Глава 5 ОТСТУПЛЕНИЕ В КРЫМУ 11 глава




Я сказал своему ведомому, что мы лишь бросим бы­стрый взгляд на линию фронта, а затем немедленно возьмем курс на аэродром. И в заключение я, в первый и последний раз, не надел свой летный шлем со встро­енным микрофоном, а вместо этого полетел в кителе и фуражке. Ведомый держался так близко от меня, что мы могли общаться при помощи сигналов руками. И в таких условиях мы направлялись к фронту.

Я заметил двоих кружившихся русских, хотя те были весьма далеко. Они, казалось, гонялись друг за другом вокруг облака и играли в эту игру с большим азартом.

Мы находились в 50 километрах от Львова, при­близительно на 30 километров в глубине вражеской территории. Небо было свободным от других самоле­тов, так что я мог сделать попытку. Мне не требовалась никакая особая позиция для атаки, потому что оба рус­ских были очень заняты собой и не подозревали об опасности. Едва я начал пикировать, как первый рус­ский резко нырнул обратно в кучевые облака, а другой


 




немного набрал высоту и висел над облаками, чтобы увидеть своего товарища, когда тот снова появится.

Русский шел со снижением в пологом левом разво­роте, когда я появился сзади и открыл по нему огонь из всего, что у меня было. Пилот немедленно сбросил фонарь кабины и покинул самолет. Вскоре купол его парашюта раскрылся. Я пошел вверх, ища другого, но инстинктивно чувствовал, что что-то идет не так. Ка­залось, что приближалась какая-то опасность.

Я увидел русского, который выскочил из облака и искал своего товарища, но продолжал набирать высо­ту, пока не оказался рядом со своим ведомым. Я сно­ва проверил приборы, осмотрел окружающее воздуш­ное пространство и приготовился к новой атаке.

Но русский, казалось, тоже что-то заметил, потому что неожиданно спикировал в северо-восточном на­правлении. Я спикировал вслед за ним и определен­но мог догнать его, но меня снова охватило внезапно вернувшееся ощущение неуверенности.

Вняв своему предчувствию, я набрал 2500 метров и развернулся в направлении аэродрома. Ведомый сле­довал за мной немного выше. Мы находились еще, ве­роятно, на 20 километров в глубине вражеской тер­ритории, когда раздался громкий удар. Я уже знал, что дальше произойдет, винт замер. Когда моего носа до­стиг знакомый запах, я начал прикидывать: если ма­шина не загорится и никто из русских не подстрелит меня, то я могу, планируя, пролететь около 20 кило­метров. Этого могло быть достаточно, чтобы достичь наших позиций.

В любом случае я был вынужден оставаться в само­лете, поскольку у меня не было парашюта. Я спокой­но зафлюгировал винт, слегка выпустил закрылки и поплелся на скорости 270 км/ч. Я намеревался лететь на запад до тех пор, пока самолет все еще держался в воздухе. После приземления необходимо было опреде­ляться, в чьих руках находится территория: русских, польских партизан или немцев. По крайней мере, об­надеживало то, что ведомый сопровождал меня.


Мой самолет терял высоту. Пришло время побеспо­коиться о площадке для приземления. Но везде, куда бы я ни посмотрел, был только лес. Разве один пилот недавно не сказал, что «сто девятый» действительно возможно посадить на верхушки деревьев? У меня не было никакого другого выбора. «Подойдите как мож­но ниже, максимально затормозите машину, а затем мягко опускайтесь на верхушки». Однако трехтонный «Мессершмит» все равно упал бы на лес на скорости 160 км/ч. Это было смертельно.

Высота 50, 30, 10 метров. Я уже собирался начать приземление, когда заметил слева от себя маленькое свободное пространство. Его пересекала дорога. Хотя я знал, что резкий разворот на малой скорости, воз­можно, означал катастрофу, я все же рискнул. Я ос­торожно посадил самолет «на живот», он подпрыгнул над дорогой и остановился прямо перед лесом на дру­гой стороне. Еще до того, как «Мессершмит» замер, я расстегнул привязные ремни и открыл фонарь каби­ны. Спрыгивая с крыла, я увидел бегущих ко мне сол­дат в серой полевой форме. Я был в безопасности.

От солдат я узнал, что нахожусь всего в трех ки­лометрах от линии фронта и что желательно подго­товить машину к уничтожению. Пока мы беседовали, мой преданный ведомый летал вокруг. Убедившись, что я приземлился на своей территории, он умчался на запад. Пехотный лейтенант угостил меня крепкой выпивкой, в которой я нуждался, а потом заминиро­вал мою машину.

Приблизительно в полдень, чтобы подобрать меня, прилетел «Шторьх»1, но во время посадки он скапоти­ровал и сломал винт. Теперь на маленьком свободном пятачке находились две поврежденные машины. Нако­нец, на позаимствованном на время автомобиле я до­брался до Львова и немедленно послал другой «Шторьх» с несколькими механиками. Они смогли отремонтиро-

1 «Ш т о р ь х» — легкий одномоторный самолет «Fieseler» Fi-156 «Storch», использовавшийся в качестве связного и спасательного са­молета.


 




вать первый «Шторьх», который смог снова взлететь, но мой «Мессершмит» был потерян. Тем же вечером он был взорван, непосредственно перед появлением рус­ских.

Наше пребывание во Львове тоже было кратким. На следующий день мы перебазировались в Стрый, и во время перелета я снова сбил вражеский самолет — «Бостон». Мой ведомый также сбил одного русского. Я видел его победу, но он не видел машину, сбитую мною, так что этот «Бостон» не был мне засчитан.

Однажды служба воздушного наблюдения не суме­ла выполнить свою работу и не предупредила нас о появлении вблизи нашего аэродрома большой группы русских. Когда я увидел ее приближение, то вскочил в свою машину настолько быстро, что взлетел еще перед дежурной парой. Я держал свой «Мессершмит» у самой земли, пропустил русских над собой, а потом набрал высоту. Русские закончили бомбить наш аэро­дром прежде, чем я набрал высоту, достаточную для успешной атаки, и развернулись на северо-восток. Но на подходе уже была другая группа.

Чтобы помешать ей достичь своей цели, я полетел прямо навстречу приближавшейся процессии из 20— 30 машин. Встретив мощный заградительный огонь, я ушел вверх, ища отставших. Но русские сохранили бо­евой порядок, так что я снова полетел к ним, начав обстреливать самолеты с большой дистанции. Это произвело на русских желательный тревожащий эф­фект. Ил-2 попытались как можно быстрее сбросить свой груз, и ни одна из бомб не упала на аэродром.

Затем русские выполнили привычный разворот и повернули в сторону дома. Но, должно быть, среди них был новичок. Я понял это потому, что он явно еще не знал правил игры. В то время как другие, за­вершив разворот, исчезли с максимально возможной скоростью, он отвернул вправо вместо стандартного левого разворота и вышел из боевого порядка груп­пы, засмотревшись на топливную емкость, горевшую на нашем летном поле. Все это происходило на вы-


соте около 600 метров и на виду у всех, кто был на земле.

Этих немногих секунд для него было достаточно, чтобы оторваться от своих компаньонов и позволить мне приблизиться. Я толкнул рычаг дросселя вперед и снизился, чтобы занять позицию непосредственно по­зади него. Русский увидел мое приближение, и первая атака не удалась. Я не добился никаких попаданий, по­скольку вражеский пилот немедленно ушел в сторону. Я положил машину в почти вертикальный крен и раз­вернулся вслед за ним. Медленно уменьшил скорость и, подойдя к нему как можно ближе, ждал его следую­щего шага. У меня было время, потому что ему предсто­ял длинный путь, чтобы добраться до дому.

Я распорядился, чтобы второй обнаружившийся «Мессершмит» — это был унтер-офицер Буххайт — держался в 500 метрах над нами, обеспечивая прикры­тие сверху. Тем временем русский пилот сражался за свою жизнь. Он настолько резко тянул ручку управле­ния, что машина вздрагивала и несколько раз позади законцовок ее крыльев возникали конденсационные следы. Едва он попытался выровнять свой Ил, я сра­зу же открыл огонь. Он был вынужден возобновить разворот, но на его самолете возникли вспышки от не­скольких попаданий. Тогда русский на высоте 600 мет­ров начал полупетлю, в которой я не мог следовать за ним. Затем я спикировал вслед за ним, но враг уже выиграл несколько километров. Однако я скоро до­гнал его, и он опять должен был уворачиваться. Я до­бился большого количества попаданий, когда русский снова попытался выровнять самолет.

Мои пули, должно быть, повредили его управление, потому что он продолжал оставаться в пологом левом вираже, и я приближался к нему сзади. Через доли се­кунды мои снаряды врезались в его фюзеляж. Я отвер­нул и пролетел очень близко от самолета. Именно в тот момент он взорвался. Горящие части рухнули на землю, а я в своем «сто девятом» ощутил всю силу взрыва.


 




Это была моя последняя победа, одержанная в ходе вылетов из Стрыя, потому что 25 июля мы перелетели в Милек1, а три дня спустя — в Краков. Это ознамено­вало начало еще одного «сухого» периода. Контактов с противником было мало, да и чего можно было ожидать почти в 100 километрах от линии фронта. Победу, ко­торую я, в конце концов, одержал 2 августа 1944 г., ни­кто не смог подтвердить, так что ее тоже можно рас­сматривать как «пустой номер».

В Кракове произошло одно знаменательное собы­тие: между двумя вылетами я женился. Но подробнее о сопутствующих этому обстоятельствах — потом. Хотя об одной вещи необходимо упомянуть. В то время Зах-сенберг возвращался из отпуска. Он подошел к посту охраны и спросил часового: «II./JG52 базируется здесь? Лейтенант Липферт здесь?» Часовой ответил, что упо­мянутое подразделение находится здесь, но что тут нет никакого лейтенанта Липферта. Есть гауптман Лип­ферт, который накануне женился. Друг Хейнц был ошеломлен: «Липферт — гауптман и женился? Нет, это­го не может быть, он был в общем-то достаточно нор­мальным».

В течение тех трех месяцев, пока Захсенберг был в госпитале, восстанавливаясь после своего «нервного срыва», мне было присвоено звание гауптмана и я по­лучил Рыцарский крест.

ИЗ'Кракова мы перебазировались в Радом, оттуда — в Мжураво, а затем снова в Краков. 21 августа мы под­нялись в воздух, чтобы совершить длинный перелет через Венгрию в Румынию, в район Манцара, который был нам хорошо известен. Тем временем я одержал еще две победы и, когда возвратился в прежнюю зону бое­вых действий, на моем счету были 143 победы. Но мы снова недолго оставались на месте, поскольку русские танки уже приближались к нашему аэродрому. Так как связь со штабом авиакорпуса была потеряна, я должен был принимать решения самостоятельно. Я ни при ка-

1 Имеется в виду польский г. Мелец.


ких обстоятельствах не хотел, чтобы потом меня обви­нили в трусости. Оставление своих позиций без прика­за было рискованным делом. Я послал один Bf-109 в штаб корпуса, но прежде, чем он вернулся, первые Т-34 уже катились мимо аэродрома. Теперь я оказался в чертовски щекотливой ситуации. Если бы я остался на аэродроме со своей половиной группы, то, конечно, русские нас просто бы раздавили и машины и пилоты были бы потеряны. На летном поле было 18 или 19 ма­шин, но в моем распоряжении только 12 летчиков! Если я начну эвакуацию аэродрома, а русских удастся снова остановить, то трибунал мне был почти гаранти­рован.

По-прежнему не имея возможности связаться со штабом авиакорпуса, я начал эвакуацию на свой страх и риск. Имевшиеся Ju-52 были загружены наиболее ценным оборудованием, а на обратном пути они дол­жны были доставить пилотов из разведывательной эскадрильи, чтобы мы могли перегнать все свои ма­шины.

Первый «Юнкере» приблизился к аэродрому очень низко и благополучно приземлился. Второй транспорт­ник был обстрелян, но тоже успешно сел. Русские появились, когда мы взлетали вместе с последними транспортными самолетами. Ju-52, который только что поднялся в воздух с частью технического персона­ла на борту, должен был лететь сквозь довольно плот­ную завесу зенитного огня. Когда взлетел последний транспортник, русские истребители и бомбардиров­щики были уже над аэродромом.

Мы позволили им беспрепятственно сбросить их бомбы, но они не смогли причинить никаких новых повреждений аэродрому. Затем мы набрали высоту и атаковали. Каждый пилот делал это, не обращая вни­мания на свою позицию и не заботясь о том, будет •или нет его победа замечена и подтверждена. В этой свалке я сбил Як, который собирался подстрелить Хейнца Захсенберга. Победа не была подтверждена, но я спас жизнь своему другу.


На полпути в Галац, летя в одиночестве, я снова столкнулся с противником. Самолет, на котором я ле­тел, был настоящей рухлядью и определенно готов к отправке в ремонтную мастерскую. Поэтому я хотел избежать боя и летел на бреющем, но представивший­ся случай был слишком хорош, чтобы его упустить. Однако это все едва не закончилось для меня плачев­но. Внезапно передо мной появились два Ил-2. Они обстреливали немецкие части, двигавшиеся на юго-за­пад. Я толкнул вперед рычаг дросселя и открыл огонь. От обеих машин полетели куски.

Оба Ил-2 получали попадание за попаданием. Я был настолько поглощен этим, что испытал шок, когда оче­редь трассеров ударила по крылу моего Me. Я молние­носно ушел вниз и в тот же самый момент увидел при­близительно в 100 метрах позади себя Як.

Он так же, как и я, прошел под Ил-2, которые все еще стреляли, и я понял, что пилот позади меня зна­ет, что делает. Мне потребовался весь опыт, посколь­ку я теперь боролся за свою жизнь. Но парень уверен­но держался у меня на хвосте и добился повторных попаданий в мой «Мессершмит». Я не осмеливался выполнять развороты на этой машине, но также не мог и набрать высоту, ожидая встретить там Ил-2 и большое число истребителей. Так что я вынужден был оставаться близко к земле и позволять другому прак­тиковаться в стрельбе. Требовалось все мое внимание, чтобы не врезаться в землю. Несмотря на то что я ни мгновения не летел прямо и горизонтально, русский продолжал добиваться попаданий.

Наконец, мой самолет набрал скорость, и я медлен­но, но уверенно начал отрываться. Затем я поднялся немного повыше и помчался к Галацу настолько быст­ро, насколько это было возможно.

Все другие члены нашей группы уже собрались там и ждали меня. Они были поражены видом моего рас­стрелянного «Beule», и, возможно, многие из них, ка­чая головой, сказали: «Такое могло произойти только со «стариком» Липфертом!»


Галац был отличным аэродромом. Только одно было плохо, что мы там были не одни. Вокруг теснились штурмовые, разведывательные и другие подразделения. Русские не могли проигнорировать такую цель. В ито­ге каждую ночь нам наносили визиты, которые тяжело отражались на наших нервах, тем более что наши жи­лые помещения и командный пункт были весьма близ­ко от аэродрома.

Однажды, когда не было никаких вылетов, я вмес­те с Каннштайном, нашим человеком в отделе IVA, отправился в Галац, чтобы раздобыть для нас хорошие продукты. Фронт приближался все ближе, и мы хоте­ли, по крайней мере, успеть хорошо пожить. Теперь у нас были говядина и свинина, хорошее вино, пиво и даже свежая клубника!

В то время к нам присоединилась III./JG77, силь­но потрепанная на Средиземноморье1. Она имела не­сколько новых Bf-109, вооруженных тремя пушками2. Естественно, эти машины надо было опробовать! Хейнц развернул одну из них в сторону от города и нажал на кнопку спуска. Действительно, можно было увидеть большие 30-мм снаряды, взрывавшиеся в ма­леньком винограднике. Это выглядело так, словно стрелял небольшой миномет. С ними мы, наконец, могли внушить некоторое уважение даже сильно бронированным Ил-2.

Несмотря на отступление, наш моральный дух все еще был относительно хорошим. Но «упадок» насту­пил быстро. Хейнц и я вылетели вместе с двумя дру­гими самолетами и начали преследовать группу при­ближавшихся русских.

После нескольких «собачьих схваток» я сбил один из вражеских самолетов, пока Хейнц преследовал осталь­ных, которые тем временем уже достигли своей терри-

1 Фактически III./JG77 прибыла из Италии на румынский аэро­
дром Мизил еще в ноябре 1943 г.

2 Вероятно, речь идет о Bf-I09G-10/U4, вооруженном одной 30-мм
пушкой МК-108 и двумя 13-мм пулеметами MG131 и под крыльями
которого могли подвешиваться два дополнительных контейнера с дву­
мя 20-мм пушками MG151.


 




тории. Это был серый, штормовой день, и русские ле­тали очень умело. Они, главным образом, держались в облаках и выходили из них лишь время от времени. И мы ничего не могли сделать с ними. Скоро Хейнц ре­шил, что с него достаточно, и повернул домой.

Хейнц не успел еще ничего предпринять, как по всей длине его самолета появились вспышки попада­ний, и он сразу же понял, что подбит. Когда его са­молет начал дымиться, он попытался уйти. Но русские держались у него на хвосте. Они были столь же быст­ры, как и он, и неоднократно добивались новых по­паданий. Хейнц защищался, как мог, и даже срезал верхушки нескольких деревьев, когда маневрировал над самой землей. Но все было напрасно, русские вце­пились в него, и его самолет снова и снова попадал под огонь.

В итоге Захсенберг совершил аварийную посадку. Он был несколько раз ранен и, истекая кровью, поте­рял сознание непосредственно перед самым касанием земли. Но, как говорится, не было бы счастья, да не­счастье помогло. Согласно рапортам свидетелей его Me несколько раз подпрыгнул, а затем, проскользив по грязи и гравию, остановился прямо около полево­го госпиталя. Персонал госпиталя поспешил к само­лету и вытащил находившегося без сознания пилота. Но он все еще был жив!

В тот же самый день русские приблизительно в 23.00 снова появились над нашим аэродромом. На сей раз прибыли не обычные «швейные машинки»1, а большие машины. Мы не раз вздрагивали при взры­вах бомб. Русские заходили поодиночке и сбрасывали на летное поле бомбы. Промахнуться было невозмож­но, поскольку несколько самолетов уже горело. Затем около командного пункта раздался мощный взрыв, и здание, в котором стояла моя раскладушка, было раз­рушено. К счастью, никого не придавило, потому что

1 «Ш вейные машинки» — прозвище, данное в люфтваф­фе советским бипланам У-2/По-2, использовавшимся в качестве лег­ких ночных бомбардировщиков.


прочные балки перекрытия упали под углом и смогли удержать часть каменной кладки. Я отделался относи­тельно легко, лишь лицо было слегка разбито. Вы­бравшись из-под щебня, я как можно быстрее бросил­ся в ближайший окоп.

Русские не давали нам никакой передышки и вы­нудили оставаться в окопах далеко за полночь. Мы смогли насчитать на аэродроме пять горевших машин, а их взрывавшиеся боеприпасы обеспечивали настоя­щий праздничный фейерверк. Спасти их было невоз­можно. Три «Мессершмита», включая один из нашей группы, сгорели полностью. Два других получили та­кие повреждения, что уже не подлежали ремонту.

После этой ночной бомбежки мы оставили Галац, поскольку русские были близко от аэродрома. Во вре­мя перелета на новую базу мы обстреляли отступаю­щие румынские войска, потому что в то же самое утро Румыния разорвала свои отношения с Германией. Мы получили такой приказ из штаба авиакорпуса. Вместе с ведомым я смог поджечь два грузовика, но затем с ужасом увидел, что в них были немецкие солдаты, от­ходившие вместе с румынами. Я немедленно приказал прекратить атаку.

Мы должны были приземлиться на аэродроме, ко­торый был переполнен румынскими самолетами и солдатами. Поскольку нашего передового подразделе­ния там еще не было, я приказал, чтобы приземлилась лишь одна пара, в то время как сам с ведомым остал­ся в воздухе, чтобы понаблюдать за тем, что они бу-д^т делать. Мои пилоты отрулили к пустому краю аэ] одрома и помахали мне руками. Но я оставался в воздухе до тех пор, пока мое топливо не стало подхо­дить к концу, и не приземлялся, пока два других са­молета не поднялись в воздух.

Технический персонал прибыл вскоре после нашей.посадки. Мы установили свои палатки. Затем я с дру­гим офицером отправился к румынам, чтобы уточнить ситуацию. Румынский полковник встретил нас про­хладно и, указав на два своих пулемета, сказал мне че-


 




рез переводчика, что приземлившиеся самолеты не должны снова взлетать без его разрешения. Я вернул­ся к месту стоянки наших самолетов, распорядился установить на позиции вокруг четыре пулемета и про­следил за тем, чтобы два «Мессершмита» всегда бар­ражировали в воздухе над аэродромом.

В те дни большинство румын кардинально измени­ли свои взгляды и перешли на сторону своих бывших врагов. Они перекрыли все перевалы, ведущие из Ру­мынии в Венгрию, отрезав все, что находилось по дру­гую сторону Карпат. Однако перевал севернее Бузэу был разблокирован немецкими войсками и использо­вался для отхода наших наземных частей, хотя и с боль­шими помехами.

28 августа 1944 г. жалкие остатки группы в 9.00 вы­летели из Бузэу в Саксиш-Реген1, в Венгрии. 29 авгус­та мы перелетели на запасной аэродром приблизитель­но в 25 километрах к западу, чтобы освободить место для «Штук» и других групп авиакорпуса. Сначала мы сильно возмущались, что еще раз должны освободить дорогу другим, не сознавая, что в действительности вытащили счастливый билет. На следующий день Сак­сиш-Реген был атакован примерно 50 «Мустангами», которые уничтожили или повредили около 70 самоле­тов нашего авиакорпуса. «Мустангам» было легко это сделать. Аэродром не имел абсолютно никакой проти­вовоздушной обороны, а самолеты стояли настолько близко друг к другу, что американцы едва ли могли промахнуться. Воспользовавшись этой возможностью, ами2 в течение нескольких минут гонялись за машиной майора Руделя. Он позже связался со мной, смеясь и ругаясь одновременно. Мы же в Будаке3 не подверга­лись атакам до следующего дня.

Тем утром мы получили сообщение, что в наш рай­он летят множество русских Ил-2. Звено и пара, или

1 С а к с и ш-Р е г е н — немецкое название г. Регин.

2 А м и — общее название американских военнослужащих.

3 Имеется в виду аэродром около поселка Будаку-де-Жос, в 7 ки­
лометрах юго-восточнее г. Бистрица.


всего шесть самолетов из моей группы, немедленно поднялись в воздух. Звено возглавлял опытный и очень способный лейтенант Фённекольд1, который одержал 136 побед и был одним из лучших пилотов группы. Я был ведущим пары с ефрейтором Гюнтером Штанде-ром в качестве ведомого.

В то время как звено летело в довольно разомк­нутом строю, мы держались близко друг к другу при­близительно в 100 метрах выше. Мы только что пре­одолели высоту 1000 метров, когда перед собой и не­сколько ниже я увидел много самолетов.

Они летали по большому кругу, неоднократно пи­кируя к земле и обстреливая стоявшие внизу самоле­ты. Я вызвал Фённекольда: «Впереди Ил-2, Hanni 500. Они штурмуют аэродром Левее2. Я собираюсь немед­ленно атаковать. Штандер, атакуй со мной. Стреляй во все, что окажется перед твоими пушками!»

Но как я серьезно ошибся! То, что я принял за новый тип Ил-2, на самом деле оказалось «Мустан­гом». Я это понял, когда на полной скорости ворвал­ся в круг этих машин.

«Внимание. Проклятье, это «Мустанги»!»

Я слышал, как Фённекольд пробормотал: «Прекрас­ные Ил-2». Оглянувшись, я увидел в задней полусфере его звено. Моя скорость была высокой, и я, к счастью, выскочил снизу прямо между двумя американцами. Тот, кто был передо мной, сохранял свой курс, пока я не открыл огонь. Еще до того, как я успел подойти к нему вплотную, он резко пошел вниз, оставляя за со­бой плотный шлейф белого дыма. Больше не стреляя, я ушел вверх и видел, как мой ведомый сбил американ­ца, словно был опытным «стариком». Когда он отвер­нул, я вызвал его: «Поздравления от шесть-один, я видел вашу победу!»

Я быстро толкнул рычаг дросселя вперед и из ле­вого виража спикировал вправо. Но ами понял, что

1 Отто Фённекольд с 19 апреля 1944 г. командовал 5./JG52.

2 Л ё в е с — полевой аэродром в районе г. Регин.


 




происходит. Я видел, как из его выхлопных патруб­ков вырвался черный дым, и он начал преследовать меня. За ним последовали еще четыре или пять ма­шин.

Положение становилось опасным. Хотя американец уже был на линии огня, он ограничивался лишь по­гоней за мной. Меня прошиб холодный пот, когда я заметил, что остальные снизились до моей высоты и, казалось, медленно приближались.

Это был туманный день, и видимость была не особо хорошей. Пытаясь оторваться, я снизился как можно ближе к земле и помчался на скорости 500 км/ч. Отча­янная гонка привела нас к лесу. Я опустил свою маши­ну еще ниже и спустя секунду оказался над маленькой низиной. Повинуясь внезапному побуждению, я резко развернул свой «Мессершмит» на 90 градусов и понес­ся по низине. В течение некоторого времени у меня не было никакой возможности посмотреть вокруг, но ког­да я это сделал позже, моих преследователей не было видно. Я еще какое-то время летел в южном направле­нии на малой высоте, а затем перевел свой «сто девя­тый» в крутой набор высоты. На 1000 метрах я быстро осмотрел небо. Не увидев ничего, я продолжал осто­рожно подниматься и появился над Лёвесом на высоте 4500 метров. Американцы еще были там. Они рыскали вокруг на своей прежней высоте около 600 метров, но их круг раскололся. Время от времени несколько само­летов делали переворот и атаковали маленький аэро­дром.

Я тщательно оглядел небо вокруг, особенно выше меня, и потом на огромной скорости спикировал, вы­ровнялся далеко внизу и приблизился сзади к четырем «Мустангам». Ни один из четырех пилотов не смотрел по сторонам. Я выбрал замыкающую машину, тщатель­но прицелился и, когда уже не мог промахнуться, на­жал на спуск. Опять начал стрелять только один пуле­мет, но все мои пули попали в цель. Из ами повалил черный дым, но я должен был отвернуть и больше не смог наблюдать за ним.


Поскольку я все еще летел на скорости более 600 км/ч, то немедленно приблизился к следующему трио. Я снова попал в замыкающий самолет, но, к со­жалению, не смог оставаться позади него достаточно долго, потому что мимо моей головы пронеслись трас­серы. Я ушел вверх и увидел, что ко мне в хвост за­шел «Мустанг», пытаясь отогнать меня от следующей жертвы, что ему фактически и удалось сделать.

Но моя скорость была еще такой, что я смог за се­кунды покинуть опасную зону. На высоте 1000 метров я снова оценил ситуацию, хорошо зная, что был выше всех. Затем я атаковал в третий раз.

Приблизившись, я перевернул «Мессершмит» на спину, проверив управление и снова перезарядив ору­жие. Если бы, по крайней мере, начали стрелять два пулемета! Я опять подходил к американцам на высо­кой скорости, ведущий пары заметил меня и ушел да­леко в сторону. Второй самолет тоже спикировал. Ког­да пилот последнего опустил левое крыло своего «Му­станга», чтобы начать разворот, я был в 200 метрах позади него и открыл огонь. И чудо из чудес, стреля­ло все оружие! Трассеры пронеслись в воздухе, воз­никли многочисленные вспышки, главным образом на фюзеляже вражеского самолета. Плотный черно-се­рый шлейф дыма показывал, что я добился хороших результатов.

Отбросив осторожность, я последовал за выполняв­шей пологий вираж машиной. Она продолжала разво­рот, и это стало гибелью для нее. Хотя мой преданный «сто девятый» вздрагивал и вибрировал, я выполнил очень крутой вираж и, прицелившись в точку перед носом «Мустанга», открыл огонь. Американский ис­требитель пролетел прямо сквозь поток пуль и полу­чил серию попаданий. Я взял такое упреждение, что больше не мог видеть «Мустанг». Когда он возник циже моего носа, я был потрясен тем, как близко он был. Я почти протаранил этого парня!

Фюзеляж «Мустанга» был изрешечен, кабина раз­рушена. Машина горела, она перевернулась через ле-


 




вое крыло и свалилась в штопор. «Мустанг» разбился около дороги в Саксиш-Реген.

Тем временем два других «Мустанга» воспользова­лись представившейся возможностью и, развернув­шись, зашли мне в хвост. Они открыли огонь. На сей раз я не сделал ошибки, перейдя в пикирование, а вместо этого ушел круто вверх. Должно быть, я не­которое время еще был в их прицелах, но сам не мог видеть их действия.

Затем я оказался вне зоны огня и полетел на запад, в направлении аэродрома, которого достиг через не­сколько минут. Сверху летное поле казалось пустын­ным. Лишь посередине стоял одинокий, брошенный Me. Я приземлился и порулил к стоянке. Я еще не ус­пел достичь ее, когда на крыло вскочил мой механик. По его лицу я понял, что случилось нечто ужасное. Я остановил машину, открыл фонарь и спросил: «Где дру­гие и что с самолетом на летном поле?» — «Это маши­на Фённекольда. Он мертв. Больше никто не вернулся!»

Я не мог поверить своим ушам и спросил снова, и снова получил тот же самый ответ. Остановив двига­тель, я с трясущимися коленями выбрался наружу. Я сидел на крыле и слушал рассказ своего механика о том, как над аэродромом внезапно появились два са­молета. «Мы подумали, что это двое наших вернулись из-за неисправностей двигателей, тем более что одна машина сильно дымила. Но затем мы поняли, что вто­рой машиной был «Мустанг». Мы с удивлением смот­рели на то, как Me начал заход на посадку, когда при­близительно в 30 метрах позади него был «Мустанг». Американец выпустил по цели одну-единственную очередь. «Мустанг» отвернул и ушел, a Bf-109 гладко приземлился. Прокатившись по земле, он остановил­ся. Мы побежали к нему и достали Фённекольда. Он был мертв. В фюзеляж попала лишь одна пуля, она пробила бронепластину и ударила Фённекольда пря­мо в сердце».

Охваченный тоской, я спустился с крыла и дошел до окраины аэродрома. Фённекольд, один из лучших



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: