Иван мой бесконечно предан и мил. Теперь стряпает мне вместо кухарки». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 13993. Л. 1-2. Автограф.
Из писем Й. Стадлинга (см. о нем в Главе 10), сохранившихся в архиве Л.Л. Толстого, следует, что в июне 1895 года, узнав о пребывании больного Льва Львовича в Гангё, он порекомендовал ему доктора Вестерлунда и взялся договориться с ним. -- ИРЛИ, ф. 303, № 787. Л. 1-10 об. Автограф на англ. языке.
27 августа/8 сентября 1895 года Л.Л. Толстой закончил письмо матери так:
«Вестерлунд, к которому я собираюсь, не только запрещает видеться с родными больным, как я, но и писать письма. Как это мудро, и все мне нравится его». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 13995. Л. 1. Автограф.
14/26 сентября 1895 года Л.Л. Толстой покинул Гангё и отправился в Швецию. -- Там же, № 13997. Л. 1. Автограф ].
Глава 15
Швеция, Энчёпинг, доктор Вестерлунд и его семья
Подъезжая к старой Швеции, на вид такой чистой, спокойной и организованной, я волновался <как> никогда: хотя она и колонизировала когда-то часть России, она была слишком слаба для того, чтобы справиться с ней <со> всей и той массой монгольских и полудиких племен, которые постоянно наводняли её с востока.
Наконец-то, промучившись на свете двадцать пять лет, я вижу настоящую мою древнюю родину. Да, да, именно такими были дома, такими были люди в моем прошлом каком-то существовании, именно такой была тогда общая атмосфера жизни и таким был чистый и мягкий морской воздух, которым я дышал… Недаром в моих жилах течёт кровь древнего Рюрика (72).
А Россия? Ведь я же родился в ней там, в далекой глухой Ясной Поляне?..
Да, но я отсюда, я принадлежу сюда, и здесь моя истинная родина.
Никогда не испытанная мной глубокая радость зашевелилась в моей душе, и голоса нордических предков заговорили во мне с неожиданной силой.
Когда-то русские войска были в Швеции, перейдя по льду Ботнический залив, и сожгли без всякой цели все прибрежные шведские города (73).
Но вот уже сто лет, как шведский народ мудро избегает войн и живет в мире со всеми нациями.
Неужели когда-нибудь опять он будет воевать и ещё столкнется с Россией?
Надо надеяться, что не посредством войны он сблизится с ней.
Так я думал в то время, как наш пароход причаливал к пристани.
[ 72. Рюрик (умер в 879 году) -- варяжский князь, пришедший в 862 году в Новгород вместе с братьями и дружиной. Летописная легенда о призвании на Русь Рюрика была востребована в XVIII веке для создания брехливой русофобской теории, согласно которой норманны сыграли решающую роль в становлении древнерусского государства. Из известных историков эту точку зрения разделял Н.М. Карамзин. Потомки Рюрика (Рюриковичи) правили на Руси до конца XVI века.
73. Русско-шведская война 1808-1809 годов была вызвана агрессией России и ставила целью захват Финляндии, которая вошла в состав Российской империи под официальным названием Великого княжества Финляндского ].
* * *
Пробыв в Стокгольме сутки, на другой уже день я был в Энчёпинге, небольшом городке с тремя тысячами населения на берегу озера Меларена (74).
В тот же вечер Вестерлунд приехал ко мне в городскую гостиницу, а на следующее утро я поселился в пансионате француженки mademoiselle Guillemot, где должен был пройти курс нового лечения (75).
[ 74. Стокгольм расположен на трёх островах между озером Меларен и бухтой Балтийского моря. Курортный город Энчёпинг стоит на берегу речки, впадающей недалеко от него в озеро Меларен. -- См.: Стокгольм. Гельсингфорс. Ганге: Практический путеводитель / Составил Л. Волков. СПб.; М. [Б.г.] С.15; Толстой Л.Л. Современная Швеция в письмах-очерках и иллюстрациях... С. 129, 155.
Первое письмо из Швеции Л.Л. Толстой отправил 17/29 сентября 1895 года:
«Милая мама́», пишу Вам из Стокгольма. Я приехал сюда третьего дня вечером и остановился у Stadlingа, который встретил меня на пристани. Переезд через море был восхитительный. Вот уже пять дней стоит тёпло<е> и красивое бабье лето. Стокгольм очень эффектен, когда подъезжаешь, и воздух здесь не хуже, чем в Гангё. Кругом вода, как в Венеции. Stadling страшно любезен, конечно, и мне приятно найти здесь друга. Завтра вечером еду в Enchup<p>ing к Вестерлунду -- цель путешествия. Вероятно, он оставит меня у себя и продержит, сколько нужно. Все продолжают в один голос говорить о нём, как о замечательном человеке и докторе, и предсказывают мне выздоровление у него. Здесь много интересного, и мне хорошо.
Шведы -- народ очень честный, чистоплотный, учтивый и старательный и, хотя мало в них общего с нами, они мне симпатичны, потому что чуешь в них что-то серьёзное и доброе. К несчастью, у меня мало сил посещать <такие> места, как школы или общественные собрания, а то бы можно было кое-чему поучиться. Надеюсь на зиму. Школ в Стокгольме множество, и лучшие здания -- это учебные заведения.
Все теперь новое кругом, после Гангё, где я попривык и завёл знакомых. Опять все порвано кругом, и я один с Иваном, и надо выпускать новые паутины к людям. Это чувство неприятно мне всегда. Когда-то я, наконец, сяду и совью свою паутину на всю жизнь, конечно, когда вернуться силы и здоровье. Пишите пока просто в Enchupping. Gr. Tolstoy. Sverige. Это такой маленький городок, что и не нужно улицы.
<…>
Думал я Ивана отправить домой, но мне жалко расставаться с ним, да и слаб я пока хоть для того, чтобы завязать чемодан. Подумаю месяца через два, а Вы напишите, устоите ли Вы его у себя, чтобы потом опять он мог перейти ко мне. В Гангё я истратил довольно много денег. Хотелось бы здесь жить дешевле». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 13998. Л. 1-2 об. Автограф.
Enchupping. Gr. Tolstoy. Sverige. -- Энчёпинг. Графу Толстому. Швеция (швед., англ.).
75. 2 октября 1895 года Л.Л. Толстой писал С.А. Толстой:
«Дорогая мама́, я в Enchuppingе, под властью Вестерлунда. Завтра ложусь в постель на 2 или больше недели, и мне все будет запрещено, кроме еды, и спанья, и массажа. Сегодня последний день мне позволено делать, что я хочу. Доктор мне очень нравится. Устроился отлично. Добрые люди, хороший климат, тихая жизнь, спокойствие и благодушие на лицах. Много интересного. <…> Обо мне расписали во всех газетах, и в Стокгольме у меня было смешное interview. Stadling очень мил и сейчас здесь со мной в Enchupping<е>. Пока мы в гостинице, но сегодня переедем в “дом лечения”, как называют здесь. Хозяйка -- старая дева Miss Gillimot, добрая, честная христианка, у неё человек 10-15 больных в доме. За всеми уход, как за своими. Около её домика уже поле и недалеко леса. Вестерлунд говорит, что месяца через 3 он отпустит, мож<ет> быть, меня, но с режимом на всю жизнь. Иван со мной, вероятно, на первое время я отправлю его в Стокгольм, потому что он не нужен, и доктор находит, что он мне вреден». -- Там же, № 13999. Л. 1-2. Автограф.
Других сведений о miss Gillimot или mademoiselle Guillemot найти не удалось. Имя ее не названо ни в очерках, ни в книге Л.Л. Толстого о Швеции, хотя о пансионе говорится довольно обстоятельно. -- См.: Толстой Л.Л. Современная Швеция в письмах-очерках и иллюстрациях... С. 163-164 ].
Доктор внушил мне доверие своей простой открытой манерой, своим авторитетным тоном и тем, что он сказал мне. Он нашёл, что во мне не было никаких органических повреждений и что я мог поправиться совершенно.
Я плохо говорил по-немецки, а он знал только этот иностранный язык, и нам было нелегко объясняться.
Фигурой и позой он был похож на Наполеона: держался прямо, немного выпучив живот, а руку держал между петлицами. Его орлиный нос, тонкие губы и сухие крепкие руки выражали энергию и волю. Его большие светлые глаза были полны спокойствия и доброты (76).
[ 76. Через несколько дней, 8 октября 1895 года Л.Л. Толстой в письме отцу рассказывал так о своём “спасителе”:
«Доктор Вестерлунд -- человек особенный. 57<-ми> лет, на вид -- 40-ка, небольшой, коренастый, с красными щеками и большими, широко расставленными глазами, кот<орые> щурит. Он умен, добр и, что объясняет его силу, умеет влиять на больных, входя в их души и попадая именно на те места, откуда и где мучит болезнь. Городок Enchцp<p>ing маленький, как Одоев наш. У Вест<ерлунда> человек 100-150 больных в pensions, кот<орых> он обходит. Кроме того, он принимает дома целый день. Сюда съезжаются со всей Скандинавии и из Финлянд<ии>, а иногда из более далека.
Очень оригинальное место. Больных выхаживают. Строго, добро, мудро, терпеливо. Ну, довольно.
Нервы всё ещё плохи, и в голове стучит, если чуть устану, и сердце колотится неправильно. Не знаю, мож<ет> быть, это останется на всю жизнь, как у всех почти, болевших тем, чем я, -- увидим». -- ОР ГМТ. Архив Л.Н. Толстого, п. 108/10, № 38. Л. 1-2. Автограф. Курсив Л.Л. Толстого.
Одоев -- городок в Тульской губернии.
...pensions... -- пансионы (фр.). ]
Лечение моё началось с того, что меня уложили в постель и стали, как на убой, кормить пять раз в день.
Я должен был есть если не с аппетитом, то с энергией, спать и взвешиваться каждую субботу.
Но прежде всего я должен был беспрекословно повиноваться доктору, без чего он отказывался лечить.
Я не должен был больше ни читать газет, ни писать писем, а главное, – ни о чём не волноваться.
«Быть спокойным», – эти два мудрых слова доктор Вестерлунд повторял всем своим больным тысячи раз, и они, без сомнения, действовали благотворно, иногда магически (77).
[ 77. В первом очерке, посвященном шведскому доктору, Л.Л. Толстой писал: «…Вестерлунд оттого успевает в своём лечении, что умеет заставить больных слушать себя....» -- См.: Толстой Л.Л. Замечательный врач // Неделя. СПб., 6 апреля 1897 года, № 14. Стб. 439 ].
В сущности, начало всякой мудрости, как и венец её, в спокойствии. Только при мудрой жизни оно возможно и только при спокойствии возможно здоровье тела и души.
Когда мой преданный Иван увидел, что меня забрали в руки и отделили от него, он осиротел и сильно приуныл. А когда доктор решил отправить его обратно в Россию, бедный Иван огорчился до слёз.
С понуренной головой он вошёл в мою комнату, потом вдруг бросился передо мной на колена и стал целовать мои ноги.
– Искра Божья, – повторял он в слезах, – искра Божья.
Но я не стал удерживать его, обещав доктору полное послушание.
Иван уехал (78), а я остался в Швеции один, лишившись близости последней русской души.
[ 78. Слуга Иван приехал в Россию раньше, чем С.А. Толстая решила, что с ним делать. В недатированном письме сыну она заметила: «Событий нет; твой Иван приехал благополучно, в восторге, что в России, но ещё не знаем, куда он пристроится». -- ИРЛИ, ф. 303, № 674. Л. 29. Автограф.
А 22 октября 1895 года из Ясной Поляны С.А. Толстая написала сыну: «В Москве твой Иван всё ещё ищет места и ждёт паспорта. Нам он не нужен; у меня Илья и ещё прекрасный лакей; но мы место ему найдем, хоть и на время». -- Там же. Л. 32 об. Автограф ].
Прошли осенние месяцы, и наступило Рождество. Городок Энчёпинг готовился встретить праздник, как везде в Европе, с ёлками, подарками и пирогами.
Я поправлялся медленно, временами сильно скучал и не раз думал вернуться в Россию, которой мне недоставало. Но являлся доктор, ободрял меня, и я продолжал послушно следовать его режиму.
Теперь я выходил на прогулки во все погоды, какой бы дождь ни лил на дворе. Каждый день поднимался на гору, где стояла церковь, по тропинке, которая называлась «тропинкой долга», а дома занимался вышиванием подушек для успокоения нерв<ов> (79).
[ 79. По семейным преданиям, среди тех методов, которые использовал доктор Вестерлунд, самыми важными были три: диета, моцион и трудотерапия. Помимо рукоделия, Л.Л. Толстой сразу же начал учиться у городского переплётчика искусству восстанавливать книги. Его моцион состоял из длинных прогулок, катанья на коньках и лыжах. -- Примеч. Т.Л. Балдовской ].
В то же время я учился по-шведски и знакомился с историей городка и его населением. Я узнал, что у доктора были две дочери: старшая была замужем за норвежским журналистом Сел<ь>мером, и у неё был один мальчик (80); другая, на десять лет моложе, о которой я слышал в Гангё, девушка, Дора, училась в Стокгольме и жила, для практики английского языка, в одной шведско-американской семье в Дьюрехол<ь>ме.
С доктором жила еще старшая сестра его жены – Moster Ma, старая дева семидесяти лет, которая принимала и записывала пациентов. Эту добрую и крупную телом старуху я уже видел два раза, когда приходил записываться на прием. Седая и <не>суетливая, она одним своим ласковым взглядом внушала симпатию (81).
[ 80. Л.Л. Толстой знал, что старшая дочь доктора, Матильда Вестерлунд (1868-1954) вышла замуж за его бывшего пациента Мариуса Сельмера (Selmer; 1860-1931). -- Примеч. Т.Л. Балдовской.
Их сын Эрнст родился 23 апреля 1890 года.
81. Матильда Флодерус (Floderus; 1828-1912) была секретарём доктора Вестерлунда, вела запись больных и отвечала за почту. В семье её звали «Мустер Маї или Морелли». -- Примеч. Т.Л. Балдовской.
О привязанности Д.Ф. Толстой к старой тётушке см. одно из первых её писем родным из Ясной Поляны от 15 сентября (ст. стиля) 1896 года. -- См.: Три письма в Швецию из Ясной Поляны / [Перевёл со швед. Г.И. Мурыгин] // Толстовский сборник. Новосибирск, 1999, № 1. С. 59.
О смерти Матильды Флодерус см. в письме Л.Л. Толстого матери от 1 июня (по новому стилю) 1912 года. -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 14547. Л. 1.]
Вестерлунд был родом из северного городка на берегу Ботнического залива – Орегрунда. Сын протоиерея, он воспитывался дома в большой строгости. За обедом он не смел садиться за стол, а должен был есть стоя.
После долгих лет учения и борьбы за жизнь он попал репетитором в семью помещика Флодеруса в Упландии, подле Упсалы, где, влюбившись в его вторую дочь, Нину, женился на ней после десяти лет жениховства (82).
[ 82. Нина Вестерлунд (урожд. Флодерус; 1839-1922) -- жена Э.Т. Вестерлунда. 8 марта (нового стиля) 1896 года Л.Л. Толстой писал о семье Доры так: «Мать её -- простая женщина, скромная и добрая <из> мелкой помещич<ьей> семьи, где Вестерл<унд> был учителем до его известности. Они живут 28 лет вместе -- было трое детей, дочерей. Одна умерла» -- Там же, № 14014. Л. 1 об. Автограф.
Отец Нины -- Уно Флодерус (1804-1874); мать -- Эрика Вильгельмина (1803-1843) ].
После этого он был городским врачом в Энчёпинге, потом развил собственную практику и сделался одним из самих известных врачей своего времени. Заработав средства, он позднее купил и расширил имение своего тестя, построил в нём прекрасный дом и завёл образцовое хозяйство.
Имение это называется Наlmbybodа, что значит «деревня соломенного сарая».
Во все эти дела посвящала меня моя новая хозяйка пансиона, mademoiselle Guillemot, тоже бывшая и благодарная пациентка доктора.
На Рождественские праздники вся семья Вестерлунда съехалась в Энчёпинг: приехала из Норвегии старшая дочь доктора с мужем и мальчиком, приехала ещё одна сестра докторши, жившая в имении и смотревшая за курами, – Moster Gцta (83), приехала и младшая дочь доктора, Дора (84), из Стокгольма.
На третий день Рождества я пришел к Вестерлундам с визитом, уже не как пациент, а как гость.
Вся семья сидела в гостиной, и докторша познакомила меня с ней (85).
Где же Дора? Её ещё не было в уютной комнате с креслами, качалками и кучей безделушек. Но только я подумал о ней, как быстрыми шагами вошла, почти вбежала она. На ней была яркая голубая шелковая кофта и коричневая юбка. Свежая, с большими широко расставленными глазами, как у отца, и тонкими красивыми руками, она была, видимо, взволнована.
Поздоровавшись со мной, она села рядом с сестрой и вдруг, страстным движением схватив ее руку, поцеловала ее.
Большая разница была между сестрами даже во внешности: Pinda – так звали старшую – <была> крупнее и физически сильнее <и> была мало похожа на мать; вторая походила на нее больше и казалась мягче и женственней.
После первой встречи я еще несколько раз встречал ее в городке во время Рождественских праздников, гулял с ней и катался на коньках. Потом она уехала в Стокгольм.
[ 83. В письмах домой Л.Л. Толстой иногда упоминал и тетушку Гётильду или Гюту. Она постоянно жила во флигеле в Хальмбюбуде, разводила кур и была королевским поставщиком яиц. -- Примеч. Т.Л. Балдовской.
84. Сигне Иоханна Доротея Вестерлунд (Westerlund; в замужестве Дора Фёдоровна Толстая; 1878-1933). См. о ней ниже.
85 В семье детей Толстых сохранилась другая версия знакомства родителей. Согласно ей, Л.Л. Толстой в первый раз увидел Дору Вестерлунд на катке и на Новый год официально просил ее руки. -- Примеч. Т.Л. Балдовской ].
Глава 16
Выздоровление и женитьба. Сюрпризы «медового месяца»
Здоровье мое теперь настолько поправилось, что я ходил гулять на далёкие прогулки и прибавил в весе больше десяти кило. Правда, в душевном отношении были моменты прежнего отчаяния и тоски, но они быстро проходили в здоровой атмосфере шведской доброты, спокойствия и культуры. Вылечил меня доктор Вестерлунд, но помогло ему, главное, то, что я отделился от семьи и России и порвал с их влияниями.
Атмосфера города Энчёпинга была атмосферой истинной доброты, созданной отчасти личностью доктора.
Когда Дора и её родители приняли моё предложение, я написал домой (86).
Отец ответил мне чуть не восторженным письмом, в котором радовался моему выбору, говоря, что он был доволен тем, что я выбрал себе ИМЕННО Дору Вестерлунд, а не другую (87). Мать писала осторожнее, говоря, что всё это было хорошо, но что её тревожило то, что Дора была иностранкой (88).
[ 86. 23 февраля 1896 года Л.Л. Толстой поделился радостью с матерью:
«Да не возмутит Ваши души это письмо, а пусть успокоит, и да будут ночи Ваши спокойные, а дни радостные, как и мои.
Но пусть это известие не выходит из нашего дома.
Переживал я то, что полюбил девушку, которая полюбила меня, и настолько искренно и сильно с обеих сторон, что мы не можем скрывать этого.
Когда мы женимся, это неизвестно. Надеемся следующей осенью или зимой, пока же всё время надеюсь быть с ней вместе и весну и лето. Она хочет выхаживать меня, а мне с нею жизнь и счастье. Напишите ей и отцу, кто хочет, -- папа́, Вы, сёстры. Это будет нам всем большая радость. Завтра она приедет из Стокгольма, где учится. Она была здесь 2 месяца. Её зовут (3 имени) Dora (это первое имя) Westerlund, и она вторая дочь доктора.
У него всего две дочери. Старшая замужем за норвежцем с мальчиком 5-<ти> лет. Была здесь.
Прощайте. Целую Вас пока. Да, забыл сказать: она очень молода -- 17 лет, но странно, что даже в мелочах так понимает всё и меня.
Лёва.
23/II/96.
Пишите ей по-английски.
P.S. Всё это меня ослабило волнением, но теперь лучше и пойдет, молю Бога, всё на гору. Это моё первое глубокое чувство.
Я бесконечно счастлив, что нашёл этих милых, добрых людей, понимающих жизнь так просто, и ясно, и честно.
<…> Бедный Вестер<лунд> был сам так ошеломлён всем этим. Но об этом слишком долго. Он такой скромный челов<ек>». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 14012. Л. 1-2 об. Автограф. Курсив Л.Л. Толстого.
87. См. письмо Л.Н. Толстого сыну от 19 февраля 1896 года: «Получил вчера твоё письмо, дорогой Лёва. Я очень рад. Мне представляется это очень хорошим. Весь тон твоего письма порадовал меня». -- ПСС. Т. 69. С. 43-44. См. также письмо Л.Н. Толстого сыну от 5 апреля 1896 года. -- Там же. С. 79-80.
88. Тональность писем С.А. Толстой, действительно, была другой. 4/16 марта 1896 года она писала сыну: «Что же касается твоей невесты, то разве можно не приласкать 17-тилетнего ребёнка? Карточку её я получила, но ничего не могу по ней судить: взгляда нет на ней, рот и подбородок показывают решительный характер. <…> Когда всё кончено и решено -- стало, конечно, страшно за вас. Но будущее всегда для всех тёмно и будем надеяться и молить Бога, что всё будет хорошо. И хотелось бы мне предупредить вас, как много будет трудностей, осложнений и разочарований, -- но ведь вы теперь ничему не поверите. <…> То, что невеста твоя иностранка, во многом сделает вам жизнь трудной». -- ИРЛИ, ф. 303, № 675. Л. 11-11 об. Автограф. Курсив С.А. Толстой.
Через несколько дней она написала более определённо.
7/19 марта 1896 г<ода>.
Милый Лёва, если найдёшь это нужным и приятным для Доры, передай ей моё письмецо. <…> Я хотела только приласкать её, если она тебя любит и если она хорошая. <…> Очень стало за вас страшно, когда всё решилось. Подумал ли ты хорошенько, примерил ли ты Дору и её жизнь с тобой к России, к семье, ко всем обстоятельствам и осложнениям жизни? А ведь то, что она не русская, -- это для вас обоих, особенно для неё -- лишняя трудность и лишнее осложнение в жизни. <…> Не суетись и не нервничай, ради Бога; и сам с собой строже и лучше проверяй и обдумывай своё положение.
Теперь жизнь пойдёт серьёзней и ещё трудней: ведь ты один ею будешь и должен руководить, т.е. жизнью. -- Там же. Л. 13-14 об. Автограф ].
Как бы то ни было, мы стали готовиться к свадьбе, которая произошла 27 мая 1896 года в Стокгольме. Сначала мы обвенчались в церкви Преображения Российской Миссии по православному обряду (теперь церковь эта упразднена), потом в гостинице «Rydberg» (89) – по лютеранскому. Старый, всеми уважаемый пастор Рудин (90) обручил нас по-шведски, а протоиерей Смирнов обвенчал по-русски (91).
[ 89. Гостиница названа в честь поэта Абрахама Виктора Рюдберга (1828-1895), чьи стихи Л.Л. Толстой пробовал переводить в первые годы своего знакомства со шведской литературой.
90. Сведений о нем найти не удалось.
91. Бракосочетание Л.Л. Толстого с Доротеей Вестерлунд состоялось 15/27 мая 1896 года. В копии брачного свидетельства упоминаются: «…настоятель церкви протоиерей Иаков Смирнов с псаломщиками Григорием Дементьевым и Василием Блиновым. Поручителями были -- по женихе: действительный тайный советник Иван Алексеевич Зиновьев и коллежский советник Василий Сергеевич Сергеев; по невесте: Манфред Мустафа Флодерус, ректор Упсальской гимназии, и надворный советник князь Константин Павлович Мурузи». -- Архив внешней политики МИД России, ф. 193, оп. 817/1, ед. хр. 493. Л. 142.
В официальных изданиях иначе представлен второй секретарь посольства России в Швеции и Норвегии, потомок греческих князей Константин Панайотович Мурузи (1848-1913). -- См.: Вся Россия: Рус. книга промышленности, торговли, сельского хозяйства и администрации: Торгово-промышленный календарь Рос. империи на 1895 год. СПб., 1895. Т. 1. Отд. I. Стб. 43; Ежегодник Министерства иностранных дел: 1895. СПб., 1895. С. 141; Там же: 1896. СПб., 1896. С.111 ].
Из моих семейных приехали на свадьбу старшая сестра Таня и брат Миша (92). Посажённым отцом был русский посланник Зиновьев (93).
[ 92. См.: Сухотина-Толстая Т.Л. Дневник… - С. 388-392.
93. Чрезвычайный посланник и полномочный министр в Швеции и Норвегии И.А. Зиновьев (1835-1917) был братом тульского губернатора, знакомого Толстых, Николая Алексеевича Зиновьева (1839-1917). -- См.: Ежегодник Министерства иностранных дел. СПб., 1895. С. 141 ].
После венчанья Вестерлунд задал большой обед в гостинице «Rydberg» на сто человек. Вечером толпа родных и друзей провожала нас на пристани. Мы уезжали на небольшом белом пароходе в Готландию, в город Висбю, где по расписанию должны были провести часть медового месяца.
Первое время Дора была мила и послушна (94). По ночам, сидя на полу и распустив волосы, она рассказывала мне скандинавские сказки. Днём мы выходили в море на парусах и гуляли по Visby – старинному городку Ганзейского союза (95), окружённому зубчатой стеной и украшенному множеством роз.
Но вдруг все переменилось. Дора из покорного, нежного ангела превратилась в ангела непокорного, в дикого зверька, потому что почувствовала себя в ожидании и пришла в неожиданное беспокойство…
Регулы (96) её запоздали, и она потеряла самообладание, чувствуя, что беременна и этим, может быть, на всю жизнь лишена свободы.
[ 94. 11 июня (нового стиля) 1896 года Л.Л. Толстой писал из Висбю родным в Ясную Поляну: «Мы всё ещё в Visby. Ездим в море, D<ollan> купается, я беру ванны, много ходим, читаем, а главное, сближаемся и стараемся стирать друг в друге всё лишнее и мешающее жизни в любви и дружбе. Пока всё хорошо, но не легко, как я и ждал, хотя, мож<ет> быть, легче, чем другим. Я думаю, что отношения наши серьёзнее и глубже, чем часто бывает». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 14028. Л. 1 об.-2. Автограф.
95. Висбю -- один из исторических центров большого союза немецких городов, возникшего в XIV веке и преобразованного в XVII веке в союз государств бассейна Северного и Балтийского морей (от нем. Hanse -- союз, товарищество, гильдия).
96. Женское недомогание (от латин. rёgula -- норма, правило) ].
Если о характере мужчины можно судить по делам денежным, то о характере женщин – по их отношению к деторождению. Некоторые из них принимают кротко и покорно свои беременности и делаются ещё мягче, чем прежде; другие, наоборот, каждый раз инстинктивно протестуют и многие с такой силой, что иногда искусственно освобождают себя от своего материнского долга и назначения.
Для того чтобы женщины второго типа принимали материнство безропотно, нужно, чтобы они были подготовлены к этому, главным образом, воспитанием и истинным образованием.
Дора вышла замуж совершенно не подготовленная к браку и никак не ожидала, что с первых же дней замужества она должна будет отдать свою жизнь новой будущей семье. У неё была своя личная девичья жизнь в родительской семье в Энчёпинге и Наlmbyboda, которую она обожала. Она страстно любила своего маленького племянника и сестру и не могла ещё представить себе, что могла любить кого-нибудь сильнее.
<Она не понимала>, как могло случиться, что вдруг всё это приходилось бросать вместе со свободой.
И наш «медовый» месяц вдруг обратился в горький. Успокоить Дору было невозможно. В настоящем смысле этого слова, она обезумела. Вдруг вытащила свои чемоданы – и вне себя стала бросать в них свои вещи. Я пробовал успокоить её, но она не унималась.
«Эге, – подумал я, – так ты вот какая, моя нежная, милая супруга, мой тихий ангел последних ночей?»
После Visby мы уехали в Норвегию, в санаториум (97) Гауздаль, в горах, где должны были кончить наше путешествие. Я надеялся, что перемена места успокоит Дору, но в санаториуме дела пошли настолько плохо, что на многие годы оставили в нашей жизни тяжёлый след.
[ 97. Так звучит на европейских языках (англ., фр., нем.) слово sanatorium (от латин. ‘sanare’ -- лечить, исцелять) -- санаторий, курорт ].
Мы поместились в отдельной дачке высоко в горах и сходили вниз в общую гостиницу к трапезам (98).
[ 98. 23 июня (нового стиля) 1896 года Л.Л. Толстой писал С.А. Толстой: «Милая мама́, вчера мы приехали сюда после очень утомительного путешествия, чтобы провести здесь два месяца. Гаусталь -- это санаторий в горах Норвегии в 9-тичасовом расстоянии от Христиании, где мы провели два дня и, между прочим, видели Ибсена». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 14029. Л. 1. Автограф.
Л.Л. Толстой вскользь упомянул о своей встрече с норвежским драматургом Генриком Ибсеном (Ibsen; 1828-1906), зная, что Л.Н. Толстой скептически относится к нему. -- ПСС. Т. 66. С. 45. См. также: Сын и отец… //Лица… - Т. 4. С. 210, 234-235, 258 ].
Но пребывание в Гауздале омрачилось неожиданной болезнью Доры, которая должна была слечь в постель.
Настроение Доры продолжало быть невыносимым. Я всячески успокаивал её, водил на прогулки, читал ей вслух, но она не унималась. Как-то раз, когда мы гуляли в горах подле нашей дачки, Дора вдруг молча вскочила на высокий гранитный камень и, прежде чем я успел остановить её, спрыгнула с него вниз, не сгибая колен. Она упала и побелела, как снег. Я поднял её и с трудом довёл домой. Ночью у неё началось кровотечение, и она выкинула.
Это событие стоило ей долгой женской болезни и многих страданий.
Когда она немного поправилась, я рад был перевезти её назад в Halmbуbodа (99), но события и испытания первого моего месяца с молодой женой на всю жизнь оставили в моей памяти и душе тяжёлое чувство (100).
[ 99. Первое письмо из Хальмбюбуды датируется 4-м июля (нового стиля) 1896 года. -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 14030. Л. 1-2. Автограф.
100. Первое упоминание о болезни Доры встречается в письме Л.Л. Толстого матери от 16 июля (нового стиля) 1896 года: «Мы живём хорошо. Это очень много сказать. D<ollan> нервнее, чем прежде, но если верно, что она б<еременна>, то она, я уверен, много сильнее и легче переносит эти первые недомогания, чем другие. <…> Мы живём теперь внизу в большом здании Гаусталя, так что D<ollan> не ходит больше по горам, что ей строго запретил отец». -- Там же, № 14033. Л. 1 об.-2. Автограф.