– Ну-ка давай сюда.
Но Мэрилин вывернулась.
– Вот тебе, выкуси.
Сьюзен и Дон опешили.
– Мы оставляем это маленькое уютное гнездышко, ребята, но прежде чем это сделать, надо поднять его цену.
Она продолжала делать зарубки.
– Исследования показали, что цену любого дома можно твердо поднять на десять процентов или даже больше, просто высадив вокруг него однолетних цветов на сотню долларов.
Элисон доросла до четырех футов и восьми дюймов.
– Цветы придают дому по-настоящему жилой вид. Жилой и любимый. Так же как и зарубки на косяке. Зарубки свидетельствуют о счастье, гордости и глубокой привязанности. Словом, еще пять тысяч к запрашиваемой сумме.
– А мы куда же денемся? – спросил Дон.
– В Вайоминг, кретин. В Шайенн в штат Вайоминг.
– О, мама, только не надо все сначала.
– Да, все сначала. Дома там дешевле. У нас будет комната для гостей и три ванных. А ты, милочка, сможешь представлять весь штат на национальных конкурсах. Там людей-то раз-два и обчелся. Так что конкуренции никакой. Пятьдесят одна блистательная претендентка, и только одна победит. Кто сменит Сьюзен Колгейт на следующем конкурсе «Мисс Соединенные Штаты»?
– Мы никуда не поедем, – сказал Дон.
– Нет, поедем. Этот дом записан на мое имя, так что – собирайся.
– Она сегодня не в себе, – обратился Дон к Сьюзен. – Оставь ее.
Сьюзен снова отправилась загорать, надеясь, что нашедшее на Мэрилин кратковременное помешательство скоро пройдет. Уже позже, в своей комнате, она услышала внизу обычное позвякивание и стук, сопровождающий приготовление ужина. Мэрилин позвала Сьюзен и Дона к столу, и вечер прошел, в общем-то, нормально. Даже слишком. Но в какой-то момент раздался грохот, и дом тряхануло, словно машину, перескочившую через «лежачего полицейского». Стоявший перед Сьюзен стакан воды опрокинулся, а фотография в рамке упала со стены. Все трое вскочили – в доме было тихо, и только с кухни доносилось какое-то странное тихое шипение.
|
|
Пройдя через дверь, изрезанную отметками, они увидели зиявшую в потолке громадную дыру и другую – прямо под ней, в полу – между плитой и холодильником.
– Боже правый, это метеорит, – сказал Дон, взглянув вниз.
Сьюзен и Мэрилин тоже смотрели вниз, уставившись на коричнево-синий булыжник, который лежал на треснутом бетоне рядом с морозильником, в котором еще с осени хранились охотничьи трофеи Дона. Дон опрометью сбежал с лестницы, оглядел каменную глыбу и, не находя слов, посмотрел на Мэрилин и Сьюзен. Обе женщины сбежали вслед за ним.
– Это чудо, мы спасены, – сказала Мэрилин. – Это знак Господа, мы на правильном пути, это торжественное знамение.
Упав на колени, она начала молиться, как однажды давно, когда навещала свою родню в горах. Сьюзен вгляделась в булыжник.
– Эй, да он, похоже, тает.
– Черт, – сказал Дон, – да это же дерьмо.
Это был ком замерзшего дерьма, случайно вывалившийся с борта самолета филиппинской авиакомпании, летевшего рейсом из Чикаго в Манилу, – он-то и оплатил новый дом в Шайенне. Дон вспоминал об этом не иначе как о «говнопаде». Авиакомпания уладила все быстро и тихо. Через шесть недель Колгейты уже жили в Шайенне.
Глава девятнадцатая
Полицейские закончили тщательный осмотр алтаря Сьюзен Колгейт, который так и стоял на заднем сиденье машины Айвана, и уехали. Весь остаток дня Джон бродил вокруг алтаря и без конца звонил автоответчику Сьюзен, разъединяясь каждый раз, когда тот включался. Он попытался уснуть, но вместо спокойного сна получались какие-то обрывки видений, словно обрезки пленки с пола монтажной комнаты, прерываемые приступами тревоги. Уже было совсем поздно, когда он сдался, встал, принял душ, выпил тонизирующий коктейль, поболтал с Ниллой, которая как раз вернулась со своих спортивных занятий, и отправился в «Вест-сайд видео». Райан был занят с клиентом.
|
|
– Вы знаете название картины, сэр? – Райан тщетно пытался добиться от клиента вразумительного ответа.
– Понимаете, это та самая картина. Помнится, она еще была в синей коробке.
– Вы знаете, кто исполняет главную роль?
– Тот парень. Понимаете.
– Не уверен. Это комедия, драма или?..
– Отличная вещь.
– Ладно. Вы хоть представляете – кто режиссер?
– Ну тот, знаменитый.
– Понятно.
– Эй, дружище, – вклинился Джон. – Пойди прими таблетку, а когда мозги включатся, дай нам знать.
Клиент обиделся.
– Вы уж меня простите. Я хочу выбрать картину, мистер, не знаю уж как вас там. Ваше-то какое дело.
Джон посмотрел клиенту прямо в глаза:
– Хочешь узнать, какое мое дело?
– Да, то есть нет.
– Тогда почему ты меня спрашиваешь? Пошел вон. Не надо мешать людям, которые знают, чего они хотят.
Клиент, явно расстроенный, робко удалился.
– Спасибо тебе от всей души, Джон, – сказал Райан. – Ты даже представить себе не можешь, как долго я сдерживался, чтобы не сказать ему то же самое. Если ты когда-нибудь решишь поставить фильм под названием «Ну, этот, как там его…», то в видеосалонах это будет самая спрашиваемая картина.
|
|
Джон осмотрел салон, потом сказал:
– Райан, сматывайся с работы и поехали. Есть дело.
– Только не сейчас – сейчас самый разгар дня, час пик, я должен обзвонить должников, а вечером показывают программу «Женщины, которые любят слишком сильно».
– Мы с Айваном хотим купить твой сценарий.
Через десять минут, каждый в своей машине, они приехали в бар клуба «Сент-Джеймс». Джон прибыл первым и заказал виски. Наконец появился запыхавшийся Райан.
– Прежде чем что-нибудь обсуждать, Джон, должен тебе сообщить, что днем у нас была полиция и они буквально насели на меня: во-первых, потому что я соорудил алтарь Сьюзен Колгейт и, во-вторых, потому что отдал его тебе. У меня было такое ощущение, будто меня вымазали мармеладом и привязали к муравейнику.
– Ее нигде нет. Она не показывалась даже на съемках. Копы меня тоже достали. Мне пришлось объяснять им, что я делал, сидя ночью в машине напротив ее дома с алтарем Сьюзен Колгейт на заднем сиденье.
– Ну ты извращенец! – рассмеялся Райан.
Джону было не до смеха.
– Разве люди не считаются пропавшими только после того, как пройдет двое суток?
– Не знаю, – Джон закрыл лицо руками. – Пей.
Райан выпил.
– Перед тем поехать сегодня к тебе, мы болтали с Ниллой, женой Айвана, и она сказала мне, что после катастрофы Сьюзен пропала на целый год, прежде чем объявиться снова. Я не знал, что она пропадала так надолго! Не знал. И оказывается, что никто не имеет ни малейшего представления о том, где она могла находиться все это время. Даже копы не знают.
– Но ты знал, что она попала в катастрофу…
– Эх ты, в девяносто шестом я так часто оказывался в Центре Бетти Форд,[4]что даже не знаю, кто был президентом.
Райан был слегка смущен, не зная, как ему держаться с этим важным кинорежиссером, вознамерившимся купить его сценарий, поэтому он не стал форсировать разговор, и Джон продолжал:
– Иными словами, если Сьюзен Колгейт, святая покровительница пропавших без вести, пропадает без вести хотя бы на один день, то всем Пропавшим без Вести следует тотчас начать поиски, правильно?..
– Когда вы встретились, она узнала, кто ты? – спросил Райан. – Как долго вы вообще общались? На чем расстались? Во что она была одета?
– Мы просто шли. Было чертовски жарко. Но она даже не вспотела. Это было похоже на то, будто мы, как школьники, сбежали с уроков.
Им принесли орешки.
– Райан, ты знаешь о том, что перед тем, как я принял решение выйти из игры, я был серьезно болен?
– Нет.
– Так вот знай. Я практически отбросил копыта в «Сидарз» – по крайней мере, врачи так говорят. И ты знаешь, кого я увидел, когда лежал при смерти?
– Кого?
– Сьюзен.
– Что я могу на это сказать?
– Уж скажи что-нибудь.
– Джон, ближе к теме!
– Ладно, итак, по больничному телевизору шел повтор «Семейки Блумов» за несколько минут до того, как я отключился, но понял я это только через несколько месяцев. Но все-таки это была она. Понимаешь, что я хочу сказать? И я привык к мысли, что привидевшееся мне лицо и голос ничего не значат, но вот настало сегодня – и теперь я больше не думаю, что это было так уж бессмысленно.
Мимо прошел официант. Стакан Райана был пуст. Он заказал еще.
– «Сингапурский слинг», пожалуйста.
Райан не знал, что сказать Джону.
– «Сингапурский слинг»? – спросил Джон. – Где мы, черт побери? В фильме Боба Хоупа? У меня такое чувство, что я пью со своей матушкой.
– Это стильный ироничный напиток.
– Вот придурок. Я уже на деле знал, что такое ирония и что такое ретро, когда ты еще гадил в «Хаггис».
Джон посмотрел на официанта:
– «Ржавый гвоздь», пожалуйста.
Райан беспокойно заерзал на месте.
– Полагаю, ты не прочь поговорить о своем сценарии, – сказал Джон. – Мы его берем. Только, пожалуйста, без инфарктов и инсультов.
Райан перевел дух, но чувствовалось, что он все еще нервничает.
– У тебя есть агент, Райан, а? – спросил Джон.
Райан густо покраснел.
– Нет.
– Тебе же лучше. Можешь считать, что сэкономил сорок пять штук.
Райан побледнел.
– О, это хорошо, – сказал Джон. – Я вижу, как маленькие колесики крутятся у тебя в голове, чтобы высчитать всю сумму. Это затруднительно, поэтому могу помочь. Триста штук.
– Ты меня разыгрываешь.
– Лицо у тебя как у игрока в покер, Райан.
Райану принесли коктейль, но он отодвинул его в сторону:
– Хочу, чтобы у меня была ясная голова.
– Да ты крепче, чем я когда-либо был.
Он поднял свой стакан:
– У меня тост.
Они со звоном чокнулись, отхлебнули, и Джон сказал:
– Айван относится с подозрением ко всему, на что цена не завышена. Если бы я сказал ему, что купил «Тунгуску» за пять штук, то ничего бы не получилось. Цифру триста я взял с потолка. А мог бы назвать и больше.
Райан выпрямился и застыл.
– Да брось ты, Райан, – сказал Джон. – Пей, веселись, танцуй. Дай мне почувствовать себя старпером-благодетелем.
– Нет, Джон, ты не понимаешь. Ты просто переменил мою жизнь, как если бы дал крылья или ослепил. У меня голова идет кругом.
– Поверь мне, далеко не всегда все так происходит. Если бы все шло как обычно, мы с Айваном придумали бы, как тебя облапошить. Но у меня другое настроение. Я свяжу тебя с юристом. Подпишешь бумагу – и порядок.
Коктейль из денег, личных признаний и ироничных напитков придал Райану дерзости.
– Джон, а что там такое было в прошлом году? Я знаю не больше, чем любой читатель бульварной прессы. Что случилось? Что ты такое тогда задумал?
Джон благодушно посмотрел на Райана.
– Не теперь. Не сегодня. Сегодня мы празднуем успех.
Скоро они расстались, но несколько часов спустя, покрутив пленки со Сьюзен, Джон позвонил Райану и спросил, готов ли тот исполнить данное когда-то обещание и позволить ему поделиться своими чувствами, которые он испытывает к Сьюзен. Был второй час ночи, Райан шлифовал текст «Тунгуски», и ему не хотелось отвлекаться, но Джон настаивал. Тогда Райан заявил, что ему надо выйти по кое-какому делу и в ближайшее время он будет занят.
– О'кей, Райан, ты можешь просто сказать, что твое предложение немного поговорить о Сьюзен было всего лишь вежливостью, вроде того, как какому-нибудь плохому актеру предлагают когда-нибудь сыграть в сквош, чтобы от него отделаться.
– Джон, мне нужно съездить и кое в чем помочь своей подружке.
– Подружке?
– Каким странным тоном ты говоришь.
– Я? Самым обыкновенным. Я всего лишь сказал «подружке».
– Ты что – считаешь меня геем?
– Разве я сказал такое?
– У тебя был такой голос.
– Но ты ведь гей?
– Нет.
– Не верю.
– Боже, мне надо позвонить. Пойди, слопай что-нибудь, а я минут через пять тебе перезвоню.
Джон повесил трубку. Через три минуты телефон зазвонил.
– Ванесса говорит – ты можешь приехать и помочь нам.
– Помочь? О чем ты?
– Увидишь.
Райан оставил адрес Ванессы, живущей в Санта-Монике. Они договорились встретиться через час, но Джон приехал раньше.
Ванесса открыла дверь, невозмутимая, в очках в роговой оправе, придававших ей вид ученой дамы, в трикотажном костюме, который, казалось, был перенесен из другой части этого столетия. Джон решил, что Ванесса похожа на одну из убитых в Канзасе дочерей Клаттера. Она предложила Джону сесть в кресло.
– Может, хочешь чего-нибудь выпить?
– Хм… колу.
– Разумеется.
Она прошла на кухню. Джон услышал, как открылась и захлопнулась дверца холодильника, доносились и другие знакомые кухонные звуки. Ванесса имела умный вид, который ей никак не удавалось скрыть. У нее был взгляд лазерного сканера, какой бывает у самых высокооплачиваемых личных секретарей, таких секретарей, благодаря которым режиссеры-неандертальцы, авторы тупых фильмов для подростков, вдруг становятся стильными и изысканными. Такие секретари пишут краткие изящные речи режиссерам, чтобы те произнесли их, когда будут преподносить огромный чек какой-нибудь тщательно выбранной, современнейшей благотворительной организации.
Совершенно очевидно, Ванесса была чудом природы, оказавшимся где-то в самой крайней правой точке гауссовой кривой.
– Чем зарабатываешь на жизнь, Ванесса? – спросил Джон.
– Работаю в «Рэнд корпорейшн».
Джона это ничуть не удивило.
– Не слабо. И что делаешь?
– Участвую в мозговом штурме.
– То есть просиживаете целыми днями в специальных креслах, размышляя над вариантами стратегии вооруженного вторжения и тем, как можно подавить развитие электромобилей?
Ванесса сделала вид, что не слышала всего этого, и, войдя, протянула Джону стакан с колой. Он отхлебнул и помолчал.
– Послушай, а ведь действительно вкусно.
Сладкий напиток понравился ему, и он одним залпом выпил полстакана.
– Надо же – напрочь позабыл, какой вкусной может быть самая обычная кола.
– Дело не в коле. Дело во мне. Я добавила сахару. Две чайные ложки.
Джон закашлялся.
– Ты добавила сахар в колу? Это же возмутительно!
– Не будь дураком.
Она присела на диван.
– Все стонали и жаловались, когда в восьмидесятые состав кока-колы изменился. Если хочешь колы в стиле пятидесятых, добавь в нее сахарку. Мне показалось, Джон, тебе это понравилось.
С минуту они молча пили колу, потом Ванесса сказала:
– Райан сказал, что ты считаешь его геем.
– Ну и?
Ванесса, очевидно, не разделяла такую точку зрения.
– Он мой друг, Джон.
Она сделала еще глоток.
– Лично мне больше нравится диетическая кола, но я всегда подсыпаю сахару. Наверно, у меня действительно извращенный вкус.
Она опустила глаза под пристальным взглядом Джона.
– Мы с Райаном любим друг друга.
– Я тоже люблю своего друга Айвана, но не назначаю ему свиданий.
– Ой, только помолчи. Эрос. Агапе. Секс. Дружба. Тут все вместе. Я не тупая.
– Ты хочешь сказать – в ваших отношениях есть эрос?
Глаза Ванессы блеснули, но она промолчала.
– Это, конечно, не Тарзан и Джейн, но это по-настоящему. Он искренен со мной.
Джон раскусил кубик льда.
Ванесса посмотрела в окно.
– Райан приехал. Мы с тобой просто пили колу, ладно?
Через некоторое время все трое уже ехали в машине.
– Если хочешь поговорить о Сьюзен с Ванессой – давай. Она просто замечательная, – сказал Райан Джону.
– Вот как, – ответил Джон в некотором замешательстве.
– Сьюзен Колгейт была моим кумиром, Джон, – сказала Ванесса. – Знаешь, в какой роли она обычно выступала по телевизору? В роли смышленой дочери, которая находит смыслы и структуры в этом запутанном бессмысленном мире. Мне это близко.
– Я понимаю, о чем ты, – ответил Джон. – У меня такое чувство, будто у нее ключи от моего потаенного «я». Понимаете, как будто она знает мой код, хотя я даже сам не могу верно его набрать.
– Как раз этим Ванесса зарабатывает, – сказал Райан. – В «Рэнде». Находит смыслы, структуры и коды.
– А кто ты по специальности? – спросил Джон.
– Райан же сказал – я искатель.
– Искатель?
– Именно. Когда я была еще ребенком, если что-то пропадало, люди приходили ко мне, чтобы я это нашла. Я могу найти что угодно. Я задаю вопросы. Проверяю данные. Устанавливаю взаимосвязи. И тогда потерянное находится.
– Чушь собачья.
– Эх ты, Фома неверующий. И какие изысканные выражения.
– Покажи ему на примере, – сказал Райан.
– Справедливо. Давай поговорим о тебе, Джон Лодж Джонсон, дата рождения – 5 ноября 1962 года, место рождения – Мирафлорес-Локс, зона Панамского канала. У тебя одно неопустившееся яичко, и с 1983-го по 1996-й ты вовсю смолил «кент». Начиная с 1988-го, тебя допрашивали, но так и не осудили по поводу сразу нескольких дел, связанных с наркотиками. Ты правша, но пользуешься левой рукой, бросая бейсбольный мяч и мастурбируя. Около двух лет назад ты был должен налоговой службе более 11,3 миллиона долларов, которые были возвращены восемь месяцев спустя после полной ликвидации твоих активов и банковских счетов, два из которых помещались в швейцарских банках в Давосе, – ты полагал, что налоговая служба ничего не знает о них, но они знали, и тебе повезло, что ты сообщил об их существовании, иначе они отрезали бы твое неопустившееся яичко, насадили на вилку и съели за обедом. У тебя кровь третьей группы, а твой IQ – 128. За последние десять лет тебе выписывали более тридцати различных психотропных средств, и ты по одному и тому же рецепту приобретал препараты в разных аптеках в округах Лос-Анджелес, Вентура и Сан-Бернардино. Ты гетеросексуал, но несколько раз по просьбе женщины занимался сексом втроем. За несколько месяцев до твоего широко освещенного в печати исчезновения ты попытался передать все твои права и будущие гонорары «Рональд Макдоналд хаус». Однако благодаря твоему другу Айвану суд отклонил право на подобную передачу и вместо этого назначил совет опекунов, которые скоро соберутся с целью оценить твою вменяемость, чтобы вернуть тебе твою кучу денег, с которыми, как ты всерьез полагал, ты расстался навсегда. Я бы на твоем месте послала Айвану корзину фруктов, Джон Лодж Джонсон.
Джон буквально онемел.
– Здорово, правда? – сказал Райан.
– Желаешь еще? – спросила Ванесса. – Почти девяносто пять процентов твоих телефонных звонков ты делаешь либо в Нью-Йорк, либо в Калифорнию. Начиная с 1991-го и до твоего исчезновения ты тратил каждый месяц на телефонный секс примерно девять тысяч пятьсот долларов. Я еще не знаю, прибегал ли ты после этого к телефонному сексу или нет. Наиболее часто набираемый тобой номер принадлежит твоей небезызвестной мадам Мелоди Ланье из Беверли-Хиллз, которая – спорю, тебе это неизвестно – страдает малярией и которая также потеряла мизинец на левой ноге в автокатастрофе в Дарвине в Австралии в 1984 году. Ничто и никто не укроется от всевидящего ока, то есть от меня, Ванессы Гумбольдт. Так-то.
– Мелоди никакая не моя мадам, а ты просто чудовище.
– Не будь таким тугодумом. Все и так очевидно, надо только знать, где посмотреть.
– Хороша, верно? – сказал Райан. – Она тебе и в Ватикане найдет того, кто делает аборты.
– Если тебе от этого станет легче, то не скрою – я натура не творческая. Препоручаю все дальнейшие дела моему вундеркинду.
Она легонько хлопнула Райана по колену.
Скоро машина съехала с шоссе, и Ванесса подрулила к синему зеркальному кубу – большому зданию лаборатории, окруженному густой зеленой лужайкой, вполне пригодной для игры в гольф.
– Вот мы и приехали, – возвестила Ванесса. – Это тот самый офис, где некий проныра по имени Гари Воорс надул меня на несколько тысяч, когда я была его внештатным сотрудником.
– Нож в спину, – сказал Райан.
– Пятнадцать штук. Но я навела справки насчет него и компании, так что маловероятно, что я когда-нибудь получу свои деньги. Сама виновата. Надо было сначала все проверить. Пойдемте, давайте вылезайте из машины.
На автостоянке Ванесса вытащила из багажника пластмассовую канистру для бензина. Джон приблизился к Ванессе, которая сказала:
– Вытяни руку.
Джон колебался.
– Да ладно, Джон, не бойся.
Он протянул руку, и Ванесса насыпала ему на ладонь какое-то вещество.
– Эти крохотные, почти невидимые шарики, – сказала Ванесса, – семена клевера. А теперь с их помощью мы немножко поразвлекаемся в правописании.
Она начала сыпать семена на ухоженную траву, выводя какие-то знаки. До Джона дошло, что она что-то пишет.
– Что такое ты пишешь?
– Она пишет «Гари трахает Тину», – сказал Райан.
– Кто такая Тина?
– Жена генерального директора. За ними тоже тянется грязный след. И я не стала бы втягивать в это Тину, но именно она делала так, что все мои идеи присваивал Гари.
– Семена клевера быстро прорастают, – пояснил Райан. – Корни у них как щупальца, побеги имеют темно-зеленый цвет и появятся они через десять дней.
– Как раз перед самым возвращением Гари с Бермудских островов. Какое совпадение, – сказала Ванесса.
Она закончила выводить петли.
– От надписи можно избавиться, только сняв весь дерн, – сказал Райан. – Умно придумано, а?
– Готово.
Ванесса пошла обратно к машине.
– Так вот в чем было дело?
– Ну, поехали.
Через минуту они снова были на шоссе. За рулем по-прежнему сидела Ванесса. Джона била мелкая дрожь. У него начали появляться мрачные предчувствия. Он думал о том, что могло случиться со Сьюзен. Хотя его собственные фильмы были полны насилия, а персонажи почти всегда оказывались ненормальными, он никогда не воспринимал их как что-то реальное. Впервые в жизни он ясно себе представил, как насилие из его фильмов входит в его жизнь, отчего почувствовал приступ тошноты: теперь он отчасти понял, что могли чувствовать люди, упрекавшие его за жестокость в своих письмах.
– Мы с Ванессой собираемся помочь тебе найти Сьюзен, – сказал Райан.
– Если предоставить это копам, – сказала Ванесса, – то, когда они ее найдут, из нее уже паштет получится. Позволь мне закинуть сеть сегодня. Приезжай ко мне завтра в пять. Я предоставлю результаты и обед в придачу.
Помолчав, она спросила:
– С тобой все в порядке, Джон?
– А что такое?
– Ты такой бледный, будто увидел привидение.
– Все в порядке, Ванесса, – ответил Джон. – Можно вопрос?
– Давай.
– Почему ты помогаешь мне? Я имею в виду, что ты ведь совсем не знаешь меня… что ты не…
– Хватит, хватит. Считай, что мой интерес – Райан. Ты помог ему – я помогаю тебе.
– И?
– И все. А почему бы тебе не объяснить мне, только честно, зачем ты так хочешь найти Сьюзен Колгейт, а? Она сейчас вполне может быть наряжена в школьную форму и лежать разлагаясь где-нибудь под твоим крыльцом. А вся эта поисковая операция затеяна лишь для того, чтобы отвлечь от тебя внимание.
– Нет, не так, – равнодушно отмахнулся Джон.
– Ладно, так зачем искать Сьюзен Колгейт, Джон?
– Потому что…
– Ну?
Джон, соображая, все сильнее сдавливал мозг, словно пытался открыть неподатливую банку маслин.
– Потому что она знает, что людям суждено меняться. Знает, что это неизбежно. И, кажется, она понимает, что в моей жизни настал момент, когда я утратил эту способность. Извини, у меня получается что-то вроде песенки кантри.
– По-моему, все выглядит так, будто ты ее преследуешь. Это может не очень-то ей понравиться.
– Я не преследую ее, Ванесса. Я лишь хочу попробовать ее найти. Никто не воспринимает ее исчезновение всерьез, кроме нас.
– А в чем тогда интерес для Сьюзен? – спросил Райан. – Если только мы не найдем ее связанной на рельсах.
Джон сверкнул на него глазами.
– Прошу прощения.
Но вопрос Райана заставил Джона задуматься. Что способен он дать Сьюзен? Стать еще одной из этих голливудских развалин, чтобы она о нем заботилась? Нет, потому что… потому что что? Джон постарался как можно глубже заглянуть в колодец своей души и увидеть хотя бы зерно разумной причины. Он думал о безнадежно одинокой женщине, которая читала «Архитектурный дайджест», и о другой женщине, которую он встретил потом и которая накормила его обедом. Кругом полно одиноких людей, и эти люди существуют за порогом нашего восприятия.
– У нас много общего, – вырвалось у него.
– Правда?
Райан с Ванессой переглянулись.
– Вы не замечали, что дольше всего держатся те пары, которых объединяет какой-то общий опыт? Работа, школа, круг друзей?
– Ну и?
– Как у нас со Сьюзен.
– Но ты даже представления не имеешь, Джон, куда отправилась Сьюзен после катастрофы. Ты ведь имеешь в виду исчезновение, так?
– Я имею в виду то, что мы узнали друг о друге во время нашей прогулки, Райан. Что мы оба искали одно и то же. Сейчас я не знаю подробностей, но узнаю, как только найду ее.
Все замолчали. Ванесса напряженно сидела за рулем, как будто вела машину сквозь снежную бурю. Они ехали в одной из тысяч машин по десятиполосному скоростному шоссе, со всех сторон стиснутые другими автомобилями, поток которых не ослабевал даже в самую глухую ночную темь. Никто не произносил ни слова.
Весь следующий день Джон проспал. Ночью, за простыми спагетти, Ванесса щедрым жестом продемонстрировала перед Джоном и Райаном содержимое своей сети.
– Сьюзен Амелия Колгейт, родилась 4 марта 1970 года в Корваллисе в штате Орегон. Ее мать, Мэрилин, была замужем за Дюраном Дешенном, официальный развод с которым так и не оформила.
– Полиандристка, – сказал Райан.
– Кто? – переспросил Джон.
– Явление, противоположное двоеженству. Когда у женщины одновременно два мужа и больше.
– Этот парень, Дюран Дешенн, погиб в 1983-м, а мать Сьюзен вышла за Дональда Александра Колгейта в 1977-м, так что в течение семи лет она была полиандристкой. Но у меня есть подозрение, что этот Дон Колгейт понятия не имел, что был муженьком номер два. Спорю, что мы трое, плюс сама Мэрилин, единственные, кому известна ее тайна.
– Сьюзен росла в Макминвилле, в штате Орегон, в фургончике, – продолжала Ванесса. – В молодости она участвовала, была финалисткой и победительницей буквально сотен конкурсов красоты. Ее самое крупное достижение приходится на 1985 год, когда она выиграла подростковый конкурс «Мисс США» в Денвере, но прямо на сцене отдала свою корону ЛуЭнн Рамсей, кстати, нынешней жене аризонского губернатора.
– Все это мне известно, – сказал Джон. – Интернет. Библиотеки. Журналы. Скажите что-нибудь новенькое.
– Предполагалось, что в 1997-м она погибла в авиакатастрофе в Сенеке, но это не так, и до сего дня никто не знает, где она провела ровно один календарный год. Даже я ничего об этом найти не смогла.
– Какая скромность.
– Нет, но кое-что я все же нашла.
– Что? – быстро спросил Джон.
– Может, это и чепуха, но когда я проверяла данные, связанные с ее телефонными звонками…
– Какие данные?
– Когда же ты повзрослеешь? Эра секретов кончилась. Как я уже говорила, когда я проверяла эти данные, то наткнулась на некую аномалию. Чаще всего она звонила парню по имени Рэнди Хексум. Он живет в Долине. Я проверила его, и выяснилось, что он из Эри из штата Пенсильвания. Его настоящее имя – Рэнди Монтарелли, и он жил в тридцати милях от полицейского участка, куда Сьюзен обратилась, заявив, что у нее амнезия.
– И?
– Оба вернулись в Лос-Анджелес одновременно, год назад, и он стал работать на Криса Трейса. О Рэнди Монтарелли, он же Хексум, также нет почти никаких данных с тех пор, как он уехал из Эри. Чертовски трудно иметь пустой файл данных, но у него именно так. Это очень подозрительно.
– Он сейчас в Долине?
– Да.
Через секунду Джон был уже на ногах. Он отнес тарелки на кухню, завернул крышку на бутылке колы и поставил ее в холодильник.
– Поехали.
Глава двадцатая
В молодости, когда Джон еще жил в Нью-Йорке, учитель математики, мистер Берд, одновременно исполнявший функции учителя физкультуры и классного руководителя, вывел дрожащий от холода класс на игровое поле. На поле он отметил белым мелком точки, образующие большой квадрат. На каждой из этих отметок он поставил по ученику и, когда все заняли указанные места, проорал в мегафон:
– Посмотрите внимательно на этот квадрат. Он называется акром. Всю оставшуюся жизнь вы будете слышать, как люди говорят об акрах. Пять акров. Три тысячи акров. Полтора акра. Так вот, перед вами – акр. Еще раз внимательно посмотрите на него. И пусть он навсегда останется в вашей памяти, потому что единственный раз в жизни вы видите совершенный, стопроцентный акр.
Джон запомнил этот акр, холодный, сырой и вытоптанный. Его размер действительно остался у него в памяти, и когда Джон бродяжничал, он видел со всех сторон исключительно акры – стопроцентно точные, стопроцентно безлюдные и по большей части бесхозные. Теперь, когда он действительно стал Никем, земля принадлежала ему. В свои хорошие мгновения он чувствовал себя королем, но этих мгновений становилось все меньше и меньше, по мере того как он стремительно опускался. Секс прекратился. Почти все формы коммуникаций затихли: женщины исчезли из его жизни, и он тосковал по ним, как тоскуют по дому. Он видел их только мельком – холеных, накормленных, имеющих перед собой ясную цель, и, как правило, в тот момент, когда они поднимали стекло в окне машины. Ему остро не хватало женского общества, способности женщин прощать, исцелять раны, их постоянной готовности смеяться мужским шуткам. Не хватало матери, Мелоди, Ниллы и даже флоридских близняшек, чьи имена он успел позабыть.