Почти все Никто, которых он видел, были мужчинами. У женщин гораздо больше контактов с миром: дети, семья, друзья.
Джон умел, глядя человеку в глаза, определять, когда от него что-то хотят. Теперь на него так никто больше не смотрел. Но он не умел, глядя в глаза людям, определять, когда они хотят ему что-нибудь дать. Иногда он замечал, как женщины с верещащими детьми и продуктовыми тележками наблюдают за ним, когда он выходил из уборной в «Денниз» и шел к прилавку или когда ходил по продуктовому магазину. Что они ему предлагали? Еду и немного любви, чтобы он смог дотянуть до следующей станции пути? Женщины стали для Джона воротами назад, в лучший мир, которым до этого он пренебрегал.
Пятеро пьяных парней с фермы, ехавшие в пикапе, избили его как-то вечером, на закате, потому что он подвернулся им под руку, а у них было соответствующее настроение. Его униформа оказалась заляпана кровью, и ее пришлось выбросить в урну на бензозаправке. Он потратил свои последние деньги, пятнадцать долларов, на уцененную желтую футболку с надписью «У меня есть еще футболка „Порше“!» и плащ с логотипом пива «Корона», плащ прилагался бесплатно к упаковке из шести банок, которые он выпил, переварил и выписал, пока шла гроза.
Как-то вечером в Уинслоу, в штате Аризона, он встретил дружелюбно настроенного парня по имени Кевин. Они оба подсчитывали то, что насобирали вокруг магазина у бензоколонки. Время шло к закату. В небе загорались первые звезды. Джон как раз нашел упаковку просроченных сосисок, когда Кевин сказал:
– У меня тут недалеко дом. Можем пойти туда – перекусить.
Кевин казался вполне дружелюбным, а Джон соскучился по самому простому разговору. Сказать по правде, у него неделями не было ни единой мысли в голове.
|
|
«Дом» располагался под покрытым ржавчиной и разукрашенным граффити мостом, который был перекинут через овраг; на земле валялись сморщенные презервативы и матрас, до такой степени кишевший насекомыми, что Джон старался держаться от него подальше.
– Приехали. Разводи огонь.
Кевин помог Джону развести костерок под перевернутым колпаком от «шевроле», который наполнили водой из почти пересохшего ручейка на дне оврага. Когда вода закипела, Джон бросил в банку свои просроченные сосиски, и оба молча принялись смотреть, как они варятся. Джон подозревал, что беседы так и не получится.
Они съели сосиски, делясь самыми поверхностными историями, большей частью о том, кто куда держит путь – на запад или на восток – и какой следует ожидать погоды; оба старательно избегали упоминать о прошлом. Когда стемнело, Кевин отправился спать на матрас. Джон отыскал песчаный уголок – высоко, на насыпи под самым мостом. Он знал, что таким, как они, после захода солнца практически нечем заняться. Джон уснул под шум изредка проезжавших над головой машин.
Среди ночи он сквозь сон почувствовал резкую боль и, проснувшись, увидел, что Кевин бьет его отломанной дверцей от магазинной тележки. Захлебываясь словами, с пеной на губах, Кевин изрыгал яростные проклятия:
– Так, значит, решил забрать мои хот-доги?! Красть еду у человека прямо из-под носа – да ты не лучше детройтских автомобильных фабрикантов…
С рассеченной скулой, из которой текла кровь, Джон бросился бежать по дороге, чтобы поскорее выбраться на открытое место, и бежал до тех пор пока не почувствовал себя в безопасности. Он сбежал с дороги, нашел углубление, заполз в него, услышал, как разбегаются какие-то маленькие зверьки, и снова уснул.
|
|
На следующий день во Флагстаффе он пообедал гамбургером из помойки. У мяса был странный привкус, но Джон не обратил на это особого внимания. Часа четыре спустя он шел по гравийной дороге в направлении, как он полагал, метеоритного кратера, про который читал, когда в детстве лежал больной на Манхэттене, как вдруг все его внутренности свело, будто он пропустил удар в каратэ, и он повалился в сухой кювет. Его вырвало, и начался понос, как будто все клетки его тела одновременно возмутились, стремясь поскорее избавиться от токсинов. В голове стоял ядовитый туман, но Джон успел снять штаны, понимая, что их никоим образом нельзя запачкать, и сложил свою пока еще чистую одежду на обочине над собой. Потом лег на грязную землю, и внутри у него словно все взорвалось. Он видел горы и плато на горизонте, миллиарды акров. Джон попытался представить себе толпу детей – всех ребятишек в Аризоне, – стоящих по краям этого пейзажа, дикого и изрезанного. Хватаясь за живот, он старался вообразить, как дети, может быть, однажды будут играть в этой пустыне, на этом безлюдном пространстве; но он знал, что этого никогда не произойдет, потому что эта земля всегда будет хитрее их, на одно деление более жестокой.
Он попросил, чтобы звезды сказали ему хоть слово, но звезды молчали. Потом вспомнил, как лежал в больнице несколько месяцев назад, – неужели это было так недавно, в декабре? – ночь своего кризиса и видение. Перед тем как окончательно потерять сознание, он припомнил Сьюзен Колгейт и внезапно понял, что ее лицо на самом деле было лицом актрисы из какого-то шоу, шедшего по стоящему рядом с его койкой телевизору, и ничего не значило. Время, проведенное им на дороге, тоже было притворством. Ее лицо было всего лишь лицом обычной телеактрисы! И вот он оказался здесь, вновь на краю смерти, но только теперь ему было совершенно все равно.
|
|
Джон провалился в обморок, а когда очнулся – сколько прошло времени, он не знал, – то увидел Млечный Путь, несколько падающих звезд и понял, что худшее позади, вот только тело его было как высохшая травинка, словно вся жидкость из него испарилась. Потом он услышал звук работающего мотора остановившейся машины и женский голос. Подошла женщина с фонариком и сказала, что все с ним будет хорошо, что она отвезет его. Он позабыл, что на нем нет одежды, и пополз вверх по осыпающемуся склону кювета.
– Еще одно движение, – произнес мужской голос, – и я вышибу тебе мозги.
– Опусти эту штуку, Эрик, – сказала женщина, – и передай мне сумку с продуктами. Дженни, принеси одеяло из машины.
Дженни, еще совсем молоденькая девчушка, снимала Джона на видео.
– Меня зовут Бет, – сказала женщина. – Вот…
Она накинула одеяло Джону на плечи и открыла картонную упаковку апельсинового сока.
– Вот, попейте. Ваш организм обезвожен.
Джон начал было жадно пить, но упал на колени. Зубы его стучали. Бет нашла его скатанную одежду. Джон увидел мужчину в грузовике.
– Эрик, черт побери, помоги этому парню выбраться. Давайте сюда.
Отложив ружье, Эрик с явной неохотой помог Бет перенести Джона в кузов грузовика.
– Эй, как тебя звать? – спросила она у Джона через борт.
– Джон, – ответил он.
– Ложись, Джон, и мы быстренько доставим тебя домой, ладно?
– Ладно, – ответил Джон, лег на спину и стал смотреть на мигающий красный огонек камеры Дженни, которая по-прежнему снимала его. Потом он откинул голову, посмотрел на звезды и расплакался, потому что все было впустую и потому что голос Сьюзен, который он случайно услышал в белой душной палате, был всего лишь записью на звуковой дорожке.
Глава двадцать первая
Даже самый суетный монах, пекущий в четыре ночи хлеб, не смог бы тягаться с Юджином Линдсеем, которому не терпелось доставить свои шантажистские письма к ближайшему почтовому ящику до утренней выемки. Сьюзен быстро втянулась в его работу, и даже когда она была на шестом месяце беременности, Юджин то и дело гонял ее вверх-вниз по подвальной лестнице с тяжелыми коробками, набитыми бумагами. Сьюзен это ничуть не беспокоило. Впервые в жизни она перестала чувствовать, что из нее, прорвав кожу, могут выскочить туго закрученные пружины. Ее не покидало ощущение, что она на каникулах. Дополнительный плюс – безудержный секс, пока ребенок не стал слишком большим.
– Юдж, я чувствую себя кем-то вроде камбоджийской крестьянки, таская эти – как бишь их? – она посмотрела на конверты в коробке, которую держала в руках, – почтовые отправления во Флориду. Я могу родить малыша прямо на рисовом поле, а назавтра вернуться, чтобы пахать снова.
Юджин орудовал возле своего ксерокса, как хирург во время операции, озаряемый лучами зеленого света Франкенштейна.
– Эй, солнышко, да будет благословенна Флорида. Все эти старики с кучей свободного времени, без конца слушающие радио. Они разбрасываются своими адресами, как будто это никому не нужная мелочь. Давай-ка отнесем это к входной двери. Давай, любимая!
С наступлением зимы воздух в доме стал суше, но ежедневное расписание не изменилось. В декабре, когда Сьюзен поняла, что беременна, Юджин запретил ей приближаться к микроволновке и употреблять алкоголь.
Весна и лето пролетели незаметно. Сьюзен нравилась ее работа. Она вскрывала ежедневную почту, которую Юджин забирал из почтового ящика, находящегося за несколько улиц от его дома. В конвертах лежали смятые деньги, присылаемые суеверными радиоэнтузиастами, чьи имена Юджин купил у своего старого друга по колледжу, который преуспел в телефонном маркетинге, – во придурки! Большая часть таких переводов состояла из двух двадцаток и десятки, но иногда Сьюзен попадались пачки скомканных, грязных долларовых и пятидолларовых бумажек, похоже, вытащенные из-под переднего сиденья автомобиля, принадлежавшего какому-нибудь подростку. Чего хотели эти люди? Какое колесо в какой космической рулетке они надеялись крутануть, откликаясь на лживые заверения Юджина?
В животе у Сьюзен было такое ощущение, будто там без конца перекатывается большой лыжный ботинок. Катастрофа в Сенеке, казалось, была уже очень давно, а жизнь до катастрофы – словно рассказ на следующее утро о пьянке, о которой сам ничего не помнишь. Единственными реальными напоминаниями о прошлом стали мелькающие образы на телеэкране – повторы старых шоу – и Мэрилин, которая тягалась с авиалинией в суде, разодетая теперь как шикарная дама с Пятой авеню и не снимавшая шиньона ни утром, ни вечером, ни зимой, ни летом.
Самым запутанным моментом в деле Мэрилин было то, что физические останки Сьюзен так и не были найдены, несмотря на бесспорные свидетельства, подтверждавшие, что она была на борту (телефонный звонок и ручательства четырех членов наземной команды). Кроме того, в отличие от родственников других погибших у Мэрилин не было даже ногтя, чтобы увековечить память дочери.
Сьюзен видела, как Мэрилин благородно выдаивала из ситуации все, что только можно. Если учесть, что симпатии публики оказались на ее стороне, было очень похоже, что она выиграет процесс. Юджин подзадоривал Сьюзен. «Ты что, так и собираешься сидеть сложа руки и смотреть, как она выкручивает из них миллионы?» Но при любом упоминании об этом Сьюзен мгновенно отдалялась, так что Юджин прекратил форсировать события. Сьюзен воспринимала мать в объективе камеры как что-то далекое, как нереальную картину, в которую было не войти.
Жизнь в Индиане шла своим чередом. Юджин выбирался из дома по почтовым делам и чтобы прикупить кое-какие мелочи. Иногда Сьюзен отправлялась вместе с ним, но гораздо счастливее она чувствовала себя дома, вместе со своим давним секс-кумиром, помогая по хозяйству. Прошло уже почти три месяца, когда она вдруг поняла, что за все это время у нее ни разу не возникло желания позвонить по телефону.
К началу сентября Сьюзен была уже на сносях и стала занудливой и ворчливой.
– Гормоны, Юджин. Они у меня горячие и с перчиком, как у матери.
Она сказала ему, что хочет взять машину покататься.
Юджин не имел большого желания к ней присоединяться. Он был раздражен, потому что ему пришлось разобрать всегда работавший с перегрузкой кондиционер подвала, а теперь он не был уверен в том, что сможет собрать его снова. Резкое потепление превратило подвал в единственное прохладное место в доме. По полу были разбросаны провода и винты, на один из которых Сьюзен наступила, что отнюдь не улучшило ее настроения.
– Хочу съездить в супермаркет и выпить немного спиртного – освежиться. Ради забавы можно накраситься и напялить парик.
– А что, если у тебя…
– Начнутся схватки?
– Ну, в общем, да.
– Хорошо, я возьму с собой мобильник.
– Тогда дай я заправлю машину.
– Заправишь машину?
Юджин вернулся туда, где он ремонтировал кондиционер, и открыл раздвижные двери. За ними обнаружилось несколько бочек с бензином, которых Сьюзен прежде не видела. Бочки были загружены в люк в потолке.
– Что это такое, Юджин, черт возьми?
– Бензин. Я запаниковал во время войны в Заливе и решил сделать небольшой запас.
– Ты что – псих? Держать такое в подвале?
– Остынь, сестричка. Он уже почти весь вышел. Тебе бы заглянуть сюда в 1991 году. Тут было что-то вроде нефтеперерабатывающего завода.
– И эти штуки все время были здесь?
– Я проезжаю от силы три мили в месяц. Так что – да.
– Я не об этом, Юджин.
– Иди-ка лучше за париком. От этой жары у нас обоих крыша едет. Я заправлю машину.
Сьюзен пошла наверх переодеться и замаскироваться. Она надела парик и бежевый брючный костюм Ренаты, подогнанный под ее фигуру. Потом выбрала одну из множества сумочек Ренаты, набила ее косметикой и разными побрякушками – как она выражалась, «сумчатый комплект» – и посмотрелась в зеркало – класс! Настроение несколько улучшилось, она прошла к навесу для автомобиля и позвала Юджина.
– Я поехала, Юдж.
– Не прихватишь мне какой-нибудь жвачки?
– Жвачки?
– С корицей.
– Слушаюсь, мой повелитель.
– Фу ты!
– Что такое?
– Провод в руке заискрил.
– Будь осторожнее. Увидимся через полчаса.
Она села в машину, все еще несколько раздраженная. Солнце стояло уже низко, однако дневная жара не спадала. Но скоро спиртное должно было принести облегчение. Сьюзен припарковалась у торгового центра и купила кое-что в аптеке. Мысли ее блуждали. Она подумала, что скоро ей придется регулярно ездить сюда за «Памперсами». В порыве вдохновения она купила в соседнем отделе бутылку бурбона и вернулась в машину. На улице выли сирены, и за несколько кварталов от того места, где она находилась, раздался взрыв.
Свернув на свою улицу, Сьюзен увидела, что вся нижняя часть дома объята пламенем, языки огня вырывались из окон, как бушующая в реке вода. Подъехали еще несколько пожарных машин – и в этот момент рухнула крыша.
Это было похоже на повтор авиакатастрофы: пламя, неразбериха, призрачность происходящего. Сьюзен плотно закрыла дверцу машины и направилась к погребальному костру. Один из пожарных попросил ее остановиться, но она проигнорировала его слова, перешагнула через пожарный шланг и услышала, как перекрикиваются между собой пожарные:
«Никогда не видел, чтобы огонь распространялся так быстро».
«Прямо как специально задумано».
«В доме кто-нибудь остался?»
«Не знаю, завтра посмотрим. Если, конечно, вообще что-то останется».
«А семья? О господи».
«Нет. Там жил один только этот старик – объявлял погоду. Давно на пенсии – еще с восьмидесятых».
«Я его уже не застал».
«Настоящий придурок. Один жил. Соседи говорят, собирал у себя в доме мусор».
Дом рухнул. Все смотрели на пожар, и никто не обращал внимания на Сьюзен, которая, почувствовав себя обреченной, пойманной в какую-то космическую временную петлю, бросилась обратно к машине.
Она включила мотор. Шоу уже подходило к концу – просто уже нечему было гореть. Сьюзен поспешила отъехать, стараясь найти шоссе, какое угодно шоссе. Отчаянно рыдая, она била себя по лицу с такой силой, что оставались синяки. Выбравшись на автостраду, она дала полный газ. Сьюзен мчалась, включив дальний свет, потому что понимала, что находится сейчас в некой разряженной тьме.
Ей припомнился один новогодний праздник. Это было давно, еще в восьмидесятые. Она ехала с Ларри на вечеринку в его «ягуаре», и они заблудились по дороге. Они и без того выехали поздно, а теперь потребовалось еще заправить машину. По ошибке они поехали не по той дороге и в результате в полночь оказались на Голливудском фривее – одна машина среди сотен миллионов машин во всем мире, едущих сквозь ночь, сквозь все великие перемены, сквозь все те моменты, когда одна эра сменяет другую.
Косметика кляксами растеклась вокруг глаз. Она ничего не видела и, свернув на заправочную станцию, умылась в уборной. Роясь в сумочке, Сьюзен вскрикнула, наткнувшись среди прочего на маленькую фотографию Юджина. Потом нашла сложенное письмо, которое прихватила с собой после катастрофы в Сенеке – Рэнди Монтарелли, 1402, Чаттанаукуа-стрит, Эри, Пенсильвания. Зайдя в магазин, полный народу, так как был как раз час пик, она стащила карту, вернулась в машину и покатила – сначала на север, потом на восток, из Блумингтона в Индианаполис, а оттуда – в Акрон и дальше в Кливленд…
Около полуночи Сьюзен въехала в Эри в штате Пенсильвания, достала карту и, поискав, нашла то, что ей было нужно. Затем начались схватки, и она стала стучать в двери дома Рэнди Монтарелли. Он открыл, на его лице была наложена огуречная маска, а в глубине комнаты светился телеэкран. В комнате приторно пахло попкорном. Глядя на Рэнди красными от усталости и слез глазами, Сьюзен сорвала парик. Волосы ее слиплись, мысли бешено крутились в голове. Она переступила через порог и упала на кушетку, где и родила, прежде чем успела закончиться телепрограмма, очаровательного мальчика.
Кемпер и Вилли, афганские борзые Рэнди, скулили в пустой спальне. Рэнди держал мальчугана на руках, пока Сьюзен кричала, прося его перерезать пуповину, что он и сделал.
Глава двадцать вторая
– Перестань пытаться меня изменить, старая ведьма! Черт побери, ни минуты не было в жизни, чтобы ты не пыталась сделать из меня не то, что я есть на самом деле.
– Ты еще не закончила, моя сладкая?
Дело происходило в Денвере, на подростковом конкурсе на звание «Мисс США». Мать и дочь разговаривали сквозь стиснутые зубы, не переставая улыбаться. Они завтракали в гостинице. Был четверг, семь пятнадцать утра.
Такие трапезы перед конкурсом были обычной процедурой, и на них распределялись шкафчики для нарядов и ключи к ним. Сьюзен тоже заполнила подписные листы, чтобы ей выделили время для рекламной экскурсии по Денверу; отснятый материал об этой экскурсии должны были смонтировать для большого экрана и показывать в воскресенье вечером на церемонии вручения наград.
Объявили об изменениях в распорядке дня, причем выяснилось, что сегодня будет обед с членами Ротари-клуба в каком-то их притоне.
– Чтобы мы могли подцепить себе трахаля, – рассмеялась Сьюзен.
– Сьюзен! – Мэрилин дала дочери пощечину.
Сьюзен улыбнулась, с пощечинами всегда так: выигрывает тот, кто их получил.
– Классно, мамуля. Просто здорово! Не думаю, чтобы кто-нибудь здесь пропустил такое. Прощай приз «Мисс Конгениальность».
– Только неудачники, Сьюзен, выигрывают «Мисс Конгениальность». Меть выше.
После их переезда в Шайенн, сразу после пластической операции, Сьюзен превратилась в мятежницу. У нее не было друзей в этом на удивление плоском и пыльном городишке, а ее школьные дни наконец закончились после того, как она получила аттестат с общей тройкой в недовольной ею школе Макминнвилля, которая была рада отделаться от Мэрилин. Теперь Сьюзен проводила время, как могла бы проводить его любимая жена в гареме: занималась педикюром, постоянно что-нибудь жевала и читала все, что могла предоставить ей местная библиотека, расположенная на той же улице. Сьюзен была просто неутомима в стремлении расширить свой кругозор, желая узнать, как выбраться из конкурсного ада: талидомид, шейкеры, испытание ведьм, Юкон и Ингрид Бергман.
По дороге в Денвер Сьюзен произвела в голове кое-какие подсчеты. Она поняла, что из тех денег, что она выиграла за последние десять лет, почти ничего не пошло на улучшение качества жизни семьи Колгейт. Все добытое, по ее подсчетам, уходило обратно, то есть тратилось на платья, косметические операции, обработку лица и уроки вокала. До этих вычислений Сьюзен считала себя кормилицей семьи, энергичной девушкой, которая оберегала семью от вторжения социальных работников и не позволяла семье опуститься до дешевых гамбургеров. Теперь она осознала, что, продолжая карьеру конкурсантки, только подливает масла в огонь своего конкурсного ада.
Подростковый конкурс «Мисс США» был общенациональным состязанием, но Мэрилин не относила его к конкурсам высшей категории. Победительница подросткового конкурса «Мисс США» должна была получить автомобиль-фургон «тойота», шубу из искусственного рысьего меха, две тысячи долларов на обучение в колледже и три с половиной тысячи наличными, а также контракт на рекламу одежды.
Сьюзен легко достался титул подростковой «Мисс Вайоминг», и теперь Мэрилин, как ворона, принялась разорять другие гнезда, в то время как Сьюзен легко расправлялась с этим дешевым любительским конкурсом. О том, что это было за мероприятие, уже говорило следующее: четыре автомобильных стереодинамика, занятое на время помещение в общественном центре (стук баскетбольного мяча за стенкой размерял происходящее, как разболтанный метроном), орава деревенских девиц в рюшечках, которые понятия не имели о подиумном шаге, ничего не слышали о косметике, аксессуарах, о поведении на сцене, а также о том, как надо отвечать на вопросы на сообразительность. Вопрос, который задали Сьюзен, звучал так: «Если бы вы могли что-то изменить в Америке, то что бы вы изменили?» Мэрилин знала, что самый простой и очевидный ответ состоит в том, что Америке не хватает мира и гармонии, однако ответ Сьюзен, который показался Мэрилин слишком уже искренним, был иным. «Что бы я изменила? – переспросила она и задумалась. – Я бы хотела, чтобы мы все однажды перестали ссориться хотя бы на один день. Я бы усадила всех граждан, и мы поговорили бы о том, что значит жить в этой стране, – чтобы все мы сели рядом за самым большим в мире обеденным столом, готовые соглашаться друг с другом, и попытались найти то, что соединяло бы нас, а не то, что разъединяло».
Бурные аплодисменты.
Титул – в кармане.
Мэрилин заметила, что в последнее время со Сьюзен стало трудно, она была то дерзка, то молчалива, то вспыльчива, то апатична.
Титул «Мисс Вайоминг» вместо того, чтобы заставить Сьюзен сиять от счастья, наоборот, загнал ее в унылое подземелье подростковых переживаний. И теперь всякий раз, когда Мэрилин заговаривала с ней о конкурсных делах, Сьюзен только закатывала глаза, мычала и утыкалась в одну из книг под настораживающе депрессивным названием вроде «Наше тело и наше я» или «Как управлять своей жизнью», количество которых постоянно росло. Поездка в Денвер выдалась особенно напряженной, отчасти из-за угрюмо замкнувшейся Сьюзен, отчасти – из-за аварии на автостраде, в результате которой водитель одного из грузовиков погиб, шесть легковых машин расплющило в лепешку, а вся центральная полоса оказалась усыпанной, как конфетти, бройлерными цыплятами и кроссовками «Найки». Оставшаяся часть пути прошла в мрачном молчании, и только подъезжая к гостинице, Сьюзен, казалось, приняла какое-то решение и снова приободрилась, став такой, какой была до этого – вот только до чего?
Мэрилин смотрела, как Сьюзен проходит через конкурс с невиданной ранее легкостью. Она двигалась по сцене, высоко держа голову. Она была хороша, и Мэрилин понимала это. Как и остальные шоу-мамаши, Мэрилин не сводила глаз со своего отпрыска, но при этом внимательно следила за квинтетом судей-полунеудачников. Квинтет этот состоял из дуэньи из местной школы моделей, местного диск-жокея с радиостанции, члена олимпийской команды гимнастов времен диско, ходячей эрекции из местной бейсбольной команды с загипсованной ногой и некоего «Стефана» – унылого местного дизайнера с конским хвостиком и кризисом среднего возраста. Мэрилин смотрела на судей, на то, как быстро и уверенно они делают пометки в своих ведомостях, и понимала, что Сьюзен уже почти в финале. Во время финального переодевания за кулисами Мэрилин не могла сдержать эмоций и самодовольно сказала: «Сладкая моя, ты их всех там сразила наповал».
Сьюзен достала ключ от шкафчика оттуда, где она и многие другие конкурсантки хранили свои ключи – их приклеивали липкой лентой к животу над самым лобком, чтобы предотвратить акты вандализма в отношении своих нарядов и аксессуаров, хранящихся в шкафчиках. Они с Мэрилин стали готовить платье для финала.
– Ни за что не угадаешь, почему сегодня у меня все так хорошо получается, – сказала Сьюзен.
– Что бы то ни было – так держать.
– Ты уверена?
– Давай, детка, давай. Всего-то ничего осталось.
Мэрилин застегнула на платье Сьюзен молнию и оглядела прическу.
– Ну-ка повернись – последний штрих.
Сьюзен повернулась, и тут как раз замигали огни под потолком: пора выходить на сцену.
– Какой же у тебя сегодня секрет, моя сладкая? – спросила Мэрилин. – Поделись со мной.
Сьюзен стояла за кулисами вместе с четырьмя другими финалистками – «Мисс Аризоной», «Мисс Мэн», «Мисс Джорджия» и «Мисс Западная Вирджиния». Лампы светили, словно солнце сквозь густые деревья.
– Дело в том, – сказала Сьюзен, прежде чем ведущий успел выкрикнуть «Мисс Вайоминг», – что мне теперь на все насрать.
У Мэрилин упало сердце. Сьюзен вышла на сцену. Со страхом Мэрилин вернулась к своему столику, где разномастная свора успевших напиться шоу-мамаш и шоу-папаш аплодировала яро и слаженно, как на съезде компартии. Триш, которая этим летом жила в Денвере, тоже пришла на вечерний тур. Она занимала место за 45 долларов справа от Мэрилин. Триш спросила Мэрилин, все ли с ней в порядке.
– Все отлично, золотце. Все отлично.
Ведущий объявил, что начинается тур вопросов на сообразительность, и попросил пятерых финалисток занять свои места в кабинках, которые на деле были разделенными фанерой отсеками, выкрашенными голубенькой краской с передней стенкой из плексигласа. Внутри, чтобы заглушить все другие звуки, надрывалась Уитни Хьюстон – старый прием, так что Мэрилин безапелляционно отнесла данный конкурс к категории «Б».
Сьюзен вышла из кабинки четвертой и до этого видела, как на сцену выходили «Мисс Мэн», «Мисс Джорджия» и «Мисс Аризона». Она вышла из кабинки, услышав, как плексигласовая дверца щелкнула о фанеру. Плавной, изящной походкой она подошла к черте, отмеченной зеленой изолентой. Она увидела, что ведущий такой же симпатичный, как Юджин Линдсей. Почему на этих конкурсах никогда не бывает ведущих-женщин? Почему всегда это какая-то помесь летчика авиакомпании «Кантас» и проповедника-пятидесятника? Движения его челюстей, губ, кадыка и подбородка просто завораживали, и Сьюзен услышала: «Сьюзен Колгейт, представьте, что на вашем заднем дворе приземляется НЛО, оттуда выскакивает маленький зелененький человечек и говорит: „Привет, землянка, пожалуйста, расскажи мне о своей стране“. Что бы ты ответила маленькому зеленому человечку?» Сьюзен задумалась над вопросом. Откуда вообще пришельцу знать, что существуют страны? У них что – тоже есть страны на Бетельгейзе и на Марсе? Сьюзен подумала о том, в каком нелепом положении оказалась. Сколько раз уже она оказывалась в такой искусственной ситуации, когда ее проверяли пустыми, глупыми вопросами, как на процессах над ведьмами в Сейлеме. Сьюзен посмотрела в глаза ведущего и ясно увидела, что он взялся вести сегодняшний вечер, потому что ему нужны были деньги. Карточные долги? Страсть к новизне в сексе или к коллекционным наперсткам фабрики «Франклин-Минт»? А что с его волосами? А рубец от шрама над левым глазом? О господи, ведь еще надо ответить на этот дурацкий вопрос. Публика притихла – ни звука. И такой яркий свет!
Пришельцы… Она представила себе, как пришельцы из комиксов одобряют подслащенные хлопья для завтрака. Сьюзен вспомнила, с каким плохим настроением ехала на конкурсы, гостиничные номера и автострады, такси, леса и бакалейные лавки и всех людей, которых она видела кругом: копошащихся, карабкающихся, идущих вперед к какой-то неведомой цели.
– Я бы сказала этому зеленому человечку, что мы очень занятые люди, Кен, – ответила Сьюзен. Мэрилин всегда прикалывала безопасной булавкой имена ведущих к платьям, прежде чем повесить их в шкафчик. – Я бы сказала ему, что мы здесь, в Америке, любим доводить дела до конца и всегда ищем новые, лучшие пути, чтобы побыстрее справляться с этими делами. А потом, Кен, – Сьюзен решила обращаться к ведущему как к человеку, а не как к роботу, – а потом я попросила бы зеленого человечка прокатить меня на его НЛО и сказала: «Отвези меня в Детройт! Потому что там масса людей, которые хотели бы изучить твой маленький НЛО. И знаешь почему? Потому что НЛО – это шикарный новый способ делать дела лучше и быстрее. Это по-американски.» А потом, я думаю, мы оба поднялись бы над землей и пересекли нашу большую страну. Вы даже могли бы назвать это свиданием. Вот что я сказала бы, Кен. Вот что бы я сделала.
Ее улыбка была чистой, взгляд прямым, и зрителям она нравилась.
Вслед за ней выступала «Мисс Вирджиния». Она собиралась сказать зеленому человечку, что США – свободная страна, и если ему это не нравится, он может убираться восвояси. Ответ содержал негативные термины, и она получила лишь жалкие аплодисменты, и теперь можно было почти наверняка сказать, что «Мисс Западная Вирджиния» оказалась на пятом месте. «Мисс Мэн» была четвертой, «Мисс Джорджия» – третьей, и вот: «В случае, если „Мисс США“ среди подростков будет не способна исполнять свои обязанности, то эти обязанности переходят к занявшей второе место. Второй была Кариеса Палевски, „Мисс Аризона“. А „Мисс США“ среди подростков становится Сьюзен Колгейт!»
Поцелуи, фотовспышки, розы. Лента. Скипетр. Бывшая «Мисс США» среди подростков, мисс Даунелл Хантер, которая когда-то была также «Мисс Флорида» среди подростков, возникла из-за кулис с платиновой тиарой, которую возложила на голову Сьюзен и приколола к ее волосам. Со всех сторон звучали аплодисменты, Кен легонько подтолкнул Сьюзен сзади, заставив ее выйти вперед, чтобы произнести короткую речь.