166. Эспер Эсперович Ухтомский (1861-1921) -- поэт, журналист, с 1896 года редактор-арендатор газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Он и ранее бывал на Востоке и оставил подробное описание этой поездки. -- См.: Ухтомский Э.Э. Путешествие на Восток Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича 1890-1891: В 3-х томах. СПб.; Лейпциг: Брокгауз, 1893-1897.
167. Точнее, С.Л. Толстой ездил в Самару по поручению матери. -- См. её запись от 16 июля 1891 года в кн.: Толстая С.А. Дневники. -- Т. 1. С. 199 ].
После проезда наследника мы решили проехать в Оренбург, чтобы там, на “меновом дворе”, купить лошадей.
Когда мы приехали в село, где ждали Наследника, я стал в толпе народа около сельской деревенской церкви.
Вдали показалось облако черной пыли, потом головы и дуги бешено скакавших потных лошадей, и несколько троек с бубенцами вкатили в село и круто остановились около церковки. Наследник первый выскочил из своей коляски. Проходя мимо меня на паперть церкви, он с удивлением оглянулся на мой студенческий мундир с золотыми пуговицами среди народа и быстро вошёл в церковь.
Когда позднее брат Сергей увиделся с Ухтомским, а я намекнул ему, что мы хотели бы представиться Наследнику, князь решительно отклонил это предложение, сказав, что Наследник слишком утомился для того, чтобы ещё видеть новых людей.
Это было моим первым отрицательным впечатлением от окружения Наследника Николая Александровича, и моя надежда познакомиться с ним и когда-нибудь с ним вместе работать на пользу России была этим сразу омрачена.
Вечером в тот же день мы поехали дальше в Оренбург, куда должен был также приехать будущий царь.
Мы остановились в гостинице и начали день с осмотра знаменитой в городе мечети. Особенно интересовался ею наш башкирец Нагим, которого Серёжа взял с собой как знатока лошадей(168). Выйдя из мечети, мы заметили каких-то странных людей, сидевших тут и там на площади и следивших за нами. Мы подошли к свободной скамейке и сели отдохнуть. Один из этих странных благообразных господ, чисто одетый, сидевший рядом с нами, вдруг обратился к брату Сергею и учтиво спросил его, зачем мы приехали в Оренбург.
-- Бомбы бросать, -- сердито бухнул Сережа, злобно глядя на него из-под очков.
Впечатление получилось необычайное, точно действительно разорвалась страшная бомба.
На площади произошло движение, люди бросились бежать куда-то, и когда мы вернулись в гостиницу, у подъезда её и по лестницам стояли полицейские, а номер наш был запечатан печатью.
С нас потребовали подписку о немедленном выезде из города, которую Серёжа дал, а я дать отказался, и мы, не успев посмотреть и купить лошадей, уехали на станцию(169).
Особенно огорчён был достойный и красивый Нагим, молча мотая головой, украшенной расшитой позолотой тюбетейкой.
-- Ну, разве возможно, -- шептал он, -- та, та, та, та…
[ 168. На маленького Нагима обратил внимание Л.Н. Толстой ещё во время поездки на кумыс летом 1871 года. -- ПСС. Т. 83. С. 189. Теперь Нагим Акиров жил на участке рядом с самарским имением Толстых, готовил кумыс и помогал детям Толстых в конкретных делах, подобно упоминаемому в книге.
169. См. подробнее подборку документов: О высылке из Оренбурга сыновей Л.Н. Толстого /Сообщил П. Десятерик // Исторический архив. М., 1961, № 4. С. 260-261.
В письмах Л.Л. Толстого об этом почти не говорится. Так, 31 июля 1891 года из Самары он сообщил следующее: «Сейчас еду в Астрахань, оттуда в Баку, в Тифлис, в<о> Владикавказ, в Пятигорск, куда и пишите. Серёжа рассказал Вам о наших с ним странствованиях и приключениях. <…> Писать про то, как мы встречали Наследника, не буду, может быть, Вам Серёжа уже кое-что рассказал. Вообще это было весьма поучительно и интересно. Народу в селе тысячи, все смутно надеются, чего-то ждут, и вот опять все уехали, всё тихо, а хлеба нет по-старому. Электричество, обед в 8 блюд, особенный дом, а рядом нет ничего. Положим, у нас в Ясной то же <самое> и везде то же <самое>, но здесь этот контраст особенно резок». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 13863. Л. 1-2 об. Автограф ].
Брат уехал в Россию, а я, доехав с ним до Самары, сел на пароход, отправлявшийся в Астрахань, продолжать моё путешествие(170).
[ 170. С дороги Л.Л. Толстой 4 августа 1891 года отправил закрытое письмо (“секретку”) в Ясную Поляну: «Астрахань. Широченная Волга. Фрукты ни по чём. Виноград, дыни, арбузы. Сейчас еду в море на пароходе Кав<казского> пар<оходства> “Цес<аревич> Александр” до Баку. Вчера получил неприятное известие, что на Военно-Грузин<ской> дороге обвал и проезда нет. Должно быть, если так, придётся Пятигорск и катания оставить. <…> В море грозят нам мёртвой зыбью и морской болезнью». -- Там же, № 13864. Л. 1-1 об. Автограф ].
Выходя из астраханских рукавов Волги в открытое Каспийское море, я в первый раз в жизни увидел морской простор и испытал жестокую морскую качку.
В Баку поразил меня бесконечный город нефтяных вышек и нефтяные фонтаны, мощные и густые, с шумом вырывавшиеся из земных глубин. В день моего приезда горел страшнейший пожар одного из больших фонтанов и дым от него застилал всё небо черной зловещей пеленой. Миллионы гибли от одной умышленной или неосторожной искры.
После Баку я был в Тифлисе, Владикавказе, Пятигорске, Кисловодске и Новороссийске(171).
Вечно белый снеговой Кавказский хребет со своим Эльбрусом, вечно шумящий в ущельях Терек, облака внизу под дорогой, дикие горцы в дикой природе и рядом такие же, как везде, -- русские города и русские люди -- вот Кавказ.
На станции Казбек, куда я ночью добрался пешком с осетинами-проводниками, так как Дарьяльское ущелье было размыто наводнением и сообщение на ямщиках было прервано, я встретил маленького доктора, который крутил папироски и приговаривал: “Omnia mea mecum роrtо*.
Я сказал ему, что я Толстой, но он не поверил и называл меня “quasi**-Толстой”.
* “Всё своё ношу с собой” (латин.).
** ложный, мнимый (латин.)
Ночью, когда я шёл с проводниками через Кавказские горы, мы наткнулись на полудиких ингушей, сидевших вокруг костра. Один из них выступил вперёд, нахально прося папироску. Но мои христиане-осетины даже не ответили ему и молча дали мне понять, чтобы я не останавливался, а шёл дальше.
В Пятигорске я стал ухаживать за понравившейся мне казачкой, стелившей мне постель в гостинице, но она с презрением охладила меня.
Во Владикавказе, где у меня были приятели в Нижегородском драгунском полку, я попал на военный кавалерийский праздник, и меня глупо напоили белым вином из серебряных чарок, которые нельзя было поставить, а надо было выпивать до дна. Ночью я спал в палатке под проливным дождем и был болен.
Между Севастополем и Одессой на пароходе я встретил старика Антона Рубинштейна, с его красивой головой, и говорил с ним(172). Он ехал повидать старуху мать(173) и всю дорогу, сидя один на палубе, напевал романс Глинки: «Уймитесь, волнения страсти» (174).
[ 172. Антон Григорьевич Рубинштейн (1829-1894) -- выдающийся русский пианист, композитор, дирижер. В июне 1891 года он приехал на гастроли в Тифлис и оттуда отправился в Одессу к матери. -- См.: Баренбойм Л. Антон Григорьевич Рубинштейн: Жизнь, артистический путь, творчество, музыкально-обществ. деятельность: В 2-х томах. Л.: Музгиз, 1962. Т. 2. С.389-390.
Судя по сообщениям одесских корреспондентов, внимательно следивших за кавказскими гастролями А.Г. Рубинштейна, 12 августа 1891 года он дал в Тифлисе свой прощальный концерт и на следующий день отправился в Батуми. 19 августа он прибыл в Одессу повидаться с матерью и через несколько дней уехал в Лейпциг. -- См.: Одесские новости. 23 августа/4 сентября 1891 года, № 2038. С. 2-3.
Л.Л. Толстой сел на пароход «Пушкин», на котором плыл А.Г. Рубинштейн, уже в Севастополе.
173. Калерия (Клара) Христофоровна Рубинштейн (урожд. Левенштейн; 1807-1891) умерла в Одессе в августе 1891 года, через несколько недель после встречи с сыном. -- Там же, 17/29 сентября 1891 года, № 2061. С. 1.
174. Первая строчка романса «Сомнение» Михаила Ивановича Глинки (1804-1857) на стихи Нестора Васильевича Кукольника (1809-1868). -- См.: Русские песни и романсы. М.: Худож. лит., 1989. С. 204-205 ].
Одесса понравилась мне своим красивым расположением и сравнительной культурностью. Я познакомился в ней с её графом Толстым, пользовавшимся там всеобщим уважением(175). Жалею, что мало видел его. Я не понимал тогда, как радостно и важно встречаться с членами своего рода. В молодости всегда торопишься куда-то, а я торопился особенно.
[ 175. Речь идёт о семье графа Михаила Дмитриевича Толстого, бывшего ещё в 1863 году одним из 17 почетнейших граждан Одессы. -- См.: Адрес-календарь Одесского градоначальства на 1891 год. Одесса, 1890. С. 124, 170, 244, 255; Одесса: 1794-1894: К 100-летию города. Одесса, 1895. С. 88, 90-92, 100, 285 ].
Вернувшись из моего путешествия в Ясную, я предался двум моим страстям: охоте(176) и любви к Даше(177).
[ 176. Ещё в начале сентября 1891 года Л.Л. Толстой писал из Ясной Поляны в Москву, где жила с младшими сыновьями С.А. Толстая: «Погода дождливая сегодня, но мы с Фомичом нашли 3-х вал<ь>дшнепов. <В> воскресенье курьерским я думаю ехать к Вам, надо начинать лекции. Впрочем, не ждите очень, прилетел вал<ь>дшнеп, и если завтра найду много -- останусь ещё дня два». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 13866. Л. 1-1 об. Автограф.
Михаил Фомич Крюков (1852-1918) -- буфетчик в семье Толстых.
Л.Л. Толстой приехал в Москву 8 сентября 1891 года. -- См.: Толстая С.А. Письма к Л.Н.Толстому. -- С. 446.
О том, что уже через год охота приняла для Льва Львовича характер демонстративного противостояния отцу, см.: Жиркевич А.В. Встречи с Толстым: Из дневника // Л.Н. Толстой: В 2-х книгах. М.: Изд-во АН СССР, 1940 (Литературное наследство. Т. 37-38). [Кн.] II. С. 438. См. также: Жиркевич А.В. Встречи с Толстым: Дневники, письма. Тула: Изд. дом УЯсная ПолянаФ, 2009. С. 199-200, 203-204.
177. См. о ней в Главе 7 ].
В семье было невесело.
Учение отца и отношение его самого к жизни продолжали отравлять её атмосферу.
Глава 10
Голодная зима в Самарских степях
Мне до сих пор представляется как страшный сон та тяжёлая зима, в продолжение которой я помогал голодающему населению, но я благодарен судьбе за то, что она дала мне случай увидеть глубину страданий человеческих и облегчать их(178).
[ 178. По утверждениям историков, голод 1891 года был на самом деле небывалым в России по масштабам народного бедствия и его последствиям. В ноябре 1890 года министр финансов Иван Алексеевич Вышнеградский (1831-1895) робко предупредил, что предстоит крайне печальный год, но об этом вспомнили слишком поздно. Размышляя об этом в октябре 1891 года, философ, поэт, публицист и критик Владимир Сергеевич Соловьёв (1853-1900) утверждал: «Эти знаменательные слова такого компетентного лица были приняты у нас за какую-то загадку или непостижимое прорицание и затем были сейчас же забыты. У нас были, должно быть, более важные дела». -- См.: Соловьев В.С. Собрание сочинений: В 10-ти томах. СПб., 1912. Т. V. С. 443.
Правительство оказалось совершенно не подготовленным к случившемуся и долгое время ничего не предпринимало даже тогда, когда газеты, в том числе и такие одиозные, как «Московские ведомости», были вынуждены из номера в номер печатать «Письма о голоде» из самых разных уголков огромной империи. -- См. об этом подробнее: Абросимова В. «…рассказать жизнь, как она была» (Из писем Эмилия Диллона к Л.Н. Толстому) // Вопросы литературы. М., 1989, № 11. С. 134-142.
Сопоставим два факта: 18 сентября 1891 года Л.Н. Толстой принял решение открыть столовые для голодающих (ПСС. Т. 52. С. 53-54 ) и уже начал работать на голоде -- и только через два месяца, 17 ноября 1891 года Император Александр III (Александр Александрович Романов; 1845-1894) распорядился учредить Особый Комитет для помощи нуждающимся в неурожайных местностях под председательством сына, Наследника Цесаревича. -- См.: Московские Ведомости. 25 ноября 1891 года, № 326. С. 3 ].
Осенью 1891 года, когда я вернулся из Ясной в Москву и снова стал посещать университет, вся Россия, как один человек, говорила только о страшном бедствии, на этот раз захватившем почти всю её территорию(179).
[ 179. Л.Л. Толстой не сразу подхватил инициативу отца по организации помощи голодающим. Так, 19 сентября 1891 года он писал С.А. Толстой из Москвы:
«Милая мама́, сегодня день для меня полон интереса, а с Вашими письмами стало ещё больше новостей. Утром, во-первых, я прочёл в газетах заявление папа́ и возрадовался. Раз уже напечатано оно, я очень доволен и как-то смелее можно смотреть в глаза людям. Хорошо ли сделал папа́, что его напечатал, что Вас рассердил, я не знаю, но раз всё это кончено, то и заявление приятно. <…> То, что папа́, наконец, понял голод, меня обрадовало больше всего. Мне досадно было, что он так относится к нему, и я приписывал это тому, что в Ясной у нас хороший урожай, а то бы он не мог обойтись одними рассуждениями. Я здесь написал немножко резко, но я не хочу ничего доказать, и это вышло нечаянно. Хочет ли папа́ пойти пешком, как он думал, по местам неурожая? Если удастся, мы думаем это сделать с Маклаковым в ноябре.
Народные столовые -- мысль отличная, но вряд ли устроят это практично наши помещики. И сомнительно также, чтобы Поляковы, Гагарины и т.д. “от чистого сердца” взялись бы за это. Конечно, для того, чтобы заговорили о них, для папа́ они согласятся, и выйдет то, что и требуется доказать, -- деньги и хлеб».
-- ОР ГМТ. Архив С.А.Толстой, № 13861. Л. 1-2. Автограф.
...заявление папа́... -- см. выше примеч. 159.
Василий Алексеевич Маклаков (1869-1957) в то время был студентом юридического факультета Московского университета.
“ Поляковы ” -- речь идёт о братьях Поляковых, один из которых (Яков Соломонович; 1832 -- 1909) был крупным таганрогским банкиром; другой (Самуил Соломонович; 1837 -- 1888) был строителем железных дорог, в том числе и Козлово-Воронежской. Младший брат (Лазарь Соломонович; 1842-1914) был основателем банкирского дома, учредителем двух акционерных обществ (Московского лесопромышленного товарищества и Московского домовладельческого общества). Его личное состояние в начале 90-х годов оценивалось в несколько десятков миллионов рублей. -- См.: Ананьич Б.В. Банкирские дома в России 1860-1914 гг.: Очерки по истории частного предпринимательства. 2-е изд., испр. и доп. М.: РОССПЭН, 2006. С. 99-144; Боханов А.Н. Крупная буржуазия России: Конец XIX в.-1914 г. М.: Наука, 1992. С. 64-66, 70-71, 134, 142-143; Семья Поляковых /[Составление, предисловие Л. Васильевой. М.:] Атлантида, [1995]; Слиозберг Г.Б. Дела минувших дней // Евреи в России: XIX век[: Сборник]. М.: НЛО, 2000. С. 454-466, 482, 491.
Гагарины -- землевладельцы, князья, потомки действительного кавалера и камергера князя Сергея Васильевича Гагарина (1713-1782), которые с конца XVII века владели частью села Сергиевское Чернского уезда Тульской губернии. После смерти князя Сергея Сергеевича Гагарина (1832-1890) его вдова, княгиня Вера Федоровна Гагарина (урожд. графиня Пален; 1836-1923) продолжила обустройство больницы, трёх школ, домов для медицинского персонала, электростанции, “Дома рукоделья” для девушек всех сословий и “Чёрного двора”, в котором были открыты мастерские для молодых людей, желавших получить профессию. -- См.: Новиков Б. Из прошлого Сергиевского - Плавска // Над рекой, над Плавой: Книга о прошлом и настоящем города и района. Подольск: Сатурн-С, 2001. С. 8-20; Конодюк О. Княгиня Гагарина - благородная меценатка или несчастная женщина? (Интернет-издание).
25 сентября 1891 года Л.Л. Толстой писал в Ясную Поляну о своём безусловном намерении продолжать учебу. См. выше примеч. 146 ].
Я описал этот год в отдельных статьях, напечатанных в журнале «Вестник Европы»(180) и позднее изданных отдельной книгой под заглавием «В голодные годы»(181).
[ 180. Толстой Л.Л. Вечер во время голода: Очерк // Книжки “ Недели”. СПб., 1897, № 7. С. 29-62; Толстой Л.Л. Записки из эпохи голода 1891-92 гг. // Вестник Европы. СПб., 1899, №№ 6-7.
181. Толстой Л.Л. В голодные года (Записки и статьи). М., 1900 (на обл.: В голодные годы.., 1901). Курсив мой. -- В.А ].
Здесь я только кратко коснусь его, поскольку он отразился на моей личной жизни и мысли.
В октябре, вспоминая самарские поля, выжженные солнцем, без единого колоса и получив от Бибикова отчаянное письмо(182), я решил ехать в Самару кормить голодающих и оставить университет(183).
Отец, хотя и был против благотворительности, говоря, что благотворительность без любви не действительна, всё же сам поехал в Бегичевку, имение Раевских Рязанской губернии, открывать там народные столовые(184). Но я действовал самостоятельно без всякого желания подражать ему, а по личному велению сердца(185).
[ 182. Документ этот в архиве Л.Л. Толстого не сохранился. Однако в книге, посвящённой работе на голоде, есть фрагмент этого письма А.А. Бибикова: «Я отвечаю вам на ваш вопрос, что у нас делается. Вы сами видели урожай нынешнего года. То, что мы предполагали, наступило. Ни у кого нет хлеба уже давно. Земство помогает недостаточно. Народ распродаёт скот, имущество, сбрую, платье и ходит, друг у друга прося милостыни. Начинаются болезни, воровство и все последствия голодания. Чувствую полное бессилие помочь им. Приезжайте к нам. Может быть, удастся вам хоть что-нибудь сделать. Чем всё это кончится, трудно предвидеть». -- Там же. С. 10.
183. В начале октября 1891 года Л.Л. Толстой писал В.Г. Черткову, с которым он тогда делился своими планами: «Милый друг Дима. <…> Я теперь занят совсем другим и думаю, что мне сидеть здесь, в Москве, при таком положении крестьян у нас хоть в самарских деревнях, совсем немыслимо. Думаю ехать в Самару, делать, что можно, и вообще начать жить и действовать, как мне кажется нужным, а не как кажется другим». -- ОР ГМТ. Архив В.Г. Черткова, № 60115. Л. 1-1 об. Автограф.
Однако родным он не сразу решился написать об этом. 11 октября 1891 года он сообщил С.А. Толстой в Ясную Поляну о том, как идёт учёба у младших братьев и у него самого, и закончил коротенькое письмо так: «Потом поеду в Самару. Я сделаю это во что бы то ни стало. Иду в университет. Цел<ую> всех.
Лёва».
-- Там же. Архив С.А. Толстой, № 13878. Л. 1 об. Автограф.
16 октября 1891 года С.А. Толстая с огорчением записала в дневнике: «Лёва вдруг загорелся ехать в Самару по случаю голода». -- См.: Толстая С.А. Дневники. -- Т. 1. -- С. 216.
Через неделю С.А. Толстая приехала в Москву и после беседы с сыном так описала своё впечатление мужу в Ясную Поляну 23 октября 1891 года: «Он стремится всеми силами куда-то, и почему-то ему кажется, что в Самаре он может что-то сделать. Впечатление то, что учиться он в университете, главное, не хочет, а может быть, и не может, что ему нужны впечатления и разнообразие их. Поездка его совершенно неопределённая; вряд ли он что сможет написать или сделать. Просил он 200 рублей, стало быть, только на дорогу и на прожитие. Сам он весел, как будто доволен всем, и мне очень жаль, что он уезжает». -- См.: Толстая С.А. Письма к Л.Н. Толстому. -- С. 448.
25 октября 1891 года, взяв отпуск в университете, Л.Л. Толстой уехал в Ясную Поляну, а оттуда в Патровку, чтобы там, в Самарской губернии, наладить столовые для голодающих крестьян и раздачу хлеба.
184. Первое упоминание о голоде появилось в Дневнике Л.Н. Толстого 25 июня 1891 года: «Все говорят о голоде, все заботятся о голодающих, хотят помогать им, спасать их. И как это противно! Люди, не думавшие о других, о народе, вдруг почему-то возгораются желанием служить ему. Тут или тщеславие -- выказаться, или страх; но добра нет». -- ПСС. Т. 52. С. 43.
Но приезжали очевидцы, рассказывали о бедствиях, горевали о конкретных случаях, когда они были бессильны что-либо сделать для крестьян. И Толстой принял решение открыть столовые для голодающих.
Статью «О голоде» он писал на фоне работы над трактатом «Царство Божие внутри вас» с его полным и безоговорочным отрицанием государственности. 8 октября 1891 года Л.Н. Толстой делился своими сомнениями с одним из единомышленников, Михаилом Александровичем Новосёловым (1864-1940): «Пишу теперь о голоде. Но выходит совсем не о голоде, а о нашем грехе разделения с братьями». -- Там же. Т. 66. С. 52.
В конце октября 1891 года Л.Н. Толстой вместе со своими помощницами -- дочерьми Марией и Татьяной, племянницей В.А. Кузминской (см. о ней выше примеч. 61) и портнихой Марией Кирилловной Кузнецовой (род. в 1867 году) -- уехал в имение своего друга И.И. Раевского, в деревню Бегичевка Данковского уезда Рязанской губернии. -- Там же. Т. 52. С. 57; Т. 84. С. 89-91; Сухотина-Толстая Т.Л. Дневник. -- С. 226-232. См. также: Кузнецова М.К. 12 лет в доме графа Л.Н. Толстого // Новые материалы о Л.Н. Толстом: Из архива Н.Н. Гусева /Ред. А.А. Донсков. Ottawa, 2002. C. 213-222.
185. В период 1889-1892 годов Л.Л. Толстой был одним из активных последователей и помощников отца. Об этом свидетельствует его участие в подготовке окончательной редакции статьи Л.Н. Толстого «Первая ступень» (ПСС. Т. 29. С. 384) и самостоятельная работа на голоде. Постепенно он научился хозяйствовать в труднейших условиях общей беды, о чём свидетельствуют его письма С.А. Толстой из Патровки.
30 октября 1891 года сразу же по приезде в Самару Л.Л. Толстой писал матери в Москву: «Еду сегодня в Богатое. Дела плохи на счёт неурожая, даже очень. Писать подробностей не буду. Не знаю, что можно будет сделать. Конечно, немногое». -- ОР ГМТ. Архив С.А. Толстой, № 13879. Л. 1 об. Автограф.
Освоившись немного, он 11 ноября 1891 года был чуть более точен в оценке случившегося: «Пишу с хутора Алексея Алекс<еевича Бибикова>. Сейчас еду в Патровку. Вчера был в Гавриловке. Если копнуть эту муравейную кучку народного бедствия, получается такая страсть, что жутко делается. Не знаю, что удастся собрать в Москве. Нужда такая, что необходимо, чтобы поддержать мало-мальски крестьян, -- очень многое». -- Там же, № 13880. Л. 1 об. Автограф.
Показательно, что в эти годы возникает критическое отношение к матери, которое впоследствии уступит место оправданию любого её поступка. В качестве примера можно привести отрывок из письма Л.Л. Толстого отцу от 21 апреля 1892 года, в котором упоминается работа Толстого над трактатом «Царство Божие внутри вас»: «Мама́ пишет мне, что в новом твоём сочинении, кажется, крайности и что это так себе что-то большое, скучное, а главное, опасное и неприятное. Это отношение, поверхностное и жалкое, мне объяснило в этом письме, насколько мало мама́ тебя понимает. Она и не может никогда понять то, что ты говоришь». -- Там же. Архив Л.Н. Толстого, п. 108/9, № 12. Л. 2 об. Автограф ].
Этот поступок почти стоил мне жизни и был главной причиной наступившей после этой зимы многолетней моей болезни, -- но я никогда не раскаивался в нём.
Восемьдесят тысяч человек кормились нашей помощью, и, конечно, многих несчастных мы спасли от смерти среди страшных эпидемий тифов, дифтерита, цинги и оспы.
В селе Патровка, где я жил, десятки умирали ежедневно, так что священник не успевал хоронить. В глиняных мазанках, покрытых выше крыш снегом, на земляном полу лежало иногда в ряд пять-шесть тифозных и среди них уже умершие.
У нас были больницы, доктора, сёстры и санитары, все же мы чувствовали себя почти беспомощными перед страшным бедствием.
Со мной работали прекраснейшие люди, о которых я сохранил самое отрадное воспоминание: П.И. Бирюков(186), князь Пётр Д<митриевич> Долгоруков, привезший с собой два санитарных отряда(187), Иван Александрович Бергер, управляющий Ясной(188), два доктора -- Горбачев(189) и Ткаченко(190), санитары и сёстры(191).
[ 186. П.И. Бирюков (см. о нём выше примеч. 114) в 1891-1892 годах работал на голоде вместе с Толстыми в Рязанской и Самарской губерниях. 8 марта 1891 года Л.Л. Толстой писал о том, что П.И. Бирюков принял на себя заведование столовыми в селе Покровка неподалеку от Патровки. -- Там же. Архив С.А. Толстой, № 13901. Л. 1 об. Автограф.
187. 9 марта 1892 года Л.Л. Толстой писал С.А. Толстой: «Завтра же приезжает сюда санитарный отряд из Москвы, собранный Флёровым по просьбе кн<язей> Долгоруких для борьбы с болезнями. Сегодня я видел цингу, кот<орая> меня очень огорчила. В Землянке устроена больница на 9 человек таких больных. Картина страданий самая яркая. Опухшие члены с кровоподтеками, больные дёсны, бледное прозрачное тело. В избе на нарах все рядом, бабы с грудными заморышами в чепчиках -- эти цинготные на меня произвели впечатление гораздо более неприятное, чем тифозные. А главное, это всё вина наша вследствие недостатка пищи. Цинга везде кругом, надо всех этих больных брать в больницы для питания, чтобы они не погибли. Санитарный отряд в 10 ч<еловек> (2 докт<ора>, 2 фельд<шера> и 6 фельдшериц) нам будет очень полезен и даже необходим, так мало здесь человеческой помощи. В Патровке тиф. Но уменьшился сравнительно с прежним. Надо надеяться, что сыпной <тиф> не распространится сильно». -- Там же, № 13902. Л. 1-1 об. Автограф.
Фёдор Фёдорович Флёров (1838-1910) -- московский врач, лечивший детей Толстых.
Братья-близнецы, князья Павел Дмитриевич (1866-1927) и Пётр Дмитриевич (1866-1945) Долгорукие. О сформированном ими отряде см.: Толстой Л.Л. В голодные года. -- С. 89. О прибытии отряда сначала в Самару, а оттуда в Патровку см.: Самарская газета. 10 марта 1892 года, № 54. С. 3.
” Землянка (Землянки)” -- село в том же Бузулукском уезде Самарской губернии.
188. О деятельной помощи И.А. Бергера (1867-1916) Л.Л. Толстой постоянно упоминал в письмах родным.
189. Владимир Никитич Горбачёв получил право лечить больных в 1878 году. В начале 90-х годов и в последующие годы он практиковал в Москве. В середине 90-х годов надворный советник В.Н. Горбачев стал врачом при Главном архиве МИДа. -- См.: Вся Москва: Адресная и справочная книга на 1892 год: В 2-х частях. М., 1892. Ч. 1. Стб. 685; Ежегодник Министерства иностранных дел [на] 1895 [год]. СПб., 1895. С. 97; Календарь для врачей всех ведомств: 1900: В 3-х частях. СПб., 1900. Ч. III. Стб. 252.
190. О докторе Ткаченко точных сведений найти не удалось. В списке российских врачей этого времени значатся два военных врача, работавших в Гродно и в Вильне с 1888 года, соответственно Евгений Степанович и Сергей Степанович Ткаченко. -- См.: Календарь для врачей всех ведомств: 1891. -- Ч. II. С. 241, 310, 317.
Едва ли кто-то из них работал с Л.Л. Толстым на голоде. Вероятно, речь идёт о другом специалисте.
191. О работе санитарного отряда в Патровке в период массового заболевания голодающих крестьян писали и местные газеты: «Эпидемия тифа в настоящее время там усиливается. Кроме того, отмечено до 100 случаев заболевания цингой. Санитарный отряд весьма деятельно борется с эпидемией. Отряд состоит из молодых врачей и фельдшериц. Про одну из последних рассказывают, что, не довольствуясь уходом за больными, она из последних своих средств приобретает молоко для детей. Факт -- весьма отрадный и тем более достойный быть отмеченным, что он не единственный и свидетельствует о самопожертвовании и любви к народу, примеров которых в нынешнем году немало дала Россия». -- См.: Самарская газета. 22 марта 1892 года, № 65. С. 3.
Позднее Л.Л. Толстой с благодарностью вспоминал о деятельности санитарного отряда: «Врачи ежедневно объезжали или обходили больных, желавших перевозили в больницы, фельдшера и фельдшерицы ухаживали за ними. Приезд отряда сильно поднял общий дух села, как и поднял наш. Не так страшны казались теперь болезни, когда каждый знал, что есть за ним надлежащий уход. <…>
Отряд работал самоотверженно и прекрасно». -- См.: Толстой Л.Л. В голодные года… С. 89 ].
Приезжали также иностранные журналисты, между ними -- англичанин Стевени(192) и швед Стадлинг(193) и два английских квакера(194).
[ 192. Уильям Барнс Стевени (Steveni; род в 1859 году), корреспондент лондонской газеты “Daily Chronicle”, посетил Л.Л. Толстого в Патровке в начале февраля 1892 года. Об этом Л.Н. Толстой писал жене из Бегичевки 9 февраля 1892 года: «Дома у нас англичанин Стевени, возвращающийся из Самары от Лёвы с хорошими известиями о нём». -- ПСС. Т. 84. С. 116. См. также: Толстой Л.Л. В голодные года.. С. 69-70.
193. Йонас Стадлинг (Stadling; 1847-1935) -- шведский писатель и путешественник, автор нескольких книг о России. С Л.Л. Толстым он познакомился в Бегичевке, куда Лев Львович приехал 1 марта 1892 года. Вместе с П. Бирюковым 3 марта 1892 года они втроём выехали в Патровку. -- ПСС. Т. 84. С. 130-133.
О пребывании Й. Стадлинга в Патровке Л.Л. Толстой вспоминал несколько лет спустя во время следующего приезда шведского путешественника в Ясную Поляну: