его менеджером Ларри Мортимером, католиком.
Сьюзен перестала баловаться с механической вешалкой.
Юджин набрал номер и позвонил в магазин.
– О боже.
– Что?
– Ты настоящая, – сказал он.
– В отличие от?..
Юджин лежал на спине, следя за крутящимся под потолком вентилятором.
– И все-таки я правильно поступил, приехав сюда. Все время полностью в моем распоряжении. Мне не приходится иметь дело с…
– С чем?
– С людьми.
Юджин сплюнул.
Сьюзен посмотрела на него.
– Согласна. Ты правильно сделал, что приехал сюда.
Теперь они уже оба лежали, глядя в потолок и держась за руки.
– Что говорили о тебе все эти контрольные группы зрителей? – спросил Юджин.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну – контрольные группы? Типы, которых сгоняют, чтобы разобрать тебя по косточкам и понять, что делает тебя тобой.
– Зачем?
Сьюзен была заинтригована.
– Послушай, что они говорили про меня. А потом расскажешь, что они говорили про тебя.
– Давай.
– Женщины говорили: «Что это у него с волосами? Это настоящие? И это их настоящий цвет?» И еще: «О, я так возбудилась, я хочу рельефного астронавта». Мужчины были не столь многословны. Они никак меня не называли, но, как только видели мое лицо, понимали, что спортивный выпуск закончен и можно выключать телик.
Он закурил сигарету, потом снова лег и ухмыльнулся.
– Телевидение.
Сьюзен тесно прижалась к нему. Простыни были похожи на белую мраморную кондитерскую доску.
– Под конец они поняли, что у них уже достаточно серий, – сказала она, – чтобы продать их на разные станции, поэтому они перестали прибегать к опросам. Но вначале в мой адрес говорили что-нибудь вроде: «У нее под макияжем прыщи – видно невооруженным глазом. Ей что, шпателя не найдут? Ну и рожа. А сиськи-то как расползшаяся яичница». И еще много чего.
Их взгляды встретились, и оба расхохотались.
– Надо позвонить и заказать продукты.
Юджин стал набирать номер, и звуки, издаваемые кнопками при нажатии, напомнили Сьюзен песню, которая нравилась ей когда-то давным-давно, в восьмидесятые.
Глава восемнадцатая
Сьюзен часто выступала в торговых центрах, и ее дневное выступление в Клакамас Каунти Молл было во всех отношениях обычным. Большинство покупателей были людьми пожилыми, и выступать перед ними было гораздо проще, чем перед членами жюри. Лишь иногда раздражал какой-нибудь кривляющийся подросток или сладострастно скалящийся пенсионер. Однажды в «Олимпии» в штате Вашингтон охрана супермаркета выдворила старого эротика. Сьюзен посчитала это забавным, хотя она и не понимала, что именно старик делает. Она сказала матери и охранникам, что ей показалось, будто старичок трясет в кармане пакетик с конфетами, на что полицейские фыркнули, а Мэрилин визгливо что-то выкрикнула. Когда копы ненадолго вышли из офиса, Сьюзен сказала:
– Мам, только, пожалуйста, не заводи судебное дело. Уж по этому поводу-то не надо. Оставь.
– Кто знает, барышня, какой вред причинил вам этот человек.
– Вред?
– Пройдет еще много времени, пока ты все сама поймешь, моя сладкая.
– Мам, никаких судов. Мне уже надоело, что ты только и делаешь, что преследуешь людей. Сегодня мой день рождения. Пусть это будет твоим подарком, ладно?
Лицо Мэрилин застыло, потом тут же снова оттаяло.
– Ладно, буду просто свежевать кроликов, чтобы платить за аренду. Хоть кто-то в этом мире должен работать.
В клакамасском торговом центре Сьюзен предстояло выступать с попурри из «Бриаллинтина», ее обычным номером, который каким-то образом стыковался с проводимой центром кампанией «Молодежь без наркотиков». Подружка Сьюзен Триш, ей недавно исполнилось шестнадцать, довезла Сьюзен до центра из Макминвилля. Мэрилин должна была скоро подъехать: она задержалась в Бивертоне, чтобы переговорить с портнихой об осенних нарядах Сьюзен.
Припарковав машину, Сьюзен и Триш переговорили с представителем центра и втиснулись в кабинку женской уборной; специально приготовленная матерью юбка так и осталась лежать в бумажном пакете. Вместо нее подруги достали из спортивной сумки черное трико и тонкие красные кожаные галстуки. С помощью геля обе зачесали волосы торчком, густо накрасили глаза и прошли за кулисы. Когда объявили имя Сьюзен, они забрались на сцену. Изображая робота, Триш прошла к своему синтезатору, а Сьюзен – на середину сцены. Усталой и рассеянной аудитории торгового центра было безразлично, как одеты девушки, но Сьюзен впервые ощутила прилив энергии.
Как только Триш взяла первые аккорды, Сьюзен подняла кнут, который позаимствовала у одного из армейских приятелей Дона. Она начала щелкать им в такт ритмичному бреду песни «Whip It», к тому времени уже потерявшему свежесть гимну новой волны.
Впервые Сьюзен не чувствовала себя на сцене цирковым тюленем. Триш продолжала громко играть на синтезаторе, и Сьюзен чувствовала, как все проведенные прежде на сцене годы спадают с нее, точно тяжелые оковы, – все те годы, когда она разряженной куклой должна была выпрашивать рыбку у Мэрилин и всех членов жюри на свете, безрадостно выполняя затверженные движения, как стюардесса, демонстрирующая кислородную маску.
Но теперь Сьюзен видела на лицах искреннюю реакцию: широко раскрытые рты, матери, быстро уводящие своих детей, а сзади – нормальные парни, которые обычно освистывали ее и кидали ирисками, сейчас смотрели на нее без злобы.
Вдруг микрофон закашлялся и взвыл, и, обернувшись, Сьюзен увидела, как Мэрилин вырывает цветные штекеры из усилителей, а звукооператор вяло пытается помешать подобному разбою. Все головы в зале повернулись, как колосья пшеницы при порыве ветра, в ту сторону, куда гневно глядела теперь Сьюзен.
– Что ты тут вытворяешь, мама?
Мэрилин выдернула еще несколько проводов, и лицо ее скривилось, как посудная тряпка, когда ее выжимают.
Сьюзен щелкнула в сторону Мэрилин кнутом, который обжег Мэрилин руку, содрав с указательного пальца накладной ярко-красный ноготь.
– Мама, прекрати это! Прекрати!
Ухватившись за кнут, Мэрилин выдернула его из рук Сьюзен. Она была в полном неистовстве и вскарабкалась на сцену. Сьюзен повернулась к своей аудитории. Вид у нее был взбешенный.
– Леди и джентльмены, давайте-ка громко поаплодируем, – она помедлила, пока Мэрилин тяжело поднималась на ноги, как увязшая в густой грязи лошадь, – моей слишком эмоциональной матери.
Почуяв, что пахнет кровью, публика от души зааплодировала при виде того, как Мэрилин схватила Сьюзен за шею. Неожиданно Сьюзен ощутила, что моментально оглохла от оплеухи Мэрилин. Время для нее остановилось. Она словно покинула свою телесную оболочку и впервые почувствовала, что матери она не принадлежит так же, как «корвер» или холодильник. До Сьюзен действительно впервые дошло, что мать не имеет на нее больше прав. Связь между ними может быть на уровне чувств, если Сьюзен того захочет, или деловой, что имело некоторый смысл, но больше Сьюзен не собиралась позволять Мэрилин хлопать собой, как дверцей машины, когда Мэрилин была не в духе.
Посмотрев в глаза дочери, Мэрилин поняла, что все испортила и ей уже никогда не обрести прежнего преимущества. Это еще больше взбесило ее, но на сей раз ее ярость Сьюзен не испугала. Теперь она понимала, в чем дело.
Разбушевавшаяся Мэрилин стремглав ринулась к дочери, но та посмотрела на нее с мягкой улыбкой и сказала:
– Извини, мам, ты опоздала всего на полминуты. На этот раз тебе меня не заполучить. Так и знай.
Мэрилин обхватила Сьюзен, не то стараясь задушить, не то пытаясь удержаться, чтобы не упасть. Аплодисменты утихли, и тут подбежала Триш:
– Миссис Колгейт, пожалуйста.
– Ты, коварная маленькая шлюха! – крикнула ей Мэрилин.
– Мама!
– Она вовсе не то хотела сказать, – ответила Триш, пытаясь разнять Сьюзен и Мэрилин. – Нам надо убрать ее со сцены.
Появилась охрана. Сьюзен и Триш стояли точно пригвожденные к месту, пока двое здоровенных мужчин, используя всю свою силу, старались оторвать Мэрилин от Сьюзен.
– Пройдемте с нами, мэм.
– Нет.
– Ребята, давайте заведем ее в какой-нибудь кабинет или еще куда-нибудь, – сказала практичная Сьюзен. – Она переела таблеток для похудения. Ей надо побыть в темном прохладном месте.
– Предательница, – прошипела Мэрилин.
Сьюзен схватила сумочку матери. Девушки проводили Мэрилин в офис, где заставили ее проглотить несколько успокоительных таблеток. Потом Сьюзен позвонила Дону и сказала, что они будут поздно. Триш уступила просьбам Сьюзен, и они отвезли Мэрилин домой в Макминвилль. Ужин взяли по пути в китайском ресторане и рано легли спать.
Следующий день выдался солнечным и необычно жарким для апреля. Сьюзен сидела на лужайке за домом, подставив солнечным лучам лицо. Мэрилин сновала между машиной и двором с бесконечной рассадой петуний и маргариток. Это показалось Сьюзен немного странным, хотя и не таким уж необычным. В прошлом году компания, где работал Дон, прибавила ему заработок, и семья приподнялась, переехав из фургона в дом, пусть даже маленький, заросший бурьяном и облезший от дождя. Но жить в настоящем доме, похоже, нравилось Мэрилин, которая не слишком-то заботилась о внутреннем дизайне, она только восхищенно восклицала, что не надо прятать оси за кустами рододендрона.
Сьюзен продолжала печься на солнышке и, ближе к полудню зайдя в дом за холодным чаем, наткнулась на Мэрилин, державшую в руках охотничий нож Дона – настоящий тесак. Этим ножом Мэрилин делала зарубки на косяке двери между кухней и телевизионной комнатой – множество меток на разной высоте, начиная от уровня бедер до уровня плеч.
Сьюзен ничего не сказала.
Вооружившись шариковой ручкой и карандашом, Мэрилин стала вписывать между зарубками даты и имена: «Брайен 12/16/78, Кэтлин 5/3/79, Элисон 7/14/80» и так далее.
Дон вошел из коридора, руки его были черными от машинного масла.
– Мэрилин, – сказал он, – какого дьявола ты портишь дверь?
– Поднимаю цену дома, мой сладкий.
Дон и Сьюзен обменялись взглядами.
– Думаете, я не вижу, как вы двое обмениваетесь озабоченными взглядами?
На глазах мифический юный Брайен дорос до пяти футов.
Дон протянул руку к охотничьему ножу и сказал: